Заметно было, что Уолдо собирался в спешке и что-то не давало ему покоя, когда он направлялся под пули своего старого дружка.
   Я вернулся в гостиную, откинул кровать от стены и заглянул за зеркальную дверь в гардеробную, потом откинул кровать еще больше. Тут я перестал искать ожерелье. Я нашел человека.
   Он был невысокий, с седыми висками, очень смуглый, в бежевом костюме с галстуком винного цвета. Аккуратные смуглые руки бессильно свисали по бокам.
   Маленькие ноги в остроносых блестящих ботинках почти касались пола.
   Он был привязан к металлической спинке кровати ремнем, захлестнутым вокруг шеи. Язык у него был высунут не правдоподобно далеко, я и не знал, что такое бывает.
   Все это мне не понравилось, поэтому я задвинул кровать на место, и он уютно устроился там между двумя подушками. Я к нему так и не притронулся. И без того было ясно, что он холодный как лед.
   Я вошел в гардеробную и обтер платком дверные ручки. Вещей почти не было – так, всякая мелочь, необходимая одинокому мужчине.
   Выйдя оттуда, я все-таки занялся покойником. Бумажника при нем не было.
   Уолдо, конечно, забрал его и выбросил. Плоская наполовину пустая коробочка для сигар с надписью золотом: Louis Tapia y Sia, Calle de Paysandu, 19, Montevideo. Спички из клуба «Спецциа». Под мышкой – кобура из грубой темной кожи, в ней маузер тридцать восьмого калибра.
   Маузер свидетельствовал о том, что его хозяин профессионал, от этого мне стало как-то легче. Впрочем, не такой уж классный профессионал, иначе его не прикончили бы голыми руками, когда в кобуре спокойно лежало оружие, которым можно стену разнести.
   Кое в чем я разобрался, но не до конца. Были выкурены четыре коричневые сигареты, значит, либо он здесь сидел в ожидании, либо они беседовали.
   Потом, должно быть, Уолдо схватил человечка за горло и прижал так, что тот через секунду потерял сознание, и толку от его маузера оказалось не больше, чем от зубочистки. Потом Уолдо повесил его на ремне, возможно, уже мертвого.
   Из-за этого, видно, Уолдо и спешил забрать из квартиры все свои вещи, а потом нервничал, не застав в условленном месте Лолу. Из-за спешки, кстати, он и машину возле бара оставил незапертой.
   Все эти объяснения вполне годились, если человечка убил Уолдо, если это и вправду была квартира Уолдо и вообще если меня не водили за нос.
   Я снова стал рыться в карманах убитого. В левом кармане брюк нашел золотой перочинный ножик, несколько серебряных монет. В левом заднем кармане – аккуратно сложенный надушенный платок. В правом – еще один, не сложенный, но чистый. В правом боковом – штук пять бумажных платков. Чистюля... Под бумажными платками был футлярчик с четырьмя новенькими ключами от машины. На нем золотом было написано: "Компания Р. К. Фогельзанг, Инк. Магазины фирмы «Паккард».
   Я положил все на место, задвинул кровать, вытер платком ручки, а также другие выступы и поверхности, выключил свет и высунул нос за дверь. Коридор был пуст. Я спустился на улицу и свернул за угол. «Кадиллак» стоял все там же.
   Я открыл дверцу и оперся на нее. Лола, казалось, так и не сменила позы.
   Выражение ее лица трудно было разглядеть. Да и вообще трудно было что-нибудь разглядеть, кроме ее глаз и подбородка. Легко улавливался лишь запах сандалового дерева.
   – От этих духов, – сказал я, – и священник спятит... Жемчуга там нет.
   Что ж, спасибо за попытку, – сказала она мягким вибрирующим голосом.Наверное, переживу. Теперь... Нам нужно?.. Или...
   – Вы поезжайте домой, – велел я. – И что бы ни случилось – вы меня никогда в жизни не видели. Что бы ни случилось. Возможно, вы меня никогда больше и не увидите.
   – Было бы очень жаль.
   – Удачи вам, Лола. – Я захлопнул дверцу и отступил.
