Чейз Лоретта. Пленники ночи

   — Как только ты произнесла имя своего отца, я сразу же вспомнил тебя. Но я уже тогда обеспокоился. Когда ты рассказала мне о Боумонте и о том, что он увез тебя из Венеции, я понял , что он лишил тебя невинности и поэтому ты вышла за него замуж. Я тогда чуть не умер от стыда. Тебе пришлось вынести десять лет позора, и виноват в этом был я.
   — Я не была несчастна. Не надо считать меня жалкой жертвой этой пьяной свиньи. Я признаюсь, он был отвратителен, но…
   — Отвратителен? Он изменял тебе и даже не желал как-то загладить свою вину в постели. Он был пьяницей, извращенцем, шантажистом и предателем…
   — Он сделал из меня художника, — отрезала Лейла. — По крайней мере он уважал то, чем я занималась, и притом гораздо раньше многих оценил мои способности. Он понял, что у меня есть талант, и послал меня учиться. Он заставил моего первого учителя взять в ученицы женщину. Он познакомил меня с моими первыми заказчиками. И ему тоже многое пришлось стерпеть от меня — мой взбалмошный характер, мои амбиции. Он разрушал чужие жизни, но не мою. Я дочь своего отца, и я мстила ему той же монетой. Сегодня я чуть было не убила тебя грелкой для постели, и можешь мне поверить, что ты был не первым мужчиной, который пострадал от меня. Так что не смей жалеть меня!
   Лейла вскочила и начала ходить по комнате.
   — Жалость, — бормотала она. — Ты говоришь, что любишь меня, а оказывается, это всего лишь жалость, да еще навязчивая идея загладить свою вину. Тебе следовало бы быть умнее. Ты знаешь обо мне больше, чем когда-либо знал Фрэнсис: все мои недостатки, мои поступки, неприличные для леди. У меня нет от тебя ни единого секрета, и все же ты хочешь сделать из меня жалкую, страдающую жертву!
   — Лейла.
   — Это все ваш проклятый мужской шовинизм, — продолжала бушевать она. — Права леди Брентмор. Только потому, что они сильнее физически — или думают, что сильнее: мужчины считают себя венцом творения.
   — Лейла.
   — Потому что им стыдно признаться, что мы им нужны. Адаму ведь был кто-то нужен. У него никогда не хватило бы смелости надкусить это яблоко. Еве надо было съесть его одной и позволить Адаму гулять по раю в полном неведении подобно окружавшим его бессловесным тварям. Этот глупец не понимал даже, что он нагой! А кто сшил эти фартучки из листьев? Уж конечно, не он! У него не хватило бы…
   Хлопнула дверь. Лейла резко обернулась. Исмала не было.
   Лейла подбежала к двери, рванула ее и столкнулась с Исмалом. Его руки обвились вокруг нее и крепко сжали.
   — Все же я сильнее. И голова у меня крепче. Но я не бессловесная тварь. Я ошибся. Прости. Я не хотел тебя оскорбить. Я знаю, что ты сильная, смелая и… опасная. За это я тебя и люблю. И за твой дьявольский ум и страстное сердце и, конечно, за твое великолепное тело. А теперь, тигрица моя, может, помиримся?
   Исмал проснулся и почувствовал, что к нему прижата теплая женская спина. Он перекинул руку на Пышную грудь Лейлы и стал размышлять, не заняться ли им любовью утром.
   Утром?
   Исмал увидел, что сквозь занавески пробивается яркий солнечный свет. Стараясь не паниковать, Исмал начал осторожно освобождаться от объятий Лейлы, но она повернулась к нему и, что-то пробормотав, положила свою голову ему на грудь.
   Исмалу ничего не оставалось, как только гладить ее спину и улыбаться от счастья. Как же хорошо было просыпаться солнечным утром, обнимая любимую женщину!
   Лейла пошевелилась и, открыв глаза, тоже сонно улыбнулась.
   — Чему это ты радуешься?
   — Я счастлив. Я сошел с ума, но я счастлив.
   Лейла вдруг тоже поняла, что уже утро.
   — Господи! А ты все еще здесь.
