– Кто здесь командует – вы или эти субъекты? – мэр кивнул на Кацубу с Мазуром, скромно стоявших в сторонке.
   – В том, что касается проведения подводных работ – товарищ майор, – старпом кивнул на Кацубу.
   – Товарищи на фонарях висят! – рявкнул мэр.
   – Да что вы говорите? – изумился старпом. – Сколько ни наблюдал фонарей, никаких висящих...
   – Хватит, – сказал поганый старец и кивнул Кацубе. – Подойдите.
   Кацуба приблизился вразвалочку, оскорбительно неторопливо, дернул головой так, что это могло сойти и за приветствие:
   – Майор Проценко, Шантарский военный округ. Проводим согласно приказу обследование затонувших кораблей. Изложите ваше дело, господин депутат, только умоляю вас, экстрактно – нам через десять минут выходить в море...
   – Я уже наслышан, что вы там натворили...
   – Вот как? – с издевательской вежливостью спросил Кацуба. – Быть может, поделитесь информацией? Потому что я совершенно не в курсе...
   – Издеваетесь?
   – Резюмирую.
   – Всю эту компанию давно пора посадить, – сообщил мэр. – Город взбудоражен, народ требует....
   – Там случайно митинги не гремят? – спросил Кацуба. – С требованием расстрелять нас, как бешеных собак?
   Кацуба взглядом приказал часовому придвинуться к трапу, по которому сделал было попытку взойти один особенно настырный оператор. Часовой понятливо кивнул, перевесил автомат на шею и встал, расставив ноги, словно позировал для плаката «Граница на замке». Репортер дрогнул, вернулся на пирс.
   – Ну и как обстановка в городе? – спросил Кацуба мэра. – Насколько я знаю, никаких газов так и не объявилось...
   Мазур оглянулся – зевак на палубе «Достоевского» заметно прибавилось, хотя вряд ли кто-нибудь понимал, что происходит.
   – У меня уже нервов не хватает общаться с этими... – горестно сказал мэр старику.
   – Держите себя в руках, Павел Степанович, – ободряюще сказал ему столичный гость, выполнявший здесь, надо полагать, роль тяжелой артиллерии из резерва главного командования. – Этих молодчиков моментально приведем в божеский вид, опыт имеется... Майор, как вы объясните все здешние безобразия, связанные с вашей деятельностью?
   Глядя в упор на мэра, Кацуба изрек.
   – Знаете, это чисто медицинский вопрос, я тут некомпетентен, в чем честно и признаюсь...
   – Хватит! – рявкнул старик с неожиданным задором. – Перед вами депутат и глава комитета! Извольте не паясничать!
   – Так точно! – ответил Кацуба в тон.
   В сторонке остановился капитан, но не вмешивался, созерцал происходящее, заложив руки за спину.
   – Согласен, – сказал Кацуба самым нормальным тоном. – Объясните только, господа, что вам, собственно, нужно?
   – Не притворяйтесь, – сказал старик. – О том, что вы здесь успели натворить, известно уже не только широкой общественности, но и за границей. Народ вправе требовать разъяснений. Я здесь нахожусь для того, чтобы осуществлять надзор за вашей работой.
   – По какому праву?
   – По праву народного избранника, – отрезал старик.
   – И по праву избранного народом руководителя, – добавил мэр, утверждаясь рядом со столичным собратом в гордой позе, какую, должно быть, по его разумению должен был иметь надзирающий народный избранник.
   – Тысяча извинений, конечно... – сказал Кацуба. – Но здесь все-таки военный объект, и было бы крайне желательно увидеть какой-нибудь документ, позволяющий вам здесь находиться и, как вы изволите выражаться, надзирать...
   – А вы попробуйте нас отсюда убрать! – взвизгнул мэр, бросив взгляд на репортеров.
