Страница:
Ее лицо, как Мазур удовлетворенно отметил, было по-настоящему растерянным:
– Я решительно не могу вас понять... Ясно, что вы со мной играете, как кошка с мышкой, но понять вас не могу...
«Вот и прекрасно, милая, – мысленно воскликнул Мазур, испустив что-то вроде злодейского хохота, опять же мысленно. – Прекрасно просто. Значит, цель достигнута, и заморочил я тебе мозги настолько, что ты еще до-олгонько меня не прокачаешь...»
– И вас это злит? То, что вы не можете понять какого-то плебея?
– К чему эти термины? – отмахнулась она. – Мы живем в двадцатом веке... Но вы меня и в самом деле злите. А вас не злят люди, которых вам никак не удается понять?
– Злят, – сказал Мазур. – Еще как. Вот к этому я и возвращаюсь – к констатации того факта, что мы – в одинаковом положении. Вы не понимаете меня, а я ничего не знаю о вас.
– Поедемте. Нам нужно добраться домой до темноты...
– Как прикажете, – сказал Мазур, включая мотор. – А что, в темноте нам что-то угрожает?
– Не знаю.
– Вот это уже интереснее. Вместо категорического «нет» – «не знаю». Это существенная обмолвка...
– Да перестаньте вы цепляться к словам!
– Не перестану, – сказал Мазур. – Я нисколечко не шутил, когда говорил, что терпеть не могу неизвестности в серьезных делах. Знаете, почему? Потому что это чреватовсякими неприятностями, вплоть до старушки в белом балахоне и с косой. Да, я кое-чем обязан милейшей Розе. Да, я бродяга, вольный стрелок... но, бога ради, не путайте это с глупой романтикой, то есть восторженной дуростью.
– Вы настолько жесткий прагматик?
– Да господи, я просто осторожен, – сказал Мазур.
Он бросил беглый взгляд в зеркальце заднего вида, потом внимательно присмотрелся к обогнавшей их машине. И укрепился в своих подозрениях. Когда машина скрылась за поворотом, продолжал:
– Это настолько ясно, что я не думал, будто придется кому-то растолковывать, как младенцу... Вы ввязались во что-то рискованное, и, по некоторым обмолвкам, способное принести выгоду... лично вам. Ладно, я не сгораю от золотой лихорадки. Но и не бросаюсь очертя голову навстречу неизвестности. Получать пулю всегда неприятно, но хуже всего – словить ее зря. Мы с вами не в фильме – в реальности...
Кристина, виляявзглядом, ответила:
– Но я еще сама не знаю, будет ли это опасно...
– Знаете, – сказал Мазур уверенно. – Или, по крайней мере, всерьез подозреваете, что немногим отличается. Самое смешное, что я, пожалуй, могу заранее предсказать, с чем мне предстоит столкнуться. Понимаете, набор вариантов невелик. Это, безусловно, не какой-то рутинный бизнес. Тогда? Земельная спекуляция, наркотики, клад... Что там у нас еще? Ах да, море... Значит, отметаем какие-то темные делишки с землей, на которую претендуют несколько человек... Золотой галеон, а? Или партия кокаина в непромокаемой упаковке, ценой в миллион баков, которую какой-нибудь Кривоногий Джаспер, спасаясь от агентов по борьбе с наркотиками, выбросил за борт у безымянного островка, а потом признался вам на смертном одре, когда вы филантропии ради ухаживали за бесплатными больными... А?
– Это не наркотики...
– Что, все-таки золотой галеон?
– Как сказать... Нечто вроде.
– Уже теплее! – удовлетворенно сказал Мазур. – Значит, все-таки клад... Не буду врать, будто я моментально проникся энтузиазмом. Скорее, наоборот, ох, наоборот... Знаете, мне приходилось в жизни искать клады. Это не такое простое и приятное занятие, как может показаться. Во-первых, у клада есть пакостная привычка не оказываться на месте. Во-вторых, вокруг клада, неважно, существует он в реальности или вам просто толкнул «абсолютно верную карту» очередной аферист, порой толчется куча глупцов, склонных палить в конкурентов...
– А вы находиликлад? – спросила Кристина с живейшим любопытством.
«Что, точно? – мысленно спросил себя Мазур. – Эвон как подскочила, словно ее шилом в попку ужалило...»
– Увы, увы, – сказал он печально. – Искать-то искал, но не нашел.
Не рассказывать же ей, как обстояло в действительности девять лет назад у далеких Ахатинских островов? Хотя история, безусловно, поучительная: сколько народу отдали богу душу ради этого чертова золота, реального, весомого, осязаемого...
– Расскажете? – она прямо таки пылала энтузиазмом, так что подозрения Мазура крепли.
– Как-нибудь потом, – сказал он, подобравшись и щупаявзглядом окрестности по обе стороны дороги. – Сейчас лучше помолчите и не мешайте...
– А в чем...
– Тихо! – цыкнул Мазур, искренне надеясь, что мания преследования на сей раз выдала сигнал ложной тревоги, потому что...
Он резко бросил машину к обочине, с бетонной полосы и она вылетела на сухую рыжеватую землю, остановилась, взметая невесомую пыль...
Первая пуля звучно шлепнула в ствол дерева над их головами.
Резким движением Мазур согнул Кристину в три погибели, бросил ее на пол, втиснул в узкое пространство меж сиденьем и движком. Опершись правой на обтерханный поручень, одним мощным рывком перебросил тело через скорчившуюся девушку, через борт, коснувшись ногами земли – а пули все хлопали по деревьям – присел на корточки, распахнул дверцу, ухватил девушку за кожаный пояс джинсов и бесцеремонным рывком выдернул из машины, как пробку из бутылки, бросил на землю у колеса, прикрыл собой. Рявкнул в ухо:
– Бензин или дизель?
– Что? – ошалело откликнулась она, еще не успев ничего сообразить после столь резкой перемены.
– Машина, говорю, на бензине? Или дизель?
– Дизель...
Пули прямо-таки барабанили по стволам. Дизель – это гораздо лучше, пронеслось у него в голове. Не полыхнет бак от шальной или, наоборот, меткой пули...
– Лежи, как коровье говно в траве! – рыкнул он, когда Кристина затрепыхалась и попробовала приподняться, выплевывая набившуюся в рот пыль. – Лежи, принцесса, мать твою!
Перекатился вправо, вскочил и, прикрываясь капотом машины, вскинул «Таурус», держа его обеими руками. Приподняв дуло под углом примерно в сорок пять градусов, выпустил полмагазина в сторону тусклых вспышек выстрелов. Присел и прислушался.
