Игорь Станиславович тоскливо оглядел строгий кабинет, в котором не было ничего лишнего. Ранимая душа его страдала. “Хоть бы картиночку какую-нибудь вывесил... — неприязненно подумал он, — глазу не на чем отдохнуть!”
   — У меня есть отличная миниатюра — вид на Петропавловку зимой, — неожиданно произнес он. — Хотите подарю, Владимир Сергеевич?
   Ястребов тяжело вздохнул. Он хорошо знал болезненное самолюбие Сидорова, а также его мнение о собственной персоне. Но все это не относилось к делу.
   — Благодарю, не надо. Поймите, Игорь Станиславович, ресурсы службы не резиновые. У нас двадцать процентов личного состава постоянно в командировках на юге. Техника стареет, обновлять тяжело... Да что там, мы людям боевые годами не выплачиваем! — первый зам раздраженно бросил авторучку на стол. — Нам нельзя распыляться, особенно когда речь идет об активных действиях. Глубже проводите предварительную разработку, тщательнее собирайте и анализируйте информацию, переходите к активной фазе только на самых приоритетных направлениях!
   — Ну конечно, ведь экономическая безопасность — это самое приоритетное направление!
   Это была явная дерзость. О давних дружеских отношениях Ястребова и начальника службы экономической безопасности генерала Щербакова знали все. Игорь Станиславович понимал, что перегнул палку, намекая на предпочтение СЭБ в вопросах боевого планирования, и оттого надулся пуще прежнего и ссутулился в кресле, уперев взгляд в стену.
   Ястребов встал из-за стола, поправил скромный галстук, пошевелил крепкой шеей. Затем подошел к окну, задумчиво глядя сверху, с высоты здания, на город, и привычно нашел сияющую точку-купол Исаакиевского собора, блестящий золотом в лучах заходящего красного зимнего солнца.
   — Холодно сегодня, — сказал он. Генерал был доволен тем, что сдержался и не ответил резкостью на выпад задетого за живое Сидорова.
   — Игорь Станиславович! Как бы ни была важна экономическая безопасность, жизнь питерцев, спокойствие города всегда важнее. Ваше направление было и остается на обозримое будущее самым приоритетным... к сожалению, самым приоритетным. А вы лично — не сочтите за лесть — наиболее достойным руководителем службы по борьбе с терроризмом. Других кандидатур я просто не вижу, увы. Вы бы взяли опытного человека, начали бы готовить себе смену... Я вот готовлю себе. В нашем возрасте уже пора думать об этом.
   — Успеется... — примирительно проворчал Сидоров. — Желающих хоть отбавляй!
   Он тоже встал, с удовольствием потянулся, хрустнув позвонками, привычно глянул на первого зама сверху вниз, успокоился и тоже посмотрел в окно.
   — Из вашего кабинета вид красивее, чем из моего. Вы правы, вам не нужна миниатюра Петропавловки!
   — И все же — о затратах. Я вижу своей главной задачей правильное распределение усилий. Понимаете, если где-то в окопах людям непомерно трудно — это значит, что генералы неправильно распределили усилия. Мы вынуждены латать дыры то здесь, то там и будем это делать и дальше. Иногда и вашей службе придется потерпеть, если не убедите меня в обратном. Кстати, что у вас есть по Ходже?
   Шеф ЗКСиБТ удивленно моргнул и поднял бровь. Он не любил, когда информация без его ведома попадала наверх.
   — А вы откуда знаете, Владимир Сергеевич?
   Ястребов лукаво и дружелюбно посмотрел на озадаченного непокорного подчиненного.
   — Не волнуйтесь. Ваши все молчат как могила. Москвичи по дружбе проболтались.
   — Ну... есть такой интернет-сайт в Прибалтике. Какой-то поганец объявил России компьютерную войну и вербует желающих поучаствовать в террористических акциях.
   — План похищения “Иглы” оттуда?
   — Оттуда.
