Буторин Андрей. За краем земли и неба

   – Не знаю, ответят ли они, если мы у них об этом спросим… – попытался перейти на шутливый тон Учитель, но корабль вдруг ощутимо тряхнуло, в комнате на пару мгновений стало темно, а потом ее залил тот мертвенно-синий свет, что показался столь неприятным Ачаду в самом начале, когда их обливали вонючей жидкостью.
   Наступила полная, почти осязаемая тишина. Даже стены и пол перестали дрожать. Хепсу прижался к Учителю. Теперь опять задрожал он.
   – Ч-что это? П-почему т-так?
   – Не знаю, – в очередной раз ответил Ачаду. Но теперь и ему стало по-настоящему страшно. Пожалуй, впервые в жизни он не знал, что происходит сейчас с ним, что надо делать в создавшейся ситуации. Но сидеть и недоумевать, когда рядом находится человек, которому еще хуже сейчас, еще страшнее, для которого он является единственной надеждой, опорой, – он тоже не мог.
   Учитель встал, подошел к той стене, через проем в которой они попали в комнату, и провел по ней рукой. Пальцы нащупали тоненькую ниточку щели. Ачаду прижал ладони по обе стороны от этой невидимой глазу черты, напрягся, пытаясь развести их в стороны. Бесполезно! Стена даже не дрогнула. Похоже, с этой стороны раскрыть ее было невозможно. Или ее вообще могли открыть только те двое… Вспомнив о хозяевах корабля, Учитель немного успокоился и поспешил успокоить мальчика:
   – Не бойся! Помнишь, те люди сказали: «Мы скоро вернемся»? Подождем немного и все узнаем.
   – Я н-не хочу, ч-чтобы они возвращались! – помотал головой Хепсу, но дрожь его стала затихать.
   – Как же иначе мы узнаем, что случилось? Как выберемся отсюда? Не бойся, они не сделают нам ничего плохого… – Учитель подумал, что вряд ли его слова прозвучали искренне, и добавил: – А если захотят сделать… Что ж, расскажем им все про маяк.
   – Но тогда они сделают плохо отцу!
   – Ладно, мы скажем им, что маяк оставил в нашем селении незнакомец, который неведомо откуда взялся, а потом неизвестно куда исчез. Собственно, это будет правдой. Договорились?
   Мальчик кивнул. Но ему было по-прежнему очень страшно, хоть он уже не дрожал. Спросил, стараясь, чтобы не дрожал и голос:
   – Все-таки почему нас тряхнуло, почему стало темно, почему лодка больше не шумит? Может, она уже приплыла на место?
   – Давай измышлять вместе, – подхватился Учитель. – Ты помнишь, как плыла к нам эта лодка… Нет, давай называть ее кораблем, как называют ее хозяева. Помнишь, как он к нам плыл? Быстро?
   – Да, – неуверенно кивнул Хепсу.
   – Очень быстро?
   – Очень, – пожал плечами мальчик.
   – Хорошо, но все-таки не настолько быстро; ведь с тех пор, как задрожали стены, и до того, как погас свет, прошло очень мало времени. Гораздо меньше, чем когда корабль приближался к нашей лодке. И мы не знаем, как долго он плыл до того, как мы его услышали и увидели. Значит, и сейчас он не мог доплыть до… другой земли быстрее. Ведь так? Иначе мы бы ее видели с берега «озера»!
