Страница:
Чем более богатым и значительным был князь, тем более крупной была его дружина. Великокняжеская армия, таким образом, состояла из княжеской дружины и дружин подчиненных ему удельных и служебных князей и бояр. Это были дисциплинированные, профессиональные конные воины, умеющие, однако, сражаться и в пешем строю.
В Европе поставщиками наемников были горные или лесистые территории Уэльс, Шотландия, Бретань, Гасконь, Швейцария), жители которых в силу своих основных занятий уже имели военные навыки. Пастуху, охотнику или зверолову проще научиться военному ремеслу, чем мирному землепашцу. Именно поэтому европейским государям было дешевле нанять иноземных солдат, которые уже что-то умеют, чем с нуля тренировать своих подданных.
На Руси же, с ее бескрайними лесами, охотников, прекрасно стреляющих из лука, не раз ходивших с рогатиной, а то и с одним ножом на медведя, всегда было достаточно. Поэтому на Руси всегда находилось много желающих и умеющих воевать. Промысловые артели рыболовов и звероловов в случае войны могли легко превратиться в пеших ратников. Ведь эти воины не только умели стрелять из лука, орудовать рогатиной, топором и ножом. Такие охотники умели строить речные лодки – насады и ушкуи, ходить в них по рекам и, в случае необходимости, собственными силами переволакивать эти большие лодки через пороги или даже по волокам в соседние водоемы.
Русские пешие части всегда составляли существенную часть войска. Кроме того, в условиях изрезанной многочисленными реками лесной и лесостепной зоны такой полупрофессиональный «десант» был большим подспорьем для конных княжеских дружин. Да и без княжеской поддержки русское речное пехотное войско было грозной силой, что вскоре показали походы ушкуйников на Волге.
Во время «великой замятни» русские княжества не выставляли своих претендентов на ханский престол. Но тем не менее они активно участвовали в политических перипетиях Золотой Орды, поддерживая того или иного претендующего на трон чингизида. Руководствовались князья при этом сугубо своими собственными интересами, действуя, как мы увидим, не только политическими, но и военными методами. Русские князья вступали в союзы как между собой, так и с властителями нерусских ордынских улусов. Боевые действия русские князья вели также и друг против друга, и против соседних ордынских властителей. И в ходе этой, полной драматизма, борьбы все большее значение и силу среди русских княжеств приобретала Москва.
МОСКВА: ПОРТРЕТЫ ВЛАСТИ
БЕЗ ЦАРСКОЙ ЗАЩИТЫ
ЛИТОВЩИНА
Русский шлем XIII в. Принадлежал князю Ярославу Всеволодовичу
На Руси гораздо более активно, чем на Западе и на Востоке, применялась в полевых сражениях пехота. Эта особенность была свойственна и Руси домонгольского периода. Пешие рати русских князей были довольно многочисленными и боеспособными, и, в отличие от Западной Европы, на Руси им отводилась в бою не второстепенная, а порой решающая роль. Видимо, эта пехота комплектовалась не только и не столько из сельских или городских ополченцев, сколько из профессиональных воинов, так называемых «охотников» или «воев», идущих на войну ради добычи.В Европе поставщиками наемников были горные или лесистые территории Уэльс, Шотландия, Бретань, Гасконь, Швейцария), жители которых в силу своих основных занятий уже имели военные навыки. Пастуху, охотнику или зверолову проще научиться военному ремеслу, чем мирному землепашцу. Именно поэтому европейским государям было дешевле нанять иноземных солдат, которые уже что-то умеют, чем с нуля тренировать своих подданных.
На Руси же, с ее бескрайними лесами, охотников, прекрасно стреляющих из лука, не раз ходивших с рогатиной, а то и с одним ножом на медведя, всегда было достаточно. Поэтому на Руси всегда находилось много желающих и умеющих воевать. Промысловые артели рыболовов и звероловов в случае войны могли легко превратиться в пеших ратников. Ведь эти воины не только умели стрелять из лука, орудовать рогатиной, топором и ножом. Такие охотники умели строить речные лодки – насады и ушкуи, ходить в них по рекам и, в случае необходимости, собственными силами переволакивать эти большие лодки через пороги или даже по волокам в соседние водоемы.
Русские пешие части всегда составляли существенную часть войска. Кроме того, в условиях изрезанной многочисленными реками лесной и лесостепной зоны такой полупрофессиональный «десант» был большим подспорьем для конных княжеских дружин. Да и без княжеской поддержки русское речное пехотное войско было грозной силой, что вскоре показали походы ушкуйников на Волге.
Во время «великой замятни» русские княжества не выставляли своих претендентов на ханский престол. Но тем не менее они активно участвовали в политических перипетиях Золотой Орды, поддерживая того или иного претендующего на трон чингизида. Руководствовались князья при этом сугубо своими собственными интересами, действуя, как мы увидим, не только политическими, но и военными методами. Русские князья вступали в союзы как между собой, так и с властителями нерусских ордынских улусов. Боевые действия русские князья вели также и друг против друга, и против соседних ордынских властителей. И в ходе этой, полной драматизма, борьбы все большее значение и силу среди русских княжеств приобретала Москва.
