– Да нет, пожалуй, – сказал Мазур. – Я увидел все, что хотел, не собираюсь вас и далее отрывать от дела…
– Быть может, хотите осмотреть город?
– Это еще зачем? – спросил Мазур с искренним удивлением.
– Ну, я не знаю… Для контроля.
– Нет, спасибо, – сказал Мазур. – Совершенно не представляю, что там можно проконтролировать… После усилий роты спецназа.
Он повернулся, махнул своему водителю. Майор возвышался рядом, здоровенный, непроницаемый, уверенный в себе, выдрессированный на совесть британскими спецами, которые, Мазур был полностью согласен, свой хлеб ели не зря. Безукоризненный пятнистый комбинезон, алый берет с затейливой эмблемой, на правом рукаве – золотая нашивка (голова льва, держащего в пасти кинжал), на левом – серебристая (уже не кинжал, а настоящий меч экзотической формы, здешний, в окружении листьев, аналогичных европейским лаврам и дубовым). Хочется верить, знаток своего дела. Хочется верить, в заговоре против президента не замешан. И все равно этот эбеновый красавчик уже допустил существенный прокол, о чем не подозревает…
Подкатил предоставленный в полное распоряжение Мазура «лендровер», он запрыгнул на переднее сиденье, дружески кивнул майору. Тот лихо отдал честь и замер в позе монумента, заложив за спину руки со стеком – ну конечно, у британцев нахватался…
Машина покатила той самой колеей, по которой они и приехали. Вскоре Мазур оглянулся. Гора Сонгала величаво вздымалась к ярко-синему небу, равнодушная к человеческой суете, и на ее вершине темнел древний, полуразрушенный город-крепость Киримайо – творение забытого сумасшедшего короля, приказавшего отгрохать эту махину без малейшей военно-стратегической надобности: просто вожжа под хвост попала, захотелось, «шоб було». Насколько Мазур помнил здешнюю историю еще со старых времен, Киримайо большую часть времени так и стоял необитаемым. Король Бачака после победы над французами решил устроить там свою резиденцию (самодержец, приказавший отгрохать Киримайо, был, конечно, полным шизофреником, но его мастера строили всерьез и на века), но евроремонт начать не успел – там его и прикончили заговорщики во главе с двумя родными королевскими братьями, которым тоже хотелось в монархи. Самое время предаться философским размышлениям о бренности бытия и тому подобной ерунде – но это было совершенно не в стиле Мазура. Последнее, чем бы он в этой жизни занялся, даже пребывая в дикой скуке, – это стал бы предаваться философским размышлениям…
Слева, над горами, появился красно-белый изящный самолетик, снизился и стал заходить на посадку. То ли гости съезжались на дачу, то ли прибыла очередная группа агентов, которых и так набилось в поселок предостаточно.
Мазур покосился на водителя. Лейтенант Мбопа, ветеран президентской охранки, умело вертел баранку. Лет на десять постарше Мазура, совершенно лысый, за правым ухом начинается жуткий зигзагообразный шрам, уходящий под ворот рубашки, – похоже, много лет назад шпику пришлось испытать нечто похуже, чем удар бутылкой в пьяной драке. Интересно, он до сих пор ходит в лейтенантах оттого, что невезучий, или, наоборот, слишком умный? Есть такая категория неглупых людей, стремящаяся не побольше звезд нахватать, а благополучно дотянуть до пенсии в малых чинах, поскольку с мелких и спроса меньше, и выжить им легче в пору шумных политических пертурбаций…
– Мбопа, – сказал Мазур.
– Да, бвана?
– Бросьте вы лепить из себя дурачка-боя времен белых колонизаторов, – сказал Мазур. – Вы мне этим «бваной» мозги уже прокапали…
– Как хотите, сэр. Некоторым белым даже сегодня нравится, когда их так называют, по-старому…
– Только не мне.