   Кацуба широко улыбнулся, развел руками:
   – Помилуйте, мы же не звери... Никто вас не собирается отсюда убирать. Лицезрейте, бога ради. Сейчас мы с коллегами пойдем попить чайку, потом будем играть в шашки, кроме того, в планах на сегодняшний день – конкурс на лучшее исполнение матерных морских частушек на известную тему «Садко и царь морской». Всегда рады гостям, приглашаем на чаек, каковой можете пить вдоволь, и даже, как выражался классик, домой взять... Вот только с ночлегом обстоит хуже – лишних коек не предусмотрено, придется вам на полу...
   – То есть как это – чаек, частушки... – вскрикнул мэр с обескураженным лицом. – Вы же только что сказали, что собираетесь выходить в море...
   – Вы меня неправильно поняли, – приятно улыбнулся Кацуба. – Это завтра мы собирались в море. А сегодня по плану профилактика винта с удалением с его поверхности кавитации, корректировка магнитного меридиана... – он запнулся, обернулся к Мазуру.
   – Удаление накипи с клотика, – охотно подсказал тот. – Продувка девиации, кренгование бушприта и множество других столь же необходимых работ...
   – Что вы из нас идиотов делаете! – ощерился мэр.
   – Вот уж чем я не намерен заниматься... – сказал Кацуба. – Видите ли, господа, я не сомневаюсь, что народные избранники имеют право надзирать. Однако подозреваю, что даже депутаты Государственной думы не в состоянии заставить нашего капитана выйти в море, а капитана Микушевича, – он показал на Мазура, – погружаться на глубину тридцати пяти метров. Не говоря уж о том, что самая демократическая общественность не в состоянии проконтролировать, что капитан Микушевич погрузился именно на тридцать пять метров, а не гоняет селедку на глубине в четыре фута...
   Мэр попросту наливался злобой – зато столичный гость быстро стал соображать, что их не столь уж хитро загнали в цейтнот. Мазур долго наблюдал за ним и пришел к выводу, что старик, безусловно, сволочь – но не дурак.
   Он, не тратя больше времени на перебранку, повернулся к человеку с кожаной папкой. Тот, правильно истолковав немой призыв, шагнул вперед, как-то удивительно ловко оттеснил в сторонку мэра, подхватил Мазура и Кацубу под руки:
   – Отойдемте, господа офицеры... Капитан Рузаев, уполномоченный местного отделения ФСБ.
   – Очень приятно, – сказал Кацуба. – Наручники принесли?
   Капитан поморщился:
   – Ребята, давайте поговорим, как свои люди... Без кипировок. Все мы, в конце концов, офицеры....
   – Ну, и как вам глянутся, на офицерский взгляд, эти вот монстрики? – поинтересовался Кацуба. – Не бойтесь, я вас демократам не заложу...
   – Майор, давайте по-деловому...
   – Давайте, – согласился Кацуба.
   – Вы прекрасно знаете, сколько вокруг вас наворочено грязи...
   – Наслышан.
   – Половина вот этих, – он показал на стеклянные очи камер, – из Москвы. Прилетели с депутатом. Вон тот и тот – западные корреспонденты. По телевизору, по первой программе, уже прошла первая информашка о здешних треволнениях... Оно вам надо? Вы, по-моему, действительно собирались отплывать?
   – А что, намерены препятствовать? Между прочим, в момент диверсии на ЛЭП...
   – Я уже знаю, где вы в тот момент находились, – раздраженно бросил капитан. – И все равно вокруг вас нагнетается нездоровый ажиотаж, наше начальство оборвало телефоны, теперь еще и этот столичный десант...
   – Вам тоже тяжело, – кивнул Кацуба с непроницаемым лицом. – Я понимаю.
   – Майор, бросьте вы... Этот не отцепится. Можете вы взять его в рейс? Показать судно? Пусть убедится, что никакого оборудования для подъемных работ у вас нет...
   – Вы думаете, удастся ему это доказать? – серьезно спросил Кацуба.
