Страница:
-- Третий на террасе, -- продолжала докладывать Гарда. -- Такой красавчик, только усы его портят.
Серые стальные глаза моей партнерши с осуждением посмотрели на меня. Франсуаз терпеть не может, когда я приглашаю в дом кого-нибудь из тех, кто связан с текущим расследованием, и не советуюсь с ней. А между тем ей прекрасно известно, что если под этой крышей когда-нибудь и случались неприятности по вине гостей, то исключительно из-за ее дальних родственников.
Я бодро прошел мимо Гарды, похлопав ее по плечу. Она хихикнула, но вскоре ее смех затих за моей спиной, -- очевидно, она встретилась взглядом с Френки, и веселье оставило ее. Я не стал обращать внимания на поведение сероглазки, легко -- как мне показалось -- взбежал по передней лестнице и затрусил в холл. Сзади меня раздавался громкий недовольный топот -- Франсуаз высокого роста, и когда она чем-то недовольна, шуму от нее бывает достаточно.
Тереза стояла у письменного стола и делала вид, что тщательно его протирает. В этом не было никакой необходимости, так как она всегда наводит порядок утром. Черные, похожие на две маслины, глаза женщины пристально следили за сидевшими в креслах людьми.
Я никогда не сталкивался с теми, кто занимается дизайном и производством мебели, но полагаю, что они всегда ориентируются на определенный тип людей, для которых и разрабатывают ту или иную модель. Алан Перкинс не был создан для роскошных кресел, и я в очередной раз с неудовольствием подумал, что следовало бы обтянуть клеенкой те из них, что предназначены для посетителей.
С момента нашей первой и последней встречи сей достойный представитель человеческого рода вовсе не стал краше, если не считать пары первосортных синяков, которые начинали медленно расплываться на его физиономии. Впрочем, это не ухудшило его внешности, так как двигаться в этом направлении наш посетитель уже не мог.
Феникс Джордан сменила свой плохо выстиранный халатик на дешевенькое платьице, главное предназначение которого состояло в том, чтобы привлекать внимание к полным грудям и стройным ножкам, которые со всех сторон выпирали из него. И хотя девушка обладала всем этим в достаточной мере, труд дизайнеров пропал даром и на этот раз.
Она никогда не была высокой, но сейчас мне показалось, что ее красивое когда-то тело теперь уменьшилось, по меньшей мере раза в два. Феникс сидела, с?ежившись в кресле, а ее голова была глубоко втянута в плечи. Страх напрочь лишил ее привлекательности, а присутствие дружка не вселяло уверенности.
Я остановился перед ними и окинул хмурым взглядом. Поскольку я стоял, а они оба сидели, это получилось весьма внушительно. При виде меня Перкинс вскочил, и мне даже показалось, что сейчас он поклонится.
-- Вы сказали, чтобы мы пришли, -- резко произнесла Феникс. Ее мелкие подобные жемчугу зубы ощерились, как у маленького зверька, которого загнали в угол. -- Мы здесь.
-- Скажите тем людям, -- запинаясь пробормотал Ал. Только теперь я заметил, что ему трудно разговаривать. Очевидно, челюсть была повреждена. -Добрый день, леди. Скажите им, что мы уезжаем. Нам не нужны деньги. Через час отходит наш поезд.
-- Теперь эти люди оставят нас в покое? -- перед словом "эти" голос Феникс Джордан слегка дрогнул, но у меня не нашлось достаточно вредности, чтобы обвинить ее в этом.
-- Пожалуй, -- задумчиво кивнул я, -- если вы на самом деле уедете. А вы ведь не станете никого обманывать, Феникс?
Она медленно встала, глядя на меня исподлобья. Перкинс хотел что-то сказать, но потом передумал. Носи он шляпу, сейчас он теребил бы ее в руках.
-- Тереза проводит вас, -- я повернулся к ним спиной и направился к столу. -- Надеюсь, что вы не заблудитесь по дороге на вокзал.
-- Не беспокойтесь.
По тому, как Феникс произнесла эти слова, я к своему удивлению понял, что у нее еще осталось нечто, к чему при особом желании можно было бы прилепить название "чувство собственного достоинства". Мне захотелось узнать, насколько его ей хватит, продолжи она общаться с таким человеком, как Алан Перкинс.
Тереза вышла из дверей первой. Когда они шли вслед за ней, Франсуаз оказалась у них на пути. Она сложила руки на своей высокой груди, а уголок ее рта был приподнят. Ал Перкинс сделал крюк и обошел ее, Феникс Джордан прошла рядом. Их плечи коснулись друг друга, но ни одна из девушек не сделала попытки отстраниться. Это было бы признаком слабости.
Не садясь в кресло, я пролистывал бумаги верхней из лежавших на столе папок. Когда Феникс Джордан подошла к дверям, я, не поднимая глаз, спросил:
-- Вас изнасиловали?
Я видел, как резко она обернулась, и какая бешеная ненависть сверкнула в ее глазах.
-- Они лапали меня, -- хрипло сказала она. -- Раздели и лапали. Всю, с ног до головы.
Я кивнул. Несколько секунд она стояла, глядя на меня, потом резко развернулась и вышла в холл. Люди -- неблагодарные существа, подумал я. Только что я вытащил красотку из самой крупной неприятности, какая только случалась в ее жизни, а она навсегда останется моим врагом.
-- Не предлагаю тебе садиться, Френки, -- рассеянно бросил я, перелистывая бумаги. -- Пожалуй, кресла придется дезинфицировать.
Она сделала несколько шагов по направлению ко мне и недовольно встряхнула волосами. Она не понимала, что происходит, и это, как всегда, выводило ее из себя, однако она никогда не опустилась бы до того, чтобы задать мне прямой вопрос.
-- Прекрасно сыгранная роль злодея, -- вкрадчиво сказала она, уперев руки в край стола и наклонившись ко мне. Ее платье было раз в десять дороже того, что носила Феникс Джордан, но глубокий вырез на нем служил точно таким же целям. -- Это напомнило мне те времена, когда я училась в колледже и посещала дешевые театры. На мгновение я даже подумала, что это ты послал тех головорезов, что отделали Перкинса.
-- Они ушли, мистер Амбрустер, -- в голосе Гарды ясно читалось облегчение. -- Когда Тереза вернется, я спрошу у нее, не пытались ли они что-нибудь украсть.
-- Пожалуй, тебе не стоит терять на это время, -- ответил я, бросив на секретаршу взгляд поверх каштановых волос Франсуаз. -- Лучше попроси джентльмена с лоджии присоединиться к нам.
Гарда не умеет делать книксены, и я очень сомневаюсь, что она когда-нибудь этому научится. Возможно, обладай она этим умением, наша секретарша оставила бы свою манеру подмигивать мне, получив какое-нибудь распоряжение. Надо будет как-нибудь спросить у нее, зачем она это делает.
