Черепанов Макс. У конца времен

   - Может быть, фору? - доброжелательно предлагает Йцукенг.
   - Обижаешь, старик - пыхтит Рольд, стряхивая с пальцев крошки и простирая ладони над доской.
   - Контроль, - говорит Йцукенг, мгновенно преображаясь и делая то же самое.
   Доска оживает, на ней теперь полно копошащихся синих и желтых искр.
   - Стандартный набор у каждого, - говорит Тим, - поле без препятствий и сюрпризов. Стратегия в чистом виде, - и он позволяет себе улыбнуться, - готовы?
   Йцукенг кивает, Рольд бормочет нечто неразборчивое.
   - Поехали! - говорит Тим, и Олдж наклоняется вперед, поедая глазами доску.
   Искры сшибаются в танце, и почти сразу игроков начинает ощутимо потряхивать. Бородач крякает каждый раз, когда его бьет током, Йцукенг молча кусает губы, стреляя взглядом по доске, и вспышки сгорающих кораблей отражаются в его глазах крошечными бликами.
   - Мальчишки, - ворчит Э, набивая трубку, - могли бы и отключить боль, ни к чему это уже...
   - В этом-то и суть, - не соглашается с ним Тим, - им нельзя расслабляться. В реальном бою мастер-пилот каждого погибшего корабля выбывает из строя минимум на два месяца, считая мероприятия по выводу из ментального шока и восстановление формы. Это очень неприятное ощущение - гибнуть, будучи кораблем. Так что справедливо, что оператор принимает на себя часть боли пилота. Пусть символическую...
   - Да, но это-то тренажер! И вообще ничего путного из таких игрищ не выходит. Что камнем по яйцу, что яйцом по камню - все одно плохо яйцу, а не камню. Толку-то... что реальские собаки, что зеленые человечки - играют не по-нашему. А мы будто друг друга мочить готовимся...
   Рольд крякает особенно сильно, и на секунду его глаза закатываются, а руки безвольно повисают. В тот же миг количество синих искр сокращается вдвое, и Тим рубит воздух рукой:
   - Стоп!
   Йцукенг и Олдж одновременно откидываются от доски, бородач угрюмо разминает затекшие кисти и говорит:
   - Староват я уже становлюсь для этих игр.
   - Пустяки, - говорит Йцукенг, - просто ты перебрал сегодня дозу "Особого игристого", и оттого почти не проявлял активности. А ведь это всегда губительно - отдавать инициативу. Мне удалось навязать тебе свой темп, это уже почти победа.
   Тим шевелит пальцами в воздухе, и только что сыгранная партия прокручивается перед ними в ускоренном темпе.
   - Ты не простил ему ни одной ошибки, - с уважением говорит стратег, - ни одной... здесь, здесь... и тут... а вот сейчас - твое построение несовершенно. Чрезмерный баланс в сторону атаки - если бы тебе пришлось защищаться...
   - Ну? - прищуривается Йцукенг, - может, партеечку?
   Тим смеется и движением ладони гасит доску.
   - Сегодня меня больше влечет вино...
   Вино влечет всех, и через час храпящего Рольда уносят жена и более-менее твердо стоящий на ногах Э, уходит Олдж, оставив надежду увидеть партию между Тимом и отцом. Йцукенг и стратег лежат в шезлонгах, глядя в небо, и неторопливо разговаривают.
   - Давно охотился последний раз? - спрашивает Тим.
   Йцукенг задумывается.
   - Года три назад или около того. Бродил почти неделю в перелесках, устал как собака...
   - Видел? - понизив голос, интересуется стратег.
   - Следы... следы видел. Даже не стрелял ни разу.
   Тим хлопает его по плечу.
   - Молодец. Выходит, у тебя все в порядке. Здоровье есть, когда его не замечаешь... скачешь все небось по утрам?
   - Не без этого.
   Тим кивает и неожиданно говорит:
   - А я вот своего зверя видел. Не далее как месяц назад. В лес лезть не хотелось, но он повадился выть по ночам, и с каждым днем все ближе к дому. Жена на меня так смотрела... я взял плазменный винтарь и пошел. Наткнулся почти сразу... Две обоймы разрядил, несколько раз зацепил точно. Еще бы немного, и... - ладони Тима сжимаются в кулаки.
