Дюралька со стуком впечаталась в борт шхуны. Одним прыжком перемахнув на палубу, гаваец, задыхаясь, спросил:
   – Никого не было поблизости?
   Мазур, хозяйственно переправив на палубу канистры и оружие, поднялся следом. Батак по кличке Майки равнодушно сказал:
   – С полчаса назад прошел катер, босс. Вон оттуда вон туда. Хороший катер, сильный. Нас они вроде бы не видели…
   – Поднимай паруса, живо! Уходим!
   – Босс, что стряслось? – зевнул батак.
   – Все паруса, живо! Здесь мадам Фанг!
   Существуй некий мировой рекорд по самому скоростному снятию с якоря, подъему парусов и выходу в открытое море, он, несомненно, был бы моментально бит экипажем шхуны. Дюралька словно сама собой вспорхнула на палубу, все паруса без малейшего, казалось, вмешательства людей взлетели, распускаясь с хлопаньем, наполняясь ветерком, незадачливые «джентльмены удачи» носились по палубе так рьяно, словно их волшебным образом стало втрое больше, даже Пенгава с Манахом, вроде бы провинциальные дикари, опрометью кинулись помогать, бестолково суетясь, – судя по их виду, оба не раз слышали это женское имечко и не связывали с ним ничего хорошего…
   … Примерно через четверть часа, когда остров еще виднелся за кормой явственно различимым зеленым пятном, сзади обнаружилась черная точка, приближавшаяся с неприятной быстротой. Шхуна шла полным ходом, на всех парусах, но эта точка (на которую обратил их внимание Пьер), по некоторым признакам, была снабжена не первобытными парусами, а сильным мотором, очень уж быстро нагоняла…
   – Скверно, – сказал Джонни, подняв к глазам бинокль. – Катер… И крутой, сволочь, катер… Одни макаки, оружия на виду не держат, во всяком случае, не вижу пока…
   – Дай-ка, – потянулся Мазур за биноклем.
   – Поди ты! – Джонни бесцеремонно отбросил его руку. – Ладно, я кой-кого знаю, может, и обойдется, может, и выкрутимся… Вы, оба, хаоле! Спускайтесь в кубрик, живо! Попробую уболтать. Если они нас не видели на острове, глядишь, и выскользнем…
   Пьер первым кинулся к люку. Мазур же, кроме винтовки, своего боевого трофея, беззастенчиво поднял с палубы автомат капитана. Тот, впрочем, не протестовал, отчаянно поторапливая их грозными жестами. Далекое стрекотанье мощного мотора крепло с каждой секундой – катер неумолимо нагонял парусник, в очередной раз демонстрируя преимущества двигателя внутреннего сгорания над романтикой парусов…
   – Влипли, исландец? – с вымученной улыбкой спросил Пьер.
   – Ну, это еще как посмотреть… – кривя губы, отозвался Мазур. – Их там, в конце концов, не рота… Иди в кубрик, притаись там так, чтобы под пулю не попасть, если начнется карусель…
   Не заставив себя долго упрашивать, бывший сослуживец Алена Делона кубарем скатился по рассохшимся ступенькам. Мазур не сразу последовал за ним, он осторожно выглянул из-за надутого свежим ветром паруса, оценивая ситуацию, насколько это удалось.
   Катер был уже кабельтовых в трех, он заходил с левого борта, задрав нос, летя на редане, разбрасывая белые пенные полукружья, оставляя широкий кильватерный след. На носу выжидательно замер у пулемета субъект в белом – у этих ребят прямо-таки мания какая-то таскать с собой пулеметы. Хотя они правы, конечно, во всех смыслах, в их многотрудном ремесле без хорошего универсала не обойдешься, тут наши взгляды полностью совпадают…
   Он нырнул в люк. Секунду подумав, автомат оставил при себе, а винтовочку оставил в дверном проеме, ведущем в каюты, – примостил ее поперек двери так, чтобы непременно привлекла внимание любого понимавшего толк в оружии человека. А сам кошкой скользнул под сплошную деревянную лестницу, открытую с боков, – очень уж сухопутный был у нее вид, язык не поворачивался называть это сооружение трапом, хотя на корабле, как известно, лестниц не бывает, а есть одни только трапы…
   Пьера не видно и не слышно – притаился, надо полагать, основательно, как мышь под метлой. Мазур ощущал себя самую малость неуверенно – ни один из трех стволов, коими он сейчас располагал, не пристрелян им лично, он вообще ни разу не стрелял из них, а меж тем любое оружие неповторимо, как красивая баба… Ну ничего, мы не вчера родились, когда нас пытаются прирезать, мы и на чудеса способны…
   Судя по звуку мотора, катер уже был совсем близко – надежная посудина, наполовину закрытая надстройкой. Сколько там может оказаться народу? Не особенно-то и много, самое большее полдюжины, больше и нет смысла посылать в погоню за их скорлупкой…
   Ага! Длинная, уверенная пулеметная очередь – и характерный жесткий плеск вонзившихся в воду пуль. Предупредительные выстрелы, конечно, не слышно ни одного попадания в корпус…
   На палубе затопотали – спускали все паруса, судя по звукам. Слышно было, как гаваец в голос поторапливает команду, вряд ли нуждавшуюся в понуканиях.