На этот раз на нем был другой костюм, но он мало отличался от предыдущего. Я бы сказал, что их шил один и тот же портной, если бы не знал, что подобные вещи продаются только в самых дешевых магазинчиках.
-- Славная крошка, эта секретарша, -- задумчиво сказал он.
Его пальцы сомкнулись на мятой сигарете, безвольно свисавшей с краешка рта, и резким движением удалили ее. Очевидно, эта операция причинила ему боль, потому что он слегка скривился.
-- Прекрасная работа, мистер Медисон, -- сказал я, выходя из-за стола. Бумаги я положил обратно в папку, так как они были мне совершенно не нужны.
-- Тот хук справа тоже был прекрасной работой, -- Медисон опустился в кресло, на котором только что сидел таракан Перкинс, и я подумал, что его придется дезинфицировать в два раза тщательнее. Пальцы нашего посетителя ощупали скулу, как бы подтверждая его слова, при этом пепел с сигареты волной обрушился на его пиджак.
-- Мои люди проследят за ними, -- я взглянул на часы, -- но, уверен, что они сделают именно так, как обещали -- уедут отсюда. Были какие-нибудь сложности?
Медисон рыгнул. Сперва это меня удивило, но потом я понял, что этот звук означал отрицание.
-- Мы подождали, пока эта засушенная толстуха уйдет, -- Медисон поискал глазами пепельницу и не нашел, -- потом вошли. -- Он хмыкнул, и я восхитился тем, как точно охарактеризовал он Патрисию Огден.
-- Этот тип ни на что не годен, -- продолжал наш посетитель. -- Нам и пришлось-то лишь немного его пихнуть, как он скис и начал хныкать. Не люблю таких людей. А вот девчонка ничего, держалась твердо... И что она в нем такого нашла? Вот я бы...
Медисон на мгновение задумался, составляя в уме план того, что бы он сделал с Феникс Джордан, если бы на нее вдруг снизошло озарение и она оставила своего дружка. Несколько секунд он пребывал в блаженных мечтах, которые я не стал прерывать, после чего задумчиво потер в пальцах сигарету, снова уронив на пиджак крошки.
Франсуаз взяла с моего стола лист бумаги, сложила его вчетверо и протянула Медисону. Тот благодарно кивнул, положил на него сигарету и отряхнул пальцы. Когда моя партнерша водружала импровизированную пепельницу обратно на стол, в ее серых стальных глазах я прочитал признаки надвигающейся бури. Я ухмыльнулся.
-- Они назвали имя, мистер Медисон? -- спросил я.
-- Он назвал, -- мой собеседник произнес всего два слова, но из них несложно было понять, что, во-первых, парень вроде Перкинса ответит на какой угодно вопрос, стоит лишь пару раз слегка его приложить, а, во-вторых, такая девчонка, как Феникс, раз уж решила не отвечать, то и не станет. Я еще раз ухмыльнулся, решив, что Медисон как раз относится к тому типу мужчин, которые раскисают при виде хорошенькой мордашки, и засунул руку в карман.
-- Имя?
-- Юджин Данби, -- Медисон снова рыгнул, чем поставил меня в тупик, так как на этот раз ему нечего было отрицать. -- Парень им не представился, но они узнали его по фотографиям в газетах. Он вышел на них через своего знакомого, какого-то Игла. Это все. Вы сказали, что достаточно имени.
Он пожал плечами, и я вновь не понял, зачем он это сделал.
-- Полагаю, что могу выписать вам чек прямо сейчас, мистер Медисон, -сказал я, открывая книжку. -- Итак?
Наш посетитель вскинул голову и изогнул губу, пытаясь перекинуть сигарету в другой его конец. Потом он вспомнил, что уже успел от нее избавиться и оставил свои попытки.
-- У меня есть свое достоинство, -- ответил он, и мне показалось, что в его голосе прозвучала горечь оттого, что я не смог сразу этого понять. -- Мы можем бить друг другу морды столько, сколько захотим -- это наше дело. Сэм был мне должен, и я спросил бы у него должок рано или поздно. Но, повторяю, это все были наши дела. Но вот когда какой-то расфуфыренный хлыщ из Лос-Анджелеса убивает честного парня, который приехал из Сиэтла -- это уже совсем другое дело, и позволить такое я не могу.
Он тяжело встал, как будто бы несколько часов назад избили его, а не Ала Перкинса. Впрочем, его тело могло болеть еще с той вечерней потасовки на заднем дворе "Тропической бабочки". По крайней мере, у меня болело.
-- Вы ничего мне не должны, мистер Амбрустер, -- сказал он, осторожно поворачивая корпус к двери. -- Мы с ребятами приехали сюда по своей воле, и когда я позвонил вам, чтобы предложить помощь, то сделал это не ради денег.
Он сделал несколько шагов к двери, потом обернулся.
-- Мы пробудем здесь еще какое-то время, -- сказал он, не глядя на меня. -- Посмотрим, чем все закончится.
Я не стал предлагать ему руки, он тоже.
Когда его спина скрылась в проеме двери, телефон на моем столе зазвонил, я поднял трубку.
-- Они направляются к вокзалу, Майкл, -- вряд ли на свете нашелся бы человек, который смог бы назвать голос Дона Мартина мелодичным. -- Мне проследить, куда они уехали?
-- Просто посади их на поезд, -- ответил я. -- И возвращайся.
9
Когда я положил трубку на рычаг, разразилась буря. Поднимая глаза на Франсуаз, я уже знал, что именно мне предстоит увидеть, и не ошибся в своих ожиданиях. Руки моей партнерши были сложены на груди, в серых глазах клубился туман, что бывает с ней крайне редко.
Я сел во вращающееся кресло, заложил руки за голову и слегка повращался сперва направо, потом налево.
-- Никогда бы не подумала, что ты способен на такое, -- наконец прошипела Франсуаз. Я отметил про себя, что был абсолютно прав, когда сравнивал ее со змеей. Впрочем, я всегда бываю прав.
-- Да, -- скромно ответил я. -- Никто не мог бы ожидать такого блестящего успеха за столь короткое время. Только днем к нам приходит несчастная испуганная девушка и со слезами в голосе и на глазах умоляет нас спасти из тюрьмы ее возлюбленного. Отважный и благородный детектив бросается на помощь бедняжке. И что же? Не проходит и пары часов, как темные тучи, собравшиеся над головой парня, рассеиваются, и вовсю торжествует справедливость. -- Я на мгновение задумался и продолжал. -- Да. Любящие сердца соединяются, оркестр играет свадебный марш, а мальчики из церковного хора несут обручальные кольца на бархатных подушках. Как это похоже на красивую сказку, не так ли?