Дорога была пуста. Впереди и правее, в той стороне, где только что располагались стрелки, наметилось определенное шевеление.
– Лежи, мать твою! – еще раз прикрикнул он для надежности и бросился вправо, в лес, привычно перебегая от ствола к стволу, двигаясь параллельно дороге, особенно не спеша – он вовсе не собирался лихим наскоком разгромить противника...
Дорога плавно загибалась вправо – и он увидел, как двое торопливо лезут в ту самуюсветлую машину, приткнувшуюся на обочине. До них было метров сто. Подняв пистолет, Мазур выпустил оставшиеся в обойме патроны – опять-таки целясь повыше машины, совершенно не стараясь попасть. Проводил взглядом унесшуюся на бешеной скорости легковушку, в секунды сменил магазин на полный и с чувством исполненного долга направился назад, уже и вовсе не торопясь, шагом.
Громко свистнул:
– Эй, можно вставать! Все кончилось!
И принялся разглядывать изуродованные стволы деревьев – свежие отщепы, содранная кора, прозрачный сок медленно стекает вниз, суетятся потревоженные зеленые жуки, похожие на тараканов...
Ну да, все сходилось. Сунув пистолет в карман, он простер свою доброжелательность до того, что помог Кристине кое-как почиститься от сухой пыли. Отступил на шаг, удовлетворенно ее осмотрел, покивал:
– Вот теперь совсем хорошо. Так и должна выглядеть приличная охотница за кладами: растрепанная, мордаха в пыли, сучки в волосах...
Ее высокая грудь возбужденно вздымалась, щеки пылали, а на лице еще отражался пережитый недавно ужас...
– Подите вы! – огрызнулась Кристина, машинально проведя рукой по волосам. – Не разыгрывайте супермена! Хладнокровен, как монумент... Они же нас чуть не убили...
– Знаете, что самое смешное? – беззаботно спросил Мазур. – Они вовсе не собирались нас убивать. Они вообще не хотели причинять вреда...
– Ну да! Они стреляли, как из пулемета...
Мазур взял ее за локоть, подвел к дереву и, бесцеремонно взяв за подбородок, задрал голову:
– Посмотрите. Вон там, на небольшом участке размером не больше ладони, пять попаданий сразу...
– Вы что, их уже посчитали?
– Именно, – сказал Мазур. – И выстрелы, и попадания. И не нужно так скептически ухмыляться, я в этом толк понимаю... А вон там – еще пять. На столь же ограниченном пространстве. Неумелыестрелки такне стреляют. Неумелые стрелки издырявили бы десяток деревьев... А эти умело, быстро и точно вогнали по обойме всего в два дерева. У них были, похоже, пятизарядки – винтовки или карабины... Они очень хорошо стреляют, Кристина, уж поверьте. Обратите внимание на природу вокруг – редколесье... Между тем на пути сюда можно было выбрать добрую сотню мест для засады, в густой чащобе. Преспокойно перещелкать нас из зарослей, как цыплят... Нет, они хотели напугать, потрепать нервишки, и не более того...
– Ну, а вы-то, ковбой, хоть кого-нибудь подстрелили?
Мазур, улыбаясь, пожал плечами:
– Я и не собирался. Это еще зачем? Когда я понял, что онивовсе не собирались в нас попасть, элементарная вежливость требовала ответить тем же. Я выпустил обойму поверх голов, вот и все. А вы хотели чего-то другого? К чему столь кровожадное выражение на лице? Оно вам совершенно не идет...
– Да вы... вы... – она задохнулась от ярости.
Мазур крепко взял ее за руку повыше локтя и подтолкнул к машине:
– Поехали. Нечего тут торчать. Истерики будут?
– Не дождетесь.
– Вот и прекрасно. – Мазур усадил ее, забрался за руль. – А как насчет ближайшего полицейского участка? Будем заявлять, как законопослушные граждане?
– Не стоит, – сказала Кристина. – Тут вы правы – никаких улик, нет трупов... Вот если бы вы кого-то подстрелили...
– Размечтались, – сказал Мазур. – Именно потому, что я об этом деле ничегошеньки не знаю, и не тороплюсь палить во все, что движется. Только так, и никак иначе... Между прочим, машина была без номеров. Я ее давненько засек. Они держались сзади, пару раз обгоняли, потом торчали на обочине, снова оказывались сзади... В здешних местах, где все гоняют, как психи, такое поведение настораживает моментально. Я ждал чего-то такого, и, когда увидел их меж деревьев на противоположной стороне...
– Кажется, мне следует вас поблагодарить?
– Поздравляю, – сказал Мазур. – Вы потихонечку приобретаете хорошие манеры, как и следует сеньорите из общества...
...Мазур так и не увидел слева ни моря, ни окраины желанного Чакона – они проехали гораздо правее, так что и океан, и город скрыли холмы. Вскоре Кристина обрадованно возвестила, что они, вот радость-то, прибыли в ее родные места.
Быть может, лет сто назад, во время плантаторов, последних индейских войнушек и каучуковой лихорадки, эти края и кипели насыщенной жизнью. Но уж, безусловно, не теперь – сначала они, не останавливаясь, проехали насквозь небольшой бедноватый городок, потом снова оказались в здешнем чистом поле: плоский ландшафт, чахлые рощицы, кустарник, иногда справа или слева промелькивают дома старинного облика, то ли нежилые, то ли просто не содержавшиеся в надлежащем порядке...
– Далеко еще? – спросил Мазур, которому тут вовсе не нравилось.
– Почти приехали. Сейчас свернешь налево, вон там, где развалины, поедешь прямо, дорога там одна...
Он свернул возле полуразрушенного дома – сразу видно было, что тут ни при чем ни военные действия, ни природные катаклизмы вроде всемирного потопа. Дом попросту развалился от старости и всякого отсутствия надлежащего ухода. Первый этаж еще держался, но крыша провалилась, второй этаж походил на декорацию к очередному фильму о развязанной проклятыми империалистами ядерной войне, от деревянной галереи остались сущие огрызки.
– Надеюсь, вы живете не здесь? – кивнул Мазур на унылые развалины.
– Слава Пресвятой Деве, до этого еще не дошло... Здесь давно никто не живет. Примерно с восемьсот двадцатого года. Последний хозяин во время войны за независимость держал сторону испанской короны, ему пришлось бежать со всем своим семейством, и генерал Грау потом распорядился, чтобы дом изменника никто не трогал – пусть ветшает и разрушается сам по себе, как печальное напоминание... Генерал сидел на коне примерно вон там, у толстого пня...
– Позер он был, ваш генерал.
– Это наш национальный герой и отец-основатель, – сухо сказала Кристина.
