Страница:
Глава 33
Прошла неделя, а от Уэйдов не было никаких известий. Погода была жаркая и липкая, едкая пелена смога расползалась на запад до самого Беверли Хиллз.
С высоты холма Мулхоллэнд было видно, как она окутала город, словно болотный туман. Попав в смог, вы ощущали его вкус и запах, и от него щипало глаза.
Все кругом ходили злые. В Пасадене, куда укрылись привередливые миллионеры после того, как Беверли Хиллз был осквернен нашествием киношников, отцы города вопили от ярости. Смог был виноват во всем. Если канарейка отказывалась петь, разносчик молока опаздывал, болонку кусали блохи, а у старика в крахмальном воротничке случался сердечный приступ по дороге в церковь, все это было из-за смога. Там, где я жил, обычно ясно было ранним утром и почти всегда по вечерам. Иногда и целый день выдавался ясный, никто не понимал почему.
Именно в такой день – это оказался четверг – мне позвонил Роджер Уэйд.
– Как поживаете? Это Уэйд. – Голос у него был хороший.
– Прекрасно. А вы?
– Трезв как будто. Вкалываю в поте лица. Нам бы надо поговорить. И, по-моему, я вам должен деньги.
– Ошибаетесь.
– Ладно, как насчет ленча сегодня? Вы бы не выбрались к нам после двенадцати?
– Это можно. Как там Кэнди?
– Кэнди? – Он вроде как удивился. Видно, в ту ночь вырубился напрочь.?
Ах, да, он тогда ночью помогал вам уложить меня в постель.
– Именно. Заботливый паренек – когда захочет. А как м-с Уэйд?
– Тоже прекрасно. Поехала сегодня в город за покупками.
Мы повесили трубки, я посидел и покачался на своем вращающемся кресле.
Надо было мне спросить, как продвигается книга. А может быть, им чертовски надоели эти вопросы.
Через некоторое время мне опять позвонили, незнакомый голос.
– Это Рой Аштерфелт. Джордж Питерс сказал, чтобы я вам позвонил, Марлоу.
– А, да, спасибо. Вы тот парень, который был знаком с Терри Ленноксом в Нью-Йорке. Когда он называл себя Марстоном.
– Верно. Закладывал он тогда прилично. Но это тот самый, точно. Его ни с кем не спутаешь. Здесь я однажды видел его в ресторане Чейзена с женой. Я был с клиентом. Клиент знал их. К сожалению, имени клиента назвать не могу.
– Понимаю. Сейчас, наверно, это уже неважно. Как звали Марстона по имени?
– Погодите минутку, почешу в затылке. Ara, Фрэнк. Фрэнк Марстон. И вот еще что, если вас это интересует. На нем был значок британской армии. Знаете -"подстреленная утка" в их варианте.
– Понятно. И что с ним дальше стало?
– Не знаю. Я уехал на Запад. В следующий раз увидел его уже здесь, он женился на этой взбалмошной дочке Харлана Поттера. Но дальше вы знаете сами.
– Их обоих уже нет в живых. Но спасибо, что рассказали.
– Не за что. Рад помочь. Это вам что-нибудь дает?
– Абсолютно ничего, – сказал я, бесстыдно солгав. – Я никогда не расспрашивал про его жизнь. Однажды он сказал, что вырос в приюте. А ошибиться вы никак не могли?
– Эти седые волосы, лицо в шрамах – ну уж нет, братец. Я, конечно, могу забыть лицо, но не такое.
– А он вас здесь видел?
– Если видел, то ухом не повел. Я ничего другого и не ждал. Да и вообще мог меня запамятовать. В Нью-Йорке-то он всегда был налит до бровей.
Я еще раз поблагодарил, он ответил – не за что, рад был помочь, и мы повесили трубки.
Я немного поразмышлял под немузыкальное сопровождение уличного движения за окном. Шум был слишком сильный. Летом в жаркую погоду все звучит слишком громко. Я встал, закрыл окно и позвонил сержанту Грину из отдела по расследованию убийств. Он проявил любезность, оказавшись на месте.
– Слушайте, – сказал я, покончив с формальностями, – я узнал кое-что насчет Терри Леннокса, и это меня удивляет. Один мой знакомый знал его в Нью-Йорке под другим именем. Вы проверяли, где он служил в войну?
– Таких, как вы, ничем не проймешь, – раздраженно заявил Грин. – Сказано вам, не высовывайтесь. Это дело закрыто, заперто, припечатано свинцом и утоплено в море. Ясно?
– На прошлой неделе я встречался с Харланом Поттером в доме его дочери, в Беспечной Долине. Хотите проверить?
– И чем вы занимались? – язвительно осведомился он. – Даже если допустить, что это правда.
– Беседовали. Он меня пригласил. Я ему нравлюсь. Кстати, он сказал что его дочь застрелили из маузера ППК, калибр 7,65. Это для вас новость?
– Дальше.
– И револьвер его собственный, приятель. Может быть, это кое-что меняет. Но не волнуйтесь. Не буду шарить по темным углам. У меня к вам дело личное. Где он получил свои ранения?
Грин молчал. Я услышал, как там у него хлопнула дверь. Потом он спокойно произнес:
– Может быть, его порезали в драке где-нибудь в Мексике.
– Бросьте, Грин, у вас же есть его отпечатки пальцев. Вы, конечно, отправили их в Вашингтон. И, конечно, получили ответ. Я всего-навсего спрашиваю, где он служил в войну.
– Кто сказал, что он вообще воевал?
– Ну, во-первых, Менди Менендес. Леннокс вроде бы спас ему жизнь и как раз тогда был ранен. Он попал в плен к немцам, и они перекроили ему лицо.
– Менендес? Вы верите этому сукину сыну? У вас с головой не в порядке.
Леннокс вообще не воевал. Ни в каком послужном списке его нет ни под каким именем. Вы довольны?
– Как прикажете, – ответил я. – Но не понимаю, с чего Менендес стал приезжать ко мне, врать с три короба и предупреждать, чтобы я не совал нос куда не надо, потому что они с Рэнди Старр из Вегаса – друзья Леннокса, и они не хотят, чтобы вокруг этого дела шла болтовня. В конце концов, Леннокса тогда уже на свете не было.
– Откуда я знаю, что в голове у бандита? – раздраженно спросил Грин.?
Может, пока Леннокс не женился на богатой и не остепенился, он был с ними в деле. Он одно время в клубе у Старра заведовал игорным залом. Там он с ней и познакомился. Улыбочка, поклон и смокинг. Следил, чтобы клиенты были довольны, и приглядывал за подставными игроками. Он с его шиком годился для такой работенки.
– Обаяния у него не отнимешь, – заметил я. – Вот в полиции это не требуется. Премного обязан, сержант. Как поживает капитан Грегориус?
– Ушел на пенсию. Вы что, газет не читаете?
