Назовем такие случаи "переходными". Что нас здесь вводит в заблуждение - так это именно словоупотребление, поскольку мы к "переходным" случаям применяем то же слово, что и к непереходным: на уровне идентификации, напротив, "все в порядке". Исходя из практики идентификаций, переходные случаи не включаются даже в единство "боли" как "случаи". И это несоответствие между практикой словоупотребления и практикой идентификаций легко выясняется в ходе вариации, в которой обыденная практика идентификаций как бы частично воспроизводится. Что в результате здесь может быть дано в качестве "инварианта"? Как вообще может быть дана "сущность" - в каком виде? Либо как "картина" (в представлении), либо как "механизм" (в описании) - кажется, что никак иначе. Когда Гуссерль говорит об "инварианте", "эйдосе", "чтойности", он, по крайней мере, не имеет в виду, что это "картины": если какое-то конкретное представление имеет место "вместе" с усмотрением сущности, то уж никак не "на его месте". "Содержательную наполненность" инварианта, о которой говорилось выше, составляет как раз горизонт вариации. "Представление" здесь имеет характер сопровождающей данности. Если никакое представление не подходит в качестве "усмотрения сущности", может быть, какое-нибудь описание подойдет? Первое "приближающее к сущности" описание, которое может быть осуществлено в отношении вариации "я испытываю боль" - это описание того, чем боль (и "боль") не является: скажем, боль не спутаешь с щекоткой, особенно, если и то, и другое ощущаются в одном месте. Затем, ни одна "боль" из тех, что я могу задействовать в вариации, может быть непохожа на остальные - но перестанут ли эти ощущения быть случаями боли, то есть распознаваться как "боль" (о "переходных" случаях уже говорилось)? Разве такое "единство идентификации" может быть нарушено (или "предотвращено" его создание) внесением, скажем, такого игрового изменения: любые ощущения называть по разному не в связи с их характером, но и с интенсивностью, и с местоположением? Разве то, что мы называем "щекотно", станет распознаваться также как то, что мы называем "боль". "Боль в пятке" имеет шанс на выделение из "единства боли" в связи с изменением таких ощущений, испытываемых в пятке, только если характер его близок к характеру ощущения, который мы обозначили термином "переходный случай". Другие возможные описания уже относятся к вариации. Таково, в первую очередь, описание "аспектного" содержания "боли" - того, что в вариации подлежит "эйдетическому редуцированию": какая боль? - острая, тупая, ноющая, там... Возможно ли описание "инварианта"? Предполагается, что некоторые аспекты данного могут быть редуцированы (смысл "эйдетической редукции") как не характеризующие данный предмет существенным образом. На каком основании? На том же основании, на котором "красный" цвет персика и "красный" цвет яблока считаются оттенками одного цвета, а не одним и тем же цветом ("семейное подобие"). Предполагается также, если мы принимаем "семейное подобие" в качестве объединяющего принципа, что нет ничего, что можно было бы отнести к существенным аспектам данного предмета - то есть к таким, которые характеризуют по крайней мере каждое представление данного в вариации. Раз ничего подобного нет, значит нет и "существенного" описания предмета. Но разве факт идентификации боли не характеризует каждый из варьируемых случаев именно таким образом? - этот факт собственно и составляет основу вариации, тогда как варьируемые содержания могут быть объединены по принципу семейного подобия. Однако, здесь могут возразить, все-таки факт идентификации может пониматься так, что он определяется исходя из грамматического контекста соответствующего понятия. Это похоже на апелляцию к возможному миру: мы не в силах обозреть подлинную историю события, установить его причину - в данном случае, события идентификации. Схема грамматического, игрового регулирования "узнавания", рассматриваемая с точки зрения прояснения характера явления, описывает именно "изначальное" положение дел. В этом смысле она не имеет преимуществ перед схемой Гуссерля: оба объяснения суть гипотезы, говорящие о "причине" данного. То, как мы склонны применять схемы "значения", основанного на употреблении, и "значения", основанного на усмотрениях сущностей, похоже на смену аспектов видения (как описывает ее Витгенштейн во второй части "Философских Исследований") в интерпретации. Но что же здесь играет роль "материала" интерпретации - роль "собственно данного"? Возможность рассмотреть событие (послужившее отправной точкой вариации - "я испытываю боль...") в его изменении - то есть как группу ситуаций. Как еще можно понимать эту "возможность", как не как возможность предметной идентификации? Практика идентификаций "боли", отраженная (или, воспроизведенная) в вариации - это то, что фактически лежит в основании "единства вариации", а не то, что мы можем полагать основанием идентификаций. В этом контексте говорить о "сущности" явления имеет не меньше оснований, чем говорить о сходстве между множеством явлений (полагая это "сходство", скажем, более или менее случайным или как-либо еще). Ибо как еще можно феноменологически (избегая "картин" и "механизмов") понимать "сущность" явления как не как "возможность предметных идентификаций", которые здесь, в актуальной данности, имеют место, что непосредственно и выражается в "определенном" характере данности, в "узнавании"... Но что может означать "возможность идентификации"? То, что актуально дано, уже как-то определено - идентифицировано: о какой "возможности" здесь может идти речь? Однако мы говорим о реально существующем или о воображаемом объекте х, что его идентификация в ситуации F(x) возможна и что его актуальная данность предполагает его идентификацию, и т.