Страница:
Разнообразен и обширен был круг ремесел, где показывали свое умение многочисленные свободные ремесленники византийской столицы. Были в Константинополе мастерские по обработке металлов, о чем свидетельствует 85-я новелла, в которой, в частности, говорится об изготовлении в столице ножей [33, нов. 85, гл. IV]. В "Чудесах св. Артемия" упоминаются ??????? и ??????????, причем в первом случае речь определенно идет о кузнеце, в мастерской которого, находившейся в портике Домнина, имелись горн, мехи, молот и наковальня [43, с. 36-39].
Одним из основных видов ремесла в Константинополе являлось, по всей вероятности, ткацкое производство. Уж само существование запретов на изготовление одежды из высокосортных тканей частным лицам, а также законы против укрывательства и сманивания свободных ремесленников и рабов-ткачей государственных мастерских по выделке шерстяных и шелковых тканей говорят о наличии в городе и частных ткацких эргастириев. О существовании в Константинополе частных ткацких мастерских, в которых использовался труд наемных рабочих, прямо говорится в житии св. Авксентия [45, кол. 1384].
Гончары, работавшие в столице, изготовляли разнообразные керамические изделия, часть которых дошла до наших дней.
Были в Константинополе кожевники (?? ??????), об одном из которых упоминается в "Чудесах св. Артемия" [43, с. 36-37]. Изготовлением обуви занимались ?? ?????????, располагавшиеся в особом квартале - ?? ????????, о чем поведал нам Феофан [41, с. 181 ] 14.
Обитали в столице и скорняки, квартал которых (?? ????????) находился недалеко от Августеона [16, с. 623].
На высоком уровне стояло ювелирное дело. В Константинополе было немало искусных мастеров по золоту, позолоте, драгоценным камням [17, X, 64, 1].
Положение столицы предъявляло высокие требования к масштабам и качеству строительного дела в Константинополе. Правда, в конце V - начале VI в. общественное строительство не имел" такого размаха, как в эпоху Феодосия II, однако частное строительство велось в это время весьма интенсивно. На средства знати возводились церкви, монастыри, странноприимные дома и, конечно, особняки [41, с. 151; 132, с. 9, 12-13; 170, с. 512-513].
В строительстве широко применялась система подрядов, являвшаяся наиболее распространенной формой наемного труда в Византии [95, с. 34-37]. Подрядчик обычно обговаривал все условия с работодателем, а затем набирал нужных ему работников. Он мог быть влиятельным лицом и, как правило, действовал через нескольких субподрядчиков, бравшихся за выполнение определенных частей или видов работы. Многогранность работ при выполнении сложных подрядов, таких, как постройка церкви или дворца, требовала привлечения мастеров самых различных специальностей, притом высококвалифицированных: проектировщиков и планировщиков, инженеров, скульпторов, мозаичистов, лепщиков по гипсу, камнерезов и, наконец, непосредственно строителей - каменщиков, маляров, плотников и т. д. Кроме того, в работу вовлекалась масса чернорабочих-поденщиков, которых набирали из пришлого, в основном крестьянского, населения [95, с. 43-44].
Система строительного дела была тщательно разработана, а корпорации строителей пользовались определенным влиянием. Из закона 483 г. известно, что мастера строительного дела (artifices), подрядчики (ergolabi), а также специалисты по другим работам (professores), в том числе строители бань, заключали между собой соглашения, запрещавшие перехватывать данный кому-либо заказ и вообще выполнять работу, уже порученную другому [17, IV, 59, 2 (1)].
По-видимому, строители пытались подчас оказывать давление на работодателя, бросая начатую ими работу, в то время как другие строители в силу указанных выше соглашений отказывались продолжать ее [17, VIII, 10, 12, 9]. Очевидно, вследствие этого закон Зинона, воспроизведенный в 531 г. в Кодексе Юстиниана, строго запрещал подрядчикам и строителям (????? ??? ????????? ? ????????) оставлять начатое дело; получивший плату (??????) должен был выполнить работу до конца либо выплатить хозяину строившегося дома возмещение за понесенный убыток. Если же виновник оказывался несостоятельным, он подлежал телесному наказанию и изгнанию из города [17, VIII, 10, 12, 9]. Суровые меры были приняты и по отношению к тем, кто не соглашался принимать на себя оставленное другими дело. "Тот же,- говорится в законе,- кто отказывается продолжить брошенную другим работу, мотивируя это тем, что ее начал другой, сам будет подвергнут подобному же наказанию, что и бросивший работу" [17, VIII, 10, 12, 9].
Таким образом, свидетельствуя о наличии духа корпоративности среди строителей, этот закон вместе с тем демонстрирует откровенное недовольство государства усилением самостоятельности подобных корпораций и его явное стремление поставить их под более жесткий контроль.
Большинство эргастириев находилось в руках ремесленников, но многие принадлежали также аристократам, архонтам, кувику.ляриям, церквам, странноприимным домам, и нередко ремесленники арендовали у них эти мастерские.
Обычно эргастирии располагались в портиках улиц и зданий и составляли длинную цепь лепившихся друг к другу небольших помещений [41, с. 235]. Однородные эргастирии в большинстве случаев размещались в одном и том же квартале, который принимал название соответствующего ремесла, например: ?? ?????????????, ?? ????????????, ?? ???????? [16, с. 623; 41, с. 182, 184; 227, с. 95-96] 15, хотя это, по-видимому, не являлось обязательным. Так, один из аргиропратов, участник заговора 562 г., киликиец Маркелл, имел эргастирии не на Месе, где находились эргастирии его коллег, а возле церкви св. Ирины [22, с. 173].