– Учту, сэр. Можно спросить… Вы, как я понимаю, специалист в чем-то серьезном… Что думаете о тех? – он, не отрывая глаз от дороги, показал большим пальцем через плечо, на Киримайо. – Как вам майор?
– По-моему, профессионал, – сказал Мазур. – А вам он как?
– Слишком молодой… и чересчур городской… – протянул Мбопа с крайне кислым выражением лица.
– Не доверяете?
– Не доверяю.
– А мне?
– И вам, говоря по совести, не доверяю, сэр, – признался Мбопа. – Доверяю только себе – потому что совершенно точно знаю: уж я-то покушения на президента не планирую…
Мазур, не стесняясь, захохотал в полный голос. Отсмеявшись, пояснил:
– Старина, юмор в том, что я думаю точно так же… Понятно, почему у вас вызываю недоверие я – белый, чужак… А почему майор?
– Сопляк, – сказал Мбопа. – Не понимает, что такое Киримайо.
– А вы что, верите рассказам о демонах, обитающих там во множестве? Вы же не фусу, у вас нет знаков…
– Я – дагоба. У нас свои демоны, в которых верят люди. А в демонов Киримайо пусть верят фусу. Я не о том. Есть старая пословица: «полно тайн, как Киримайо»… Этот сопляк обрушил никому не нужный, давным-давно засыпанный подземный ход, который и так завален. А ведь где-то в скалах есть второй…
– Знаю, – сказал Мазур.
Вот тут Мбопа лишился обычной невозмутимости, даже непроизвольно нажал на тормоз, справившись с удивлением и вновь поддав газку, спросил:
– Это еще откуда?
Хрен с ней, с секретностью, подумал Мазур. Все равно, когда шла работа над внедрением, кое-какие былые маршруты стали достоянием узкого круга олигархической общественности, а там и круги по воде пошли…
– Я тут был двадцать лет назад, старина, – сказал он небрежно.
– Так-так-так… – протянул Мбопа. – То-то не могу отделаться от глупого впечатления, что видел вас, точно видел, но вы были гораздо моложе… Все сходится – русский, двадцать лет назад, здешние бои…
– Так-так-так… – в тон ему протянул Мазур. – А вы что делали в таком случае двадцать лет назад?
Мбопа ухмыльнулся:
– Лейтенантом служил. В политической полиции. В подразделении по охране дворца фельдмаршала.
Все сходится, мысленно прикинул Мазур. Двадцать лет назад мы, помимо основного дела, частенько вставали на охрану дворца. А глаз у него верный, и хватка не ослабла. Точно, из умных. Не сосчитать, сколько министров, генералов и полковников за эти двадцать лет лишились кто голов, кто места в жизни – а сержанты и лейтенанты, как правило, тихонечко стояли себе на прежних постах все эти годы – поскольку всякой власти генералы нужны свои, а вот нижних чинов при любом режиме не особенно и чистят…
– Забавно было бы, окажись, что я вас тоже помню, – сказал Мазур. – Но, увы…
– Ничего странного, сэр. Адмиралы не запоминают лейтенантов.
– Зато лейтенантам жить проще, а?
– В некоторой степени, сэр…
– Интересный вопрос у меня на языке вертится, – сказал Мазур. – Вы мне не верите по обязанности или всерьез? Был бы очень признателен, если бы вы ответили максимально честно. Нам с вами еще работать и работать бок о бок…
– Я бы сказал, по обязанности, сэр. Перед вылетом сюда я получил от начальства особые инструкции касаемо вас. Меня предупредили, что вас попытаются здесь убить, и я обязан, вдобавок ко всему, приложить максимум усилий по обеспечению вашей безопасности. Такие приказы заставляют относиться к человеку с некоторым доверием…
– Приятно слышать, – сказал Мазур. – И то, что вы мне все же доверяете чуточку, и то, что у меня есть телохранитель.
– Вас и в самом деле кто-то попытается убить?