   — Значит, это уже не компьютерная война. Людей, причастных к похищению “Иглы”, продолжайте разрабатывать. Без нужды не берите. Надо пресечь это нововведение в зародыше. Мы его найдем обязательно, только информацию соберите. Если потребуется — я подключу иностранный отдел главка. А сейчас — извините, не задерживаю. Там уже, наверное, Шубин в приемной ждет. Вот, — Ястребов ткнул пальцем в лежащий на столе рапорт, — будет долбать меня, чтобы я его разведчика не увольнял!
   — Того, которого ранили? Да, я слышал... Нестерович рассказывал.
   — А как я его оставлю? Он же не прошел врачебную комиссию! Шубин хочет посадить его оперативным дежурным в отдел! Можно подумать, там люди меньше волнуются, чем на заданиях! Иногда за столом сидеть тяжелее, чем в поле. Бросил бы все, да и побежал сам все делать! Этот... э-э... Арцеулов умрет там от разрыва сердца, а меня родственники засудят!
   — Это вы, пожалуй, преувеличиваете.
   — Что умрет? Или что засудят?
   — И то и другое. Я бы оставил. Хорошими специалистами бросаться негоже.
   Сидоров пожал протянутую крепкую руку первого зама. Ястребов направился к столу, а Игорь Станиславович — к двери, и у входа оглянулся.
   Говорят, что характер хозяина можно вычислить по интерьеру его кабинета. Генерал-лейтенант сидел под российским гербом, под портретом президента. По правую руку от него темной стеной стояли наглухо закрытые резные дубовые шкафы, по левую — в четыре огромных окна лился свет от неба, реки и города, рисуя косые ромбы на блестящем паркете.

III

   — Менталитет! — заявил Морзик с заднего сиденья.
   Андрюха Лехельт всем телом обернулся к нему с переднего.
   — А может, ментальность?
   — Не... Менталитет!
   — Это вы о чем? — недоумевая про себя и оттого раздражаясь на молодежь, строго спросил Зимородок, сидящий за рулем.
   — Менталитет — это личный состав РОВД, — пояснил Лехельт. — А ментальность — способ мышления ментов.
   Они втроем наблюдали, как в двадцати метрах от них начальник гатчинского ОБЭП подполковник Шишкобабов, трезвый до икоты, пытается состричь с Винтика штраф за проезд в пешеходную зону Соборной улицы. За пять минут до этого из цепких рук Шишкобабова с ругательствами вырвался Изя. Матерился он так изощренно и столь неподходяще к своей интеллигентной горноеврейской внешности, что оторопевший подполковник безропотно пропустил вслед Изе машину со сменным нарядом Старого и, лишь завидев роскошный “сааб” Винтика, встрепенулся и пришел в себя.
   По классификации разведчиков Шишкобабов был, безусловно, явление ментальное, поскольку, хоть ныне к дорожной инспекции отношения не имел, начинал службу рядовым инспектором ГАИ и образ мыслей имел прежний.
   — Не берет! — изумленно сказал Морзик. — Гляди, Андрюха, не берет! Снимай скорей! Перед нами уникальное явление! Честный мент!
   Лехельт схватил фотоаппарат и запечатлел, как Шишкобабов, возмущенно воздев руки к небу, брезгливо отталкивает от себя сторублевую купюру.
   — В “Аргументы и факты” пошлем!
   — Лучше в “Науку и жизнь”! В рубрику “Очевидное — Невероятное”!
   — Хватит тратить казенную пленку, — остудил их пыл Клякса, сам немало удивленный происходящим.
   — А что? Представляете, Константин Сергеевич, если бы нам наши ролики в “Сам себе режиссер” посылать? Да мы бы все призы забрали! А то там показывают сплошь младенцев, пьяных баб да живность всякую... То ли дело — взятие братком Стоматологом Питерским со товарищи кавказского соловья-разбойника Дадашева в заложники! Карельский пленник! Полнометражная лента с выходом под занавес звезды питерской “наружки” Ролика на ушах — в буквальном смысле!
   — Взял, — сказал Клякса и успокоенно вздохнул. — Слава Богу, а то уж я решил, что старею...