-- Красивую сказку, -- в голосе Франсуаз яда было больше, чем слов. -Сначала к тебе приходит смазливая шлюшка, извивается перед тобой и просит, чтобы ты помог ей набросить аркан на племянника миллионера. Потом ты нанимаешь бандитов -- самых низких и самых мерзких, которых только можно было вообще найти, и поручаешь им изнасиловать несовершеннолетнюю девчонку. Такие сказки ты читал в детстве, Майкл?
Я решил, что пора обидеться.
-- Ты всегда была несправедлива ко мне, -- сказал я поучительно. -- Как и в тот раз, когда кто-то подложил тебе мороженое на стул и ты испортила фиолетовое платье. Тогда ты тоже утверждала, что это моих рук дело, хотя я был чист и невинен, как кандидат в президенты Соединенных Штатов. Джейсон Картер выписал нам чек на кругленькую сумму, и я был готов отказаться от любых действий, но ты настояла, чтобы мы его продолжили. Я согласился, и в поте лица стал претворять в жизнь твою прихоть. Меня чуть не прирезал кинжалом хитрый китаец в сомнительном отеле. Пуля, попавшая в Джонатана Картера, вполне могла предназначаться мне. И где же благодарность? Где горячий поцелуй растроганной красавицы?
-- Я не знаю, что с тобой делать, -- резко ответила она.
Я скромно потупился.
-- Такие вещи не принято говорить вслух, Френки. Где твое французское воспитание.
Франсуаз издала звук, который представлял нечто среднее между рычанием раз?яренного льва и свистом воздуха, выпускаемого из надувного шарика. Она терпеть не может, когда я напоминаю ей о якобы французском происхождении, поскольку эту благословенную страну моя партнерша видела только на фотографиях.
-- Чертовски странная штука, эта справедливость, -- вздохнул я. Франсуаз стояла в противоположном конце комнаты, и теплый вечерний свет бережно ласкал ее фигуру. Я встал и сделал несколько шагов.
-- Меня всегда ставили в тупик рассуждения о справедливости, -- заметил я, ни к кому не обращаясь. -- День за днем мне подсовывали толстые тома, написанные на добром десятке языков несколькими сотнями авторов. Забавно, сколько людей сразу могут считаться классиками...
Я подошел к окну и засунул в карманы большие пальцы рук. Внизу лежал сад, притихший перед наступлением сумерек, но я не видел его.
-- Я читал одну историю за другой, Френки, -- произнес я, не поворачиваясь к ней. -- И в каждой из них были свои герои и свои негодяи. А в длинных лекциях умудренные жизнью профессора подробно об?ясняли мне, кто из них есть кто и почему.
Я не видел, слушает ли она меня, но был уверен, что да.
-- Возьмем нашего недавнего знакомца, Сэма Роупера, -- произнес я. -Отважный солдат, герой войны. Тысячи подобных ему американцев сражались во Вьетнаме, в Корее, в Панаме. И знаешь, как их называли там, Френки?
Я помолчал. Мне было известно, что я не дождусь ответа.
-- Оккупантами, Френки, -- сказал я. -- Оккупантами. Они пришли в чужую страну и начали стрелять. Сколько мирных людей убили ветераны Вьетнама? А теперь они ходят к психоаналитикам и жалуются на плохой сон.
Я развернулся к ней и прищурился.
-- А вот те женщины и дети, которых сваливали в ямы и засыпали землей, не жалуются на сон, -- я хмыкнул. -- Ни один из фильмов Стоуна о Вьетнаме не получил столько наград, сколько бы мог. Если бы немного не приоткрывал правду.
Мне всегда хотелось знать, не испытывает ли Франсуаз неудобства, когда держит руки, сложенными поверх груди. Я много раз имел возможность заметить, что обычно женщины складывают руки под грудью. И обычно это выглядит некрасиво.
-- Но мы ведь не назовем ветераном Вьетнама убийцами, Френки? Они -герои, более того -- они жертвы. Они выполняли свой долг и защищали интересы своей страны. Но вот забавно -- о людях, которые сидели по другую сторону простреливаемого пространства, в окопах, напротив, -- о них можно сказать то же самое. Они защищали свою родину, право решать свою судьбу без нашего участия. Так, где же справедливость, Френки?
-- Любое преступление должно быть наказано, Майкл, -- резко произнесла Франсуаз. -- И тебе прекрасно это известно.
-- Конечно, -- я кивнул. -- Когда человек убивает другого -- это преступление. Но если он сбрасывает на него бомбу, находясь в самолете вооруженных сил своей страны, тогда это убийство превращается в подвиг. А если он поворачивает рубильник, распределяющий питание в комнате с электрическим стулом -- в таком случае убийство становится восстановлением справедливости. Скольких человек убил наш друг Сэм Роупер? Десять? Двадцать? Бери выше, Френки, бери выше... Или они приехали к нам, в Америку, высадились в центре Манхеттена и стали резать прохожих? Нет, они жили в своей стране, и все, чего они хотели -- это оставаться жить в ней. По-своему, а не так, как решит Капитолий. Так разве не справедливо, что Роупера убили? Не в этом ли и состоит высшее воздаяние, Френки?
Франсуаз молчала. Какая-то птица защебетала в саду, и я вновь стал смотреть в окно.
-- Я так и не смог понять, что такое справедливость, Френки, -- сказал я. -- Сотни историй разворачивались передо мной в прочитываемых книгах, и каждая говорила о справедливости. Поэтому я не люблю читать книги.
Медленный звук шагов, и дыхание девушки опалило мне шею. Я услышал ее голос:
-- По-моему, справедливость состоит в том, чтобы каждому человеку был дан шанс проявить все лучшее, что в нем есть, Майкл. Каждый имеет право на счастье, на удавшуюся судьбу. И именно в этом и состоит высшая справедливость, Майкл, а вовсе не в воздаянии, о котором ты все время толкуешь. У Сэма Роупера и его товарищей не было такого шанса. Те, кто послал их воевать, забрали себе их право быть счастливым. Солдат должен либо убивать, либо быть убитым. Выбора у него нет.
Птица в саду снова начала щебетать. Длинные тени деревьев легкими мазками ложились на светлый холст аллей.
-- Сэм Роупер и его товарищи были героями, -- в голосе Франсуаз уже не было резкости. Она не спорила со мной, а я не собирался ей возражать. -Именно потому, что кто-то отнял у них право на счастье. На них надели военную форму и заставили убивать.
Я продолжал смотреть в сад. Мне нравилось слушать ее голос, а птице на одном из деревьев подо мной нравилось петь.
-- Возможно, они были даже большими жертвами, чем те, другие, -произнесла Франсуаз. -- Они не только должны были воевать, они еще не знали, за что. А теперь они ходят среди нас, живут среди нас, и нам кажется, что они такие же, как и мы. Но они -- герои, Майкл. Герои потому, что смогли вернуть себе право на счастье.
Я повернулся, она стояла прямо передо мной.