   Рокот мотора надвинулся слева. Короткий стук – ага, суда легонько ударились бортами. Слышно, как на палубу прыгнули два или три человека. Несколько мгновений томительной тишины. Потом раздался громкий, насмешливый голос. Английский чересчур хорош для ублюдка пиджина:
   – Что это вы, парни? Ах, молодцы, примерные ребята! Сами догадались, что нужно поднять ручки и стоять смирненько… Ну, и кто же капитаном на этом суперлайнере?
   – Я.
   – Да что вы говорите, сэр! Позволено ли мне будет поинтересоваться вашим благородным именем?
   – Вообще-то, меня тут знают как Джонни Гавайца…
   Судя по голосу, Джонни было тоскливо и неуютно.
   – Да ну? Увы, сэр, вынужден признаться, что мне не доводилось слышать столь славное имя… Вы, надеюсь, простите мне, темному, такое невежество?
   – Конечно, о чем разговор?
   – Я вижу, мы легко нашли общий язык… Итак, мистер Гаваец, не расскажете ли, какого черта вы делали на острове?
   – У нас кончилась пресная вода… Мы хотели набрать…
   – Вот в эти канистры, конечно?
   – Ну да…
   – А почему же не набрали? – невиннейшим тоном поинтересовался незнакомец.
   – Ну… Не успели…
   – Да отчего же, сэр? – голос откровенно издевался. – Вам захотелось водички, пресной…
   – Послушайте, – уже откровенно дрогнувшим голосом сказал Джонни. – Я, честное слово, не хочу неприятностей… Я знаю кое-кого – Золотого Мыня, господина Теджо, даже однажды беседовал с самим Голландцем Чарли…
   – В самом деле? Беда в том, сэр, что названные вами господа мне решительно неизвестны…
   – Не шутите так…
   – Да что вы, сэр, я абсолютно серьезен, право же… Кроме вас пятерых, есть кто-нибудь внизу?
   – Нет, никого…
   – Проверь, Красавчик. Лионг!
   И совершенно неожиданно затрещала длинная автоматная очередь. Одинокий панический вскрик, тут же оборвавшийся. Шумный всплеск, еще один. Еще очередь, покороче. Тишина…
   – Красавчик!
   На ступеньки легла тень, мигом позже они заскрипели под целеустремленными шагами, и на голову Мазуру посыпалась мелкая труха. Он не мог из своего укрытия видеть спускавшегося, приходилось реконструировать его движения и перемещения по скудным звукам, а это не самое легкое занятие даже для того, кто специально этому учен… Так, он уже на нижней ступеньке, вот заметил винтовку, самое время, промедлишь – все потеряешь…
   Тщательно рассчитав каждое свое движение, чуть ли не каждое сокращение мускулов, Мазур бесшумно выскользнул из-под трухлявой лестницы. Красавчик, здоровый лоб в белом, с висящим на правом плече германским автоматом, держал одной рукой винтовку, как Мазур и рассчитывал.
   Эта английская десятизарядка времен второй мировой и оказалась последним, что пират видел в своей путаной жизни. Мазур ударил так, что никаких сомнений у него не осталось. Подхватил падающее тело, порядка ради нащупал артерию и, окончательно убедившись, что сработал, как задумывал, подхватил автомат, бесшумно двинулся наверх.
   Вот теперь предстояло из шкуры вон вывернуться, чтобы в считанные секунды переделать ситуацию на свой расклад…
   Он взмыл из люка стремительно и беззвучно, словно олицетворение какого-то здешнего демона смерти. Подобно этому демону, он был неумолим, молниеносен и ни во что не ставил человеческую жизнь.