д. "Возможность идентификации" здесь, таким образом - как бы "судьба" х в случае F(x) в любом таком случае. А что это за "случай"? Это случай данности х - он сам представляет собой "возможность". По сути, "возможность" здесь - это воображаемое событие, к которому мы готовы. Х было дано прежде - у меня и у других, насколько мне это известно, был опыт х: х, таким образом, может пониматься как то, что бывает дано. Так же х - это то, что, будучи дано, бывает опознано, иначе нельзя сказать, что "дано х". Стало быть, это практика идентификации учит нас "идентификации" и "возможности идентификации"? Однако, тогда напрашивается аргумент "в духе Витгенштейна": мы что, "научились" идентифицировать, освоили правила "игры в узнавание"? Здесь ситуация "освоения правил" уже не демонстрирует того значения или близкого к нему, в каком мы употребляли это понятие, применительно к известным нам играм и к игровым ситуациям языка (как их описывает Витгенштейн). Здесь мы сталкиваемся с предельным случаем "игры", и как таковой он делает употребление слова "игра" в данном контексте бессмысленным. Это все равно, что сказать: "мы воспринимаем, потому что научились этому, мы играем в "перцепцию"". Здесь уже не остается ничего, что позволяло бы говорить о человеческом существовании, не отсылая к "игре", и таким образом, употребление этого термина обесценивается: он становится излишним или, иными словами, перестает что-либо означать - ведь вместо "я играю" теперь достаточно сказать "я живу". Таким образом, мы выяснили, что может пониматься как основание или "место" усмотрений сущности: это практика идентификаций и практика "эйдетического" редуцирования.
Глава 5. Рассмотрение функциональных пределов трансцендентальной логики в связи с проблемой "произвольной данности". а. "Гилетические данные" как возможное материальное основание конституирования значений. Проблема обнаружения "гилетических данных".
В "Идеях..." Гуссерль говорит: "Поток феноменологического бытия имеет двойное русло: материальное и ноэтическое"84. В непрерывной корреляции "материи", которую Гуссерль называет hyle, и интенциональной "формы" (morphe), или "ноэзиса", конституируется объектный мир и его значения. "Начало" каждого индивидуального значения - начало частного потока конституирования - полагается в "начальном впечатлении". То, что может быть дано нам в этом "начальном впечатлении", есть, согласно Гуссерлю, некое "гилетическое содержание", в отношении к которому интенциональное сознание выступает в качестве (речь идет прежде всего о перцепции) пассивно "регистрирующего". Таким образом мы имеем поток "впечатлений", подлежащих "осмыслению" в ходе соотнесения их друг с другом и с другими данными и интерпретации. "Материальные компоненты или гилетические данные охватывают впечатления, чувства, чувственные данные и другие не интенциональные "чувственные материи", такие как "данные цвета, прикосновения, звука и подобные", также как "чувственные впечатления удовольствия, боли, щекотки, и так далее," а также чувственные или квазичувственные моменты, если такие найдутся, принадлежащие к эмоциям, желаниям, актам воли, памяти, воображению и так далее. Это то, что просто дано сознанию, или что, с другой стороны, сознание пассивно воспринимает (Ср. Ideas $85/pp.246-51; FTL $107(c)/pp.286-9)." 85 Эти данные, которые удобнее будет обозначить как "первичные"86 перцептивные содержания сознания или собственно "перцепты" (в отличие от того, что мы обычно склонны понимать как содержание перцепции, типа: "Я вижу дом" это ведь уже интерпретация), "имеют место" до интерпретации, до своего концептуального оформления, ибо такое оформление (смыслополагание) осуществляется синтетически на основании множества впечатлений: таким образом Гуссерль полагал гилетические данные как таковые лишенными значений, "бессмысленными". С другой стороны, именно они есть то, что должно быть дано нам непосредственно. Именно о содержании чувственных впечатлений (и "начального впечатления" в частном потоке конституирования особо) можно говорить как о самоданности в ближайшем смысле. Они, соответственно, в ближайшем же смысле есть "самоочевидности", с которыми мы имеем дело и на которых основывается конституирующее сознание. В феноменологическом понимании смысла "гилетических данных", однако, прослеживаются по крайней мере два пути: альтернативное представлению Гуссерля, придававшего этим "первичным" моментам опыта значение, описанное только что, понимание чистых гилетических данных высказал М. Мерло-Понти: "это замечание ничему не соответствует в нашем опыте..." 