- Тони!
   Потом снова сел. В комнату вошел короткий плотный итальянец. Он смерил меня взглядом и уселся на стул у стены.
   - Тони, этта мистер Марлоу. Посмотри, возьми карточка.
   Тони подошел, взял карточку и вернулся на место.
   - Ты смотреть на этот человек очень хорошо, Тони. Не забыть его, да?
   - Можете полжиться на меня, мистер Палермо, - сказал Тони.
   - Был друг для вам, да? Хороший друг, да?
   - Да.
   - Этта плохо. Да. Этта плохо. Я говорить вам что-то. Друг этта друг. Но вы не говорить никому больше. Не проклятой полиции, да?
   - Да.
   - Этта обещание, мистер Марлоу. Этта что-то, чего нельзя забыть. Вы не забыть?
   - Не забуду.
   - Этот Тони, он не забыть вас. Ясно?
   - Я даю вам слово. Все, что вы мне скажете, останется между нами.
   - Прекрасно, о'кей. Я из большая семья. Много сестры и братья. Один брат очень плохой. Почти такой же плохой, как Тони.
   Тони ухмыльнулся.
   - О'кей, этот брат жить очень тихо. В доме напротив. О'кей, дом полон полиция. Совсем нехорошо. Задавать слишком много вопросов. Совсем нехорошо для этот плохой брат. Вам ясно?
   - Да. Ясно.
   - О'кей. Этот Хенч нехорош, но бедняга, пьяница, работы нет. Не платить за квартиру, но я имею много денег. Так я говорить: "Слушай, Хенч, ты делать признание. Ты больной человек. Две-три неделя больной. Пойдешь в суд. Я дать адвокат для тебя. Ты говорить: "Какое, к черту, признание? Я был совсем пьяный" - проклятых полицейских обманем. Суд тебя освобождать, и я о тебе заботиться. О'кей?" Хенч говорит: "О'кей" - и делать признание. Этта все.
   - А через пару недель плохой брат будет далеко отсюда, след совсем остынет, и полицейские, скорей всего, напишут, что убийство Филлипса осталось нераскрытым, так?
   - Si, - он снова улыбнулся. Ослепительная теплая улыбка, завораживающая, как поцелуй смерти.
   - Это поможет Хенчу, мистер Палермо, - сказал я. - Но это совсем не поможет мне в поисках убийцы друга.
   Он покачал головой и снова посмотрел на часы. Я встал. И Тони тоже. Он не собирался предпринимать ничего такого, но стоять всегда удобней: для быстрой реакции.
   - Ребятки, - сказал я, - с вами так хлопотно, потому что вы делаете тайну из ничего. Вы должны произносить пароль, прежде чем откусить кусок хлеба. Если я пойду в управление и перескажу все, что вы мне здесь поведали, мне рассмеются в лицо. И я рассмеюсь вместе с ними.
   - Тони не много смеется, - сказал Палермо.
   - На свете полно людей, которые не много смеются, мистер Палермо. Вы должны это знать. Вы многих из них отправили туда, где они находятся и сейчас.
   - Это мой дело. - Он выразительно пожал плечами.
   - Я сдержу свое обещание, - сказал я. - Но в случае, если вы засомневаетесь в этом, не пытайтесь разбираться со мной. Потому что в своем районе я человек достаточно известный, и если вместо этого кое-кто разберется с Тони - это будет как раз по части вашего заведения. Невыгодно.
   Палермо рассмеялся.
   - Этта хорошо. Тони. Один похороны - по части нашего заведения, а?
   Он поднялся с места и протянул мне руку, красивую, сильную, теплую руку.
   25
   В вестибюле Белфонт-Билдинг в едва освещенном лифте на деревянном стуле неподвижно сидел все тот же реликт с водянистыми глазами, являя собой свою собственную интерпретацию образа пасынка судьбы.
   Я зашел в лифт и сказал: "Шестой".
   Лифт затрясся и тяжело пополз вверх. Он остановился на шестом, я вышел, а старик высунулся из лифта, сплюнулв в урну и сказал ничего не выражающим голосом:
   - Что сегодня?