   — Как — взял?! — прильнули к лобовому стеклу Дональд с Морзиком.
   — Десять баксов взял.
   — А заснять?!
   — Поздно уже. Трепаться меньше надо было. Можешь выйти, предъявить удостоверение фотокорреспондента и попросить второй дубль.
   — Я думаю — он согласится, если еще десять баксов дать!
   — Теперь не будете посылать фотографию в газету?
   — Почему? Пошлем для хохмы, верно? В местную, гатчинскую! “Красносельский Вестник”!
   — Поехали... Сейчас он с нас стричь будет.
   — Ну уж дудки! — сказал Морзик и, едва они медленно поравнялись с машущим перчаткой Шишкобабовым, приоткрыл стекло и показал подполковнику грязноватый кукиш. Размер композиции из трех пальцев был столь внушительный, что начальник ОБЭП предпочел махнуть еще раз, на этот раз разрешающе: дескать, проезжайте, недосуг мне!
   Вслед за красным, как пламя, “саабом” они повернули на проспект. У свекольно-бордового домика с надписью “Гатчинский отдел дознания” стоял с видом несколько обалдевшим местный оперуполномоченный Багетдинов и, покуривая, потирал лишь недавно зажившую голову.
   — Хоть покатаемся... — удовлетворенно хмыкнул Лехельт, потягиваясь и разминая затекшие ноги. — Осточертело с утра стоять!
   — Не говори гоп, пока не перепрыгнул, — предостерег его Зимородок.
   И как в воду глядел. Сделав круг почета по родному городу. Винтик с шиком подкатил к единственному в Гатчине казино с вывеской из гирлянды электрических лампочек.
   — У-у!.. — разочарованно заныл Морзик. — Это якорь! Это надолго!
   — Будем ждать, — сурово сказал Клякса, паркуясь у обочины неподалеку.
   — Может, разрешите зайти внутрь?
   — У тебя что — деньги есть? То-то же. А без денег там шляться подозрительно. Вдруг он тебя узнает? Ведь он тебя видел на Московском вокзале.
   — Не... — махнул лапищей Вовка. — Этот — лох, он не узнает! Есть такие кадры, глаза — как два штопора, так и сверлят. Они хоть через сто дет встретят на улице случайно — и узнают. Я таких сразу вычисляю. А этот — не...
   — Он только о себе думает, — весьма убедительно проговорил Дональд. — Окружающими он не интересуется и ничего вокруг не замечает.
   — Все равно — не будем рисковать, — непреклонно решил Зимородок.
   Вновь потянулись нудные минуты ожидания, потихоньку складывающиеся в часы. Вечерело. Морзик, истомившись, перегнулся через спинку сиденья и нетерпеливо зашептал Лехельту на ухо:
   — Не в ту машину мы сели! Надо было со Старым садиться! Он всегда, чуть вечер, наряд по домам отпускает, если объект на якоре! Завтра к нему сядем!
   — Т-сс!
   — О чем вы там шепчетесь? — отвлекся от наблюдения за входной дверью казино Зимородок.
   — Да вот, товарищ капитан, плохо, что в нашем наряде нет женщины. С оперативной точки зрения плохо. Это ухудшает возможности наблюдения!
   Зимородок подозрительно покосился на Вовку Черемисова, круглые глаза которого выражали только преданность делу наружного наблюдения.
   — Кто же виноват, что ты с Пушком поссорился? Я вас теперь нарочно рассаживаю, по ее же просьбе.
   — Вот дура... извините, Константин Сергеевич, это я не про вас. Так уж у нас с Людмилой получилось. Не сошлись характерами.
   — По-моему, вы очень даже характерами подходите...
   — А давайте завтра Пушок с Роликом к вам сядут, а мы с Андреем — к Мише? Тогда в каждой машине будет по женщине... очень удобно... с оперативной точки зрения, — заискивающе произнес Черемисов.
   — Не получится, — помотал головой Клякса. — Наставник со стажером должен быть. Кира с Роликом, а Старый — с Пушком.
