— Это ты на нарах будешь «ботать», — начал дерзить Вася, — а я тебе сказал, что от «питерских» вашей банде надо держаться подальше. Но ты, видно, не понял. Давай-ка лучше зови своего Солнышкина.
— Солнцева, — зарычал бандит.
Но Рогов, поправив под одеждой чуть было не выскользнувшую бутылку, не стал спорить.
— Все равно зови этого урода, да поживее, — а сам поднял с земли «полароид», готовясь с помощью фотовспышки дать условный сигнал начальнику РУВД.
— Ты ч-чего это удумал? — попятился бандит. — Попробуй только бомбу бросить — враз из пулеметов всех покосим…
— Иди-иди! — махнул рукой Плахов. — И пока не бойся. «Шестерки» умирают последними.
Детинушка, постоянно опасливо оглядываясь, поспешно ретировался и, подбежав к первой из тачанок, что-то быстро заговорил сидящему в ней бандиту, у которого самой примечательной частью одежды были красные галифе, расшитые золотом.
— Это точно Ванька и есть, — успел шепнуть Рогов товарищу.
— Сам вижу, — отозвался тот. — Ты, главное, не забудь упасть, когда все начнется.
Лениво сплюнув сквозь зубы, Ванька Солнцев вылез из тачанки и, демонстративно закурив дорогую папиросу, вразвалку двинулся к оперативникам.
— Это вы, что ли, на «питерских» отзываетесь? — недобро усмехнувшись, осведомился он и, повысив голос, чтобы слышали подельники, вдруг заблажил: — Я что-то слабо понимаю, почему такой шухер! И штоб два биндюжника пытались взять на понт самого Ваньку!.. Да я ж вам шнифтов во все места велю навтыкать и скажу, что так и было!.. Твое, что ли, погоняло «Мухомор»? Поганка ты бледная!
Бандит ткнул пальцем в сторону Плахова, в то время как со стороны тачанок раздался дружный гогот: подельники оценили остроумие главаря.
Игорь хотел было ответить, но не успел: откуда-то из-за кустов, нарушая свой собственный план, выбрался подполковник Петренко во всей красе парадного кителя и угрюмо поинтересовался, о каком это таком Мухоморе идет речь.
Рогов тут же стушевался, а начальник РУВД придвинулся ближе к главарю «солнцевских».
— Да вот, фраера енти базарили, что они, в натуре, «питерские» и под Мухомором ходят. А ты что, фараон, их «крыша»? Так это не по понятиям: центральная площадь — наша грядка, мы ее и окучиваем.
Но Петренко явно не был настроен на долгие дискуссии. Мельком заметив, что с Роговым он разберется лично, но позднее, начальник РУВД перешел к главному:
— Я предлагаю всем бандитам немедленно сложить оружие и добровольно сдаться. В противном случае будет открыт огонь на поражение.
— Ха, я вас мелко вижу, — сверкнув блестящей металлической фиксой, отозвался главарь банды, — чтобы мне век воли не видать и на Привозе мелочь по карманам «щипать». Щас кликну пацанов, они фараонов шибко не любят, тебя конкретно на перо враз посадят.
Николай Александрович мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху, и слегка махнул рукой: «Давай, Рогов, искупай свою вину».
Вася, готовый к исполнению подобной команды, нажал на кнопку «полароида». Яркая вспышка осветила испуганно-удивленное лицо с блестящей фиксой и ближайшие кусты, из-за которых тут же взлетела вверх красная сигнальная ракета.
Оперативники, одновременно бросившись на Ваньку Солнцева, успели уронить его в кювет и упасть туда сами прежде, чем со всех сторон раздалось громовое «Ура!» и загрохотало множество винтовок. Потом неподалеку грохнула пушка и запчасти одной из тачанок, перемешиваясь с останками ее пассажиров, полетели во все стороны, разносимые ударной волной.
Кто-то истошно завопил: «Шухер! Ероплан!»
Тут же сверху по «солнцевским» ударила пулеметная очередь. А мимо лежащих оперативников уже топали и топали солдатские сапоги. Вспышки выстрелов выхватывали из темноты блестящие трехгранные штыки, хищно нацеленные на то место, где еще несколько минут назад радостно похохатывала банда. Потом где-то вдалеке грохнул взрыв ручной гранаты, за ним еще один, участилась стрельба… На кладбищенской дороге показалась железная махина, напоминающая огромный утюг. Урча, она накручивала на гусеницы очередные метры, временами изрыгая огонь из орудийного ствола. Потом с другой стороны дороги подкатил броневичок, который остановился неподалеку от оперативников.
Из обеих башенок машины во все стороны нещадно били два пулемета.
Вася, решив, что их вот-вот достанут из этого броневичка, отчаянно крикнул Плахову:
— Прощай, Игорь! Не поминай лихом! — и, выхватив из-за пазухи самогонку, хотел было бросить ее в качестве бутылки с зажигательной смесью.
В этот момент с одной стороны оперативника крепко схватил за плечо Мухомор:
— Не сметь! Мы нужны Родине живыми! А посуда — целой!
С другой же стороны вдруг очутилась невесть откуда взявшаяся в этой катавасии старушонка с большой кошелкой:
— Сынок, ты только бутылочку-то, пожалуйста, не выбрасывай! Отдай лучше бабушке!..
Вася оторопело замер на месте, а потом без сил снова упал в канаву, прямо на главаря «солнцевских». Тем временем начальник РУВД, подскочив к броневику, отчаянно заколотил кулаком по броне:
— Прекратите сейчас же! Отставить, кому говорю!
В конечном итоге Мухомору кое-как удалось через броню достучаться до экипажа, после чего пулеметный огонь из броневика вести перестали. Плахов с Роговым, лежа в канаве на одуревшем от ужаса бандите, наблюдали, как начальник РУВД, взобравшись на пулеметную башню, отдавал какие-то команды бегавшим мимо военнослужащим, размахивая при этом руками и фуражкой…
Апофеозом войсковой операции, успешно прошедшей при поддержке авиации и бронетанковых сил, послужил залп дальнобойной артиллерии, эхо которого докатилось до кладбища с другого конца городка.