-- У нас вышла пламенная речь в защиту пацифизма, Френки, -- задумчиво проговорил я.
Она встряхнула волосами, и они рассыпались по ее плечам, отражая вечерний свет.
-- Возможно, ты и правильно поступил относительно этой девушки, Феникс, -- произнесла она. -- В конце концов, ты дал ей еще один шанс начать жить по-новому. Но человек, который убил Сэма Роупера и Мериен Шелл, должен быть наказан, Майкл. Даже если во всем мире не найдется никого, кто захотел бы оплатить наш счет.
-- Возможно, я читал не те книги, Френки, -- сказал я. -- Не те.
10
Лиза Картер заложила ногу за ногу и направила на меня большие совиные глаза. Легкий ветерок, втекавший из открытого окна, донес до меня ее запах, -- почему-то я был уверен, что это аромат именно ее гибкого тела, а не духов. Длинные пышные ресницы напоминали мохнатые крылья огромной тропической бабочки, а в центре зрачков мерцало что-то таинственное. Я решил, что это мысль, так как с самого начала был готов проявлять беспристрастность по отношению к девушке, которой предстояло быть препарированной во имя справедливости.
-- У меня еще не было возможности познакомиться с вами, мистер Амбрустер, -- голос Лизы был немного хриплым и в то же время мурлыкающим. Наверное, именно так должен звучать голос существа, полученного в результате скрещивания совы и кошки. -- Но я хорошо знаю вашего отца. Как он?
-- Называйте меня просто Майкл, -- я криво улыбнулся. -- Раз уж вы так хорошо знакомы с моим отцом.
Крупная голова Лизы, оперенная великолепными волосами, совершила величественный кивок в мою сторону. Она была похожа на королеву, которая только что даровала великую милость паладину, отличившемуся в последнем сражении.
-- Нам необходимо переговорить с вами, -- резкий голос Франсуаз нарушил интимность ситуации.
Лиза Картер развернулась в кресле и вновь чуть склонила голову. Стройные загорелые ноги чувственно натягивали подол короткого изысканно сексуального платья от кутюр -- из тех, что принято носить на приемы в ансамбле с кожаной сумочкой и перчатками. Ее бедра были бы действительно хороши, не будь на них так много мускулов. Впрочем, таковым было только мое мнение, но я счел, что обсудить позднее эту тему с Франсуаз было бы не совсем уместно.
-- Мой брат сегодня был выпущен под залог, мисс Дюпон, -- медленно произнесла Лиза. -- Как вам известно. Мы все очень благодарны вам и Майклу за помощь.
Все это было чрезвычайно мило, и единственное, чего недоставало в этой пасхальной картинке, так это чая с ванильными сухариками. Однако Лиза Картер была дочерью своего отца, -- если, конечно, покойная миссис Картер не придерживалась особых взглядов относительно супружеской верности, -- а в крови семьи банкиров главную физиологическую роль играла скаредность. Расход на угощение гостей не был предусмотрен в статьях бюджета.
После получаса обсуждения -- столь же бессмысленного, сколь и напряженного -- мы с Франсуаз пришли к единственно возможному выводу. Пока стаи полицейских прочесывают город и окрестности, высунув язык, виляя хвостами и разыскивая незадачливого стрелка Юджина Данби, единственное, что могли сделать двое хитроумных детективов -- это потрепать нервы юной невинной девушке, строящей козни против собственного отца.
Только Лиза Картер могла дать показания, обвиняющие Уесли Рендалла в смерти Мериен Шелл. Кларенс Картер говорил о каких-то таинственных сообщниках своего друга-блондина, которые помогали обставить место преступления в ту злополучную ночь, но эти люди наверняка знали слишком мало, да и впечатление, которое они могли бы произвести на присяжных, вряд ли было бы достаточно весомым.
Кроме того, мы не знали, где их искать.
Само собой, здесь вставал еще один вопрос -- захочет ли Лиза Картер давать показания, с помощью которых ее верный любовник получит возможность полной грудью вобрать в себя аромат газовой камеры. Да и сама совиноглазка наверняка была замешана в убийстве по самую макушку, украшенную великолепными блестящими волосами.
Поэтому я настоял на том, что мы не должны выкладывать перед Лизой наш главный козырь, запись, сделанную в квартире Рендалла -- по крайней мере, пока. Для начала, мне хотелось немного потыкать палкой в чахлый, травяной коврик и определить, что скрывается под ним -- плотный грунт или болото.
-- Мы уверены, что ваш брат стал жертвой хорошо продуманного мошенничества, -- Франсуаз не стала заострять внимание на том, что семейные узы, связывавшие Лизу Картер с Кларенсом, были немного менее тесными. -- И нам известно, кто за ним стоит.
-- Вот как? -- Лиза Картер полностью повернулась к Франсуаз и поставила обе ноги на пол. Я еще глубже откинулся в кресле и отключился от разговора.
Если бы я пришел к совиноглазке один, беседа приняла бы совсем другой оборот. Лиза Картер оставила бы свои загорелые ноги заложенными друг за друга -- тем более, что она не знала, какое неблагоприятное впечатление произвели на меня ее бедра, рассмотренные вблизи. Возможно, она даже расщедрилась бы на бокал вина, в ее голосе прибавилась хрипотца, и в воздухе запахло сексом. Женщина поступает так всегда, когда хочет как можно быстрее составить впечатление о мужчине, с которым только что познакомилась. Это подобно тесту на прочность и устойчивость нервной системы.
Если мужчина не проходит этого испытания, он навсегда теряет свое лицо в прекрасных глазах, в которых ему довелось утонуть. Поэтому в таких ситуациях всегда полезно отыскать у своей собеседницы какой-нибудь физический из?ян и сфокусировать на нем свое внимание. Очень помогает, если у нее, к примеру, лошадиные зубы.
Однако на этот раз мне не удалось померяться силами с коварной красавицей, так как присутствие Франсуаз нарушало интимность нашего общения. Поэтому разговор окрасился иным стилем. Мне предстояло стать свидетелем беседы двух современных деловых женщин, каждая из которых прекрасно знает себе цену и ни в грош не ставит мужиков.
Поэтому я откинулся в кресле и прикрыл глаза.
-- Этого человека зовут Рендалл, некто Уесли Рендалл, -- голова Франсуаз была слегка наклонена книзу, а в серых глазах теплилось то выражение, которое ни разу не получалось у меня, хотя я несколько раз пытался его повторить, стоя перед зеркалом. -- Вам приходилось слышать это имя, Лиза?
Это была первая изгородь, которую предстояло перемахнуть нашей лошадке. Билли Уорнтон, судебный репортер, чья колонка несколько раз в месяц появляется в "Геральде", подробно поведал нам о том, как Кларенс Картер был выпущен под залог. Совиноглазка присутствовала в зале суда, когда адвокат старого банкира размахивал перед подслеповатыми глазами судьи подписанными показаниями Уесли Рендалла.