   Вспыхнули фары, заворчал мотор. Большая машина медленно развернулась против ветра и скрылась за поворотом. Я остался стоять на тротуаре.
   Уже совсем стемнело. Я стоял и смотрел на багажник новенького «паккарда» – того, что видел и раньше на этом же месте, перед машиной Лолы.
   Справа на блестящем ветровом стекле – синяя наклейка, И у меня в голове всплыла связка ключей в футляре с надписью "Магазин фирмы «Паккард», та самая связка, которую я нашел в кармане у мертвеца.
   Я обошел машину и осветил наклейку карманным фонариком. Верно – тот самый магазин. Под названием фирмы чернилами – имя и адрес: Эжени Колченко, Западный Лос-Анджелес, Арвиеда, 5315.
   Бред какой-то. Я вернулся в квартиру 31, открыл дверь тем же способом, откинул кровать и вынул футляр с ключами из кармана брюк аккуратного смуглого покойника. Через несколько минут я был снова на улице возле машины.
   Ключи подошли.

Глава 5

   Дом был небольшой, он стоял на краю каньона, окруженный чахлыми эвкалиптами. В доме напротив явно шла вечеринка – из тех, на которых гости непременно выскакивают на улицу и с воплями бьют бутылки о тротуар, словно болельщики после футбольного матча между Иелем и Принстоном.
   Дом был огорожен проволочной сеткой, за ней виднелись несколько розовых кустов, мощеная дорожка и гараж – он был пуст, двери распахнуты настежь. Я позвонил. Пришлось довольно долго ждать, потом дверь внезапно распахнулась.
   Женщина явно ожидала не меня. Это было понятно по выражению ее блестящих, сильно подведенных глаз. Это была высокая, худая, хищная брюнетка – щеки сильно нарумянены, густые черные волосы уложены на прямой пробор, во рту легко поместится трехслойный бутерброд. На ней была коралловая с золотом пижама, ногти на ногах позолочены. В мочках ушей легонько позвякивали миниатюрные храмовые колокольчики. Она медленно и презрительно повела сигаретой, вставленной в мундштук длиной с бейсбольную биту.
   – Ну что такой, молодой человек? Что такой нужно? Заблудился с интересной вечеринка напротив?
   – Ха-ха, – сказал я. – Ну и веселье там, да? Нет, я просто пригнал вашу машину. У вас ведь пропала машина?
   Во дворе дома напротив кто-то корчился в белой горячке, а квартет смешанного состава рвал остатки вечера в клочья и изо всех сил старался звучать как можно безобразнее. Экзотическая брюнетка и глазом не моргнула.
   Ее нельзя было назвать красавицей или даже хорошенькой, но она была из тех женщин, вокруг которых всегда что-то происходит.
   – Что вы сказал? – наконец осведомилась она голосом нежным, как подгоревшая корка.
   – Вот ваша машина. – Я показал через плечо на «паккард», не спуская с нее глаз.
   Длинный мундштук медленно опустился, и из него выпала сигарета. Я шагнул вперед, чтобы наступить на окурок и загасить его, – и так очутился в передней. Женщина попятилась, и я закрыл за собой дверь.
   В передней мерцали розовым светом лампы в железных бра. Сзади виднелся занавес из нанизанных на нити бус, на полу лежала тигровая шкура. Все это было в ее стиле.
   – Вы мисс Колченко? – спросил я, видя, что она не торопится начать беседу.
   – Да-а. Я мисс Колченко. Какой черт вам нужно?
   Теперь она смотрела на меня, словно я пришел мыть окна, но перепутал назначенное время.
   Я достал визитную карточку и протянул ей. Она прочла ее издали, не двигаясь с места.
   – Сыщик? – выдохнула она.
   – Ara.
   Она сказала что-то на непонятном языке, словно плюнула. Потом продолжала по-английски:
   – Входите! Проклятый ветер сушит моя кожа как бумага.
   – Мы с вами уже вошли, – сообщил я. – Видите, я даже дверь закрыл.