   Две коротких очереди срубили в секунду того, что стоял на палубе, и человека за пулеметом. А в следующий миг Мазур уже был в воздухе, он ногами вперед летел на корму катера, однократное мгновение будучи невесомым, как космонавт на орбите, длинной очередью рубанул по тем двум в надстройке – и со звоном полетели стекла наружу, и брызнула осколками приборная доска, и перед ним больше не было ничего живого, достойного смерти…
   Вот теперь можно было выйти из сумасшедшего ритма, незнакомого обычному человеку, привести в норму мышцы и нервы, спокойно оглядеться…
   Кошка на коротком лине надежно сцепила оба суденышка, с этим все в порядке…
   Мазур перепрыгнул назад на шхуну. Те, кого он успокоил, лежали в прежних позах, не требуя правки. Он совершенно равнодушно переступил через ближайший труп, подошел к правому борту, скорбно покривил губы. Манаха и одного из батаков не видно – ну да, это они мешками шлепнулись в море. Остальные трое лежали у планшира – Джонни Гаваец, батак и прирожденный охотник Пенгава, здешний Левша, единственный из троицы, кого Мазуру было по-настоящему жалко, – как-никак односельчанин, человек мирной профессии, даже вроде бы какой-то дальний родственник Абдаллаха…
   Он огляделся, держа автомат стволом вниз. Куда ни посмотри – лишь спокойный океан, игравший мириадами солнечных зайчиков. Решение следовало принимать в сумасшедшем темпе.
   Приборы на катере побиты пулями, и черт их знает, что Мазур там наломал… Нет, этот вариант отпадает. Вариант будет один-единственный – поднять все паруса и уходить на шхуне. Те, на острове, рано или поздно спохватятся, не дождавшись своих, – но в любом случае слишком поздно. Невероятно трудно, практически невозможно будет отыскать в бескрайнем море их скорлупку. Даже если они поднимут в воздух гидроплан… нет, вряд ли. Что сможет один-единственный гидроплан? Когда неизвестно даже, в каком направлении ушла шхуна? Там, на острове, народ серьезный и видавший виды, они быстро должны понять, что бессмысленно высылать в погоню катера, что их самолетик – в сущности, элегантный лимузин мадам – не в состоянии прочесать и осмотреть такую акваторию…
   Яростно желая, чтобы все было именно так, как он себе нарисовал в уме, чтобы противник именно к таким выводам и пришел, Мазур заорал:
   – Пьер, где ты там! Живо на палубу, времени нет!!!

ГЛАВА ВТОРАЯ
ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ (ДВА ЭКЗЕМПЛЯРА)

   Китайский храм, напротив которого они расположились в крохотном ресторанчике (опять-таки китайском), выглядел не просто экзотично для белых людей, а прямо-таки марсиански. Он был пестрый, как радуга, на его стенах ярчайшими красками изображены были диковинные сцены из неизвестной мифологии: бравый обезьян в роскошной одежде и золотом причудливом шлеме, явно не из простых макак, какой-нибудь принц, а то и, поднимай выше, король, дрался на мечах со здоровенной черепахой, судя по ее зверской физиономии, персонажем строго отрицательным; невыносимо очаровательная девушка в доспехах столь же сверкающим клинком полосовала извивавшегося в зеленой воде длиннющего дракона с буденновскими усами и полудюжиной лап; некий благообразный старец, судя по доброму морщинистому лицу, персонаж на сей раз сугубо положительный, восседал под загадочным деревом, чем-то неуловимо напоминая товарища Л. И. Брежнева… По невежеству своему Мазур даже принял сначала это заведение за увешанный рекламой новых мультфильмов кинотеатр, но бывалый Пьер внес ясность.
   Над крышей экстравагантного храма красовались вырезанные с величайшим тщанием деревянные драконы, их глазищи, укрепленные на проволочных спиралях, раскачивались от малейшего ветерка. Вокруг – на вывесках, на стеклах лавчонок, ресторанов и аптек, на табличках с названиями улиц – одни иероглифы. Но ни малейшего дискомфорта Мазур с Пьером не испытывали, наоборот. Для субъектов вроде них китайские кварталы были самым безопасным местом – здесь, как нигде больше, местные обитатели умели отгораживать свое бытие от всех посторонних незримой стеной и, в свою очередь, не страдали излишним любопытством. Если ведешь себя пристойно, не задираешь хозяев и не проявляешь любопытство туриста слишком явно, вольешься в местный пейзаж его составной частью, никто не будет лезть в твои дела и болтать о тебе со служителями закона. Ну и, наконец, именно здесь, совсем недалеко, располагались и китайская антикварная лавка, куда предстояло сдать груз, и незабвенной памяти увеселительное заведение «Звезда глубины», куда Мазур по размышлении все же решился сунуть нос, чтобы разведать обстановку. Вообще-то, именно эти кварталы и были вотчиной как пиратов мадам Фанг, так и гангстерских «триад» – но вряд ли на Мазура персонально была объявлена здесь охота, кто он был для здешних воротил?