МОСКВА: ПОРТРЕТЫ ВЛАСТИ
В 1364 году в возрасте около 10 лет умер младший брат Дмитрия Ивановича Московского, Иван Иванович Малый. А на следующий год умерла мать Дмитрия, великая княгиня Александра. Еще через год молодой великий князь женился на Евдокии, дочери суздальского князя Дмитрия Константиновича. Свадьба праздновалась 18 января 1366 года в Коломне. Судя по всему, супруги жили в согласии. Потеряв незадолго перед этим всех своих родных, шестнадцатилетний юноша, видимо, сильно привязался к своей супруге. Она осталась единственным близким для него человеком.
В летописях сохранилось описание внешности Дмитрия Ивановича в ту пору, когда ему было уже около 30 лет. Выглядел он очень сильным и мужественным. Телом был велик и широк, плечист, чреват (т. е. толст), очень тяжел, имел черные волосы и черную бороду. В этом описании бросается в глаза указание на раннюю пол-ноту Дмитрия Ивановича, что объясняет нам его раннюю смерть. В кратких сообщениях можно как будто заметить указание на то, что он умер от болезни сердца. Автор его жития говорит: «Потом же разболелся и тяжко ему велми было, и потом полегчало ему, и возрадовались все люди о сем. И снова в большую болезнь впаде и стенание пришло ко сердцу его, яко и внутренним его торгатися и уже приближался конец жизни его».
«…аще бо и книгам не научен он добре». Впрочем, для князя того времени умение читать Псалтырь было не главным. Возможно, многие удельные князья тоже грамотностью не блистали. Однако заметим, что политические противники Дмитрия Ивановича – Ольгерд Гедиминович, Олег Иванович Рязанский и Дмитрий Константинович Суздальско-Нижегородский были людьми не только грамотными, но и высокообразованными.
Но Дмитрию Ивановичу больше повезло с помощниками. Митрополит Алексий – один из грамотнейших и умнейших людей своей эпохи, взвалив на себя тяжкую ношу руководства московской политикой, нес ее до самой своей смерти. Для Дмитрия Ивановича-человека властного и порой упрямого, Алексий всегда был высшим авторитетом. Поэтому, даже повзрослев и взяв все бразды правления Московским княжеством в свои руки, Дмитрий продолжал прислушиваться к советам и пожеланиям митрополита и до самой смерти Алексия находился под его влиянием. Можно сказать, что Дмитрий Иванович управлял княжеством под мудрым руководством митрополита, точно так же, как французский король Людовик XIII управлял страной под мудрым руководством своего духовника и первого министра кардинала Решилье.
Впрочем, политика Московского княжества зависела не только от Дмитрия и Алексия. Все, что Алексий задумал, все, чем Дмитрий Иванович руководил, исполнялось непосредственно московскими боярами.
Известно, что в XIV веке из всей массы княжеских бояр выделяется небольшая группа особо приближенных к князю лиц, которые называются «введенными боярами», т. е. допущенными в княжескую думу, – совет. Боярский совет решал, вместе с князем, все важнейшие дела в государстве. Конечно, бояре имели лишь совещательный голос. Окончательное решение всегда принимал князь. Но он не мог не считаться с мнением тех, кто будет претворять это решение в жизнь.
Даже суд князя не был единоличным – на суде присутствовало большее или меньшее количество бояр, а кроме того так называемые судные мужи.
Судные мужи – чрезвычайно характерный и интересный институт не только русского, но и западноевропейского феодализма. Присутствие их на всех судах, не только княжеских, но и на судах княжеских наместников и волостелей, было исконным обычаем древнего суда вообще и естественно вытекало из самой сущности древнего судопроизводства.
Средневековый суд был в подлинном смысле слова тяжбой, состязанием сторон. Обе стороны назывались первоначально истцами, т. к. каждый искал своего. Роль судьи состояла в том, чтобы наблюдать за состязанием сторон, не допускать не освященных обычаями средств борьбы и взыскивать с виноватого в свою пользу и в княжескую казну установленные пошлины. Судные мужи были представителями общественности, свидетелями тяжбы и в случае надобности давали показания по вопросам обычного права.
Из самой сущности древнего суда вытекало чрезвычайно важное следствие – недопустимость заочного суда и решения.
Таким образом, можно сказать, что княжеский суд был не только публичным, но по существу был выразителем общественного мнения ближайшего окружения князя).
Первое место среди московских бояр в 70-х годах XIV века, без сомнения, занимали Вельяминовы. Старший представитель рода, Василий Васильевич, был тысяцким до своей смерти в 1373 году, его брат Федор Воронец – боярином, а Тимофей – окольничим. Через сына Василия, тысяцкого Микулу, Вельями-новичи были в свойстве с великим князем, так как Микула и великий князь Дмитрий Иванович были женаты на родных сестрах – дочерях князя Дмитрия Константиновича Суздальского.
Московских боярских родов было немного – около двух десятков. И все они были связаны с князьями и между собой узами родства и свойства. Представители этих родов при дворе великого князя Дмитрия все были наперечет, все на виду. В такой среде сложился обычай местнических родовых счетов, который одинаково связывал как великого князя, так и его бояр.
На каждом княжеском пиру или совете (а порой эти мероприятия совмещались) бояре рассаживались в порядке старшинства.