Число эргастириев свободных ремесленников в Константинополе постоянно росло. Создавая в портиках свои незамысловатые лавочки-мастерские, ремесленники часто использовали доски и прочие случайные строительные материалы [279, с. 59], и, конечно, жалкий вид подобных строений не способствовал красоте города. Поэтому в конце V в. был издан императорский рескрипт (включенный в Кодекс Юстиниана), в котором определялись принципы постройки ремесленных мастерских. Рескрипт требовал, в частности, чтобы зргастирии, находившиеся в портиках зданий, не загораживали их колонн. Размеры мастерских, располагавшихся в портиках на главной улице города - Месе - от Милия до Капитолия, не должны были превышать в ширину шести футов (включая стены), я в высоту семи футов. Через каждые четыре колонны в портиках полагалось оставлять проход. Наружную стену эргастирия предписывалось украшать мрамором, чтобы таким образом "придать красоту городу и доставить удовольствие прохожим" [17, VIII, 30, 12, 1]. Устройство мастерских в портиках на других улицах столицы передавалось на усмотрение префекта города с соблюдением, однако, "равенства, с тем чтобы позволенное одним кварталам не запрещалось бы другим" [17, VIII, 10, 12, 1].
Ремесленники частных мастерских, как и государственных, образовывали корпорации, которые государство использовало в фискальных целях. За поступление налогов, как явствует из 43-й новеллы Юстиниана, отвечали старшины корпораций [33, нов. 43, гл. I, II]. Корпорация должна была уплачивать всю общую сумму налога, которая раскладывалась на отдельных ремесленников [33, нов. 43, предисл.].
Все корпорации свободных ремесленников, согласно Кодексу Юстиниана, находились в ведомстве префекта города [17, I, 28, 4] 16, однако Юстиниан, придавая, по-видимому, особое значение некоторым из своих постановлений, касающихся ремесла и торговли, адресует их не префекту города, а своим ближайшим помощникам - префекту претория Востока Иоанну Каппадокийскому [33, нов. 59, 106 и т. д.] и комиту священных щедрот Петру Варсиме [33, эдикт VII].
Как уже было отмечено, Константинополь являлся не только центром ремесленного производства, но также важным центром торговли и крупным морским портом. Здесь существовали целые торговые ряды, например Артополий [227, с, 95-96]. Животных продавали на специальном скотном рынке 17. Был в столице и особый рынок для привозных товаров, который первоначально находился на берегу Золотого Рога, а затем был перенесен в гавань Юлиана на Мраморном море [227, с. 235; 203, т. I, с. 81] 17a. В столице имелось огромное количество разнообразнейших лавок и лавчонок, которые, как и ремесленные мастерские, назывались эргастириями, поскольку во многих из них продаваемые товары тут же и изготовлялись [33, нов. 43]. В "Чудесах св. Артемия" рассказывается о некоем свечнике (???????????), владельце лавки в портике квартала ?? ????????. Здесь он продавал воск и свечи, здесь же и изготовлял их, при случае переливая разбитые [43, с. 26], После восстания Ника "в течение многих дней,- пишет автор "Пасхальной хроники", - были открыты лишь те эргастирии, которые дают нуждающимся людям пищу и питье" [16, с. 628].
В городе торговали мясом [26, с. 482-483], вином [43, с. 451, рыбой, овощами, фруктами [31, с. 95], другими продуктами питания и, разумеется, изделиями местных ремесленников. Большого размаха достигла торговля предметами роскоши и дорогими тканями, В сгоревшем во время восстания Ника "Доме ламп", описанном Георгием Кедриным, шла торговля дорогими товарами, и прежде всего великолепными, расшитыми золотом тканями [24, с. 647]. Здесь при ярком свете ламп выставлялись дорогие туалеты для обозрения их столичными модницами.
Константинополь вел оживленную торговлю с другими городами и странами. На его улицах могли встретиться купцы из самых разных уголков империи; многие из них оставались здесь надолго в расчете на хорошие барыши. Иоанн Мосх рассказывает о том, как некий торговец из Александрии подолгу жил в столице, оставляя дома жену и ребенка [27, кол. 2928], а купец из Селевкии вел торговлю в Константинополе через посланное туда им доверенное лицо (????????). Постоянно пребывали в столице купцы с Родоса и Хиоса [43, с. 5, 9, 55]. О благоприятных условиях торговли здесь свидетельствует и следующий эпизод: один житель Равенны, достав 300 солидов, решил заняться торговлей и с этой целью переехал в Константинополь [100, с. 126].
Константинополь находился в центре морских и сухопутных дорог, которые связывали его со многими областями империи (Сирией, Александрией, Малой Азией, Балканами), а также с различными отдаленными странами [201, с. 161 и сл.]. Здесь заканчивался торговый путь, идущий через Армению и Черное море [249, с. 10]. Город являлся одним из конечных западных пунктов путей пряностей 1271, с. 119, 149-150]. К VI в. Константинополь стал одним из главных, если не самым главным портом Средиземного моря [288, с. 131].
До вступления на престол Юстиниана таможенных постов в городе не было и ввозимые в столицу товары пошлиной не облагались.
Существовали лишь нерегулярные налоги, которые собирались при проверке проливов: 2% - для купцов из восточных областей и 8,33 % - для навикуляриев Киликии по их выезде из Константинополя [239, с. 168; 122, с. 241]. Придя к власти, Юстиниан, который, по-видимому, на все вознамерился наложить свою твердую руку, учредил постоянные таможни в основных гаванях города - Авидосе и Иероне, - приказав собирать со всех товаров таможенную пошлину - октаву (12,5%) 18, приравняв, таким образом, Константинополь к пограничным таможенным пунктам империи. Пошлины собирались и в самой столице, если корабли почему-либо миновали Иерон или Авидос, а также когда товары поступали в город сухопутным путем [125, с. 91].
Торговля Константинополя с другими городами осуществлялась при посредничестве купцов и навикуляриев, перевозивших товары на своих судах. Императорский дом располагал своими собственными торговцами [17, IV, 63, 1]. Известны также торговцы, находившиеся на службе или в какой-то зависимости у могущественных лиц (potiorum quoque homines) [17, IV, 63, 1].
На складывание рыночных цен большое влияние оказывали корпорации крупных (оптовых) торговцев. Ограничения цен, введенные когда-то Диоклетианом, были, по-видимому, уже давно забыты. Оптовики уславливались между собой не продавать товар по цене ниже оговоренной. Насколько явствует из рескрипта Зинона, подобного рода соглашения заключались корпорациями крупных торговцев одеждой, рыбой, продуктами питания и другими товарами [17, IV, 59, 2 (1)]. Для того чтобы застраховать себя от возможных наказаний со стороны правительства, корпорации устанавливали контакты с чиновниками канцелярии префекта города, которым, по всей видимости, давали немалые взятки.