Красные штаны оцепеневшего Ваньки Солнцева начали как-то странно попахивать, поэтому оперативники на всякий случай слезли с бандита и скромно отошли подальше в сторону, предоставив армии самостоятельно пожинать все плоды грандиозной победы. Пусть даже и скоропортящиеся…
Глава 2
— Солнцева, — зарычал бандит.
Но Рогов, поправив под одеждой чуть было не выскользнувшую бутылку, не стал спорить.
— Все равно зови этого урода, да поживее, — а сам поднял с земли «полароид», готовясь с помощью фотовспышки дать условный сигнал начальнику РУВД.
— Ты ч-чего это удумал? — попятился бандит. — Попробуй только бомбу бросить — враз из пулеметов всех покосим…
— Иди-иди! — махнул рукой Плахов. — И пока не бойся. «Шестерки» умирают последними.
Детинушка, постоянно опасливо оглядываясь, поспешно ретировался и, подбежав к первой из тачанок, что-то быстро заговорил сидящему в ней бандиту, у которого самой примечательной частью одежды были красные галифе, расшитые золотом.
— Это точно Ванька и есть, — успел шепнуть Рогов товарищу.
— Сам вижу, — отозвался тот. — Ты, главное, не забудь упасть, когда все начнется.
Лениво сплюнув сквозь зубы, Ванька Солнцев вылез из тачанки и, демонстративно закурив дорогую папиросу, вразвалку двинулся к оперативникам.
— Это вы, что ли, на «питерских» отзываетесь? — недобро усмехнувшись, осведомился он и, повысив голос, чтобы слышали подельники, вдруг заблажил: — Я что-то слабо понимаю, почему такой шухер! И штоб два биндюжника пытались взять на понт самого Ваньку!.. Да я ж вам шнифтов во все места велю навтыкать и скажу, что так и было!.. Твое, что ли, погоняло «Мухомор»? Поганка ты бледная!
Бандит ткнул пальцем в сторону Плахова, в то время как со стороны тачанок раздался дружный гогот: подельники оценили остроумие главаря.
Игорь хотел было ответить, но не успел: откуда-то из-за кустов, нарушая свой собственный план, выбрался подполковник Петренко во всей красе парадного кителя и угрюмо поинтересовался, о каком это таком Мухоморе идет речь.
Рогов тут же стушевался, а начальник РУВД придвинулся ближе к главарю «солнцевских».
— Да вот, фраера енти базарили, что они, в натуре, «питерские» и под Мухомором ходят. А ты что, фараон, их «крыша»? Так это не по понятиям: центральная площадь — наша грядка, мы ее и окучиваем.
Но Петренко явно не был настроен на долгие дискуссии. Мельком заметив, что с Роговым он разберется лично, но позднее, начальник РУВД перешел к главному:
— Я предлагаю всем бандитам немедленно сложить оружие и добровольно сдаться. В противном случае будет открыт огонь на поражение.
— Ха, я вас мелко вижу, — сверкнув блестящей металлической фиксой, отозвался главарь банды, — чтобы мне век воли не видать и на Привозе мелочь по карманам «щипать». Щас кликну пацанов, они фараонов шибко не любят, тебя конкретно на перо враз посадят.
Николай Александрович мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху, и слегка махнул рукой: «Давай, Рогов, искупай свою вину».
Вася, готовый к исполнению подобной команды, нажал на кнопку «полароида». Яркая вспышка осветила испуганно-удивленное лицо с блестящей фиксой и ближайшие кусты, из-за которых тут же взлетела вверх красная сигнальная ракета.
Оперативники, одновременно бросившись на Ваньку Солнцева, успели уронить его в кювет и упасть туда сами прежде, чем со всех сторон раздалось громовое «Ура!» и загрохотало множество винтовок. Потом неподалеку грохнула пушка и запчасти одной из тачанок, перемешиваясь с останками ее пассажиров, полетели во все стороны, разносимые ударной волной.
Кто-то истошно завопил: «Шухер! Ероплан!»
Тут же сверху по «солнцевским» ударила пулеметная очередь. А мимо лежащих оперативников уже топали и топали солдатские сапоги. Вспышки выстрелов выхватывали из темноты блестящие трехгранные штыки, хищно нацеленные на то место, где еще несколько минут назад радостно похохатывала банда. Потом где-то вдалеке грохнул взрыв ручной гранаты, за ним еще один, участилась стрельба… На кладбищенской дороге показалась железная махина, напоминающая огромный утюг. Урча, она накручивала на гусеницы очередные метры, временами изрыгая огонь из орудийного ствола. Потом с другой стороны дороги подкатил броневичок, который остановился неподалеку от оперативников.
Из обеих башенок машины во все стороны нещадно били два пулемета.
Вася, решив, что их вот-вот достанут из этого броневичка, отчаянно крикнул Плахову:
— Прощай, Игорь! Не поминай лихом! — и, выхватив из-за пазухи самогонку, хотел было бросить ее в качестве бутылки с зажигательной смесью.
В этот момент с одной стороны оперативника крепко схватил за плечо Мухомор:
— Не сметь! Мы нужны Родине живыми! А посуда — целой!
С другой же стороны вдруг очутилась невесть откуда взявшаяся в этой катавасии старушонка с большой кошелкой:
— Сынок, ты только бутылочку-то, пожалуйста, не выбрасывай! Отдай лучше бабушке!..
Вася оторопело замер на месте, а потом без сил снова упал в канаву, прямо на главаря «солнцевских». Тем временем начальник РУВД, подскочив к броневику, отчаянно заколотил кулаком по броне:
— Прекратите сейчас же! Отставить, кому говорю!
В конечном итоге Мухомору кое-как удалось через броню достучаться до экипажа, после чего пулеметный огонь из броневика вести перестали. Плахов с Роговым, лежа в канаве на одуревшем от ужаса бандите, наблюдали, как начальник РУВД, взобравшись на пулеметную башню, отдавал какие-то команды бегавшим мимо военнослужащим, размахивая при этом руками и фуражкой…
Апофеозом войсковой операции, успешно прошедшей при поддержке авиации и бронетанковых сил, послужил залп дальнобойной артиллерии, эхо которого докатилось до кладбища с другого конца городка.