   - Шутишь, друг. Шщзхъ нельзя окончательно убить, это знают все... хоть полегчало?
   - Немного.
   - Рано ты стал с Шщзхъ в упор пересекаться, - хмуро говорит Йцукенг, - тебе ведь едва-едва сорок. Наследственность плохая...
   - А что же, мне дома сидеть, как Вапит? - взвивается Тим, слушать, как оно грызет дверь, пробует на зуб рамы? Так Шщзхъ же и в дом заберется, такое бывало. Совсем позорный конец. Нет, уж лучше в открытом бою...
   Йцукенг морщится.
   - Ну хоть ты глупостей не говори... мастер-стратег кислых щей. Не существует таких понятий - "открытый бой", "закрытый бой". Нет трусости. Ты нападаешь, если рассчитываешь на успех, принимаешь бой, когда тебе это выгодно, и уклоняешься от схватки, если не уверен в ее исходе или ситуация очевидно неблагоприятна.
   Тим молчит, и тогда Йцукенг продолжает:
   - Мой отец ходил каждый год охотится, в мой день рождения. Последние года три он возвращался с ранами на теле и пустым патронташем хотел дожить до появления внука, покачать его на руках... а потом, в мой двадцать седьмой день, ушел в лес без винтовки. Просто обнял меня и Олджа, тот едва ходить начал, и ушел. Не сказал даже ничего, просто помахал рукой и пошел, не оглядываясь. А Шщзхъ не выло... совсем не выло в ту ночь. И правильно делало, я до утра по лесу носился, сжигал каждую разлапистую корягу... ничего не видел от слез.
   Несколько минут царит тишина. Потом Йцукенг проводит ладонью по лицу и спрашивает:
   - Твой-то как?
   Тим улыбается, несколько болезненно.
   - Пока молодцом. Какую штуку учудил: сидит по ночам на балконе и оттуда палит в каждую тень. Не сдается дед...
   - Хорошо придумано, - усмехается Йцукенг, - вот только невысоко у вас балкон в старой вилле... мы лазили, помнишь?
   - Да, - говорит Тим и вновь мрачнеет. Потом так же, как Йцукенг, проводит ладонью по лицу, и резко дергает головой, словно стряхивая что-то с волос, - к черту! Негативное мышление, потеря оптимального взаимодействия. Отставить. Ваш брат оператор себе такого не позволяет, и правильно. Взять хотя бы того же Цыча - железный парень. Кстати, как тебе этот людоедский вождь?
   - Сву? - отзывается Йцукенг, - человек как человек. А оператор очень хороший... очень талантливый...
   - Лучше тебя?
   - Все настолько серьезно? - немного помолчав, спрашивает Йцукенг.
   - Более чем. Пока у них нет большинства в совете... но их территории расширяются быстрее, чем наши. Есть ряд принципиальных разногласий...
   - Именно?
   - Они хотят изменить Великую Хартию. Их тактические операторы иногда позволяют себе не исполнять или исполнять ненадлежащим образом приказы уполномоченных стратегов. Мы вынуждены отвечать тем же. Напряжение растет...
   - Не хотелось бы, - медленно произносит Йцукенг, - не хотелось бы...
   - О чем ты говоришь... все понимают, к чему идет дело, но сделать ничего не в силах. Это как рок, как наваждение... большие проблемы всегда возникают не по той или иной конкретной причине, а как бы из ничего, из десятков мелочей. Как бы - просто момент имеет такую структуру.
   - У него есть дети? У Цыча? - вдруг спрашивает Йцукенг.
   - Дочери, две. Пятнадцать и девять лет. А почему тебя это интересует? Никто никогда не слышал о женщине - стратегическом операторе...
   Йцукенг потягивается в шезлонге.
   - Времена меняются, кепаса Тим.
   Йцукенг смотрит в окно, вслед исчезающей в ночном небе точке флаера, когда раздается стук в дверь.
   - Входи, - говорит он, продолжая смотреть в окно. Он смотрит до тех пор, пока флаер не исчезает окончательно в сутолоке небесного великолепия. Потом Йцукенг поворачивается и видит, что Олдж уже сидит на стуле, лицом к нему, а на столе разложена давнишняя металлическая доска. Сын мрачен и встречает взгляд Йцукенга, не отводя глаз.
   Стул со стороны окна остался свободным, и Йцукенг садится. Потирает лоб, собираясь с мыслями.