Закон императора Зинона, который Юстиниан счел необходимым включить в свой Кодекс, строго запрещал установление монопольных цен. За участие в сговоре такого рода налагался штраф в 50 либр золота. Чиновников канцелярии префекта, допускающих поблажки торговым корпорациям, закон карал штрафом в 40 либр золота [17, IV, 59, 2 (1)].
VI век характеризовался относительно высоким уровнем товарно-денежных отношений. Это сказывалось не только в размахе внутренней и внешней торговли, но и в широком распространении разного рода финансовых операций: вкладов под проценты [17, IV, 32, 5], сдаче золота и серебра на хранение [17, IV, 33, 3], купле-продаже, совершаемой через третьих лиц (с уплатой залога или без него) [33, нов. 136, гл. III; эдикт VII, гл. VII; эдикт IX, предисл.], даче ссуд под проценты или под залог [33, нов. 136, гл. IV; эдикт VII, гл. III; эдикт IX, гл. III-IV], гарантировании уплаты долга [33, эдикт IX, предисл.] и т. д. В столице почва для подобных операций оказалась более благоприятной, нежели в других городах империи.
Весьма заметное участие в такого рода сделках принимали представители столичной знати. Беззастенчиво пользуясь своим положением, они стремились извлечь максимально высокие прибыли из финансовых операций, подчас весьма сомнительного характера: брали деньги в долг, отдавая их затем в рост или покупая на них движимое и недвижимое имущество [33, нов. 136, гл. III; эдикт VII, гл. VII], а после отказываясь признавать долговые обязательства и всячески уклоняясь от уплаты долга [33, эдикт VII, гл. VII].
В городе процветало и ростовщичество. Проценты, которые ростовщики требовали со своих клиентов, сплошь и рядом превышали 20% суммы ссуды. Ненормальная ситуация, сложившаяся в этой сфере, побудила Юстиниана вскоре после прихода к власти ограничить размах ростовщичества. С этой целью он издал в 528 г. закон, согласно которому при заключении контрактов сенаторам разрешалось получать не более 4 % прибыли в год, занимающимся ремеслом и торговлей - не более 8%, а прочим лицам - не более 6% прибыли в год [17, IV, 32, 26, 2]. В особые условия ставились лишь операции, связанные с перевозкой товаров или перемещением кредитуемых лиц. Это были так называемые trajecticia contracta, при которых допускалось взимание с клиентов 12% [17, IV, 32, 26, 2]. Однако и здесь имелись в виду лишь такие перемещения людей и товаров, которые были сопряжены с явной опасностью, в противном же случае полагался обычный процент [17, IV, 33, 1, 2]. Если ссуженные деньги выплачивались не в оговоренный срок и не все сразу, проценты разрешалось удваивать, но превышать установленный максимум было категорически запрещено [17, IV, 32, 27-28].
Закон Юстиниана, по всей вероятности, вызвал недовольство как аристократии, так и торгово-ростовщических элементов и в определенной степени явился источником трений между ними и правительством в дальнейшем. На практике он вызвал ряд бесконечных споров между кредиторами и их должниками [33, нов. 106; эдикт IX].
Коммерческие и финансовые сделки совершались обычно при посредничестве третьих лиц - чаще всего аргиропратов (о них см. ниже).
Контракты оформлялись, как правило, специальными чиновниками-символографами, составлявшими особую корпорацию [33, нов. 44, гл. IV]. Лишь при заключении соглашения на сумму меньше одной либры золота не требовалось соблюдения сложных формальностей [33, нов. 73, гл. XIII], однако и в этом случае соглашение обязательно составлялось в присутствии свидетелей 134, с. 5-б]. И все же правила не всегда соблюдались, а главное - не всеми. Во всяком случае, сделки, заключаемые аристократами (в первую очередь на получение долга или ссуды), сплошь и рядом оформлялись без свидетелей и не фиксировались чиновниками [33, эдикт VII, предисл.], в чем достаточно четко отражались сословные привилегии знати.
Характеризуя Константинополь начала VI в., следует остановиться и на той роли, которую играли в его экономике проастии - земельные владения, находившиеся как в предместьях столицы, так и в черте самого города. Часть Константинополя, окруженного новой стеной Феодосия, оказалась незастроенной, и городская знать (служилого происхождения по преимуществу) охотно скупала свободные земли, создавая здесь свои поместья [132 с. 12-13] Проастии приобретали и члены императорского дома. Так, у императора Анастасия был проастий во Влахернах; именно туда, по рассказу Феофана, он бежал во время одного из народных волнений [41, с. 159]. Его племянник, патрикий Пров, имел проастий в Сиках, в котором вовремя пребывания в Константинополе останавливался Иоанн Эфесский [52, с. 50, 60]. Юстиниан и его родственники владели проастиями ?? ???????? 19 и ?? '????????? [96, с. 63].
Немало проастиев в столице и ее округе находилось во владении церквей, монастырей, странноприимных домов. Они обычно сдавались в долгосрочную аренду (эмфитевсис), срок которой Юстиниан ограничил тремя поколениями [33, нов. 7, гл. III]. Доходы с таких проастиев шли на нужды самой церкви и ее учреждений, в частности на содержание врачей, имевшихся в странноприимных домах [43, с. 28-29; 262, с. 136].
Весьма подробно знакомит нас со столичными проастиями 159-я новелла Юстиниана, где описывается завещание одного из характерных представителей сенаторской аристократии Константинополя - синклитика Гиерия. Как явствует из новеллы, Гиерий владея пятью проастиями. Один из них находился во Влахернах, другой - в квартале Венеты (?? ???? ????????), третий - в Сиках, четвертый и пятый - на европейском берегу Босфора [33, нов. 159, предисл.]. Проастии сенатора, как мы видим, были разбросаны в разных концах города, не составляя единого комплекса. Несколько больше, чем о других, сказано в новелле о его проастии, расположенном в квартале ?? ??????? в Сиках, который Гиерий завещал внуку. Здесь находились претории, дома и ремесленные мастерские, сдающиеся внаем, бани, ипподром, цистерна, рыбачьи причалы (скалы) и, наконец, сады, большое количество которых в Константинополе засвидетельствовано 64-й новеллой Юстиниана. Часть зданий, мастерских и садов помещалась внутри стен Сик, часть - за их пределами [33, нов. 159, предисл.].