   – Постарайтесь. Это в ваших же интересах. Вся эта история, признаюсь по секрету, получила в столице огромный резонанс, разворачивается грандиозный скандал. Я не буду перечислять всех, кто витийствует, мечет громы и молнии, вам это, в конце концов, вряд ли интересно...
   – Я и сам могу составить примерный списочек.
   – Тем более, – сказал Рузаев. – Вы, насколько я понимаю, далеко не закончили работу? Вам еще придется пробыть здесь какое-то время... И ваше начальство, сдается мне, вряд ли обрадуется, если вы попадете под следствие... Я вполне серьезно, майор. Вы можете попасть под следствие. Хотите, выдам вовсе уж келейную тайну? На высоком уровне готовятся решения об удалении отсюда базы и создании того самого экологического заповедника. Вас может затянуть в водоворот грандиознейшей межведомственной склоки...
   – Ладно, – сказал Кацуба. – Я приведен в нужное состояние, открыт для убеждения...
   – Покажите ему все документы по вашим работам, возьмите с собой, пусть созерцает с умным видом. Москва нас просила оказать все возможное содействие...
   – Да бога ради, – сказал Кацуба. – Я-то думал, вы нечто жуткое попросите... Только баш на баш – уберите с борта этого идиота, олдермена засраного... Уж его-то я выносить не в состоянии.
   – Ну, это нетрудно... Значит, договорились?
   Он шагнул к мэру, ухватил его за локоток, отвел к борту и принялся что-то втолковывать. К удивлению Мазура, мэр не перечил – видимо, гэбешник с ходу выдумал какое-то невыносимо важное дело, требовавшее их присутствия в Тиксоне. Что-нибудь в этом роде. Вскоре мэр, в свою очередь пошептавшись со стариком, шагнул в сторону трапа.
   – Итак, все уладилось, господин депутат, – словно бы радостно сообщил Кацуба. – Сейчас мы снимаемся с якоря. Планируется погружение к затонувшему судну под названием «Ладога». Я ужасно извиняюсь, но у нас просто не хватит места, чтобы взять с собой всех этих господ... – он указал на журналистов, снимавших мэра, гордо сходящего с трапа с таким видом, словно он только что принял капитуляцию «Морской звезды». – Самое большее – парочку. Вас устраивает? Или, быть может, боитесь с нами отправиться?
   – Молодой человек, я вас и при Советской власти не боялся! – гордо заявил старик.
   – Следовательно, я могу командовать отправление? Ах да, четвертая власть... Вон тот и тот вас устроят?
   – Устроят, – величественно кивнул депутат.
   Кацуба повернулся к старпому:
   – Степан Ильич, пригласите вон тех молодых людей и можем отваливать...

Глава двадцать шестая
Океан

   – Настроение пакостное, – сказал Кацуба. – Так и давит...
   Мазур покосился на него – и промолчал. Хотя сам давно уже испытывал схожие симптомы: голова была тяжелая, сердце прямо-таки сводило от тупой, трудно поддававшейся определению тоски. Вот именно, что давит. Лучшего слова не подберешь. Он слишком долго занимался войнами, пусть и необъявленными, к тому же прекрасно знал историю войн прошлых, случившихся задолго до его рождения. И помнил, как часто подобное состояние души оказывалось не признаком повышенной мнительности, а вполне реальным предвестником предстоящего несчастья. Наверняка и Кацуба, поделись Мазур с ним своими мыслями, подыскал бы не меньше многозначительных примеров – он ведь тоже профессионал. Пятьдесят лет необъявленных войн – и контракт на весь срок...
   Только ни к чему это – делиться хворями. Ничего изменить нельзя, в море выходить так или иначе придется. У Кацубы на лице написано, что приказ выполнять он будет, как бы ни давило под ложечкой...
   И правильно. Мазур сам бы так поступил. Но до чего на душе муторно... Еще и оттого, что погода прекрасная, сияет солнышко, мириады бликов играют на воде, от «Достоевского» доносится бравурная музыка импортного происхождения, и на нижней палубе кишмя кишит ярко одетый, раскованный народ, охваченный радостным предвкушением приятного путешествия...