   — Старый? — удивился Морзик. — Я думал — это я у Людмилы наставник.
   — Ты и был... а теперь какой же из тебя наставник? Вы с ней как кошка с собакой. Кроме того, вам с Тыбинем в одной машине тесно будет. Вы оба ребята крупногабаритные. А тут мы с Андреем тебе весь задний диванчик предоставили. Хочешь — сиди, хочешь — лежи...
   — Ничего я уже не хочу, — разочарованно протянул Морзик, поняв, что убедить Зимородка отпустить их в машину к Тыбиню не удастся. — Насиделся уже сегодня и належался... Я побегать хочу... домой хочу...
   — А кроме того, — не обращая внимания на скулеж и ерзанье Черемисова, продолжал капитан, хитро улыбаясь, — слухи о том, что Старый отпускает наряд раньше положенного, — гнусная ложь и клевета на товарища! Я сам его не раз проверял! Так что оставьте ваши надежды на сокращенный рабочий день и продолжайте наблюдение, а я вздремну. Очередь моя пришла.
   Долго отдыхать Косте Зимородку не пришлось. Наблюдающий в прибор ночного видения Лехельт толкнул его локтем.
   — Константин Сергеевич! Винтик вышел! В машину садится!
   — Опаньки! — мгновенно стряхнул с себя дремоту капитан. — А вы говорили — по домам! Да все еще только начинается!
   Вослед рубиновым огням “сааба” они обогнули темный, как глухой лес, гатчинский парк и подрулили к вокзалу балтийской линии. Здесь Винтик поставил машину у самых ступенек лестницы, ведущей на платформу, и вышел.
   — Через пять минут электричка из Питера, — сказал Клякса. — А ведь он встречает кого-то... Морзик, ты хотел пройтись? Выйди, изобрази пьяного, пошатайся около него. Только шапку одень, уши не обморозь!
   — Чтобы пьяного, надо бутылочку пива пропустить! — оживился Вовка, — Для запаха!
   — Разрешаю, только одну. Давай, быстро! Жаль, Волана нет! Он бы сейчас пригодился!
   — Справимся, Константин Сергеевич!
   Морзик проворно подбежал к привокзальному ларьку, прикупил пива и, рискуя простудить горло, тут же ополовинил бутылку, припав к ней истомленными жаждой губами. Остатки вылил в ладонь, охлопал ватник на манер одеколона и, болтая бутылкой по сторонам и расплескивая пену, нетвердой походкой побрел к лестнице.
   Лехельт, наблюдая, переживал. Андрею казалось, что Клякса не доверяет ему и оттого послал Морзика. Он чувствовал себя отодвинутым на задний план — но это было сейчас не главное.
   У ступенек лестницы Морзик остановился и, ухватившись за перила, принялся разговаривать сам с собой, покрикивая и ругаясь. Винтик с платформы оглянулся раз, другой, а потом подошел к Владимиру.
   — Слышь, эй! Мужик! Постереги тачку! На опохмел дам! Знаю, знаю, сам такой бывал! Ты пять минут постереги — мне приятеля надо встретить с электрички!
   — Без... базара!.. — с натугой ответил Морзик, глядя под ноги и сохраняя шаткое равновесие.
   Бутылка со звоном выпала у него из рук. Он наклонился, продолжая цепляться за перила, и принялся отыскивать ее в темноте.
   — Э, да ты готовый!.. — разочарованно протянул Винтик, он же Григорий Пивненко.
   Тут, постукивая на стыках, неожиданно тихо к платформе подкатила темная питерская электричка. Людей в ней было мало. Пивненко поспешно отошел.
   — Молодец, Морзик, — сказал по связи Клякса, — Пока все путем...
   — Могем... когда захотим, — хрипло, в пьяной интонации типажа отозвался по ССН Черемисов.
   — Идут! — предупредил Дональд, немного приоткрыв дверцу машины и наблюдая в тепловизор, — Винтик, а с ним... трудно узнать... лицо искажается — кажется это тот инженер из ГОИ!
