Страница:
Он лениво наблюдал за этим парадом, как вдруг на глаза ему попался человек его вида. Это была высокая и крепко сбитая, на редкость привлекательная рыжеволосая женщина в зеленовато-голубом комбинезоне и космолетчицких ботинках, оживленно беседовавшая с юрианцем и слогом. Юрианцы кажутся большинству людей чем-то вроде трехметровых креветок, а слоги похожи на гигантских зубастых улиток в спиральных раковинах – такое ощущение, словно они пребывают в постоянной готовности мгновенно сожрать все, что не успеет сожрать их самих.
Интересно, что она здесь делает, подумал он, и собрался было провести телепатическое сканирование в надежде, что сможет прочитать мысли хотя бы кого-нибудь из них, но прежде, чем он успел уловить хотя бы отголоски разговора, поезд тронулся дальше, и вскоре уже снова нырнул в темноту. Давненько Джимми не видел нормальной человеческой женщины, да еще такой привлекательной и с рыжими волосами, а возможно, даже ирландки.
Пожалуй, даже и к лучшему, что он не успел просканировать их. Масса мыслей, скопившихся в таком тесном пространстве, скорее всего ошеломила бы его, и у него начала бы раскалываться голова.
Следующей остановкой был Дворец Ассоциации, и Джимми Маккрей сошел и поднялся на эскалаторе на улицу людного города.
Дворец был большим зданием с эмблемой Ассоциации над массивной двустворчатой дверью, которая открылась перед Маккреем, как только он приблизился. Внутри был главный зал с шумной толпой безработных космолетчиков, осаждавших компьютерные стенды в надежде отыскать вакансию. Некоторые вакансии были выделены цветом, если требовалась определенная раса, но большая часть была набрана обычным белым шрифтом на синем фоне, что обозначало универсальную позицию. Лишь немногим компаниям требовались какие-то особые расы, разве что они выполняли работы, для которых другие типы рас не подходили, или, например, корабль оказывался одним из немногих, что управлялись формами жизни, которые дышали не подходящим для других веществом.
Джимми достал карточку Ассоциации, подошел к терминалу, вставил ее и взглянул на небольшой экранчик в слабой надежде, что окажется именно тем, кто требуется. Но надежда не оправдалась, и он быстро проглядел названия кораблей и должности, значившиеся в списке, в поисках чего-нибудь многообещающего. Большая часть была обычной шелухой, но кое-что он все же вывел на печать. Зажужжав, терминал выплюнул небольшой сложенный лист, и Джимми прихватил его с собой в кафетерий.
Единственным, что могло подпортить впечатление от здешнего обеда, была вероятность того, что твоим соседом окажется существо, пахнущее тухлым мясом, с урчанием поглощающее огромную миску каких-нибудь ползучих тварей, а поскольку блюда здесь готовились для множества различных рас, выбор для каждой расы в отдельности был не особенно велик. Суп и сэндвич были как раз то, что надо, но после них ему наверняка захочется пива или хотя бы чашечку кофе, а Гриста терпеть не могла спиртное и тонизирующие напитки, и стоило ему только выпить что-нибудь подобное, как он тут же начинал чувствовать себя не лучшим образом. Усевшись с подносом как можно дальше от остальных и принявшись за еду, он развернул распечатку и пробежал ее глазами уже более внимательно.
Список оказался не слишком длинным. Требовались в основном кочегары – хотя сейчас этот термин уже совершенно утратил первоначальный смысл. Теперь так называли помощников бортовых инженеров, техников-ремонтников по электронике, бортовых техников, и все в таком же роде.
Телепаты требовались всего в трех областях. Во-первых, в службе безопасности, поскольку хороший телепат всегда может определить, когда что-то не в порядке. Требовались они также Первым Командам, которые высаживались в только что открытых мирах и чьей первоочередной задачей было обнаружить и выявить поджидающие их опасности. А кроме того, телепаты нужны были на кораблях, экипажи которых состояли из представителей настолько разных рас, что они физически не могли разговаривать друг с другом без уймы сложной аппаратуры; для телепатов же языковых барьеров не существовало, хотя мысли других существ нередко были странными, а постичь образ мышления чужих рас было зачастую почти невозможно.
Но вакансии для космолетчиков чаще всего открывались на больших кораблях – грузовиках или лайнерах, а там Таланты требовались исключительно в службе безопасности, медслужбе или в офицерском корпусе. Позиции, наиболее часто встречавшиеся в списках Ассоциации – ремонтники, диспетчеры, контролеры качества и тому подобное – были не для таких, как он. Таланты были вещью не слишком распространенной, и лишь очень немногие одобряли их.
Люди вроде него, в семьях которых Таланты раньше не проявлялись, и кто был достаточно умен, чтобы распознать в себе Талант, обычно старались скрыть его. Не нужно ничего знать – можно просто читать мысли лучшего ученика в классе и получать хорошие оценки! Ему было около двенадцати, когда странные сны и голоса, которые он начал слышать, выйдя из детского возраста, внезапно развернулись в полную силу. Это было нелегко. Приходилось учиться контролировать их, отделяя от остального, или отключаться от них совсем, иначе лавина чужих мыслей сводила тебя с ума. Многие из тех, кого не обнаружили вовремя, действительно превращались в психов – в особенности те, кто родился и рос в городах. Он же был деревенским мальчишкой из малонаселенного мира, и это спасло его.
Говорили, что рано или поздно любой Талант все равно попадался, хотя он никогда не понимал, откуда это могло быть известно. Если тебя не поймали, то никто и не знает, что тебя должны были поймать, так ведь? Это что-то вроде идеального убийства: все говорят, что такого убийства никогда не было, но если оно идеальное, кто может о нем знать?
Однако элитные, первоклассно обученные войска, которые не занимались ничем иным, кроме этого, прекрасно наловчились отлавливать Таланты. В конце концов добрались и до Джимми – он так и не узнал, как, – и хорошенечко его обработали. Мизинец его левой руки украшали несмываемые концентрические черные и белые кольца – он знал, что они никогда не сойдут; к тому же их нельзя было надолго скрыть, поскольку проклятые химикаты начинали страшно щипать, если продолжительное время находились без света и воздуха. И, разумеется, самый мощный в Империи компьютерный гипноз вбил в его голову немного этики, избавиться от которой тоже было невозможно, поскольку нельзя было сказать, где кончается свое и начинается чужое. Даже миколианцы делали что-то подобное. Талантам не доверял никто, и меньше всех – другие Таланты.