Но если князь считал, что кто-то достоин сесть ближе к нему, то он при всех выводил этого боярина из-за стола и указывал ему более почетное место. Этот своеобразный ритуал наглядно демонстрировал боярам кого и насколько князь ценит. Для отличившегося боярина, это было наградой, признанием его заслуг. Описание этого обычая сохранилось в былинах:
Судя по свидетельствам былин, известного богатыря (боярина), пировавшего в княжьих палатах, сильнее всего могло обидеть-опечалить, если князь незаслуженно обходил его своим вниманием:
Новый боярин, только что пришедший к князю на службу, обычно садился за дальний край стола. Для того чтобы заслужить близкое к князю место, были нужны годы верной службы и неоднократные достижения на этом поприще.
Уже к середине XIV века образовалось основное ядро московского боярства. К концу этого века его можно считать вполне сложившимся. Позже оно обрастает новыми наслоениями, но все пришедшие позже роды, за небольшими исключениями, уже не могут занять видного и прочного положения. Случаи отъездов и выездов, конечно, бывали, и некоторые из них отмечены в родословцах, но подавляющая часть бояр и слуг служили наследственно, из поколения в поколение. После смерти боярина, как правило, его старший сын наследовал должность и занимал его место за княжьим столом. Таким образом, почетное место постепенно становилось не только признанием заслуг конкретного боярина, но и констатацией заслуг всего его рода перед княжеской семьей. Эта наследственность в должностях к XVII веку и привела к вырождению боярской думы. Бояре стали больше заботиться о своем месте по роду, чем о государственной пользе.
Но в XIV – XV веках система местничества еще была очень эффективной.
Обособление боярского класса произошло в XIV веке не только в Московском, но и в других больших княжениях – в Тверском, Рязанском, Нижегородском и т. д. Московские бояре не отъезжают, потому что не желают утратить выгодного положения на службе у растущего Московского великого княжения, а боярам и слугам других княжений нет расчета пользоваться своим правом отъезда по той простой причине, что им нет почти никакой возможности занять в сплоченной среде московского боярства видное место.
К тому же местные бояре, оставшиеся верными своим князьям, тесно связывают свои служебные интересы с землевладельческими и редко решаются покидать своих князей и терять вследствие этого свои отчины. Так, тверские и рязанские бояре, судя по родословцам, поступили на службу московских государей только после ликвидации независимости соответствующих княжеств.
Для правильного понимания взаимоотношений в княжеских дворах Руси XIV века следует помнить, что весь аппарат княжеской власти основывался на личных отношениях князя к своим слугам, что идеи отечества, долга перед родиной, идеи гражданства и гражданских обязанностей были еще неизвестны. Зарождение этих идей становится заметным только в XVI веке. Без идеи родовой чести, без представлений и обычаев, сложившихся на почве наследственности службы, княжеская боярская администрация была бы не крепким аппаратом власти, каким она была в действительности, а сбродом случайных людей.
В летописях сохранилось описание внешности Дмитрия Ивановича в ту пору, когда ему было уже около 30 лет. Выглядел он очень сильным и мужественным. Телом был велик и широк, плечист, чреват (т. е. толст), очень тяжел, имел черные волосы и черную бороду. В этом описании бросается в глаза указание на раннюю пол-ноту Дмитрия Ивановича, что объясняет нам его раннюю смерть. В кратких сообщениях можно как будто заметить указание на то, что он умер от болезни сердца. Автор его жития говорит: «Потом же разболелся и тяжко ему велми было, и потом полегчало ему, и возрадовались все люди о сем. И снова в большую болезнь впаде и стенание пришло ко сердцу его, яко и внутренним его торгатися и уже приближался конец жизни его».
Портрет Дмитрия Донского из Большой Государевой книги. 1672 г.
Биограф Дмитрия Ивановича отмечает еще одну деталь – недостаточное образование князя:«…аще бо и книгам не научен он добре». Впрочем, для князя того времени умение читать Псалтырь было не главным. Возможно, многие удельные князья тоже грамотностью не блистали. Однако заметим, что политические противники Дмитрия Ивановича – Ольгерд Гедиминович, Олег Иванович Рязанский и Дмитрий Константинович Суздальско-Нижегородский были людьми не только грамотными, но и высокообразованными.
Но Дмитрию Ивановичу больше повезло с помощниками. Митрополит Алексий – один из грамотнейших и умнейших людей своей эпохи, взвалив на себя тяжкую ношу руководства московской политикой, нес ее до самой своей смерти. Для Дмитрия Ивановича-человека властного и порой упрямого, Алексий всегда был высшим авторитетом. Поэтому, даже повзрослев и взяв все бразды правления Московским княжеством в свои руки, Дмитрий продолжал прислушиваться к советам и пожеланиям митрополита и до самой смерти Алексия находился под его влиянием. Можно сказать, что Дмитрий Иванович управлял княжеством под мудрым руководством митрополита, точно так же, как французский король Людовик XIII управлял страной под мудрым руководством своего духовника и первого министра кардинала Решилье.
Впрочем, политика Московского княжества зависела не только от Дмитрия и Алексия. Все, что Алексий задумал, все, чем Дмитрий Иванович руководил, исполнялось непосредственно московскими боярами.
Известно, что в XIV веке из всей массы княжеских бояр выделяется небольшая группа особо приближенных к князю лиц, которые называются «введенными боярами», т. е. допущенными в княжескую думу, – совет. Боярский совет решал, вместе с князем, все важнейшие дела в государстве. Конечно, бояре имели лишь совещательный голос. Окончательное решение всегда принимал князь. Но он не мог не считаться с мнением тех, кто будет претворять это решение в жизнь.