– Ну, одно другому не мешает, – заключил Мазур, подумав. – Верно? Черт возьми, как романтично, словно сама История прошествовала поодаль, шелестя мантией... Туда, я так прикидываю?
– Да...
Мазур уверенно повел машину к невысокой каменной стене, окружавшей длинное двухэтажное здание, показавшееся поначалу очень знакомым. Чуть позже он сообразил, в чем тут дело – именно такие старинные дома с галереями, высокими острыми крышами и маленькими балкончиками он видел в приключенческих фильмах и на картинках. Что ж, киношники и художники, надо полагать, черпали вдохновенье в реальной жизни...
Он остановился перед высокими деревянными воротами, потемневшими от времени и проливных летних дождей. Похоже было, что их не красили с тех самых беспокойных и романтических времен генерала Грау, позера и отца нации, основателя аж четырех независимых государств и фантастического бабника, восторженного поклонника Наполеона, по злой иронии судьбы умершего на руках английского врача...
Ворота тут же распахнулись, с натужным скрипом, сделавшим бы честь любому готическому роману. Медленно заводя машину на обширный двор, Мазур увидел справа просто одетого низкорослого человечка, судя по иссиня-черным волосам и чертам лица, с изрядной примесью индейской крови. В правой руке привратник держал старый, но надежный маузеровский карабин.
– Осажденный форт, а? – понятливо спросил он.
– Есть основания, – кратко ответила Кристина.
«Ну, это нам знакомо, – подумал Мазур, шагая вслед за девушкой к обветшавшей парадной лестнице (привратник плелся сзади в качестве то ли конвоя, то ли почетного эскорта). – Захиревшие дворянские гнезда, бледные призраки былого великолепия...»
С его собственными предками перед революцией обстояло примерно так же: и гербы имелись, и длинные родословные, а вот фамильные усадьбы находились в таком же состоянии...
Впрочем, обширный холл поддерживался в приличном виде: половицы не провалились и даже выкрашены; нигде не заметно ни паутины, ни собравшихся на посиделки мышей; со стен то любопытно, то сурово таращатся дамы в воздушных платьях, с голыми плечами и умилительными локонами; сеньоры в тесных, наглухо застегнутых мундирах и безукоризненных фраках, парочка даже в камзолах с пышными кружевными жабо и классических париках.
– Впечатляет, – сказал он, перехватив взгляд Кристины. – Вот только... Где же конкистадоры в парадных кирасах?
– Наш род все же не настолько древний, – ответила она напряженно. – Дворянское достоинство наш предок получил при Филиппе Четвертом.
– Это когда, простите? Не забудьте, что вы разговариваете с простолюдином из австралийских степей...
– В тысяча шестьсот двадцать втором.
«Тоже мне, нувориши, – подумал Мазур чуть покровительственно. Тот благородный шляхтич, от коего российские Мазуры произошли, в качестве шляхтича упоминался лет за двести до того, как король Филя твоих предков гербом облагодетельствовал... Салажка...»
Но вслух он, разумеется, сказал:
– Ну что же. Примерно в то же самое время мой английский предок уже упоминался в бумагах лондонского уголовного суда по поводу его процветающего бизнеса.
– И какой у него был бизнес?
– Довольно приличный по тем временам, – сказал Мазур. – Борьба за социальную справедливость. Точнее говоря, останавливал на одной из пустошей под Лондоном кареты благородных господ и убедительно предлагал поделиться награбленным у народа имуществом... Обычно, знаете ли, делились, мой предок был очень красноречив и умел убеждать...
– У вас великолепная наследственность, – фыркнула Кристина. – Это чувствуется...
– Стараюсь, – пожал плечами Мазур. – Вам не боязно впутывать парня с такой наследственностью в свои дела? Вдруг я, когда найдем клад, вас всех злодейски перережу и золотишко сопру?
– Тот, у кого такие замыслы, их обычно не афиширует...
– Ваша правда, – сказал Мазур. – Извините, пошутил...
Появилась нескладная женщина, сразу видно, из простых, с той же ощутимой примесью индейской крови. Кристина бросила ей что-то по-испански, и она, прямо-таки кинематографически кланяясь, подхватила сумку Мазура, показала куда-то вбок.
– Устраивайтесь, – сказала Кристина. – Через четверть часа жду вас к ужину.
– Надеюсь, фрак необязателен? – поинтересовался Мазур.
Она вздохнула, подняв глаза к потолку, отвернулась и удалилась в другую сторону. Мазур пошел следом за провожатой, по длинному, во все крыло, коридору, украшенному деревянными панелями с потемневшей резьбой.
Отведенная ему комната, тоже содержавшаяся в порядке, была огромной, с высоченным потолком, обставленной старинной неподъемной мебелью. Оставшись один, Мазур печально огляделся, покачивая головой и цокая языком. Размеры апартаментов его не то чтобы угнетали, но здесь было определенно неуютно для человека конца двадцатого столетия. Комнатища была рассчитана на совершенно другихлюдей – ведать не ведавших о типовых блочных домах, толчее мегаполисов и толкотне в автобусах. Тежили широко, просторно, во всех смыслах – «люди с раньшего времени», как выражался незабвенный Михаил Самуэльевич. Им было легче: короли жаловали за верную службу не сотками и гектарами, а небрежным мановением руки: «От того вон холма до горизонта», и никто слыхом не слыхивал про «квадратные метры» и «выслугу лет»...
Он заботливо достал из сумки бесценную куртку, помял ее в руках. Легко прощупывались гибкие пленки. Осторожно уместив ее под подушкой – тут, надо полагать, не воруют – Мазур достал сигареты и развалился в огромной дубовом кресле, чтобы хоть пару минут побыть благородным идальго. Стемнело, но он не знал, где тут выключатель, и есть ли вообще электрический свет.
Оказалось, имеется – когда ровнехонько через четверть часа в дверь предупредительно поскреблась индианка и более красноречивыми жестами, нежели непонятными ему словами пригласила к ужину, в коридоре уже горели электрические лампочки. Проводов, ведущих к дому, он что-то не заметил – значит, собственный движок где-нибудь в подвале.
Столовая оказалась и вовсе грандиозных размеров, увешанная портретами предков, старым оружием, со столом столь длиннющим, что лакеям, по рассуждению, гораздо удобнее было бы разъезжать вдоль него на велосипедах. Небольшая скатерть, постеленная у одного из торцов стола, с двумя приборами на ней, выглядела не просто смешно – убого. Однако Кристина, в темном платье, с тщательно расчесанными волосами, выглядела так гордо и независимо, словно не замечала этого горького юмора. Мазур довольно быстро определил, что это, скорее, не гордость, а скованность: нелегко демонстрировать жалкие остатки прежней роскоши, былого величия... Тяжело девочке, девочка с характером...