Как и большинство телепатов, он большую часть времени отгораживался от своих голосов, или, скорее, приглушал их до еле слышного шепота, от которого его сознание уже могло отключиться. Те, кто не обладал этой способностью, не могли понять, насколько это ужасно – быть широко открытым в любой толпе, когда в любой момент на тебя может обрушиться чудовищная лавина чужих мыслей, как будто все разом принимаются говорить. Именно поэтому многие телепаты не доживали до взрослого возраста, а те, кто доживал, но не научался отгораживаться от этого чуждого мира, сходили с ума.
Он поглядел на огромный Дворец Ассоциации и усмехнулся про себя. Интересно, как бы они стали реагировать, знай они, что, если бы он решил подслушивать их мысли, то скорее всего умер бы со скуки?
Он отослал заявки на пару должностей в Первых Командах, куда требовались телепаты, и даже сходил на одно собеседование, но как только в разговоре всплыла Гриста – а в тесных рамках Команды утаить ее все равно было бы невозможно, – ему тут же вежливо заявили: «Большое спасибо, мы свяжемся с вами», и тем дело закончилось.
После обеда Джимми, как обычно, было нечем заняться, и он снова поплелся в Дистрикт, куда его временами словно кто-то тянул.
– Не понимаю, зачем ты продолжаешь туда ходить, – озадаченно высказалась Гриста. – Как хочешь, конечно, мне все равно… я еще могла бы понять, если бы тебе там действительно было весело, или ты нашел бы себе компанию, но ведь очевидно, что все это только угнетает тебя.
– Это ты угнетаешь меня, маленькая гусеница, – буркнул он. Но все же Гриста была права. Он не мог отправиться в загул, как ему бы того хотелось – уж об этом-то Гриста наверняка позаботится, – а больше там делать было совершенно нечего. На целую улицу в Дистрикте был всего лишь один клуб, обслуживавший людей, и вчера вечером он уже заходил туда и не нашел для себя ничего интересного. И все же то, что Дистрикт предлагал ему, было реальным. Там была жизнь. Вся эта улица была живой, кишащей всевозможными существами, на уме у которых не было ничего, кроме развлечений, – и это в городе, который в остальном казался столь же безжизненным и молчаливым, как и его хозяева – Хранители, загадочная древняя раса, которая на самом деле управляла Империей.
Самое нелепое, что ни единая душа не знала, кто они такие.
О Миколях, владыках одноименной Империи, было известно хотя бы, что они представляют собой что-то вроде паразитов; у них была биология, они существовали в действительности. Мицлапланы, хоть они и были не слишком подвижными, по крайней мере имели какую-то форму и эволюционный путь, и для граждан своей империи они были вполне реальными. Но здесь, в Империи, у которой не было даже имени, не говоря уж об императоре, в единственном из Трех Империй свободном обществе, никто вообще не знал, кем или хотя бы чем были правители. Крупные города, подобные этому, были построены другими для удобства и комфорта других. У самих же Хранителей не было ни городов, ни памятников, ни даже официальной истории – во всяком случае, таких, о которых было бы что-то известно.
Некоторые считали Хранителей гигантским компьютером или сетью вычислительных машин; другие полагали, что они представляют собой чистую энергию, чистый разум. Находились и такие, кто вообще не верил в их реальное существование, считая, что это искусная выдумка, сфабрикованная руководством Биржи для маскировки собственного правления. Но в отличие от граждан Миколя или Мицлаплана, о Хранителях – независимо от того, кем они были и существовали ли вообще – народ Империи практически не задумывался, и это всех вполне устраивало.
Джимми Маккрей заглянул в Клуб и увидел, что шоу в самом разгаре. Оно, разумеется, было достаточно непристойным, чтобы понравиться тем, кому нравилось скотство. Здоровые козлорогие сатиры вытворяли черт знает что с сексуальными полулошадьми-полудриадами, чья способность изгибаться, принимая немыслимые позы, была просто поразительной. Все это выглядело грубо и непривлекательно и сопровождалось бьющей по ушам музыкой.
– Не понимаю, почему всем так нравятся полулюди-полузвери, – заметила Гриста. – Но если это пользуется спросом, почему бы им для разнообразия не использовать еще каких-нибудь животных, а не только козлов и лошадей?
– Они и используют, – сказал он. – Это шоу будет идти неделю или две, а потом их сменят русалки и кентавры или еще какие-нибудь гибриды, а эта труппа отправится по большим городам в другом мире. Просто сейчас здесь выступают именно они.
– Мне кажется, что если бы они использовали обычных привлекательных людей, это было бы куда более возбуждающе.
На самом деле Гриста не разбиралась в сексуальности такого рода, не говоря уж об извращениях на продажу, но теоретические представления об этом у нее имелись.
– Это табу, – отозвался он, вспомнив, что уже несколько раз объяснял это ей. Когда Гриста безуспешно пыталась что-то понять, она имела привычку задавать одни и те же вопросы каждый раз, когда тема всплывала в разговоре. – Это называется проституцией. Такое, разумеется, тоже иногда встречается, но нечасто. Слишком уж много развелось опасных быстромутирующих заболеваний, передающихся половым путем. Космические путешествия, чужие солнца, непривычный состав атмосферы и изменяющаяся радиация – те же причины, что вызвали появление Талантов – привели также и к развитию врожденных дефектов и уймы новых человеческих болезней, в особенности передающихся половым путем. Все эти эроты как раз и были созданы в попытке искоренить подобные вещи. Во многих человеческих мирах сейчас началась священная война за нравственность.
– Я понимаю достаточно, чтобы сообразить, что на этой сцене нравственностью и не пахнет. Мораль, нравственность – может, это и глупо, но по крайней мере, это можно понять. А вот генетические манипуляции такого рода – все равно что рабство.