Даже суд князя не был единоличным – на суде присутствовало большее или меньшее количество бояр, а кроме того так называемые судные мужи.
Судные мужи – чрезвычайно характерный и интересный институт не только русского, но и западноевропейского феодализма. Присутствие их на всех судах, не только княжеских, но и на судах княжеских наместников и волостелей, было исконным обычаем древнего суда вообще и естественно вытекало из самой сущности древнего судопроизводства.
Средневековый суд был в подлинном смысле слова тяжбой, состязанием сторон. Обе стороны назывались первоначально истцами, т. к. каждый искал своего. Роль судьи состояла в том, чтобы наблюдать за состязанием сторон, не допускать не освященных обычаями средств борьбы и взыскивать с виноватого в свою пользу и в княжескую казну установленные пошлины. Судные мужи были представителями общественности, свидетелями тяжбы и в случае надобности давали показания по вопросам обычного права.
Из самой сущности древнего суда вытекало чрезвычайно важное следствие – недопустимость заочного суда и решения.
Таким образом, можно сказать, что княжеский суд был не только публичным, но по существу был выразителем общественного мнения ближайшего окружения князя).
Первое место среди московских бояр в 70-х годах XIV века, без сомнения, занимали Вельяминовы. Старший представитель рода, Василий Васильевич, был тысяцким до своей смерти в 1373 году, его брат Федор Воронец – боярином, а Тимофей – окольничим. Через сына Василия, тысяцкого Микулу, Вельями-новичи были в свойстве с великим князем, так как Микула и великий князь Дмитрий Иванович были женаты на родных сестрах – дочерях князя Дмитрия Константиновича Суздальского.
Московских боярских родов было немного – около двух десятков. И все они были связаны с князьями и между собой узами родства и свойства. Представители этих родов при дворе великого князя Дмитрия все были наперечет, все на виду. В такой среде сложился обычай местнических родовых счетов, который одинаково связывал как великого князя, так и его бояр.
Родословная таблица рода бояр Вельяминовых
Система местничества предусматривала установившийся порядок старшинства боярских родов. Само название «местничество» возникло от того, что более уважаемые и знатные бояре сидели во время совета и за пиршественным столом ближе к князю – на почетных местах. Сидеть рядом с князем было не только почетно, но и выгодно – ведь это давало возможность подать ему вовремя совет – князь слышит тех, кто ближе.На каждом княжеском пиру или совете (а порой эти мероприятия совмещались) бояре рассаживались в порядке старшинства.
Но если князь считал, что кто-то достоин сесть ближе к нему, то он при всех выводил этого боярина из-за стола и указывал ему более почетное место. Этот своеобразный ритуал наглядно демонстрировал боярам кого и насколько князь ценит. Для отличившегося боярина, это было наградой, признанием его заслуг. Описание этого обычая сохранилось в былинах:
Обычным было постепенное продвижение боярина с дальних мест на ближние. И только за очень выдающиеся заслуги князь мог пересадить боярина с дальнего конца стола на ближайшее к себе место. При этом, естественно, те бояре, перед которыми новый любимец был посажен, оказывались на одно место дальше от князя. Такая система порождала у бояр стремление отличиться на княжеской службе, завоевав себе более высокое место. Ведь если какой-то боярин долгое время никак не проявлял себя перед князем и не удостаивался подобной милости, то он постепенно отодвигался на дальний конец стола.
Приходит он кокнязю ко Владимиру
Тот старый казак да Илья Муромец
Со тем со Добрынюшкой со Никитичем,
Со братом со своим да со крестовыим.
Дают тут ему место не меньшее,
Не меньшее место было – большее,
Садят их во большой угол,
Во большой угол да за большой-то стол.
Да как налили тут чару зелена вина,
Несли эту чару рядом к нему,
К старому казаку, к Илье к Муромцу…
Судя по свидетельствам былин, известного богатыря (боярина), пировавшего в княжьих палатах, сильнее всего могло обидеть-опечалить, если князь незаслуженно обходил его своим вниманием:
Незаслуженное, по мнению других бояр, возвышение одного из них считалось несправедливым, «не по правде». Для боярина Алексея Хвоста такая стремительная карьера, как мы помним, окончилась трагически.
Тут Василий закручинился
И повесил свою буйну голову,
И потупил Василий очи ясные
Во батюшка во кирпищат пол.
Надевал он черну шляпу, вон пошел
Из того из терема высокого.
Выходил он на улицу на широку,
Идет по улице по широкой;
Навстречу ему удалый добрый молодец,
По имени Добрыня Никитич млад.
Пухову шляпу снимал, низко кланялся:
«Здравствуешь, удалый добрый молодец,
По имени Василий, сын Казимерской!
Что ты идешь с пиру невеселый?
Не дошло тебе от князя место доброе?
Не дошла ли тебе чара зелена вина?
Али кто тебя, Василий, избесчествовал?..»
Новый боярин, только что пришедший к князю на службу, обычно садился за дальний край стола. Для того чтобы заслужить близкое к князю место, были нужны годы верной службы и неоднократные достижения на этом поприще.