Серые стальные глаза моей партнерши с осуждением посмотрели на меня. Франсуаз терпеть не может, когда я приглашаю в дом кого-нибудь из тех, кто связан с текущим расследованием, и не советуюсь с ней. А между тем ей прекрасно известно, что если под этой крышей когда-нибудь и случались неприятности по вине гостей, то исключительно из-за ее дальних родственников.
Я бодро прошел мимо Гарды, похлопав ее по плечу. Она хихикнула, но вскоре ее смех затих за моей спиной, -- очевидно, она встретилась взглядом с Френки, и веселье оставило ее. Я не стал обращать внимания на поведение сероглазки, легко -- как мне показалось -- взбежал по передней лестнице и затрусил в холл. Сзади меня раздавался громкий недовольный топот -- Франсуаз высокого роста, и когда она чем-то недовольна, шуму от нее бывает достаточно.
Тереза стояла у письменного стола и делала вид, что тщательно его протирает. В этом не было никакой необходимости, так как она всегда наводит порядок утром. Черные, похожие на две маслины, глаза женщины пристально следили за сидевшими в креслах людьми.
Я никогда не сталкивался с теми, кто занимается дизайном и производством мебели, но полагаю, что они всегда ориентируются на определенный тип людей, для которых и разрабатывают ту или иную модель. Алан Перкинс не был создан для роскошных кресел, и я в очередной раз с неудовольствием подумал, что следовало бы обтянуть клеенкой те из них, что предназначены для посетителей.
С момента нашей первой и последней встречи сей достойный представитель человеческого рода вовсе не стал краше, если не считать пары первосортных синяков, которые начинали медленно расплываться на его физиономии. Впрочем, это не ухудшило его внешности, так как двигаться в этом направлении наш посетитель уже не мог.
Феникс Джордан сменила свой плохо выстиранный халатик на дешевенькое платьице, главное предназначение которого состояло в том, чтобы привлекать внимание к полным грудям и стройным ножкам, которые со всех сторон выпирали из него. И хотя девушка обладала всем этим в достаточной мере, труд дизайнеров пропал даром и на этот раз.
Она никогда не была высокой, но сейчас мне показалось, что ее красивое когда-то тело теперь уменьшилось, по меньшей мере раза в два. Феникс сидела, с?ежившись в кресле, а ее голова была глубоко втянута в плечи. Страх напрочь лишил ее привлекательности, а присутствие дружка не вселяло уверенности.
Я остановился перед ними и окинул хмурым взглядом. Поскольку я стоял, а они оба сидели, это получилось весьма внушительно. При виде меня Перкинс вскочил, и мне даже показалось, что сейчас он поклонится.
-- Вы сказали, чтобы мы пришли, -- резко произнесла Феникс. Ее мелкие подобные жемчугу зубы ощерились, как у маленького зверька, которого загнали в угол. -- Мы здесь.
-- Скажите тем людям, -- запинаясь пробормотал Ал. Только теперь я заметил, что ему трудно разговаривать. Очевидно, челюсть была повреждена. -Добрый день, леди. Скажите им, что мы уезжаем. Нам не нужны деньги. Через час отходит наш поезд.
-- Теперь эти люди оставят нас в покое? -- перед словом "эти" голос Феникс Джордан слегка дрогнул, но у меня не нашлось достаточно вредности, чтобы обвинить ее в этом.
-- Пожалуй, -- задумчиво кивнул я, -- если вы на самом деле уедете. А вы ведь не станете никого обманывать, Феникс?
Она медленно встала, глядя на меня исподлобья. Перкинс хотел что-то сказать, но потом передумал. Носи он шляпу, сейчас он теребил бы ее в руках.
-- Тереза проводит вас, -- я повернулся к ним спиной и направился к столу. -- Надеюсь, что вы не заблудитесь по дороге на вокзал.
-- Не беспокойтесь.
По тому, как Феникс произнесла эти слова, я к своему удивлению понял, что у нее еще осталось нечто, к чему при особом желании можно было бы прилепить название "чувство собственного достоинства". Мне захотелось узнать, насколько его ей хватит, продолжи она общаться с таким человеком, как Алан Перкинс.
Тереза вышла из дверей первой. Когда они шли вслед за ней, Франсуаз оказалась у них на пути. Она сложила руки на своей высокой груди, а уголок ее рта был приподнят. Ал Перкинс сделал крюк и обошел ее, Феникс Джордан прошла рядом. Их плечи коснулись друг друга, но ни одна из девушек не сделала попытки отстраниться. Это было бы признаком слабости.
Не садясь в кресло, я пролистывал бумаги верхней из лежавших на столе папок. Когда Феникс Джордан подошла к дверям, я, не поднимая глаз, спросил:
-- Вас изнасиловали?
Я видел, как резко она обернулась, и какая бешеная ненависть сверкнула в ее глазах.
-- Они лапали меня, -- хрипло сказала она. -- Раздели и лапали. Всю, с ног до головы.
Я кивнул. Несколько секунд она стояла, глядя на меня, потом резко развернулась и вышла в холл. Люди -- неблагодарные существа, подумал я. Только что я вытащил красотку из самой крупной неприятности, какая только случалась в ее жизни, а она навсегда останется моим врагом.
-- Не предлагаю тебе садиться, Френки, -- рассеянно бросил я, перелистывая бумаги. -- Пожалуй, кресла придется дезинфицировать.
Она сделала несколько шагов по направлению ко мне и недовольно встряхнула волосами. Она не понимала, что происходит, и это, как всегда, выводило ее из себя, однако она никогда не опустилась бы до того, чтобы задать мне прямой вопрос.
-- Прекрасно сыгранная роль злодея, -- вкрадчиво сказала она, уперев руки в край стола и наклонившись ко мне. Ее платье было раз в десять дороже того, что носила Феникс Джордан, но глубокий вырез на нем служил точно таким же целям. -- Это напомнило мне те времена, когда я училась в колледже и посещала дешевые театры. На мгновение я даже подумала, что это ты послал тех головорезов, что отделали Перкинса.
-- Они ушли, мистер Амбрустер, -- в голосе Гарды ясно читалось облегчение. -- Когда Тереза вернется, я спрошу у нее, не пытались ли они что-нибудь украсть.
-- Пожалуй, тебе не стоит терять на это время, -- ответил я, бросив на секретаршу взгляд поверх каштановых волос Франсуаз. -- Лучше попроси джентльмена с лоджии присоединиться к нам.
Гарда не умеет делать книксены, и я очень сомневаюсь, что она когда-нибудь этому научится. Возможно, обладай она этим умением, наша секретарша оставила бы свою манеру подмигивать мне, получив какое-нибудь распоряжение. Надо будет как-нибудь спросить у нее, зачем она это делает.