   Я стремительно развернулся всем телом, как манекен на вращающейся платформе, и тупо уставился на него.
   - На вас сегодня серый костюм, - сказал он.
   - Серый, - сказал я. - Да.
   - Хорошо смотрится. Синий, что был на вас вчера, мне тоже понравился.
   - Продолжайте, - сказал я, - выкладывайте все.
   - Вы поднялись на восьмой. Дважды. Во второй раз поздно вечером. Обратно вы спустились с шестого. Вскоре после этого примчались ребята в голубом.
   - Кто-нибудь из них сейчас наверху?
   Он помотал головой.
   - Я ничего не сказал им.
   - Почему?
   - Почему не сказал? А пошли они к черту. Вы разговаривали со мной вежливо. Чертовски мало людей так ведет себя. Я знаю, что вы не имеете никакого отношения к этому убийству.
   - Вы ошибаетесь, - сказал я. - Глубоко ошибаетесь.
   Я вытащил визитку и дал ему. Он выудил из кармана очки в металлической оправе, водрузил на нос и, держа карточку на расстоянии фута от глаз, углубился в чтение. Шевеля губами он медленно прочитал ее, посмотрел на меня поверх очков и вернул мне визитку со словами:
   - Пусть она останется у вас. Я могу уронить ее по рассеянности. Должно быть, жизнь у вас очень интересная?
   - И да, и нет. Как вас зовут?
   - Грэнди. Зовите меня просто Поп. Кто его убил?
   - Не знаю. Вы не замечали, кто-нибудь поднимался или спускался на днях - кто-нибудь, кто не вписывается в это окружение, или просто незнакомый вам человек?
   - Я мало что замечаю, - сказал он. - Просто мне случилось заметить вас.
   - Высокая блондинка или высокий стройный мужчина лет тридцати пяти с бачками?
   - Нет.
   - А подняться и спуститься можно только вашим лифтом?
   Он покивал древней головой.
   - Если только не пользоваться пожарной лестницей. Она выходит в переулок, дверь всегда заперта на засов. Но за лифтом есть лестница на второй эжтаж. А оттуда можно пройти к пожарной лестнице.
   Я кивнул.
   - Мистер Грэнди, не пригодятся ли вам пять долларов - не как подкуп, ни в коем случае, но как знак искреннего уважения от искреннего друга?
   - Сынок, да я могу просадить пять долларов так, что у Эйба Линкольна с усов пот потечет струями.
   Я дал ему банкноту. Перед тем как отдать, я посмотрел на нее. Все в порядке. Линкольн на пяти.
   Он тщательно свернул банкноту и засунул глубоко в карман.
   - Это очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, вы не думаете, что я напрашивался на это?
   Я отрицательно покачал головой и пошел по коридору, снова читая надписи на дверях: "Д-р Е.Дж.Бласкович, хиромант-практик"; "Далтон и Рис, машинописные работы"; "Л.Придвью, бухгалтер". Четыре двери без табличек. Компания по пересылке семян почтой. Еще две двери без табличек. Х.Р.Тиджер, зубное протезирование. Расположена в той же части коридора, что и офис Морнингстара, двумя этажами ниже. Но планировка помещений была иной. Дверь у Тиджера была одностворчатая, и расстояние до следующей двери было значительно больше.
   Ручка не поворачивалась. Я постучал. Ответа не было. Я постучал сильнее - тот же результат. Я вернулся к лифту. Он все еще стоял на месте. Поп Грэнди смотрел на меня так, как если бы видел впервые.
   - Знаете что-нибудь о Х.Р.Тиджере? - спросил я.
   Он задумался.
   - Плотный, пожилой, нерядшиво одетый, ногти грязные - как у меня. Пожалуй, сегодня я его не видел.
   - Как считаете, комендант пустит меня в его офис?
   - Прелюбопытный тип, этот комендант. Я бы не советовал к нему обращаться.
   Старик медленно повернул голову и посмотрел вверх на стену лифта. Над его головой болтался ключ на большом металлическом кольце. Отмычка. Поп Грэнди медленно вернул голову в нормальное положение, встал со стула и сказал:
   - А теперь я, пожалуй, схожу в сортир.