Красные штаны оцепеневшего Ваньки Солнцева начали как-то странно попахивать, поэтому оперативники на всякий случай слезли с бандита и скромно отошли подальше в сторону, предоставив армии самостоятельно пожинать все плоды грандиозной победы. Пусть даже и скоропортящиеся…
Глава 2
НЕ ОСКУДЕЕТ РУКА ПОДАЮЩЕГО, ДА НЕ ПЕРЕСОХНЕТ ГОРЛО ПОДДАЮЩЕГО…
На следующий день в городке устраняли последствия операции по ликвидации вражеской армии. Тыловики старательно списывали на потери автомобильную технику, лошадиное поголовье и «боевой» паек, отчего у местных спекулянтов катастрофически упали цены на мясо, фураж и провиант. Военачальники пытались пересчитать личный состав, часть которого, видимо, все еще успешно гоняла по степям остатки разгромленных бандформирований и не собиралась появляться в расположении собственных подразделений. Начальство делало аккуратные дырочки на кителях, примериваясь к грядущим заслуженным наградам.
Что касается подполковника Петренко, то сам Леопольд Кудасов вынужден был торжественно поклясться представить его к Георгиевскому кресту. Правда, выполнять свою клятву старый контрразведчик не собирался, так как справедливо рассудил, что все лавры победителя должны достаться самому достойному, то есть руководству. Расстраивало Кудасова и абсолютное нежелание задержанных признать свою причастность к «мстителям». Но опытный вояка был уверен, что не сегодня-завтра заговорят все.
И не таких раскалывали!
Положа руку на сердце, он, конечно, мог допустить, что в городе еще остались красные, но сие было весьма сомнительным. А если по какому недоразумению подобное и произошло — не приведи Боже доложить об этом верховному главнокомандующему! Как потом объяснять, кого всю ночь вылавливал целый гарнизон, да еще с использованием приданных сил?..
Обдумывая, как бы найти выход из щекотливой ситуации, мастер плаща и кинжала решил, что не в меру ретивого питерского полицейского в целях профилактики неплохо бы как-нибудь скомпрометировать, во всяком случае хотя бы временно, чтобы впоследствии, в зависимости от развития событий, принять то или иное решение. Поэтому на всякий случай он поставил перед штабс-капитаном Овечкиным задачу окончательно доработать версию с неким студентом, подозреваемым в причастности к «неуловимым».
А тут еще весьма вовремя подвернулся не в меру активный Бурнаш. Бандит посетовал Кудасову, что пытался еще раньше рассказать о чистильщике обуви, но не смог сделать это из-за Петренко.
В подробности собственного задержания атаман вдаваться не стал, но начальнику контрразведки это и не было нужно. Главное, нашелся повод для профилактической работы с полицейским. Поэтому уже через полчаса порядком взопревший от непривычного труда Бурнаш передал контрразведчику собственноручное прошение, явившееся основанием для принятия экстренных мер…
На эскалаторе толстый Дукалис не удержал равновесия и кубарем скатился вниз по ступеням, чудом не зацепив никого из мирных граждан и финишировав в будочке смотрительницы движущейся лестницы. Ларин пытался нагнать товарища, но еще на старте безнадежно отстал и приехал вниз, как все остальные пассажиры.
Коллеги из линейного отдела отчего-то не выразили восхищения происшедшим и посоветовали операм больше не хулиганить.
Ехали весело.
На изгибах путей мотало вагон, а вместе с ним и хохочущих от сигаретной дури ментов. На стенке вагона глазастый Ларин заметил рекламный плакат издательства «Фагот», извещавший о том, что книги про «Народного Целителя» написаны автором бестселлера «Белый какаду» неким Дмитрием Вересковым, а отнюдь не Чушковым и Беркасовым, как сообщалось ранее, и это добавило оперативникам веселья. Рядом была намалевана напись «Андрей Лебедев — импотент», также показавшаяся операм знакомой.
Наконец поезд прибыл на конечную станцию «Рыбацкое», где Дукалису и Ларину делать было абсолютно нечего.
Когда двери открылись, автоинформатор объявил название станции и из вагона пулей вылетели немногочисленные пассажиры, у Анатолия родилась идея захватить состав и силой принудить машиниста довезти оперов до «Горьковской», рядом с которой те проживали. Но Дукалис его вовремя остановил, напомнив, что Россия — член международного сообщества по борьбе с терроризмом.
Легенда для проникновения в логово подпольщиков сама просилась для реализации: в местной газете, лежащей на столе Овечкина, среди прочих объявлений значилось, что кабаре требуется «опытный счетовод. Время работы — год через пять», а также барышни для работы в стриптизе. Поэтому, собрав в каптерке контрразведки кое-какой реквизит, штабс-капитан отправился в укромное место переодеваться и гримироваться.
Вскоре в кабаре, где обосновался весьма неприятный Овечкину куплетист, покачивая чуть полноватой талией, вошла дама. Внимательно обозрев холл, она выразительно повела снизу вверх и немного в сторону подбородком, а потом, то и дело подворачивая ноги, обутые в туфли на каблуках, обратилась к метрдотелю с вопросом о трудоустройстве.
— Да-да, барышня, нам требуется персонал… — начал было метр, но в этот момент откуда-то из подсобных помещений появился господин Касторский, пожевывая бутерброд с черной икрой.
Заметив посетительницу, артист спешно проглотил закуску, распростер руки и, лучезарно улыбаясь, бросился к незнакомке.
— Мадмуазель! Это вы будете иметь грандиозный успех, уверяю вас! — начал стремительное наступление Буба, одновременно увлекая растерявшуюся от такого напора даму в подсобку. — Исключительно благодаря нашим талантам мы сделаем изумительный номер! Клянусь своей любимой мамочкой!.. Кстати, о мамочках: у меня была одна знакомая мадмуазель Коган-Кац… Она приходилась двоюродной сестрой моей кузины, которая состояла замужем за отчимом… Впрочем, это не важно… так вот, однажды я встречаю ее — ну, совершенно случайно! — на Привозе, и она, рыдая, рассказывает мне историю. Оказывается, моя душка…
Тут Буба осторожно попробовал икру.
Посетительница отчаянно взвизгнула баритоном и отдернула ногу. Артист отскочил назад метра на два, но тут же, будто ничего не произошло, продолжил рассказ.
