– Как обстановка?
   – Все спокойно, – сказал он хрипло.
   – Куда ушли машины?
   – Какие машины?
   – Мать твою, вы что, нажрались там? – судя по тону, говоривший был в чинах. – Полтора часа назад оба грузовика ушли с объекта, они могли пройти только через тебя. Дзюба, ты что, блядь такая, машину в деревню за бражкой гонял?
   – Да ты что, командир, – сказал Данил. – Все тихо…
   Он боялся говорить много, длинными фразами – куруманский собеседник, похоже, старлея все же знал…
   – А голос почему такой? – и, не дождавшись ответа, запустил матерную фразу. – Хрипишь, как сифилитик. Где грузовики, я тебя спрашиваю? Проходили через тебя?
   – Ага…
   – Оба?
   – Оба…
   – Не мямли, жопа! Говори подробно – когда прошли, кто был в машинах?
   Данил решительно снял наушники, открыл дверцу и швырнул рацию обеими руками. Она ударилась о сосну и, судя по звукам, накрылась капитально. Ну и плевать. Все равно дальше нельзя было притворяться старлеем Дзюбой, что в лоб, что по лбу… Похоже, в Курумане немного запаниковали. И знают уже, что грузовики ушли. Логуна допрашивать бессмысленно, тут и так все ясно: за маячками следили по монитору, над планетой висит масса навигационных спутников, и не один Валентин был такой умный… Сейчас всполошатся. Станут вызывать все посты и точки, установят координаты неподвижных маячков, развернется облава, тут тебе и вертолет, и все прочие прелести. Хреновато. И все же район, куда он нацелился, у них определенно вне подозрений, можете смеяться, но чутье подсказывает…
   Вот теперь он мчался на полном газу, выжимая все, на что была способна машина на здешних дорогах. Порой поглядывал в зеркальце – нет, Корявый не отстает… Напряжение было адово – он знал выбранную для отхода трассу только по карте, компас, конечно, был, но все равно, попробуйте добраться точнехонько к цели по паутине таежных дорог и тропок, если никогда здесь прежде не ездили, попробуйте отличить горы и холмы друг от друга… Вся надежда была на обострившееся до предела звериное чутье да на удачу, не подводившую прежде…
   Логуна мотало, как куклу, време нами он, кажется, терял сознание, но тут уж не до нежностей. Шло время, солнце клонилось к закату, и Данилу уже начинало казаться, что он перепутал стороны света и гонит в другом направлении, в глубь тайги, навстречу развернувшейся облаве, что направление выбрано верно, но карта путает, и берега окажутся густо заросшими лесом, так что машины не пройдут, застрянут, придется таскать на руках, и вертолеты зависнут над головой в самый неподходящий момент… Страхов роилось множество, но он все же держал их подальше, на границе сознания, не позволяя заползти в душу.
   Тайга, подступившая справа и слева, уже стала темной, непроницаемой, узкая дорога утопала в густой тени – солнце скрылось за острыми верхушками. Пока все благополучно, этот ручей есть на карте, грузовики преодолевают его с разлета, взметая косые полотнища капель… нет уже ни дорог, ни тропинок, но деревья расступились, карта не врет…
   На миг ему показалось даже, что видит мираж. Нет. Добрались. За редкими соснами тянулась неширокая полоса песчаного берега, желтого, крупного песка, нетронутого человеческими следами. Номочон здесь был нешироким, метров двести, но достаточно глубок. Вода темно-синяя, спокойная, на том берегу – заросшие лесом горы, от дикой красоты затерянных мест щемит сердце, но восторгаться некогда…
   Грузовик на второй передаче, вздымая фонтаны песка, промчался по берегу и остановился у самой воды. Данил выпрыгнул. Огляделся.