   Хепсу подумал и утвердительно кивнул. А потом радостно вскинул голову:
   – Может, он пристал к нашему берегу? Потому и тряхнуло!
   – Вполне возможно! – Ачаду запустил пальцы в бороду. – Об этом я почему-то не подумал… Но зачем?
   – Они хотят найти того, кто дал мне маяк, а тебе – тот, другой камень… – Мальчик бросил на Учителя вопросительный взгляд. Тот все понял и слегка смутился:
   – Мне дал его старейшина. Перед тем, как я пошел искать край земли.
   – Старейшина?! – Глаза мальчика округлились и в полумраке стали совсем черными. – Но он же тебя…
   – Да, я тоже не понял его поступок… Видимо, у него были какие-то измышления, не ведомые мне. Разве это важно сейчас?
   – Конечно! Если эти, – слово «эти» он произнес с брезгливостью, – узнают, они могут сделать плохо старейшине! Что тогда будет с селением?
   – Неужели ты думаешь, что если мы и впрямь пристали к нашему берегу, то эти… люди пойдут к нам в селение? Ты помнишь, сколько междусоний мы сюда шли?
   – Если они могут делать такие корабли, кто знает, что они могут еще…
   – Все-таки твои измышления зашли очень далеко! – затряс бородой Ачаду. – И потом, они никуда не пойдут, пока не поговорят с нами. А они с нами почему-то не говорят. Странно… Прошло уже много времени.
   – А может, мы все-таки движемся? – посмотрел на Учителя Хепсу.
   – Но… стены не дрожат, – попытался возразить тот.
   – Ну и что? Просто перестали «бросать камни». То есть, перестали делать то, что заменяет у них бросание камней.
   – Значит, мы перестали… Фу-ты, я совсем потерял разум с этими событиями! – Ачаду звучно шлепнул себя по лбу. – Конечно! Камни не обязательно бросать все время! Достаточно вырваться из пут притяжения земли! А потом корабль будет двигаться с той же скоростью, что он уже развил, – ведь силы трения нет!
   – А когда он приблизится к другой земле, – подхватил Хепсу, – он снова начнет «бросать камни», только в другую сторону, чтобы замедлиться и остановиться!
   – Это больше похоже на истину! – воодушевился Учитель. – Но почему нас тряхнуло? И почему погас свет?
   – А зачем нам свет? – жестко переспросил мальчик. – Они, наверное, подумали, что нам хорошо и так!
   – Тоже правдоподобно. Остался толчок. – Ачаду стало уже интересно, что ответит мальчик. Его даже обуяла гордость, какого ученика он сумел воспитать.
   Ученик выдал сразу два измышления:
   – Может быть так. Когда перестают «бросать камни» – лодку встряхивает. Или это последний «камень» такой тяжелый. – Хепсу впервые на корабле улыбнулся открыто. – А может быть по-другому. Просто мы выскочили из воздуха.
   – Из воздуха? – Учитель задумался. – Из воздуха, окружающего землю? Очень, очень похоже! Какой же ты молодец, мой мальчик!
   Если бы кто-то смотрел на них со стороны, даже в неверном синем свете было бы видно, как заблестели глаза у обоих.
 