– Великолепно, – сказал он непринужденно, вертя в руках массивную серебряную вилку, должным образом начищенную. – Вы не боитесь, что ненароком гены взыграют, и я сопру ваше фамильное серебро?
– Это уже не смешно, – сказала она досадливо. – Кто бы вы ни были, но на мелкого воришку уж точно не похожи. Ешьте. Все в упадке, но готовит Мария неплохо.
– Уж это точно, – сказал Мазур, нацеливаясь вилкой на что-то аппетитное, источавшее аромат жареного мяса и незнакомых приправ. – Люблю повеселиться, особенно поесть. Тем более...
Высокое овальное окно лопнуло, посыпались осколки, и пуля звучно ударила в потускневшую деревянную панель под потолком. Почти не рассуждая, Мазур, отшвырнув свое массивное стуло, пинком подшиб ножку стула девушки, отпихивая его от стола, свалил Кристину на пол и замер с пистолетом в руке.
Дззз-зззынь! Второе окно вылетело к чертям, а за ним и третье. Пули ударяли в стену высоко над головами. Мазур старательно считал выстрелы.
Во дворе хлопнула парочка других, прозвучавших гораздо ближе: ну, ясно, привратничек старается, в белый свет, как в копеечку. Девять, десять... и – тишина.
– Послушайте! – сердитым шепотом произнесла Кристина. – Что за манера меня то и дело швырять, как куклу? И на дороге, и здесь... Я вся в синяках...
Во дворе бабахнул еще выстрел.
– Лежите-лежите, – сказал Мазур. – Береженого бог бережет. Когда еще мне выпадет случай держать в объятиях девушку из столь благородного рода, причем на законных основаниях, заслоняя своим телом от опасностей?
Она забарахталась всерьез – гибкая, сильная, в ароматах незнакомых духов. «Приятная девочка, – подумал Мазур, посильнее придавив ее к полу. – Знать бы только, что за игры играет, и в чем тут двойное дно, оно просто обязано быть...»
– Пусти!
– Сейчас, – сказал Мазур. – Не вставай сразу, ладно?
Он, пригибаясь, чуть ли не на четвереньках подбежал к большому выключателю рядом с входной дверью и с маху вырубил свет. Метнулся к окну, примостился в простенке. Разумеется, ничего подозрительного он во дворе не заметил, хотя ночь выдалась лунная – пусто, конечно, они определенного палили с приличного расстояния, оружие позволяло...
Кристина подошла к нему, вгляделась в темноту и зло сказала что-то по-испански. У Мазура осталось впечатление, что это были слова, которых благородной сеньорите из приличного дома вообще-то не полагалось бы знать – но что поделать, двадцатый век, эмансипация и все такое...
– Совершенно тот же почерк, – сказал он задумчиво. – Десять выстрелов из двух пятизарядок, издалека... И снова никто не стремился в нас попасть, наоборот...
– Удивительная проницательность! – фыркнула Кристина. – Но ты, в общем, прав. Считая тот случай, на дороге, это уже шестой раз за последнюю неделю...
– В доме есть телефон?
– Есть. Толку от него мало. Провода давным-давно перерезаны. Они мне мотают нервы вторую неделю...
– Кто? – жестко спросил Мазур. – Расскажешь ты мне, в конце концов, что здесь творится?
– Завтра, – твердо сказала Кристина. – Я жду одного человека. Он приедет завтра и мы отправимся в Чакон... Я расскажу перед этим. Вдруг...
– Ага, – сказал Мазур. – Вдруг случится какое-то чудо, все волшебным образом обойдется и не придется ничего рассказывать постороннему человеку? Дорогая сеньорита, вы все еще верите в чудеса? Их не бывает, а если все же случаются, то не столь волшебные... Когда вы это поймете, наконец?
– Понимаете, Джонни, это так долго считалось чисто семейным делом...
– Ну да, – сказала Мазур. – Фамильные традиции, роковые тайны... «О, сын мой, на смертном одре я должен открыть тебе, что ты вовсе не сын мой, а дочь моя...» Как же, знаем... Интересно, а эти пакостники – тоже семейное дело?
– Самое смешное, что – да... В каком-то смысле.
– Какая-нибудь вендетта?
– Да нет, – со вздохом сказала Кристина. – Скорее уж непримиримая ссора... Это дон Хайме...
– Какой-нибудь благородный сосед?
– Чтоб его черти взяли... Самое скверное, мне нечего предъявить полиции. Одни пулевые отметины в стенах, да перерезанные телефонные провода. Капитан будет меня утешать, обещать, что предпримет все надлежащие меры – только ему, как легко догадаться, не хочется впутываться во все это... Выгоды никакой, а уличить никого невозможно...
– Ты дождешься, – сказал Мазур. – В конце концов, они дом подпалят с четырех концов. Я на их месте именно так бы и поступил – сколько можно примитивно палить из винтовочек? Если повторять это достаточно часто, такие фокусы перестают казаться угрозой...
– Они с тобой, часом, не советовались? – фыркнула Кристина. – Потому что позавчера как раз и подожгли... Не дом, правда, а мой единственный коровник. Вон в той стороне, в полумиле... Подперли дверь, когда Пакито прибежал, было уже поздно... Коровы сгорели, все восемь. Последнее мое движимое имущество, последнее, что еще как-то отдаленно смахивало на хозяйство... Теперь остался только дом.
– А собак у тебя, что, в хозяйстве нет?
– Были. Две. Еще пять дней назад.
– Крепенько они твое хозяйство подкосили, – сказал Мазур. – А ты не хочешь ли, часом, чтобы я ответил в том же духе? У этого дона Хайме наверняка найдется в хозяйстве что поджечь и разломать... Что мне стоит?
Ему вовсе не улыбалось тащиться куда-то под покровом ночи жечь коровники неизвестного дона и разносить какие-нибудь сараи – просто интересно было, что она ответит...
В голосе Кристины звучала даже не гордость – спесь:
– Я до такогоопускаться не буду. В конце концов, он проиграет в главном: именно я доберусь до сокровища... Только, я тебя умоляю, не лезь с вопросами. Подожди до завтра, не убьют нас с тобой, в самом-то деле...
«Итак, все-таки сокровище, – подумал Мазур. – Интересно, настоящее или мнимое? А в общем, никакой разницы – клады вечно приносят одни неприятности, независимо от того, реальные там захоронки, или нет...»
Глава вторая
– Я решительно не могу вас понять... Ясно, что вы со мной играете, как кошка с мышкой, но понять вас не могу...