87 "Перцептивное "нечто" всегда находится посреди чего-либо еще, оно всегда составляет часть "поля"."88 "Изолированное данное перцепции непостижимо, по крайней мере, если мы проводим мысленный эксперимент, пытаясь перципировать подобную вещь... Эта красная заплата, которую я вижу на ковре, красная только благодаря тени, которая лежит на ней, ее качество явное только в отношении к игре света на ней и, таким образом, как элемент в пространственной конфигурации." 89 "Утверждаемая самоочевидность впечатления не основана на свидетельстве сознания, но на широко распространенной предпосылке." 90 Разумеется, поскольку мы вообще можем говорить о гилетическом содержании сознания, поскольку мы можем его выделить и представить в чистом виде как некое первичное смысловое единство, мы делаем это рефлексивно: нам для этого приходится отвлекаться от данного нам уже в синтетическом единстве значения, единстве, конституированном многими отношениями, и только в этом контексте можем мы первоначально обнаружить то, что затем обозначаем как гилетическое содержание или "впечатление". На это как раз и обращает внимание Мерло-Понти: "впечатления" и то, с чем мы должны иметь дело как с первичными перцептивными содержаниями, актуально никогда нам не даны как таковые, но только в контексте другой, комплексной данности - в контексте значения, в котором одновременно как бы заключено множество значений-аспектов (как, например, "ковер" и "его узоры"). То, что Гуссерль полагает изначально актуальной данностью сознания - впечатления а, в, с, и так далее - то, на что должен указывать нам опыт рефлексии над перцепцией как на ее материальное основание, и то, что на основании этого указания может быть получено путем осуществления эйдетической редукции, Мерло-Понти считает идеализацией, предпосылаемой в качестве "чистой данности" актуально данному комплексному Х. Эта актуальная данность Х, с которой только мы и можем, по мнению Мерло-Понти, иметь дело непосредственно, отталкиваясь от нее в своем аналитическом движении "к основаниям", такова, что а, в, с, и так далее, суть частные ненезависимые "моменты" этого Х, относящиеся к нему и друг к другу как части целого и немыслимые сами по себе. Но что позволяет нам воспринимать Х как смысловое единство? Очевидно, то, что составляющие его перцептивные моменты а, в, с... не исчерпывают актуального содержания Х. Красное пятно на поверхности ковра - впечатление может обмануть нас. Пятно может, например, не быть частью ковра и вообще исчезнуть при приближении. Но когда мы говорим об актуальном восприятии, котороое обозначили Х, возможные связи не имеют значения. Актуально значимо, что красное пятно на ковре, то есть имеет отношение к ковру - вопринимается как его аспект и будет так восприниматься вплоть до особого акцентирования этого аспектного отношения: тогда, может быть, выясниться, что красное пятно - не аспект переживания "ковра". Но в актуальном восприятии Х помимо аспектного содержания и предметного содержания актуально даны отношения х, у, z..., связывающие между собой отдельные перцептивные содержания таким образом, что позволяют говорить о предмете и его аспектах. Особая тема исследовать, в каком смысле можно говорить о "восприятии" таких отношений, а в каком - об их "конституировании"; здесь, однако, важно подчеркнуть, что в актуальном восприятии Х имеют место внутренние связи: их актуальная данность равнозначна данности Х как предметного целого одно без другого немыслимо. Эти отношения наряду с гилетическим содержанием впечатлений также представляют собой простейшие смысловые данности: таково простейшее различие, позволяющее нам "иметь впечатления" - то есть, отделять "одно данное" от "другого" (в этом, как представляется, как раз и заключается "регистрирующая функция" пассивного перципирующего сознания - фиксировать различия между данными). Однако, хотя мы можем сказать, что всякая данность, будучи отдельным, пусть даже самым элементарным, смыслом, такова только в отличии от других данных91 и понимать данность впечатлений и некоего целого - значения - как имеющие своим основанием данность простейших отношений, подобных различию, мы не можем утверждать, что такие "простейшие отношения" есть самоданности по преимуществу, подлежащие как комплексной данности целого Х, так и возможных впечатлений, составляющих "материал" соответствующего концепта. Ведь всякое отношение мы также "воспринимаем" как отношение между чем-то и чем-то - то есть, в "материальном" или "гилетическом" контексте. Между тем, опыт простейших отношений указывает на их фундирующую роль в конституировании таких значений как "на фоне" и "в связи" - определяющих для интенционального способа осмысления мира, способа, предполагающего различные степени акцентирования внимания (вплоть до забвения) на различных объектах из множества актуально данных.