– Боюсь, что да, – сказал Мазур. – Может быть, даже вы… не делайте столь обиженного лица, старина. Вы же умный человек и прекрасно понимаете, что в такой ситуации ждешь удара с любой стороны…
– Я не обижаюсь, сэр, вполне уместные мысли для человека в вашем положении… Но я и в самом деле собираюсь вас охранять со всем усердием. Осмелюсь внести предложение. Мне кажется, я должен по ночам наблюдать за вашим бунгало. Если кто-то здесь и в самом деле настроен вас прикончить, надежнее всего это предпринять ночью – последняя ночь перед визитом президента, самый удобный момент… Не обязательно стрелять или резать. Можно попросту подбросить змею. Милях в двадцати отсюда, в лесах у Ндване водится чертовски ядовитая и скверная на характер порода. Попав в жилище, ни за что не уползет – не успокоится, пока не перекусает предварительно всех, кто там находится…
Мазур передернулся вполне искренне – в его богатой на приключения жизни ядовитых змей все же под подушку не подбрасывали. Ни единого разочка. Поганая смерть, если вдуматься – подползет бесшумно этакое склизкое, холодное, жиганет зубом…
– Дельная мысль, – сказал Мазур. – Если это вам не доставит лишних хлопот, я бы попросил не караулить дом, а посидеть ночью внутри. Потому что меня ночью не будет. Я, понимаете ли, собираюсь навестить даму…
Мбопа бросил на него быстрый, хитрый взгляд:
– Ну, если уж вы тот, про кого я думаю, вы не даму собираетесь навещать… А впрочем, не мое дело. Вы распорядились – я выполнил…
Он сбросил скорость: лендровер въехал на территорию поселка. Глянув в сторону самого большого домика, президентского, Мазур особого многолюдства там не увидел – ну, они же не полные дураки, чтобы картинно торчать у всех на виду в темных очках и с трещотками наперевес, они давным-давно засели и в резиденции, и в тех четырех домишках, что чертовски удобно ее окружают, – при нужде, высунув стволы вон в те замаскированные бойницы, можно отстреливаться долго и успешно. Никто этого не говорил вслух, но изнутри там наверняка все бронировано на совесть, африканские президенты – народ предусмотрительный, горьким опытом наученный, особенно в таких вот местах…
– А про главного егеря что вы скажете? – спросил Мазур. – Мне с ним сейчас нужно будет побеседовать, хочу знать мнение местного. Догадываюсь, вы и ему по обязанности не доверяете. Ну, а кроме этого?
– Как вам сказать, сэр… Вообще-то, он уж лет десять как за это теплое местечко зацепился. Еще до того, как нынешний президент стал президентом. Но это ни о чем еще не говорит. Ничего вам про него не скажу, ни плохого, ни хорошего. Вроде бы чист, всю сознательную жизнь провел в Африке… хотя родом он не отсюда, из Кении. Родители, насколько я помню из досье, были фермерами, а сынок, стало быть, предпочел бродить по Африке: где-то в армии служил, где-то охотился, где-то занимался туристическим бизнесом. А потом в Ньянгатале осел. Кто его знает…
– Кирилл!
Раньше, чем Мазур успел повернуть голову, Мбопа предупредительно затормозил. Распахнув невысокую дверцу, Мазур спрыгнул на землю, подошел к Олесе, стоявшей у входа в бунгало. В белоснежных шортах и синей маечке, с распущенными волосами, смотрелась она весьма и весьма. Кем бы ни была на самом деле. Так что иные распоряжения начальства можно выполнять не просто из чувства долга, а с превеликим удовольствием…
– Что вы так смотрите?
– Простите за жуткую банальность, но вы очаровательны, – сказал Мазур. – Не хватает Кинг-Конга. Он бы вас сгреб, а я бы, соответственно, спас со всем усердием…
Она выдержала его взгляд со спокойствием опытной женщины, привыкшей к восторгам, осадам и прочему. Тихо сказала:
– Мне, конечно, чертовски приятно, что на меня, измочаленную бизнесом усталую старушку, так смотрят супермены, но сначала о деле, уж не посетуйте… Вы, как я понимаю, из Киримайо?