   Мазур сейчас имел некоторые основания гордиться собой. Он-таки сумел провести шхуну в Катан-Панданг, благо в каютке гавайца отыскались и морские карты, и довольно приличный секстан. Правда, оба вымотались до последней степени, возясь с парусами и стоя долгие ночные вахты за штурвалом, но, в конце концов, речь шла о спасении собственной шкуры, а такая цель стоит любых трудов…
   Им удалось раствориться в безбрежном океане, предварительно затопив катер и уничтожив все прочие следы случившихся на борту шхуны коллизии. Прежде чем потопить пиратское плавсредство, Мазур хозяйственно снял с него пулемет с боеприпасом – на случай новых неприятных встреч, от которых, как оказалось впоследствии, фортуна их избавила. Уже имея землю в прямой видимости, за пару морских миль от Катан-Панданга Мазур с превеликим сожалением выкинул пулемет в море вместе с прочим трофейным арсеналом. Не стоило лезть на рожон. Мелкие суденышки вроде доставшейся им во владение шхуны швартовались у берега без всяких таможенных и пограничных формальностей, ибо количество их было неисчислимо, и островная держава при всем желании не смогла бы проконтролировать каждое, но береженого бог бережет, в любой стране полиция обожает проводить внезапные рейды и выборочные проверки…
   Хорошо еще, документы на корабль были в порядке. Еще в первый же день, решив, что оторвались от возможной погони, оба занялись несгораемым ящиком в каютке покойного Джонни. Там отыскались и оформленные должным образом судовые бумаги (с Катан-Пандангом в качестве порта приписки), и потрепанный американский заграничный паспорт гавайца – судя по нему, Джонни покинул родину несколько лет назад вполне легально, а значит, в розыске не числился. После недолгих раздумий Мазур забрал паспорт себе, решив предъявлять его при крайней нужде. Как оно всегда бывает с фотографиями на документах, выданных энное количество лет назад, тогдашний Джонни, молодой, не столь потасканный и стриженый почти наголо, мало походил на самого себя перед смертью, цвет волос на снимке по причине их практического отсутствия определить было невозможно, а здешние сыскари вряд ли владеют английским настолько хорошо, чтобы прочитать описание особых примет, внесенное неразборчивыми канцелярскими каракулями… В общем, у Мазура были шансы. Главное – не привлекать к себе внимания, не совершать ничего противоправного, вести себя так, будто обитаешь тут который десяток лет. Тогда и до вдумчивой проверки документов не дойдет, если верить заверениям опытного Пьера, неплохо знакомого с этим городом. «В конце концов, – наставлял Пьер, – все мы, европейцы, для них на одно лицо – как для нас китаезы и прочие азиаты…»
   Пьер не доставлял ему ни малейших хлопот – он принял происходящее, как должное, показывая всем видом, что готов служить под командой нового капитана со всем рвением и покойницкой немотой. Рвение его особенно окрепло после того, как они по-братски разделили пополам обнаруженные в несгораемом ящике четыре тысячи с лишним американских долларов и ворох гораздо менее респектабельной валюты пяти или шести окрестных государств. Как легко догадаться, Мазур без малейшей жалости отдал бы случайному напарнику весь ворох разноязычных денежек, но поступать так было нельзя, коли уж он по роли числился европейским авантюристом, застрявшим в этих краях презренного металла ради. Посему пришлось, изображая на лице подобающий накал алчности, вести дележку скрупулезно и вдумчиво… Однако у Мазура в первый день осталось стойкое впечатление, что лягушатник ждет от него нехороших сюрпризов, откровенно старается не поворачиваться спиной, косится пугливо. Потом, правда, напарничек малость успокоился, убедившись, что время идет, а глотку ему перерезать Мазур что-то не собирается…
   Он поднял глаза от тяжелой фарфоровой пепельницы с драконом на боку, хмыкнул. Напарничек, прочно утвердив локти на клетчатой скатерти, все еще набивал брюхо с неутомимостью экскаватора – грибочки, китайская лапша, маринованные куриные крылышки, хрустящие лягушачьи лапки, куриные печенки, свинина в кисло-сладком соусе. Все это было чертовски вкусно, Мазур и сам наелся от пуза, но давно уже отвалился от стола.