– Уголовную хронику – нет. Слишком мрачно, сержант. – Я уже хотел попрощаться, но он меня остановил. – Что было от вас нужно м-ру Капиталу?
– Просто посидели, попили чайку. Визит вежливости. Сказал, что, может быть, подкинет мне работу. А также намекнул, – просто намекнул, между строк,? что любому блюстителю, который будет ко мне заедаться, не поздоровится.
– Он еще не начальник полиции, – сообщил Грин.
– С этим он не спорит. Сказал, что даже не покупает у начальников и прокуроров. Просто, когда он дремлет, они лежат и мурлыкают у него на коленях.
– Пошли вы к черту, – сказал Грин и бросил трубку. Трудное дело быть полицейским. Никогда не знаешь, кого можно топтать ногами, а кого нет.
С высоты холма Мулхоллэнд было видно, как она окутала город, словно болотный туман. Попав в смог, вы ощущали его вкус и запах, и от него щипало глаза.
Все кругом ходили злые. В Пасадене, куда укрылись привередливые миллионеры после того, как Беверли Хиллз был осквернен нашествием киношников, отцы города вопили от ярости. Смог был виноват во всем. Если канарейка отказывалась петь, разносчик молока опаздывал, болонку кусали блохи, а у старика в крахмальном воротничке случался сердечный приступ по дороге в церковь, все это было из-за смога. Там, где я жил, обычно ясно было ранним утром и почти всегда по вечерам. Иногда и целый день выдавался ясный, никто не понимал почему.
Именно в такой день – это оказался четверг – мне позвонил Роджер Уэйд.
– Как поживаете? Это Уэйд. – Голос у него был хороший.
– Прекрасно. А вы?
– Трезв как будто. Вкалываю в поте лица. Нам бы надо поговорить. И, по-моему, я вам должен деньги.
– Ошибаетесь.
– Ладно, как насчет ленча сегодня? Вы бы не выбрались к нам после двенадцати?
– Это можно. Как там Кэнди?
– Кэнди? – Он вроде как удивился. Видно, в ту ночь вырубился напрочь.?
Ах, да, он тогда ночью помогал вам уложить меня в постель.
– Именно. Заботливый паренек – когда захочет. А как м-с Уэйд?
– Тоже прекрасно. Поехала сегодня в город за покупками.
Мы повесили трубки, я посидел и покачался на своем вращающемся кресле.
Надо было мне спросить, как продвигается книга. А может быть, им чертовски надоели эти вопросы.
Через некоторое время мне опять позвонили, незнакомый голос.
– Это Рой Аштерфелт. Джордж Питерс сказал, чтобы я вам позвонил, Марлоу.
– А, да, спасибо. Вы тот парень, который был знаком с Терри Ленноксом в Нью-Йорке. Когда он называл себя Марстоном.
– Верно. Закладывал он тогда прилично. Но это тот самый, точно. Его ни с кем не спутаешь. Здесь я однажды видел его в ресторане Чейзена с женой. Я был с клиентом. Клиент знал их. К сожалению, имени клиента назвать не могу.
– Понимаю. Сейчас, наверно, это уже неважно. Как звали Марстона по имени?
– Погодите минутку, почешу в затылке. Ara, Фрэнк. Фрэнк Марстон. И вот еще что, если вас это интересует. На нем был значок британской армии. Знаете -"подстреленная утка" в их варианте.
– Понятно. И что с ним дальше стало?
– Не знаю. Я уехал на Запад. В следующий раз увидел его уже здесь, он женился на этой взбалмошной дочке Харлана Поттера. Но дальше вы знаете сами.
– Их обоих уже нет в живых. Но спасибо, что рассказали.
– Не за что. Рад помочь. Это вам что-нибудь дает?
– Абсолютно ничего, – сказал я, бесстыдно солгав. – Я никогда не расспрашивал про его жизнь. Однажды он сказал, что вырос в приюте. А ошибиться вы никак не могли?
– Эти седые волосы, лицо в шрамах – ну уж нет, братец. Я, конечно, могу забыть лицо, но не такое.
– А он вас здесь видел?
– Если видел, то ухом не повел. Я ничего другого и не ждал. Да и вообще мог меня запамятовать. В Нью-Йорке-то он всегда был налит до бровей.
Я еще раз поблагодарил, он ответил – не за что, рад был помочь, и мы повесили трубки.
Я немного поразмышлял под немузыкальное сопровождение уличного движения за окном. Шум был слишком сильный. Летом в жаркую погоду все звучит слишком громко. Я встал, закрыл окно и позвонил сержанту Грину из отдела по расследованию убийств. Он проявил любезность, оказавшись на месте.
– Слушайте, – сказал я, покончив с формальностями, – я узнал кое-что насчет Терри Леннокса, и это меня удивляет. Один мой знакомый знал его в Нью-Йорке под другим именем. Вы проверяли, где он служил в войну?
– Таких, как вы, ничем не проймешь, – раздраженно заявил Грин. – Сказано вам, не высовывайтесь. Это дело закрыто, заперто, припечатано свинцом и утоплено в море. Ясно?
– На прошлой неделе я встречался с Харланом Поттером в доме его дочери, в Беспечной Долине. Хотите проверить?
– И чем вы занимались? – язвительно осведомился он. – Даже если допустить, что это правда.
– Беседовали. Он меня пригласил. Я ему нравлюсь. Кстати, он сказал что его дочь застрелили из маузера ППК, калибр 7,65. Это для вас новость?
– Дальше.
– И револьвер его собственный, приятель. Может быть, это кое-что меняет. Но не волнуйтесь. Не буду шарить по темным углам. У меня к вам дело личное. Где он получил свои ранения?
Грин молчал. Я услышал, как там у него хлопнула дверь. Потом он спокойно произнес:
– Может быть, его порезали в драке где-нибудь в Мексике.
– Бросьте, Грин, у вас же есть его отпечатки пальцев. Вы, конечно, отправили их в Вашингтон. И, конечно, получили ответ. Я всего-навсего спрашиваю, где он служил в войну.
– Кто сказал, что он вообще воевал?
– Ну, во-первых, Менди Менендес. Леннокс вроде бы спас ему жизнь и как раз тогда был ранен. Он попал в плен к немцам, и они перекроили ему лицо.
– Менендес? Вы верите этому сукину сыну? У вас с головой не в порядке.
Леннокс вообще не воевал. Ни в каком послужном списке его нет ни под каким именем. Вы довольны?
– Как прикажете, – ответил я. – Но не понимаю, с чего Менендес стал приезжать ко мне, врать с три короба и предупреждать, чтобы я не совал нос куда не надо, потому что они с Рэнди Старр из Вегаса – друзья Леннокса, и они не хотят, чтобы вокруг этого дела шла болтовня. В конце концов, Леннокса тогда уже на свете не было.
– Откуда я знаю, что в голове у бандита? – раздраженно спросил Грин.?