Итак, мы, судя по всему, не можем достичь адекватной очевидности по вопросу о том, как даны нам чувственные данные. В опыте мы имеем дело исключительно со значениями - с концептами - и, только обратив на них особое внимание (в рефлексии), можем мы выделить составные части (а вернее, зависимые "моменты") этого "целого". Эту ситуацию, видимо, счел Мерло-Понти основанием для того, чтобы "отказать" впечатлениям в "первичности" (в порядке данности) и "непосредственности". Однако, любое целое значения актуально также не дано нам само по себе - но в единстве - более или менее строгом для каждого конкретного взаимоотношения - со всеми остальными актуально данными нам значениями и, возможно, с отдельными их "моментами": таким образом, общий контекст актуальной данности расширяется до границ нашего "перцептивного поля" вообще (сюда входит все, что мы видим, слышим, ощущаем и так далее, а также ассоциируем с этими "чисто перцептивными" содержаниями в произвольно взятый "данный момент"). Не значит ли это, что и предметное целое Х также не может претендовать на статус непосредственно первично данного?. Ведь эта данность оказывается имеющей смысл как нечто непосредственно данное также только исходя из более широкого контекста единства актуально данного - Х здесь фактически "занимает место" впечатлений; в качестве самостоятельно объекта восприятия (и, соответственно, в качестве изначально данного) оно также может быть выделено рефлексивно (и не иначе) из другого единства, представляющего для данного предметного единства расширенный контекст, скажем, У. Я ощущаю всем телом - но в разных местах по разному - как мне отделить опыт одного ощущения (локализованного посредством отношения, скажем, к "ноге") от других, от всего комплекса ощущений, который имеет значение "ощущение собственного тела"? Только обратив на это отдельное ощущение особое внимание - дополнительно выделив его. "Ощущение тела" дано нам непосредственно. Но можно ли сказать так о частных "моментах" этого ощущения? Боль в ноге, например, "дает о себе знать", "обращает на себя внимание" - и это "внимание" не есть рефлексивное "движение" сознания, но "прямое", конститутивное. С другой стороны, такого рода "внимание" выделяет данное ощущение "на фоне", то есть, делает его в каком-то смысле интенционально превиллегированным. Причем сам "момент" данности боли в ноге совпадает с "моментом" интенционального выбора этого перцептивного содержания в качестве "темы" "на фоне" остальных. Конечно, здесь дана именно "боль в ноге", ощущение локализовано телесно и таким образом определено - более того, связано со всем "ощущением телесности" и дано в этом контексте, но "боль" как таковая остается тем, что "привлекло внимание", тем, что интенционально выделено - чем-то, непосредственно данным сознанию, несмотря на свою включенность в более пространное единство значения. Мерло-Понти утверждает, что ничто в нашем опыте перцепции не указывает на "впечатления". Однако, именно в опыте перцепции - то есть, в специальном рассмотрении некой части нашего повседневного опыта как "опыта перцепции" - нельзя не заметить, что то, что нам перцептивно дано, как бы сложно и внутренне структурировано оно ни было, это перцептивное содержание таково, что внутри него различимы смысловые "моменты" - от более сложных - концептов - до самых простых "впечатлений" или, иначе, простейших усматриваемых перцептивных содержаний. Не акцентируя внимания на "действительном порядке следования" элементов данности в конституировании, на возможных причинно-следственных связях, которые могут быть построены в связи с ситуацией восприятия целого и его частей (каковое акцентирование может легко увести нас за пределы феноменологического рассмотрения вопроса), заметим, что актуально содержания а, в, с... даны нам вместе с содержанием Х: они взаимонеотделимы и взаимозависимы как данности. Или, говоря иначе, взаимоотношения частей и целого в данности определяются некой логической необходимостью: целое Х и его аспекты а, в, с..., х, y, z... должны быть со даны. Далее, акцентируя внимание на конкретном перцепте, мы не абстрагируемся от конкретного актуального содержания сознания, мы только делаем его "значимым" в его конкретности, выделяем "на фоне": это происходит, когда нечто "обращает на себя внимание" и в "момент" своей самоданности обретает значение содержания, интенционально выделенного "на фоне" (при том, что это нечто остается данным "в связи"). Таким образом акцентированная данность становится "значимой на фоне" - это значение само по себе ничего не добавляет к выделенному перцептивному смыслу, но указывает на его "положение в актуальности" положение непосредственно тематизированного содержания. Непосредственная тематизация, в отличии от рефлексивной тематизации, характеризуется именно совпадением актуализации интенционального объекта и его "удержанием" в интенциональном фокусе как специфически значимого "на фоне". Причем, к сущности такой перцептивной ситуации принадлежит то, что тематизация инициирована тем, что "обратило на себя внимание", какой бы смысл мы не придавали здесь факту "спонтанной", не заданной в "потоке" актуализации, самоданности.
С другим примером "произвольной" самоданности мы сталкиваемся в ситуации удостоверения того, что представлено нам в качестве очевидного, каковая ситуация будет рассматриваться в следующей главе. Но прежде, необходимо выяснить каковы пределы внутренней логики интенционального сознания, исходя из указаний и неопределенностей, усматриваемых в связи с ситуациями "произвольной данности" (здесь мы обозначим таким образом "рубрику")? б. Пределы усмотрения "внутренней логики" интенциональности. Прояснение понятия о "немотивированных" актах и уточнение понятия "произвольности" в конститутивной активности сознания.