– Ну да, – сказал Мазур.
– Впечатления, мысли по поводу, соображения?
– Все есть, – сказал Мазур. – Всего понемножку. Прямо сейчас устроим военный совет? Мне еще нужно было заскочить к главному егерю…
– Ну, время терпит. Сразу после него заходите ко мне, без церемоний и без стука. Я никого не жду, поговорим обстоятельно, а то время поджимает…
– Есть, – сказал Мазур.
Повернулся, запрыгнул в машину. Мбопа плавно взял с места. «Лендровер» свернул вправо, обогнул президентскую резиденцию, еще немного попетляв меж домиками, затормозил у стоявшего, можно сказать, на самой околице деревни, рядом с таким же джипом, только помощнее и поновее. В отличие от остальных бунгало, здесь рядом со входом красовалась начищенная медная табличка, на которой старомодным шрифтом было выведено по-английски: «Роберт Каллем, главный егерь заповедника Киримайо».
Собственно говоря, к посту, который этот субъект занимал, по мнению Мазура, гораздо больше подходило бы прозаическое «Директор», но, как известно, у каждой Марфушки свои игрушки. Обстановка романтичного, затерянного в диких просторах охотничьего приюта требует, надо полагать, соответствующей терминологии. Вип-клиентам, прибывшим отдохнуть от деловой суеты, гораздо больше нравится общаться с главным егерем, нежели с директором или менеджером… Ну, в конце концов, за свои немаленькие деньги имеют право.
– Вас подождать? – спросил Мбопа.
– Да нет, я пешком дойду, – сказал Мазур. – Раскатывать на машине по этой крохотной деревушке – это, по-моему, совершенно излишняя помпа… Вы, главное, с темнотой не забудьте занять пост в моем скромном жилище.
– Конечно, сэр.
– И если нагрянет кто-то… незваный, – сказал Мазур, – то непременно постарайтесь не убивать его, а взять живым. В наших играх пленный нужен, как воздух.
– Разумеется, сэр… Всего наилучшего.
Подойдя к двери, Мазур громко постучал – и, услышав изнутри приглашение войти, без церемоний ему последовал.
И оказался в царстве экзотики. Глаза поневоле разбежались. Прямо напротив двери на стене помещалась огромная носорожья башка, взиравшая на пришельца свирепо и тупо. По обе ее стороны красовались львиные головы, белые черепа, судя по отсутствию рогов и негуманным клыкам, принадлежавшие отнюдь не травоядным, головы антилоп с разнообразнейшими рогами, то длинными и прямыми, то причудливо закрученными. В углу, на лакированной деревянной подставке, стоял крокодил нешуточных размеров. И еще много было всякого: череп буйвола, стойка с разнообразными ружьями, старыми и вполне современными, африканские мечи и пучки ассегаев на стенах, причудливые, прямо-таки марсианские резные маски из темного дерева. Большие фотографии на стенах, статуэтка слона на высокой подставке…
Хозяин, восседавший аккурат под носорожьей башкой, поднялся навстречу Мазуру, вышел из-за стола, подошел и крепко пожал руку, жизнерадостно восклицая:
– Обратите внимание: ничего чужого! Я имею в виду, все добыто собственноручно, из этих вот ружей! Вы, значит, и будете этот загадочный русский, который станет караулить президента?
– Он самый, – сказал Мазур. – Мазур моя фамилия.
– А имя у вас есть?
– Кирилл.
– Очень приятно, – сказал хозяин экзотического кабинета. – А меня зовут Роберт, Роберт Каллем. Собственно, майор Каллем… Вы, говорят, тоже военный?
– Точнее, моряк, – сказал Мазур.