— …Оказывается, утром ее сынок поинтересовался у своего папочки: "Зачем ты женился на маме? ", а тот — вы не можете себе представить! — отвечает, повернувшись к моей… хм… знакомой: «Вот видишь, даже ребенок удивляется!»… Она, бедняга, так переживала!… А я, барышня, представьте себе, не плачу. Я никогда не плачу. Есть у меня другие интересы. Я смеюсь и не могу иначе… Вот и тогда я так смеялся, что чуть с кровати вместе с ней не упал!.. Ну наконец мы пришли-таки. Вуаля!..
Глазам посетительницы предстал тренировочный зал. По обеим сторонам этого помещения все стены были скрыты огромными зеркалами, посередине высилась металлическая стойка, подобная тем, у которых исполняют номера настоящие стриптизерши, а в углу стояло пианино.
— Раздевайтесь, милочка. Приступим к просмотру номера! — потребовал артист, усаживаясь за клавиши, и, видя, что посетительница замялась, взял первые аккорды. — Расслабьтесь и постарайтесь получить максимум удовольствия! Только, я умоляю вас, учтите, что здесь не английский стриптиз, когда джентльмен медленно ослабляет узел галстука. Побольше экспрессии, моя душечка!
Даме ничего не оставалось делать, как, встав у стойки, начать понемногу вертеть полнеющим задом, изображая пламенную страсть. Вслед за убыстряющейся музыкой она тоже была вынуждена ускорить свой танец и, подчиняясь команде требовательного работодателя, начать раздеваться. К величайшему разочарованию господина Касторского, стриптиз далее скидывания платья не пошел. Все прелести незнакомки так и остались скрытыми под вылинявшими панталонами и бронекорсетом, скрывавшим довольно волосатую грудь.
— Послушайте, милочка, мне кажется, что вам мала обувь. Таки зачем вы не сымете свои штиблеты? Или у вас будут совсем кривые ноги? — поинтересовался Буба у экзаменуемой, но та сразу же нашлась, заявив, что туфли, и правда, на пару размеров меньше. Только все это — тяжкое наследство от прежней службы и семейной жизни. На работе, дескать, был грубиян-хозяин. Недавно сбежавший муж — тоже порядочный хам. Так что единственная радость в жизни была, вернувшись домой, снять туфли.
Мадмуазель скинула обувь, но от этого ни грудь, ни ноги не выправились.
Маэстро был крайне раздосадован. Кроме того, его эстетические чувства были затронуты небритыми ногами сударыни, покрытыми густым слоем кучерявой шерсти. Да и танцевала она, честно сказать, неважно.
Бубе наскучило это действо, и, хлопнув крышкой пианино, артист направился к выходу.
— Можете одеваться, — бросил он на прощание, — к сожалению, наш театр еще не дорос до вашего творчества. Я, право, весьма сожалею, мадмуазель! Кстати, а потертость на вашем правом плече — это, случаем, не от приклада трехлинейки? Что вы говорите? От скрипки? Просто замечательно! А я-то уж подумал…
Когда господин Касторский уже выходил в коридор, до него донеслось: «А я еще на счетах работать умею… И с арифмометром тоже!»
«Более ж мой! Да неужели она посмела принять меня за бухгалтера?» — переживал очередное разочарование великий артист…
Визг Безродного оторвал Соловца от составления квартального отчета по итогам работы отдела, где процент раскрываемости составлял сто сорок процентов.
Майор пулей выскочил на мороз.
Вокруг урны, шатаясь, бродил дознаватель и орал.
— Заткнись! — рявкнул начальник ОУРа. — И объясни, что случилось!
— Я ничего не вижу! — прорыдал Безродный, безуспешно пытаясь протереть слезящиеся глаза.
— Пил?
— Пил!
— Что пил?
— Самого-о-он! — Дознаватель запрокинул голову назад и взвыл.
В голову Соловцу пришла ужасная догадка. — Где?
— В авто-о-обусе! Там стакан полный стоя-а-ал! — Безродный не удержал равновесие и упал навзничь.
Майор стукнул кулаком по жестяному борту пункта временной дислокации:
— Это ж для других дел приготовлено было…
— Я не зна-а-ал! — дознаватель захлебнулся слезами. — Я потом канистру нашел и другой стакан нали-и-ил!
— Спиногрызенко, Коган! — Соловец подозвал двух пэпээсников, с опаской взирающих на бьющегося в истерике Безродного. — Берите этого кадра, грузите в машину — и в больницу. Скажете там, что метиловым спиртом траванулся… Всё, выполнять!
— Он брыкаться будет, — сказал предусмотрительный Коган.
— Ну, так, успокойте, — приказал начальник ОУРа и полез обратно в тепло автобуса.
О «солнцевских» даже не вспоминали.
Оперативник сначала смущался, хотел было даже погнать просителей, но потом, рассудив здраво, решил не портить с таким трудом отработанную легенду и милостиво принимал всех. Даже военный следователь Грошев, и тот сегодня вел себя совершенно иначе, нежели вчера. Более того, контрразведчик попытался отдать взятые «в долг» купюры, но Вася не только не взял их, а прибавил еще от себя, сказав, что очень уважает настоящих «борцов». Грошев расцвел и заверил во всяческой поддержке новых веяний. На том и расстались.
Ближе к обеду какой-то подвыпивший голодранец осмелился одолжить у Рогова «кружку денег» на организацию торжеств по случаю смены «крыши», обещая при этом завтра вернуть две. Подумав, «ветеран Баязета» расщедрился и тоже дал, тем более что подношения уже не помещались даже за пазухой.
— Добрый вечер, девушка! «Балтику» семерочку, будь добра…
— Вот, — один из коллег Ларина заметно оживился и пихнул приятеля в бок. — Я же говорил — вечер!!!
«Девушка» лет пятидесяти бухнула на прилавок бутылку пива и бросила несколько монет сдачи.
Капитан вернулся к Дукалису, который столкнулся с деревом и теперь строго выговаривал растению за то, что оно не уступило ему дорогу.
Старший лейтенант разошелся не на шутку, так как толкнувший его «прохожий» не только не извинился и не попытался загладить вину перед стражем закона, но и нахально продолжал торчать на пути Дукалиса, перегораживая тому дорогу к дому.
— Всё! Чтоб я тебя тут больше не видел, понял? — Анатолий орал на всю улицу и размахивал кулаками в десяти сантиметрах от ствола. — Короче, еще раз увижу — кранты! — Оперуполномоченный вытащил пистолет и передернул затвор. — Ты понял? Не понял?! Ах не понял?! А ну, лежать!!! Что-о-о?! Сопротивление при исполнении?! — Дукалис вскинул дрожащую руку с «макаровым». — Я контуженный! Стрелять буду!!!