   – А мы чужие на этом празднике жизни, Киса, – сказал Кацуба, словно прочитав его мысли. – Обрати внимание на объект, во-он на ту – синий низ, белый верх. Какие ножки, какие грудки, и ведь трахает же кто-то...
   – Надо полагать, – безразлично отозвался Мазур.
   – Американочки не видно?
   – Что-то не видать.
   – Рыжей я тоже не наблюдаю.
   – А не могла она тебе подвесить дезу? – спросил Мазур. – И нет ее сейчас на «Достоевском», вообще туда не собиралась...
   – Могла, конечно, – подумав, кивнул Кацуба. – Ну, а что прикажешь делать? Ежели не на чем ее приловить... Остается выполнять последний приказ, пока не будет отменен предыдущий.
   Мазур оглянулся – два матроса убирали трап, третий возился с причальным канатом. Давящая тоска никак не проходила.
   – Честно говоря, не пойму, почему мы до сих пор живы, – вдруг признался он. – По всем раскладам давно следовало бы нас прикончить. До главной разгадки не докопались, но все равно, чересчур много знаем...
   – Скажу тебе по секрету, я и сам ломаю голову, отчего это мы в добром здравии, – ничуть не удивившись, откликнулся Кацуба, глядя на удаляющийся причал. – Хоть и противоестественно так думать, но сидит занозой в подсознании – а отчего это ты жив? Да вдобавок другое мучает. Не могу отделаться от впечатления, будто что-то упустил. Все кусочки перед тобой, нужно только ухитриться их сложить, а этого-то и не получается... Знаком с такой ситуацией?
   – Знаком, – кивнул Мазур. – Бывало.
   – Может, подкинешь идею на свежую голову? Насчет сейнера у тебя была вполне приемлемая версия...
   – Не получится, – признался Мазур. – Настроение – хоть вешайся, какие уж тут озарения...
   – Жаль, – искренне сказал Кацуба. – И у тебя, значит, тоже... Ждешь какой-то пакости, а?
   – По-моему, дождались, – сказал Мазур, чисто случайно заметивший наметанным глазом некое движение по левому борту. – Вон там...
   Кацуба взглянул и тихо выругался.
   Прямо на «Морскую звезду», еще не успевшую далеко отойти от причала, неслись моторки, ополоумевшими торпедами выходя на встречный курс. Мазур машинально сосчитал – четыре штуки. Три отечественных дюральки в облупившейся краске и флагман – шикарная надувная лодка, красно-белая, вместительная, с отличным подвесным мотором. Когда они приблизились, Мазур узнал некоторых знакомых – «цвет интеллектуальной эссенции», как говаривал классик, головка здешних «зеленых». А на носу красно-белой моторки в позе адмирала Нельсона гордо выпрямился импортный шизик Кристиансен, он размахивал каким-то непонятным флагом, даже без бинокля можно было различить, что конопатая физиономия варяга сияет боевым задором, бросавшим его под полицейские дубинки в разных частях света. Он что-то орал, но за ревом моторов не удавалось расслышать ни слова. Остальные тоже горлопанили кто во что горазд, двое пытались развернуть во всю длину своей моторки какой-то транспарант, содержавший, надо думать, ритуальные проклятья по адресу обнаглевшей военщины. Транспарант, выполненный на рулоне плотной бумаги, парусил, то и дело сминался, мелькнули крупные алые буквы ПОЗОР... а дальше прочитать не удалось, смялся окончательно, разорвался пополам, «зеленых» это ничуть не смутило, завопили еще громче.
   «Морская звезда» замедляла ход – моторки выписывали дикие зигзаги, проносясь перед самым форштевнем, возникая совершенно неожиданно то справа, то слева. Кто-то размахнулся, но небольшой предмет – вроде бы полная бутылочка чернил – до борта корабля не долетел, булькнул и утонул.