   — Вот именно. Я же сказал, что сошел с ума. Я, наверное, нечаянно заснул.
   — Это от удара по голове.
   — Нет, виновата моя совесть. Она мучила меня так долго, что я совсем измотался. А ты сняла камень с моей души, и я заснул сном невинного младенца.
   — Что ж, наверное, это неосторожно, но я рада. — Лейла потерлась щекой об отросшую щетину у него на подбородке.
   — Если бы мы были женаты, мы могли бы так просыпаться каждое утро. Ты выйдешь за меня замуж, Лейла?
   Она прикрыла ему рот ладонью.
   — Я притворюсь, будто этого не слышала, и мы начнем с чистого листа — мы оба. Мне надо кое-что тебе рассказать, потому что у тебя сложилось обо мне не совсем правильное впечатление. Я не слишком ясно выразилась вчера, и будет нечестно… — Лейла на секунду запнулась. — Я не могу иметь детей. Я пыталась. Я ходила к докторам и пробовала всякие диеты и режимы. Не стану докучать тебе деталями. Я бесплодна. — Лейла отняла ладонь.
   — На свете много сирот. Если ты хочешь иметь детей, мы можем усыновить их столько, сколько захочешь. Но если ты против, мы станем семьей из двух человек. Ты выйдешь за меня, Лейла?
   — Сирот? Ты бы согласился? Усыновить сироту?
   — В этом масса преимуществ. Если они окажутся плохими, мы всегда сможем обвинить в этом их настоящих родителей. Мы можем выбирать, какого они будут возраста и пола. Мы можем даже усыновить уже взрослых, если захотим. К тому же беспризорники бывают очень интересными. Вот Ник, например, был беспризорником. Но даже мне, холостяку, было легко с ним справляться. Когда я его нашел, он был подростком. Мне не пришлось варить кашку и менять пеленки. Ты выйдешь за меня, Лейла?
   Она обняла его.
   — Да, да. Ты удивительный человек.
   — Я все же принц.
   — Благороден до мозга костей. Исмал усмехнулся.
   — Нет, на самом деле я очень плохой. Страшная проблема. Но это понимаешь только ты. Другие пусть довольствуются моим титулом. Я его заработал тяжким трудом.
   — Заработал? Уж не хочешь ли ты сказать, что ты получил свой титул по закону?
   — Сам король Карл пожаловал его мне.
   — Но ты же не Алексис Делавенн?
   — По законам Франции — да.
   Исмал объяснил Лейле, что одним из его первых поручений было найти пропавшего отпрыска семьи Делавенн. Он обнаружил Пьера Делавенна в Вест-Индии и должен был выкрасть его и привезти обратно во Францию.
   — Он был крайне раздражен, — улыбнулся Исмал. — К тому времени Пьер Делавенн уже был женат на туземке, стал отцом полудюжины детей и ему нравилась такая жизнь. Он ненавидел Францию и особенно Бурбонов. В конце концов кому-то из нас пришло в голову воспользоваться этой враждебностью. Мне было необходимо удостоверить свою личность, он от своей хотел отказаться. У нас были похожие фамилии и я, будучи суеверным дикарем, посчитал это за предзнаменование. Я принял фамилию Делавенн в законном порядке, что весьма порадовало короля Карла, и он пожаловал мне титул, что, в свою очередь, порадовало моих английских работодателей.
   — И значит, ты действительно граф Эсмонд?
   — А ты станешь графиней.
   — Какой абсурд. Я — и аристократка.
   — Вовсе не абсурд. Ты высокомерна, как герцогиня. Надеюсь, ты не возражаешь?
   — Я изо всех сил постараюсь оправдать свой новый титул. Но когда мы будем наедине, я по-прежнему буду называть тебя Исмалом. А если я оговорюсь на людях, мы скажем, что это твое домашнее ласкательное имя.
   — Можешь ласкать меня, где и когда тебе угодно. — Исмал взял ее руку. — Позволь показать тебе места.

Глава 18

   Вдовствующая герцогиня Брентмор приехала как раз в тот момент, когда Лейла и Исмал решили выпить еще по одной чашке кофе.