Дерево опять промолчало.
— Считаю до трех! Раз!.. Два!.. Два с половиной!.. Три!
Дерево не испугалось.
Анатолий зажмурился, как это делает процентов девяносто «людей в сером», нажимая на курок, и выстрелил.
Пуля содрала кусок коры, просвистела над головой предусмотрительно упавшего и закрывшего руками голову Ларина, пробила деревянную стенку ларька и маленькой горячей осой впилась в ягодичную мышцу торговки.
Улицу огласил рев подстреленного бегемота.
Внутри ларька загрохотало и зазвенело, когда многопудовую дебелую продавщицу бросило грудью на полки с рядами бутылок. Ларечница взяла на две октавы выше, развернулась, выбила дверь наружу и на четвереньках понеслась прочь, почти опережая звук собственного визга.
Ларин подхватил упавшего от отдачи Дукалиса и потащил того в арку проходного двора…
Менты не стали идти по пути советского разведчика, выставившего в качестве предупреждения об опасности явки то ли всего один цветок, то ли целых тридцать восемь утюгов: все равно небезызвестный профессор Плейшнер умудрился прозевать поданный знак. Но опытный начальник РУВД заранее выставил на окне вино. Пока хозяин кабинета был жив-здоров и при должности — никто бы не посмел посягнуть на самое святое. Даже Рогову приходилось только облизываться снизу, утешая себя мыслью, что любимый шеф продолжает дурить местную контрразведку. Но очевидно, что немедленно после провала миссии Мухомора бутылки наверняка изымут. То ли под видом «вещдока», то ли просто случайно уничтожат при задержании, в результате попытки «сломить яростное сопротивление» подозреваемого. Алкоголь — не цветы или утюги, на которые ни один нормальный человек не обратит внимание… И цифра была выбрана с умом: меньше бутылок выставить — их по случайности может выпить сам хозяин кабинета, а больше — кощунство по отношению к выдыхающемуся благородному напитку…
Подоконник в кабинете подполковника Петренко был абсолютно пуст!
Рогов, внутренне похолодев, подозвал к себе очередного просителя, велев ему никуда не уходить, ожидая возвращения «жертвы Бая-зета», а сам направился к контрразведке, придерживая за пазухой пачки с ассигнациями.
Он уже знал, что будет делать.
Не зря же пройдоха Грошев обещал содействие.
За язык его никто, как говорится, не тянул, а от обещанной помощи отказываться грех. К величайшей Васиной досаде, часовой внутрь здания его не пустил. Тогда Рогов решил действовать простейшим способом — заглянуть в нужный кабинет через окно, благо он находился, по словам военного следователя, где-то на первом этаже.
Пока оперативник бродил вокруг здания, поочередно осматривая снаружи разные помещения, в кабинете Грошева шел очень серьезный разговор. Хозяин кабинета сурово вопрошал сидящего перед ним подполковника Петренко, как тот умудрился докатиться «до такой» жизни, а Мухомор, явно желая выиграть время, лишь уверял, что не понимает, о чем идет речь. Опытный милиционер прекрасно помнил старую заповедь: «Явка с повинной смягчает наказание, но увеличивает срок», потому разговаривать на любые темы, кроме баб и вина, не собирался.
— Ну объясняю же очередной раз, что не причастен ни к чему. Неужели непонятно? Вы, господа правоведы, такие крючкотворы, что даже в предисловии к Новому Завету готовы указать, дескать, этот документ не отменяет Ветхого Завета. Какие еще нужны доказательства моей невиновности?..
В конце концов Грошеву надоела эта игра и он положил на стол перед подозреваемым подписанное Бурнашом прошение.
— Нуте-с, что вы скажете по этому поводу?
— Да чего говорить? Бандит этот меня чуть не убил, напраслину возводит. Вы же сами знаете, какова у нас работа. Кстати, — Мухомор попытался уйти от основной темы разговора, — а вы не в курсе, куда ваши помощники унесли вино, стоявшее у меня на подоконнике? Я так надеялся, что вы составите мне компанию…
Вся дюжина бутылок находилась сейчас в сейфе следователя, делиться добычей он ни с кем не собирался, а потому затронутая подозреваемым тема была крайне неприятна.
— Вы, пожалуйста, не переводите разговор, — как можно официальнее прервал собеседника Грошев, — здесь, смею напомнить, не институт благородных девиц, а контрразведка. Поэтому советую облегчить раскаянием собственную участь. По законам военного времени вы не имеете права хранить молчание. Но так как мы — люди интеллигентные, то в лучших европейских традициях вынужден напомнить, что ВСЕ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ ВАС.
— Повторяю, — Мухомор твердо стоял на своем, — это бандит, которого я задержал, пытался меня убить, сбежал из-под стражи и теперь возводит напраслину…
В этот момент глаза следователя несколько округлились, и он начал внимательно вглядываться куда-то вдаль, за сидящего спиной к окну задержанного. А в открытую форточку окна медленно втиснулась рука в рваном френче и призывно помахала пачкой ассигнаций.
— ВСЕ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ… — еще задумчивее протянул Грошев вслух.
— Все это — происки проклятого Бурнаша, — гнул свое Петренко, — он желает отомстить мне за мою принципиальную позицию…
Рука на миг скрылась, но не успел Грошев сокрушенно вздохнуть, как она появилась вновь, уже едва удерживая весьма потолстевшую пачку манящих купюр.
— ВСЕ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО…
Глаза военного следователя несколько потеплели, и он даже вроде бы сочувственно кивнул головой в такт рассказу Мухомора, поднимаясь с места и устремляясь к окну.
Что касается подполковника Петренко, то сам Леопольд Кудасов вынужден был торжественно поклясться представить его к Георгиевскому кресту. Правда, выполнять свою клятву старый контрразведчик не собирался, так как справедливо рассудил, что все лавры победителя должны достаться самому достойному, то есть руководству. Расстраивало Кудасова и абсолютное нежелание задержанных признать свою причастность к «мстителям». Но опытный вояка был уверен, что не сегодня-завтра заговорят все.
И не таких раскалывали!
