Фэнцзе держалась достойно, с удовольствием распоряжалась и отдавала приказания.
   Госпожа Ю все еще болела, Цзя Чжэнь никак не мог прийти в себя от горя, и оба они почти ничего не ели. Фэнцзе приносили горячие блюда и закуски во дворец Нинго из дома, хотя Цзя Чжэнь распорядился посылать ежедневно во флигель, где поселилась Фэнцзе, отборнейшие яства и деликатесы, специально для нее приготовленные.
   Фэнцзе с усердием выполняла возложенные на нее обязанности, каждое утро собирала прислугу на перекличку и отдавала распоряжения. В своем флигеле Фэнцзе жила обособленно, с невестками и золовками из дворца Нинго не общалась, разве что по делу, и если они приходили, не встречала и не провожала их.
   В пятый день пятой недели буддийские монахи приступили к обряду проводов души, молили Яньцзюня[143] обуздать злых демонов, а Дицзан-вана[144] — открыть золотой мост и с траурными флагами провести по нему душу покойницы. Даосские монахи, пав ниц, молились верховному божеству, обращались к трём высшим мирам[145], взывали к Яшмовому владыке[146]. Буддийские праведники возжигали благовония, насыщали огненные пасти демонов[147], каялись, совершая омовение. А в это время двенадцать молодых буддийских монахинь, одетых в расшитые узорами одеяния и обутых в красные туфли, бормотали «Прими и введи» и еще другие заклинания.
   Зная, что в этот день ожидается множество гостей, Фэнцзе поднялась в пять утра, быстро оделась, умылась, причесалась. Ровно в половине шестого, едва Фэнцзе успела выпить несколько глотков молока, явилась жена Лай Вана, а с ней служанки и слуги.
   Фэнцзе вышла из дому и села в коляску. Впереди шли две служанки с зажженными фонарями, на каждом крупными иероглифами надпись: «Дворец Жунго». А сколько фонарей горело у дворца Нинго! От них было светло как днем. Фонари висели на воротах, стояли по обе стороны от ворот на специальных подставках. На слугах — ослепительно белые траурные одежды. Когда коляска Фэнцзе подкатила к главным воротам, сопровождавшие ее слуги отошли в сторону, а служанки бросились поднимать полог на коляске.
   Опираясь на руку Фэнъэр, Фэнцзе вышла из коляски и направилась во дворец. Две служанки освещали ей путь фонарями, остальные шли позади. Служанки из дворца Нинго встретили Фэнцзе, справились о здоровье.
   Фэнцзе медленно прошла в сад Слияния ароматов и приблизилась к башне Восхождения к бессмертию. При виде гроба из глаз ее покатились слезы, словно жемчужинки с порванной нити.
   В глубине двора собралось множество слуг, ожидая приказаний, — скоро должна была начаться церемония сожжения бумажных денег.
   — Подавайте чай и сжигайте деньги, — распорядилась Фэнцзе.
   Ударили в гонг, заиграла музыка. Фэнцзе опустилась на круглый стул перед гробом и зарыдала. Следом заголосили слуги.
   По приказанию госпожи Ю и Цзя Чжэня несколько человек бросились утешать Фэнцзе, лишь после этого она вытерла слезы. Жена Лай Вана подала ей чай. Пить его Фэнцзе не стала, только прополоскала рот, простилась со всеми и удалилась во флигель.
   Все слуги, которых Фэнцзе вызвала, уже собрались, не пришел лишь тот, кому было поручено принимать гостей. Фэнцзе тотчас же велела за ним послать и, когда перепуганный слуга явился, сказала, холодно усмехнувшись:
   — Ты, видно, так возомнил о себе, что не считаешь нужным выполнять мои приказания?
   — Я никогда не опаздывал, — стал оправдываться слуга, — первым являлся. Простите же меня, это больше не повторится.
   В этот момент в дверь просунула голову жена Ван Сина, которая пришла из дворца Жунго.