– А по званию кто будете?
– Адмирал, – сказал Мазур с некоторым смущением – как-то неловко было титуловаться этим званием перед хозяином, выше майора не прыгнувшим.
– Идите вы! Серьезно?
Выговор у него был самый что ни на есть простонародный – типичнейший кокни, лондонский коренной житель из низов, пробившийся своим горбом…
Вот именно. Выговор. Мазур, разумеется, сохранил полнейшее хладнокровие, но после первых же фраз хозяина в голове у него, как встарь, заработал нерассуждающий механизм. Тот самый, что на уровне инстинкта подмечал несообразности и вытекающую отсюда ложь…
– Серьезно, – сказал Мазур. – У нас в России вот уже триста лет как завелись адмиралы…
– Мир переворачивается, – сказал майор добродушно. – Русский адмирал в службе безопасности президента… Ваших тут лет двадцать не бывало, с тех пор, как пристукнули Олонго. Сам я в то время тут еще не обосновался, но наслушался, как же… – Он спохватился: – Садитесь, сэр, что же мы торчим посреди комнаты? Виски?
– Пожалуй, – сказал Мазур, усаживаясь.
Майор распахнул дверцу резного ящика, скрывавшего холодильник, зазвенел стаканами, кубиками льда. Уселся на свое место и с нескрываемым удовольствием сделал добрый глоток.
Лет ему было около семидесяти, но человек, сразу видно, моторный – сухой, жилистый, стриженный почти наголо, с классическими британскими усиками щеточкой, отнюдь не развалина, способный еще наверняка вмазать противнику по зубам как следует.
– Нуте-с?
– Простите? – сказал Мазур.
– Ну, я так понял, вы сюда приехали в качестве грозного ревизора? Обозревать, как тут обстоит с безопасностью в преддверии визита, распекать, контролировать и метать молнии?
– Пожалуй, – сказал Мазур. – Хотя я себя не считаю громовержцем с необозримыми полномочиями. Просто… мне поручили все здесь еще раз проверить. Беспокоятся, знаете ли.
– Вздор, – веско сказал главный егерь. – Я в ваши дела не лезу, не специалист, но поверьте на слово: здесь – самое безопасное местечко для президента, у которого есть враги. Лес вокруг набит охраной, в Киримайо засела целая рота, здесь, в поселке, полно шпиков… Не подберешься.
– Да, у меня тоже создалось такое впечатление… – сказал Мазур.
– Вот и отлично. Можете успокоиться и отдохнуть. У нас тут премило, в общем. Запасы виски неоскудимые. А если вас интересуют эти… легкомысленные, в куцых юбчонках, то их сюда уже забросили целый вертолет – здешние тащатся от европейских блондинок. Впрочем, если вы в Африке человек новый и хотите экзотики – и это организуем.
– Благодарю, – сказал Мазур, – как-нибудь потом.
– Вы пейте, пейте, виски отличное. Знаете, что самое приятное? Мне нет нужды испытывать перед вами трепет и лихорадочно копаться в памяти, нет ли за мной каких упущений. Безопасность – не моя сфера, слава богу. Я больше по части охоты, увеселений и общей налаженности отдыха. По этой части у вас есть вопросы?
– Никаких, – сказал Мазур.
– Вот и прекрасно. Ваше здоровье!
– Вы разрешите? – сказал Мазур, сделав широкий жест рукой с высоким стаканом.