   И он пошел. Когда дверь за ним закрылась, я снял ключ со стенки лифта и вернулся к офису Х.Р.Тиджера. Отпер дверь и вошел.
   Я очутился в маленькой темной прихожей, на обстановку которой ушли, вероятно, все доходы хозяина. Там было два кресла, курительный столик из магазина уцененных товаров, приобретенный в сельской лавке торшер, покрытый пятнами деревянный стол с несколькими старыми журналами на нем. За моей спиной щелкнул замок, и прихожая погрузилась во мрак, лишь сквозь матовое рифленое стекло в двери чуть проникал свет. Я подошел к торшеру, дернул за цепочку выключателя и прошел к внутренней двери. На ней значилось: "Х.Р.Тиджер. Посторонним вход воспрещен". Она была незаперта.
   За этой дверью находился квадратный кабинет с двумя выходящими на западную сторону окнами с очень пыльными подоконниками. Занавески были раздвинуты. В кабинете стояли два грубо сработанных деревянных стула, вращающееся кресло и приземистый стол, на котором не было ничего, кроме старого пресс-папье, дешевой подставки для ручек и круглой стеклянной пепельницы с пеплом от сигар. В ящиках стола валялись какие-то пыльные бумажки, несколько скрепок, аптечные резинки, перышки, грязные промокашки, четыре непогашенные двухцентовые марки, конверты и формы для счетов.
   Мусорная корзина была полна хлама, на исследование которого я потратил почти десять минут. По истечении этого времени я знал следующее: Х.Р.Тиджер был зубным техником, выполняющим в своей лаборатории заказы для нескольких не особо процветающих дантистов того типа, чьи грязные кабинетики располагаются на вторых этажах над магазинами и лавками в дешевых домах без лифтов; дантистов, которым не хватает ни квалификации, ни оборудования, чтобы заниматься подготовкой стоматологических материалов собственноручно, и которые предпочитают давать заказы людям, столь же несостоятельным, как и они сами, нежели отсылать эти заказы в большие, великолепно оборудованные лаборатории, где им ничего не дадут в кредит.
   Я нашел одну важную вещь - домашний адрес Тиджера: 1354В, Тоберман-стрит. На старом счете за газ.
   Я запихал мусор обратно в корзину, выпрямился и прошел к деревянной двери с табличкой "Лаборатория". На двери висел новый автоматический замок, отмычка к нему не подходила. Я выключил в прихожей свет и вышел.
   Я вызвал лифт и, когда он поднялся, прокрался бочком за стул Попа Грэнди, пряча ключ за спиной, и повесил его на место. Ключ звякнул о стенку. Грэнди ухмыльнулся.
   - Он смылся, - сказал я. - Должно быть, прошлой ночью. Наверное, много чего стащил с собой. Стол почти пуст.
   Поп Грэнди кивнул:
   - Два саквояжа. Я бы, правда, и не заметил. Многие носят саквояжи. Я решил, что он отправился развозить заказы.
   - Какие такие заказы? - спросил я.
   - А такие: зубы вставные, которые не подходят ни к одной пасти, сказал Поп Грэнди. - Для таких старых дурней, как я.
   - Вы бы не заметили, - сказал я, пока он возился с раздвижными решетками, - вы бы не заметили, какого цвета глаз у пролетающей в пятидесяти футах колибри?
   Старик ухмыльнулся.
   - Что он сделал?
   - Пойду к нему домой и выясню. Скорей всего, он предпринял путешествие в никуда.
   - Я бы поменялся с ним местами, - сказал Поп Грэнди. - Даже если он всего-навсего дернул во Фриско и там попал за решетку, я бы с удовольствием поменялся с ним местами.
   26
   Широкая и пыльная Тоберман-стрит. Номер 1354В - квартира на верхнем этаже бело-желтого дома, вход в нее - с веранды, рядом с дверью, на которой значилось: "1352В". Входы в нижние квартиры находились один напротив другого по обеим сторонам веранды. Я продолжал звонить даже после того, как убедился, что мне никто не откроет. В таких домах всегда где-нибудь поблизости обитает всезнающий из-окна-смотрящий.