Может, пока Леннокс не женился на богатой и не остепенился, он был с ними в деле. Он одно время в клубе у Старра заведовал игорным залом. Там он с ней и познакомился. Улыбочка, поклон и смокинг. Следил, чтобы клиенты были довольны, и приглядывал за подставными игроками. Он с его шиком годился для такой работенки.
– Обаяния у него не отнимешь, – заметил я. – Вот в полиции это не требуется. Премного обязан, сержант. Как поживает капитан Грегориус?
– Ушел на пенсию. Вы что, газет не читаете?
– Уголовную хронику – нет. Слишком мрачно, сержант. – Я уже хотел попрощаться, но он меня остановил. – Что было от вас нужно м-ру Капиталу?
– Просто посидели, попили чайку. Визит вежливости. Сказал, что, может быть, подкинет мне работу. А также намекнул, – просто намекнул, между строк,? что любому блюстителю, который будет ко мне заедаться, не поздоровится.
– Он еще не начальник полиции, – сообщил Грин.
– С этим он не спорит. Сказал, что даже не покупает у начальников и прокуроров. Просто, когда он дремлет, они лежат и мурлыкают у него на коленях.
– Пошли вы к черту, – сказал Грин и бросил трубку. Трудное дело быть полицейским. Никогда не знаешь, кого можно топтать ногами, а кого нет.
Глава 34
Разбитый участок дороги от шоссе до поворота у холма колебался в раскаленном от полуденной жары воздухе. Кусты, разбросанные вокруг на выжженной земле, уже были выбелены гранитной пылью. От них несло чем-то тошнотворным. Веял горячий едкий ветерок. Я снял пиджак и закатал рукава, но дверца так нагрелась, что на нее нельзя было положить руку. Под дубом истомленно дремала лошадь на привязи. На земле сидел загорелый мексиканец и что-то ел из газеты. Перекати-поле лениво прошуршало через дорогу и уткнулось в обломок гранита, а сидевшая на камне ящерица исчезла, словно ее и не было.
Затем я обогнул холм. Здесь начался гладкий асфальт и другая страна.
Через пять минут я подъехал к дому Уэйдов, поставил машину, прошел по мощеной дорожке и позвонил в дверь. Открыл ее сам Уэйд, в коричнево-белой клетчатой рубашке с короткими рукавами, светло-голубых джинсах и домашних туфлях. Он загорел и выглядел хоть куда. На пальце у него было чернильное пятно, а на носу след сигаретного пепла.
Он провел меня в кабинет и уселся за письменный стол. На нем лежала толстая стопа желтой бумаги, вся исписанная. Я повесил пиджак на стул и сел на диван.
– Спасибо, что приехали, Марлоу. Выпьете?
У меня на лице появилось выражение, какое бывает, когда вам предлагает выпить алкоголик. Я сам это почувствовал. Он ухмыльнулся.
– Я пью кока-колу, – сообщил он.
– Понятливый вы, – сказал я. – Мне тоже сейчас не хочется. Выпью с вами кока-колы.
Он нажал на что-то ногой, и вскоре появился Кэнди. Вид у него был угрюмый. На нем были голубая рубашка, оранжевый шарф и никакой белой куртки.
Двухцветные черно-белые туфли, элегантные габардиновые брюки с высокой талией.
Уэйд велел принести кока-колу. Кэнди пристально взглянул на меня и удалился.
– Книга? – спросил я, указывая на исписанную кипу.
– Ara. Дерьмо.
– Да ладно вам. Сколько сделали?
– Почти две трети накропал. Чертовски мало. Слыхали, откуда писатель узнает, что он выдохся?
– Ничего про писателей не слыхал. – Я набил трубку.
– Когда начинает для вдохновения перечитывать свою прежнюю писанину.
Это точно. Здесь пятьсот страниц на машинке, больше ста тысяч слов. У меня книги толстые. Читатель любит толстые книги. Эти кретины думают, чем больше слов, тем лучше. Не решаюсь перечитать. И наполовину забыл, что я там насочинял. Просто боюсь взглянуть на собственную работу.
– А выглядите хорошо, – заметил я. – Прямо не верится. Вы, оказывается, сами не знали, какая у вас сила воли.
– Сейчас мне нужна не сила воли. Мне нужно такое, чего волей не добьешься. Вера в себя. Я писатель-неудачник, который потерял веру. У меня прекрасный дом, прекрасная жена и прекрасная репутация на книжном рынке. Но ни самом деле я хочу одного – напиться и забыть.
Он потер рукой подбородок и уставился перед собой.
– Эйлин говорит, я пытался застрелиться. Это правда?
– А вы не помните? Он покачал головой.
– Ни черта, помню только, что упал и разбил голову. А потом очнулся в постели. И вы рядом. Эйлин что, позвонила вам?
– Ara. Она вам не сказала?
– Она всю неделю не слишком разговорчива. Наверно, ей уже вот докуда дошло. – Он приставил ладонь к подбородку. – Спектакль, который Лоринг здесь устроил, тоже сыграл свою роль.
– М-с Уэйд сказала, что ей это все равно.
– А что ж она еще может сказать? Между прочим, это все выдумки, но она, наверно, мне не верит. Этот парень патологически ревнив. Стоит посидеть с его женой за выпивкой в уголке, немножко посмеяться, поцеловать ее на прощанье, как он тут же решает, что вы с ней спите. А причина в том, что он сам с ней не спит.
– Что мне нравится в Беспечной Долине, – заметил я, – так это, что все здесь живут благополучной, нормальной жизнью.
Он насупился. Тут открылась дверь, вошел Кэнди с двумя бутылочками кока-колы и налил стаканы. Один он поставил передо мной, не удостоив меня взглядом.
– Ленч давай через полчаса, – сказал Уэйд, – а где у нас белая куртка?
– Выходной у меня, – ответил Кэнди с каменным лицом. – Я не кухарка, босс.
– Ничего, обойдемся холодной закуской или сандвичами с пивом, – сказал Уэйд. – У кухарки тоже выходной, Кэнди. А у меня друг пришел на ленч, – Думаете, что он вам друг? – презрительно осведомился Кэнди. – Жену свою спросите. Уэйд откинулся в кресле и улыбнулся.
– Придержи язык, малыш. Тебе у нас неплохо живется. Часто я прошу одолжений, а?
Кэнди смотрел в пол. Через секунду поднял голову и усмехнулся.
– Ладно, босс. Надену куртку. Наверно, будет ленч. Он бесшумно повернулся и вышел. Уэйд смотрел, как за ним закрывается дверь. Пожав плечами, взглянул на меня.
– Раньше мы их называли прислугой. Теперь зовем помощниками по хозяйству. Интересно, когда мы начнем подавать им завтрак в постель. Слишком много я ему плачу. Избаловался.
– Платите за работу или за что-то еще?
– За что, например? – резко бросил он.
Я встал и передал ему сложенные желтые листы, – Прочтите-ка. Очевидно, вы не помните, что просили меня это разорвать.
Они были на машинке, под футляром.