Уже к середине XIV века образовалось основное ядро московского боярства. К концу этого века его можно считать вполне сложившимся. Позже оно обрастает новыми наслоениями, но все пришедшие позже роды, за небольшими исключениями, уже не могут занять видного и прочного положения. Случаи отъездов и выездов, конечно, бывали, и некоторые из них отмечены в родословцах, но подавляющая часть бояр и слуг служили наследственно, из поколения в поколение. После смерти боярина, как правило, его старший сын наследовал должность и занимал его место за княжьим столом. Таким образом, почетное место постепенно становилось не только признанием заслуг конкретного боярина, но и констатацией заслуг всего его рода перед княжеской семьей. Эта наследственность в должностях к XVII веку и привела к вырождению боярской думы. Бояре стали больше заботиться о своем месте по роду, чем о государственной пользе.
Но в XIV – XV веках система местничества еще была очень эффективной.
Обособление боярского класса произошло в XIV веке не только в Московском, но и в других больших княжениях – в Тверском, Рязанском, Нижегородском и т. д. Московские бояре не отъезжают, потому что не желают утратить выгодного положения на службе у растущего Московского великого княжения, а боярам и слугам других княжений нет расчета пользоваться своим правом отъезда по той простой причине, что им нет почти никакой возможности занять в сплоченной среде московского боярства видное место.
К тому же местные бояре, оставшиеся верными своим князьям, тесно связывают свои служебные интересы с землевладельческими и редко решаются покидать своих князей и терять вследствие этого свои отчины. Так, тверские и рязанские бояре, судя по родословцам, поступили на службу московских государей только после ликвидации независимости соответствующих княжеств.
Для правильного понимания взаимоотношений в княжеских дворах Руси XIV века следует помнить, что весь аппарат княжеской власти основывался на личных отношениях князя к своим слугам, что идеи отечества, долга перед родиной, идеи гражданства и гражданских обязанностей были еще неизвестны. Зарождение этих идей становится заметным только в XVI веке. Без идеи родовой чести, без представлений и обычаев, сложившихся на почве наследственности службы, княжеская боярская администрация была бы не крепким аппаратом власти, каким она была в действительности, а сбродом случайных людей.
БЕЗ ЦАРСКОЙ ЗАЩИТЫ
Ордынская «замятня» заставила русских князей самостоятельно заботиться об охране своих уделов, не рассчитывая на царскую помощь. В это время ханы Золотой Орды не в силах были обеспечить безопасность даже на Волжском торговом пути, хотя Волга была основной торговой артерией империи. Торговый путь по Волге был «курицей, несущей золотые яйца», поэтому в прежние времена нападение на купцов там каралось смертной казнью.
Но уже в 1360 году новгородские речные разбойники – ушкуйники с боями прошли по Волге до устья Камы, а потом взяли штурмом большой татарский город Жукотин. Захватив несметные богатства, они возвратились в Кострому, из которой, видимо, и начинали поход, и стали там «пропивать зипуны». Московские и нижегородские власти начали военные действия против ушкуйников, однако достичь успеха им не удалось. Ушкуйники не только отбились от регулярных княжеских войск, но и ограбили в отместку Нижний Новгород и Кострому.
В 1363 году ушкуйники вовсю гуляли по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды и Чагатайского Улуса. В 1366 году новгородские бояре, возглавившие ушкуйный поход, громили караваны между Нижним Новгородом и Казанью, ордынские войска опять оказались бессильными перед ушкуйниками, и хан Золотой Орды обратился за помощью к московскому князю Дмитрию Ивановичу. Дмитрий отправил грозную грамоту в Новгород. Новгородцы ответили, что, дескать, «ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей (купцов) твоих не грабили, били только басурман». По мнению новгородцев, бить басурман было делом житейским.
Походы ушкуйников повторялись в 1369, 1370, 1371 и 1374 годах.
Безвластие в Орде развязало руки всем, кто был жаден до чужого добра. В 1365 году ордынский князь Тагай, укрепившийся в Наручадской земле, совершил набег на Рязанскую землю. Он выжег Переяславль-Залесский и «плени все власти и села». Олег Иванович Рязанский вместе с князьями муромским, пронским и козельским пошел в погоню за татарами, настиг их и «побили князи рязанские татар». В результате «злой сечи» Тагай бежал «в большом страхе и трепете, и недоумении, что ему делать, видя всех татар избиенных, и тако рыдая и плача и лицо одирая от многой скорби, и едва в малой дружине убежал».
В 1366 году «князь ордынский, именем Булат Темир, прииде ратью татарскою и пограбил уезд даже и до Волги и до села князя Бориса». Это казанский самовластный князь Булат Темир, правивший самостоятельно, не подчиняясь Сараю, совершил набег на земли великого княжества Суздальско-Нижегородского. И получил такой же согласованный отпор от нижегородцев, какой прежде получили татары Тагая от рязанцев:
«Князь же Дмитрий Константинович с Борисом и с Дмитрием и со своими детьми, собрали воинов многих, и пошли против Булат-Темира на брань. Он же окаянный не стал сражаться, но бежал за реку за Пьяну, и там множество татар останочных было избито, а другие в реке во Пьяне утонули, и по зажитьям такое множество их было побито, что и не счесть. А Булат-Темир оттуда бежал в Орду, гонимый гневом Божьим и там был убит от Азиза царя».
Таким образом, нижегородцы во главе с великим князем Дмитрием Константиновичем не только отбили набег Булат-Темира, но и полностью разгромили его армию, очистив от татар мордовский край за рекой Пьяной. Как мы видим, татарские набеги на русские земли, о которых вовсе не упоминается в летописях в предыдущую эпоху, теперь происходят со стороны соседних независимых ханов и довольно успешно отбиваются армиями великих князей рязанского и нижегородского.