   Он ошибся на каких-то полкилометра. Выше по течению стоял у берега черный с двойной красной полосой и белыми надстройками «Багульник». И на фоне белой рубки маячил черный бушлат, человек смотрел в их сторону. Данил помахал руками над головой. На теплоходе блеснул солнечный зайчик – это луч заходящего солнца отразился от линз бинокля. Вскоре под форштевнем вскипела белая пена – «Багульник» двинулся к ним.
   Данил влез в кабину и улыбнулся от уха до уха: трудно было сказать, у кого более удивленное лицо, у Лары или у Логуна. Пожалуй, все же у Логуна. Все еще улыбаясь, Данил стал подгонять грузовик задним ходом к самой воде.
   Инерция человеческого мышления – вещь жуткая. Взять хотя бы покушения с использованием ружья. Первое такое, известное истории, случилось в Париже в 1572, когда в адмирала Колиньи пальнули из аркебузы. Но с тех пор – как отрезало. Начисто забыв о всех достоинствах ружья, заговорщики и террористы вплоть до пятидесятых годов нашего столетия возились с бомбами, пистолетами и кинжалами – хотя еще охрана президента Линкольна сажала на крыши снайперов с винтовками, так что примеры, казалось бы, налицо. Ружье просто-напросто на долгие века перестало ассоциироваться с покушениями.
   Так и здесь. Среди тех, кто тайком извлекал клад Чингисхана, не нашлось ни одного сибиряка. Сибирь для них была географическим пространством, не более. Клад ассоциировался исключительно с сушей – следовательно, все усилия были направлены на сушу. На суше ставили посты и заслоны, по сухопутью собирались и вывозить сокровища. Не отыскалось никого, кто мог бы напомнить, что здешние реки судоходны, и от Номочона до гробницы Чингисхана – не более восьмидесяти километров по прямой…
   – Черский, я тебя обожаю, – сказала Лара, глядя на него преданно, пренебрегая присутствием Логуна. – Если хочешь, я тебе отдамся прямо здесь, на песке…
   – Времени нет, – сказал Данил, рывками подогнал машину к кромке, заглушил мотор и выскочил.
   Рядом остановился «Урал» Корявого. Лагерный сиделец выпрыгнул, сунул в рот сигарету и почесал в затылке:
   – Ага, вот ты для чего, командир, велел доски прихватить? Значит, еще поживем…
   «Багульник» уже подваливал к берегу, зарокотала черная якорная цепь. Капитан Ежи Довнар спустился из рубки – в широчайших черных клешах, перехваченных ремнем с флотской пряжкой, чистейшей тельняшке с закатанными рукавами и офицерской фуражке Советского Военно-Морского Флота. На ремне у него висел в кобуре извлеченный из сейфа никелированный «стечкин», на груди – бинокль. Вокруг витало благоухание доброго коньяка. Вот только отсутствие трубки чуточку подпортило образ – ее капитан недолюбливал.
   Он залихватски отдал Данилу честь и спросил:
   – Какие будут приказания?
   – Соберите всех, – сказал Данил. – Принесите мой ящик, настелите доски и в темпе перекидывайте груз. Представьте, что за вами черти гонятся…
   Он достал из-за сиденья гранатомет, проверил – должен работать. Вставил запалы во все «лимонки». Старпом с автоматом на плече приволок раздобытый Фролом ящик. Данил поднял крышку – и улыбнулся, словно встретил давнего приятного знакомого…
   В ящике лежал РПД – легкий, изящный дегтяревский пулемет, принятый на вооружение в год смерти Сталина, чуть ли не сорок лет верой-правдой служивший десантникам и морской пехоте. Благородные линии, вороненый металл и покрытое коричневым лаком дерево. Тут же – аккуратно свернутый колечком брезентовый наплечный ремень и три круглых патронных коробки с удобными ручками для переноски. Знакомое, изученное оружие, верная смерть на восьмистах метрах. В самом деле, старый приятель…
   Он пристегнул ремень, повесил пулемет на плечо, подхватил гранатомет, коробку с патронами и направился в лес, чувствуя себя чуточку нелепо – Рэмбо, в натуре… Однако ничего смешного тут не было. Если появится погоня, придется держать рубеж в одиночку, чтобы успели перекидать на палубу как можно больше золота. Потерять клад теперь, на предпоследнем этапе, после всего пережитого, после стольких трудов – чересчур уж позорно, дело уже не в золоте, просто-напросто т а к и е предприятия не должны заканчиваться провалом…
   Услышав шаги сзади, обернулся. Лара прилежно тащила следом две оставшихся цинки. Данил ничего ей не сказал, и они прошли еще метров пятьдесят, к облюбованному им местечку, где открывался хороший обзор на близлежащие подступы. Там он установил пулемет, прищелкнул цинку, вставил конец ленты в подаватель. Установил прицел на «200», клацнул затвором. Повернулся к Ларе:
   – Молодец, что помогла. Иди на корабль и покидай со всеми золотишко. Если тут начнется пальба, всей толпой ко мне пусть не бегут. Достаточно одного капитана. А нашего гостя нужно погрузить немедленно, в каюте привязать, что ли… Топай.