   — Тебе чего? — спросила Фэнцзе.
   Жена Ван Сина вошла и сказала:
   — Мне нужно получить шелковые нитки, чтобы связать сетки на коляски и паланкины.
   С этими словами она протянула Фэнцзе лист бумаги. Фэнцзе приказала Цаймин прочесть.
   — «Для двух больших, четырех малых паланкинов и четырех колясок столько-то больших и малых сеток. На каждую сетку столько-то цзиней ниток».
   Фэнцзе велела Цаймин все записать и выдать жене Ван Сина верительный знак дворца Жунго на получение ниток. Жена Ван Сина поклонилась и вышла.
   Следом пришли четыре управителя, тоже из дворца Жунго, и отдали Фэнцзе четыре письменных требования. Два из них Фэнцзе вернула, сказав:
   — Подсчитано неправильно. Пересчитайте, тогда получите разрешение.
   Вдруг Фэнцзе заметила жену Чжан Цая, спросила:
   — А у тебя что за дело?
   Женщина поспешно протянула ей счет, присовокупив:
   — Да вот надобно заплатить за шитье пологов для колясок и паланкинов, тех самых, о которых только сейчас говорили.
   Фэнцзе взяла счет, приказала Цаймин занести его в книгу, а жене Чжан Цая велела дождаться жену Ван Сина та удостоверит подпись посредника, после чего обе они пойдут получать деньги. Еще жена Чжан Цая попросила обои и клей для кабинета Баоюя, но прежде чем получить необходимые для обустройства кабинета вещи, жена Чжан Цая должна была отчитаться за то, что ей уже выдали. Наконец все ушли, остались только слуги, и Фэнцзе продолжила разговор о провинившемся слуге.
   — Допустим, завтра он снова опоздает, послезавтра опоздаю я, а потом все перестанут приходить вовремя! Если я прощу его, то как потом буду взыскивать с других? Нет! Надо его проучить!
   Фэнцзе опустила голову, подумала немного и приказала:
   — Дать ему двадцать палок!
   Проштрафившегося выволокли во двор, всыпали ему хорошенько, а когда доложили об этом Фэнцзе, она велела еще удержать с него месячное жалованье и сказала слугам:
   — Можете идти!
   Слуги стали расходиться. Позади всех, сгорая от стыда и глотая слезы, плелся слуга, которого Фэнцзе примерно наказала.
   Поток посетителей из дворцов Жунго и Нинго не прекращался.
   Теперь во дворце Нинго все узнали, до чего строга Фэнцзе. Возражений она не терпела. Чтобы увильнуть от работы, об этом и подумать никто не смел.
   Баоюй, опасаясь, как бы Цинь Чжуна вдруг не обидели, вместе с ним отправился к Фэнцзе.
   Фэнцзе как раз обедала.
   — Ах, бездельники! — воскликнула она. — Ну, входите! Есть будете?
   — Мы уже поели, — ответил Баоюй.
   — Где — здесь или дома?
   — Неужели здесь, с твоими глупцами! — шутливо произнес Баоюй. — Конечно же, дома, у старой госпожи!
   Только Фэнцзе пообедала, как явилась служанка за верительным знаком на получение лампадок.
   — Хорошо, что ты не забыла прийти! — усмехнулась Фэнцзе. — Не то с тебя же и взыскали бы!
   — А ведь я только что вспомнила, — созналась женщина. — Еще немного — опоздала бы и ничего не получила!
   Взяв у Фэнцзе верительный знак, служанка ушла. Ее просьба тотчас же была занесена в книгу.
   — Дорогая сестрица, — промолвил Цинь Чжун, — а вдруг кто-нибудь подделает ваш верительный знак и получит по нему деньги?
   — По-твоему выходит, у нас нет законов! — рассмеялась Фэнцзе.
   — А из нашего дворца почему никто не приходит за верительным знаком? — удивился Баоюй.