Он развернул желтые странички, откинулся и стал читать. В стакане шипела нетронутая кока-кола. Читал он медленно, хмуро. Дойдя до конца, снова сложил листки и провел пальцем по краю.
– Эйлин это видела? – осторожно спросил он.
– Не знаю. Возможно.
– Бред какой, верно?
– Мне понравилось. Особенно про то, что из-за вас умер хороший человек.
Он снова развернул бумагу, злобно разодрал ее на длинные полоски и швырнул в корзину.
– В пьяном виде можно написать и сделать что угодно, – медленно произнес он. – Все это глупость. Кэнди меня не шантажирует. Он ко мне привязан.
– Может, вам лучше опять напиться. Вспомнили бы, о чем речь. И вообще, вдруг много что вспомнили бы. Мы уже об этом говорили – в ту ночь, когда раздался выстрел. Вероятно, секонал отшиб вам память. Но рассуждали вы вполне трезво. А теперь притворяетесь, что не помните, как сочинили эту штуку. Неудивительно, что вы не можете написать свою книгу, Уэйд.
Удивительтно, как вы вообще живете.
Он потянулся вбок и открыл ящик стола. Его рука, пошарив там, вынырнула с чековой книжкой. Он открыл ее и достал ручку.
– Я должен вам тысячу долларов, – спокойно сказал он. Сделал запись в книжке. Потом на втором листке. Вырвал чек, обошел вокруг стола и бросил его передо мной. – Теперь все в порядке?
Я откинулся, глядя на него, не притронулся к чеку и не стал отвечать.
Лицо у него было напряженное и измученное. Запавшие глаза ничего не выражали.
– Вероятно, вы думаете, что я ее убил и подставил Леннокса, – медленно сказал он. – Она и вправду была потаскуха. Но женщине не разбивают голову просто за то, что она потаскуха. Кэнди знает, что я у нее бывал. Самое смешное – я думаю, что он не скажет. Могу ошибаться, но так мне кажется.
– Это неважно, – сказал я. – Друзья Харлана Поттера его и слушать бы не стали. Кроме того, ее убили не этой бронзовой штукой. Ей прострелили голову из ее собственного револьвера.
– Может, у нее и был револьвер, – произнес он отрешенно. – Но я не знал, что ее застрелили. Об этом не писали.
– Не знали или забыли? – спросил я. – Да, об этом не писали.
– Чего вы от меня добиваетесь, Марлоу? – Голос у него стал сонный, почти ласковый. – Что я должен сделать? Рассказать жене? Полиции? Что в этом толку?
– Вы сказали, что из-за вас умер хороший человек.
– Это значит только, что если бы начали настоящее следствие, меня могли бы привлечь как одного – но только одного – из подозреваемых. И в моей жизни многое разрушилось бы.
– Я пришел не для того, чтобы обвинять вас в убийстве, Уэйд. Вас самого грызут сомнения. Известно, что вы проявляли агрессивность к своей жене.
Напившись, вы теряете рассудок. Что за довод -"женщине не разбивают голову оттого, что она потаскуха". Но ведь кто-то это сделал. А на парня, которого сделали козлом отпущения, это гораздо меньше похоже, чем на вас.
Он подошел к открытой стеклянной двери и остановился, глядя, как дрожит горячий воздух над озером. Отвечать ничего не стал. Не двинулся с места и тогда, когда раздался легкий стук в дверь и Кэнди вкатил тележку, покрытую хрустящей белой скатертью, на которой стояли блюда под серебряными крышками, кофейник и две бутылки пива.
– Пиво открыть, босс? – спросил он Уэйда.
– Принеси мне бутылку виски, – ответил Уэйд, не оборачиваясь.
– Извиняюсь, босс. Виски нету.
Уэйд резко обернулся и заорал на него, но Кэнди и глазом не моргнул.
Вытянув шею, он взглянул на чек, лежавший на журнальном столике. Разобрав, что там написано, посмотрел на меня и прошипел что-то сквозь зубы. Потом перевел взгляд на Уэйда.
– Я ухожу. У меня выходной.
Он повернулся и ушел. Уэйд засмеялся.
– Я и сам достану, – резко произнес он и вышел.
Я снял крышку с блюда и увидел аккуратные треугольные сандвичи. Взял один, налил себе пива и съел сандвич стоя. Вернулся Уэйд с бутылкой и стаканом. Он сел на диван, налил приличную порцию и одним махом выпил, У заднего крыльца послышался шум мотора. Наверное, это уехал Кэнди. Я взял второй сандвич.
– Садитесь поудобнее, – предложил Уэйд. – Будем убивать время до вечера.?
Он уже оживился. В голосе появилась бодрость.
– Что, Марлоу, не нравлюсь вам?
– Вы уже спрашивали, я вам ответил.
– Знаете что? Беспощадный же вы сукин сын. На все пойдете, чтобы докопаться до правды. С вас станет переспать с моей женой, пока я валяюсь пьяный и беспомощный за стенкой.
– Вы верите всему, что вам рассказывает этот специалист по метанию ножей?
Он налил себе еще виски и посмотрел его на свет.
– Нет, не всему. Красивый цвет у виски, правда? Утонуть в золотом потоке – не так уж плохо. «Исчезнуть в полночь и без всякой муки». Как там дальше? Ах, простите, вы же не знаете. Большая литература; Вы ведь, кажется, сыщик? Напомните-ка, зачем вы здесь оказались.
Он отпил глоток и ухмыльнулся. Потом увидел на столе чек. Взял его и прочел, держа поверх стакана.
– Выписан какому-то человеку по имени Марлоу. Интересно, почему и за что. Как будто моя подпись. Глупо с моей стороны. Слишком уж я доверчивый.
– Хватит ломать комедию, – грубо сказал я. – Где ваша жена?
Он вежливо поднял глаза.
– Моя жена будет дома в положенный час. Несомненно, к тому времени я отключусь, и она сможет развлекать вас, как ей заблагорассудится. Дом будет в вашем распоряжении.
– Где револьвер? – внезапно спросил я. Он вроде бы удивился. Я сказал, что в прошлый раз положил его в стол.
– Теперь его здесь нет, точно, – сказал он. – Можете поискать в ящиках, если угодно. Только копирку не воруйте.
Я подошел к столу и обшарил его. Нет револьвера. Интересная новость!
Возможо, его спрятала Эйлин.
– Слушайте, Уэйд, я спрашиваю, где ваша жена. По-моему, ей нужно приехать домой. Не ради меня, друг мой, а ради вас. Кто-то должен при вас побыть, а я не стану ни за какие коврижки.
Он бессмысленно смотрел в пространство, все еще держа чек. Поставив стакан, разорвал чек вдоль, потом еще раз и еще, а клочки бросил на пол.
– Очевидно, сумма слишком мала, – заметил он. – Дорого же вы берете за услуги. Даже тысяча долларов и моя жена в придачу вас не устраивают. Жаль, но прибавить не могу. Себе вот добавлю. – Он похлопал по бутылке.