Когда мы можем сказать, что некий акт сознания или некое интенциональное содержание внутренне мотивированы? Тогда, когда содержание этого акта, его "ноэматическая часть", или "моментальный смысл" имеет отношение к другому актуальному содержанию сознания так, что: последнее предшествует в порядке актуализации первому, а первое указывает на последнее как на основание своей актуализации. "Быть основанием" здесь значит иметь "горизонт" референциальных значений и, таким образом, задавать соответствующее направление конституирования. В этом смысле ретенциальная данность может пониматься как мотивированная тем, что Гуссерль обозначает термином "начальное впечатление", вариативная данность - любой данностью, взятой за "образец", и интенцией усмотрения сущности (то есть наличием соответствующей так называемой "установки сознания"), и так далее. Иными словами, мы можем рассматривать и оценивать как взаимосвязанные в логическом единстве мотиваций и референций все, что принадлежит к смысловому "горизонту" некой актуальной данности: и в качестве таковой данности, если мы решимся провести специальное исследование в этом направлении посредством абстракций и редукций, может быть выбрано любое из горизонтных значений - предполагается, что его актуализация "потянет" за собой цепочку "событий сознания", произвольно обрываемую нами в любом месте. Причем, "референции" и "указания на..." одних данностей в отношении других в порядке актуализации должны усматриваться непосредственно, тогда как "мотивационная" сущность их взаимоотношения усматривается на основании редукции.
Необходимость направить внимание на такой фундаментальный предмет как законы чистой логики, обуславливающие рациональное мышление, подчеркивалась Э. Гуссерлем еще в "Логических Исследованиях" - работе, как раз посвященной обнаружению и прояснению того, что может представлять собой логика, лежащая в основании рационального мышления. Все ее формальные и материальные законы - аналитические и синтетические - должны быть априорными, каковая априорность основывается на самоочевидном характере их данности. Здесь "самоочевидность" таких объектов чистой логики и "формальной онтологии" как "число", "объект", "целое", "часть" и так далее, и формальных отношений между ними выступает в качестве основания возможности усмотрения "внутренней логики сознания" вообще. Всякая данность, понятая как смысловое единство (любого типа), имеет в основании такого ее понимания - а это есть способ, каким "нечто" нам актуально дано - систему отсылок и импликаций: эта имманентная структура, обеспечивающая единство данности, представляет собой логическое а priori ситуации данности. Описывается ли логически - как система отсылок и мотиваций - ситуация, которую мы обозначили выше как ситуацию "произвольной данности"?
Эту ситуацию прежде всего характеризует "новая данность" и, следовательно, граница, отделяющая "момент", в котором задан определенный протенциальный горизонт, от следующего непосредственно за ним "момента" появления новой данности: этот "момент" можно обозначить как начальную точку новой данности - а именно той, которая характеризуется как "бросающаяся в глаза". Описать эту ситуацию логически здесь означает выяснить возможности усмотрения и установления соответствующих связей между содержательными элементами "новой данности" и той, что "уже имеет место", и между соответствующими интенциональными актами. Что касается материальных импликаций, то их отсутствие здесь дано непосредственно, на каковом усмотрении, видимо, и может быть основано понимание такого рода новой данности как "неожиданной": отсутствие материальных импликаций как раз и означает "протенциальную необоснованность" новой данности актуально уже имеющей место - однако, как мы затем увидим, протенциальная необоснованность имеет и более широкое значение в рамках усмотрения интенциональных импликаций. Прежде чем рассматривать логику интенциональных импликаций в связи с ситуацией "произвольной данности", заметим, что "жизненный мир", который Гуссерль предлагает понимать как предельный горизонт всякой предметной данности, обретает в таком понимании значение как бы всеобщей "материальной импликации". Это похоже на попытку преодолеть лакуны, связанные с "произвольной данностью", путем взаимоувязывания всякой данности вообще - как актуальной, так и возможной - в некое необходимое, априорное единство. Насколько такая попытка может быть успешной и что в связи с этим может означать "предельный горизонт" всякой вообще предметной данности, мы рассмотрим в следующем параграфе - соответственно будет скорректировано и понимание функциональных пределов трансцендентальной логики.
Глава 5. Рассмотрение функциональных пределов трансцендентальной логики в связи с проблемой "произвольной данности". а. "Гилетические данные" как возможное материальное основание конституирования значений. Проблема обнаружения "гилетических данных".