   — Приходят, только в это время ты еще спишь, — снова засмеялась Фэнцзе. — Но позволь тебя спросить, когда наконец ты будешь заниматься по вечерам?
   — Могу хоть сегодня начать! — ответил Баоюй. — Только кабинет для меня до сих пор не готов.
   — А меня почему не попросил? Все давно было бы в порядке, — заметила Фэнцзе.
   — Бесполезно, — возразил Баоюй. — И так делают все, что возможно.
   — Но все равно, — сказала Фэнцзе, — для обустройства кабинета понадобятся какие-то вещи, а их без верительного знака не получишь. Вот ведь в чем дело!
   Баоюй бросился Фэнцзе на шею.
   — Дорогая сестрица! Дай им верительный знак, пусть поскорее сделают для меня кабинет!
   — Не тормоши меня! Я и так еле держусь на ногах от усталости! — воскликнула Фэнцзе. — Не беспокойся, сегодня же будут выданы клей и обои! Неужели я настолько глупа, чтобы дожидаться, пока твои служанки раскачаются?
   Баоюю не верилось, что Фэнцзе говорит всерьез, и тогда Фэнцзе приказала Цаймин показать ему приходо-расходную книгу.
   В это время вошел слуга и доложил:
   — Возвратился Чжаоэр, сопровождавший второго господина в Сучжоу.
   — А что случилось? — спросила Фэнцзе.
   Тут появился сам Чжаоэр и объяснил:
   — Второй господин Цзя Лянь послал меня сообщить вам, что отец барышни Линь Дайюй скончался утром третьего дня девятого месяца. Второй господин Цзя Лянь вместе с барышней Линь повезли гроб с телом покойного в Сучжоу и вернутся к концу года. Второй господин велел мне справиться о вашем здоровье, сказал, что ждет указаний старой госпожи, а также просил прислать ему теплый халат и еще кое-какие вещи.
   — Ты уже видел кого-нибудь из господ? — поинтересовалась Фэнцзе.
   — Всех видел, — ответил слуга и ушел.
   Фэнцзе с улыбкой обратилась к Баоюю:
   — Уж теперь твоя сестрица Дайюй долго будет у нас жить!
   — Какое горе! — всплеснул руками Баоюй. — Представляю себе, как бедняжка убивается по отцу!
   Он тяжело вздохнул.
   Фэнцзе при посторонних постеснялась расспросить Чжаоэра о Цзя Ляне, но ни о чем другом она сейчас не могла думать. Ей хотелось поскорее вернуться к себе, однако надо было закончить дела.
   Насилу дождавшись вечера, Фэнцзе возвратилась во дворец Жунго, вызвала Чжаоэра и расспросила, все ли было благополучно в дороге. Она быстро собрала теплую одежду на меху, вместе с Пинъэр пересмотрела ее, добавила то, что сочла необходимым, завязала в узел и отдала Чжаоэру.
   — Хорошенько позаботься о господине, не досаждай ему, — наказала она слуге. — Следи, чтобы он не пил лишнего, не заводил шашни с девками. Если что не так, смотри! Вернешься — ноги тебе переломаю!
   Чжаоэр улыбнулся, кивнул и вышел.
   Уже наступила четвертая стража, когда Фэнцзе легла спать, а поднялась, как всегда, рано, быстро привела себя в порядок и отправилась во дворец Нинго.
   Близился день похорон Цинь Кэцин, и Цзя Чжэнь вместе с гадателем отправился в кумирню Железного порога выбрать место для захоронения. Настоятелю кумирни Сэкуну он велел приготовить новую ритуальную утварь и пригласить побольше известных монахов — это должно было придать особую пышность церемонии погребения.
   Сэкун распорядился подать ужин. Цзя Чжэню не хотелось ни есть, ни пить, но время было позднее, и пришлось заночевать в келье.