   – Эй, ты не лопнешь? – лениво поинтересовался он.
   – Брлмблю? – пробормотал Пьер, сделал длинный глоток, утер губы. – Да нет, привычка… Если есть возможность, всегда нужно жрать, как удав, когда еще доведется…
   – Ну давай, давай, – поощрил Мазур почти ласково. – Все равно, чует моя душа, остановишься ты не скоро. Так что я отлучусь на четверть часика. Зайду к друзьям, тут недалеко…
   На лице напарника отразились самые противоречивые чувства – и некоторое недоверие, и явное нежелание расставаться со здешней скатертью-самобранкой.
   – Джимми, – сказал он опасливо, – ты там чего-нибудь такого не задумал? Мы с тобой как-никак напарники…
   – Слушай, напарничек, – поморщился Мазур. – Если бы я что-то на твой счет задумал, ты бы уже давно кормил рыбок в открытом море, тебе не кажется? По-моему, до сих пор я делился честно…
   – Ну, извини, – заторопился Пьер. – Извини. Жизнь – штука жестокая, каждый сам за себя, привыкаешь никому не доверять…
   – А тебе не кажется, мон ами, что ты и жив-то до сих пор исключительно благодаря мне? – жестко спросил Мазур. – Так что сиди и не чирикай, просто запомни, что у меня есть и будут мои дела. Не переживай, ты мне еще понадобишься, точно тебе говорю… Жуй, не стесняйся, я обязательно вернусь!
   Он вышел из крохотного, по-китайски невероятно опрятного ресторанчика, сориентировавшись, свернул налево, зашагал в толпе прохожих (на девять десятых китайцев) так, чтобы не выбиваться из общего ритма и темпа, раздумывая, что же предпринять дальше и стоит ли вообще торопиться.
   По всему выходило, что не стоит. Прежде чем отправлять в советское консульство шифрованный вопль о помощи, следовало окончательно разобраться, какая судьба постигла «Нептуна», – ничего ведь толком неизвестно…
   В «Звезду глубины» он, как и подобало завсегдатаю, вошел с черного хода, которым его провожала тогда красотка Анита. Коридор был пуст, только в дальнем его конце, как и в тот раз, сидела на циновке сморщенная, как черепашья шея, старушонка в какой-то экзотической хламиде, такая дряхлая, что Мазур так и не взялся определить ее национальную принадлежность. Бабулька, казалось, готова вот-вот добровольно отправиться в мир иной, но Мазур видел, что взгляд у нее всеподмечающий и жесткий, как у опытного часового второго года службы, – каковым старая и являлась, понятно.
   Мазур не спеша прошел по полутемному коридору, пахнущему то ли восточной кухней, то ли восточными благовониями, остановился возле старушки и спросил:
   – А по-английски разговариваем, леди?
   Старушонка, глядя на него зорко и загадочно, издала тонкий птичий вопль, не меняя позы. Бамбуковая занавеска в конце коридора с сухим шелестом раздалась, показался могучий китаец в джинсах и белой майке, многозначительно оттопыренной слева, на пузе, чем-то специфически огнестрельным. Бесшумно сделал несколько шагов, уставился на Мазура с немым, настойчивым вопросом.
   – Я у вас был несколько дней назад с господином Лао… – сказал Мазур вежливо.
   При упоминании этого имени в глазах амбала что-то явственно ёкнуло – и он, чуть поклонившись, сделал гримасу вроде: «Я-то верю, но вас ведь всех хрен упомнишь…
   Вспомнив, что он находится в стране, хотя и освободившейся от колониального ига, но по-прежнему находившейся в липких тенетах капиталистических отношений, неприкрытого чистогана, Мазур быстренько достал бумажку в пять американских долларов и сунул ее мрачному вышибале. Бумажка, попав к тому в лапищу, словно растворилась меж пальцев волшебным образом. Похоже было, что отношения наладились. Приободренный Мазур спросил:
   – Могу я поговорить с Анитой?
   – Она вас знает?
   – Еще бы, – сказал Мазур непринужденно. – Могу заверить, она мне будет только рада…
   – Ну, в таком случае, пойдемте, сэр… – и он нырнул за завесу из бамбуковых палочек.