   — Дай-ка! Точно! Дербенев Тимур Арнольдович! Морзик, к тебе идут Винтик и второй объект... Постарайся услышать разговор. Андрей, можешь их заснять?!
   — Снимаю уже!
   — Камеры не перепутал? Для ночной съемки взял?!
   — Обижаете совсем!
   — Это важно, что второй здесь! Я еще не знаю, почему, — но это важно.
   Винтик с низеньким человеком в тужурке и суконной шапке со смешными ушками медленно спускались по лестнице.
   — Это твоя машина? — завистливо спросил человек, завидев “сааб” и поглубже натягивая шапчонку за ушки на голову. — Богато живешь!
   — Только не прибедняйся! Я никого из вас не обидел! Все получили, как договаривались!
   — Тише ты! С ума сошел!
   — А что такое? Мало ли про что мы говорим... Да тут и нет никого.
   — А это кто там?
   — Синяк один... машину мне сторожит.
   — Прогони его!
   — Ты совсем спятил! Он алкаш, я его здесь сто раз видел! Везде тебе ФСБ чудится... умрешь со страху скоро.
   — Можно подумать, ты не боишься.
   — А чего мне бояться? Все было — и прошло! Поехали в кабачок, поужинаем. Разговор есть.
   — У меня нет денег на кабаки, — с горечью проговорил приезжий.
   — Ну ты и жлоб! Ведь посадят — даже потратить не успеешь! — и Винтик жизнерадостно захохотал.
   — Сплюнь, дурак! Мне все время кажется, что за мной следят...
   — Ладно, садись в машину! Не на холоде же нам разговаривать.
   — У тебя там “жучков” нет?
   — Ты параноик, Тимур!
   Хлопнули дверцы “сааба”. Морзик, скорчившись, присел на ступеньку в двух метрах от машины и по связи кратко передал Кляксе содержание разговора.
   — Эх, надо было мне “ухо” взять! С такого расстояния я бы услышал, о чем они сейчас говорят!
   — Не услышал бы. Они двигатель запустили. Движок все заглушит, я проверял.
   — Греются, г-гады!.. — стуча зубами, сказал Морзик, ежась на ледяном бетоне лестницы.
   — Посиди, сколько сможешь, потом Дональд тебя подменит. Пойдет бутылки собирать.
   — Я ему свою... оставлю-у!..
   Ждать, на счастье Вовки Черемисова, пришлось недолго. Щелкнул замок и раздался возмущенный голос приехавшего на электричке мужчины:
   — ...раз и навсегда, понял! Эти авантюры не для меня! Я даже списывать никогда не умел, всегда попадался!
   — Извини, но я уже дал твой адрес и телефон. К тебе подъедут. Да чего ты затрясся? Они культурные люди! Скажешь “нет” — и все! А может, передумаешь? Обещают хорошие деньги. Поделиться не забудь!
   Мужчина замахал руками в волнении, даже ногой притопнул.
   — Уезжай немедленно! Проваливай! Не надо меня провожать, сам дорогу знаю! Мы не должны с тобой встречаться! Это компрометирует нас обоих! Забудь обо мне, понял?!
   — Да пожалуйста! Тебе же помочь хотел! Шизофреник!
   И Винтик, врубив передачу, уехал. Незнакомец, оставшись один, принялся пристально и подозрительно разглядывать скрюченную фигуру вконец замерзшего Вовки Черемисова. Это длилось несколько минут. Наконец Морзику стало невмоготу.
   — У-у-у... — потихонечку угрожающе завыл он, прибавляя в голосе. — У-у-у! Зачем я ее зарезал? Зачем?!
   Он поднял голову, оглядываясь будто в недоумении. Приезжий попятился и, чертыхаясь, побежал прочь, по кустам, в обход платформы к подземному туннелю, а Вовка, постанывая, бросился в те же привокзальные кусты, но в другую сторону — справлять нестерпимую малую нужду, превозмогшую даже муки холода.
   В такие минуты понимаешь, где у человека находится душа!

IV

   В городе было много теплее. Старый вел машину легко и непринужденно. Сухая трасса стелилась под колеса. “Девятка” Изи маячила в ста метрах впереди.