– Да уж, ты у нас знаешь о рабстве все, не правда ли? – пробормотал он себе под нос. – Но они не совсем то, чем ты их считаешь. Это конструкции, андроиды – выведенные генетически, да, но из синтетических материалов, а не из человеческой плоти. Это один из немногих законных видов применения робототехники, они созданы и запрограммированы делать именно то, что ты сейчас видишь, и они не хотят и не умеют делать ничего другого. А поскольку их плоть – синтетическая, возбудители человеческих заболеваний внутри них жить не могут.
Он развернулся и вышел обратно на улицу. Гриста немного помолчала, потом заметила:
– Я вижу и более безнравственные способы использования подобной технологии.
Он кивнул, хотя этот жест для крошечного существа не значил абсолютно ничего.
– К счастью, для того, чтобы делать такие вещи, нужна прорва денег, высокая квалификация и специальные исследования, да плюс к тому различные компоненты, которые строго контролируются. Миколианцы, например, десятилетиями пытаются выяснить, как это делается, но им ничего не удается. Ну, а мицлапланцы, разумеется, считают все это страшным грехом.
– А ты так не считаешь?
– Я считаю, что идея была безвредна, но из нее ничего не вышло.
Гриста принялась обдумывать его слова, а он, чуть расслабившись, огляделся по сторонам и слегка приоткрыл разум.
ХРРР-ХРРР-ХРРР-ХРРРРР!!!
Ой! Щель вышла чересчур широкой. Он прикрыл ее так, чтобы до него доносился лишь слабый гул.
Хрр-хрр… подошел к той стене… хрр-хрр… произнести Циклы Пятого Порядка… хрр-хрр-хрр… первый лабиринт Судура поворачивает…
Это еще что за чертовщина? Столько рас, столько понятий и различных образов мышления! Странно, что примерно восемьдесят процентов углеродной жизни использует для мышления первичного уровня одни и те же полосы в довольно узком диапазоне частот. Вторичный и более глубокие уровни мышления чаще всего оказываются недостижимыми; лишь наиболее одаренным и опытным удается хотя бы прикоснуться к ним, причем полосы частот могут очень сильно варьироваться даже среди людей одной и той же расы.
Но на первичном уровне большинство видов думает в пределах диапазона, который телепаты даже совершенно чужой расы и биологии вполне могут уловить. Разумеется, в большинстве случаев телепаты просто слышат то, что другие говорят кому-то вслух, или то, что больше всего занимает их умы. Глубоко забираться в чужую голову им не по силам, здесь требуется специальное оборудование, а на поверхности чаще всего оказываются разные банальности. Но тем не менее, подключаясь к представителям рас, думавших в недоступном для него диапазоне, Джимми ощущал присутствие думающего, как будто слушал безмолвный, но работающий канал на радио. Время от времени у него появлялось странное ощущение, словно разум другого инстинктивно отстраняется от него или создает что-то вроде барьера – действие не враждебное, а просто автоматическое; так поступал и он сам, когда его сканировал какой-нибудь другой телепат.
Но того, что встревожило его здесь, он не смог бы толком объяснить ни одному не-телепату, даже Гристе. Для телепата улица была живым организмом, чем-то вроде потока сознания, который был для него вполне материальным, ощутимым. И вот в этом особом мире, среди толпы, время от времени попадались пугающие мертвые зоны.
Он не мог распознать их, если не выискивал специально, но все же они существовали. Черные дыры в разуме; люди, мертвые для Талантов и мертвые во всех остальных смыслах. Он, как и большинство других, считал, что эти люди – зомби, являющиеся тем не менее связующим звеном между Хранителями и толпой.
Их называли цимолями. Это были люди – настоящие живые люди, которые перестали быть собой. Их мозг, или по меньшей мере его часть, заменяли небольшие компьютеры. В основном это были отбросы общества – закоренелые преступники, убийцы, потенциальные самоубийцы, неизлечимые душевнобольные. Их умы – или души, как говорили некоторые, – были заменены и перепрограммированы Хранителями. Они могли подключаться друг к другу и к компьютерной сети, а возможно, и к самим Хранителям тоже.
Насколько он мог судить, все они были копами, и кошмарными типами в придачу. Они выглядели, разговаривали и вели себя точно так же, как обычные люди, и никто, за исключением некоторых Талантов, не смог бы отличить цимолей от остальной толпы.
Разумеется, здесь, в Дистрикте, должна была быть уйма цимолей-копов, проверяющих толпы, выискивая воришек и серьезных преступников, и следящих за тем, чтобы самые опасные из них не залегли на дно в этой специально созданной клоаке.
По правде говоря, если речь не шла о том, чтобы скрываться от погони, неисчислимое большинство тех, кто не обладал Талантами, находилось в этом районе в наилучшем положении. Они могли спокойно забыть о существовании цимолей, равно как и о существовании Хранителей, и общаться с ними как с самыми обычными людьми. Но Таланты, в особенности телепаты и эмпаты, волей-неволей понимали, кто это такие, и у них, включая и Джимми Маккрея, мороз подирал по коже.
– Это не самый безопасный маршрут, – нервозно заметила Гриста. Они побывали во многих мирах, о которых даже вспомнить нельзя было без содрогания, но там всегда рядом была команда – дублеры, прикрытие и оружие. Джимми не пугали темные переулки, но Гриста внезапно почувствовала себя очень уязвимой и беззащитной. – Может быть, тебе лучше выбрать одну из главных улиц?
– Цимоли, – пробормотал он, поежившись. – Ты же знаешь, у меня от них мурашки по коже.
– А у меня мурашки по коже от темных переулков в подобных районах.
– Ну-ну, расслабься. Мы не совсем беззащитны, а если даже на нас и нападут, что, скажи на милость, с нас взять? Кроме того, я открыт на первичной полосе. Нас не застанут врасплох.
Это была уверенность телепата, которую не-телепат понять еще кое-как мог, но вот принять – уже нет. К тому же, разумеется, она не давала полной гарантии. Среди уличных грабителей попадались и такие, кто мог обмануть телепата. Кроме того, хотя Таланты были сравнительной редкостью, более сильный или опытный телепат мог с легкостью обмануть более слабого. А здесь, в этом мире, обитало множество представителей расы, проникнуть в мысли которой было не под силу ни одному телепату.