В "Идеях..." Гуссерль говорит: "Поток феноменологического бытия имеет двойное русло: материальное и ноэтическое"84. В непрерывной корреляции "материи", которую Гуссерль называет hyle, и интенциональной "формы" (morphe), или "ноэзиса", конституируется объектный мир и его значения. "Начало" каждого индивидуального значения - начало частного потока конституирования - полагается в "начальном впечатлении". То, что может быть дано нам в этом "начальном впечатлении", есть, согласно Гуссерлю, некое "гилетическое содержание", в отношении к которому интенциональное сознание выступает в качестве (речь идет прежде всего о перцепции) пассивно "регистрирующего". Таким образом мы имеем поток "впечатлений", подлежащих "осмыслению" в ходе соотнесения их друг с другом и с другими данными и интерпретации. "Материальные компоненты или гилетические данные охватывают впечатления, чувства, чувственные данные и другие не интенциональные "чувственные материи", такие как "данные цвета, прикосновения, звука и подобные", также как "чувственные впечатления удовольствия, боли, щекотки, и так далее," а также чувственные или квазичувственные моменты, если такие найдутся, принадлежащие к эмоциям, желаниям, актам воли, памяти, воображению и так далее. Это то, что просто дано сознанию, или что, с другой стороны, сознание пассивно воспринимает (Ср. Ideas $85/pp.246-51; FTL $107(c)/pp.286-9)." 85 Эти данные, которые удобнее будет обозначить как "первичные"86 перцептивные содержания сознания или собственно "перцепты" (в отличие от того, что мы обычно склонны понимать как содержание перцепции, типа: "Я вижу дом" это ведь уже интерпретация), "имеют место" до интерпретации, до своего концептуального оформления, ибо такое оформление (смыслополагание) осуществляется синтетически на основании множества впечатлений: таким образом Гуссерль полагал гилетические данные как таковые лишенными значений, "бессмысленными". С другой стороны, именно они есть то, что должно быть дано нам непосредственно. Именно о содержании чувственных впечатлений (и "начального впечатления" в частном потоке конституирования особо) можно говорить как о самоданности в ближайшем смысле. Они, соответственно, в ближайшем же смысле есть "самоочевидности", с которыми мы имеем дело и на которых основывается конституирующее сознание. В феноменологическом понимании смысла "гилетических данных", однако, прослеживаются по крайней мере два пути: альтернативное представлению Гуссерля, придававшего этим "первичным" моментам опыта значение, описанное только что, понимание чистых гилетических данных высказал М. Мерло-Понти: "это замечание ничему не соответствует в нашем опыте..." 87 "Перцептивное "нечто" всегда находится посреди чего-либо еще, оно всегда составляет часть "поля"."88 "Изолированное данное перцепции непостижимо, по крайней мере, если мы проводим мысленный эксперимент, пытаясь перципировать подобную вещь... Эта красная заплата, которую я вижу на ковре, красная только благодаря тени, которая лежит на ней, ее качество явное только в отношении к игре света на ней и, таким образом, как элемент в пространственной конфигурации." 89 "Утверждаемая самоочевидность впечатления не основана на свидетельстве сознания, но на широко распространенной предпосылке." 90 Разумеется, поскольку мы вообще можем говорить о гилетическом содержании сознания, поскольку мы можем его выделить и представить в чистом виде как некое первичное смысловое единство, мы делаем это рефлексивно: нам для этого приходится отвлекаться от данного нам уже в синтетическом единстве значения, единстве, конституированном многими отношениями, и только в этом контексте можем мы первоначально обнаружить то, что затем обозначаем как гилетическое содержание или "впечатление". На это как раз и обращает внимание Мерло-Понти: "впечатления" и то, с чем мы должны иметь дело как с первичными перцептивными содержаниями, актуально никогда нам не даны как таковые, но только в контексте другой, комплексной данности - в контексте значения, в котором одновременно как бы заключено множество значений-аспектов (как, например, "ковер" и "его узоры"). То, что Гуссерль полагает изначально актуальной данностью сознания - впечатления а, в, с, и так далее - то, на что должен указывать нам опыт рефлексии над перцепцией как на ее материальное основание, и то, что на основании этого указания может быть получено путем осуществления эйдетической редукции, Мерло-Понти считает идеализацией, предпосылаемой в качестве "чистой данности" актуально данному комплексному Х. Эта актуальная данность Х, с которой только мы и можем, по мнению Мерло-Понти, иметь дело непосредственно, отталкиваясь от нее в своем аналитическом движении "к основаниям", такова, что а, в, с, и так далее, суть частные ненезависимые "моменты" этого Х, относящиеся к нему и друг к другу как части целого и немыслимые сами по себе. Но что позволяет нам воспринимать Х как смысловое единство? Очевидно, то, что составляющие его перцептивные моменты а, в, с... не исчерпывают актуального содержания Х. Красное пятно на поверхности ковра - впечатление может обмануть нас. Пятно может, например, не быть частью ковра и вообще исчезнуть при приближении. Но когда мы говорим об актуальном восприятии, котороое обозначили Х, возможные связи не имеют значения. Актуально значимо, что красное пятно на ковре, то есть имеет отношение к ковру - вопринимается как его аспект и будет так восприниматься вплоть до особого акцентирования этого аспектного отношения: тогда, может быть, выясниться, что красное пятно - не аспект переживания "ковра". Но в актуальном восприятии Х помимо аспектного содержания и предметного содержания актуально даны отношения х, у, z..., связывающие между собой отдельные перцептивные содержания таким образом, что позволяют говорить о предмете и его аспектах. Особая тема исследовать, в каком смысле можно говорить о "восприятии" таких отношений, а в каком - об их "конституировании"; здесь, однако, важно подчеркнуть, что в актуальном восприятии Х имеют место внутренние связи: их актуальная данность равнозначна данности Х как предметного целого одно без другого немыслимо. Эти отношения наряду с гилетическим содержанием впечатлений также представляют собой простейшие смысловые данности: таково простейшее различие, позволяющее нам "иметь впечатления" - то есть, отделять "одно данное" от "другого" (в этом, как представляется, как раз и заключается "регистрирующая функция" пассивного перципирующего сознания - фиксировать различия между данными). Однако, хотя мы можем сказать, что всякая данность, будучи отдельным, пусть даже самым элементарным, смыслом, такова только в отличии от других данных91 и понимать данность впечатлений и некоего целого - значения - как имеющие своим основанием данность простейших отношений, подобных различию, мы не можем утверждать, что такие "простейшие отношения" есть самоданности по преимуществу, подлежащие как комплексной данности целого Х, так и возможных впечатлений, составляющих "материал" соответствующего концепта. Ведь всякое отношение мы также "воспринимаем" как отношение между чем-то и чем-то - то есть, в "материальном" или "гилетическом" контексте. Между тем, опыт простейших отношений указывает на их фундирующую роль в конституировании таких значений как "на фоне" и "в связи" - определяющих для интенционального способа осмысления мира, способа, предполагающего различные степени акцентирования внимания (вплоть до забвения) на различных объектах из множества актуально данных.