   Изя был доволен своей “Ладой”, а главное — ее ценой: новехонькая машина досталась ему всего за 5000 у. е. вместо 6000, хотя и была куплена в самом дорогом салоне.
   А история ее такова. Эту машину купили два горца, знакомые дальних родственников Изи, для совершения террористического акта. Приехав в Питер, они сняли квартирку в одной из новостроек и стали искать взрывчатку. Неделю искали, другую... Вели себя тихо, старались не привлекать внимания. Но соседи по лестничной площадке глаз с них не спускали, присматриваясь какое-то время к молчаливым, смуглым и худым жителям Кавказа, и уже на исходе первой недели не выдержало сердце одной старушки: как-то под вечер она принесла им горку свежеиспеченных оладьев, заботливо прикрытых сверху мисочкой, чтобы не остыли.
   — Поешьте горяченького-то! Хватит вам эту лапшу несъедобную жевать, — сказала она, глядя на террористов добрыми, когда-то голубыми, а сейчас выцветшими глазами.
   Изумление гордых жителей гор было столь велико, что, когда они пришли в себя, оладьи давно остыли.
   Ну, а дальше пошло... Мужчины охотно делились сигаретами. Никто не шипел в след: “У-у, гады черномазые”. Встречные горожане охотно показывали дорогу, если суровым кавказцам случалось заблудиться в огромном городе, и подробно объясняли, как пройти к нужному месту. А женщины, сказочно красивые русские женщины, не шарахались от них в сторону, проходя мимо, и даже иногда улыбались.
   Промучившись так пару недель, друзья отбыли в свой родной аул, оставив мысль о теракте, а машину подарили Изе.
   Через внутреннее зеркало заднего вида Михаил поглядывал, улыбаясь, на раскрасневшееся милое лицо Киры. Ему было плохо видно, он подправил зеркало.
   Ролик заметил это, смущенно ухмыльнулся и отвел глаза.
   Девчонки на заднем сиденье пели. Точнее, пела одна Кира Алексеевна чистым и сильным голосом, а Пушок только открывала рот и подхватывала невпопад. Слов она не знала.
   — С вами хоть гитару на задание бери! — с высокомерием подростка заметил им стажер.
   — Бери! — предложил Тыбинь. — Будем по-домашнему...
   — Клякса не даст!
   — Я ему скажу, что это элемент оперативной маскировки.
   И Старый подмигнул стажеру.
   Тыбиню было хорошо в этой теплой компании. Отчего-то вспомнились молодость, семья, поездки за город... Он уже давно не был в лесу — не по работе, а просто так, для себя.
   Он действительно пропустил в “Шанхае” рюмочку-другую, но догадалась об этом только Кира. Михаил стал чуть разговорчивее — только и всего. Последние годы он все больше уходил в себя, замыкался и даже общаться предпочитал жестами. Сейчас он расстегнул грубую кожаную шоферскую куртку на молнии, освободил ворот, вздохнул свободнее. Ему было хорошо.
   Он обогнал Изю, чинно ползущего в правом ряду, проскочил перекресток на желтый свет и остановился у обочины. Объект остановился по красному сигналу светофора, и в это время Старый успел добежать до киоска и одарить всю компанию тремя большими пиццами.
   — Ух, ты!.. Что празднуем?!
   — Ничего. Просто жизнь.
   — А себе чего не взял?!
   — Ешьте. Я не хочу... на вас погляжу.
   — Смотрите! Смотрите! — закричал глазастый Ролик. — Изя пошел направо!
   — Скорей, Мишенька, скорей! Грохнем!
   — Не грохнем!..
   Машина тронулась с места так, что пассажиров вдавило в сиденья. Тыбинь заложил вираж перед надвигающимся встречным потоком и успел проскочить налево. Выписывая пируэты, ныряя из ряда в ряд, он помчался широким Ленинским проспектом. Полакомиться пиццей разведчики смогли лишь после того, как ситуация выправилась.