   Она вошла в столовую до того, как Гаспар успел возвестить о ее прибытии и, естественно, не дала возможности слуге спросить хозяйку, желает ли та принять гостью.
   Исмал спокойно поздоровался с герцогиней и придвинул ей стул, Леди Брентмор окинула столовую и Лейлу с Исмалом испепеляющим взглядом, села и открыла свой гигантский ридикюль.
   — Вам лучше на ней жениться, — сказала она Исмалу и швырнула на стол пачку бумаг.
   — Рад доложить вам, ваша светлость, что мадам пересмотрела свои ошибочные взгляды и приняла мое предложение.
   — Это была чистой воды благотворительность, — отозвалась Лейла. — Без меня он абсолютно бесполезен.
   — Похоже на правду, — буркнула герцогиня и протянула Исмалу два документа. — Надеюсь, вы кое-что ей рассказали. В противном случае вам придется многое объяснить.
   — Я признался в своем темном прошлом — во всем, кроме не принадлежащих мне тайн. — Исмал взглянул на документы и нахмурился. — Это почерк Джейсона.
   — Он приехал вчера поздно вечером. Он все еще спит, а я не собиралась ждать весь день, пока он проснется. — Герцогиня обернулась к Лейле. — Джейсон приехал бы уже несколько недель назад, но он наконец-то получил мое письмо и остановился в Париже, чтобы кое в чем разобраться. Это касается денег, — ответила старая леди на удивленный взгляд Лейлы. — Я подумала, что с вашими деньгами не все в порядке — я имею в виду ваш счет в банке. Помню, когда-то очень давно Джейсон рассказал мне, что ваш отец отложил десять тысяч фунтов на ваше приданое.
   — Десять тысяч?
   — Джейсон искал вас, но безуспешно. Вскоре вы вышли замуж и ваши дела стал вести Эриар. И справлялся с этим весьма успешно. Поэтому Джейсон больше не занимался вашими финансами.
   — Десять тысяч фунтов, — повторила Лейла. У нее голова пошла крутом.
   — Джейсону пришлось многое подчищать после своего брата, который был партнером вашего отца в их преступных делах. Эсмонд из деликатности, вероятно, не назвал имени моего сына Джеральда. Теперь вы это знаете. Похоже, мы связаны одной веревочкой.
   — Ваш сын был партнером моего отца? — медленно сказала Лейла, стараясь вникнуть в слова герцогини. — А у меня было десять тысяч фунтов приданого. Это… многое объясняет.
   — Это, конечно, очень хорошо объясняет, почему Эндрю Эриар так рьяно заботился о никому не известной сиротке, защищая ее деньги от ее отупевшего от пьянства развратника мужа. Но так было вначале, когда Эриар только начинал свою практическую деятельность в качестве поверенного. Хотя даже после того, как он стал известным и влиятельным, он следил за вашими делами так, словно вы были членом королевской семьи. Но дело в том, что он не хотел, чтобы о вас заботился кто-либо другой — кто мог бы начать задавать нескромные вопросы.
   Лейла обернулась к Исмалу.
   — Этим объясняется беспокойство Эндрю, когда ты проявил ко мне интерес.
   — Я, несомненно, начну задавать нескромные вопросы. — Исмал передал Лейле документы. — Это копии инструкций, которые твой отец предположительно передал в банк накануне своего исчезновения. Прочти хорошенько и обрати внимание на формулировки.
   Лейле достаточно было прочитать несколько строчек, чтобы понять.
   — Тебе знаком этот стиль, не так ли? — спросил Исмал. — Ведь за все эти годы ты получала от своего поверенного бесчисленное множество писем.
   — Другими словами, Эндрю подделывал письма в банк?
   — Равно как и завещание твоего отца. В этом я не сомневаюсь. Мы легко это установим, обратившись в Коллегию юристов гражданского права.
   — Он украл мое приданое? А весь мир считает его святым. Я, во всяком случае, так считала. Он всегда был так ласков со мной и вертел мною, как хотел. Проклятый лицемер.
   — Мне очень жаль, Лейла. Я знаю, что не должен говорить, что во всем была моя вина…
   — Если только ты хочешь убедить меня в том, что ты сатана. Ты ведь не заставлял Эндрю воровать, а Фрэнсиса — забрать меня из дома отца и совратить.