   Мазур решительно направился следом, не испытывая особой тревоги, – каким бы опасным это место ни было внутри, вряд ли незваного гостя будут резать с ходу. В заведениях, подобных этому, нужно сначала получить санкцию у начальства, да и то после всестороннего рассмотрения дела, – заведение как-никак из приличных…
   Они поднялись на второй этаж без всяких инцидентов, амбал постучал в знакомую Мазуру дверь. Выглянула Анита, округлила глаза:
   – Вы?
   – Ага, – сказал Мазур, – Мы можем поговорить?
   – Ты его знаешь? – невозмутимо спросил китаец.
   – Конечно, – торопливо ответила девушка. – Все в порядке, иди…
   Китаец, чуть заметно пожав плечами, исчез за углом. Мазур было нацелился войти, но девушка, торопливо выскочив в коридор, потянула его за руку:
   – Пойдемте на улицу, здесь не стоит…
   «Так, – отметил Мазур. – А мордашка у нее что-то очень уж озабоченная…» И мимоходом коснулся локтем так и не опробованного в деле ветерана-«Веблея», засунутого за ремень под рубашкой. Был некоторый риск в том, чтобы таскать с собой не зарегистрированное в полиции оружие, но в этом районе на многое смотрели сквозь пальцы… Вдумчиво и рьяно исполняя все полицейские предписания, стражи закона рискуют нарваться на людей сильных и злопамятных – так что они в этих кварталах не особенно лютуют, стараясь вообще не появляться здесь без особенной нужды…
   Они вышли на улицу, отошли к соседнему зданию. Анита, свеженькая, в простом белом платье, нимало не напоминала ни раскованную ночную танцовщицу, ни труженицу платного постельного фронта.
   – Вам не надо больше сюда приходить, – сказала она тихонько, то и дело оглядываясь.
   – Почему? – спросил Мазур. – Мне просто хотелось тебя увидеть еще раз…
   – Не надо, – девушка явно нервничала. – Я боюсь…
   – Кого? Чего?
   – Всего, – сказала она решительно. – Таких, как я, обидеть очень легко…
   – Слушай, – сказал Мазур. – Здесь в последнюю неделю не появлялись господин Лао или господин Ма?
   – О господи, и вы туда же…
   – А что?
   – Не было никого, – отрезала Анита. – Никого из тех, с кем вы тогда были… только они все равно надоедают.
   – Кто? – тихо, серьезно спросил Мазур.
   – Я не знаю. И не хочу знать, – твердо добавила Анита. – Так гораздо безопаснее жить слабой девушке… Ну что вам еще нужно? Вы все постоянно чего-то требуете, а вот защитить… Двое местных, двое европейцев, я их никогда раньше не видела. За неделю приходили уже два раза, спрашивали про Лао, про Ма, про вас…
   – Ну-ка, ну-ка, – сказал Мазур, решительно оттесняя ее под арку ворот, в прохладную полутьму. – Про меня?
   – Ну, не персонально про вас… Просто допытывались, что за белые были в тот вечер с Ма и Лао, с какого они корабля, о чем говорили, не слышала ли я чего-то случайно… Господи, при чем тут я? Я понятия не имею до сих пор, с какого вы корабля… Конечно, нельзя было врать, что я вообще не знаю Лао и Ма, они могли где-нибудь, у кого-то перепроверить… Я сказала, в общем, чистую правду – что это наши постоянные клиенты, уважаемые люди, и откуда мне знать, чем они занимаются, о чем там толкуют с белыми… Не мое дело…
   – Полиция? – вслух предположил Мазур.
   – Ничего подобного. Уж кто угодно, только не полиция…
   – Поподробнее можешь? – настаивал Мазур. – О чем спрашивали?
   – Я же сказала! Кто такие, о чем говорили, не слышала ли я чего-то… Я боюсь, понятно вам? Это опасные люди, сразу видно.
   – Ну-ну, – сказал Мазур примирительно. – В конце-то концов, как я понимаю, заведение ваше принадлежит солидным людям, которых так просто не обидишь…
   – Ну почему вы такой чурбан?! Одно дело – эти солидные люди и совсем другое – я. Я часто выхожу в город, ко мне охрану приставлять никто не будет, и никто не станет из-за меня начинать войну. Мне приходится угождать всем и каждому, ясно вам?
   – Ясно, кажется, – сказал Мазур. – Ну, извини… Значит, только это и спрашивали?
   – Да! Да! Что вам еще?
   – Слушай, может, тебе денег дать?
   – Да провалитесь вы с вашими деньгами! – вспылила девушка. – Ну как вы не понимаете… Ваши деньги ничему не помогут… Вы ведь меня не заберете к себе?
   – Куда?