Итак, мы, судя по всему, не можем достичь адекватной очевидности по вопросу о том, как даны нам чувственные данные. В опыте мы имеем дело исключительно со значениями - с концептами - и, только обратив на них особое внимание (в рефлексии), можем мы выделить составные части (а вернее, зависимые "моменты") этого "целого". Эту ситуацию, видимо, счел Мерло-Понти основанием для того, чтобы "отказать" впечатлениям в "первичности" (в порядке данности) и "непосредственности". Однако, любое целое значения актуально также не дано нам само по себе - но в единстве - более или менее строгом для каждого конкретного взаимоотношения - со всеми остальными актуально данными нам значениями и, возможно, с отдельными их "моментами": таким образом, общий контекст актуальной данности расширяется до границ нашего "перцептивного поля" вообще (сюда входит все, что мы видим, слышим, ощущаем и так далее, а также ассоциируем с этими "чисто перцептивными" содержаниями в произвольно взятый "данный момент"). Не значит ли это, что и предметное целое Х также не может претендовать на статус непосредственно первично данного?. Ведь эта данность оказывается имеющей смысл как нечто непосредственно данное также только исходя из более широкого контекста единства актуально данного - Х здесь фактически "занимает место" впечатлений; в качестве самостоятельно объекта восприятия (и, соответственно, в качестве изначально данного) оно также может быть выделено рефлексивно (и не иначе) из другого единства, представляющего для данного предметного единства расширенный контекст, скажем, У. Я ощущаю всем телом - но в разных местах по разному - как мне отделить опыт одного ощущения (локализованного посредством отношения, скажем, к "ноге") от других, от всего комплекса ощущений, который имеет значение "ощущение собственного тела"? Только обратив на это отдельное ощущение особое внимание - дополнительно выделив его. "Ощущение тела" дано нам непосредственно. Но можно ли сказать так о частных "моментах" этого ощущения? Боль в ноге, например, "дает о себе знать", "обращает на себя внимание" - и это "внимание" не есть рефлексивное "движение" сознания, но "прямое", конститутивное. С другой стороны, такого рода "внимание" выделяет данное ощущение "на фоне", то есть, делает его в каком-то смысле интенционально превиллегированным. Причем сам "момент" данности боли в ноге совпадает с "моментом" интенционального выбора этого перцептивного содержания в качестве "темы" "на фоне" остальных. Конечно, здесь дана именно "боль в ноге", ощущение локализовано телесно и таким образом определено - более того, связано со всем "ощущением телесности" и дано в этом контексте, но "боль" как таковая остается тем, что "привлекло внимание", тем, что интенционально выделено - чем-то, непосредственно данным сознанию, несмотря на свою включенность в более пространное единство значения. Мерло-Понти утверждает, что ничто в нашем опыте перцепции не указывает на "впечатления". Однако, именно в опыте перцепции - то есть, в специальном рассмотрении некой части нашего повседневного опыта как "опыта перцепции" - нельзя не заметить, что то, что нам перцептивно дано, как бы сложно и внутренне структурировано оно ни было, это перцептивное содержание таково, что внутри него различимы смысловые "моменты" - от более сложных - концептов - до самых простых "впечатлений" или, иначе, простейших усматриваемых перцептивных содержаний. Не акцентируя внимания на "действительном порядке следования" элементов данности в конституировании, на возможных причинно-следственных связях, которые могут быть построены в связи с ситуацией восприятия целого и его частей (каковое акцентирование может легко увести нас за пределы феноменологического рассмотрения вопроса), заметим, что актуально содержания а, в, с... даны нам вместе с содержанием Х: они взаимонеотделимы и взаимозависимы как данности. Или, говоря иначе, взаимоотношения частей и целого в данности определяются некой логической необходимостью: целое Х и его аспекты а, в, с..., х, y, z... должны быть со даны. Далее, акцентируя внимание на конкретном перцепте, мы не абстрагируемся от конкретного актуального содержания сознания, мы только делаем его "значимым" в его конкретности, выделяем "на фоне": это происходит, когда нечто "обращает на себя внимание" и в "момент" своей самоданности обретает значение содержания, интенционально выделенного "на фоне" (при том, что это нечто остается данным "в связи"). Таким образом акцентированная данность становится "значимой на фоне" - это значение само по себе ничего не добавляет к выделенному перцептивному смыслу, но указывает на его "положение в актуальности" положение непосредственно тематизированного содержания. Непосредственная тематизация, в отличии от рефлексивной тематизации, характеризуется именно совпадением актуализации интенционального объекта и его "удержанием" в интенциональном фокусе как специфически значимого "на фоне". Причем, к сущности такой перцептивной ситуации принадлежит то, что тематизация инициирована тем, что "обратило на себя внимание", какой бы смысл мы не придавали здесь факту "спонтанной", не заданной в "потоке" актуализации, самоданности.