«Вот и прекрасно, милая, – мысленно воскликнул Мазур, испустив что-то вроде злодейского хохота, опять же мысленно. – Прекрасно просто. Значит, цель достигнута, и заморочил я тебе мозги настолько, что ты еще до-олгонько меня не прокачаешь...»
– И вас это злит? То, что вы не можете понять какого-то плебея?
– К чему эти термины? – отмахнулась она. – Мы живем в двадцатом веке... Но вы меня и в самом деле злите. А вас не злят люди, которых вам никак не удается понять?
– Злят, – сказал Мазур. – Еще как. Вот к этому я и возвращаюсь – к констатации того факта, что мы – в одинаковом положении. Вы не понимаете меня, а я ничего не знаю о вас.
– Поедемте. Нам нужно добраться домой до темноты...
– Как прикажете, – сказал Мазур, включая мотор. – А что, в темноте нам что-то угрожает?
– Не знаю.
– Вот это уже интереснее. Вместо категорического «нет» – «не знаю». Это существенная обмолвка...
– Да перестаньте вы цепляться к словам!
– Не перестану, – сказал Мазур. – Я нисколечко не шутил, когда говорил, что терпеть не могу неизвестности в серьезных делах. Знаете, почему? Потому что это чреватовсякими неприятностями, вплоть до старушки в белом балахоне и с косой. Да, я кое-чем обязан милейшей Розе. Да, я бродяга, вольный стрелок... но, бога ради, не путайте это с глупой романтикой, то есть восторженной дуростью.
– Вы настолько жесткий прагматик?
– Да господи, я просто осторожен, – сказал Мазур.
Он бросил беглый взгляд в зеркальце заднего вида, потом внимательно присмотрелся к обогнавшей их машине. И укрепился в своих подозрениях. Когда машина скрылась за поворотом, продолжал:
– Это настолько ясно, что я не думал, будто придется кому-то растолковывать, как младенцу... Вы ввязались во что-то рискованное, и, по некоторым обмолвкам, способное принести выгоду... лично вам. Ладно, я не сгораю от золотой лихорадки. Но и не бросаюсь очертя голову навстречу неизвестности. Получать пулю всегда неприятно, но хуже всего – словить ее зря. Мы с вами не в фильме – в реальности...
Кристина, виляявзглядом, ответила:
– Но я еще сама не знаю, будет ли это опасно...
– Знаете, – сказал Мазур уверенно. – Или, по крайней мере, всерьез подозреваете, что немногим отличается. Самое смешное, что я, пожалуй, могу заранее предсказать, с чем мне предстоит столкнуться. Понимаете, набор вариантов невелик. Это, безусловно, не какой-то рутинный бизнес. Тогда? Земельная спекуляция, наркотики, клад... Что там у нас еще? Ах да, море... Значит, отметаем какие-то темные делишки с землей, на которую претендуют несколько человек... Золотой галеон, а? Или партия кокаина в непромокаемой упаковке, ценой в миллион баков, которую какой-нибудь Кривоногий Джаспер, спасаясь от агентов по борьбе с наркотиками, выбросил за борт у безымянного островка, а потом признался вам на смертном одре, когда вы филантропии ради ухаживали за бесплатными больными... А?
– Это не наркотики...
– Что, все-таки золотой галеон?
– Как сказать... Нечто вроде.
– Уже теплее! – удовлетворенно сказал Мазур. – Значит, все-таки клад... Не буду врать, будто я моментально проникся энтузиазмом. Скорее, наоборот, ох, наоборот... Знаете, мне приходилось в жизни искать клады. Это не такое простое и приятное занятие, как может показаться. Во-первых, у клада есть пакостная привычка не оказываться на месте. Во-вторых, вокруг клада, неважно, существует он в реальности или вам просто толкнул «абсолютно верную карту» очередной аферист, порой толчется куча глупцов, склонных палить в конкурентов...
– А вы находиликлад? – спросила Кристина с живейшим любопытством.
«Что, точно? – мысленно спросил себя Мазур. – Эвон как подскочила, словно ее шилом в попку ужалило...»
– Увы, увы, – сказал он печально. – Искать-то искал, но не нашел.
Не рассказывать же ей, как обстояло в действительности девять лет назад у далеких Ахатинских островов? Хотя история, безусловно, поучительная: сколько народу отдали богу душу ради этого чертова золота, реального, весомого, осязаемого...
– Расскажете? – она прямо таки пылала энтузиазмом, так что подозрения Мазура крепли.
– Как-нибудь потом, – сказал он, подобравшись и щупаявзглядом окрестности по обе стороны дороги. – Сейчас лучше помолчите и не мешайте...
– А в чем...
– Тихо! – цыкнул Мазур, искренне надеясь, что мания преследования на сей раз выдала сигнал ложной тревоги, потому что...
Он резко бросил машину к обочине, с бетонной полосы и она вылетела на сухую рыжеватую землю, остановилась, взметая невесомую пыль...
Первая пуля звучно шлепнула в ствол дерева над их головами.
Резким движением Мазур согнул Кристину в три погибели, бросил ее на пол, втиснул в узкое пространство меж сиденьем и движком. Опершись правой на обтерханный поручень, одним мощным рывком перебросил тело через скорчившуюся девушку, через борт, коснувшись ногами земли – а пули все хлопали по деревьям – присел на корточки, распахнул дверцу, ухватил девушку за кожаный пояс джинсов и бесцеремонным рывком выдернул из машины, как пробку из бутылки, бросил на землю у колеса, прикрыл собой. Рявкнул в ухо:
– Бензин или дизель?
– Что? – ошалело откликнулась она, еще не успев ничего сообразить после столь резкой перемены.
– Машина, говорю, на бензине? Или дизель?
– Дизель...
Пули прямо-таки барабанили по стволам. Дизель – это гораздо лучше, пронеслось у него в голове. Не полыхнет бак от шальной или, наоборот, меткой пули...
– Лежи, как коровье говно в траве! – рыкнул он, когда Кристина затрепыхалась и попробовала приподняться, выплевывая набившуюся в рот пыль. – Лежи, принцесса, мать твою!
Перекатился вправо, вскочил и, прикрываясь капотом машины, вскинул «Таурус», держа его обеими руками. Приподняв дуло под углом примерно в сорок пять градусов, выпустил полмагазина в сторону тусклых вспышек выстрелов. Присел и прислушался.
Дорога была пуста. Впереди и правее, в той стороне, где только что располагались стрелки, наметилось определенное шевеление.