Положа руку на сердце, он, конечно, мог допустить, что в городе еще остались красные, но сие было весьма сомнительным. А если по какому недоразумению подобное и произошло — не приведи Боже доложить об этом верховному главнокомандующему! Как потом объяснять, кого всю ночь вылавливал целый гарнизон, да еще с использованием приданных сил?..
Обдумывая, как бы найти выход из щекотливой ситуации, мастер плаща и кинжала решил, что не в меру ретивого питерского полицейского в целях профилактики неплохо бы как-нибудь скомпрометировать, во всяком случае хотя бы временно, чтобы впоследствии, в зависимости от развития событий, принять то или иное решение. Поэтому на всякий случай он поставил перед штабс-капитаном Овечкиным задачу окончательно доработать версию с неким студентом, подозреваемым в причастности к «неуловимым».
А тут еще весьма вовремя подвернулся не в меру активный Бурнаш. Бандит посетовал Кудасову, что пытался еще раньше рассказать о чистильщике обуви, но не смог сделать это из-за Петренко.
В подробности собственного задержания атаман вдаваться не стал, но начальнику контрразведки это и не было нужно. Главное, нашелся повод для профилактической работы с полицейским. Поэтому уже через полчаса порядком взопревший от непривычного труда Бурнаш передал контрразведчику собственноручное прошение, явившееся основанием для принятия экстренных мер…
* * *
Со спуском в гостеприимные недра Санкт-петербургского метрополитена приключения Ларина и Дукалиса не только не прекратились, но обрели новые грани. Особенно после того, как оперативникам дали прикурить по сигаретке какие-то чурки или турки. Сигаретки были явно не простые, а с кайфом.На эскалаторе толстый Дукалис не удержал равновесия и кубарем скатился вниз по ступеням, чудом не зацепив никого из мирных граждан и финишировав в будочке смотрительницы движущейся лестницы. Ларин пытался нагнать товарища, но еще на старте безнадежно отстал и приехал вниз, как все остальные пассажиры.
Коллеги из линейного отдела отчего-то не выразили восхищения происшедшим и посоветовали операм больше не хулиганить.
Ехали весело.
На изгибах путей мотало вагон, а вместе с ним и хохочущих от сигаретной дури ментов. На стенке вагона глазастый Ларин заметил рекламный плакат издательства «Фагот», извещавший о том, что книги про «Народного Целителя» написаны автором бестселлера «Белый какаду» неким Дмитрием Вересковым, а отнюдь не Чушковым и Беркасовым, как сообщалось ранее, и это добавило оперативникам веселья. Рядом была намалевана напись «Андрей Лебедев — импотент», также показавшаяся операм знакомой.
Наконец поезд прибыл на конечную станцию «Рыбацкое», где Дукалису и Ларину делать было абсолютно нечего.
Когда двери открылись, автоинформатор объявил название станции и из вагона пулей вылетели немногочисленные пассажиры, у Анатолия родилась идея захватить состав и силой принудить машиниста довезти оперов до «Горьковской», рядом с которой те проживали. Но Дукалис его вовремя остановил, напомнив, что Россия — член международного сообщества по борьбе с терроризмом.
* * *
Хитрый штабс-капитан Овечкин решил начать выполнение начальского указания не с задержания очкастого вьюноши, а с более перспективной, на его взгляд, версии, отрабатывая ее весьма модным методом личного сыска. Этот метод использовали все самые гениальные сыщики: Шерлок Холмс, Пинкертон и даже вполне реальный Путилин, любивший посидеть среди воров в гриме бродяги. Только контрразведчик сумел превзойти зубров сыска.Легенда для проникновения в логово подпольщиков сама просилась для реализации: в местной газете, лежащей на столе Овечкина, среди прочих объявлений значилось, что кабаре требуется «опытный счетовод. Время работы — год через пять», а также барышни для работы в стриптизе. Поэтому, собрав в каптерке контрразведки кое-какой реквизит, штабс-капитан отправился в укромное место переодеваться и гримироваться.
Вскоре в кабаре, где обосновался весьма неприятный Овечкину куплетист, покачивая чуть полноватой талией, вошла дама. Внимательно обозрев холл, она выразительно повела снизу вверх и немного в сторону подбородком, а потом, то и дело подворачивая ноги, обутые в туфли на каблуках, обратилась к метрдотелю с вопросом о трудоустройстве.
— Да-да, барышня, нам требуется персонал… — начал было метр, но в этот момент откуда-то из подсобных помещений появился господин Касторский, пожевывая бутерброд с черной икрой.
Заметив посетительницу, артист спешно проглотил закуску, распростер руки и, лучезарно улыбаясь, бросился к незнакомке.
— Мадмуазель! Это вы будете иметь грандиозный успех, уверяю вас! — начал стремительное наступление Буба, одновременно увлекая растерявшуюся от такого напора даму в подсобку. — Исключительно благодаря нашим талантам мы сделаем изумительный номер! Клянусь своей любимой мамочкой!.. Кстати, о мамочках: у меня была одна знакомая мадмуазель Коган-Кац… Она приходилась двоюродной сестрой моей кузины, которая состояла замужем за отчимом… Впрочем, это не важно… так вот, однажды я встречаю ее — ну, совершенно случайно! — на Привозе, и она, рыдая, рассказывает мне историю. Оказывается, моя душка…
Тут Буба осторожно попробовал икру.
Посетительница отчаянно взвизгнула баритоном и отдернула ногу. Артист отскочил назад метра на два, но тут же, будто ничего не произошло, продолжил рассказ.
— …Оказывается, утром ее сынок поинтересовался у своего папочки: "Зачем ты женился на маме? ", а тот — вы не можете себе представить! — отвечает, повернувшись к моей… хм… знакомой: «Вот видишь, даже ребенок удивляется!»… Она, бедняга, так переживала!… А я, барышня, представьте себе, не плачу. Я никогда не плачу. Есть у меня другие интересы. Я смеюсь и не могу иначе… Вот и тогда я так смеялся, что чуть с кровати вместе с ней не упал!.. Ну наконец мы пришли-таки. Вуаля!..
Глазам посетительницы предстал тренировочный зал. По обеим сторонам этого помещения все стены были скрыты огромными зеркалами, посередине высилась металлическая стойка, подобная тем, у которых исполняют номера настоящие стриптизерши, а в углу стояло пианино.