На этот раз на нем был другой костюм, но он мало отличался от предыдущего. Я бы сказал, что их шил один и тот же портной, если бы не знал, что подобные вещи продаются только в самых дешевых магазинчиках.
-- Славная крошка, эта секретарша, -- задумчиво сказал он.
Его пальцы сомкнулись на мятой сигарете, безвольно свисавшей с краешка рта, и резким движением удалили ее. Очевидно, эта операция причинила ему боль, потому что он слегка скривился.
-- Прекрасная работа, мистер Медисон, -- сказал я, выходя из-за стола. Бумаги я положил обратно в папку, так как они были мне совершенно не нужны.
-- Тот хук справа тоже был прекрасной работой, -- Медисон опустился в кресло, на котором только что сидел таракан Перкинс, и я подумал, что его придется дезинфицировать в два раза тщательнее. Пальцы нашего посетителя ощупали скулу, как бы подтверждая его слова, при этом пепел с сигареты волной обрушился на его пиджак.
-- Мои люди проследят за ними, -- я взглянул на часы, -- но, уверен, что они сделают именно так, как обещали -- уедут отсюда. Были какие-нибудь сложности?
Медисон рыгнул. Сперва это меня удивило, но потом я понял, что этот звук означал отрицание.
-- Мы подождали, пока эта засушенная толстуха уйдет, -- Медисон поискал глазами пепельницу и не нашел, -- потом вошли. -- Он хмыкнул, и я восхитился тем, как точно охарактеризовал он Патрисию Огден.
-- Этот тип ни на что не годен, -- продолжал наш посетитель. -- Нам и пришлось-то лишь немного его пихнуть, как он скис и начал хныкать. Не люблю таких людей. А вот девчонка ничего, держалась твердо... И что она в нем такого нашла? Вот я бы...
Медисон на мгновение задумался, составляя в уме план того, что бы он сделал с Феникс Джордан, если бы на нее вдруг снизошло озарение и она оставила своего дружка. Несколько секунд он пребывал в блаженных мечтах, которые я не стал прерывать, после чего задумчиво потер в пальцах сигарету, снова уронив на пиджак крошки.
Франсуаз взяла с моего стола лист бумаги, сложила его вчетверо и протянула Медисону. Тот благодарно кивнул, положил на него сигарету и отряхнул пальцы. Когда моя партнерша водружала импровизированную пепельницу обратно на стол, в ее серых стальных глазах я прочитал признаки надвигающейся бури. Я ухмыльнулся.
-- Они назвали имя, мистер Медисон? -- спросил я.
-- Он назвал, -- мой собеседник произнес всего два слова, но из них несложно было понять, что, во-первых, парень вроде Перкинса ответит на какой угодно вопрос, стоит лишь пару раз слегка его приложить, а, во-вторых, такая девчонка, как Феникс, раз уж решила не отвечать, то и не станет. Я еще раз ухмыльнулся, решив, что Медисон как раз относится к тому типу мужчин, которые раскисают при виде хорошенькой мордашки, и засунул руку в карман.
-- Имя?
-- Юджин Данби, -- Медисон снова рыгнул, чем поставил меня в тупик, так как на этот раз ему нечего было отрицать. -- Парень им не представился, но они узнали его по фотографиям в газетах. Он вышел на них через своего знакомого, какого-то Игла. Это все. Вы сказали, что достаточно имени.
Он пожал плечами, и я вновь не понял, зачем он это сделал.
-- Полагаю, что могу выписать вам чек прямо сейчас, мистер Медисон, -сказал я, открывая книжку. -- Итак?
Наш посетитель вскинул голову и изогнул губу, пытаясь перекинуть сигарету в другой его конец. Потом он вспомнил, что уже успел от нее избавиться и оставил свои попытки.
-- У меня есть свое достоинство, -- ответил он, и мне показалось, что в его голосе прозвучала горечь оттого, что я не смог сразу этого понять. -- Мы можем бить друг другу морды столько, сколько захотим -- это наше дело. Сэм был мне должен, и я спросил бы у него должок рано или поздно. Но, повторяю, это все были наши дела. Но вот когда какой-то расфуфыренный хлыщ из Лос-Анджелеса убивает честного парня, который приехал из Сиэтла -- это уже совсем другое дело, и позволить такое я не могу.
Он тяжело встал, как будто бы несколько часов назад избили его, а не Ала Перкинса. Впрочем, его тело могло болеть еще с той вечерней потасовки на заднем дворе "Тропической бабочки". По крайней мере, у меня болело.
-- Вы ничего мне не должны, мистер Амбрустер, -- сказал он, осторожно поворачивая корпус к двери. -- Мы с ребятами приехали сюда по своей воле, и когда я позвонил вам, чтобы предложить помощь, то сделал это не ради денег.
Он сделал несколько шагов к двери, потом обернулся.
-- Мы пробудем здесь еще какое-то время, -- сказал он, не глядя на меня. -- Посмотрим, чем все закончится.
Я не стал предлагать ему руки, он тоже.
Когда его спина скрылась в проеме двери, телефон на моем столе зазвонил, я поднял трубку.
-- Они направляются к вокзалу, Майкл, -- вряд ли на свете нашелся бы человек, который смог бы назвать голос Дона Мартина мелодичным. -- Мне проследить, куда они уехали?
-- Просто посади их на поезд, -- ответил я. -- И возвращайся.
9
Когда я положил трубку на рычаг, разразилась буря. Поднимая глаза на Франсуаз, я уже знал, что именно мне предстоит увидеть, и не ошибся в своих ожиданиях. Руки моей партнерши были сложены на груди, в серых глазах клубился туман, что бывает с ней крайне редко.
Я сел во вращающееся кресло, заложил руки за голову и слегка повращался сперва направо, потом налево.
-- Никогда бы не подумала, что ты способен на такое, -- наконец прошипела Франсуаз. Я отметил про себя, что был абсолютно прав, когда сравнивал ее со змеей. Впрочем, я всегда бываю прав.
-- Да, -- скромно ответил я. -- Никто не мог бы ожидать такого блестящего успеха за столь короткое время. Только днем к нам приходит несчастная испуганная девушка и со слезами в голосе и на глазах умоляет нас спасти из тюрьмы ее возлюбленного. Отважный и благородный детектив бросается на помощь бедняжке. И что же? Не проходит и пары часов, как темные тучи, собравшиеся над головой парня, рассеиваются, и вовсю торжествует справедливость. -- Я на мгновение задумался и продолжал. -- Да. Любящие сердца соединяются, оркестр играет свадебный марш, а мальчики из церковного хора несут обручальные кольца на бархатных подушках. Как это похоже на красивую сказку, не так ли?