   Лара кивнула и послушно заспешила назад. Положительно, шалая девчонка исправлялась чем дальше, тем больше. Великая вещь – воспитание грубой реальностью, прозой жизни…
   Данил остался в тишине и полном одиночестве. Только шумы торопливой разгрузки долетали с реки – стучали ящики, катились по доскам, гремели подошвы, что-то протяжно лязгнуло, проскрипело. Он курил, глядя на равнину. На душе было довольно спокойно, возбуждение стало каким-то привычным, устоявшимся: не нужно метаться, суетиться, убегать, погоня либо появится, либо нет, и если появится, придется драться, всего делов…
   Последний этап – река. До Шантарска придется идти примерно сутки. Радиограмму он отправит, как только кончится погрузка, но все равно, возможны неожиданности. Недооценивать противника не стоит. Обнаружив маячки, они будут совершенно точно знать, что уж через деревню-то грузовики проезжали. Начнут обшаривать тайгу, поднимут вертолет, а то и не один. Сначала, разумеется, будут до упора отрабатывать самую естественную для них версию – решат, что беглецы будут прорываться в Куруман посуху. Но настанет момент, когда они все же поймут, что поискать стоит и в д р у г и х направлениях. И самое важное – к о г д а этот момент настанет… В любом случае до утра время есть. И темнота скоро опустится на тайгу, и не перестроят они до утра свое мышление. А вот потом… Номочон, паскуда, петляет, как бредущий домой алкаш, тут Данилова задумка оборачивается против него же – и скорость теплохода не сравнить с вертолетной или автомобильной, и дорога долгая, и этот мост на границе областей, где чертовски удобно поставить пулеметы, а то и что-нибудь посерьезнее. Ладно, не надо нагнетать тоску. Ни Ростислав, ни Фрол не будут сидеть сложа руки. Лишь бы у комитетских не оказалось под рукой боевых вертолетов, Господи, сделай так, чтобы не нашлось у них вертолетов, иначе у нас не будет ни единого шанса. Тихоходный речной кораблик против вертолета огневой поддержки – тут, как говорят в народе, ваши не пляшут… А Фрол сказал бы – крести козыри… Наполеон бы сразу застрелился. Впрочем, ему было не в пример легче – как-никак император и главнокомандующий в одном лице…
   Часа через полтора, когда уже смеркалось, появилась Лара. Шумно выдохнула, поболтав опущенными руками:
   – Перекидали. Употела, на три метра, поди, шибает…
   – Однако есть немного, – согласился Данил, потянув носом. – Ничего, это тебе не в казино коктейли сосать…
   – Бог ты мой, искупаться бы…
   – На корабле и душ, и винный погреб, – заверил Данил. – И какава с чаем… Забирай коробочки, и пошли.