– АХ ТЫ ДРЯНЬ! СЕЙЧАС Я НАДЕРУ ТВОЮ ЛОШАДИНУЮ ЗАДНИЦУ!
«Голос» был мужским, очень громким на первичной полосе частот, и лишь чуть менее громким на слышимом уровне. Должно быть, его обладатель находился совсем близко, но если бы не звеневшая в этом голосе злоба, Джимми прошел бы мимо, сочтя происходящее эротической забавой одного из посетителей Дистрикта. Однако зловещий треск электрического разряда и последовавший за ним женский вопль, полный боли, изменили его намерения.
Телепатия в таких случаях применялась, но определить местонахождение источника мысленных волн, не видя его, было достаточно сложно, поскольку слои огромного города, точно коржи какого-то чудовищного металлического свадебного торта, создавали эхо и искажали сигналы. Он оглянулся, пытаясь определить, откуда доносились крики, и увидел слева очень темный узкий служебный проход. Он направился туда, потом бросился бегом, услышав, что крики жертвы и разъяренный рев мужчины стали громче. Темноту пронзила яркая вспышка, сопровождаемая звуком электрического разряда, потом еще и еще одна.
– Ты спятил? Это нас не касается! Возможно, они пытаются заманить тебя туда, чтобы напасть! – запротестовала Гриста, но он не обратил на нее никакого внимания. Разумеется, остановить его было не в ее силах, но странные убеждения Гристы все же предписывали ей хотя бы сделать попытку.
Джимми понимал, что его ждут неожиданности, но все же оказался не готовым к зрелищу, представшему перед ним.
Перед ним находилась погрузочная платформа на задворках Клуба – человеческого Клуба, – и на ней, почти в полной темноте, виднелись смутные очертания двух фигур. Единственное освещение давала крохотная сигнальная лампочка на задней двери.
Он был не из заморышей, этот мужик, хотя при таком освещении сказать о нем что-либо еще было затруднительно. Ногой он прижимал к платформе какой-то темный силуэт. Женщину. Он снова выругался, и тьму прорезал зигзаг бело-голубой молнии, обрушившейся на его поверженную пленницу. Она опять закричала от боли, умоляя его остановиться.
– Полегче, мистер! – крикнул Маккрей, и его голос эхом заметался между стенами узкой улочки и множеством городских слоев. – Вы не в пустыне, и это вам так не сойдет!
Сначала мужчина, казалось, ничего не услышал, но потом, похоже, факт, что ему кто-то что-то крикнул, проник в его толстый череп. Он остановился, но пленницу не отпустил. Вместо этого он щелкнул тумблером на своем электрическом хлысте, превратив его в факел, который вспыхнул так внезапно, что Маккрей на миг ослеп.
– Эй! Что такое?.. – буркнул мужчина, слегка сконфуженный. – Тебе-то какого черта здесь надо, парень?
– Я слышал крики, – спокойно пояснил Маккрей. – На этой планете так не принято, даже в подобном месте.
– Займись лучше своими делами, черт тебя дери! – рявкнул великан. – Если я захочу убить эту потаскуху – или, лучше будет сказать, недотрогу – то сделаю это! Я купил ее, заплатил за нее деньги, и у нее все равно нет никаких прав. – Факел неожиданно переметнулся с Маккрея на несчастную жертву, и у Маккрея перехватило дыхание.
Это была одна из хорошеньких эроток – полуженщина-полулошадь.
– Ты не коп, чтобы я оправдывался перед тобой, – добавил мужчина, – а я могу делать со своей собственностью все, что мне будет угодно.
– Вот именно. Ты сам говорил, что они искусственные. Извинись, и пойдем отсюда, – настойчиво сказала Гриста.
Джимми Маккрей взглянул на девушку с копытами и хвостом, лежащую на земле, – ее лицо выражало откровенный ужас. Волосы у нее были опалены, кожу прочерчивали кровавые полосы. Разумеется, в юридическом смысле Гриста была совершенно права, но, увидев это выражение ужаса и боли, никто не смог бы спокойно уйти, сохранив при этом самоуважение. У Джимми, кроме его самоуважения, не оставалось практически ничего.
– Ты прав, я не коп, – ответил он тем же ровным тоном, – и не законник тоже, но там, где я родился, избиение собак и лошадей считается преступлением даже тогда, когда они принадлежат тебе. Это называют жестоким обращением с животными, а она – куда больше, чем собака или лошадь. Если уж на то пошло, мы обычно подвергаем таких хозяев порке, чтобы они попробовали на своей шкуре, каково это.
– Ах ты заносчивый ублюдок! – сплюнул мужчина. – Вам тысячу лет дерут задницы, а вы, тупицы, так ничему и не научились!
Джимми подошел поближе, оказавшись почти у края погрузочной платформы.
– Возможно, это оттого, что у меня никогда не было хорошего учителя.
Здоровяк взглянул на левую руку Маккрея – эта предосторожность никогда не была лишней. Связываться с гипнотом или телекинетиком было бы чистой воды самоубийством.
– Телепат, да? Вы, треклятые читатели мыслей, вечно всех жалеете, так? Только вот после первого шага этот маленький Талант ничем не поможет тебе в драке, и ты это знаешь. – Толстый палец щелкнул тумблером, снова превратив факел в хлыст. – И все, что мне нужно, это лишь вынудить тебя, чтобы именно ты сделал этот первый шаг.
Он занес руку, намереваясь снова опустить свое оружие на беззащитную эротку, и Джимми не выдержал. Практически без малейшего усилия он вскочил с улицы на платформу, и здоровяк сменил направление движения руки, направив хлыст на Маккрея.
Он был на добрую голову выше и, пожалуй, килограммов на сорок-пятьдесят тяжелее Джимми, но если тот и уступал ему в массе, то с лихвой компенсировал этот недостаток скоростью и проворством. Хотя удар был нацелен мастерски, электрический разряд не задел Маккрея. Прежде чем противник успел занести руку для второго удара, Джимми с разбегу врезался ему в грудь, оттеснив к стене клуба. Здоровяк не ожидал такого хода и растерялся, и этого времени Маккрею хватило, чтобы вырвать у него из руки хлыст, сбросив его с платформы на улицу.