   А корабль между тем действительно продолжал движение почти точно по курсу, который успел ввести в бортовую систему Залг. Импульс, вызванный вырвавшимся из разбитых окон сгустком раскаленного газа, был во много раз слабее ускорения, полученного кораблем от работавших до момента аварии двигателей. Ему удалось лишь чуть-чуть изменить прежний курс. Теперь корабль двигался по инерции, но скорость его была по-прежнему велика. И не было в безбрежно-бездонном мире силы, которая могла бы ее погасить. Пока не было.

Глава 7

   Учитель и ученик заснули, устав от долгого обмена измышлениями. Спали нервно, часто просыпаясь от неведомой тревоги и чудившихся звуков. Наконец оба уселись на лежанках. Говорить не было желания. Обоим хотелось есть, а особенно пить. Но Хепсу все же откашлялся и выдал хриплым после сна голосом:

 
– Вот так и умрем от жажды,
Закрытые в синем свете.
Не скажет никто однажды,
Кто будет за то в ответе…
 

   – Опять «умрем»! – рассердился Ачаду. – Ты красиво умеешь играть словами, но почему всегда так грустно, безнадежно?
   – Не всегда, – спокойно ответил мальчик. – Но сейчас-то чему радоваться? Даже в пустыне умирать было веселее – все-таки светлое небо над головой, вокруг простор!.. Хочешь веселое? – Хепсу озорно прищурился:

 
– Внизу земля, вокруг простор,
Вверху свеченье —
И умереть там не позор,
А развлеченье!
 