   Над заснеженной Невой перемахнули на Петроградскую сторону. Проскочили Малую и Большую Невку, куцый мостик через невзрачную Черную речку. В темнеющем небе ярко сияли гирлянды огней, реклама. На перекрестках тут и там стояли большие искусственные елки. Грядущий Новый год, как всегда, сулил каждому исполнение желаний...
   Пошли по Светлановскому до Тихорецкого проспекта. Там Изя притерся к поребрику, встал. Старый проехал чуть дальше, спрятав машину между маршрутными такси на остановке.
   — Молодежь! Народу на улице много, идите прогуляйтесь. Встаньте в очередь на “тэшку” или так пообнимайтесь где-нибудь. Поближе к объекту.
   — Мне с ним стыдно обниматься, он слишком мелкий, — капризно надула губки Пушок.
   — Да тебя троим не обнять, если хочешь знать!
   — Ах, ты!.. Уши оборву! Стоматолог не успел, так я оборву!
   — Тихо! Помни: у Ролика голова, а не ядро! Не покалечь молодого кадра! Эй, ССН возьмите! Ну — совсем отъехали...
   — Детвора... — задумчиво проговорила Кира, глядя вслед стажерам.
   Отчего-то Тыбиню не понравилось, как она это сказала, и настроение его начало ощутимо портиться.
   — Люда стрижку зачем-то сделала, — продолжала Кира, не замечая перемен в напарнике. — Теперь лицо стало такое широкое! Хочет старше выглядеть. Смешно, да? Ты чего молчишь?
   Старый рывком застегнул молнию куртки, пожал плечами и сердито проговорил в микрофон:
   — Доложите обстановку!
   На Киру он больше не смотрел.
   Стажеры и впрямь представляли собой забавную парочку. Рядом с крепкой широкоплечей Людочкой тощий длинный Ролик выглядел кем угодно, но уж никак не кавалером. Впрочем, его это не смущало.
   — Будешь семки, Люд?
   — У нас в городе семечки на улицах не плюют!
   — Ой-ой, подумаешь! А у нас в Баку — плюют! А хурму будешь?
   Ролик подошел к ларьку, гортанно заговорил с продавцом, вызвав улыбку оживления, — и через минуту уже нес Пушку оранжевый плод, потирая его в худых ладонях.
   — Когда в Питере половина населения станет айзероязычной — я не пропаду!
   — Не дождешься! Давай, наблюдай лучше, хачик несчастный!
   Питер — единственный город России, где население добровольно и спокойно стоит в очереди на маршрутное такси. Ролик и Пушок выбрали хвост подлиннее и, стоя среди усталых доброжелательных горожан, исподволь созерцали объект, прогуливающийся неподалеку, подняв ворот пальто, вдоль празднично сияющих витрин с огромными красными Дедами Морозами.
   — Знак подает! — делово произнес Ролик. — Здесь где-то бродит резидент! Интересно, сколько шпионы получают?
   — А тебе зачем?
   — Им почасово платят, или ставка? Может, в шпионы податься, если больше платят? В наши, конечно! Поеду в Америку, буду там по Бродвею рассекать, нашему резиденту знаки подавать, а мне на валютный счет — кап-кап!..
   — А за тобой американская “наружка” из “фордов” будет сечь! — сказала Пушок и расхохоталась, представив такую картину. — Кому ты нужен, шпион несчастный!
   — Ты меня еще не знаешь!
   — У меня брат такой же... дуралей! Точь-в-точь!
   — А вот интересно — ведь у них там тоже есть наружное наблюдение? И сейчас, в эту самую минуту, какой-нибудь молодой симпатичный американец, вот как я, например, в паре с какой-нибудь негритянкой-толстухой, пухнущей от гербалайфа, вот как, например...
   Договорить он не успел, потому что Людочка быстрым движением натянула ему вязаную шапчонку до самого подбородка.
   — Караул! Ничего не видно! Мешают выполнять профессиональные обязанности! Я Кляксе пожалуюсь! Самое главное не успел договорить. Как ты думаешь — сколько они получают?