   И действительно, вскоре дверь под номером 1354А распахнулась, и из-за нее выглянула маленькая женщина с блестящими глазами. Ее темные свежевымытые кудряшки были сплошь утыканы заколками для волос.
   - Вам нужна миссис Тиджер? - пронзительно прокричала она.
   - Мистер или миссис.
   - Они уехали в отпуск, вчера ночью. Собрались и уехали очень поздно. Похоже, отъезд был неожиданным.
   - Спасибо. А на какой машине они уехали?
   За ее спиной вдруг грянул душераздирающий диалог из какого-то любовного сериала и хлестнул меня по лицу, как мокрое кухонное полотенце.
   - Вы их друг? - подозрение слышалось в ее голосе так же отчетливо, как слова бездарной радиопьески за ее спиной.
   - Вам нечего беспокоиться, - развязно сказал я. - Все, что нам надо, - это наши деньги. Существует много способов узнать, на какой машине Тиджеры смылись.
   Женщина наклонила голову к плечу, прислушиваясь.
   - Это Бейла Мэй, - сообщила она мне с печальной улыбкой. - Она не пойдет на танцы с доктором Майерсом. Этого я и боялась.
   - О, черт, - сказал я, вернулся к машине и поехал обратно в Голливуд.
   В офисе никого не было. Я прошел в кабинет, открыл окна и опустился в кресло.
   Кончался еще один день; воздух был устал и скучен; с проспекта доносилось тяжелое урчание разъезжающихся по домам автомобилей, а Марлоу сидел в своем офисе, потягивая виски и перебирая дневную почту. Четыре рекламы; красивая открытка из отеля в Санта-Роза, где я прожил несколько дней в прошлом году в связи с одним расследованием; длинное, скверно напечатанное письмо от некоего Пибоди из Сосалито, основной и слегка расплывчатый смысл которого заключался в том, что по образцу почерка подозреваемого можно воссоздать полную картину глубинных душевных качеств индивида, соотнесенных с системами и Фрейда, и Юнга.
   В этот конверт был вложен другой - с адресом Пибоди. Когда я смял и отбросил в сторону это послание, я вдруг представил себе трогательного старого перца с длинными волосами, в черной фетровой шляпе и черном галстуке-бабочке, сидящего в кресле-качалке у окна на ветхой веранде.
   Я вздохнул, разгладил скомканный конверт, списал с него адрес на новый, засунул долларовую банкноту в сложенный лист бумаги и написал на последнем: "Это, безусловно, последний взнос". Затем подписался, запечатал конверт, наклеил марку и плеснул себе еще виски. Я набил трубку, разжег ее и сидел курил потихоньку. Никто не приходил, никто не звонил, ничего не происходило, никого не интересовало, умер я или отправился в Эль Пасо.
   Мало-помалу шум транспорта утих. Небо потускнело. На западе оно должно было быть красным. Наискосок через крыши зажглась первая неоновая реклама. В окне выходящей в переулок кофейни глухо выл вытяжной вентилятор. Груженый грузовик дал задний ход и с грохотом двинулся к проспекту.
   Наконец зазвонил телефон. Я поднял трубку и услышал:
   - Мистер Марлоу? Это мистер Шоу из Бристоля.
   - Да, мистер Шоу. Как дела?
   - Прекрасно, благодарю вас, мистер Марлоу. Надеюсь, у вас тоже. Здесь молодая леди просит проводить ее в вашу квартиру. Не знаю зачем.
   - Я тоже, мистер Шоу. Я никого не жду. Она назвала себя?
   - О да. Так точно. Ее зовут Дэвис. Мисс Мерле Дэвис. Она... э-э, как сказать... в состоянии, близком к истерике.
   - Проводите ее ко мне, - быстро сказал я. - Я буду через десять минут. Это секретарь моего клиента, сугубо деловой визит.
   - Понимаю. Да. Должен ли я... э-э... побыть с ней?
   - Как сочтете нужным. - И я повесил трубку.
   Проходя мимо двери туалетной комнаты, я увидел в зеркале напряженное, взволнованное лицо.