С первой задачей, которая встала перед русскими княжествами, – самостоятельной защитой своих границ в условиях начавшегося беспредела – они справлялись более-менее успешно. Между русскими княжествами в 60-е годы не шло столь ожесточенной борьбы, как между граничащими непосредственно с Сараем ордынскими улусами. Этому способствовало и то, что Русь оказалась на периферии борьбы за контроль над столицей, и то, что никто из русских князей не мог претендовать на ханский титул.
Еще одним, до поры сдерживавшим взаимную агрессию русских князей фактором был авторитет Православной церкви.
Так, в 1367 году, когда в Твери возник конфликт между великим князем Михаилом Александровичем и удельными тверскими князьями, они, прекратив начавшуюся было междоусобную войну, решили обратиться с просьбой разрешить их спор по справедливости к митрополиту Московскому и всея Руси Алексию. Несомненно, что при наличии стабильной власти в Орде они поехали бы с этим вопросом туда. Но теперь авторитет ханской власти упал. И единственным авторитетом, стоящим над княжескими распрями, на какое-то время стал митрополит Киевский и всея Руси.
Каменная крепость, как и раньше деревянная, защищала лишь феодальный центр города. Разросшиеся к этому времени московские посады перешагнули уже и за Яузу, и за реку Неглинную, и за Москву-реку. Их защищали лишь отдельные форты – монастыри. Попытка построить какой-то вал для защиты Великого посада, предпринятая в XIV веке, не завершилась постройкой крепости.
Каменная стена кремля была протяженностью около двух километров и имела восемь или девять башен. Шесть из них были проездными. Трое ворот кремля выходили на наиболее угрожаемую, но и самую важную для сообщения с посадом сторону – к современной Красной площади.
Чтобы выстроить такие укрепления в одну зиму и одно лето, подвозя камень, должны были работать по крайней мере в течение летнего строительного сезона) ежедневно более двух тысяч человек. Среди них были, разумеется, и специалисты-мастера, которые выполняли работы, требовавшие наибольшей квалификации. Но основную массу строителей составляли, по-видимому, простые горожане и крестьяне, для которых «городоставление»
(как говорили в ту пору) было одной из феодальных повинностей, существовавших на Руси повсеместно.
Немалую роль в строительстве московского белокаменного кремля в 1367 году играло и московское боярство. Само решение о его постройке было принято советом князей – совладельцев Москвы и «старейших бояр». На Руси, как и в феодальных городах Западной Европы, строительство, содержание в порядке и организация обороны городских укреплений были обязанностью представителей знатных городских фамилий. На эту мысль наводят и некоторые древние названия кремлевских башен. Так Чешкова позднее-Тайницкая) и Тимофеевская позднее – Константино-Еленинская) башни названы по именам московских бояр Даниила Чешка и Тимофея Воронцова-Вельяминова. Можно предположить, что эти бояре были обязаны обеспечить строительство и оборону соответствующих башен, как это делали патриции западноевропейских городов, носившие звание «господ башни». Недаром в XIV – XV веках договоры между русскими князьями, предоставляя боярам свободу служить тому или иному князю, обязывают их участвовать в обороне того города, в котором они живут: «А кто которому князю служит, где бы ни жил, тому с тем князем а и ехати, кому служит речь идет о военном походе. – Прим. авт.). А городская осада, где кто живет, тому тут и сести…»
Итак, огромными усилиями всего московского населения в 1367 году был построен каменный кремль. Несомненно, митрополит Алексий понимал, что мирным путем русские княжества под властью Москвы не объединить. Он готовился к войне. А на войне, как говорится, все средства хороши. Постепенно набирая мощь, московский великий князь, «надеясь на свою великую силу, князей русских начал приводить в свою волю, а которые начали не повиноваться его воле, на тех начал посягать злобою», – писал тверской летописец.
В 1367 году главный соперник Дмитрия Ивановича, тверской князь Михаил Александрович, был приглашен в Москву «любо-вию», якобы для решения спора со своими удельными князьями. Михаил Александрович приехал, надеясь на беспристрастный суд великого князя и митрополита. Но обещание справедливого суда было только приманкой. Доверившийся митрополиту Михаил был посажен под арест на дворе одного из московских бояр – Гавриила (Гавши) Андреевича. Тверская летопись, повествуя об этом событии, жалуется в первую очередь на митрополита Алексия, как виновника обиды, нанесенной князю. Таким образом, в глазах тверичей авторитет митрополита Алексия серьезно пошатнулся.
Москвичи вскоре выпустили Михаила Александровича, видимо, опасаясь резкой реакции ханского представителя, прибывшего в Москву. Однако тверского князя принудили к подписанию невыгодного ему договора с Москвой.
Что ж, Михаил справедливо счел, что крестное целование, данное им под угрозой расправы, силы не имеет, и уже на следующий год началась война. На стороне своего зятя, Михаила, выступил литовский великий князь Ольгерд.
Но уже в 1360 году новгородские речные разбойники – ушкуйники с боями прошли по Волге до устья Камы, а потом взяли штурмом большой татарский город Жукотин. Захватив несметные богатства, они возвратились в Кострому, из которой, видимо, и начинали поход, и стали там «пропивать зипуны». Московские и нижегородские власти начали военные действия против ушкуйников, однако достичь успеха им не удалось. Ушкуйники не только отбились от регулярных княжеских войск, но и ограбили в отместку Нижний Новгород и Кострому.