   – Да я соломинку не подниму… – вздохнула она, но подхватила цинки, хоть и стеная. – Падла все же этот Стивенсон, Роберт Луис, у него-то все так легко и элегантно получается…
   – Ты, должно быть, читала бегло, – сказал Данил, шагая следом. – Там у него в конце парой фразочек сказано, что клад они таскали на кораблик на хребте… Вот так все и выглядело.
   Он все еще по инерции оглядывался то назад, то на небо, но сюрпризов уже не ждал. На песке у грузовиков сидели в полном составе раскрасневшиеся, потные грузчики, жадно курили, передавая из рук в руки бутылку.
   Капитан Довнар браво поднялся, козырнул:
   – Погрузка закончена, шеф.
   – Быстренько допивайте, и взмываем на крыло, – сказал Данил. Протопал по трапу, свалил всю амуницию на палубу. – Скоренько найдите пару тросов, цепляйте грузовики. Капитан, на пару слов…
   Довнар взбежал по трапу. На нем уже не было ни бинокля, ни фуражки, только пистолет на всякий случай оставил на поясе. Тельняшка – хоть выжимай, весь алкоголь вышел с трудовым потом.
   – Гостя устроили? – спросил Данил.
   – Как князя. Привязали к кровати, так и лежит. Когда я уходил, он вроде собирался падать в обморок, повязка сбилась, кровь капает…
   – Пошлите кого-нибудь перевязать. Кто разбирается. А сами ступайте в радиорубку. – Данил назвал волну. – Вызывайте «Полюс», ваш позывной для этого случая будет «Тумен». Когда он откликнется, передайте три слова: «Кошка долго фыркала». И все. Получите подтверждение – отключайтесь…
   Вряд ли их запеленгуют – для этого надо набить окрестности вовсе уж изощренной техникой в диком количестве. Короткая передача проскользнет незамеченной, как мышь под прошлогодней листвой…
   Грузовики зацепили тросами за задние мосты, и «Багульник» медленно отвалил от берега. Тросы натянулись, вибрируя, теплоход самую чуточку дернуло, но его машины, конечно же, оказались сильнее – и «Уралы» потянуло в воду, они погрузились плавно, чуть ли не грациозно, полетели брызги, матрос и Корявый торопливо отперли крюки, и освобожденные концы тросов скрылись в воде, булькавшей огромными пузырями. Вскоре вода успокоилась.
   «С вертолета, пожалуй что, и заметно будет, – подумал Данил. – Но тут уж ничего не поделаешь, чем богаты…»
   После душа и стаканчика коньяку он почувствовал себя заново родившимся. Столь же благостно выглядел и капитан Довнар, развалившийся на диване в роскошной кают-компании с высоким стаканом в руке. На столе красовалось полдюжины бутылок с нектарами от лучших фирм – друзья-приятели беззастенчиво атаковали лалетинский винный погребок, рассудив здраво, что война все спишет, а победителей не судят. Надираться, правда, не спешили – не время. Пригубляли по глоточку, сдабривая льдом и тоником – сущие джентльмены, да и только, правда, в добротном колониальном стиле: оба в тельняшках, со здоровенными пистолетами на поясе, один бородатый, другой небритый. Впрочем, в этой кают-компании настоящих лордов и не бывало, а германец-барон, однажды здесь побывавший после переговоров по алюминиевым акциям, дворянином казался сомнительным. В Европах купить можно любой товар. Некий австрийский граф, воспользовавшись прорехой в гражданском кодексе, за кругленькую сумму усыновлял любого желающего и совершенно законно наплодил графьев штук сорок…
   – Ваш бандюга попросил бутылку водки и отдельную камеру, – сказал Довнар, лениво позвякивая льдом в стакане. – Просимое предоставлено. Лежит и посасывает потихоньку, каждый вправе отдыхать от трудов на свой манер… Пленного перевязали и дали жрать. Он меланхоличен. Вахтенного на палубе я поставил. Атака ожидается?
   – Ночью вряд ли, – сказал Данил. – А вот с рассветом – возможны варианты…
   – «Полюс» радиограмму принял и пожелал успехов.