– Я пошел, – заявил я.
– Но почему? Вы же хотели, чтобы я что-то вспомнил. Здесь, в бутылке, моя память. Имейте терпение, старина. Вот накачаюсь как следует и расскажу вам про всех женщин, которых убил.
– Ладно, Уэйд. Посижу еще немножко. Но не с вами. Если понадоблюсь, запустите стулом в стенку.
Я вышел, оставив дверь открытой. Прошел через большую гостиную, во внутренний дворик, поставил шезлонг в тень и растянулся в нем. Холмы за озером окутывала голубая дымка. От невысоких гор на западе потянуло океанским бризом. Он очищал воздух от пыли и жары. В Беспечной Долине стояло идеальное лето, как и положено. Фирма «Райские Кущи, Инк.», число акций строго ограничено. Только для лучших людей. Никаких уроженцев Центральной Европы. Только сливки, верхний слой, милые, прелестные люди. Вроде Лорингов и Уэйдов. Чистое золото.
Затем я обогнул холм. Здесь начался гладкий асфальт и другая страна.
Через пять минут я подъехал к дому Уэйдов, поставил машину, прошел по мощеной дорожке и позвонил в дверь. Открыл ее сам Уэйд, в коричнево-белой клетчатой рубашке с короткими рукавами, светло-голубых джинсах и домашних туфлях. Он загорел и выглядел хоть куда. На пальце у него было чернильное пятно, а на носу след сигаретного пепла.
Он провел меня в кабинет и уселся за письменный стол. На нем лежала толстая стопа желтой бумаги, вся исписанная. Я повесил пиджак на стул и сел на диван.
– Спасибо, что приехали, Марлоу. Выпьете?
У меня на лице появилось выражение, какое бывает, когда вам предлагает выпить алкоголик. Я сам это почувствовал. Он ухмыльнулся.
– Я пью кока-колу, – сообщил он.
– Понятливый вы, – сказал я. – Мне тоже сейчас не хочется. Выпью с вами кока-колы.
Он нажал на что-то ногой, и вскоре появился Кэнди. Вид у него был угрюмый. На нем были голубая рубашка, оранжевый шарф и никакой белой куртки.
Двухцветные черно-белые туфли, элегантные габардиновые брюки с высокой талией.
Уэйд велел принести кока-колу. Кэнди пристально взглянул на меня и удалился.
– Книга? – спросил я, указывая на исписанную кипу.
– Ara. Дерьмо.
– Да ладно вам. Сколько сделали?
– Почти две трети накропал. Чертовски мало. Слыхали, откуда писатель узнает, что он выдохся?
– Ничего про писателей не слыхал. – Я набил трубку.
– Когда начинает для вдохновения перечитывать свою прежнюю писанину.
Это точно. Здесь пятьсот страниц на машинке, больше ста тысяч слов. У меня книги толстые. Читатель любит толстые книги. Эти кретины думают, чем больше слов, тем лучше. Не решаюсь перечитать. И наполовину забыл, что я там насочинял. Просто боюсь взглянуть на собственную работу.
– А выглядите хорошо, – заметил я. – Прямо не верится. Вы, оказывается, сами не знали, какая у вас сила воли.
– Сейчас мне нужна не сила воли. Мне нужно такое, чего волей не добьешься. Вера в себя. Я писатель-неудачник, который потерял веру. У меня прекрасный дом, прекрасная жена и прекрасная репутация на книжном рынке. Но ни самом деле я хочу одного – напиться и забыть.
Он потер рукой подбородок и уставился перед собой.
– Эйлин говорит, я пытался застрелиться. Это правда?
– А вы не помните? Он покачал головой.
– Ни черта, помню только, что упал и разбил голову. А потом очнулся в постели. И вы рядом. Эйлин что, позвонила вам?
– Ara. Она вам не сказала?
– Она всю неделю не слишком разговорчива. Наверно, ей уже вот докуда дошло. – Он приставил ладонь к подбородку. – Спектакль, который Лоринг здесь устроил, тоже сыграл свою роль.
– М-с Уэйд сказала, что ей это все равно.
– А что ж она еще может сказать? Между прочим, это все выдумки, но она, наверно, мне не верит. Этот парень патологически ревнив. Стоит посидеть с его женой за выпивкой в уголке, немножко посмеяться, поцеловать ее на прощанье, как он тут же решает, что вы с ней спите. А причина в том, что он сам с ней не спит.
– Что мне нравится в Беспечной Долине, – заметил я, – так это, что все здесь живут благополучной, нормальной жизнью.
Он насупился. Тут открылась дверь, вошел Кэнди с двумя бутылочками кока-колы и налил стаканы. Один он поставил передо мной, не удостоив меня взглядом.
– Ленч давай через полчаса, – сказал Уэйд, – а где у нас белая куртка?
– Выходной у меня, – ответил Кэнди с каменным лицом. – Я не кухарка, босс.
– Ничего, обойдемся холодной закуской или сандвичами с пивом, – сказал Уэйд. – У кухарки тоже выходной, Кэнди. А у меня друг пришел на ленч, – Думаете, что он вам друг? – презрительно осведомился Кэнди. – Жену свою спросите. Уэйд откинулся в кресле и улыбнулся.
– Придержи язык, малыш. Тебе у нас неплохо живется. Часто я прошу одолжений, а?
Кэнди смотрел в пол. Через секунду поднял голову и усмехнулся.
– Ладно, босс. Надену куртку. Наверно, будет ленч. Он бесшумно повернулся и вышел. Уэйд смотрел, как за ним закрывается дверь. Пожав плечами, взглянул на меня.
– Раньше мы их называли прислугой. Теперь зовем помощниками по хозяйству. Интересно, когда мы начнем подавать им завтрак в постель. Слишком много я ему плачу. Избаловался.
– Платите за работу или за что-то еще?
– За что, например? – резко бросил он.
Я встал и передал ему сложенные желтые листы, – Прочтите-ка. Очевидно, вы не помните, что просили меня это разорвать.
Они были на машинке, под футляром.
Он развернул желтые странички, откинулся и стал читать. В стакане шипела нетронутая кока-кола. Читал он медленно, хмуро. Дойдя до конца, снова сложил листки и провел пальцем по краю.
– Эйлин это видела? – осторожно спросил он.
– Не знаю. Возможно.
– Бред какой, верно?
– Мне понравилось. Особенно про то, что из-за вас умер хороший человек.
Он снова развернул бумагу, злобно разодрал ее на длинные полоски и швырнул в корзину.
– В пьяном виде можно написать и сделать что угодно, – медленно произнес он. – Все это глупость. Кэнди меня не шантажирует. Он ко мне привязан.
– Может, вам лучше опять напиться. Вспомнили бы, о чем речь. И вообще, вдруг много что вспомнили бы. Мы уже об этом говорили – в ту ночь, когда раздался выстрел. Вероятно, секонал отшиб вам память. Но рассуждали вы вполне трезво. А теперь притворяетесь, что не помните, как сочинили эту штуку. Неудивительно, что вы не можете написать свою книгу, Уэйд.