— Раздевайтесь, милочка. Приступим к просмотру номера! — потребовал артист, усаживаясь за клавиши, и, видя, что посетительница замялась, взял первые аккорды. — Расслабьтесь и постарайтесь получить максимум удовольствия! Только, я умоляю вас, учтите, что здесь не английский стриптиз, когда джентльмен медленно ослабляет узел галстука. Побольше экспрессии, моя душечка!
Даме ничего не оставалось делать, как, встав у стойки, начать понемногу вертеть полнеющим задом, изображая пламенную страсть. Вслед за убыстряющейся музыкой она тоже была вынуждена ускорить свой танец и, подчиняясь команде требовательного работодателя, начать раздеваться. К величайшему разочарованию господина Касторского, стриптиз далее скидывания платья не пошел. Все прелести незнакомки так и остались скрытыми под вылинявшими панталонами и бронекорсетом, скрывавшим довольно волосатую грудь.
— Послушайте, милочка, мне кажется, что вам мала обувь. Таки зачем вы не сымете свои штиблеты? Или у вас будут совсем кривые ноги? — поинтересовался Буба у экзаменуемой, но та сразу же нашлась, заявив, что туфли, и правда, на пару размеров меньше. Только все это — тяжкое наследство от прежней службы и семейной жизни. На работе, дескать, был грубиян-хозяин. Недавно сбежавший муж — тоже порядочный хам. Так что единственная радость в жизни была, вернувшись домой, снять туфли.
Мадмуазель скинула обувь, но от этого ни грудь, ни ноги не выправились.
Маэстро был крайне раздосадован. Кроме того, его эстетические чувства были затронуты небритыми ногами сударыни, покрытыми густым слоем кучерявой шерсти. Да и танцевала она, честно сказать, неважно.
Бубе наскучило это действо, и, хлопнув крышкой пианино, артист направился к выходу.
— Можете одеваться, — бросил он на прощание, — к сожалению, наш театр еще не дорос до вашего творчества. Я, право, весьма сожалею, мадмуазель! Кстати, а потертость на вашем правом плече — это, случаем, не от приклада трехлинейки? Что вы говорите? От скрипки? Просто замечательно! А я-то уж подумал…
Когда господин Касторский уже выходил в коридор, до него донеслось: «А я еще на счетах работать умею… И с арифмометром тоже!»
«Более ж мой! Да неужели она посмела принять меня за бухгалтера?» — переживал очередное разочарование великий артист…
* * *
— Глаза! Глаза!Визг Безродного оторвал Соловца от составления квартального отчета по итогам работы отдела, где процент раскрываемости составлял сто сорок процентов.
Майор пулей выскочил на мороз.
Вокруг урны, шатаясь, бродил дознаватель и орал.
— Заткнись! — рявкнул начальник ОУРа. — И объясни, что случилось!
— Я ничего не вижу! — прорыдал Безродный, безуспешно пытаясь протереть слезящиеся глаза.
— Пил?
— Пил!
— Что пил?
— Самого-о-он! — Дознаватель запрокинул голову назад и взвыл.
В голову Соловцу пришла ужасная догадка. — Где?
— В авто-о-обусе! Там стакан полный стоя-а-ал! — Безродный не удержал равновесие и упал навзничь.
Майор стукнул кулаком по жестяному борту пункта временной дислокации:
— Это ж для других дел приготовлено было…
— Я не зна-а-ал! — дознаватель захлебнулся слезами. — Я потом канистру нашел и другой стакан нали-и-ил!
— Спиногрызенко, Коган! — Соловец подозвал двух пэпээсников, с опаской взирающих на бьющегося в истерике Безродного. — Берите этого кадра, грузите в машину — и в больницу. Скажете там, что метиловым спиртом траванулся… Всё, выполнять!
— Он брыкаться будет, — сказал предусмотрительный Коган.
— Ну, так, успокойте, — приказал начальник ОУРа и полез обратно в тепло автобуса.
* * *
Пришедший пораньше к контрразведке «ветеран Баязета», естественно, не мог знать, что происходило в стенах кабинета Леопольда Кудасова и в кабаре. Рогов буквально купался в лучах славы, добытой Мухомором: с самого утра к Васе на поклон стали подходить всякие нищие, наперсточники, шулеры и им подобная публика. Каждый, засвидетельствовав почтение некоей суммой денежной наличности, тут же присягал верности новой крыше.О «солнцевских» даже не вспоминали.
Оперативник сначала смущался, хотел было даже погнать просителей, но потом, рассудив здраво, решил не портить с таким трудом отработанную легенду и милостиво принимал всех. Даже военный следователь Грошев, и тот сегодня вел себя совершенно иначе, нежели вчера. Более того, контрразведчик попытался отдать взятые «в долг» купюры, но Вася не только не взял их, а прибавил еще от себя, сказав, что очень уважает настоящих «борцов». Грошев расцвел и заверил во всяческой поддержке новых веяний. На том и расстались.
Ближе к обеду какой-то подвыпивший голодранец осмелился одолжить у Рогова «кружку денег» на организацию торжеств по случаю смены «крыши», обещая при этом завтра вернуть две. Подумав, «ветеран Баязета» расщедрился и тоже дал, тем более что подношения уже не помещались даже за пазухой.
* * *
Андрей подгреб к круглосуточному ларьку, заметил двух оперов из РУВД соседнего района, о чем-то вяло споривших у соседней скамейки, сунул в окошечко мятый червонец и громко сказал:— Добрый вечер, девушка! «Балтику» семерочку, будь добра…
— Вот, — один из коллег Ларина заметно оживился и пихнул приятеля в бок. — Я же говорил — вечер!!!
«Девушка» лет пятидесяти бухнула на прилавок бутылку пива и бросила несколько монет сдачи.
Капитан вернулся к Дукалису, который столкнулся с деревом и теперь строго выговаривал растению за то, что оно не уступило ему дорогу.
Старший лейтенант разошелся не на шутку, так как толкнувший его «прохожий» не только не извинился и не попытался загладить вину перед стражем закона, но и нахально продолжал торчать на пути Дукалиса, перегораживая тому дорогу к дому.