– Лежи, мать твою! – еще раз прикрикнул он для надежности и бросился вправо, в лес, привычно перебегая от ствола к стволу, двигаясь параллельно дороге, особенно не спеша – он вовсе не собирался лихим наскоком разгромить противника...
Дорога плавно загибалась вправо – и он увидел, как двое торопливо лезут в ту самуюсветлую машину, приткнувшуюся на обочине. До них было метров сто. Подняв пистолет, Мазур выпустил оставшиеся в обойме патроны – опять-таки целясь повыше машины, совершенно не стараясь попасть. Проводил взглядом унесшуюся на бешеной скорости легковушку, в секунды сменил магазин на полный и с чувством исполненного долга направился назад, уже и вовсе не торопясь, шагом.
Громко свистнул:
– Эй, можно вставать! Все кончилось!
И принялся разглядывать изуродованные стволы деревьев – свежие отщепы, содранная кора, прозрачный сок медленно стекает вниз, суетятся потревоженные зеленые жуки, похожие на тараканов...
Ну да, все сходилось. Сунув пистолет в карман, он простер свою доброжелательность до того, что помог Кристине кое-как почиститься от сухой пыли. Отступил на шаг, удовлетворенно ее осмотрел, покивал:
– Вот теперь совсем хорошо. Так и должна выглядеть приличная охотница за кладами: растрепанная, мордаха в пыли, сучки в волосах...
Ее высокая грудь возбужденно вздымалась, щеки пылали, а на лице еще отражался пережитый недавно ужас...
– Подите вы! – огрызнулась Кристина, машинально проведя рукой по волосам. – Не разыгрывайте супермена! Хладнокровен, как монумент... Они же нас чуть не убили...
– Знаете, что самое смешное? – беззаботно спросил Мазур. – Они вовсе не собирались нас убивать. Они вообще не хотели причинять вреда...
– Ну да! Они стреляли, как из пулемета...
Мазур взял ее за локоть, подвел к дереву и, бесцеремонно взяв за подбородок, задрал голову:
– Посмотрите. Вон там, на небольшом участке размером не больше ладони, пять попаданий сразу...
– Вы что, их уже посчитали?
– Именно, – сказал Мазур. – И выстрелы, и попадания. И не нужно так скептически ухмыляться, я в этом толк понимаю... А вон там – еще пять. На столь же ограниченном пространстве. Неумелыестрелки такне стреляют. Неумелые стрелки издырявили бы десяток деревьев... А эти умело, быстро и точно вогнали по обойме всего в два дерева. У них были, похоже, пятизарядки – винтовки или карабины... Они очень хорошо стреляют, Кристина, уж поверьте. Обратите внимание на природу вокруг – редколесье... Между тем на пути сюда можно было выбрать добрую сотню мест для засады, в густой чащобе. Преспокойно перещелкать нас из зарослей, как цыплят... Нет, они хотели напугать, потрепать нервишки, и не более того...
– Ну, а вы-то, ковбой, хоть кого-нибудь подстрелили?
Мазур, улыбаясь, пожал плечами:
– Я и не собирался. Это еще зачем? Когда я понял, что онивовсе не собирались в нас попасть, элементарная вежливость требовала ответить тем же. Я выпустил обойму поверх голов, вот и все. А вы хотели чего-то другого? К чему столь кровожадное выражение на лице? Оно вам совершенно не идет...
– Да вы... вы... – она задохнулась от ярости.
Мазур крепко взял ее за руку повыше локтя и подтолкнул к машине:
– Поехали. Нечего тут торчать. Истерики будут?
– Не дождетесь.
– Вот и прекрасно. – Мазур усадил ее, забрался за руль. – А как насчет ближайшего полицейского участка? Будем заявлять, как законопослушные граждане?
– Не стоит, – сказала Кристина. – Тут вы правы – никаких улик, нет трупов... Вот если бы вы кого-то подстрелили...
– Размечтались, – сказал Мазур. – Именно потому, что я об этом деле ничегошеньки не знаю, и не тороплюсь палить во все, что движется. Только так, и никак иначе... Между прочим, машина была без номеров. Я ее давненько засек. Они держались сзади, пару раз обгоняли, потом торчали на обочине, снова оказывались сзади... В здешних местах, где все гоняют, как психи, такое поведение настораживает моментально. Я ждал чего-то такого, и, когда увидел их меж деревьев на противоположной стороне...
– Кажется, мне следует вас поблагодарить?
– Поздравляю, – сказал Мазур. – Вы потихонечку приобретаете хорошие манеры, как и следует сеньорите из общества...
...Мазур так и не увидел слева ни моря, ни окраины желанного Чакона – они проехали гораздо правее, так что и океан, и город скрыли холмы. Вскоре Кристина обрадованно возвестила, что они, вот радость-то, прибыли в ее родные места.
Быть может, лет сто назад, во время плантаторов, последних индейских войнушек и каучуковой лихорадки, эти края и кипели насыщенной жизнью. Но уж, безусловно, не теперь – сначала они, не останавливаясь, проехали насквозь небольшой бедноватый городок, потом снова оказались в здешнем чистом поле: плоский ландшафт, чахлые рощицы, кустарник, иногда справа или слева промелькивают дома старинного облика, то ли нежилые, то ли просто не содержавшиеся в надлежащем порядке...
– Далеко еще? – спросил Мазур, которому тут вовсе не нравилось.
– Почти приехали. Сейчас свернешь налево, вон там, где развалины, поедешь прямо, дорога там одна...
Он свернул возле полуразрушенного дома – сразу видно было, что тут ни при чем ни военные действия, ни природные катаклизмы вроде всемирного потопа. Дом попросту развалился от старости и всякого отсутствия надлежащего ухода. Первый этаж еще держался, но крыша провалилась, второй этаж походил на декорацию к очередному фильму о развязанной проклятыми империалистами ядерной войне, от деревянной галереи остались сущие огрызки.
– Надеюсь, вы живете не здесь? – кивнул Мазур на унылые развалины.
– Слава Пресвятой Деве, до этого еще не дошло... Здесь давно никто не живет. Примерно с восемьсот двадцатого года. Последний хозяин во время войны за независимость держал сторону испанской короны, ему пришлось бежать со всем своим семейством, и генерал Грау потом распорядился, чтобы дом изменника никто не трогал – пусть ветшает и разрушается сам по себе, как печальное напоминание... Генерал сидел на коне примерно вон там, у толстого пня...
– Позер он был, ваш генерал.
– Это наш национальный герой и отец-основатель, – сухо сказала Кристина.
– Ну, одно другому не мешает, – заключил Мазур, подумав. – Верно? Черт возьми, как романтично, словно сама История прошествовала поодаль, шелестя мантией... Туда, я так прикидываю?
– Да...