Таким образом, проастии представлял собой весьма сложный хозяйственный и имущественный организм и приносил своему владельцу разнообразный доход. Наличие в имении сдающихся в аренду мастерских отражало специфику проастия крупного города, центра ремесла и торговли. Сады и огороды тоже сдавались в аренду садовникам, которые, по всей видимости, прибегали к найму работников 20. Овощи и фрукты сбывались на рынках города, а также· продавались в портиках улиц и общественных зданий. Марцеллин Комит рассказывает, как в 501 г. прасины спрятали оружие и камни в больших глиняных сосудах, расположив их в портиках ипподрома и прикрыв сверху фруктами, будто бы предназначенными для продажи, как это было заведено [31, с. 95].
Садовники, на попечении которых находились сады и огороды, образовывали весьма влиятельную корпорацию. Связанные круговой порукой, они сами, насколько явствует из 64-й новеллы Юстиниана, с большой выгодой для себя производили оценку садов и огородов. Сильно занизив цену сада при заключении арендного договора, садовник при возвращении сада хозяину оценивал его раз в шесть выше первоначально установленной стоимости [33, нов. 64, гл. I].
Деятельность корпорации садовников полностью аналогична действиям корпораций высококвалифицированных строителей и крупных торговцев, что лишний раз свидетельствует об укреплении самостоятельности торгово-ремесленных корпораций к началу VI в. Против этой чрез мерной, по мнению правительства, самостоятельности корпораций повел борьбу еще император Зинон. Ее весьма энергично продолжил Юстиниан. Уже сама кодификация права, где большое место отводилось вопросам городской экономики (в том числе экономики Константинополя), означала, что государство было твердо намерено поставить под свой контроль все без исключения сферы деятельности горожан. Введение в столице таможенных постов, попытки положить пределы ростовщичеству, ограничение деловой активности сенаторов в сфере товарно-денежных отношений эти и другие меры государственной регламентации, столь явственно ощущаемые в начальный период правления Юстиниана, обостряли противоречия не только между горожанами и правительством, но и между отдельными социальными слоями Константинополя, к характеристике которых мы и переходим в следующей главе.
Глава II
СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА НАСЕЛЕНИЯ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
В VI в.
Интерес к социальной структуре раннего Константинополя пробудился у исследователей уже давно. Еще Дж. Бери предпринял попытку дать классификацию состава населения византийской столицы в IV-VI вв. Согласно его характеристике, между императором и народными массами стояла аристократия, различавшаяся по трем степеням знатности: высшая, средняя и низшая. К аристократии он причислял также высших чиновников, профессоров университета и занимавших высокое положение врачей; средние слои по мнению автора, были представлены богатыми купцами и начинающими юристами; далее шли не имеющие привилегий врачи, учителя и риторы и, наконец, городская беднота [147, т. I, с. 42],
Иную классификацию населения Константинополя в этот период предложил в 1913 г. В. Шульце, деливший жителей города на следующие категории: 1) аристократию, куда входили сенаторы, купцы и крупные владельцы эргастириев, 2) среднее сословие, состоявшее из ремесленников и торговцев, и 3) пролетариат, под которым автор подразумевает люмпен-пролетариат [295, с. 236-246]. Рабство, по мнению В. Шульце, не имело тогда существенного значения [295, с. 244-245], поэтому автор не счел нужным выделять рабов в отдельную категорию. Наибольшей социальной активностью исследователь наделяет среднее сословие, члены которого и были, с его точки зрения, наиболее яркими и характерными представителями византийского общества [295, с. 246].
Более сложной представлялась социальная структура городского населения Византии, в частности Константинополя, А. П. Рудакову, который вычленял в нем несколько слоев в зависимости от рода занятий [86, гл. VI].
Тот же принцип положен в основу социальных стратификации современных исследователей А. Джонса и Ф. Тиннефельда. Не занимаясь непосредственно изучением социального состава жителей Константинополя, А. Джонс задался целью рассмотреть различные категории населения империи в целом. В соответствии с этим в его труде нашли место разделы, посвященные сенаторам, торговцам и ремесленникам, военным, духовенству, лицам свободных профессий [235, с. 523-562, 607-687, 824-872, 910-914, 986-1024]. Но, давая весьма подробную характеристику отдельным слоям византийского общества, А. Джонс вместе с тем не стремился свести свои наблюдения в целостную картину, что придает его работе некоторую незавершенность, даже фрагментарность.
Следуя за А. Джонсом, Ф. Тиннефельд делит население Константинополя на сенаторскую аристократию, отдельные категории чиновников, военных, клириков, ученых, врачей, адвокатов, архитекторов, торговцев, ремесленников, лиц без определенных занятий, рабов [311, с. 175-176].
Этой несколько мозаичной картине противостоит более жесткая и обобщенная схема, предложенная Г.-Г. Беком. Всех жителей Константинополя исследователь делит на три группы: аристократию, средние слои и народные массы [136, с. 19-21, 32]. Средние слои, по мнению автора, были представлены владельцами эргастириев, средними землевладельцами, врачами, преподавателями и т. п. [136, с. 20-21]. Исследователь не оговаривает принципа, по которому он объединяет в одну группу столь различные слои населения. Единственное, что могло быть у них общего, - это, надо полагать, приблизительно одинаковый материальный уровень. Но одного этого, по-видимому, недостаточно для того, чтобы утверждать, к примеру, что владелец ремесленной лавки и преподаватель высшего учебного заведения имели одно и то же общественное положение, одинаковую психологию, сходные потребности и интересы. В данном случае определяющим фактором, бесспорно, является способ, каким получают средства к существованию, но он-то и не позволяет объединить эти категории жителей столицы в одну группу.