   Учитель хотел раздраженно сплюнуть, но слюны в пересохшем рту не оказалось. Поэтому он только махнул рукой:
   – Да ну тебя!
   Мальчик неожиданно рассмеялся:
   – А мне почему-то уже не страшно! Наверное, потому, что эти уже не придут. Даже умирать не страшно, правда. Первый раз было страшно, а теперь я уже как-то привык. Только мне тебя жалко…
   – Ладно, все, хватит о смерти! – прихлопнул ладонью по лежанке Ачаду. – Придет – и придет, незачем ее кликать. А с чего ты взял, что эти к нам не придут?
   – Так пришли бы уже давно. Что-то у них случилось, я чувствую. Так что нас теперь уже никто не спасет.
   – А что ты вообще понимаешь под словом «спасение»? – задал неожиданный вопрос Учитель.
   – Как что? Придет кто-нибудь, откроет эту стену, выпустит нас на свободу…
   – Кто придет? На какую свободу? – Под бородой Ачаду спряталась усмешка.
   – Да все равно кто! Лишь бы не те двое… И отпустили бы нас: идите, куда хотите.
   – Хорошо. Пришли, отпустили. Куда ты пойдешь?
   Хепсу задумался. Но быстро тряхнул черной гривой:
   – А там видно будет! Мы ведь вдвоем с тобой пойдем. Неужели не найдем, где можно жить свободно?
   – Но я так и не понял твои измышления насчет свободы… Вернее, вообще их не услышал. Что значит, по-твоему, «жить свободно»?
   – Чтобы никто нас не хватал, не запирал нигде!.. Чтобы мы сами могли жить так, как нам хочется.
   – А разве так бывает? Разве есть такое место, где можно было бы жить так, как хочется? Чтобы еда сама прыгала в рот? Чтобы все твои желания сами собой исполнялись? Даже между нами могут возникнуть такие отношения, когда мне захочется чего-то одного, а тебе – совсем другого. И оба желания нельзя осуществить вместе. Что тогда? Кто-то из нас двоих должен будет уступить, а значит, следуя твоему измышлению, уже будет несвободен.
   – Так что же тогда свобода?
   – Не знаю… – Ачаду вновь хмыкнул в бороду. – Что-то я часто стал отвечать так, как не пристало Учителю, ты уж прости… Впрочем, мы сейчас не на уроке. Хотя… Лучшие уроки дает сама жизнь. И особенно хорошие – когда жизнь не течет гладко, а ставит перед человеком проблемы, кажущиеся порой неразрешимыми. Вот как сейчас… Ладно, я попробую ответить тебе. Как я сам это понимаю. Я уже говорил, что нет и быть не может такого понятия как «свобода» в чистом виде, когда ты волен делать все-все-все, что захочешь. Ну не бывает так в этой жизни! Вот я бы, скажем, очень хотел прогуляться по небу, летать над землей быстрой стрелой… Но это невозможно, ведь так? Так что же мне – плакать, страдать, жаловаться всем, что я не могу летать? Пусть меня пожалеют… Вот я и стану тогда несвободным. Я сам себе стану внушать: я не могу то, у меня нет этого… И сам же этим лишу себя свободы. Свободен не тот, кто имеет все, что пожелает, а тот, кто умеет находить радость жизни в любой ситуации. Свобода – это образ жизни, твое отношение к ней, умение управлять своими чувствами и желаниями. И не надо говорить, что твое внутреннее состояние зависит не от тебя самого, а от внешних обстоятельств. Твой внутренний мир потому и твой, что лишь ты сам в нем хозяин! В нем ты – свободен. Конечно, если поймешь это и сам захочешь стать свободным.
   Учитель замолчал. Молчал и ученик. Оба сидели, не глядя друг на друга. Наконец мальчик вздохнул и то ли тихо спросил, то ли просто сказал самому себе:
   – И вот в этой запертой комнате я свободен?..
   Ачаду услышал. И ответил:
   – Ты можешь быть в ней свободным. А можешь начать метаться, плакать, кричать… Тебя никто не услышит, кроме меня, никто не поможет, но ты станешь несвободен по-настоящему. Но ты можешь и просто находить маленькие радости в данном положении: ты жив, у тебя ничего не болит, рядом есть человек, с которым интересно – я надеюсь – беседовать. Ты можешь измышлять, мечтать… Можешь, наконец, дуть в свои трубочки или играть словами… Да, ограничений в этой маленькой комнате гораздо больше, чем в большом мире, но они все равно есть везде. Кроме… – Он выжидающе посмотрел на Хепсу. Тот кивнул и закончил:
   – …моего внутреннего мира.
   Учитель положил руку на плечо мальчика:
   – Значит, мы свободны?
   Тот хмыкнул, кивнул, но все же добавил:
   – Мне было бы гораздо свободней с другой стороны этих стен.
 