Мазур уверенно повел машину к невысокой каменной стене, окружавшей длинное двухэтажное здание, показавшееся поначалу очень знакомым. Чуть позже он сообразил, в чем тут дело – именно такие старинные дома с галереями, высокими острыми крышами и маленькими балкончиками он видел в приключенческих фильмах и на картинках. Что ж, киношники и художники, надо полагать, черпали вдохновенье в реальной жизни...
Он остановился перед высокими деревянными воротами, потемневшими от времени и проливных летних дождей. Похоже было, что их не красили с тех самых беспокойных и романтических времен генерала Грау, позера и отца нации, основателя аж четырех независимых государств и фантастического бабника, восторженного поклонника Наполеона, по злой иронии судьбы умершего на руках английского врача...
Ворота тут же распахнулись, с натужным скрипом, сделавшим бы честь любому готическому роману. Медленно заводя машину на обширный двор, Мазур увидел справа просто одетого низкорослого человечка, судя по иссиня-черным волосам и чертам лица, с изрядной примесью индейской крови. В правой руке привратник держал старый, но надежный маузеровский карабин.
– Осажденный форт, а? – понятливо спросил он.
– Есть основания, – кратко ответила Кристина.
«Ну, это нам знакомо, – подумал Мазур, шагая вслед за девушкой к обветшавшей парадной лестнице (привратник плелся сзади в качестве то ли конвоя, то ли почетного эскорта). – Захиревшие дворянские гнезда, бледные призраки былого великолепия...»
С его собственными предками перед революцией обстояло примерно так же: и гербы имелись, и длинные родословные, а вот фамильные усадьбы находились в таком же состоянии...
Впрочем, обширный холл поддерживался в приличном виде: половицы не провалились и даже выкрашены; нигде не заметно ни паутины, ни собравшихся на посиделки мышей; со стен то любопытно, то сурово таращатся дамы в воздушных платьях, с голыми плечами и умилительными локонами; сеньоры в тесных, наглухо застегнутых мундирах и безукоризненных фраках, парочка даже в камзолах с пышными кружевными жабо и классических париках.
– Впечатляет, – сказал он, перехватив взгляд Кристины. – Вот только... Где же конкистадоры в парадных кирасах?
– Наш род все же не настолько древний, – ответила она напряженно. – Дворянское достоинство наш предок получил при Филиппе Четвертом.
– Это когда, простите? Не забудьте, что вы разговариваете с простолюдином из австралийских степей...
– В тысяча шестьсот двадцать втором.
«Тоже мне, нувориши, – подумал Мазур чуть покровительственно. Тот благородный шляхтич, от коего российские Мазуры произошли, в качестве шляхтича упоминался лет за двести до того, как король Филя твоих предков гербом облагодетельствовал... Салажка...»
Но вслух он, разумеется, сказал:
– Ну что же. Примерно в то же самое время мой английский предок уже упоминался в бумагах лондонского уголовного суда по поводу его процветающего бизнеса.
– И какой у него был бизнес?
– Довольно приличный по тем временам, – сказал Мазур. – Борьба за социальную справедливость. Точнее говоря, останавливал на одной из пустошей под Лондоном кареты благородных господ и убедительно предлагал поделиться награбленным у народа имуществом... Обычно, знаете ли, делились, мой предок был очень красноречив и умел убеждать...
– У вас великолепная наследственность, – фыркнула Кристина. – Это чувствуется...
– Стараюсь, – пожал плечами Мазур. – Вам не боязно впутывать парня с такой наследственностью в свои дела? Вдруг я, когда найдем клад, вас всех злодейски перережу и золотишко сопру?
– Тот, у кого такие замыслы, их обычно не афиширует...
– Ваша правда, – сказал Мазур. – Извините, пошутил...
Появилась нескладная женщина, сразу видно, из простых, с той же ощутимой примесью индейской крови. Кристина бросила ей что-то по-испански, и она, прямо-таки кинематографически кланяясь, подхватила сумку Мазура, показала куда-то вбок.
– Устраивайтесь, – сказала Кристина. – Через четверть часа жду вас к ужину.
– Надеюсь, фрак необязателен? – поинтересовался Мазур.
Она вздохнула, подняв глаза к потолку, отвернулась и удалилась в другую сторону. Мазур пошел следом за провожатой, по длинному, во все крыло, коридору, украшенному деревянными панелями с потемневшей резьбой.
Отведенная ему комната, тоже содержавшаяся в порядке, была огромной, с высоченным потолком, обставленной старинной неподъемной мебелью. Оставшись один, Мазур печально огляделся, покачивая головой и цокая языком. Размеры апартаментов его не то чтобы угнетали, но здесь было определенно неуютно для человека конца двадцатого столетия. Комнатища была рассчитана на совершенно другихлюдей – ведать не ведавших о типовых блочных домах, толчее мегаполисов и толкотне в автобусах. Тежили широко, просторно, во всех смыслах – «люди с раньшего времени», как выражался незабвенный Михаил Самуэльевич. Им было легче: короли жаловали за верную службу не сотками и гектарами, а небрежным мановением руки: «От того вон холма до горизонта», и никто слыхом не слыхивал про «квадратные метры» и «выслугу лет»...
Он заботливо достал из сумки бесценную куртку, помял ее в руках. Легко прощупывались гибкие пленки. Осторожно уместив ее под подушкой – тут, надо полагать, не воруют – Мазур достал сигареты и развалился в огромной дубовом кресле, чтобы хоть пару минут побыть благородным идальго. Стемнело, но он не знал, где тут выключатель, и есть ли вообще электрический свет.
Оказалось, имеется – когда ровнехонько через четверть часа в дверь предупредительно поскреблась индианка и более красноречивыми жестами, нежели непонятными ему словами пригласила к ужину, в коридоре уже горели электрические лампочки. Проводов, ведущих к дому, он что-то не заметил – значит, собственный движок где-нибудь в подвале.
Столовая оказалась и вовсе грандиозных размеров, увешанная портретами предков, старым оружием, со столом столь длиннющим, что лакеям, по рассуждению, гораздо удобнее было бы разъезжать вдоль него на велосипедах. Небольшая скатерть, постеленная у одного из торцов стола, с двумя приборами на ней, выглядела не просто смешно – убого. Однако Кристина, в темном платье, с тщательно расчесанными волосами, выглядела так гордо и независимо, словно не замечала этого горького юмора. Мазур довольно быстро определил, что это, скорее, не гордость, а скованность: нелегко демонстрировать жалкие остатки прежней роскоши, былого величия... Тяжело девочке, девочка с характером...