Удивительтно, как вы вообще живете.
Он потянулся вбок и открыл ящик стола. Его рука, пошарив там, вынырнула с чековой книжкой. Он открыл ее и достал ручку.
– Я должен вам тысячу долларов, – спокойно сказал он. Сделал запись в книжке. Потом на втором листке. Вырвал чек, обошел вокруг стола и бросил его передо мной. – Теперь все в порядке?
Я откинулся, глядя на него, не притронулся к чеку и не стал отвечать.
Лицо у него было напряженное и измученное. Запавшие глаза ничего не выражали.
– Вероятно, вы думаете, что я ее убил и подставил Леннокса, – медленно сказал он. – Она и вправду была потаскуха. Но женщине не разбивают голову просто за то, что она потаскуха. Кэнди знает, что я у нее бывал. Самое смешное – я думаю, что он не скажет. Могу ошибаться, но так мне кажется.
– Это неважно, – сказал я. – Друзья Харлана Поттера его и слушать бы не стали. Кроме того, ее убили не этой бронзовой штукой. Ей прострелили голову из ее собственного револьвера.
– Может, у нее и был револьвер, – произнес он отрешенно. – Но я не знал, что ее застрелили. Об этом не писали.
– Не знали или забыли? – спросил я. – Да, об этом не писали.
– Чего вы от меня добиваетесь, Марлоу? – Голос у него стал сонный, почти ласковый. – Что я должен сделать? Рассказать жене? Полиции? Что в этом толку?
– Вы сказали, что из-за вас умер хороший человек.
– Это значит только, что если бы начали настоящее следствие, меня могли бы привлечь как одного – но только одного – из подозреваемых. И в моей жизни многое разрушилось бы.
– Я пришел не для того, чтобы обвинять вас в убийстве, Уэйд. Вас самого грызут сомнения. Известно, что вы проявляли агрессивность к своей жене.
Напившись, вы теряете рассудок. Что за довод -"женщине не разбивают голову оттого, что она потаскуха". Но ведь кто-то это сделал. А на парня, которого сделали козлом отпущения, это гораздо меньше похоже, чем на вас.
Он подошел к открытой стеклянной двери и остановился, глядя, как дрожит горячий воздух над озером. Отвечать ничего не стал. Не двинулся с места и тогда, когда раздался легкий стук в дверь и Кэнди вкатил тележку, покрытую хрустящей белой скатертью, на которой стояли блюда под серебряными крышками, кофейник и две бутылки пива.
– Пиво открыть, босс? – спросил он Уэйда.
– Принеси мне бутылку виски, – ответил Уэйд, не оборачиваясь.
– Извиняюсь, босс. Виски нету.
Уэйд резко обернулся и заорал на него, но Кэнди и глазом не моргнул.
Вытянув шею, он взглянул на чек, лежавший на журнальном столике. Разобрав, что там написано, посмотрел на меня и прошипел что-то сквозь зубы. Потом перевел взгляд на Уэйда.
– Я ухожу. У меня выходной.
Он повернулся и ушел. Уэйд засмеялся.
– Я и сам достану, – резко произнес он и вышел.
Я снял крышку с блюда и увидел аккуратные треугольные сандвичи. Взял один, налил себе пива и съел сандвич стоя. Вернулся Уэйд с бутылкой и стаканом. Он сел на диван, налил приличную порцию и одним махом выпил, У заднего крыльца послышался шум мотора. Наверное, это уехал Кэнди. Я взял второй сандвич.
– Садитесь поудобнее, – предложил Уэйд. – Будем убивать время до вечера.?
Он уже оживился. В голосе появилась бодрость.
– Что, Марлоу, не нравлюсь вам?
– Вы уже спрашивали, я вам ответил.
– Знаете что? Беспощадный же вы сукин сын. На все пойдете, чтобы докопаться до правды. С вас станет переспать с моей женой, пока я валяюсь пьяный и беспомощный за стенкой.
– Вы верите всему, что вам рассказывает этот специалист по метанию ножей?
Он налил себе еще виски и посмотрел его на свет.
– Нет, не всему. Красивый цвет у виски, правда? Утонуть в золотом потоке – не так уж плохо. «Исчезнуть в полночь и без всякой муки». Как там дальше? Ах, простите, вы же не знаете. Большая литература; Вы ведь, кажется, сыщик? Напомните-ка, зачем вы здесь оказались.
Он отпил глоток и ухмыльнулся. Потом увидел на столе чек. Взял его и прочел, держа поверх стакана.
– Выписан какому-то человеку по имени Марлоу. Интересно, почему и за что. Как будто моя подпись. Глупо с моей стороны. Слишком уж я доверчивый.
– Хватит ломать комедию, – грубо сказал я. – Где ваша жена?
Он вежливо поднял глаза.
– Моя жена будет дома в положенный час. Несомненно, к тому времени я отключусь, и она сможет развлекать вас, как ей заблагорассудится. Дом будет в вашем распоряжении.
– Где револьвер? – внезапно спросил я. Он вроде бы удивился. Я сказал, что в прошлый раз положил его в стол.
– Теперь его здесь нет, точно, – сказал он. – Можете поискать в ящиках, если угодно. Только копирку не воруйте.
Я подошел к столу и обшарил его. Нет револьвера. Интересная новость!
Возможо, его спрятала Эйлин.
– Слушайте, Уэйд, я спрашиваю, где ваша жена. По-моему, ей нужно приехать домой. Не ради меня, друг мой, а ради вас. Кто-то должен при вас побыть, а я не стану ни за какие коврижки.
Он бессмысленно смотрел в пространство, все еще держа чек. Поставив стакан, разорвал чек вдоль, потом еще раз и еще, а клочки бросил на пол.
– Очевидно, сумма слишком мала, – заметил он. – Дорого же вы берете за услуги. Даже тысяча долларов и моя жена в придачу вас не устраивают. Жаль, но прибавить не могу. Себе вот добавлю. – Он похлопал по бутылке.
– Я пошел, – заявил я.
– Но почему? Вы же хотели, чтобы я что-то вспомнил. Здесь, в бутылке, моя память. Имейте терпение, старина. Вот накачаюсь как следует и расскажу вам про всех женщин, которых убил.
– Ладно, Уэйд. Посижу еще немножко. Но не с вами. Если понадоблюсь, запустите стулом в стенку.
Я вышел, оставив дверь открытой. Прошел через большую гостиную, во внутренний дворик, поставил шезлонг в тень и растянулся в нем. Холмы за озером окутывала голубая дымка. От невысоких гор на западе потянуло океанским бризом. Он очищал воздух от пыли и жары. В Беспечной Долине стояло идеальное лето, как и положено. Фирма «Райские Кущи, Инк.», число акций строго ограничено. Только для лучших людей. Никаких уроженцев Центральной Европы. Только сливки, верхний слой, милые, прелестные люди. Вроде Лорингов и Уэйдов. Чистое золото.