Интересно, что она здесь делает, подумал он, и собрался было провести телепатическое сканирование в надежде, что сможет прочитать мысли хотя бы кого-нибудь из них, но прежде, чем он успел уловить хотя бы отголоски разговора, поезд тронулся дальше, и вскоре уже снова нырнул в темноту. Давненько Джимми не видел нормальной человеческой женщины, да еще такой привлекательной и с рыжими волосами, а возможно, даже ирландки.
Пожалуй, даже и к лучшему, что он не успел просканировать их. Масса мыслей, скопившихся в таком тесном пространстве, скорее всего ошеломила бы его, и у него начала бы раскалываться голова.
Следующей остановкой был Дворец Ассоциации, и Джимми Маккрей сошел и поднялся на эскалаторе на улицу людного города.
Дворец был большим зданием с эмблемой Ассоциации над массивной двустворчатой дверью, которая открылась перед Маккреем, как только он приблизился. Внутри был главный зал с шумной толпой безработных космолетчиков, осаждавших компьютерные стенды в надежде отыскать вакансию. Некоторые вакансии были выделены цветом, если требовалась определенная раса, но большая часть была набрана обычным белым шрифтом на синем фоне, что обозначало универсальную позицию. Лишь немногим компаниям требовались какие-то особые расы, разве что они выполняли работы, для которых другие типы рас не подходили, или, например, корабль оказывался одним из немногих, что управлялись формами жизни, которые дышали не подходящим для других веществом.
Джимми достал карточку Ассоциации, подошел к терминалу, вставил ее и взглянул на небольшой экранчик в слабой надежде, что окажется именно тем, кто требуется. Но надежда не оправдалась, и он быстро проглядел названия кораблей и должности, значившиеся в списке, в поисках чего-нибудь многообещающего. Большая часть была обычной шелухой, но кое-что он все же вывел на печать. Зажужжав, терминал выплюнул небольшой сложенный лист, и Джимми прихватил его с собой в кафетерий.
Единственным, что могло подпортить впечатление от здешнего обеда, была вероятность того, что твоим соседом окажется существо, пахнущее тухлым мясом, с урчанием поглощающее огромную миску каких-нибудь ползучих тварей, а поскольку блюда здесь готовились для множества различных рас, выбор для каждой расы в отдельности был не особенно велик. Суп и сэндвич были как раз то, что надо, но после них ему наверняка захочется пива или хотя бы чашечку кофе, а Гриста терпеть не могла спиртное и тонизирующие напитки, и стоило ему только выпить что-нибудь подобное, как он тут же начинал чувствовать себя не лучшим образом. Усевшись с подносом как можно дальше от остальных и принявшись за еду, он развернул распечатку и пробежал ее глазами уже более внимательно.
Список оказался не слишком длинным. Требовались в основном кочегары – хотя сейчас этот термин уже совершенно утратил первоначальный смысл. Теперь так называли помощников бортовых инженеров, техников-ремонтников по электронике, бортовых техников, и все в таком же роде.
Телепаты требовались всего в трех областях. Во-первых, в службе безопасности, поскольку хороший телепат всегда может определить, когда что-то не в порядке. Требовались они также Первым Командам, которые высаживались в только что открытых мирах и чьей первоочередной задачей было обнаружить и выявить поджидающие их опасности. А кроме того, телепаты нужны были на кораблях, экипажи которых состояли из представителей настолько разных рас, что они физически не могли разговаривать друг с другом без уймы сложной аппаратуры; для телепатов же языковых барьеров не существовало, хотя мысли других существ нередко были странными, а постичь образ мышления чужих рас было зачастую почти невозможно.
Но вакансии для космолетчиков чаще всего открывались на больших кораблях – грузовиках или лайнерах, а там Таланты требовались исключительно в службе безопасности, медслужбе или в офицерском корпусе. Позиции, наиболее часто встречавшиеся в списках Ассоциации – ремонтники, диспетчеры, контролеры качества и тому подобное – были не для таких, как он. Таланты были вещью не слишком распространенной, и лишь очень немногие одобряли их.
Люди вроде него, в семьях которых Таланты раньше не проявлялись, и кто был достаточно умен, чтобы распознать в себе Талант, обычно старались скрыть его. Не нужно ничего знать – можно просто читать мысли лучшего ученика в классе и получать хорошие оценки! Ему было около двенадцати, когда странные сны и голоса, которые он начал слышать, выйдя из детского возраста, внезапно развернулись в полную силу. Это было нелегко. Приходилось учиться контролировать их, отделяя от остального, или отключаться от них совсем, иначе лавина чужих мыслей сводила тебя с ума. Многие из тех, кого не обнаружили вовремя, действительно превращались в психов – в особенности те, кто родился и рос в городах. Он же был деревенским мальчишкой из малонаселенного мира, и это спасло его.
Говорили, что рано или поздно любой Талант все равно попадался, хотя он никогда не понимал, откуда это могло быть известно. Если тебя не поймали, то никто и не знает, что тебя должны были поймать, так ведь? Это что-то вроде идеального убийства: все говорят, что такого убийства никогда не было, но если оно идеальное, кто может о нем знать?
Однако элитные, первоклассно обученные войска, которые не занимались ничем иным, кроме этого, прекрасно наловчились отлавливать Таланты. В конце концов добрались и до Джимми – он так и не узнал, как, – и хорошенечко его обработали. Мизинец его левой руки украшали несмываемые концентрические черные и белые кольца – он знал, что они никогда не сойдут; к тому же их нельзя было надолго скрыть, поскольку проклятые химикаты начинали страшно щипать, если продолжительное время находились без света и воздуха. И, разумеется, самый мощный в Империи компьютерный гипноз вбил в его голову немного этики, избавиться от которой тоже было невозможно, поскольку нельзя было сказать, где кончается свое и начинается чужое. Даже миколианцы делали что-то подобное. Талантам не доверял никто, и меньше всех – другие Таланты.