   Кончайте играть в Назимову (Алла Назимова (1879-1945) – американская актриса русского происхождения. Звезда театра и кино). Кто он был – этот маленький человечек?
   За занавесом из бус раздался мужской кашель. Мисс Колчеико подскочила, словно уколотая. Потом попыталась улыбнуться.
   – Заплатить вам? – спросила она. – Вы ждать здесь, ладно? Десять доллар хороший оплата, нет?
   – Нет, – сказал я.
   Я нацелился на нее указательным пальцем и сообщил:
   – Он убит.
   Она подпрыгнула фута на три и издала вопль.
   Резко скрипнул стул. За занавеской послышались тяжелые шаги, чья-то большая рука отдернула ее, и мы очутились в обществе крупного блондина, весьма сурового на вид. Поверх пижамы на нем был лиловый халат, в кармане которого он что-то сжимал правой рукой. Он стоял неподвижно, расставив ноги и выпятив челюсть; его бесцветные глаза напоминали серые ледышки. Я подумал, что на футбольном поле мяч у такого отобрать трудновато.
   – Что случилось, дорогая? – Голос у него был солидный, уверенный.
   – Я насчет машины мисс Колченко, – объяснил я.
   – Сперва можно бы и шляпу снять, – заметил он. – Для разминки.
   Я снял шляпу и извинился.
   – О'кей, – отозвался он, продолжая держать правую руку в лиловом кармане. – Значит, вы насчет машины мисс Колченко. И что дальше?
   Я протиснулся мимо женщины и подошел к нему поближе. Женщина отшатнулась к стене. Дама с камелиями из школьной постановки. Длинный мундштук валялся у ее ног.
   Когда я очутился в двух метрах от рослого мужчины, он небрежно сказал:
   – Я вас и оттуда слышу. Спокойно. У меня в кармане пистолет, и меня научили, как с ним обращаться. Так что там насчет машины?
   – Человек, который ее взял, не может вернуть ее обратно, – сказал я и сунул ему в лицо визитку, которую все еще держал в руке. Он взглянул на нее мельком и перевел взгляд снова на меня.
   – Ну и что? – спросил он.
   – Вы всегда такой грозный? – осведомился я. – Или только когда на вас пижама?
   – Так почему он не смог пригнать ее сам? – спросил он. – И без шуточек.
   Смуглая женщина издала приглушенный звук где-то у меня за плечом.
   – Все в порядке, котик, – сказал мужчина. – Я с этим разберусь. Ну, дальше что?
   Женщина проскользнула мимо нас и исчезла за занавесом из бус.
   Я немножко подождал. Рослый человек пальцем не шевельнул. Волнения он проявлял не больше, чем жаба, которая греется на солнышке.
   – Он не смог ее пригнать, потому что кто-то его прихлопнул, – сказал я.Посмотрим, как вы с этим разберетесь.
   – Вот как? И что же, вы привезли его с собой как вещественное доказательство?
   – Нет, – отвечал я. – Но если вы наденете галстук и цилиндр, я вас отвезу туда, где он находится.
   – Какого черта, да кто вы такой?
   – Я думал, может, вы читать умеете. – Я снова подержал перед ним визитку.
   – Понятно, – сказал он. – Филип Марлоу, частный детектив. Ну-ну. Так куда я должен с вами ехать и на кого смотреть?
   – Может быть, он эту машину украл, – предположил я.
   Рослый кивнул.
   – Это мысль. Может, и украл. А кто он такой?
   – Смуглый человечек, у которого в кармане были от нее ключи. Он поставил ее возле дома «Берглунд». Он обдумал это без видимого волнения.
   – Что-то вы, конечно, знаете, – заявил он, – Немного. Так, чуть-чуть. У полиции, наверное, сегодня выходной. Вот вы за них и отдуваетесь.
   – То есть как?
   – На карточке написано «частный сыщик», – сказал он. – А на улице небось полицейские ждут, стесняются зайти?
   – Нет, я один.
   Он усмехнулся. Сквозь загар у него на лице обозначились светлые морщинки.