Глава 35
Я пролежал так полчаса, пытаясь сообразить, что делать дальше. Часть моей души желала, чтобы он напился в дымину – посмотреть, что получится. Я думал, что ничего страшного с ним не случится в его собственном кабинете и в его собственном доме. Он мог снова упасть и разбиться, но для этого нужно пить долго. Он вливал в себя виски, как в бочку. И почему-то пьяные никогда сильно не расшибаются. Его снова могло обуять чувство вины. Скорее всего, на сей раз он просто заснет.
Другая часть души хотела бежать отсюда навсегда, но к этому внутреннему голосу я никогда не прислушивался. Если бы прислушивался, то остался бы в родном городке, работал бы в скобяной лавке, женился на дочке хозяина, завел пятерых ребятишек, читал бы им по воскресеньям юмористический раздел из газеты, давал подзатыльники за непослушание и собачился бы с женой из-за того, сколько им выделить карманных денег и какую программу разрешать смотреть по телевидению. Я мог бы даже разбогатеть – в масштабах городка: восьми комнатный дом, две машины в гараже, курица по воскресеньям и «Ридерз Дайджест» на столике в гостиной, у жены чугунный перманент, а у меня бетонные мозги. Нет уж, друзья, угощайтесь сами. Мне подавайте большой, мрачный, грязный, преступный город.
Я встал и вернулся в кабинет. Он сидел, вяло уставившись перед собой тусклыми глазами. Бутылка виски была уже наполовину пуста. Он взглянул на меня, как лошадь глядит через забор.
– Вам чего?
– Ничего. Все в порядке?
– Не приставайте. У меня на плече сидит человечек, рассказывает мне сказки.
Я взял с тележки еще сандвич и стакан пива. Прожевал сандвич и выпил пиво, прислонившись к письменному столу.
– Знаете что? – внезапно спросил он вполне ясным голосом. – У меня когда-то был секретарь. Для диктовки. Отказался от него. Мешало, что он сидит и ждет, когда я начну творить. Ошибка. Надо было бы его оставить.
Пошли бы слухи, что я гомосексуалист. Умники, которые не умеют писать и поэтому пишут рецензии, раздули бы это и сделали мне рекламу. Ворон ворону глаз не выклюет, понимаете. Все до единого педики, черт бы их побрал.
Педераст в наш век – главный арбитр по вопросам искусства, приятель.
Извращенцы теперь – главные люди.
– Почему теперь? Их вроде всегда хватало. Он на меня не посмотрел.
Говорил сам с собой. Но слышал, что я сказал.
– Конечно, еще тысячи лет назад. Особенно в эпохи расцвета искусств.
Афины, Рим, Ренессанс, елизаветинский период, романтизм во Франции – всюду их полно. Читали «Золотую ветвь»? Нет, слишком толстая книга для вас. Ну, хоть сокращенный вариант. Надо прочесть. Доказывает, что наши сексуальные привычки – чистая условность, вроде черного галстука к смокингу. Вот я. Пишу про секс, но у меня он весь в оборочках и нормальный.
Он взглянул на меня и усмехнулся.
– Знаете что? Я обманщик. В моих героях по два с половиной метра росту, а у героинь мозоли на заду от валяния в постели с задранными коленями.
Кружева и оборочки, шпаги и кареты, элегантность и беспечность, дуэли и благородная смерть. Все вранье. Они употребляли духи вместо мыла, зубы у них гнили, потому что их никогда не чистили, от ногтей пахло прокисшей подливкой. Французское дворянство мочилось у стен в мраморных коридорах Версаля, а когда вы, наконец, сдирали с прекрасной маркизы несколько слоев белья, первым делом оказывалось, что ей надо бы принять ванну. Об этом и надо писать.
– Что ж не пишете? Он фыркнул.
– Тогда жить пришлось бы в пятикомнатном доме в Комптоне, и то, если повезет. – Он потянулся к бутылке и похлопал по ней. – Скучаешь, подружка, поговорить тебе не с кем.
Он встал и вышел из комнаты, почти не шатаясь. Я стал ждать, ни о чем не думая. На озере затарахтела моторная лодка. Вскоре она появилась в поле зрения – нос высоко задран над водой, а на буксире шел крепкий загорелый парень на акваплане. Я подошел к стеклянным дверям и увидел, как она сделала лихой разворот. Слишком быстро, чуть не перевернулась. Парень на акваплане заплясал на одной ноге, теряя равновесие, потом свалился в воду. Лодка затормозила, человек подплыл к ней ленивым кролем, потом обратно по буксиру и перекатился животом на акваплан.
Уэйд вернулся со второй бутылкой виски. Моторка набрала скорость и ушла вдаль. Уэйд поставил новую бутылку рядом со старой. Сел и насупился.
– Черт побери, неужели вы все это выпьете? Он прищурился.
– Катись отсюда. Иди домой, помой там пол в кухне или еще что. Свет загораживаешь. – Язык у него опять еле ворочался. Успел приложиться в кухне, как обычно.
– Нужен буду, позовите.
– Я еще так низко не опустился, чтоб ты мне был нужен.
– Ладно, спасибо. Побуду, пока не вернется м-с Уэйд. Знаете такого ?
Фрэнка Марстона?
Он медленно поднял голову. Глаза у него разъезжались. Видно было, с каким трудом он берет себя в руки. Но на сей раз получилось. Лицо его утратило всякое выражение.
– Никогда не слыхал, – сказал он тщательно и очень медленно. – Кто он такой?
Когда я заглянул к нему в следующий раз, он спал с открытым ртом.
Волосы влажные от пота, виски от него несло на милю. Губы растянуты, словно в гримасе, язык, обложен и на вид совсем сухой.
Одна из бутылок была пуста. В стакане на столе оставалось около двух дюймов виски, а другая бутылка была полна на три четверти. Пустую я поставил на тележку, выкатил ее из комнаты, потом вернулся, закрыл стеклянные двери и опустил жалюзи. Моторная лодка могла вернуться и разбудить его. Я прикрыл дверь в кабинет.
Тележку я привез на кухню – белую с голубым, просторную и пустую. Я так и не наелся. Съел еще один сандвич, допил пиво, потом налил себе чашку кофе.
Пиво выдохлось, но кофе был еще горячий. Затем я опять вышел во дворик.
Прошло довольно много времени, и озеро снова вспорола моторка. Было почти четыре часа, когда я услышал далекий гуд перешедший в оглушительный вой.
Надо бы запретить это по закону. Может, и есть такой закон, но парень в моторке плевать на него хотел. Бывают люди, которые обожают нарушать чужой покой. Я спустился к берегу.