– Да пожалуйста, адмирал! Любопытствуйте, сколько душе угодно. Мне это только польстит – летопись, так сказать, многолетних странствий…
Не спеша пройдясь мимо стойки с ружьями – отличные экземпляры там попадались, – Мазур перешел к фотографиям. Главным образом охотничьи сцены – люди с ружьями, белые и черные, возле трофеев, рогатых, клыкастых, зубастых. Ага, даже слон… Вот тут хозяин лет на двадцать моложе…
Медленно, стараясь, чтобы все выглядело совершенно естественно – чинный осмотр домашнего музея новичком, а как же – Мазур добрался до фотографии, которую заприметил практически мгновенно. И убедился, что никакой ошибки быть не может. Это именно тот, о ком он сразу и подумал: лысоватый улыбающийся человек в тропической форме со странными эмблемами на погонах – меч, многолучевая звезда и шпала. Ну, это не эмблемы вообще-то, это знаки различия конголезского майора…
– Ваш родственник? – спросил он, оборачиваясь. – Вроде бы есть нечто общее.
– Да нет, – безмятежно сказал майор. – Это один парень из Танзании, я там служил, когда она была еще Танганьикой…
И точно, на соседнем снимке главный егерь и лысоватый, в одинаковой форме, стояли рядом с джипом на фоне густого леса. Судя по безмятежным улыбкам, настроение у них было превосходное. Нет, но какова наглость, подумал Мазур. Правда, сорок лет прошло…
Вернувшись за стол, он проформы ради задал парочку вопросов об общей обстановке, предстоящем сафари и тому подобном – и решительно встал. Майор с разочарованным видом воззрился было на едва початую бутылку, но Мазур, значительно сдвинув брови, помянул служебные обязанности, не терпящие отлагательств, поставил стакан и распрощался прежде, чем майор успел предложить в рамках гостеприимства что-нибудь еще.
Отойдя от домика на достаточное расстояние, он покрутил головой: сюрприз, однако… Разумеется, это ни о чем еще не говорит, мало ли какая биография может быть у человека, но все же, все же… Опыт подсказывает: как только замаячат на горизонте ряженые, жди беды…
Глава четырнадцатая
Романтические африканские ночи
Стучаться он не стал, как и просили. Распахнул бесшумную дверь, вошел в крошечный холл – и остановился, перед занавесом из тоненьких палочек, игравшим роль двери. Явственно доносились два голоса, у Олеси, вопреки ее заверениям, кто-то был в гостях, а значит, следовало задержаться и оценить обстановку. Мало ли какие свои олигархические секреты они там перетирают, еще испортишь все, ввалившись… В конце концов, дверь открывается бесшумно, и смыться незамеченным никогда не поздно…
Второй голос, впрочем, тоже оказался женским.
– Олеська, ну что ты, как девочка…
– Сказала же я тебе…
– Нет, серьезно, в жизни все надо попробовать… А ты в этой маечке вся из себя такая, что…
– Пусти.
– А если не пущу?
– Пусти, говорю!
– А если мы шортики снять попробуем?
Послышалась шумная возня, Олеся вскрикнула с непритворной злостью в голосе, и Мазур, сообразив, что на деловую беседу это как-то не очень похоже, решил все же ввалиться неуклюжей деревенщиной. И ввалился, не раздумывая.
Открывшаяся его взору картина, в общем, на фоне нынешней свободы нравов ничего сногсшибательного собой не представляла – Олеся барахталась на диване в объятиях какой-то девицы, чьи намерения, сразу видно, были самыми серьезными и в данный момент были всецело направлены на то, чтобы сдернуть белоснежные шорты с добычи, чему та решительно противилась.
Гулко откашлявшись в кулак, Мазур пробасил:
– Простите, если не вовремя, но мы, кажется, договорились на это время…
Девица повернула к нему раздраженное, смазливое личико – брюнетка, коротко стриженная, в джинсах и черной майке, этакая спортивная, крепенькая девка. Вроде бы совершенно незнакомая, но внутри у Мазура щелкнуло и заработало запоминающее устройство – не мог отделаться от впечатления, что где-то уже видел эту физиономию…
Воспользовавшись моментом, Олеся извернулась и выскользнула, торопливо одернула легкомысленную маечку, поправила волосы. Особо разъяренной она не выглядела, но по ее лицу Мазур видел, что нагрянул как раз вовремя.