Как и большинство телепатов, он большую часть времени отгораживался от своих голосов, или, скорее, приглушал их до еле слышного шепота, от которого его сознание уже могло отключиться. Те, кто не обладал этой способностью, не могли понять, насколько это ужасно – быть широко открытым в любой толпе, когда в любой момент на тебя может обрушиться чудовищная лавина чужих мыслей, как будто все разом принимаются говорить. Именно поэтому многие телепаты не доживали до взрослого возраста, а те, кто доживал, но не научался отгораживаться от этого чуждого мира, сходили с ума.
Он поглядел на огромный Дворец Ассоциации и усмехнулся про себя. Интересно, как бы они стали реагировать, знай они, что, если бы он решил подслушивать их мысли, то скорее всего умер бы со скуки?
Он отослал заявки на пару должностей в Первых Командах, куда требовались телепаты, и даже сходил на одно собеседование, но как только в разговоре всплыла Гриста – а в тесных рамках Команды утаить ее все равно было бы невозможно, – ему тут же вежливо заявили: «Большое спасибо, мы свяжемся с вами», и тем дело закончилось.
После обеда Джимми, как обычно, было нечем заняться, и он снова поплелся в Дистрикт, куда его временами словно кто-то тянул.
– Не понимаю, зачем ты продолжаешь туда ходить, – озадаченно высказалась Гриста. – Как хочешь, конечно, мне все равно… я еще могла бы понять, если бы тебе там действительно было весело, или ты нашел бы себе компанию, но ведь очевидно, что все это только угнетает тебя.
– Это ты угнетаешь меня, маленькая гусеница, – буркнул он. Но все же Гриста была права. Он не мог отправиться в загул, как ему бы того хотелось – уж об этом-то Гриста наверняка позаботится, – а больше там делать было совершенно нечего. На целую улицу в Дистрикте был всего лишь один клуб, обслуживавший людей, и вчера вечером он уже заходил туда и не нашел для себя ничего интересного. И все же то, что Дистрикт предлагал ему, было реальным. Там была жизнь. Вся эта улица была живой, кишащей всевозможными существами, на уме у которых не было ничего, кроме развлечений, – и это в городе, который в остальном казался столь же безжизненным и молчаливым, как и его хозяева – Хранители, загадочная древняя раса, которая на самом деле управляла Империей.
Самое нелепое, что ни единая душа не знала, кто они такие.
О Миколях, владыках одноименной Империи, было известно хотя бы, что они представляют собой что-то вроде паразитов; у них была биология, они существовали в действительности. Мицлапланы, хоть они и были не слишком подвижными, по крайней мере имели какую-то форму и эволюционный путь, и для граждан своей империи они были вполне реальными. Но здесь, в Империи, у которой не было даже имени, не говоря уж об императоре, в единственном из Трех Империй свободном обществе, никто вообще не знал, кем или хотя бы чем были правители. Крупные города, подобные этому, были построены другими для удобства и комфорта других. У самих же Хранителей не было ни городов, ни памятников, ни даже официальной истории – во всяком случае, таких, о которых было бы что-то известно.
Некоторые считали Хранителей гигантским компьютером или сетью вычислительных машин; другие полагали, что они представляют собой чистую энергию, чистый разум. Находились и такие, кто вообще не верил в их реальное существование, считая, что это искусная выдумка, сфабрикованная руководством Биржи для маскировки собственного правления. Но в отличие от граждан Миколя или Мицлаплана, о Хранителях – независимо от того, кем они были и существовали ли вообще – народ Империи практически не задумывался, и это всех вполне устраивало.
Джимми Маккрей заглянул в Клуб и увидел, что шоу в самом разгаре. Оно, разумеется, было достаточно непристойным, чтобы понравиться тем, кому нравилось скотство. Здоровые козлорогие сатиры вытворяли черт знает что с сексуальными полулошадьми-полудриадами, чья способность изгибаться, принимая немыслимые позы, была просто поразительной. Все это выглядело грубо и непривлекательно и сопровождалось бьющей по ушам музыкой.
– Не понимаю, почему всем так нравятся полулюди-полузвери, – заметила Гриста. – Но если это пользуется спросом, почему бы им для разнообразия не использовать еще каких-нибудь животных, а не только козлов и лошадей?
– Они и используют, – сказал он. – Это шоу будет идти неделю или две, а потом их сменят русалки и кентавры или еще какие-нибудь гибриды, а эта труппа отправится по большим городам в другом мире. Просто сейчас здесь выступают именно они.
– Мне кажется, что если бы они использовали обычных привлекательных людей, это было бы куда более возбуждающе.
На самом деле Гриста не разбиралась в сексуальности такого рода, не говоря уж об извращениях на продажу, но теоретические представления об этом у нее имелись.
– Это табу, – отозвался он, вспомнив, что уже несколько раз объяснял это ей. Когда Гриста безуспешно пыталась что-то понять, она имела привычку задавать одни и те же вопросы каждый раз, когда тема всплывала в разговоре. – Это называется проституцией. Такое, разумеется, тоже иногда встречается, но нечасто. Слишком уж много развелось опасных быстромутирующих заболеваний, передающихся половым путем. Космические путешествия, чужие солнца, непривычный состав атмосферы и изменяющаяся радиация – те же причины, что вызвали появление Талантов – привели также и к развитию врожденных дефектов и уймы новых человеческих болезней, в особенности передающихся половым путем. Все эти эроты как раз и были созданы в попытке искоренить подобные вещи. Во многих человеческих мирах сейчас началась священная война за нравственность.
– Я понимаю достаточно, чтобы сообразить, что на этой сцене нравственностью и не пахнет. Мораль, нравственность – может, это и глупо, но по крайней мере, это можно понять. А вот генетические манипуляции такого рода – все равно что рабство.
– Да уж, ты у нас знаешь о рабстве все, не правда ли? – пробормотал он себе под нос. – Но они не совсем то, чем ты их считаешь. Это конструкции, андроиды – выведенные генетически, да, но из синтетических материалов, а не из человеческой плоти. Это один из немногих законных видов применения робототехники, они созданы и запрограммированы делать именно то, что ты сейчас видишь, и они не хотят и не умеют делать ничего другого. А поскольку их плоть – синтетическая, возбудители человеческих заболеваний внутри них жить не могут.