   – Значит, вы нашли покойника, взяли ключи, сели в машину и прикатили сюда – совсем один. Без полиции. Верно?
   – Верно. Он вздохнул.
   – Что же, заходите, – пригласил он и отдернул занавес, пропуская меня в комнату. – Может, у вас есть интересные идеи, стоит послушать.
   Я прошел мимо него, и он повернулся вслед за мной, придерживая свой тяжелый карман. Тут я заметил у него на лице капли пота. Может быть, он взмок от горячего ветра...
   Мы очутились в гостиной, сели и посмотрели друг на друга. На темном полу было разбросано несколько индейских и турецких ковров, которые неплохо смотрелись со слегка потертой мягкой мебелью. Еще здесь был камин, небольшое пианино, китайская ширма, высокий китайский светильник на подставке тикового дерева, а на окнах золотистые сетчатые занавески. Окна, выходившие на юг, были открыты. Фруктовое дерево с беленым стволом скрипело от порывов ветра, и этот скрип сливался с шумом вечеринки на противоположной стороне улицы.
   Хозяин откинулся в гобеленовом кресле и положил ноги в домашних туфлях на скамеечку. Правую руку он по-прежнему держал в кармане.
   Брюнетка маячила в тени. Там что-то булькнуло, звякнули храмовые колокольчики в ее ушах.
   – Все в порядке, – лапушка, – сказал мужчина. – Ничего особенного. Кто-то кого-то там пришил, и этот парень считает, что нам это интересно. Садись и не волнуйся.
   Женщина запрокинула голову и влила себе в глотку полстаканчика виски.
   Она вздохнула, сказала «черт побери», явно никого и ничего не имея в виду, и свернулась калачиком на диване. Ноги у нее были что надо. Из полутемного угла, где она притаилась, поблескивали ее позолоченные ногти.
   Я достал сигарету – при этом он, слава богу, не стал в меня стрелять,закурил и начал рассказывать. Не всю правду, так, кое-что. Я сказал им про дом «Берглунд», и что я там живу, и что Уолдо тоже жил там в квартире подо мной, и что у меня как у сыщика были причины за ним наблюдать.
   – Какой Уолдо? – осведомился блондин, – И какие причины?
   – Мистер, – возразил я, – а у вас разве нет секретов? Он побагровел.
   Я рассказал ему про бар напротив и про то, что там случилось. Про набивной жакет «фигаро» и женщину, которой он принадлежал, я не стал рассказывать. Я вообще о ней не сказал ни слова.
   – Я работал втихую – так было нужно, – сказал я. – Понимаете? В полиции я никому не сказал, что знал Уолдо. Потом, когда я понял, что они еще не знают, где он жил, я позволил себе осмотреть его квартиру.
   – Что же вы искали? – осведомился рослый человек сдавленным голосом.
   – Кое-какие письма. Попутно могу сообщить, что там вообще не оказалось ничего – только мертвец. Задушен и подвешен на ремне к спинке откидной кровати – чтоб не сразу нашли. Невысокий, лет сорока пяти, похож на латиноамериканца, хорошо одетый, в бежевом...
   – Хватит, Марлоу, – сказал рослый. – Считайте, что я клюнул. Вы расследовали дело о шантаже?
   – Ara. Самое смешное, что у этого смуглого человечка под мышкой была приличная пушка.
   – А у него в кармане случайно не было пятисот долларов, двадцатками? Не заметили?
   – Не было. Но при Уолдо, когда его убили в баре, было больше семисот наличными.
   – Да, не думал я, что этот Уолдо такой шустрый, – спокойно заметил мой собеседник. – Пришиб моего парня, и выкуп забрал, и на пушку не посмотрел.
   Уолдо был вооружен?
   – При нем оружия не нашли.
   – Дай нам выпить, солнышко, – распорядился рослый. – Да, промахнулся я с этим Уолдо на целую милю.
   Брюнетка подала нам виски с содовой и со льдом. Сама приняла еще порцию неразбавленного и снова свернулась на диване, устремив на меня мрачный взгляд блестящих черных глаз.