   – Будем надеяться…
   – Можно задать вопрос, как шляхтич шляхтичу? – Капитан многозначительно помолчал. – Как вы полагаете, пан Черский, если к известной вам молодой особе проявит интерес известный вам морской волк, повлечет ли это за собой определенные компликации? [7]
   – Помилуйте, друг мой, никаких компликаций, – сказал Данил. – Кроме дуэли, понятно.
   – В таком случае прошу пана считать, что он не слышал моего вопроса.
   Они приятно улыбнулись друг другу, приподняли бокалы и отхлебнули. Появилась вышеупомянутая молодая особа, с распущенными по плечам золотыми волосами, в черно-прозрачных колготках и тельняшке, при ее сложении с успехом игравшей роль платьица, в городе носили и короче. Окутанная облачком парижских ароматов, уселась в кресло, закинула ногу на ногу и вопросительно глянула на капитана. Тот бросился готовить ей выпивку. Данил подивился, как свежо и безмятежно чертовка выглядит – словно ничего и не было.
   – Насколько я поняла, адмирал, филиалом монастыря ваш лайнер безусловно не служит? – светски осведомилась Лара. – Запасы колготок вот отыскала и присвоила пакет, духов с парфюмами – хоть лавочку открывай…
   Оба приятеля переглянулись и дипломатично помолчали, вспомнив иные рейсы. Лара невинно взирала на них, вертя стакан. За бортом тихонько поплескивала вода, в приотворенный иллюминатор сочилась ночная свежесть. Не хотелось ни говорить, ни двигаться, так было уютно и хорошо.
   – Капитан, вы по-английски понимаете? – спросила вдруг Лара.
   – Увы, сие наречие мне неведомо, – лихо солгал капитан. – Обучался исключительно говору лягушатников.
   Лара поднялась, зевнула, прикрывая рот ладошкой:
   – Устала, прошу извинить… – и перешла на английский, глядя на Данила все так же невинно. – Я облюбовала каюту, где на двери медная русалка. Шампанское захвати, я видела в баре…
   И вышла легкой походкой.
   – Ну, ты долго еще будешь сидеть, импотент хренов? – спросил капитан Довнар.
   Данил, покоряясь неизбежному, встал, выгреб из бара три бутылки французских пузыриков. Каюту с русалкой он знал и нашел быстро, вошел в полумрак, озаряемый настольной лампой в виде кубика из красно-сине-желтых витражей.
   – Ну, наконец-то, – сказала Лара спокойным тоном победительницы. – Если мы сегодня уснем невинно, это будет против всех мыслимых канонов, штампов и законов… Наложи на меня руки, шампанское подождет. Кажется, я начинаю верить, что ты и впрямь мой идеал…
   И закинула ему руки на шею, прижалась, прильнула к губам. Какой-то миг Данил стоял деревянной статуей – это было как обманывать ребенка, она до сих пор искренне верила, что стала счастливой хозяйкой груды золота, сопливая кладоискательница с ветерком в голове… Но он был живым человеком, а она была женщиной, прекрасно знавшей, чего хочет, и пылающая жизнь пересилила тлеющую совесть. Данил крепче прижал ее к себе и медленно отступал, увлекая Лару за собой, пока кромка широкого дивана не уперлась ему в колени.
 
 
   …На сей раз он не ставил внутреннего будильника, просто проснулся в половине восьмого и, убедившись, что Лара дрыхнет каменным сном, залез под душ, потом поднялся на палубу, прихватив из хорошо известного ему шкафа черный матросский бушлат – утром на реке было прохладно.
   Погода так и не испортилась, небо было синее, ярко светило солнце, и по обоим берегам, за ночь далеко отодвинувшимся от судна, зеленели заросшие лесом сопки. Судя по ширине реки, они уже вышли из Номочона в Шантару, но оставалась еще пара часов на той же скорости, как минимум.