   С другой стороны этих прочных металлических стен происходило следующее. Отклонившийся от курса корабль проследовал не прямо к «острову» Бишто, а пошел чуть левее его. Сила притяжения массивной «земли», а чуть позже и ее атмосфера повлияли на судно и сбавили его скорость, а заодно и траекторию движения. Корабль все ближе и ближе сносило к «берегу», пока он не чиркнул днищем по тонкому слою песка. Раз, другой… Скорость заметно снизилась, а сам корабль стал медленно поворачиваться разбитым носом к земле. Чиркнув по широкой песчаной косе, выступавшей далеко в «озеро», судно бешено закрутилось юлой, все еще продолжая довольно быстро скользить по черной глади, пока на пути его движения не лег поросший зеленью мыс. К счастью, склон его, спускающийся к «озеру», был очень пологим, поэтому корабль не разбился в лепешку, а лишь с жестоким скрежетом раздираемой обшивки вломился в гущу кустов и деревьев.
 
   Когда Ачаду и Хепсу почувствовали первый легкий толчок, оба разом крикнули:
   – Тормозим!
   Непонятно, чего было больше в этом спаренном крике – радости или тревоги.
   Второй толчок, последовавший почти сразу за первым, Учитель и ученик встретили молча, лишь переглянулись. Но тут тряхнуло так, что оба полетели с лежанок на пол, а когда закрутило-завертело, прижало вращением к стенкам, – удержаться от криков стало уже невозможно. И радости в них уже точно не слышалось.
   А потом – одно лишь вращение, без толчков… Ачаду и Хепсу перестали кричать, но оба замерли, сжались, ожидая новых сюрпризов. И не напрасно. Мощный толчок отбросил обоих к той самой стене, где невидимой линией значился желанный выход, прижал к холодному металлу, отбросил, снова прижал. Корабль заскрежетал и затрясся в конвульсиях. Мальчика и взрослого швыряло уже по всей тесной комнате, словно тряпичных кукол. Если они и кричали, это невозможно было услышать из-за грохота ударов и треска рвущегося металла.
   Хепсу потерял сознание. Ачаду был в себе, но с каждым мгновением ждал наступления смерти. И вот – оглушительный треск, в глаза ослепительно полыхнуло и… Нет, он все же не умер. Зато прекратилось движение, а вокруг стало так неестественно тихо, что насчет смерти можно было помыслить еще. Тем более, глаза Учитель непроизвольно зажмурил, а теперь боялся их открыть.
   Рядом послышался стон, и Ачаду сразу забыл о страхе собственной смерти. Теперь он боялся за ученика. Открыв глаза, он тут же зажмурился снова – яркий свет продолжал бить в глаза. Теперь Учитель лишь чуть-чуть разлепил веки. Потом еще чуть шире. Что же такое светит? Такое ослепительно-белое?.. Глазам стало легче. Он раскрыл их полностью. И увидел… небо! Одна из стен их бывшей «темницы» раскололась, как ствол высохшего дусоса, образовав широченную щель. Через нее и глядело на Учителя небо, и не такое уж оно было яркое – вполне обычное, светло-серое. А еще виднелись сквозь разрыв зеленые ветви деревьев. И запах!.. Нет, его не было видно, зато он, казалось, заполонил собой все тесное помещение узилища. Почему-то раньше Ачаду никогда не ощущал, что так могут пахнуть деревья. Или это запах свободы? Но при чем тут свобода? Ведь он только что объяснял Хепсу, что такое настоящая свобода.
   Хепсу!.. Учитель пришел в себя окончательно, бросился к застонавшему вновь ученику. Тот лежал навзничь возле одной из лежанок. Черные волосы окрасились алым. Ачаду наклонился, осторожно приподнял голову мальчика. Кровь сочилась из затылка, ею же был испачкан край лежанки – видимо, об него-то и пришелся удар головой.
   – Больно!.. – простонал Хепсу, не раскрывая глаз.
   Ачаду облегченно выдохнул – говорит, это уже хорошо!
   – Сейчас, сейчас! – сказал он. – Потерпи… – И осторожно стал ощупывать края раны. Судя по всему, череп был цел. Скорее всего, удар лишь содрал кожу.
   В любом случае, рану требовалось перевязать. Но чем? Ачаду вспомнил про мешок. Достал из него мешок Хепсу, пустые фляги, сильно рванул грубую ткань. Та не поддалась. Тогда Учитель подскочил к излому в стене – с острыми рваными краями, – провел по нему натянутой тканью, и она, затрещав, разорвалась. Еще парой взмахов мешком по металлу Ачаду сделал из мешковины подобие ленты и замотал ею голову Хепсу.
   Мальчик наконец-то раскрыл глаза. Поморщился – то ли от боли, то ли от непривычно яркого света – и тихо спросил:
   – Где мы?
   И Учитель, вновь забыв про недавнюю «лекцию», сказал:
   – По-моему, мы на свободе.