   Едва рассвело, Цзя Чжэнь поспешил в город и сделал последние распоряжения, касающиеся выноса гроба.
   Затем он послал людей в кумирню Железного порога украсить место, где будет установлен гроб, и отвезти туда все необходимое для приготовления угощений и чая.
   Фэнцзе распределила обязанности между теми, кто должен был принимать гроб с телом покойной, а кучерам и паланкинщикам велела сопровождать госпожу Ван к месту похорон, а также снять помещение, где можно было бы отдохнуть во время похоронной церемонии.
   В эти же дни скончалась жена Шаньго-гуна. Госпожа Син и госпожа Ван ездили на похороны и совершили жертвоприношения. Надо было также отправить подарки второй жене Сианьского цзюньвана по случаю дня ее рождения. Затем Фэнцзе получила письмо от Ван Жэня, ее родного брата. Он с семьей уезжал на юг и просил собрать все необходимое в дорогу. А тут еще заболела Инчунь, надо было ежедневно приглашать врача, ухаживать, следить за приготовлением лекарств. Всех дел и не перечесть, и дела не простые — хлопотные.
   От усталости Фэнцзе лишилась сна и аппетита. Стоило ей прибыть во дворец Нинго, как за ней тотчас же прибегали из дворца Жунго, а как только она возвращалась во дворец Жунго, за ней присылали из дворца Нинго.
   Фэнцзе была сверх меры честолюбива и больше всего опасалась дать пищу для толков и пересудов. Поэтому, не щадя сил, она поддерживала строгий порядок и тщательно продумывала каждое свое распоряжение. Недаром все члены рода от мала до велика восхищались ее способностями.
   Вечером, за день до выноса гроба, в зале собрались близкие и друзья, а поскольку госпожа Ю все еще болела, все заботы по приему гостей взяла на себя Фэнцзе. Она, разумеется, была не единственная невестка в роду, но остальным не хватало либо ума, либо серьезности, или же мешали чрезмерная робость и страх. Фэнцзе со своими изящными и непринужденными манерами выделялась на их фоне как алый цветок среди десяти тысяч зеленых кустов. Она ни с кем не считалась, все делала по собственному усмотрению.
   Всю ночь во дворце Нинго встречали и провожали гостей, было шумно, горели фонари и факелы.
   А на рассвете, когда наступил счастливый час, шестьдесят четыре служанки приняли гроб и подняли траурный флаг с надписью:
   «Гроб с телом почившей супруги чиновника пятого класса урожденной Цинь, жены старшего внука потомственного Нинго-гуна из рода Цзя, офицера императорской гвардии по охране дворцов Запретного города, несущего службу при особе государя».
   Вся утварь для погребальной церемонии была новая и ослепительно сверкала.
   Баочжу, как положено по обычаю незамужней дочери покойницы, разбила у дверей таз и с плачем и причитаниями двинулась впереди похоронной процессии.
   Гроб провожали среди прочих Ню Цзицзун — внук гуна Умиротворителя государства Ню Цина, носящий наследственный титул бо первого класса; Лю Фан, обладатель наследственного титула цзы[148] первого класса; Лю Бяо, внук гуна, Упорядочившего управление государством; Чэнь Жуйвэнь, обладатель наследственного звания третьего класса полководец, Подавляющий своим могуществом, внук Чэнь Си-гуна, Установившего равновесие в стране; Ма Шандэ, обладатель наследственного звания третьего класса полководец, Внушающий страх отдаленным странам, внук Ма Куя — гуна, Установившего порядок в стране; хоу Сяокан, обладатель наследственного титула цзы первой степени, внук гуна Совершенного правителя — хоу Сяомина (по причине смерти жены Шаньго-гуна его внук Ши Гуанчжу, соблюдавший траур, не смог приехать). Всего шесть гунов. Вместе с семьями Жунго-гуна и Нинго-гуна их называли «восемь гунов». Еще здесь были: внук Наньаньского цзюньвана; внук Сининского цзюньвана, Преданный и почтительный хоу Ши Дин; внук Пинъюаньского хоу, наследственный обладатель титула нань второго класса Цзян Цзынин; внук Динчэнского хоу, обладатель наследственного титула нань второго класса Се Кунь; внук Сянъяньского хоу, обладатель наследственного титула нань второго класса Ци Цзяньхуэй; внук Цзинтяньского хоу, начальник военной палаты пяти городов Цю Лян, а также сын Цзиньсянского бо — Хань Ци; сыновья полководцев Божественной воинственности — Фэн Цзыин, Чэнь Ецзюнь, Вэй Жолань и много-много других знатных людей, всех не перечесть. Женщины прибыли в десяти больших паланкинах и тридцати или сорока малых паланкинах, в сопровождении ста колясок и паланкинов со служанками. Паланкины со всевозможными ритуальными атрибутами растянулись на три-четыре ли.