Имущественному фактору придает большое значение и Э. Патлажан. В ходе своего исследования она делает вывод о том, что в ранневизантийский период на смену прежнему разделению общества на honestiores и humiliores постепенно приходит деление жителей на богатых и бедных [279, с. 14-17].
Одним из основных видов ремесла в Константинополе являлось, по всей вероятности, ткацкое производство. Уж само существование запретов на изготовление одежды из высокосортных тканей частным лицам, а также законы против укрывательства и сманивания свободных ремесленников и рабов-ткачей государственных мастерских по выделке шерстяных и шелковых тканей говорят о наличии в городе и частных ткацких эргастириев. О существовании в Константинополе частных ткацких мастерских, в которых использовался труд наемных рабочих, прямо говорится в житии св. Авксентия [45, кол. 1384].
Гончары, работавшие в столице, изготовляли разнообразные керамические изделия, часть которых дошла до наших дней.
Были в Константинополе кожевники (?? ??????), об одном из которых упоминается в "Чудесах св. Артемия" [43, с. 36-37]. Изготовлением обуви занимались ?? ?????????, располагавшиеся в особом квартале - ?? ????????, о чем поведал нам Феофан [41, с. 181 ] 14.
Обитали в столице и скорняки, квартал которых (?? ????????) находился недалеко от Августеона [16, с. 623].
На высоком уровне стояло ювелирное дело. В Константинополе было немало искусных мастеров по золоту, позолоте, драгоценным камням [17, X, 64, 1].
Положение столицы предъявляло высокие требования к масштабам и качеству строительного дела в Константинополе. Правда, в конце V - начале VI в. общественное строительство не имел" такого размаха, как в эпоху Феодосия II, однако частное строительство велось в это время весьма интенсивно. На средства знати возводились церкви, монастыри, странноприимные дома и, конечно, особняки [41, с. 151; 132, с. 9, 12-13; 170, с. 512-513].
В строительстве широко применялась система подрядов, являвшаяся наиболее распространенной формой наемного труда в Византии [95, с. 34-37]. Подрядчик обычно обговаривал все условия с работодателем, а затем набирал нужных ему работников. Он мог быть влиятельным лицом и, как правило, действовал через нескольких субподрядчиков, бравшихся за выполнение определенных частей или видов работы. Многогранность работ при выполнении сложных подрядов, таких, как постройка церкви или дворца, требовала привлечения мастеров самых различных специальностей, притом высококвалифицированных: проектировщиков и планировщиков, инженеров, скульпторов, мозаичистов, лепщиков по гипсу, камнерезов и, наконец, непосредственно строителей - каменщиков, маляров, плотников и т. д. Кроме того, в работу вовлекалась масса чернорабочих-поденщиков, которых набирали из пришлого, в основном крестьянского, населения [95, с. 43-44].
Система строительного дела была тщательно разработана, а корпорации строителей пользовались определенным влиянием. Из закона 483 г. известно, что мастера строительного дела (artifices), подрядчики (ergolabi), а также специалисты по другим работам (professores), в том числе строители бань, заключали между собой соглашения, запрещавшие перехватывать данный кому-либо заказ и вообще выполнять работу, уже порученную другому [17, IV, 59, 2 (1)].
По-видимому, строители пытались подчас оказывать давление на работодателя, бросая начатую ими работу, в то время как другие строители в силу указанных выше соглашений отказывались продолжать ее [17, VIII, 10, 12, 9]. Очевидно, вследствие этого закон Зинона, воспроизведенный в 531 г. в Кодексе Юстиниана, строго запрещал подрядчикам и строителям (????? ??? ????????? ? ????????) оставлять начатое дело; получивший плату (??????) должен был выполнить работу до конца либо выплатить хозяину строившегося дома возмещение за понесенный убыток. Если же виновник оказывался несостоятельным, он подлежал телесному наказанию и изгнанию из города [17, VIII, 10, 12, 9]. Суровые меры были приняты и по отношению к тем, кто не соглашался принимать на себя оставленное другими дело. "Тот же,- говорится в законе,- кто отказывается продолжить брошенную другим работу, мотивируя это тем, что ее начал другой, сам будет подвергнут подобному же наказанию, что и бросивший работу" [17, VIII, 10, 12, 9].
Таким образом, свидетельствуя о наличии духа корпоративности среди строителей, этот закон вместе с тем демонстрирует откровенное недовольство государства усилением самостоятельности подобных корпораций и его явное стремление поставить их под более жесткий контроль.
Большинство эргастириев находилось в руках ремесленников, но многие принадлежали также аристократам, архонтам, кувику.ляриям, церквам, странноприимным домам, и нередко ремесленники арендовали у них эти мастерские.
Обычно эргастирии располагались в портиках улиц и зданий и составляли длинную цепь лепившихся друг к другу небольших помещений [41, с. 235]. Однородные эргастирии в большинстве случаев размещались в одном и том же квартале, который принимал название соответствующего ремесла, например: ?? ?????????????, ?? ????????????, ?? ???????? [16, с. 623; 41, с. 182, 184; 227, с. 95-96] 15, хотя это, по-видимому, не являлось обязательным. Так, один из аргиропратов, участник заговора 562 г., киликиец Маркелл, имел эргастирии не на Месе, где находились эргастирии его коллег, а возле церкви св. Ирины [22, с. 173].
Число эргастириев свободных ремесленников в Константинополе постоянно росло. Создавая в портиках свои незамысловатые лавочки-мастерские, ремесленники часто использовали доски и прочие случайные строительные материалы [279, с. 59], и, конечно, жалкий вид подобных строений не способствовал красоте города. Поэтому в конце V в. был издан императорский рескрипт (включенный в Кодекс Юстиниана), в котором определялись принципы постройки ремесленных мастерских. Рескрипт требовал, в частности, чтобы зргастирии, находившиеся в портиках зданий, не загораживали их колонн. Размеры мастерских, располагавшихся в портиках на главной улице города - Месе - от Милия до Капитолия, не должны были превышать в ширину шести футов (включая стены), я в высоту семи футов. Через каждые четыре колонны в портиках полагалось оставлять проход. Наружную стену эргастирия предписывалось украшать мрамором, чтобы таким образом "придать красоту городу и доставить удовольствие прохожим" [17, VIII, 30, 12, 1]. Устройство мастерских в портиках на других улицах столицы передавалось на усмотрение префекта города с соблюдением, однако, "равенства, с тем чтобы позволенное одним кварталам не запрещалось бы другим" [17, VIII, 10, 12, 1].