   – Ваше здоровье, – сказал рослый, приветственно подняв стакан. – Я никого не убивал, но теперь мне грозит бракоразводный процесс. Вы, по вашим словам, тоже никого не убивали, но вляпались в историю с полицией. Что за чертова жизнь – сплошные неприятности, куда ни кинь. У меня-то хоть есть вот это солнышко. Она русская, познакомились мы в Шанхае. Надежная, как сейф, а вид такой, будто глотку тебе перережет ни за грош. Это мне в ней и нравится.
   Полна обаяния, и никакого риска.
   – Глупости говоришь, – уронила женщина.
   – Вы, на мой взгляд, вроде как ничего, – продолжал рослый, не обращая на нее внимания. – Хоть и легавый. Выход есть какой-нибудь?
   – Есть. Но будет стоить денег.
   – Так я и думал. Сколько?
   – Скажем, еще пятьсот.
   – Черт побрал этот горячий ветер, он меня сушит как пепел от любовь,грустно объявила русская.
   – Пятьсот – это можно, – сказал блондин, – и что я буду за это иметь?
   – Если у меня получится, про вас никто не узнает. Если нет – вы ничего не платите.
   Он задумался. Лицо у него сделалось морщинистым и усталым. Бусинки пота поблескивали в коротких светлых волосах.
   – Об убийстве вам придется рассказать в полиции, – проворчал он. – Я имею в виду, об этом втором убийстве. И я так и не выкупил то, что хотел. Если бы все было шито-крыто, я бы хотел получить это прямо из первых рук.
   – Кто был смуглый человечек? – спросил я.
   – Леон Валенсанос, он уругваец. Это я его сюда импортировал. Мне по работе приходится много ездить. Служил он в клубе «Спецциа» на «Жулик-стрит»
   – знаете, это Сансет-бульвар рядом с Беверли Хиллз. Он был, по-моему, крупье. Я дал ему пятьсот долларов, чтобы он пошел к этому... этому Уолдо и выкупил у него счета за вещи, которые приобретала для себя мисс Колченко, а оплачивал я. Сглупил я, верно? Я хранил счета в портфеле, и этот Уолдо сумел их стащить. Как, по-вашему, что там между ними произошло?
   Я отхлебнул из стакана.
   – Возможно, ваш уругвайский приятель нагрубил Уолдо, и тот завелся.
   Тогда, наверное, уругваец решил, что маузер – самый лучший аргумент, но тут Уолдо его опередил. Я бы не сказал, что Уолдо был настоящим убийцей.
   Шантажисты обычно не такие. Может, он просто разозлился и не рассчитал – слишком сильно вцепился вашему парню в горло. Тут ему стало ясно, что надо скорее смываться. Но у него была назначена еще одна встреча – тут ему тоже должны были заплатить. Он стал носиться по окрестностям в поисках этого человека. И случайно налетел на бывшего приятеля, который оказался такой злой и такой пьяный, что с ходу его прикончил.
   – Чертовски много совпадений во всей этой истории, – сказал рослый.
   – Ветер горячий, – усмехнулся я. – Все сегодня словно спятили.
   – И за мои пятьсот долларов вы ничего не гарантируете? Значит, если обо мне узнают, я вам ничего не должен. Верно?
   – Верно, – подтвердил я, сердечно улыбаясь.
   – Спятили все – это точно, – сказал он и осушил свой стакан. – Тут я не спорю.
   – Только вот еще что, – мягко сказал я, подавшись вперед. – Уолдо оставил возле бара, где его убили, незапертую машину и мотор не выключил – чтобы сразу удрать. В ней сбежал убийца. Тут можно всего ожидать. Понимаете, наверное, все пожитки Уолдо были в этой машине.
   – В том числе мои счета и ваши письма.
   – Вот именно. Правда, с полицией в таких случаях можно сговориться – если вы им не годитесь для большой рекламы. Если не годитесь – я как-нибудь их обведу вокруг пальца. Если годитесь – тогда дело другое. Как, вы сказали, вас зовут?
   Ответа пришлось ждать долго. Дождавшись же, я вовсе не обрадовался, хотя все сразу и стало на свои места.