   27
   Когда я отпер дверь и вошел, Шоу вскочил с диванчика. Это был высокий человек с таким длинным лысым черепом, что, казалось, его уши несколько сползли по голове вниз. К его лицу была приклеена вежливая идиотическая улыбочка.
   Девушка сидела в кресле у шахматного столика. Она ничего не делала просто сидела.
   - Ах, вот и вы, мистер Марлоу, - прощебетал Шоу. - Да. Конечно. Мы с мисс Дэвис имели чрезвычайно интересную беседу. Я рассказывал ей, что я родом из Англии. Она... э-э она не сказал мне, откуда она родом. - Он говорил это уже на полпути к двери.
   - Очень любезно с вашей стороны, мистер Шоу, - сказал я.
   - Не стоит благодарности, - чирикнул он. - Не стоит благодарности. Теперь я должен бежать. Мой ужин, вероятно...
   Он кивнул и выбежал прочь. После того как я закрыл за ним дверь, в воздухе еще некоторое время как будто висела его неестественно радостная улыбка - словно улыбка Чеширского кота.
   - Эй, привет! - сказал я.
   - Привет, - сказала она совершенно спокойным, совершенно серьезным голосом. На ней был коричневатый льняной жакетик и юбка, соломенная низкая шляпка с широкими полями и коричневой бархатной ленточкой, подобранной точно в тон ее туфлям и кожаной отделке на швах матерчатой сумки. Шляпка была неожиданно лихо заломлена набок. Девушка была без очков.
   Она выглядела бы совершенно нормально, если бы не ее лицо. У нее были совершенно безумные глаза, раскрытые так широко, что вокруг зрачков виднеся белок. У них был немигающий пустой взгляд; когда девушка переводила глаза с предмета на предмет, то, казалось, слышался какой-то скрип - настолько затрудненным было их движение. Ее губы в уголках рта были плотно сжаты, но посередине верхняя губа медленно вздергивалась вверх, открывая зубы, - как будто к ней была привязана ниточка и кто-то тянул за нее. Губа вздергивалась неестественно высоко, потом по нижней части лица девушки медленно проходила судорога, после чего губа возвращалась на место и рот плотно сжимался, а через некоторое время это движение начиналось снова. Вдобавок ко всему у нее было что-то с шеей: голова девушки медленно поворачивалась влево градусов на сорок пять и останавливалась, затем ее шея конвульсивно дергалась и голова возвращалась в прежнее положение. Эти повторяющиеся движения в сочетании с полной неподвижностью Мерле, судорожно сжатыми на коленях руками и остановившимся взглядом могли до смерти перепугать любого человека.
   На секретере за шахматным столиком стояла коробка табаку. Я достал из кармана трубку и подошел к секретеру. Встал у противоположной стороны столика, на краю которого лежала сумка. Девушка чуть подпрыгнула, но позы не изменила. И даже попыталась улыбнуться.
   Набив трубку, я чиркнул спичкой, прикурил и встал напротив девушки, держа в руке уже погасшую спичку.
   - Вы без очков сегодня, - сказал я.
   Она заговорила. Ее голос был спокоен и сдержан.
   - О, я ношу их только дома или когда читаю. Они в сумке.
   - Вы сейчас дома, - сказал я. - Вам надо бы надеть их.
   Я небрежно взял ее сумку. Мерле не шевельнулась и не посмотрела на мои руки. Она не отрывала взгляда от моего лица. Открывая сумку, я немного повернулся в сторону. Выудив из сумки футляр, я подтолкнул его через стол к девушке.
   - Наденьте.
   - О да, я надену, - сказала она. - Но я, наверное, должна снять шляпу...
   - Конечно, снимите шляпу, - согласился я.
   Она сняла шляпу и положила ее на колени. Потом она вспомнила про очки и забыла про шляпу: та упала на пол, когда девушка потянулась за очками. Она их надела. Они несколько скрасили ее вид.
   Пока она занималась всем этим, я вынул из ее сумки пистолет и незаметно сунул его в задний карман. Она вроде ничего не заметила. Это был все тот же автоматический кольт двадцать пятого калибра с ореховой ручкой, который я видел в верхнем правом ящике ее стола.