   По дороге на небольших расстояниях один от другого поставили навесы, под навесами — столы с угощениями, на циновках расположились музыканты, — все это было сделано в качестве подношений к похоронам друзьями и знакомыми.
   Первый навес соорудили на средства Дунпинского цзюньвана, второй — Наньаньского цзюньвана, третий — Сининского цзюньвана, четвертый — Бэйцзинского цзюньвана.
   Из всех четырех ванов только у Бэйцзинского были особые заслуги, и вплоть до нынешнего времени его сыновья и внуки наследовали его титул.
   Нынешний Бэйцзинский ван Шуйжун еще не достиг того возраста, когда надевают шапку[149]. Он был хорош собой, отличался добротой и скромностью. Узнав о кончине жены продолжателя рода Нинго-гуна, он вспомнил, что их предков некогда связывала тесная дружба, что они делили и горе, и радость, и поскольку на себе испытал, что такое траур, не посчитался со своим высоким положением и велел соорудить на дороге навес и устроить угощение. С самого утра он побывал при дворе, быстро закончил служебные дела, надел траурную одежду и в большом паланкине с зонтом прибыл к навесу. Паланкин опустили на землю, чиновники выстроились по обе его стороны и не подпускали солдат и разный простой люд, толкавшийся поблизости.
   Вскоре с северной стороны показалась огромная процессия, похожая издали на поток расплавленного серебра.
   Люди из дворца Нинго, расчищавшие путь, доложили Цзя Чжэню, что пожаловал Бэйцзинский ван, Вечнопроцветающий. Цзя Чжэнь тотчас приказал остановить процессию, а сам в сопровождении Цзя Шэ и Цзя Чжэна поспешил навстречу важному гостю и приветствовал его со всеми положенными почестями.
   Бэйцзинский ван привстал в паланкине и со сдержанной улыбкой отвечал на приветствия. Без тени высокомерия он сделал Цзя Чжэню и остальным знак приблизиться.
   — Чем я, ничтожный, живущий заслугами своих предков, смогу отблагодарить за честь, которую вы оказали мне, пожаловав на похороны жены моего недостойного щенка?! — воскликнул Цзя Чжэнь.
   — Мы с вами давнишние друзья, — отвечал Бэйцзинский ван, — зачем же такие церемонии?
   Он обернулся к одному из старших чиновников и приказал начать жертвоприношение. Цзя Шэ, а следом за ним и остальные снова принялись благодарить.
   Между тем Бэйцзинский ван очень учтиво обратился к Цзя Чжэну:
   — Говорят, у вас кто-то родился с яшмой во рту? Давно хочу на него поглядеть. Привели бы, если он сейчас здесь.
   Цзя Чжэн подошел к Баоюю, велел переодеться, а затем повел поклониться Бэйцзинскому вану.