   – Фрэнк Барсали, – сказал он.
   Немного погодя его русская подруга вызвала мне такси. Когда я уезжал, вечеринка напротив приближалась к кульминации. Впрочем, стены дома еще не рухнули.

Глава 6

   Отпирая застекленное парадное «Берглунда», я учуял полисмена. Я глянул на свои часы, было почти три часа ночи. В темном углу вестибюля на стуле дремал человек, прикрыв лицо газетой и вытянув здоровенные ноги. Уголок газеты ритмично вздымался и падал.
   Я прошел к лифту и поднялся к себе. Прокрался по коридору, отпер свою дверь, распахнул ее и протянул руку к выключателю.
   Цепочка висячего выключателя звякнула, и вспыхнул торшер возле кресла, рядом со столиком, на котором по-прежнему валялись шахматные фигурки.
   Коперник развалился в кресле. На лице его застыла неприятная усмешка.
   Невысокий смуглый Ибарра сидел напротив него, слева от меня, молча, со своей обычной улыбочкой.
   Коперник оскалил желтые лошадиные зубы и сказал:
   – Привет. Давненько не видались. С девушками гуляешь?
   Я закрыл дверь, снял шляпу и медленно вытер затылок.
   Коперник по-прежнему усмехался. Ибарра смотрел в пространство спокойными темными глазами.
   – Присаживайся, приятель, – пригласил меня Коперник. Располагайся как дома. Давай кой-чего обсудим. До чего ж я ненавижу эту ночную работенку. Ты знаешь, что у тебя выпивка кончается?
   – Догадываюсь, – сказал я и прислонился к стене. Коперник продолжал усмехаться.
   – Всегда терпеть не мог частных сыщичков, – заявил он, – но такого шанса с ними поквитаться, как сегодня, мне еще не выпадало.
   Он лениво протянул руку вниз, поднял с пола набивной жакет «фигаро» и бросил его на столик. Снова потянулся и выложил рядом широкополую женскую шляпу.
   – Здорово тебе, наверное, идут эти вещички, – сказал он.
   Я взял стул, повернул его и оседлал. Положил скрещенные руки на спинку и посмотрел на Коперника.
   Он очень медленно встал – нарочито медленно подошел ко мне и остановился, одергивая пиджак. Потом вскинул правую руку и ударил меня открытой ладонью наискось по лицу, очень сильно. Было больно, но я не шелохнулся.
   Ибарра смотрел на стену, или в пол, или вообще никуда.
   – Стыдно, приятель, – лениво произнес Коперник. – Что ж ты так обращаешься с такими шикарными тряпками? Засунул под свои старые рубашки.
   Тошнит меня от вас, мелких легашей...
   Он еще немного постоял надо мной. Я молчал и не двигался. Смотрел в его стеклянные глаза пьяницы. Он стиснул было кулак, потом пожал плечами, повернулся и пошел к креслу.
   – О'кей, – сказал он. – Пока хватит с тебя. Где ты взял эти вещи?
   – Это вещи одной женщины.
   – Ну да. Одной женщины. Ах ты, нахальный ублюдок! Я тебе скажу, какой женщины. Той самой, про которую парень по имени Уолдо спрашивал в баре напротив – всего за две минуты до того, как его пристрелили. Про это ты позабыл, верно?
   Я ничего не ответил.
   – Ты ведь и сам ею интересовался, – ухмыльнулся Коперник. – Ишь какой умник. Одурачил меня.
   – Для этого большого ума не надо, – сказал я.
   Лицо у него внезапно исказилось, и он начал было вставать на ноги.
   Ибарра неожиданно засмеялся, негромко, словно про себя. Взгляд Коперника метнулся к нему и застыл. Потом он снова повернулся и посмотрел на меня мягко и вкрадчиво.
   – Ты итальяшке по душе пришелся, – сообщил он. – Молодцом тебя считает.
   С лица Ибарры сошла улыбка, и оно приняло отсутствующее выражение.
   Совершенно отсутствующее.