-- Красивую сказку, -- в голосе Франсуаз яда было больше, чем слов. -Сначала к тебе приходит смазливая шлюшка, извивается перед тобой и просит, чтобы ты помог ей набросить аркан на племянника миллионера. Потом ты нанимаешь бандитов -- самых низких и самых мерзких, которых только можно было вообще найти, и поручаешь им изнасиловать несовершеннолетнюю девчонку. Такие сказки ты читал в детстве, Майкл?
Я решил, что пора обидеться.
-- Ты всегда была несправедлива ко мне, -- сказал я поучительно. -- Как и в тот раз, когда кто-то подложил тебе мороженое на стул и ты испортила фиолетовое платье. Тогда ты тоже утверждала, что это моих рук дело, хотя я был чист и невинен, как кандидат в президенты Соединенных Штатов. Джейсон Картер выписал нам чек на кругленькую сумму, и я был готов отказаться от любых действий, но ты настояла, чтобы мы его продолжили. Я согласился, и в поте лица стал претворять в жизнь твою прихоть. Меня чуть не прирезал кинжалом хитрый китаец в сомнительном отеле. Пуля, попавшая в Джонатана Картера, вполне могла предназначаться мне. И где же благодарность? Где горячий поцелуй растроганной красавицы?
-- Я не знаю, что с тобой делать, -- резко ответила она.
Я скромно потупился.
-- Такие вещи не принято говорить вслух, Френки. Где твое французское воспитание.
Франсуаз издала звук, который представлял нечто среднее между рычанием раз?яренного льва и свистом воздуха, выпускаемого из надувного шарика. Она терпеть не может, когда я напоминаю ей о якобы французском происхождении, поскольку эту благословенную страну моя партнерша видела только на фотографиях.
-- Чертовски странная штука, эта справедливость, -- вздохнул я. Франсуаз стояла в противоположном конце комнаты, и теплый вечерний свет бережно ласкал ее фигуру. Я встал и сделал несколько шагов.
-- Меня всегда ставили в тупик рассуждения о справедливости, -- заметил я, ни к кому не обращаясь. -- День за днем мне подсовывали толстые тома, написанные на добром десятке языков несколькими сотнями авторов. Забавно, сколько людей сразу могут считаться классиками...
Я подошел к окну и засунул в карманы большие пальцы рук. Внизу лежал сад, притихший перед наступлением сумерек, но я не видел его.
-- Я читал одну историю за другой, Френки, -- произнес я, не поворачиваясь к ней. -- И в каждой из них были свои герои и свои негодяи. А в длинных лекциях умудренные жизнью профессора подробно об?ясняли мне, кто из них есть кто и почему.
Я не видел, слушает ли она меня, но был уверен, что да.
-- Возьмем нашего недавнего знакомца, Сэма Роупера, -- произнес я. -Отважный солдат, герой войны. Тысячи подобных ему американцев сражались во Вьетнаме, в Корее, в Панаме. И знаешь, как их называли там, Френки?
Я помолчал. Мне было известно, что я не дождусь ответа.
-- Оккупантами, Френки, -- сказал я. -- Оккупантами. Они пришли в чужую страну и начали стрелять. Сколько мирных людей убили ветераны Вьетнама? А теперь они ходят к психоаналитикам и жалуются на плохой сон.
Я развернулся к ней и прищурился.
-- А вот те женщины и дети, которых сваливали в ямы и засыпали землей, не жалуются на сон, -- я хмыкнул. -- Ни один из фильмов Стоуна о Вьетнаме не получил столько наград, сколько бы мог. Если бы немного не приоткрывал правду.
Мне всегда хотелось знать, не испытывает ли Франсуаз неудобства, когда держит руки, сложенными поверх груди. Я много раз имел возможность заметить, что обычно женщины складывают руки под грудью. И обычно это выглядит некрасиво.
-- Но мы ведь не назовем ветераном Вьетнама убийцами, Френки? Они -герои, более того -- они жертвы. Они выполняли свой долг и защищали интересы своей страны. Но вот забавно -- о людях, которые сидели по другую сторону простреливаемого пространства, в окопах, напротив, -- о них можно сказать то же самое. Они защищали свою родину, право решать свою судьбу без нашего участия. Так, где же справедливость, Френки?
-- Любое преступление должно быть наказано, Майкл, -- резко произнесла Франсуаз. -- И тебе прекрасно это известно.
-- Конечно, -- я кивнул. -- Когда человек убивает другого -- это преступление. Но если он сбрасывает на него бомбу, находясь в самолете вооруженных сил своей страны, тогда это убийство превращается в подвиг. А если он поворачивает рубильник, распределяющий питание в комнате с электрическим стулом -- в таком случае убийство становится восстановлением справедливости. Скольких человек убил наш друг Сэм Роупер? Десять? Двадцать? Бери выше, Френки, бери выше... Или они приехали к нам, в Америку, высадились в центре Манхеттена и стали резать прохожих? Нет, они жили в своей стране, и все, чего они хотели -- это оставаться жить в ней. По-своему, а не так, как решит Капитолий. Так разве не справедливо, что Роупера убили? Не в этом ли и состоит высшее воздаяние, Френки?
Франсуаз молчала. Какая-то птица защебетала в саду, и я вновь стал смотреть в окно.
-- Я так и не смог понять, что такое справедливость, Френки, -- сказал я. -- Сотни историй разворачивались передо мной в прочитываемых книгах, и каждая говорила о справедливости. Поэтому я не люблю читать книги.
Медленный звук шагов, и дыхание девушки опалило мне шею. Я услышал ее голос:
-- По-моему, справедливость состоит в том, чтобы каждому человеку был дан шанс проявить все лучшее, что в нем есть, Майкл. Каждый имеет право на счастье, на удавшуюся судьбу. И именно в этом и состоит высшая справедливость, Майкл, а вовсе не в воздаянии, о котором ты все время толкуешь. У Сэма Роупера и его товарищей не было такого шанса. Те, кто послал их воевать, забрали себе их право быть счастливым. Солдат должен либо убивать, либо быть убитым. Выбора у него нет.
Птица в саду снова начала щебетать. Длинные тени деревьев легкими мазками ложились на светлый холст аллей.
-- Сэм Роупер и его товарищи были героями, -- в голосе Франсуаз уже не было резкости. Она не спорила со мной, а я не собирался ей возражать. -Именно потому, что кто-то отнял у них право на счастье. На них надели военную форму и заставили убивать.
Я продолжал смотреть в сад. Мне нравилось слушать ее голос, а птице на одном из деревьев подо мной нравилось петь.
-- Возможно, они были даже большими жертвами, чем те, другие, -произнесла Франсуаз. -- Они не только должны были воевать, они еще не знали, за что. А теперь они ходят среди нас, живут среди нас, и нам кажется, что они такие же, как и мы. Но они -- герои, Майкл. Герои потому, что смогли вернуть себе право на счастье.
Я повернулся, она стояла прямо передо мной.
-- У нас вышла пламенная речь в защиту пацифизма, Френки, -- задумчиво проговорил я.