Он развернулся и вышел обратно на улицу. Гриста немного помолчала, потом заметила:
– Я вижу и более безнравственные способы использования подобной технологии.
Он кивнул, хотя этот жест для крошечного существа не значил абсолютно ничего.
– К счастью, для того, чтобы делать такие вещи, нужна прорва денег, высокая квалификация и специальные исследования, да плюс к тому различные компоненты, которые строго контролируются. Миколианцы, например, десятилетиями пытаются выяснить, как это делается, но им ничего не удается. Ну, а мицлапланцы, разумеется, считают все это страшным грехом.
– А ты так не считаешь?
– Я считаю, что идея была безвредна, но из нее ничего не вышло.
Гриста принялась обдумывать его слова, а он, чуть расслабившись, огляделся по сторонам и слегка приоткрыл разум.
ХРРР-ХРРР-ХРРР-ХРРРРР!!!
Ой! Щель вышла чересчур широкой. Он прикрыл ее так, чтобы до него доносился лишь слабый гул.
Хрр-хрр… подошел к той стене… хрр-хрр… произнести Циклы Пятого Порядка… хрр-хрр-хрр… первый лабиринт Судура поворачивает…
Это еще что за чертовщина? Столько рас, столько понятий и различных образов мышления! Странно, что примерно восемьдесят процентов углеродной жизни использует для мышления первичного уровня одни и те же полосы в довольно узком диапазоне частот. Вторичный и более глубокие уровни мышления чаще всего оказываются недостижимыми; лишь наиболее одаренным и опытным удается хотя бы прикоснуться к ним, причем полосы частот могут очень сильно варьироваться даже среди людей одной и той же расы.
Но на первичном уровне большинство видов думает в пределах диапазона, который телепаты даже совершенно чужой расы и биологии вполне могут уловить. Разумеется, в большинстве случаев телепаты просто слышат то, что другие говорят кому-то вслух, или то, что больше всего занимает их умы. Глубоко забираться в чужую голову им не по силам, здесь требуется специальное оборудование, а на поверхности чаще всего оказываются разные банальности. Но тем не менее, подключаясь к представителям рас, думавших в недоступном для него диапазоне, Джимми ощущал присутствие думающего, как будто слушал безмолвный, но работающий канал на радио. Время от времени у него появлялось странное ощущение, словно разум другого инстинктивно отстраняется от него или создает что-то вроде барьера – действие не враждебное, а просто автоматическое; так поступал и он сам, когда его сканировал какой-нибудь другой телепат.
Но того, что встревожило его здесь, он не смог бы толком объяснить ни одному не-телепату, даже Гристе. Для телепата улица была живым организмом, чем-то вроде потока сознания, который был для него вполне материальным, ощутимым. И вот в этом особом мире, среди толпы, время от времени попадались пугающие мертвые зоны.
Он не мог распознать их, если не выискивал специально, но все же они существовали. Черные дыры в разуме; люди, мертвые для Талантов и мертвые во всех остальных смыслах. Он, как и большинство других, считал, что эти люди – зомби, являющиеся тем не менее связующим звеном между Хранителями и толпой.
Их называли цимолями. Это были люди – настоящие живые люди, которые перестали быть собой. Их мозг, или по меньшей мере его часть, заменяли небольшие компьютеры. В основном это были отбросы общества – закоренелые преступники, убийцы, потенциальные самоубийцы, неизлечимые душевнобольные. Их умы – или души, как говорили некоторые, – были заменены и перепрограммированы Хранителями. Они могли подключаться друг к другу и к компьютерной сети, а возможно, и к самим Хранителям тоже.
Насколько он мог судить, все они были копами, и кошмарными типами в придачу. Они выглядели, разговаривали и вели себя точно так же, как обычные люди, и никто, за исключением некоторых Талантов, не смог бы отличить цимолей от остальной толпы.
Разумеется, здесь, в Дистрикте, должна была быть уйма цимолей-копов, проверяющих толпы, выискивая воришек и серьезных преступников, и следящих за тем, чтобы самые опасные из них не залегли на дно в этой специально созданной клоаке.
По правде говоря, если речь не шла о том, чтобы скрываться от погони, неисчислимое большинство тех, кто не обладал Талантами, находилось в этом районе в наилучшем положении. Они могли спокойно забыть о существовании цимолей, равно как и о существовании Хранителей, и общаться с ними как с самыми обычными людьми. Но Таланты, в особенности телепаты и эмпаты, волей-неволей понимали, кто это такие, и у них, включая и Джимми Маккрея, мороз подирал по коже.
* * *
Он развернулся и быстро зашагал по улице, свернув в темный переулок, где шум и яркие огни Дистрикта почти не были заметны. Черт его дернул так сильно раскрыться в таком месте! Ведь знал же, что они здесь обязательно будут. Как ни странно, их присутствие опознавалось по отсутствию сигнала.– Это не самый безопасный маршрут, – нервозно заметила Гриста. Они побывали во многих мирах, о которых даже вспомнить нельзя было без содрогания, но там всегда рядом была команда – дублеры, прикрытие и оружие. Джимми не пугали темные переулки, но Гриста внезапно почувствовала себя очень уязвимой и беззащитной. – Может быть, тебе лучше выбрать одну из главных улиц?
– Цимоли, – пробормотал он, поежившись. – Ты же знаешь, у меня от них мурашки по коже.
– А у меня мурашки по коже от темных переулков в подобных районах.
– Ну-ну, расслабься. Мы не совсем беззащитны, а если даже на нас и нападут, что, скажи на милость, с нас взять? Кроме того, я открыт на первичной полосе. Нас не застанут врасплох.
Это была уверенность телепата, которую не-телепат понять еще кое-как мог, но вот принять – уже нет. К тому же, разумеется, она не давала полной гарантии. Среди уличных грабителей попадались и такие, кто мог обмануть телепата. Кроме того, хотя Таланты были сравнительной редкостью, более сильный или опытный телепат мог с легкостью обмануть более слабого. А здесь, в этом мире, обитало множество представителей расы, проникнуть в мысли которой было не под силу ни одному телепату.