   Больше всего это напоминало мельтешение туземных челнов вокруг фрегата, впервые заглянувшего в неведомые европейцам южные моря, – искаженные лица, неразборчивые крики, еще что-то полетело на палубу. Не долетело. Утонуло. «Так и гранату кинут – пронеслось в голове у Мазура. – И лови их потом...»
   Он, однако, не отодвинулся от борта – соображал, что в такой ситуации можно сделать, и не мог придумать. Кацуба показал ближайшей лодке недвусмысленный жест, понятный каждому, кто знаком с импортными фильмами. Там заорали, вразнобой отвечая тем же.
   Мазур оглянулся. На «Достоевском», находившемся не дальше чем в полукабельтове, толпился народ, во все глаза таращась на бесплатное развлечение, можно было разглядеть самое малое три видеокамеры, прилежно запечатлевавшие спектакль. Если все это затеяно теми же укрывшимися за кулисами кукловодами, лучшей мизансцены и не придумать: передовая общественность протестует против шпионских игрищ, наглядно демонстрируя успехи России на пути демократических преобразований. Правда, Мазур мог бы напомнить, что цивилизованные французы, когда возле района их ядерных испытаний замельтешили подобные придурки, отчего-то не стали смахивать слезу умиления, а отправили боевых пловцов, и те без всяких угрызений совести подорвали суденышко «Гринписа»...
   Но вряд ли его мнением поинтересуются пешки – а о режиссерах нелепо и говорить...
   Бегом вернулся Кацуба, волочивший вместе с матросом пожарный шланг. Мазур охотно кинулся помогать. Тем временем сверкающий набалдашник насоса повернулся вправо-влево, выискивая цель.
   Неизвестно, был ли кто-то из атакующих свидетелем сцены в порту, когда «Морскую звезду» пытались поджечь. Но моторки быстренько разомкнулись, освобождая дорогу. По последней, не успевшей отвалить, Кацуба выпустил тугую струю, оскалясь от удовольствия.
   Он все же проявил некоторую гуманность, целясь не в сидящих, а рядом с моторкой – на таком расстоянии под напором воды зеленые придурки вылетели бы за борт, как кегли. Однако их все равно щедро окатило холодной водичкой, моментально поубавившей боевого задора...
   Передав брандспойт матросу, Кацуба замахал Мазуру, что-то пытаясь втолковать яростными жестами. До Мазура, наконец, дошло, он перебрался к левому борту, раскрыл перочинный ножик и, тщательно прицелившись, метнул в шикарную лодку Кристиансена.
   Она, конечно, состояла из нескольких отсеков, но Мазур угодил метко, бело-красная тугая боковина, пробитая насквозь, на глазах опадала. Моторка враз потеряла ход, накренилась. Кристиансен пытался одновременно удержаться на ногах, грозить кулаком и поддерживать вертикально свой непонятный штандарт. Получалось плохо. Вдобавок рулевой что-то напортачил, яркая лодка, уже потерявшая прежний шик, вильнула, перевернулась...
   Облезлые моторки кинулись к ней с трех сторон. «Морская звезда», воспользовавшись тем, что противник всецело поглощен спасательными работами, набрала ход. Мстительный Кацуба еще успел окатить из шланга сбившиеся в кучу лодки.
   Вообще-то, преимущество в скорости у моторок было нешуточное, догнать могли в два счета. Но преследовать в открытом море не стали, остались за кормой, как и готовившийся отчалить «Федор Достоевский».
* * *
   ...Кацуба откровенно признался:
   – По совести скажу – иногда так и подмывает устроить военный переворот. В классическом виде. Сил нет больше смотреть на весь этот бардак...
   – Ну, устроил, – пожал плечами Мазур. – А что потом? Мы с тобой многое умеем, однако, как справедливо заметил компетентный товарищ, государство вести – не мудями трясти. И залезет в бархатное кресло очередная сволочь. Не нас с тобой поставят, надо полагать, да мы б и сами отказались...