   Баоюй слышал о мудрости и добродетелях Бэйцзинского вана, о его совершенстве, талантах и необыкновенной красоте, о непринужденных манерах и пренебрежении к чиновничьим обычаям и государственным церемониям и давно мечтал с ним познакомиться. Только строгость отца мешала ему осуществить это желание. И вдруг Бэйцзинский ван сам позвал его. Вне себя от радости Баоюй поспешил к вану, на ходу обдумывая, как вести себя при встрече.
   О том, как прошла встреча Баоюя и Бэйцзинского вана, вы узнаете из следующей главы.

Глава пятнадцатая

В кумирне Железного порога Ван Сифэн проявляет свою власть;
в монастыре Пампушек Цинь Чжун предается наслаждению с юной монахиней
 
   Баоюй еще издали окинул взглядом Бэйцзинского вана Шуйжуна. Шелковый халат с узором из пятипалых драконов плотно облегал его стан и был перехвачен красным кожаным поясом с кистями, украшенными лазоревой яшмой, на голове — шапочка с серебряными крылышками — повседневный головной убор вана. Лицо его цветом напоминало отборную яшму, глаза сияли как звезды.
   Представ перед ваном, Баоюй отвесил ему низкий поклон. Вечнопроцветающий, не выходя из паланкина, положил руку на плечо юноше. Баоюй был одет в белый с узорами из драконов халат с узкими рукавами, перехваченный серебряным поясом, отделанным жемчугом, на голове — шитая серебром шапочка, на лбу — повязка с изображением двух драконов, выходящих из моря; лицо — едва распустившийся весенний цветок, глаза — две капельки застывшего черного лака.
   — Недаром о нем везде идет молва! — с улыбкой заметил Бэйцзинский ван. — Он и в самом деле похож на драгоценную яшму! А где же сокровище, найденное у него во рту при рождении?
   Баоюй протянул вану яшму, которую всегда носил при себе. Вечнопроцветающий внимательно ее осмотрел, прочел надпись и спросил:
   — Эта яшма в самом деле способна творить чудеса?
   — Так говорят, — ответил Цзя Чжэн. — Но сам я пока никаких чудес не видел.
   Яшма вызвала восхищение у Бэйцзинского вана, он расправил бахрому у тесьмы, на которой она висела, и собственноручно надел ее Баоюю на шею. Затем взял Баоюя за руку и принялся расспрашивать, какие книги он изучает, поинтересовался, сколько ему лет. Баоюй на каждый вопрос отвечал складно и обстоятельно. Это понравилось Бэйцзинскому вану, и он обратился к Цзя Чжэну:
   — Можно подумать, что сын ваш рожден драконом или фениксом! Я вовсе не хочу льстить, но, пожалуй, в будущем молодой феникс, как говорится, затмит старого феникса!
   — Ну разве достоин этот мальчишка столь высокой похвалы! — воскликнул Цзя Чжэн. — Я был бы счастлив, если бы сбылось ваше предсказание!
   — Все это так! — проговорил Бэйцзинский ван. — Одно меня беспокоит: бабушка, разумеется, души не чает в своем необыкновенном внуке, а чрезмерная любовь для молодых вредна, мешает учиться. Все это я испытал на себе, и у меня с вашим сыном, мне кажется, много общего. А раз так, почему бы вам не прислать его ко мне? Сам я, правда, человек никчемный, но имею честь принимать у себя самых именитых и ученых людей всей страны. Прибыв в столицу, они первым делом навещают меня. И если ваш сын сможет беседовать с ними, уверен, познания его станут еще шире.
   — Совершенно верно! — согласился Цзя Чжэн и отвесил поклон.
   Бэйцзинский ван снял с руки четки и с улыбкой протянул Баоюю.
   — Сегодня наша первая встреча, и я не захватил никакого подарка. Поэтому в знак уважения хочу поднести эти четки, пожалованные мне самим государем.
   Баоюй взял четки и передал Цзя Чжэну, после чего оба они поблагодарили вана.