В 1363 году ушкуйники вовсю гуляли по верховьям Оби на стыке границ Золотой Орды и Чагатайского Улуса. В 1366 году новгородские бояре, возглавившие ушкуйный поход, громили караваны между Нижним Новгородом и Казанью, ордынские войска опять оказались бессильными перед ушкуйниками, и хан Золотой Орды обратился за помощью к московскому князю Дмитрию Ивановичу. Дмитрий отправил грозную грамоту в Новгород. Новгородцы ответили, что, дескать, «ходили люди молодые на Волгу без нашего слова, но гостей (купцов) твоих не грабили, били только басурман». По мнению новгородцев, бить басурман было делом житейским.
Походы ушкуйников повторялись в 1369, 1370, 1371 и 1374 годах.
Безвластие в Орде развязало руки всем, кто был жаден до чужого добра. В 1365 году ордынский князь Тагай, укрепившийся в Наручадской земле, совершил набег на Рязанскую землю. Он выжег Переяславль-Залесский и «плени все власти и села». Олег Иванович Рязанский вместе с князьями муромским, пронским и козельским пошел в погоню за татарами, настиг их и «побили князи рязанские татар». В результате «злой сечи» Тагай бежал «в большом страхе и трепете, и недоумении, что ему делать, видя всех татар избиенных, и тако рыдая и плача и лицо одирая от многой скорби, и едва в малой дружине убежал».
Речной ушкуй. Так были устроены суда речных разбойников-ушкуйников
Кары со стороны Орды в отношении Рязани не последовало, так как Тагай «сам о себе княжил» «в Наручадской стране» «по разрушении Ордынском».В 1366 году «князь ордынский, именем Булат Темир, прииде ратью татарскою и пограбил уезд даже и до Волги и до села князя Бориса». Это казанский самовластный князь Булат Темир, правивший самостоятельно, не подчиняясь Сараю, совершил набег на земли великого княжества Суздальско-Нижегородского. И получил такой же согласованный отпор от нижегородцев, какой прежде получили татары Тагая от рязанцев:
«Князь же Дмитрий Константинович с Борисом и с Дмитрием и со своими детьми, собрали воинов многих, и пошли против Булат-Темира на брань. Он же окаянный не стал сражаться, но бежал за реку за Пьяну, и там множество татар останочных было избито, а другие в реке во Пьяне утонули, и по зажитьям такое множество их было побито, что и не счесть. А Булат-Темир оттуда бежал в Орду, гонимый гневом Божьим и там был убит от Азиза царя».
Таким образом, нижегородцы во главе с великим князем Дмитрием Константиновичем не только отбили набег Булат-Темира, но и полностью разгромили его армию, очистив от татар мордовский край за рекой Пьяной. Как мы видим, татарские набеги на русские земли, о которых вовсе не упоминается в летописях в предыдущую эпоху, теперь происходят со стороны соседних независимых ханов и довольно успешно отбиваются армиями великих князей рязанского и нижегородского.
С первой задачей, которая встала перед русскими княжествами, – самостоятельной защитой своих границ в условиях начавшегося беспредела – они справлялись более-менее успешно. Между русскими княжествами в 60-е годы не шло столь ожесточенной борьбы, как между граничащими непосредственно с Сараем ордынскими улусами. Этому способствовало и то, что Русь оказалась на периферии борьбы за контроль над столицей, и то, что никто из русских князей не мог претендовать на ханский титул.
Еще одним, до поры сдерживавшим взаимную агрессию русских князей фактором был авторитет Православной церкви.
Так, в 1367 году, когда в Твери возник конфликт между великим князем Михаилом Александровичем и удельными тверскими князьями, они, прекратив начавшуюся было междоусобную войну, решили обратиться с просьбой разрешить их спор по справедливости к митрополиту Московскому и всея Руси Алексию. Несомненно, что при наличии стабильной власти в Орде они поехали бы с этим вопросом туда. Но теперь авторитет ханской власти упал. И единственным авторитетом, стоящим над княжескими распрями, на какое-то время стал митрополит Киевский и всея Руси.
Строительство города. Миниатюра Лицевого свода XVI в.
В этом же 1367 году в Москве спешно стали строить кремль из белого камня вместо прежнего деревянного. Строительству этому придавали в ту пору огромное военное и политическое значение, поэтому все было тщательно подготовлено и проведено в кратчайший срок. «Князь великий Димитрий Иванович, погадав с братом своим с князем с Владимиром Андреевичем и со всеми боярами старейшими, – говорится в летописи, – и сдумали ставить город каменный Москву, да как помыслили, так и сотворили. Toй же зимой повезли камни к городу». А«того же лета на Москве почали ставить город каменный…» Его делали «без престани» и к концу года, видимо, полностью завершили эту работу, обеспечив, таким образом, дополнительную защиту столице.Каменная крепость, как и раньше деревянная, защищала лишь феодальный центр города. Разросшиеся к этому времени московские посады перешагнули уже и за Яузу, и за реку Неглинную, и за Москву-реку. Их защищали лишь отдельные форты – монастыри. Попытка построить какой-то вал для защиты Великого посада, предпринятая в XIV веке, не завершилась постройкой крепости.
Каменная стена кремля была протяженностью около двух километров и имела восемь или девять башен. Шесть из них были проездными. Трое ворот кремля выходили на наиболее угрожаемую, но и самую важную для сообщения с посадом сторону – к современной Красной площади.