   – Уж это точно, – мрачно подтвердил Кацуба. – Я еще не рехнулся – государством управлять... Не интеллигент, слава богу, это у них каждая кухарка в министры годна...
   – Вот и помалкивай. Путчист нашелся.
   – Да я чисто теоретически, – сказал Кацуба. – Просто иногда обидно, при наличии завлекательных импортных примеров: де Голль, товарищ Пиночет...
   – Де Голль – это, знаешь ли, истеблишмент, – сказал Мазур. – С детства в окружении хозяев жизни. Хорошая школа, что ни говори. Да и товарищ Пиночет – белая кость. На этом фоне наш генерал Пупкин как-то не смотрится. Ежели в портянку сморкаться отучился только в майорах.
   – Ну, есть же аристократы в хорошем смысле слова....
   – Все равно, – отмахнулся Мазур. – Ты еще Руцкоблуда вспомни. Знаешь, когда я понял в девяносто третьем, что все кончится пшиком? Не буду хвастать, но очень рано – как только узрел Макашова в дурацком беретике. Барбудос, бля... Не делают серьезный переворот в дурацком беретике...
   Он перегнулся через борт, полюбовался красивым белым буруном – «Морская звезда» шла полным ходом, распарывая воду, почти не зарываясь носом. Выпрямился, обернулся к майору, чтобы закончить свою мысль...
   Палуба ушла из-под ног, мигом позже ударила по подошвам с оглушительным гулом, заполнившим собой весь мир, залепившим уши, Мазура швырнуло вправо, влево, он налетел на Кацубу, все еще ничего не понимая, ударился боком о высокий фальшборт...
   Увидел рядом широко раскрытые глаза майора, полные ужаса и недоумения. Палуба словно бы уехала из-под ног, вздыбливаясь, кренясь...
   Все решали секунды, мыслей не было, а рефлексы работали столь быстро, что не успевали оборачиваться осмысленными формулировками. Едва удерживаясь на вставшей дыбом палубе, Мазур уцепился за щит со спасательными средствами, легко вырвал из держателей сразу несколько пакетов, выкинул за борт, оглянулся – в мозг впечаталась картинка, которую не было времени обдумывать: рубка горит, от нее осталась половина! – схватил майора за штаны и шиворот, выкинул в море, как котенка, прыгнул следом.
   Вынырнул, выплюнул воду. Правая рука наткнулась на яркий, желто-красный комбинезон, плававший, словно гротескно-плоская фигура из кошмара. Ухватил за шиворот всплывшего Кацубу – тот оторопело моргал глазами, плевался водой, но был, кажется, в ясном сознании.
   Холодная вода обжигала, как кипяток. Через плечо Мазур увидел, как страшно и неотвратимо оседает корабль. Волоча за шиворот майора, пытавшегося уже держаться на воде, молотившего руками и ногами по-собачьи, вцепившись зубами в комбинезон, поплыл, насколько удавалось быстро. Тонущее судно далеко не всегда оставляет воронку-водоворот, но если что – затянет качественно, сам выплывет, а вот с майором хуже...
   Они вспенивали воду, словно гребное колесо старинного парохода, холода пока что не чувствовалось – стало не до того, жизнь висела на волоске...
   Тут уж было не до стиля, ухитряясь время от времени оглядываться через плечо, Мазур рвался прочь – корабль оседал, тонул, надстроек уже не видно, нос высоко задрался, а там и вовсе пропал... Решающий момент.
   Нет, назад их не потащило. Значит, не получилось воронки... Побарахтаемся... Мазур встряхнул майора – при этом погрузился так, что вода попала в нос, – прерывающимся голосом проорал:
   – Обувь скинь! Лезь в комбез, мать твою!