Она встряхнула волосами, и они рассыпались по ее плечам, отражая вечерний свет.
-- Возможно, ты и правильно поступил относительно этой девушки, Феникс, -- произнесла она. -- В конце концов, ты дал ей еще один шанс начать жить по-новому. Но человек, который убил Сэма Роупера и Мериен Шелл, должен быть наказан, Майкл. Даже если во всем мире не найдется никого, кто захотел бы оплатить наш счет.
-- Возможно, я читал не те книги, Френки, -- сказал я. -- Не те.
10
Лиза Картер заложила ногу за ногу и направила на меня большие совиные глаза. Легкий ветерок, втекавший из открытого окна, донес до меня ее запах, -- почему-то я был уверен, что это аромат именно ее гибкого тела, а не духов. Длинные пышные ресницы напоминали мохнатые крылья огромной тропической бабочки, а в центре зрачков мерцало что-то таинственное. Я решил, что это мысль, так как с самого начала был готов проявлять беспристрастность по отношению к девушке, которой предстояло быть препарированной во имя справедливости.
-- У меня еще не было возможности познакомиться с вами, мистер Амбрустер, -- голос Лизы был немного хриплым и в то же время мурлыкающим. Наверное, именно так должен звучать голос существа, полученного в результате скрещивания совы и кошки. -- Но я хорошо знаю вашего отца. Как он?
-- Называйте меня просто Майкл, -- я криво улыбнулся. -- Раз уж вы так хорошо знакомы с моим отцом.
Крупная голова Лизы, оперенная великолепными волосами, совершила величественный кивок в мою сторону. Она была похожа на королеву, которая только что даровала великую милость паладину, отличившемуся в последнем сражении.
-- Нам необходимо переговорить с вами, -- резкий голос Франсуаз нарушил интимность ситуации.
Лиза Картер развернулась в кресле и вновь чуть склонила голову. Стройные загорелые ноги чувственно натягивали подол короткого изысканно сексуального платья от кутюр -- из тех, что принято носить на приемы в ансамбле с кожаной сумочкой и перчатками. Ее бедра были бы действительно хороши, не будь на них так много мускулов. Впрочем, таковым было только мое мнение, но я счел, что обсудить позднее эту тему с Франсуаз было бы не совсем уместно.
-- Мой брат сегодня был выпущен под залог, мисс Дюпон, -- медленно произнесла Лиза. -- Как вам известно. Мы все очень благодарны вам и Майклу за помощь.
Все это было чрезвычайно мило, и единственное, чего недоставало в этой пасхальной картинке, так это чая с ванильными сухариками. Однако Лиза Картер была дочерью своего отца, -- если, конечно, покойная миссис Картер не придерживалась особых взглядов относительно супружеской верности, -- а в крови семьи банкиров главную физиологическую роль играла скаредность. Расход на угощение гостей не был предусмотрен в статьях бюджета.
После получаса обсуждения -- столь же бессмысленного, сколь и напряженного -- мы с Франсуаз пришли к единственно возможному выводу. Пока стаи полицейских прочесывают город и окрестности, высунув язык, виляя хвостами и разыскивая незадачливого стрелка Юджина Данби, единственное, что могли сделать двое хитроумных детективов -- это потрепать нервы юной невинной девушке, строящей козни против собственного отца.
Только Лиза Картер могла дать показания, обвиняющие Уесли Рендалла в смерти Мериен Шелл. Кларенс Картер говорил о каких-то таинственных сообщниках своего друга-блондина, которые помогали обставить место преступления в ту злополучную ночь, но эти люди наверняка знали слишком мало, да и впечатление, которое они могли бы произвести на присяжных, вряд ли было бы достаточно весомым.
Кроме того, мы не знали, где их искать.
Само собой, здесь вставал еще один вопрос -- захочет ли Лиза Картер давать показания, с помощью которых ее верный любовник получит возможность полной грудью вобрать в себя аромат газовой камеры. Да и сама совиноглазка наверняка была замешана в убийстве по самую макушку, украшенную великолепными блестящими волосами.
Поэтому я настоял на том, что мы не должны выкладывать перед Лизой наш главный козырь, запись, сделанную в квартире Рендалла -- по крайней мере, пока. Для начала, мне хотелось немного потыкать палкой в чахлый, травяной коврик и определить, что скрывается под ним -- плотный грунт или болото.
-- Мы уверены, что ваш брат стал жертвой хорошо продуманного мошенничества, -- Франсуаз не стала заострять внимание на том, что семейные узы, связывавшие Лизу Картер с Кларенсом, были немного менее тесными. -- И нам известно, кто за ним стоит.
-- Вот как? -- Лиза Картер полностью повернулась к Франсуаз и поставила обе ноги на пол. Я еще глубже откинулся в кресле и отключился от разговора.
Если бы я пришел к совиноглазке один, беседа приняла бы совсем другой оборот. Лиза Картер оставила бы свои загорелые ноги заложенными друг за друга -- тем более, что она не знала, какое неблагоприятное впечатление произвели на меня ее бедра, рассмотренные вблизи. Возможно, она даже расщедрилась бы на бокал вина, в ее голосе прибавилась хрипотца, и в воздухе запахло сексом. Женщина поступает так всегда, когда хочет как можно быстрее составить впечатление о мужчине, с которым только что познакомилась. Это подобно тесту на прочность и устойчивость нервной системы.
Если мужчина не проходит этого испытания, он навсегда теряет свое лицо в прекрасных глазах, в которых ему довелось утонуть. Поэтому в таких ситуациях всегда полезно отыскать у своей собеседницы какой-нибудь физический из?ян и сфокусировать на нем свое внимание. Очень помогает, если у нее, к примеру, лошадиные зубы.
Однако на этот раз мне не удалось померяться силами с коварной красавицей, так как присутствие Франсуаз нарушало интимность нашего общения. Поэтому разговор окрасился иным стилем. Мне предстояло стать свидетелем беседы двух современных деловых женщин, каждая из которых прекрасно знает себе цену и ни в грош не ставит мужиков.
Поэтому я откинулся в кресле и прикрыл глаза.
-- Этого человека зовут Рендалл, некто Уесли Рендалл, -- голова Франсуаз была слегка наклонена книзу, а в серых глазах теплилось то выражение, которое ни разу не получалось у меня, хотя я несколько раз пытался его повторить, стоя перед зеркалом. -- Вам приходилось слышать это имя, Лиза?
Это была первая изгородь, которую предстояло перемахнуть нашей лошадке. Билли Уорнтон, судебный репортер, чья колонка несколько раз в месяц появляется в "Геральде", подробно поведал нам о том, как Кларенс Картер был выпущен под залог. Совиноглазка присутствовала в зале суда, когда адвокат старого банкира размахивал перед подслеповатыми глазами судьи подписанными показаниями Уесли Рендалла.