Ремесленники частных мастерских, как и государственных, образовывали корпорации, которые государство использовало в фискальных целях. За поступление налогов, как явствует из 43-й новеллы Юстиниана, отвечали старшины корпораций [33, нов. 43, гл. I, II]. Корпорация должна была уплачивать всю общую сумму налога, которая раскладывалась на отдельных ремесленников [33, нов. 43, предисл.].
Все корпорации свободных ремесленников, согласно Кодексу Юстиниана, находились в ведомстве префекта города [17, I, 28, 4] 16, однако Юстиниан, придавая, по-видимому, особое значение некоторым из своих постановлений, касающихся ремесла и торговли, адресует их не префекту города, а своим ближайшим помощникам - префекту претория Востока Иоанну Каппадокийскому [33, нов. 59, 106 и т. д.] и комиту священных щедрот Петру Варсиме [33, эдикт VII].
Как уже было отмечено, Константинополь являлся не только центром ремесленного производства, но также важным центром торговли и крупным морским портом. Здесь существовали целые торговые ряды, например Артополий [227, с, 95-96]. Животных продавали на специальном скотном рынке 17. Был в столице и особый рынок для привозных товаров, который первоначально находился на берегу Золотого Рога, а затем был перенесен в гавань Юлиана на Мраморном море [227, с. 235; 203, т. I, с. 81] 17a. В столице имелось огромное количество разнообразнейших лавок и лавчонок, которые, как и ремесленные мастерские, назывались эргастириями, поскольку во многих из них продаваемые товары тут же и изготовлялись [33, нов. 43]. В "Чудесах св. Артемия" рассказывается о некоем свечнике (???????????), владельце лавки в портике квартала ?? ????????. Здесь он продавал воск и свечи, здесь же и изготовлял их, при случае переливая разбитые [43, с. 26], После восстания Ника "в течение многих дней,- пишет автор "Пасхальной хроники", - были открыты лишь те эргастирии, которые дают нуждающимся людям пищу и питье" [16, с. 628].
В городе торговали мясом [26, с. 482-483], вином [43, с. 451, рыбой, овощами, фруктами [31, с. 95], другими продуктами питания и, разумеется, изделиями местных ремесленников. Большого размаха достигла торговля предметами роскоши и дорогими тканями, В сгоревшем во время восстания Ника "Доме ламп", описанном Георгием Кедриным, шла торговля дорогими товарами, и прежде всего великолепными, расшитыми золотом тканями [24, с. 647]. Здесь при ярком свете ламп выставлялись дорогие туалеты для обозрения их столичными модницами.
Константинополь вел оживленную торговлю с другими городами и странами. На его улицах могли встретиться купцы из самых разных уголков империи; многие из них оставались здесь надолго в расчете на хорошие барыши. Иоанн Мосх рассказывает о том, как некий торговец из Александрии подолгу жил в столице, оставляя дома жену и ребенка [27, кол. 2928], а купец из Селевкии вел торговлю в Константинополе через посланное туда им доверенное лицо (????????). Постоянно пребывали в столице купцы с Родоса и Хиоса [43, с. 5, 9, 55]. О благоприятных условиях торговли здесь свидетельствует и следующий эпизод: один житель Равенны, достав 300 солидов, решил заняться торговлей и с этой целью переехал в Константинополь [100, с. 126].
Константинополь находился в центре морских и сухопутных дорог, которые связывали его со многими областями империи (Сирией, Александрией, Малой Азией, Балканами), а также с различными отдаленными странами [201, с. 161 и сл.]. Здесь заканчивался торговый путь, идущий через Армению и Черное море [249, с. 10]. Город являлся одним из конечных западных пунктов путей пряностей 1271, с. 119, 149-150]. К VI в. Константинополь стал одним из главных, если не самым главным портом Средиземного моря [288, с. 131].
До вступления на престол Юстиниана таможенных постов в городе не было и ввозимые в столицу товары пошлиной не облагались.
Существовали лишь нерегулярные налоги, которые собирались при проверке проливов: 2% - для купцов из восточных областей и 8,33 % - для навикуляриев Киликии по их выезде из Константинополя [239, с. 168; 122, с. 241]. Придя к власти, Юстиниан, который, по-видимому, на все вознамерился наложить свою твердую руку, учредил постоянные таможни в основных гаванях города - Авидосе и Иероне, - приказав собирать со всех товаров таможенную пошлину - октаву (12,5%) 18, приравняв, таким образом, Константинополь к пограничным таможенным пунктам империи. Пошлины собирались и в самой столице, если корабли почему-либо миновали Иерон или Авидос, а также когда товары поступали в город сухопутным путем [125, с. 91].
Торговля Константинополя с другими городами осуществлялась при посредничестве купцов и навикуляриев, перевозивших товары на своих судах. Императорский дом располагал своими собственными торговцами [17, IV, 63, 1]. Известны также торговцы, находившиеся на службе или в какой-то зависимости у могущественных лиц (potiorum quoque homines) [17, IV, 63, 1].
На складывание рыночных цен большое влияние оказывали корпорации крупных (оптовых) торговцев. Ограничения цен, введенные когда-то Диоклетианом, были, по-видимому, уже давно забыты. Оптовики уславливались между собой не продавать товар по цене ниже оговоренной. Насколько явствует из рескрипта Зинона, подобного рода соглашения заключались корпорациями крупных торговцев одеждой, рыбой, продуктами питания и другими товарами [17, IV, 59, 2 (1)]. Для того чтобы застраховать себя от возможных наказаний со стороны правительства, корпорации устанавливали контакты с чиновниками канцелярии префекта города, которым, по всей видимости, давали немалые взятки.