— Всё! Чтоб я тебя тут больше не видел, понял? — Анатолий орал на всю улицу и размахивал кулаками в десяти сантиметрах от ствола. — Короче, еще раз увижу — кранты! — Оперуполномоченный вытащил пистолет и передернул затвор. — Ты понял? Не понял?! Ах не понял?! А ну, лежать!!! Что-о-о?! Сопротивление при исполнении?! — Дукалис вскинул дрожащую руку с «макаровым». — Я контуженный! Стрелять буду!!!
Дерево опять промолчало.
— Считаю до трех! Раз!.. Два!.. Два с половиной!.. Три!
Дерево не испугалось.
Анатолий зажмурился, как это делает процентов девяносто «людей в сером», нажимая на курок, и выстрелил.
Пуля содрала кусок коры, просвистела над головой предусмотрительно упавшего и закрывшего руками голову Ларина, пробила деревянную стенку ларька и маленькой горячей осой впилась в ягодичную мышцу торговки.
Улицу огласил рев подстреленного бегемота.
Внутри ларька загрохотало и зазвенело, когда многопудовую дебелую продавщицу бросило грудью на полки с рядами бутылок. Ларечница взяла на две октавы выше, развернулась, выбила дверь наружу и на четвереньках понеслась прочь, почти опережая звук собственного визга.
Ларин подхватил упавшего от отдачи Дукалиса и потащил того в арку проходного двора…
* * *
Неприятность, которую так давно все ожидали, наконец-то произошла. Очередной раз взглянув на окно служебного кабинета, занимаемого Мухомором, Вася с ужасом заметил знак провала: на окне не оказалось ни одной из дюжины бутылок с вином, выставленных туда начальником РУВД.Менты не стали идти по пути советского разведчика, выставившего в качестве предупреждения об опасности явки то ли всего один цветок, то ли целых тридцать восемь утюгов: все равно небезызвестный профессор Плейшнер умудрился прозевать поданный знак. Но опытный начальник РУВД заранее выставил на окне вино. Пока хозяин кабинета был жив-здоров и при должности — никто бы не посмел посягнуть на самое святое. Даже Рогову приходилось только облизываться снизу, утешая себя мыслью, что любимый шеф продолжает дурить местную контрразведку. Но очевидно, что немедленно после провала миссии Мухомора бутылки наверняка изымут. То ли под видом «вещдока», то ли просто случайно уничтожат при задержании, в результате попытки «сломить яростное сопротивление» подозреваемого. Алкоголь — не цветы или утюги, на которые ни один нормальный человек не обратит внимание… И цифра была выбрана с умом: меньше бутылок выставить — их по случайности может выпить сам хозяин кабинета, а больше — кощунство по отношению к выдыхающемуся благородному напитку…
Подоконник в кабинете подполковника Петренко был абсолютно пуст!
Рогов, внутренне похолодев, подозвал к себе очередного просителя, велев ему никуда не уходить, ожидая возвращения «жертвы Бая-зета», а сам направился к контрразведке, придерживая за пазухой пачки с ассигнациями.
Он уже знал, что будет делать.
Не зря же пройдоха Грошев обещал содействие.
За язык его никто, как говорится, не тянул, а от обещанной помощи отказываться грех. К величайшей Васиной досаде, часовой внутрь здания его не пустил. Тогда Рогов решил действовать простейшим способом — заглянуть в нужный кабинет через окно, благо он находился, по словам военного следователя, где-то на первом этаже.
Пока оперативник бродил вокруг здания, поочередно осматривая снаружи разные помещения, в кабинете Грошева шел очень серьезный разговор. Хозяин кабинета сурово вопрошал сидящего перед ним подполковника Петренко, как тот умудрился докатиться «до такой» жизни, а Мухомор, явно желая выиграть время, лишь уверял, что не понимает, о чем идет речь. Опытный милиционер прекрасно помнил старую заповедь: «Явка с повинной смягчает наказание, но увеличивает срок», потому разговаривать на любые темы, кроме баб и вина, не собирался.
— Ну объясняю же очередной раз, что не причастен ни к чему. Неужели непонятно? Вы, господа правоведы, такие крючкотворы, что даже в предисловии к Новому Завету готовы указать, дескать, этот документ не отменяет Ветхого Завета. Какие еще нужны доказательства моей невиновности?..
В конце концов Грошеву надоела эта игра и он положил на стол перед подозреваемым подписанное Бурнашом прошение.
— Нуте-с, что вы скажете по этому поводу?
— Да чего говорить? Бандит этот меня чуть не убил, напраслину возводит. Вы же сами знаете, какова у нас работа. Кстати, — Мухомор попытался уйти от основной темы разговора, — а вы не в курсе, куда ваши помощники унесли вино, стоявшее у меня на подоконнике? Я так надеялся, что вы составите мне компанию…
Вся дюжина бутылок находилась сейчас в сейфе следователя, делиться добычей он ни с кем не собирался, а потому затронутая подозреваемым тема была крайне неприятна.
— Вы, пожалуйста, не переводите разговор, — как можно официальнее прервал собеседника Грошев, — здесь, смею напомнить, не институт благородных девиц, а контрразведка. Поэтому советую облегчить раскаянием собственную участь. По законам военного времени вы не имеете права хранить молчание. Но так как мы — люди интеллигентные, то в лучших европейских традициях вынужден напомнить, что ВСЕ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ ВАС.
— Повторяю, — Мухомор твердо стоял на своем, — это бандит, которого я задержал, пытался меня убить, сбежал из-под стражи и теперь возводит напраслину…
В этот момент глаза следователя несколько округлились, и он начал внимательно вглядываться куда-то вдаль, за сидящего спиной к окну задержанного. А в открытую форточку окна медленно втиснулась рука в рваном френче и призывно помахала пачкой ассигнаций.
— ВСЕ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО ПРОТИВ… — еще задумчивее протянул Грошев вслух.
— Все это — происки проклятого Бурнаша, — гнул свое Петренко, — он желает отомстить мне за мою принципиальную позицию…
Рука на миг скрылась, но не успел Грошев сокрушенно вздохнуть, как она появилась вновь, уже едва удерживая весьма потолстевшую пачку манящих купюр.
— ВСЕ СКАЗАННОЕ МОЖЕТ БЫТЬ ИСПОЛЬЗОВАНО…
Глаза военного следователя несколько потеплели, и он даже вроде бы сочувственно кивнул головой в такт рассказу Мухомора, поднимаясь с места и устремляясь к окну.