   - Как прошел день, Олли?
   - Нормально. Я никуда не поехал.
   - А что так?
   У Олджа дергается левая щека.
   - Издеваешься, пап? Во флаере три места, два из них заняты Длорпом и его подружкой. Я не мог поехать без Амить, и она, само собой, не поехала без меня. А наш флаер стоял себе в ангаре!
   Йцукенг чуть улыбнулся, заметив подрагивающие крылья носа и играющие желваки на лице сына.
   - Сегодня у тебя есть шанс получить безраздельные права на этот кусок железа. Итак... восьми линкоров форы тебе уже многовато будет. Получишь четыре, флагман... двойное по крейсерам, полуторное по эсминцам...
   - Не надо по эсминцам.
   - Надо, - с сожалением говорит Йцукенг, - надо, не умеешь ты ими пользоваться. Пока не умеешь... ну что? Тренировку или сразу на интерес?
   - Сразу.
   - Уверен?
   Мальчишка улыбается - холодно и зло.
   - Уверен, отец. На все сто, - и протягивает над доской кисти.
   Свежая ссадина на указательном пальце правой руки.
   "В общем-то, все верно" - думает Йцукенг, заканчивая настройку и тоже медленно протягивая вперед руки, - "он наверняка разминался, пока мы с Тимошкой философствовали... теперь хочет взять меня тепленьким. А крейсера я зря ему дал... аукнутся мне сейчас эти крейсера по полной программе...".
   - Готов! - нетерпеливо выкрикивает Олдж.
   Долгая-долгая секунда, в течение которой Йцукенг привычно собирается в кулак и освобождает свой разум от всего, не связанного с лежащей перед ним доской.
   - Готов.
   Йцукенг сразу понимает, что четыре линкора форы вместе с крейсерами это очень много, но ни на миг не прекращает плести своими пальцами невидимую паутину. Синие искры, построившись плотным октагоном, теснят его флот к краю доски, заставляя на ходу менять построение, делиться на части... Боль гибнущих кораблей хлещет по нервным цепям Йцукенга, и он автоматически обращает ее в свое сосредоточение и свои силы. Олдж шипит при каждом разряде, проходящем через его руки, но глаза уже блестят предвкушением победы, а руки не сбиваются с ритма. Еще немного...
   Дверь за спиной Олджа приоткрывается, и в нее заглядывает Ячсмить.
   - Ох, - дрогнувшим голосом говорит она, - вы опять...
   Олдж вздрагивает от звука ее голоса и делает неверное движение рукой. Йцукенг тут же подхватывает его, ввинчиваясь правой ладонью в чехарду искр, и Олдж вздрагивает еще раз - на этот раз от сильного укола боли, когда его флагман расцветает огненным цветком.
   В ушах Йцукенга вновь начинает звучать музыка - победная, спасительная, и он отдается на ее волю, плывет по слышным только ему волнам, не ощущая больше разрядов тока - может быть, из-за транса, а может быть, потому, что теперь их почти нет...
   - Стоп! - кричит Ячсмить, и машет перед лицом Йцукенга свой маленькой ладонью, - стоп, стоп, стоп!
   Йцукенг открывает глаза и видит, что Олдж до крови прокусил себе нижнюю губу, видит тоненькие темно-красные струйки из его ноздрей, почти обессмыслившиеся глаза.
   - Стоп, - говорит он, и тренажер гаснет.
   Ячсмить садится на корточки рядом с Олджем и вытирает платком его лицо, послав Йцукенгу полный укора взгляд.
   - Я почти смог! - чуть не плача, говорит мальчик, - еще бы чутьчуть!
   Йцукенг постепенно возвращается к действительности, сознавая, что он сидит в комнате, на стуле, и не нужно непрерывно отдавать приказов и маневрировать, контратаковать, терпеливо ожидая... ожидая роковой ошибки противника, чтобы потом не оставить ему шанса. Ни единого.
   - Да, - говорит он, - у тебя почти получилось. Странное ощущение, когда тебя бьют твоим же оружием... сегодня на террасе подсмотрел? Похвально. Но такого гандикапа я тебе не дам больше, ты уж извини...
   - Еще раз! - просит Олдж, пытаясь высвободиться из ласковых, но настойчивых рук Ячсмить.
   Йцукенг качает головой.