   Я прошел к дивану, опустился на него и сказал:
   - Ну вот и порядок. Чем мы займемся теперь? Вы голодны?
   - Я была дома у мистера Ваньера, - сообщила она мне.
   - О.
   - Он живет в Шерман-Оакс. В самом конце Эскамилло-драйв.
   - Ага, может быть, - тупо сказал я и попытался выпустить дым колечком - но безуспешно. У меня на щеке мелко забилась какая-то жилка. Мне это совсем не понравилось.
   - Да, - спокойно сказала она, тогда как ее верхняя губа продолжала медленно вздергиваться и опускаться и подбородок описывал дугу к левому плечу и возвращался обратно. - Там очень тихо. Мистер Ваньер живет там уже три года. Прежде он жил в Голливуде, на Дьямонд-стрит, с каким-то другим человеком. Но мистер Ваньер говорит, что они не смогли ужиться.
   - Могу понять, - сказал я. - Как давно вы знакомы с Ваньером?
   - Восемь лет. Мы не близкие знакомые. Я должна была время от времени доставлять ему... разные посылочки. Ему нравилось, когда их приносила именно я.
   Я предпринял еще одну попытку выпустить дым колечком. Никак.
   - Конечно, он никогда мне не нравился, - продолжала она. - Я боялась, что он... я боялась...
   - Но он этого не сделал, - сказал я.
   На ее лице впервые появилось нормальное человеческое выражение Мерле как будто удивилась.
   - Да, - согласилась она. - Не сделал. Фактически не сделал. Но он был в пижаме.
   - Отнеситесь к этому проще, - посоветовал я. - Поваляться вечерком на диване в пижаме - некоторые могут себе это позволить, почему бы и нет?
   - Я хочу вам еще кое-что сообщить, - серьезно сказала она. - Знаете, что заставляет одного человека платить деньги другому?.. Миссис Мердок вела себя очень достойно по отношению ко мне, правда?
   - Безусловно, - согласился я. - А сколько вы отвезли ему сегодня?
   - Только пятьсот. Миссис Мердок сказала, что это все, что она может дать, но в действительности она не может дать даже этого. Она сказала, что это должно кончиться. Это не может дальше продолжаться. Мистер Ваньер обещал оставить ее в покое, но не делает этого.
   - Они всегда так, - сказал я.
   - Так что остался только один выход - я это знаю очень давно. Я во всем виновата, а миссис Мердок была всегда так мила со мной. Это уже не могло сделать меня хуже, чем я была, правда ведь?
   Я сильно потер ладонью щеку, чтобы утихомирить мелко дергавшийся нерв. Она не заметила, что я не ответил, и продолжала:
   - Так что я это сделала. Он был в пижаме, а рядом с ним стоял стакан. Он смотрел как-то искоса и скалился. И даже не встал, чтобы впустить меня. Но во входной двери торчал ключ. Кто-то оставил там ключ. Это... это...
   - Это был ключ во входной двери, - подсказал я. - Так что вы смогли войти в дом.
   - Да, - Мерле кивнула и попыталась улыбнуться. - И ничего особенного, правда. Я даже не помню никакого шума. Хотя шум, конечно, был. И очень громкий.
   - Полагаю.
   - Я подошла к нему очень близко, так, чтобы не промахнуться.
   - А что сделал мистер Ваньер?
   - Просто сидел и скалился. Я не хотела возвращаться домой, чтобы не доставлять дополнительных неприятностей миссис Мердок и Лесли. - Голос Мерле сорвался и замер на этом имени, и мелкая дрожь прошла по ее телу. Поэтому я пришла сюда. И когда на звонок никто не ответил, я нашла офис и попросила управляющего впустить меня в вашу квартиру, чтобы подождать вас. Я знала, что вы посоветуете мне, что делать.
   - Вы дотрагивались до чего-нибудь, пока находились в доме Ваньера? спросил я. - Может быть вспомните что-нибудь? То есть кроме входной двери. Или вы просто вошли в комнату и вышли, ни до чего не дотрагиваясь?
   Мерле задумалась, и лицо ее застыло.