   Коперник сказал:
   – Ты с самого начала знал, кто эта дамочка. Ты знал, кто такой Уолдо и где он живет. Этажом ниже, верно? Ты знал, что этот самый Уолдо кое-кого прикончил и собрался смыться, но эта бабенка тоже как-то входила в его планы, и ему позарез надо было с ней встретиться до отъезда. Только у него не вышло. Помешал бандит с восточного побережья по имени Эл Тессилоре. Он убрал Уолдо. Тогда ты встретился с дамочкой, спрятал ее одежду, отправил ее домой и запер свою пасть на замок. Вот как ваш брат себе зарабатывает на жизнь. Верно говорю?
   – Верно, – сказал я. – Только все это я узнал совсем недавно. Кто такой Уолдо?
   Коперник оскалился. На желтоватых скулах у него вспыхнули красные пятна. Ибарра, глядя в пол, проговорил:
   – Уолдо Рэтиган. Нам сообщили из Вашингтона по телетайпу. Грошовый грабитель, отсидел несколько мелких сроков. При ограблении банка в Детройте был шофером. Потом продал всех, за это с него сняли обвинение. Эл Тессилоре был из этой же шайки. Пока он молчит, но думается, что в баре они встретились чисто случайно.
   Ибарра говорил мягким, спокойным, хорошо модулированным голосом, как человек, взвешивающий свои слова. Я сказал:
   – Спасибо, Ибарра. Курить можно – или Коперник у меня ногой вышибет сигарету изо рта? Ибарра внезапно улыбнулся.
   – Конечно, можешь курить, – сказал он.
   – Нравишься ты итальяшке, точно, – издевательски протянул Коперник. – С итальяшкой никогда не угадаешь, кто ему понравится.
   Я закурил. Ибарра взглянул на Коперника и очень мягко сказал:
   – С «итальяшкой» ты перебарщиваешь. Мне не слишком нравится, когда меня так называют.
   – Плевал я на это, итальяшка.
   Ибарра улыбнулся шире.
   – Делаешь ошибку, – сказал он. Потом вынул карманную пилку и занялся своими ногтями, опустив глаза.
   Коперник рявкнул:
   – Я с самого начала в тебе гниль учуял, Марлоу. Так что, когда установили личности этих двоих, мы с Ибаррой решили заскочить и еще немножко с тобой поболтать. Я захватил карточку Уолдо из морга – хорошая работа, глаза блестят, галстук на месте, белый платочек в кармане. Хорошая работа.
   По пути на всякий случай навестили управляющего этим домом, сунули ему фото под нос. Ну, он и узнал этого парня. Жил здесь в тридцать первой квартире под именем А. Хаммел. Мы – туда, а там покойничек. Начали мы им заниматься.
   Никто его пока не опознал, но на горле у него славные синяки от пальцев, говорят, замечательно они подходят к отпечаткам Уолдо.
   – Это уже кое-что, – заметил я. – А то я подумал – вдруг это я его убил.
   Коперник уставился на меня и смотрел долго. Усмешка сошла у него с лица, и оно стало просто грубым и жестоким.
   – И еще кое-что мы откопали, – сообщил он. – Теперь у нас в руках машина Уолдо – а в ней все, что он собирался забрать с собой.
   Я выдохнул дым в несколько приемов. Ветер колотился в закрытые окна.
   Воздух в комнате был спертый.
   – Мы тоже не дураки, – ухмыльнулся Коперник. – Правда, от тебя такого нахальства не ожидали. Гляди.
   Он запустил костлявую руку в карман, медленно достал что-то длинное и блестящее и бросил на зеленое сукно карточного столика. Это была нитка белого жемчуга с застежкой в форме пропеллера. Жемчуг слабо мерцал в густом дымном воздухе.
   Ожерелье Лолы Барсали. Жемчуга, что подарил ей летчик. Парень, который погиб, которого она до сих пор любит.
   Я смотрел на ожерелье не шевелясь. После долгой паузы Коперник сказал, почти печально:
   – Красота, верно? Ну, не хотите ли нам что-нибудь рассказать, мистер Марлоу?