Закон императора Зинона, который Юстиниан счел необходимым включить в свой Кодекс, строго запрещал установление монопольных цен. За участие в сговоре такого рода налагался штраф в 50 либр золота. Чиновников канцелярии префекта, допускающих поблажки торговым корпорациям, закон карал штрафом в 40 либр золота [17, IV, 59, 2 (1)].
VI век характеризовался относительно высоким уровнем товарно-денежных отношений. Это сказывалось не только в размахе внутренней и внешней торговли, но и в широком распространении разного рода финансовых операций: вкладов под проценты [17, IV, 32, 5], сдаче золота и серебра на хранение [17, IV, 33, 3], купле-продаже, совершаемой через третьих лиц (с уплатой залога или без него) [33, нов. 136, гл. III; эдикт VII, гл. VII; эдикт IX, предисл.], даче ссуд под проценты или под залог [33, нов. 136, гл. IV; эдикт VII, гл. III; эдикт IX, гл. III-IV], гарантировании уплаты долга [33, эдикт IX, предисл.] и т. д. В столице почва для подобных операций оказалась более благоприятной, нежели в других городах империи.
Весьма заметное участие в такого рода сделках принимали представители столичной знати. Беззастенчиво пользуясь своим положением, они стремились извлечь максимально высокие прибыли из финансовых операций, подчас весьма сомнительного характера: брали деньги в долг, отдавая их затем в рост или покупая на них движимое и недвижимое имущество [33, нов. 136, гл. III; эдикт VII, гл. VII], а после отказываясь признавать долговые обязательства и всячески уклоняясь от уплаты долга [33, эдикт VII, гл. VII].
В городе процветало и ростовщичество. Проценты, которые ростовщики требовали со своих клиентов, сплошь и рядом превышали 20% суммы ссуды. Ненормальная ситуация, сложившаяся в этой сфере, побудила Юстиниана вскоре после прихода к власти ограничить размах ростовщичества. С этой целью он издал в 528 г. закон, согласно которому при заключении контрактов сенаторам разрешалось получать не более 4 % прибыли в год, занимающимся ремеслом и торговлей - не более 8%, а прочим лицам - не более 6% прибыли в год [17, IV, 32, 26, 2]. В особые условия ставились лишь операции, связанные с перевозкой товаров или перемещением кредитуемых лиц. Это были так называемые trajecticia contracta, при которых допускалось взимание с клиентов 12% [17, IV, 32, 26, 2]. Однако и здесь имелись в виду лишь такие перемещения людей и товаров, которые были сопряжены с явной опасностью, в противном же случае полагался обычный процент [17, IV, 33, 1, 2]. Если ссуженные деньги выплачивались не в оговоренный срок и не все сразу, проценты разрешалось удваивать, но превышать установленный максимум было категорически запрещено [17, IV, 32, 27-28].
Закон Юстиниана, по всей вероятности, вызвал недовольство как аристократии, так и торгово-ростовщических элементов и в определенной степени явился источником трений между ними и правительством в дальнейшем. На практике он вызвал ряд бесконечных споров между кредиторами и их должниками [33, нов. 106; эдикт IX].
Коммерческие и финансовые сделки совершались обычно при посредничестве третьих лиц - чаще всего аргиропратов (о них см. ниже).
Контракты оформлялись, как правило, специальными чиновниками-символографами, составлявшими особую корпорацию [33, нов. 44, гл. IV]. Лишь при заключении соглашения на сумму меньше одной либры золота не требовалось соблюдения сложных формальностей [33, нов. 73, гл. XIII], однако и в этом случае соглашение обязательно составлялось в присутствии свидетелей 134, с. 5-б]. И все же правила не всегда соблюдались, а главное - не всеми. Во всяком случае, сделки, заключаемые аристократами (в первую очередь на получение долга или ссуды), сплошь и рядом оформлялись без свидетелей и не фиксировались чиновниками [33, эдикт VII, предисл.], в чем достаточно четко отражались сословные привилегии знати.
Характеризуя Константинополь начала VI в., следует остановиться и на той роли, которую играли в его экономике проастии - земельные владения, находившиеся как в предместьях столицы, так и в черте самого города. Часть Константинополя, окруженного новой стеной Феодосия, оказалась незастроенной, и городская знать (служилого происхождения по преимуществу) охотно скупала свободные земли, создавая здесь свои поместья [132 с. 12-13] Проастии приобретали и члены императорского дома. Так, у императора Анастасия был проастий во Влахернах; именно туда, по рассказу Феофана, он бежал во время одного из народных волнений [41, с. 159]. Его племянник, патрикий Пров, имел проастий в Сиках, в котором вовремя пребывания в Константинополе останавливался Иоанн Эфесский [52, с. 50, 60]. Юстиниан и его родственники владели проастиями ?? ???????? 19 и ?? '????????? [96, с. 63].
Немало проастиев в столице и ее округе находилось во владении церквей, монастырей, странноприимных домов. Они обычно сдавались в долгосрочную аренду (эмфитевсис), срок которой Юстиниан ограничил тремя поколениями [33, нов. 7, гл. III]. Доходы с таких проастиев шли на нужды самой церкви и ее учреждений, в частности на содержание врачей, имевшихся в странноприимных домах [43, с. 28-29; 262, с. 136].
Весьма подробно знакомит нас со столичными проастиями 159-я новелла Юстиниана, где описывается завещание одного из характерных представителей сенаторской аристократии Константинополя - синклитика Гиерия. Как явствует из новеллы, Гиерий владея пятью проастиями. Один из них находился во Влахернах, другой - в квартале Венеты (?? ???? ????????), третий - в Сиках, четвертый и пятый - на европейском берегу Босфора [33, нов. 159, предисл.]. Проастии сенатора, как мы видим, были разбросаны в разных концах города, не составляя единого комплекса. Несколько больше, чем о других, сказано в новелле о его проастии, расположенном в квартале ?? ??????? в Сиках, который Гиерий завещал внуку. Здесь находились претории, дома и ремесленные мастерские, сдающиеся внаем, бани, ипподром, цистерна, рыбачьи причалы (скалы) и, наконец, сады, большое количество которых в Константинополе засвидетельствовано 64-й новеллой Юстиниана. Часть зданий, мастерских и садов помещалась внутри стен Сик, часть - за их пределами [33, нов. 159, предисл.].