– АХ ТЫ ДРЯНЬ! СЕЙЧАС Я НАДЕРУ ТВОЮ ЛОШАДИНУЮ ЗАДНИЦУ!
«Голос» был мужским, очень громким на первичной полосе частот, и лишь чуть менее громким на слышимом уровне. Должно быть, его обладатель находился совсем близко, но если бы не звеневшая в этом голосе злоба, Джимми прошел бы мимо, сочтя происходящее эротической забавой одного из посетителей Дистрикта. Однако зловещий треск электрического разряда и последовавший за ним женский вопль, полный боли, изменили его намерения.
Телепатия в таких случаях применялась, но определить местонахождение источника мысленных волн, не видя его, было достаточно сложно, поскольку слои огромного города, точно коржи какого-то чудовищного металлического свадебного торта, создавали эхо и искажали сигналы. Он оглянулся, пытаясь определить, откуда доносились крики, и увидел слева очень темный узкий служебный проход. Он направился туда, потом бросился бегом, услышав, что крики жертвы и разъяренный рев мужчины стали громче. Темноту пронзила яркая вспышка, сопровождаемая звуком электрического разряда, потом еще и еще одна.
– Ты спятил? Это нас не касается! Возможно, они пытаются заманить тебя туда, чтобы напасть! – запротестовала Гриста, но он не обратил на нее никакого внимания. Разумеется, остановить его было не в ее силах, но странные убеждения Гристы все же предписывали ей хотя бы сделать попытку.
Джимми понимал, что его ждут неожиданности, но все же оказался не готовым к зрелищу, представшему перед ним.
Перед ним находилась погрузочная платформа на задворках Клуба – человеческого Клуба, – и на ней, почти в полной темноте, виднелись смутные очертания двух фигур. Единственное освещение давала крохотная сигнальная лампочка на задней двери.
Он был не из заморышей, этот мужик, хотя при таком освещении сказать о нем что-либо еще было затруднительно. Ногой он прижимал к платформе какой-то темный силуэт. Женщину. Он снова выругался, и тьму прорезал зигзаг бело-голубой молнии, обрушившейся на его поверженную пленницу. Она опять закричала от боли, умоляя его остановиться.
– Полегче, мистер! – крикнул Маккрей, и его голос эхом заметался между стенами узкой улочки и множеством городских слоев. – Вы не в пустыне, и это вам так не сойдет!
Сначала мужчина, казалось, ничего не услышал, но потом, похоже, факт, что ему кто-то что-то крикнул, проник в его толстый череп. Он остановился, но пленницу не отпустил. Вместо этого он щелкнул тумблером на своем электрическом хлысте, превратив его в факел, который вспыхнул так внезапно, что Маккрей на миг ослеп.
– Эй! Что такое?.. – буркнул мужчина, слегка сконфуженный. – Тебе-то какого черта здесь надо, парень?
– Я слышал крики, – спокойно пояснил Маккрей. – На этой планете так не принято, даже в подобном месте.
– Займись лучше своими делами, черт тебя дери! – рявкнул великан. – Если я захочу убить эту потаскуху – или, лучше будет сказать, недотрогу – то сделаю это! Я купил ее, заплатил за нее деньги, и у нее все равно нет никаких прав. – Факел неожиданно переметнулся с Маккрея на несчастную жертву, и у Маккрея перехватило дыхание.
Это была одна из хорошеньких эроток – полуженщина-полулошадь.
– Ты не коп, чтобы я оправдывался перед тобой, – добавил мужчина, – а я могу делать со своей собственностью все, что мне будет угодно.
– Вот именно. Ты сам говорил, что они искусственные. Извинись, и пойдем отсюда, – настойчиво сказала Гриста.
Джимми Маккрей взглянул на девушку с копытами и хвостом, лежащую на земле, – ее лицо выражало откровенный ужас. Волосы у нее были опалены, кожу прочерчивали кровавые полосы. Разумеется, в юридическом смысле Гриста была совершенно права, но, увидев это выражение ужаса и боли, никто не смог бы спокойно уйти, сохранив при этом самоуважение. У Джимми, кроме его самоуважения, не оставалось практически ничего.
– Ты прав, я не коп, – ответил он тем же ровным тоном, – и не законник тоже, но там, где я родился, избиение собак и лошадей считается преступлением даже тогда, когда они принадлежат тебе. Это называют жестоким обращением с животными, а она – куда больше, чем собака или лошадь. Если уж на то пошло, мы обычно подвергаем таких хозяев порке, чтобы они попробовали на своей шкуре, каково это.
– Ах ты заносчивый ублюдок! – сплюнул мужчина. – Вам тысячу лет дерут задницы, а вы, тупицы, так ничему и не научились!
Джимми подошел поближе, оказавшись почти у края погрузочной платформы.
– Возможно, это оттого, что у меня никогда не было хорошего учителя.
Здоровяк взглянул на левую руку Маккрея – эта предосторожность никогда не была лишней. Связываться с гипнотом или телекинетиком было бы чистой воды самоубийством.
– Телепат, да? Вы, треклятые читатели мыслей, вечно всех жалеете, так? Только вот после первого шага этот маленький Талант ничем не поможет тебе в драке, и ты это знаешь. – Толстый палец щелкнул тумблером, снова превратив факел в хлыст. – И все, что мне нужно, это лишь вынудить тебя, чтобы именно ты сделал этот первый шаг.
Он занес руку, намереваясь снова опустить свое оружие на беззащитную эротку, и Джимми не выдержал. Практически без малейшего усилия он вскочил с улицы на платформу, и здоровяк сменил направление движения руки, направив хлыст на Маккрея.
Он был на добрую голову выше и, пожалуй, килограммов на сорок-пятьдесят тяжелее Джимми, но если тот и уступал ему в массе, то с лихвой компенсировал этот недостаток скоростью и проворством. Хотя удар был нацелен мастерски, электрический разряд не задел Маккрея. Прежде чем противник успел занести руку для второго удара, Джимми с разбегу врезался ему в грудь, оттеснив к стене клуба. Здоровяк не ожидал такого хода и растерялся, и этого времени Маккрею хватило, чтобы вырвать у него из руки хлыст, сбросив его с платформы на улицу.