– Великолепно, – сказал он непринужденно, вертя в руках массивную серебряную вилку, должным образом начищенную. – Вы не боитесь, что ненароком гены взыграют, и я сопру ваше фамильное серебро?
– Это уже не смешно, – сказала она досадливо. – Кто бы вы ни были, но на мелкого воришку уж точно не похожи. Ешьте. Все в упадке, но готовит Мария неплохо.
– Уж это точно, – сказал Мазур, нацеливаясь вилкой на что-то аппетитное, источавшее аромат жареного мяса и незнакомых приправ. – Люблю повеселиться, особенно поесть. Тем более...
Высокое овальное окно лопнуло, посыпались осколки, и пуля звучно ударила в потускневшую деревянную панель под потолком. Почти не рассуждая, Мазур, отшвырнув свое массивное стуло, пинком подшиб ножку стула девушки, отпихивая его от стола, свалил Кристину на пол и замер с пистолетом в руке.
Дззз-зззынь! Второе окно вылетело к чертям, а за ним и третье. Пули ударяли в стену высоко над головами. Мазур старательно считал выстрелы.
Во дворе хлопнула парочка других, прозвучавших гораздо ближе: ну, ясно, привратничек старается, в белый свет, как в копеечку. Девять, десять... и – тишина.
– Послушайте! – сердитым шепотом произнесла Кристина. – Что за манера меня то и дело швырять, как куклу? И на дороге, и здесь... Я вся в синяках...
Во дворе бабахнул еще выстрел.
– Лежите-лежите, – сказал Мазур. – Береженого бог бережет. Когда еще мне выпадет случай держать в объятиях девушку из столь благородного рода, причем на законных основаниях, заслоняя своим телом от опасностей?
Она забарахталась всерьез – гибкая, сильная, в ароматах незнакомых духов. «Приятная девочка, – подумал Мазур, посильнее придавив ее к полу. – Знать бы только, что за игры играет, и в чем тут двойное дно, оно просто обязано быть...»
– Пусти!
– Сейчас, – сказал Мазур. – Не вставай сразу, ладно?
Он, пригибаясь, чуть ли не на четвереньках подбежал к большому выключателю рядом с входной дверью и с маху вырубил свет. Метнулся к окну, примостился в простенке. Разумеется, ничего подозрительного он во дворе не заметил, хотя ночь выдалась лунная – пусто, конечно, они определенного палили с приличного расстояния, оружие позволяло...
Кристина подошла к нему, вгляделась в темноту и зло сказала что-то по-испански. У Мазура осталось впечатление, что это были слова, которых благородной сеньорите из приличного дома вообще-то не полагалось бы знать – но что поделать, двадцатый век, эмансипация и все такое...
– Совершенно тот же почерк, – сказал он задумчиво. – Десять выстрелов из двух пятизарядок, издалека... И снова никто не стремился в нас попасть, наоборот...
– Удивительная проницательность! – фыркнула Кристина. – Но ты, в общем, прав. Считая тот случай, на дороге, это уже шестой раз за последнюю неделю...
– В доме есть телефон?
– Есть. Толку от него мало. Провода давным-давно перерезаны. Они мне мотают нервы вторую неделю...
– Кто? – жестко спросил Мазур. – Расскажешь ты мне, в конце концов, что здесь творится?
– Завтра, – твердо сказала Кристина. – Я жду одного человека. Он приедет завтра и мы отправимся в Чакон... Я расскажу перед этим. Вдруг...
– Ага, – сказал Мазур. – Вдруг случится какое-то чудо, все волшебным образом обойдется и не придется ничего рассказывать постороннему человеку? Дорогая сеньорита, вы все еще верите в чудеса? Их не бывает, а если все же случаются, то не столь волшебные... Когда вы это поймете, наконец?
– Понимаете, Джонни, это так долго считалось чисто семейным делом...
– Ну да, – сказала Мазур. – Фамильные традиции, роковые тайны... «О, сын мой, на смертном одре я должен открыть тебе, что ты вовсе не сын мой, а дочь моя...» Как же, знаем... Интересно, а эти пакостники – тоже семейное дело?
– Самое смешное, что – да... В каком-то смысле.
– Какая-нибудь вендетта?
– Да нет, – со вздохом сказала Кристина. – Скорее уж непримиримая ссора... Это дон Хайме...
– Какой-нибудь благородный сосед?
– Чтоб его черти взяли... Самое скверное, мне нечего предъявить полиции. Одни пулевые отметины в стенах, да перерезанные телефонные провода. Капитан будет меня утешать, обещать, что предпримет все надлежащие меры – только ему, как легко догадаться, не хочется впутываться во все это... Выгоды никакой, а уличить никого невозможно...
– Ты дождешься, – сказал Мазур. – В конце концов, они дом подпалят с четырех концов. Я на их месте именно так бы и поступил – сколько можно примитивно палить из винтовочек? Если повторять это достаточно часто, такие фокусы перестают казаться угрозой...
– Они с тобой, часом, не советовались? – фыркнула Кристина. – Потому что позавчера как раз и подожгли... Не дом, правда, а мой единственный коровник. Вон в той стороне, в полумиле... Подперли дверь, когда Пакито прибежал, было уже поздно... Коровы сгорели, все восемь. Последнее мое движимое имущество, последнее, что еще как-то отдаленно смахивало на хозяйство... Теперь остался только дом.
– А собак у тебя, что, в хозяйстве нет?
– Были. Две. Еще пять дней назад.
– Крепенько они твое хозяйство подкосили, – сказал Мазур. – А ты не хочешь ли, часом, чтобы я ответил в том же духе? У этого дона Хайме наверняка найдется в хозяйстве что поджечь и разломать... Что мне стоит?
Ему вовсе не улыбалось тащиться куда-то под покровом ночи жечь коровники неизвестного дона и разносить какие-нибудь сараи – просто интересно было, что она ответит...
В голосе Кристины звучала даже не гордость – спесь:
– Я до такогоопускаться не буду. В конце концов, он проиграет в главном: именно я доберусь до сокровища... Только, я тебя умоляю, не лезь с вопросами. Подожди до завтра, не убьют нас с тобой, в самом-то деле...
«Итак, все-таки сокровище, – подумал Мазур. – Интересно, настоящее или мнимое? А в общем, никакой разницы – клады вечно приносят одни неприятности, независимо от того, реальные там захоронки, или нет...»
Глава вторая
Благородные доны и дешевые гангстеры
Спал он, легко догадаться, с собачьей чуткостью, положив на столик оба пистолета и примостив одежду так, чтобы натянуть ее в мгновение ока по всем армейским стандартам. Однако молодчики неизвестного дона Хайме так и не дали о себе знать.