Глава 8

   Ачаду осторожно, боясь пораниться об острые края разрыва, выбрался из корабля. Мальчику он велел пока оставаться внутри. Во-первых, тот был слишком слаб, да и нужно было сначала оглядеться. Кроме того, не мешало бы найти хоть немного воды и чего-нибудь съестного.
   Вокруг зеленел лес. Совсем как на земле. «Может, это и есть земля?» – подумал Учитель и подошел к стволу ближайшего дерева. Темно-бурая кора, зеленые листья – все как дома. Но само дерево было ему незнакомо. Впрочем, разве он специалист по деревьям? Да и земля большая, а он дальше, чем в этот последний поход, из селения не выбирался. Два раза был в городе, но это тоже не далеко.
   И все же что-то здесь было не так. Может быть, запах? Недаром еще в корабле, после крушения, ему первым в сознание бросился именно запах. Ачаду втянул ноздрями воздух. Пахло и впрямь необычно. Или ему это только почудилось после спертого воздуха корабля?
   Учитель поднял голову и нахмурился. Светлое небо показалось ему неоднородным. Он слегка прищурился. И впрямь, небо было в каких-то грязных пятнах! И эти пятна темнели много ниже равномерного небесного свечения. На щеку упала капля. Потом еще одна. И еще, еще… Листья деревьев зашелестели.
   Ачаду нахмурился. Подставил под капли ладонь. Она быстро стала мокрой. Тогда он поднес руку к лицу, осторожно понюхал, затем лизнул. Вода! Это была всего лишь вода!
   И Учитель вспомнил, как охотники из родного селения, уходившие далеко в горы, рассказывали, что видели иногда, как с неба льется вода… И торговцы из города говорили о чем-то подобном. Только им никто не верил. И вот теперь он наблюдал это сам. Странное явление… Но наверняка ведь имеет под собой объяснимые корни! Надо будет поизмышлять на досуге. Вместе с Хепсу. Гибкий ум мальчика быстро найдет разгадку или хотя бы подтолкнет к ней.
   А сейчас падающая с неба вода напомнила Учителю, что ее-то, воду, он и собирался искать. Ачаду открыл было флягу, но быстро понял, что небесными капельками он будет набирать ее не одно междусонье. К тому же, капли стали падать реже, а вскоре перестали вовсе.
   Учитель потеребил бороду. Где же искать воду? Идти в лес? Как бы не заблудиться… А что если посмотреть с другой стороны корабля? Кувыркаясь перед остановкой, он наверняка оставил заметный след – можно будет побродить вокруг, не теряя его из виду.
   Ачаду повернулся к кораблю и лишь теперь разглядел как следует последствия этой самой «остановки». Длинная туша быстроходной некогда «лодки» походила на ствол огромного блестящего дерева, сильно приплюснутого сверху и снизу, а теперь еще и помятого, согнутого и разломанного в нескольких местах. Из-за кустов и поваленных деревьев не было видно носа корабля, и Учителю стало вдруг очень неуютно – ведь именно там, в носовой части, находились два больших окна-глаза, через которые он впервые разглядел Залга и Олрога. Наверняка они и сейчас там… Может быть, ранены, а может – вполне целехоньки, выбрались наружу и наблюдают за ним сквозь густую листву. Кожа Ачаду покрылась пупырышками, ладони враз стали липкими. Учитель непроизвольно согнулся.
   Как бы то ни было, но выяснить, что стало с хозяевами корабля, следовало непременно. Иначе оставлять здесь мальчика, даже ненадолго, было бы очень нежелательно. Все так же согнувшись, прижимаясь к серебристому боку корабля, Ачаду медленно двинулся в сторону носовой части. А когда добрался-таки до завала, невольно ахнул: кусты и ветви сломанных деревьев вовсе не скрывали собой нос – того не было вовсе! Его словно откусил кто-то прожорливый и огромный, оставив впереди корабля овал дыры с зазубренными краями, ведущей в тот самый длинный коридор, по которому Ачаду и Хепсу уже доводилось ходить. Только он был сейчас почти темный, не считая пятен света в местах разлома корпуса.
   Учитель погладил белые завитки бороды, нахмурил черные брови. Вроде бы, можно успокоиться – их похитителей нет. И наверное – их уже нет вообще. Но полностью не был в этом уверен. Поэтому в первую очередь решил найти оторванную кабину. Ведь должна она где-то быть, не съел же ее и впрямь некий местный великан!
   Ачаду посмотрел туда, откуда прибыл на место последней стоянки корабль. Он не сильно удивился, потому что предполагал уже, что увидит – широкую просеку в лесу, поваленные деревья, вспаханную землю… Вот только части разрушенной «лодки» с глазами-окнами он так и не обнаружил. Что ж, следовало пойти вдоль следа, взрезанного кораблем – тем более, он так и собирался сделать ранее.
 