С другим примером "произвольной" самоданности мы сталкиваемся в ситуации удостоверения того, что представлено нам в качестве очевидного, каковая ситуация будет рассматриваться в следующей главе. Но прежде, необходимо выяснить каковы пределы внутренней логики интенционального сознания, исходя из указаний и неопределенностей, усматриваемых в связи с ситуациями "произвольной данности" (здесь мы обозначим таким образом "рубрику")? б. Пределы усмотрения "внутренней логики" интенциональности. Прояснение понятия о "немотивированных" актах и уточнение понятия "произвольности" в конститутивной активности сознания.
Когда мы можем сказать, что некий акт сознания или некое интенциональное содержание внутренне мотивированы? Тогда, когда содержание этого акта, его "ноэматическая часть", или "моментальный смысл" имеет отношение к другому актуальному содержанию сознания так, что: последнее предшествует в порядке актуализации первому, а первое указывает на последнее как на основание своей актуализации. "Быть основанием" здесь значит иметь "горизонт" референциальных значений и, таким образом, задавать соответствующее направление конституирования. В этом смысле ретенциальная данность может пониматься как мотивированная тем, что Гуссерль обозначает термином "начальное впечатление", вариативная данность - любой данностью, взятой за "образец", и интенцией усмотрения сущности (то есть наличием соответствующей так называемой "установки сознания"), и так далее. Иными словами, мы можем рассматривать и оценивать как взаимосвязанные в логическом единстве мотиваций и референций все, что принадлежит к смысловому "горизонту" некой актуальной данности: и в качестве таковой данности, если мы решимся провести специальное исследование в этом направлении посредством абстракций и редукций, может быть выбрано любое из горизонтных значений - предполагается, что его актуализация "потянет" за собой цепочку "событий сознания", произвольно обрываемую нами в любом месте. Причем, "референции" и "указания на..." одних данностей в отношении других в порядке актуализации должны усматриваться непосредственно, тогда как "мотивационная" сущность их взаимоотношения усматривается на основании редукции.
Необходимость направить внимание на такой фундаментальный предмет как законы чистой логики, обуславливающие рациональное мышление, подчеркивалась Э. Гуссерлем еще в "Логических Исследованиях" - работе, как раз посвященной обнаружению и прояснению того, что может представлять собой логика, лежащая в основании рационального мышления. Все ее формальные и материальные законы - аналитические и синтетические - должны быть априорными, каковая априорность основывается на самоочевидном характере их данности. Здесь "самоочевидность" таких объектов чистой логики и "формальной онтологии" как "число", "объект", "целое", "часть" и так далее, и формальных отношений между ними выступает в качестве основания возможности усмотрения "внутренней логики сознания" вообще. Всякая данность, понятая как смысловое единство (любого типа), имеет в основании такого ее понимания - а это есть способ, каким "нечто" нам актуально дано - систему отсылок и импликаций: эта имманентная структура, обеспечивающая единство данности, представляет собой логическое а priori ситуации данности. Описывается ли логически - как система отсылок и мотиваций - ситуация, которую мы обозначили выше как ситуацию "произвольной данности"?
Эту ситуацию прежде всего характеризует "новая данность" и, следовательно, граница, отделяющая "момент", в котором задан определенный протенциальный горизонт, от следующего непосредственно за ним "момента" появления новой данности: этот "момент" можно обозначить как начальную точку новой данности - а именно той, которая характеризуется как "бросающаяся в глаза". Описать эту ситуацию логически здесь означает выяснить возможности усмотрения и установления соответствующих связей между содержательными элементами "новой данности" и той, что "уже имеет место", и между соответствующими интенциональными актами. Что касается материальных импликаций, то их отсутствие здесь дано непосредственно, на каковом усмотрении, видимо, и может быть основано понимание такого рода новой данности как "неожиданной": отсутствие материальных импликаций как раз и означает "протенциальную необоснованность" новой данности актуально уже имеющей место - однако, как мы затем увидим, протенциальная необоснованность имеет и более широкое значение в рамках усмотрения интенциональных импликаций. Прежде чем рассматривать логику интенциональных импликаций в связи с ситуацией "произвольной данности", заметим, что "жизненный мир", который Гуссерль предлагает понимать как предельный горизонт всякой предметной данности, обретает в таком понимании значение как бы всеобщей "материальной импликации". Это похоже на попытку преодолеть лакуны, связанные с "произвольной данностью", путем взаимоувязывания всякой данности вообще - как актуальной, так и возможной - в некое необходимое, априорное единство. Насколько такая попытка может быть успешной и что в связи с этим может означать "предельный горизонт" всякой вообще предметной данности, мы рассмотрим в следующем параграфе - соответственно будет скорректировано и понимание функциональных пределов трансцендентальной логики.