   У поручней бдительно маячил старпом с автоматом на плече. Полагаться на него можно было безоговорочно – старпом служил в свое время на Балтийском флоте, в Либаве, и был вышиблен демократами за хамско-насмешливое отношение к независимости бывшей Лифляндской губернии, вылившееся в конкретные действия.
   На скамейке из желтых реек сидел дядя Миша, в таком же бушлате, помаленьку прихлебывал из горла венгерский вермут. Бушлат был накинут на голое тело, и Корявый временами захватывал в горсть кожу против сердца, растирая.
   – Что, мотор? – спросил Данил.
   – На душе что-то хреновато, командир. Жмет поганенько…
   Данил прислушался к собственной душе, но не обнаружил ничего особо тягостного. Нервы были, как натянутые струны, вот и все.
   – Часов с четырех ночи кружил самолет, – сказал Корявый. – Низко так, воет и воет. И все, сука, где-то поблизости. Часа два кружил, потом улетел.
   Данил понял, что назойливое зуденье не привиделось ему во сне, а было на самом деле. Могли поднять борт с аппаратурой, такие есть даже у геофизиков. Даже магнитометра не нужно, притопленные грузовики сверху отлично видны…
   – Ничего, – сказал он, щелчком отправив окурок за борт. – Два с половиной часа осталось, нам бы только под мост нырнуть…
   Подошел старпом, сказал спокойно:
   – Когда проходили мимо Предивинской, оттуда вышла моторная лодка. Близко не подходила, но пару минут шла параллельным курсом. Четыре человека, все в защитных бушлатах. Нынче по такой примете точно не определишь… Автомат я, понятно, на виду не держал. Потом они ушли.
   – Абордаж мы, конечно, отобьем… – задумчиво сказал Данил. – В нынешние рыночные времена большой кораблик сразу не найдешь, придется порыскать. А моторки отгоним…
   «Хорошо еще, – мысленно добавил он, – что в планы противника решительно не входит нас потопить…»
   Старпом удалился на нос. Появилась Лара, заспанная, но в преотличнейшем настроении, потянулась, приподнявшись на цыпочки, разбросав руки, закинув голову, словно бы и не ощущая утреннего холодка. Данил с Корявым, кутаясь в бушлаты, завистливо переглянулись, одновременно вспомнив, сколько им лет – а кладоискательница, медленно крутнувшись вокруг собственной оси, лениво заправила тельник в камуфляжные брюки и помахала им рукой с верхней палубы:
   – Похмеляетесь, ироды?
   Корявый, как-то очень уж тоскливо уставившись на нее, тихо спросил Данила:
   – Командир, у тебя дети есть?
   – Да нету вроде бы, – сказал Данил.
   – Вот и у меня та же формула. Раньше не колыхало, а теперь покалывает что-то…
   – Кто вам мешает? – расхохоталась Лара у них над головами. Слух у нее был отменный. – Стараться надо, лентяи. Скоро мы приплывем, кто знает?
   – Часа через два, – ответил Данил, не глядя вверх.
   – Красота… Травка зеленеет, солнышко блестит… Вертолет чешет, определенно импортный, гармонируя с тайгой…
   Данил, полезши в карман за новой сигаретой, замер в нелепой позе, до него не сразу дошло:
   – Вертолет?!
   В три прыжка взлетел по белой железной лесенке на верхнюю палубу.
   Справа, описывая широкую дугу над зелеными складками гор, снижаясь, заходил длинный ало-голубой вертолет. Посередине изящной тушки фюзеляжа чернел проем. «Алуэтт-350», моментально определил Данил, бортового вооружения натовские ребятки на него обычно не ставят, но помещается в нем не менее дюжины парашютистов в полной боевой выкладке…
   – Живо, все внутрь! – рявкнул он, толкнул Лару к ближайшей двери.