Таким образом, проастии представлял собой весьма сложный хозяйственный и имущественный организм и приносил своему владельцу разнообразный доход. Наличие в имении сдающихся в аренду мастерских отражало специфику проастия крупного города, центра ремесла и торговли. Сады и огороды тоже сдавались в аренду садовникам, которые, по всей видимости, прибегали к найму работников 20. Овощи и фрукты сбывались на рынках города, а также· продавались в портиках улиц и общественных зданий. Марцеллин Комит рассказывает, как в 501 г. прасины спрятали оружие и камни в больших глиняных сосудах, расположив их в портиках ипподрома и прикрыв сверху фруктами, будто бы предназначенными для продажи, как это было заведено [31, с. 95].
Садовники, на попечении которых находились сады и огороды, образовывали весьма влиятельную корпорацию. Связанные круговой порукой, они сами, насколько явствует из 64-й новеллы Юстиниана, с большой выгодой для себя производили оценку садов и огородов. Сильно занизив цену сада при заключении арендного договора, садовник при возвращении сада хозяину оценивал его раз в шесть выше первоначально установленной стоимости [33, нов. 64, гл. I].
Деятельность корпорации садовников полностью аналогична действиям корпораций высококвалифицированных строителей и крупных торговцев, что лишний раз свидетельствует об укреплении самостоятельности торгово-ремесленных корпораций к началу VI в. Против этой чрез мерной, по мнению правительства, самостоятельности корпораций повел борьбу еще император Зинон. Ее весьма энергично продолжил Юстиниан. Уже сама кодификация права, где большое место отводилось вопросам городской экономики (в том числе экономики Константинополя), означала, что государство было твердо намерено поставить под свой контроль все без исключения сферы деятельности горожан. Введение в столице таможенных постов, попытки положить пределы ростовщичеству, ограничение деловой активности сенаторов в сфере товарно-денежных отношений эти и другие меры государственной регламентации, столь явственно ощущаемые в начальный период правления Юстиниана, обостряли противоречия не только между горожанами и правительством, но и между отдельными социальными слоями Константинополя, к характеристике которых мы и переходим в следующей главе.
Глава II
СОЦИАЛЬНАЯ СТРУКТУРА НАСЕЛЕНИЯ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
В VI в.
Интерес к социальной структуре раннего Константинополя пробудился у исследователей уже давно. Еще Дж. Бери предпринял попытку дать классификацию состава населения византийской столицы в IV-VI вв. Согласно его характеристике, между императором и народными массами стояла аристократия, различавшаяся по трем степеням знатности: высшая, средняя и низшая. К аристократии он причислял также высших чиновников, профессоров университета и занимавших высокое положение врачей; средние слои по мнению автора, были представлены богатыми купцами и начинающими юристами; далее шли не имеющие привилегий врачи, учителя и риторы и, наконец, городская беднота [147, т. I, с. 42],
Иную классификацию населения Константинополя в этот период предложил в 1913 г. В. Шульце, деливший жителей города на следующие категории: 1) аристократию, куда входили сенаторы, купцы и крупные владельцы эргастириев, 2) среднее сословие, состоявшее из ремесленников и торговцев, и 3) пролетариат, под которым автор подразумевает люмпен-пролетариат [295, с. 236-246]. Рабство, по мнению В. Шульце, не имело тогда существенного значения [295, с. 244-245], поэтому автор не счел нужным выделять рабов в отдельную категорию. Наибольшей социальной активностью исследователь наделяет среднее сословие, члены которого и были, с его точки зрения, наиболее яркими и характерными представителями византийского общества [295, с. 246].
Более сложной представлялась социальная структура городского населения Византии, в частности Константинополя, А. П. Рудакову, который вычленял в нем несколько слоев в зависимости от рода занятий [86, гл. VI].
Тот же принцип положен в основу социальных стратификации современных исследователей А. Джонса и Ф. Тиннефельда. Не занимаясь непосредственно изучением социального состава жителей Константинополя, А. Джонс задался целью рассмотреть различные категории населения империи в целом. В соответствии с этим в его труде нашли место разделы, посвященные сенаторам, торговцам и ремесленникам, военным, духовенству, лицам свободных профессий [235, с. 523-562, 607-687, 824-872, 910-914, 986-1024]. Но, давая весьма подробную характеристику отдельным слоям византийского общества, А. Джонс вместе с тем не стремился свести свои наблюдения в целостную картину, что придает его работе некоторую незавершенность, даже фрагментарность.
Следуя за А. Джонсом, Ф. Тиннефельд делит население Константинополя на сенаторскую аристократию, отдельные категории чиновников, военных, клириков, ученых, врачей, адвокатов, архитекторов, торговцев, ремесленников, лиц без определенных занятий, рабов [311, с. 175-176].
Этой несколько мозаичной картине противостоит более жесткая и обобщенная схема, предложенная Г.-Г. Беком. Всех жителей Константинополя исследователь делит на три группы: аристократию, средние слои и народные массы [136, с. 19-21, 32]. Средние слои, по мнению автора, были представлены владельцами эргастириев, средними землевладельцами, врачами, преподавателями и т. п. [136, с. 20-21]. Исследователь не оговаривает принципа, по которому он объединяет в одну группу столь различные слои населения. Единственное, что могло быть у них общего, - это, надо полагать, приблизительно одинаковый материальный уровень. Но одного этого, по-видимому, недостаточно для того, чтобы утверждать, к примеру, что владелец ремесленной лавки и преподаватель высшего учебного заведения имели одно и то же общественное положение, одинаковую психологию, сходные потребности и интересы. В данном случае определяющим фактором, бесспорно, является способ, каким получают средства к существованию, но он-то и не позволяет объединить эти категории жителей столицы в одну группу.
Имущественному фактору придает большое значение и Э. Патлажан. В ходе своего исследования она делает вывод о том, что в ранневизантийский период на смену прежнему разделению общества на honestiores и humiliores постепенно приходит деление жителей на богатых и бедных [279, с. 14-17].