   В это время подошли Цзя Шэ, Цзя Чжэнь и все остальные и почтительно попросили Бэйцзинского вана не утруждать себя и возвратиться домой.
   — Покойная давно вознеслась в мир бессмертных, а мы все еще пребываем в этом бренном мире, — произнес Бэйцзинский ван. — Я хоть и удостоился небесной милости, незаслуженно унаследовал титул и должность отца, все равно не посмею проехать перед колесницей с гробом святой.
   В ответ на эти слова Цзя Шэ ничего не оставалось, как поблагодарить вана за милость. Он распорядился прекратить музыку, пронести гроб вперед и снова предложил пересечь путь погребальной процессии. Но об этом мы больше рассказывать не будем.
   А теперь надобно вам сказать, что после выноса гроба из дворца Нинго на всем пути царило необыкновенное оживление. Добравшись до городских ворот, Цзя Шэ, Цзя Чжэн и Цзя Чжэнь приняли под навесом подношения от равных с ними по положению, а также стоявших ниже чиновников и их семей, поблагодарили и, выехав наконец из города, двинулись по большой дороге в направлении кумирни Железного порога.
   Родственников старшего поколения Цзя Чжэнь и Цзя Жун пригласили следовать за ними. Цзя Шэ и его ровесники заняли места в колясках и паланкинах, а ровесники Цзя Чжэня сели верхом на коней.
   Фэнцзе опасалась, как бы Баоюй не расшалился, когда прибудут в кумирню, — ведь Цзя Чжэн может за ним не уследить, и тогда не избежать неприятностей. Поэтому она приказала слуге тотчас же позвать юношу. Пришлось Баоюю подъехать к ее коляске.
   — Дорогой братец, — сказала Фэнцзе, — ты знатен и благороден, а ведешь себя как девчонка, не пристало тебе изображать мартышку на коне. Садись лучше ко мне в коляску, поедем вместе.
   Баоюй соскочил с коня, сел рядом с Фэнцзе в коляску, и, беседуя между собой, они продолжали путь.
   Вскоре к коляске подскакали два всадника, с одной и с другой стороны, спешились и доложили:
   — Неподалеку есть подходящее место для остановки. Госпожа может там отдохнуть и переодеться.
   Фэнцзе велела им спросить дозволения у госпожи Син и госпожи Ван.
   — Госпожи сказали, что отдыхать не будут, — сказали всадники, — а вы поступайте как вам угодно.
   Фэнцзе изъявила желание немного отдохнуть, а затем следовать дальше. Мальчик-слуга тотчас взял коня под уздцы, вывел коляску из толпы и пошел в северном направлении.
   Баоюй приказал слугам разыскать Цинь Чжуна, и Цинь Чжун, который ехал верхом следом за паланкином своего отца, вдруг увидел бежавшего к нему мальчика-слугу. Мальчик передал ему приглашение Баоюя немного передохнуть и закусить. Цинь Чжун еще раньше заметил, что лошадь Баоюя, укрытая попоной, повернула вслед за коляской в северном направлении, и понял, что Баоюй едет в коляске вместе с Фэнцзе. Он подхлестнул коня и догнал коляску у ворот деревенской усадьбы.
   Фэнцзе, Баоюй и Цинь Чжун, в роскошных одеяниях, с изящными манерами, казались деревенским женщинам небожителями, опустившимися на землю.
   В усадьбе было всего несколько жилых комнат, поэтому Фэнцзе, не найдя места, где бы переодеться, вошла в небольшую крытую камышом хижину и велела всем прогуляться. Баоюй сразу понял, в чем дело, и тотчас же вышел, сопровождаемый Цинь Чжуном и слугами.
   Баоюй ни разу не был в деревне, никогда не видел самых простых в обиходе вещей, даже не знал, как они называются и для чего служат. Все казалось ему удивительным. Хорошо, что среди слуг нашелся один, которому все эти вещи были знакомы, он говорил Баоюю, что как называется и для чего служит.