На этот раз трюк удался. Водитель на повороте притормозил, и загорелый малый на акваплане откинулся назад, борясь с центробежной силой. Доска почти вышла из воды, скользя на одном краю, затем моторка выровняла курс, спортсмен удержался на акваплане, они умчались, и тем все кончилось. Волны от моторки подкатились к моим ногам? Они бились об опоры причала и подбрасывали вверх-вниз лодку на привязи. Когда я повернул обратно к дому, они еще не успокоились.
Другая часть души хотела бежать отсюда навсегда, но к этому внутреннему голосу я никогда не прислушивался. Если бы прислушивался, то остался бы в родном городке, работал бы в скобяной лавке, женился на дочке хозяина, завел пятерых ребятишек, читал бы им по воскресеньям юмористический раздел из газеты, давал подзатыльники за непослушание и собачился бы с женой из-за того, сколько им выделить карманных денег и какую программу разрешать смотреть по телевидению. Я мог бы даже разбогатеть – в масштабах городка: восьми комнатный дом, две машины в гараже, курица по воскресеньям и «Ридерз Дайджест» на столике в гостиной, у жены чугунный перманент, а у меня бетонные мозги. Нет уж, друзья, угощайтесь сами. Мне подавайте большой, мрачный, грязный, преступный город.
Я встал и вернулся в кабинет. Он сидел, вяло уставившись перед собой тусклыми глазами. Бутылка виски была уже наполовину пуста. Он взглянул на меня, как лошадь глядит через забор.
– Вам чего?
– Ничего. Все в порядке?
– Не приставайте. У меня на плече сидит человечек, рассказывает мне сказки.
Я взял с тележки еще сандвич и стакан пива. Прожевал сандвич и выпил пиво, прислонившись к письменному столу.
– Знаете что? – внезапно спросил он вполне ясным голосом. – У меня когда-то был секретарь. Для диктовки. Отказался от него. Мешало, что он сидит и ждет, когда я начну творить. Ошибка. Надо было бы его оставить.
Пошли бы слухи, что я гомосексуалист. Умники, которые не умеют писать и поэтому пишут рецензии, раздули бы это и сделали мне рекламу. Ворон ворону глаз не выклюет, понимаете. Все до единого педики, черт бы их побрал.
Педераст в наш век – главный арбитр по вопросам искусства, приятель.
Извращенцы теперь – главные люди.
– Почему теперь? Их вроде всегда хватало. Он на меня не посмотрел.
Говорил сам с собой. Но слышал, что я сказал.
– Конечно, еще тысячи лет назад. Особенно в эпохи расцвета искусств.
Афины, Рим, Ренессанс, елизаветинский период, романтизм во Франции – всюду их полно. Читали «Золотую ветвь»? Нет, слишком толстая книга для вас. Ну, хоть сокращенный вариант. Надо прочесть. Доказывает, что наши сексуальные привычки – чистая условность, вроде черного галстука к смокингу. Вот я. Пишу про секс, но у меня он весь в оборочках и нормальный.
Он взглянул на меня и усмехнулся.
– Знаете что? Я обманщик. В моих героях по два с половиной метра росту, а у героинь мозоли на заду от валяния в постели с задранными коленями.
Кружева и оборочки, шпаги и кареты, элегантность и беспечность, дуэли и благородная смерть. Все вранье. Они употребляли духи вместо мыла, зубы у них гнили, потому что их никогда не чистили, от ногтей пахло прокисшей подливкой. Французское дворянство мочилось у стен в мраморных коридорах Версаля, а когда вы, наконец, сдирали с прекрасной маркизы несколько слоев белья, первым делом оказывалось, что ей надо бы принять ванну. Об этом и надо писать.
– Что ж не пишете? Он фыркнул.
– Тогда жить пришлось бы в пятикомнатном доме в Комптоне, и то, если повезет. – Он потянулся к бутылке и похлопал по ней. – Скучаешь, подружка, поговорить тебе не с кем.
Он встал и вышел из комнаты, почти не шатаясь. Я стал ждать, ни о чем не думая. На озере затарахтела моторная лодка. Вскоре она появилась в поле зрения – нос высоко задран над водой, а на буксире шел крепкий загорелый парень на акваплане. Я подошел к стеклянным дверям и увидел, как она сделала лихой разворот. Слишком быстро, чуть не перевернулась. Парень на акваплане заплясал на одной ноге, теряя равновесие, потом свалился в воду. Лодка затормозила, человек подплыл к ней ленивым кролем, потом обратно по буксиру и перекатился животом на акваплан.
Уэйд вернулся со второй бутылкой виски. Моторка набрала скорость и ушла вдаль. Уэйд поставил новую бутылку рядом со старой. Сел и насупился.
– Черт побери, неужели вы все это выпьете? Он прищурился.
– Катись отсюда. Иди домой, помой там пол в кухне или еще что. Свет загораживаешь. – Язык у него опять еле ворочался. Успел приложиться в кухне, как обычно.
– Нужен буду, позовите.
– Я еще так низко не опустился, чтоб ты мне был нужен.
– Ладно, спасибо. Побуду, пока не вернется м-с Уэйд. Знаете такого ?
Фрэнка Марстона?
Он медленно поднял голову. Глаза у него разъезжались. Видно было, с каким трудом он берет себя в руки. Но на сей раз получилось. Лицо его утратило всякое выражение.
– Никогда не слыхал, – сказал он тщательно и очень медленно. – Кто он такой?
Когда я заглянул к нему в следующий раз, он спал с открытым ртом.
Волосы влажные от пота, виски от него несло на милю. Губы растянуты, словно в гримасе, язык, обложен и на вид совсем сухой.
Одна из бутылок была пуста. В стакане на столе оставалось около двух дюймов виски, а другая бутылка была полна на три четверти. Пустую я поставил на тележку, выкатил ее из комнаты, потом вернулся, закрыл стеклянные двери и опустил жалюзи. Моторная лодка могла вернуться и разбудить его. Я прикрыл дверь в кабинет.
Тележку я привез на кухню – белую с голубым, просторную и пустую. Я так и не наелся. Съел еще один сандвич, допил пиво, потом налил себе чашку кофе.
Пиво выдохлось, но кофе был еще горячий. Затем я опять вышел во дворик.
Прошло довольно много времени, и озеро снова вспорола моторка. Было почти четыре часа, когда я услышал далекий гуд перешедший в оглушительный вой.
Надо бы запретить это по закону. Может, и есть такой закон, но парень в моторке плевать на него хотел. Бывают люди, которые обожают нарушать чужой покой. Я спустился к берегу.
На этот раз трюк удался. Водитель на повороте притормозил, и загорелый малый на акваплане откинулся назад, борясь с центробежной силой. Доска почти вышла из воды, скользя на одном краю, затем моторка выровняла курс, спортсмен удержался на акваплане, они умчались, и тем все кончилось. Волны от моторки подкатились к моим ногам? Они бились об опоры причала и подбрасывали вверх-вниз лодку на привязи. Когда я повернул обратно к дому, они еще не успокоились.