Черноволосая девица выпрямилась, окинула Мазура презрительным взглядом, фыркнула и с независимым видом прошествовала к двери, бросив через плечо:
– Олеська, мы еще поговорим…
И вот тут-то, когда она проходила мимо, Мазур ее узнал – эти глаза, мимолетный взгляд исподлобья, поворот головы…
Это она попалась тогда на лестнице, когда они поднимались в квартиру Удава, – безобидная юная дамочка с пекинесом на поводке… которая, как вскоре же выяснилось совершенно точно, никогда в том доме не жила. И, хотя точных доказательств не имелось, качая на косвенных, легко сделать вывод, что некому было положить бедолагу Удава, кроме этой паршивки. Ну что же, возьмем на заметку. Значит, и она тут, в игре… Интересно, означает это нечто особое, или девка попросту занимает отведенное ей в штатном расписании место?
Громыхнула бесшумная дверь. Чуть порозовев и не глядя на Мазура, Олеся пояснила:
– Это наша девочка, из безопасности. Хорошая девочка, тренированная, полезная, да вот беда, бисексуальная. Надо ж было, чтобы она ко мне воспылала… Отвязаться не могу.
Ну да, подумал Мазур не без злорадства, она ж явно тоже не подозревает о вашей истинной роли, мадам, принимает за мелкую сошку, вот и оборзела…
Олеся продолжала не без смущения:
– Вообще-то я женщина современная, но такие эксперименты отчего-то нисколечко не привлекают.
Она так деланно изображала смущение и непорочность, так играла глазами, что Мазур, во исполнение инструкций, решил не церемониться, подошел вплотную и бухнул:
– А какие привлекают?
Олеся вскинула на него глаза:
– И ты туда же?
Но прозвучало это довольно беспомощно, особенно в сочетании с обращением на «ты», впервые за все время их знакомства. А посему, мысленно повторив любимое присловье про наглость, сестру таланта, Мазур обнял ее покрепче, притянул и сообщил на ухо с великолепно сыгранной задушевной откровенностью:
– Ну ничего я не могу с собой поделать, на тебя глядя…
Она не вырывалась, и на поцелуй ответила, и маечки лишилась без всяких протестов, а там и остального, и на диване обосновалась без возражений – и во всем дальнейшем принимала самое активное участие очень даже раскованно.
Через часок, когда в комнате уже было темно, – как обычно случается в этих районах Африки, темнота прямо-таки обрушилась, словно где-то повернули выключатель – вспыхнули огоньки сигарет, поплыл дымок, и уютно устроившаяся в объятиях Мазура дама спросила с ленивым интересом:
– Значит, вот так моряки и совращают бедных неопытных блондинок?
Мазур хмыкнул:
– Ну, вообще-то у меня создалось впечатление, что блондинка не особенно и сопротивлялась…
– Я тоже не железная… Знаешь, смешно, конечно, нам не по семнадцать лет, но все равно, ты мне сразу понравился…
– Еще бы, – сказал Мазур, – я основательный, положительный, а также, признаюсь тебе по секрету, регулярно стираю носки и умею чинить утюги…
Олеся засмеялась, потершись щекой о его плечо. Мамочки мои, подумал Мазур с ноткой растроганности – невеликой, впрочем, – вот и романтика обозначилась. Вот и началось, без сомнения, выстраивание теплых человеческих отношений: обаяшка-пролетарочка на службе у олигархов потянулась к надежному мужскому плечу положительного матросика. Лаврик, конечно, профессионально циничен до мозга костей, но он эту ситуацию в точности предсказал… Интересно, зачем я им все-таки нужен? Как ни ломаешь голову, не в силах угадать ситуацию, когда для грязных дел – ну не бывает у них чистых! – требуется человек, с одной стороны, чуточку вросший в рыночные отношения, но с другой, обязанный обладать немалым зарядом старомодной морали… Любопытство пробирает не только профессиональное…