Чтобы выстроить такие укрепления в одну зиму и одно лето, подвозя камень, должны были работать по крайней мере в течение летнего строительного сезона) ежедневно более двух тысяч человек. Среди них были, разумеется, и специалисты-мастера, которые выполняли работы, требовавшие наибольшей квалификации. Но основную массу строителей составляли, по-видимому, простые горожане и крестьяне, для которых «городоставление»
(как говорили в ту пору) было одной из феодальных повинностей, существовавших на Руси повсеместно.
Немалую роль в строительстве московского белокаменного кремля в 1367 году играло и московское боярство. Само решение о его постройке было принято советом князей – совладельцев Москвы и «старейших бояр». На Руси, как и в феодальных городах Западной Европы, строительство, содержание в порядке и организация обороны городских укреплений были обязанностью представителей знатных городских фамилий. На эту мысль наводят и некоторые древние названия кремлевских башен. Так Чешкова позднее-Тайницкая) и Тимофеевская позднее – Константино-Еленинская) башни названы по именам московских бояр Даниила Чешка и Тимофея Воронцова-Вельяминова. Можно предположить, что эти бояре были обязаны обеспечить строительство и оборону соответствующих башен, как это делали патриции западноевропейских городов, носившие звание «господ башни». Недаром в XIV – XV веках договоры между русскими князьями, предоставляя боярам свободу служить тому или иному князю, обязывают их участвовать в обороне того города, в котором они живут: «А кто которому князю служит, где бы ни жил, тому с тем князем а и ехати, кому служит речь идет о военном походе. – Прим. авт.). А городская осада, где кто живет, тому тут и сести…»
Итак, огромными усилиями всего московского населения в 1367 году был построен каменный кремль. Несомненно, митрополит Алексий понимал, что мирным путем русские княжества под властью Москвы не объединить. Он готовился к войне. А на войне, как говорится, все средства хороши. Постепенно набирая мощь, московский великий князь, «надеясь на свою великую силу, князей русских начал приводить в свою волю, а которые начали не повиноваться его воле, на тех начал посягать злобою», – писал тверской летописец.
В 1367 году главный соперник Дмитрия Ивановича, тверской князь Михаил Александрович, был приглашен в Москву «любо-вию», якобы для решения спора со своими удельными князьями. Михаил Александрович приехал, надеясь на беспристрастный суд великого князя и митрополита. Но обещание справедливого суда было только приманкой. Доверившийся митрополиту Михаил был посажен под арест на дворе одного из московских бояр – Гавриила (Гавши) Андреевича. Тверская летопись, повествуя об этом событии, жалуется в первую очередь на митрополита Алексия, как виновника обиды, нанесенной князю. Таким образом, в глазах тверичей авторитет митрополита Алексия серьезно пошатнулся.
Москвичи вскоре выпустили Михаила Александровича, видимо, опасаясь резкой реакции ханского представителя, прибывшего в Москву. Однако тверского князя принудили к подписанию невыгодного ему договора с Москвой.
Что ж, Михаил справедливо счел, что крестное целование, данное им под угрозой расправы, силы не имеет, и уже на следующий год началась война. На стороне своего зятя, Михаила, выступил литовский великий князь Ольгерд.
ЛИТОВЩИНА
Ольгерд, предприняв поход на Москву, действовал скрыто и решительно, так что в Москве очень поздно узнали о приближении литовского войска. Тотчас же из Москвы были разосланы грамоты по городам для сбора рати, но войска не подоспели сойтись из отдаленных мест. Поэтому из воинов, бывших в Москве, спешно составили сторожевой полк под воеводством боярина Дмитрия Минина. Тем временем Ольгерд вошел в московские пределы и ознаменовал свое движение пожарами и грабежами, принявшись «…порубежные места жечи, сечи, гра-бити, пленити». Он дошел до реки Тростны, вытекающей из Тростенского озера к востоку от Волоколамска, и тут разбил московский сторожевой полк (21 ноября 1367 года). Пытая пленников, Ольгерд требовал от них ответа: «…где великий князь, есть ли при нем сила?» Пленники единогласно показывали, что великий князь Дмитрий сидит в Москве, а войска к нему еще не успели собраться. Тогда Ольгерд поспешил к Москве и остановился под городом.
В Кремле засел великий князь Дмитрий с двоюродным братом Владимиром Андреевичем и митрополитом Алексием. Все деревянные строения вокруг города были заблаговременно сожжены, и кремль приготовился к осаде. Построенный по последнему слову тогдашней техники, московский кремль был неприступной крепостью. Ольгерд простоял под Москвой три дня и три ночи, сжег церкви, монастыри и остатки строений вокруг кремля, но саму твердыню не взял. Он разорил окрестные села и со множеством пленных тронулся в обратный путь.
В Кремле засел великий князь Дмитрий с двоюродным братом Владимиром Андреевичем и митрополитом Алексием. Все деревянные строения вокруг города были заблаговременно сожжены, и кремль приготовился к осаде. Построенный по последнему слову тогдашней техники, московский кремль был неприступной крепостью. Ольгерд простоял под Москвой три дня и три ночи, сжег церкви, монастыри и остатки строений вокруг кремля, но саму твердыню не взял. Он разорил окрестные села и со множеством пленных тронулся в обратный путь.