   - По одной попытке за день.
   Мальчишка бьет себя кулаком по колену. В глазах застыли слезы - не слезы боли, слезы обиды.
   - Первое, - говорит Йцукенг, - что бы не происходило вокруг тебя не отвлекайся. Это главная ошибка, которую ты допустил сегодня, и она повлекла за собой все остальные. Второе - эсминцы. Ты использовал их крайне нерационально. По меньшей мере дважды у тебя была возможность покончить со мной одним махом с их помощью, и ты ей пренебрег. В следующий раз крейсеров ты не получишь, зато я дам тебе тройное по эсминцам. Подумай, как будешь действовать.
   - Я хочу сейчас, - говорит Олдж, уворачиваясь от маминого подзатыльника.
   - Третье, - говорит Йцукенг, - не торопись. Никуда не торопится тот, кто везде успевает.
   Подмигнув, он взъерошивает сыну волосы - той самой рукой, которая только что заставила его плакать, и добавляет:
   - Завтра будет еще один день.
   Йцукенг спит, и впервые за последние несколько месяцев видит сон. Ему снится, что он лежит не в своей комнате, свободно раскинув руки-ноги по широкой кровати, а плавает в бесцветной жидкости внутри зеленого саркофага. И там, в саркофаге, его руки, ноги и местами тело проткнуты тонкими трубками, а от головы отходит множество блестящих серебристых нитей, уходящих в торцовую стенку. Рядом стоят такие же ящики, и где-то рядом в жидкости точно так же плавают Ячсмить и Олдж, непохожие на себя, страшно худые и бледнокожие. А Бю вообще нет, в ее саркофаге нити уходят в объемистый кристалл с полметра длиной, с в странно завораживающем ритме мигающий гранями.
   Зеленые ящики стоят по обеим сторонам коридора, и их так много, что не видно, где кончается тоннель. По полу коридора с тихим шелестом ползает нечто металлическое, ощупывает ящики, что-то поправляет, подкручивает, визжит шарнирами. Тишина, неяркий красный свет и сильный запах могил...
   Йцукенг начинает метаться по кровати, комкать шелк простыней ладонями, скрежетать зубами. И, повторяя его движения, тот, второй Йцукенг, в саркофаге, открывает и закрывает беззубый рот, слабо подергивает конечностями, отчего пронизывающие тело трубочки колышутся в физрастворе и грозят выскочить из бледной до прозрачности кожи. Тогда откуда-то выдвигается тонкая металлическая игла и коротко тыкает Йцукенга в шею, но он не перестает метаться, и игла, тревожно жужжа, тыкает его в шею снова и снова, и тогда Йцукенг понимает - это не игла, это силуэт легкого рейдера разведки на обзорном экране, сейчас будет очень важная, интересная игра, и ее доверили ему, Йцукенгу, и все они сидят в стилизованной рубке линкора - он, старина Тим, Сву Цыч, какие-то незнакомые, но несомненно очень хорошие люди, и Йцукенг хлопает Сву по плечу, на время забывая, что это его будущий смертельный враг, и что-то объясняет ему, и Сву соглашается, сверкая белыми зубами, кивает, и тоже что-то говорит. Йцукенга переполняет острое, невыносимое почти ощущение счастья - от того, что за ним - его привычное озеро, его любимая, его дети, его небо, по-своему прекрасное днем и ночью - и за это все он порвет глотку любому, сколько угодно раз, каким угодно способом...
   Потом все куда-то пропадает, и Йцукенг вновь, еще раз видит только что прошедший день - несущаяся навстречу гладь воды, завтрак, старые книги, так иногда неуместные на ультрасовременном мониторе, скачущее напряжение схватки, горячее упругое тело в руках и запах ландышей от длинных волос, в которые зарываешься лицом, выпрыгивающий из флаера Тим, дружеская пирушка, серьезный разговор под россыпью холодных цветных звезд, кровь из носа у сына, его рука, лохматящая прическу... здесь что-то замыкает в голове у ведущего стратегического оператора западных границ - слишком много раз дергался среди клубящихся пузырьков силуэт разведрейдера, так похожий на иглу - и Йцукенг раз за разом видит себя, опускающего руки и с улыбкой произносящего:
   - Завтра будет еще один день... завтра будет еще один день... еще один... день...
   Челябинск, зима 2000.