   - О, я помню одно, - наконец сказала она. - Я выключила свет. Перед уходом. Лампу. Знаете, такая большая лампа с очень большими лампочками, которая светит вверх. Я ее выключила.
   Я кивнул и ободряюще улыбнулся ей. Ну же, Марлоу, еще одна улыбка - и повеселей.
   - Значит, так, - сказал я. - Езды сюда полчаса, здесь вы находитесь около часа. Значит, из дома Ваньера вы вышли около половины шестого. И выключили свет.
   - Именно, - она снова кивнула, почти радостно. Довольная тем, что вспомнила. - Я выключила свет.
   - Выпить не хотите?
   - О нет, - Мерле энергично потрясла головой. - Я никогда не пью.
   - Не возражаете, если я выпью?
   - Конечно нет. Почему я должна возражать?
   Я встал и изучающе посмотрел на нее. Ее губа все так же опускалась и поднималась, и голова мерно поворачивалась влево и возвращалась в нормальное положение. Но мне показалось, амплитуда движений уже постепенно затухала.
   Трудно было сказать, сколько это могло продолжаться. Наверное, чем больше девушка говорит, тем лучше. Никто не знает, сколько времени требуется человеку, чтобы оправиться от шока.
   - Где ваш дом? - спросил я.
   - Как же... я живу с миссис Мердок. В Пасадене.
   - Я имею в виду настоящий дом. Где ваши родители?
   - Они живут в Вичите, - сказала она. - Но я не ездила туда... никогда. Изредка я пишу им, но не виделась с ними очень давно.
   - Чем занимается ваш отец?
   - У него госпиталь для собак и кошек. Он ветеринар. Надеюсь, они ничего не узнают. О том случае они не узнали. Миссис Мердок никому не говорила.
   - Может, и не узнают, - согласился я. - Пойду, налью себе.
   Я прошел на кухню и сделал себе коктейль, и это был коктейль что надо. Я выпил его залпом, потом вытащил из кармана пистолет и увидел, что предохранитель поднят. Я понюхал дуло и вытащил обойму. В стволе оставался один патрон, но это был пистолет того типа, который не стреляет, если обойма вынута. Я поднес пистолет к глазам и заглянул в казенную часть. Оставшийся там патрон, весь искореженный и смятый затвором, был явно не двадцать пятого калибра. На вид как будто тридцать второго. Патроны же в обойме были нормального калибра - двадцать пятого. Я собрал пистолет и вернулся в гостиную.
   Я не слышал ни звука. Она просто бессильно сползла с кресла вперед прямо на свою милую шляпку. И была холодна, как скумбрия.
   Я перевернул ее на спину, снял с нее очки и убедился, что она не проглотила язык. Я всунул ей между зубов сложенный носовой платок, чтобы она не прикусила язык, когда начнет приходить в себя. Потом подошел к телефону и набрал номер Карла Мооса.
   - Док, это Фил Марлоу. У вас еще есть пациенты или вы уже освободились?
   - Освободился, - сказал он. - Собираюсь уходить. Случилось что?
   - Я у себя дома, - сказал я. - Четыреста восемь, Бристоль-Апартментс, если вы забыли. У меня тут девушка в обмороке. Не обморок меня пугает - я боюсь, она спятит, когда очнется.
   - Не давайте ей ничего спиртного. Я еду.
   Я повесил трубку и опустился около Мерле на колени. И начал тереть ей виски. Она открыла глаза. Верхняя ее губа начала подниматься, и я вытащил платок у нее изо рта. Она посмотрела на меня и сказала:
   - Я была дома у мистера Ваньера. Он живет в Шерман-Оакс. Я...
   - Вы не возражаете, если я подниму вас и перенесу на диван? Вы меня знаете. Я Марлоу, помните, тот придурковатый верзила, что вертится вокруг и пристает ко всем с идиотскими вопросами?
   - Привет, - сказала она.
   Я поднял ее. Ее тело напряглось, но она промолчала. Я положил ее на диван, одернул ей юбку, положил ей под голову подушку и поднял с пола шляпку. Шляпка была плоской, как камбала. Я попытался, как мог, расправить ее и положил на секретер.