   Перешагивая через поваленные, изломанные стволы деревьев, оскальзываясь на мокрой траве, Учитель двинулся по широкой новоявленной просеке. На преодоление препятствий уходило слишком много времени и сил, к тому же – в этом месиве покореженной древесины и земли вряд ли можно было отыскать что-либо полезное, а именно воду и пищу, поэтому Ачаду решил продолжить движение по лесу, не отходя слишком далеко от просеки.
   Едва стоило зайти под древесные кроны, как удача тут же поманила его пальчиком. Или просто подразнилась – буквально в трех шагах от вспаханной кораблем полосы Учитель наткнулся на пышный невысокий куст, усыпанный желтыми плодами, формой и размерами и впрямь напоминающими пальцы. Они даже состояли из двух-трех сочлененных сегментов, словно фаланги.
   Сначала Ачаду при виде этих пальцеподобных отростков испытал чувство брезгливости. Но голод, напомнивший о себе урчанием в желудке, потребовал забыть о привередливости. Учитель сорвал один из плодов. Тот был мягким на ощупь, с тонкой полупрозрачной кожицей, пах довольно приятно. Вот только был ли съедобным? Ачаду пригляделся. Хотя на кусте и висело множество «пальчиков», при внимательном осмотре стало заметно, что кто-то до него уже оборвал порядочное количество плодов. Несколько «пальцев», целых и раздавленных, валялось в невысокой траве. И трава эта была примятой, словно кто-то тут совсем недавно топтался и собирал урожай.
   Первыми, о ком подумал Ачаду, стали, конечно же, хозяева корабля – Залг и Олрог. Но, поразмышляв еще, он все же откинул эту догадку. На корабле наверняка имелись запасы воды и пищи, так что рвать в лесу плоды им вряд ли пришло в голову. Тем более, сначала бы они, разумеется, навестили пленников.
   Подумав о корабельных запасах, Учитель решил по возвращении поискать их тоже, хотя в удачу мало верил. Наверняка они заперты в какой-нибудь комнате корабля так же прочно, как до этого были заперты сами Ачаду и Хепсу. Если, конечно, корабль не дал трещину как раз по пищевому складу. Проверить нужно, но вероятность удачи небольшая, пока стоило больше надеяться на дары чужой земли.
   Учитель вернулся к измышлению о незнакомце, оборвавшему куст. Возможно, это был местный житель. Возможно – зверь. И тот, и другой не стали бы рвать несъедобные плоды. Если только это не сделал разумный туземец для приготовления яда, чтобы смазать им наконечники стрел… Последнее измышление не очень понравилось Ачаду, но все-таки он посчитал, что вероятность достоверности этого не столь уж и велика. Тем более живот буркнул в очередной раз, особенно призывно и даже где-то возмущенно от нерешительности хозяина.
   Ачаду зажмурился и откусил одну «фалангу». В рот брызнуло сладким соком. Мякоть так и растаяла во рту! Вкус у «пальчика» оказался изумительным! Учитель принялся торопливо, обеими руками, срывать вкусные плоды и запихивать в рот один за другим, едва успевая глотать сок, который разукрасил в желтый цвет бороду и стекал по груди. Уже утолив голод, а заодно и жажду, Ачаду все никак не мог оторваться от сочных «пальчиков». Лишь вспомнив о том, что его ждет раненый и голодный мальчик, он заставил себя выпустить ветку кустарника. Теперь предстояло придумать, как донести плоды к Хепсу. Ведь кроме двух фляг ничего у Ачаду не было. Разве что набедренная повязка…
   Впрочем, решил Учитель, «пальчики» можно оставить на обратный путь к кораблю. Сейчас же он хотел все-таки дойти до начала просеки – туда, где непременно должно быть безбрежное и бездонное твердое «озеро», по которому прибыли они сюда с родной земли. Почему ему хотелось сделать это, Ачаду не знал, но туда, на неведомый берег, его будто что-то неудержимо влекло. А он привык доверять своим чувствам. Снова выйдя на просеку, он оглянулся, чтобы запомнить плодоносное место, вновь нырнул в лес и споро зашагал вперед. А если сказать точнее, назад – туда, откуда началось их с Хепсу вторжение на чужую землю.
 
   Идти пришлось недолго, сквозь поредевшие деревья он вскоре увидел знакомую черную гладь. Хотя… Что-то все же было в ней не очень знакомым. Не такой уж и черной выглядела эта гладь отсюда, скорее наоборот – она была ближе по цвету к серому небу, да еще и блестела слишком уж ярко.
   Выйдя наконец из леса на пологий берег, Учитель раскрыл рот в немом «ахе»: перед ним раскинулось настоящее озеро! С водой! И все-таки… Все-таки это было то самое черное озеро. Ачаду нагнулся к воде, опустил в нее руку и сразу наткнулся на гладкую поверхность, цвет которой через тонкий водяной слой говорил сам за себя.
   – Почему же здесь сверху вода? – прошептал Учитель и оглядел, насколько мог, берег.
   Первое, что он увидел невдалеке – блестевшую между деревьями носовую часть корабля. Это заставило его вздрогнуть и пригнуться, а потом и прислушаться. Навострив слух, он сразу услышал тихое журчание. Поискав взглядом источник звука, он скоро увидел его. Это был ручей, даже речка, довольно широкая, хоть и мелкая, насколько это можно было понять издали. И она изливалась прямо на черную озерную гладь, разлив по ней свои воды далеко-далеко, насколько позволяла увидеть туманная дымка.