   Забежал туда сам, следом влетел Корявый. Они оказались в верхнем салоне со стеклянными окнами во всю стену. Вертолет уже летел на фоне тайги, сбрасывая скорость, определенно ложась на параллельный курс, вот он прекратил снижение, уравнивает скорость…
   Данил прогрохотал по коридору, влетел в рубку. Капитан Довнар в форменной фуражечке несуществующего флота сам стоял у штурвала.
   – По нашу душу? – спросил он, оглянувшись через плечо.
   – Определенно, – сказал Данил, вытаскивая пулемет из угла.
   Капитан преспокойно наклонился к переговорной трубе:
   – Боевая тревога! По местам стоять! – и, выпрямившись, объяснил Данилу: – Пока вас ждали, чтобы не расхолаживались, я их немного погонял… Сделали репетицию.
   Вертолет маячил метрах в ста выше и метрах в ста правее идущего полным ходом теплохода. Данил схватил лежавший рядом с капитаном бинокль, побежал назад, на палубу – через иллюминаторы ничего не увидишь, стекло будет мешать… Пулемет колотил его по бедру, у самой двери на палубу Данил приостановился, снял его с плеча, поставил на пол. Рано было светиться.
   Поднял бинокль к глазам – и увидел их в двух шагах. Боковая дверца сдвинута назад, в проеме теснятся рослые ребятки в бронежилетах, надетых прямо поверх тельников, это уже не те таежные пьянчужки – здоровенные, уверенные в себе лбы с напряженно-недобрыми ряшками. Кажется, встречаешься с ними взглядом. Под ногами у одного поблескивает дуло пулемета с сошками, и на рукаве единственного одетого по всей форме видна знакомая, опостылевшая за последние дни эмблема ФКГЗ…
   Они его тоже заметили, и один, оскалясь, поднял автомат, определенно пугая, другой погрозил кулаком. Данил отступил под защиту надстройки, опустил бинокль – но успел разглядеть, что под брюхом вертолета болтаются, отнесенные ветром, три или четыре конца плетеного троса. Знакомая азбука – повиснут над палубой, одни подавят огнем, другие моментально соскользнут по тросам вниз, тактика известная, их там битком, а на теплоходе не наберется столько подготовленного народа, чтобы устраивать на равных скоротечный ближний бой…
   – Внимание! – раздался в небе могучий вопль динамика, перекрывший и шум винта. – На теплоходе! Застопорить машины, всем выйти на палубу с поднятыми руками! При малейшем сопротивлении – огонь на поражение! Район на чрезвычайном положении, действуют законы военного времени!
   Да, тут они не врали – вокруг все еще Байкальская область. Тема, конечно, дискуссионная, вряд ли ЧП объявили по всей ее территории, но кто станет заводить дискуссии на юридические темы? И ведь все равно положат всех, как водится, при попытке к бегству, при оказании сопротивления…
   – Говорит спецназ! – надрывался динамик. – Стоп машины, всем выйти на палубу, у вас ни единого шанса!
   – Уписяться можно… – процедил Данил сквозь зубы, осторожно выглядывая из-за угла.
   Пожалуй, из гранатомета в них не попадешь, далековато, такие штучки проходят только в кино… У них тоже кто-то таращится в бинокль, видно, как бликуют линзы, заходить они, конечно, будут от солнца, но пока что никак им не исхитриться, разве что, когда «Багульник» пройдет излучину…
   Вода по курсу теплохода вскипела высокими фонтанчиками – предупредительная пулеметная очередь!
   – Через тридцать секунд открываем огонь по рубке! – орал динамик. – Всем на палубу! Стоп машина!
   Вверху что-то заколыхалось, разворачиваясь, – это поднимался на флагштоке висевший допрежь в капитанской каюте бело-голубой флаг с красными серпом и молотом. Довнар недвусмысленно давал ответ.
   Вторая очередь прошла перед самым форштевнем. И тут же на голову Данилу посыпалась жесткая труха – кто-то залепил из автомата по надстройкам. Вертолет упал метров на двадцать ниже, сопровождая судно, как привязанный на невидимом тросе.