   Кацуба погрузился с головой – пытался нащупать шнурки – тут же выскочил пробкой, отплевываясь и кашляя. Мазур быстренько сбросил свои кроссовки, начиная чувствовать пронизывающий холод. Сцапал плавающий рядом комбинезон, принялся помогать Кацубе его напяливать. Они долго бултыхались, Мазур руководил жестами и яростным матом, мало-помалу его усилия увенчались успехом – майор в комбинезон влез, хотя честнее было бы сказать, что это Мазур его туда с превеликим трудом впихнул, словно кота в трехлитровую банку.
   Настала пора позаботиться и о себе. Перехватывало сердце от обжигающего холода. Нажав нужную кнопку на комбинезоне майора, боясь, что ноги вот-вот сведет судорогой, Мазур «солдатиком» нырнул в широкую горловину. Застегнул все застежки, защелкнул две пряжки. Выпустил сжатый воздух из баллончика.
   И закачался на волнах, как буек. Все было в порядке. Неподалеку плавали еще два комбинезона, но вряд ли они кому-то понадобятся – не слышно ни криков, ни плеска.
   И ничего больше не видно, никаких обломков – того, что обычно остается на воде после кораблекрушения...
   Только теперь он смог кое-как осознать и понять происшедшее. Взрыв. Корабль погиб. Все погибли...
   Нахлынула усталость, Мазур распростерся на воде, как кусок брезента. Почувствовал, что промок насквозь – немного воды вдобавок ко всему попало внутрь комбинезона, и ничего с ней теперь не поделаешь. Ничего, это-то не страшно, в герметичной резине вскоре нагреется от тела…
   Плохо только, что обзор никудышный – туго надутый комбинезон обеспечивает своему хозяину мало-мальски комфортное бытие исключительно в положении «навзничь», при попытках это положение изменить чувствуешь себя футбольным мячом, по которому сильно пнули – прямо-таки выворачивает тело в прежнюю позицию. Качайся на воде и жди помощи – именно так конструкторы и замыслили. Хорошие конструкторы, зарубежные, наслушавшиеся с раннего детства про заботу государства о своих гражданах. И они в чем-то правы, там, за бугром, в крохотной и тесной Европе, давно бы пришел в действие огромный механизм, и корабли спасателей снимались бы с якоря, и авиация была бы поднята...
   – Эй!
   Мазур повернул голову. Пока Кацуба бултыхался в воде, с него, конечно, смыло бутафорские очочки, бороденка промокла – но все равно теперь майор был больше похож на себя прежнего, нежели на столичного интеллигента.
   – Что – эй? – сказал Мазур. – Живы, однако... А вот все остальные, боюсь...
   – Может, покричать?
   – Ну, давай, – согласился Мазур. – Все равно ничего другого не сделаешь...
   Они добросовестно поорали, но ответных криков не услышали. «И водная гладь была безвидна и пуста...» – ни к селу ни к городу пришло в голову Мазуру. С трудом поднимая голову повыше, он осмотрелся, насколько удалось – никого и ничего, только те два пустых комбинезона плавают рядышком, вызывая чуть-чуть неприятные чувства: словно некие суррогаты человека...
   – Поймай ближайший, – распорядился Мазур. – А я второй подхвачу.
   – Зачем?
   – Вытащим НЗ. Не помешает.
   – А куда его запихать?
   – У тебя там карман на правом бедре, – объяснил Мазур. – Во-он ту пряжку расстегни, клапан и откинется...
   Он быстренько выпотрошил небольшую пластиковую коробочку, прикрепленную к поясу: пакеты прессованного с орехами молотого мяса, шоколадка, таблетки, маленькая пластиковая бутылочка, на которой посредством трех иностранных языков разъяснено: в данном сосуде содержится чистейший девяностошестиградусный медицинский спирт, каковой рекомендуется использовать только для растирания, ибо употребление внутрь может вызвать ожог пищевода.
   – Напугали шлюху минетом... – проворчал Кацуба, изучив этикетку. – Нам, казакам, нипочем, что бутылка с сургучом...