   — Тем не менее они воспользовались ситуацией, которую создал я: твой отец обезумел от страха и вина… слуги были одурманены… ты — без сознания и не могла даже позвать на помощь.
   — Порядочные люди не воспользовались бы ситуацией. — Лейла швырнула документы на стол и встала. — Все было спланировано. Я в этом не сомневаюсь. Они уже знали про десять тысяч фунтов. О таких вещах не узнают вдруг, в течение каких-нибудь минут от обезумевшего от пьянства и страха человека. И про меня им все было известно. Они не пришли просто с улицы: экипаж был подготовлен, вещи упакованы. И письма, я могла бы в этом поклясться, были написаны заранее. Эндрю не мог написать их экспромтом.
   Лейла попыталась вспомнить, как все было.
   — Слуги тоже были заменены. Я хорошо помню, что чай мне принесла не моя горничная Габриэла, а служанка с кухни. Что-то произошло до того, как пришел ты. — Лейла закрыла глаза. — В коридоре были отец и ты, а с тобой — дюжий парень и маленький темноволосый человечек. Отец был раздражен.
   Лейла открыла глаза и посмотрела на дверь.
   — Потому что не было нашего дворецкого Антонио, и отцу пришлось самому открывать дверь.
   — Все правда. Я удивился, почему у него так мало слуг. Ристо вошел в дом без проблем. Ему даже не понадобилась помощь Мехмета.
   — Потому что Эндрю и Фрэнсис уже выманили из дома слуг, которые могли бы им помешать. Им оставалось лишь дождаться, пока непрошеные гости отца уйдут и они смогут войти в дом и привести в исполнение свой план.
   — А когда ты очнулась в карете, Боумонт сообщил тебе, что твой отец мертв. Мне непонятно, откуда он это знал, ведь Джейсон сказал, что тело нашли только через два дня.
   — Боумонт уверил меня, что отца увели твои люди. Но это лишено смысла, не так ли? Даже если они нарушили твой приказ, если бы убили моего отца, они не оставили бы в живых меня — я же была свидетелем. Это Эндрю и Фрэнсис столкнули отца в канал или сбросили туда его труп.
   — Вот мы и нашли мотив, — сказал Исмал.
   — Мы нашли убийцу.
   — Жаль, что здесь нет Джейсона, — заявила герцогиня. — Он не поверит мне, если я скажу ему, что вы просто созданы друг для друга.
   Мистер Эндрю Эриар, возвращавшийся в свою контору после ленча, остановился у дверей, чтобы оглянуться на человека, мимо которого он только что прошел. На этого человека смотрел не только он, хотя были и такие, кто отворачивался от бедно одетого субъекта с фонарем, клеткой и собакой. И хотя крысолов был в Лондоне необходимой фигурой, смотреть на него, да еще сразу после ленча, было не слишком приятно.
   Войдя в контору, мистер Эриар все еще хмурился и старший клерк, Гливер, посмотрел на него с беспокойством.
   — Надеюсь, что сегодня пирожки не были пережарены, сэр? Мистер Эриар объяснил, что пирожки были вполне съедобными, а вот встреча с крысоловом его расстроила.
   — Надеюсь, это не у наших соседей в очередной раз возникли проблемы? Если у нас появятся крысы, это произведет плохое впечатление на клиентов.
   — Никакой опасности нет, — уверил его Гливер. — Этот человек заходил к нам, но, как оказалось, по ошибке. Он перепутал улицу. Как только мы спустились в подвал, он тут же понял, что зашел не в тот дом. Он извинился, сэр, и даже вызвался — раз уж он пришел — осмотреть дыры, которые мы заделали в прошлый раз, и нашел, что они забиты крепко.
   — Рад это слышать.
   — Он сказал, что иногда может появиться мышь, только и всего.
   — Я бы предпочел, чтобы у нас не было никаких паразитов. Давайте спустимся вниз и посмотрим, что можно сделать.
   Через полчаса мистер Эриар стоял у окна и смотрел на улицу. Он понял — и от этого у него похолодело все внутри: что-то уже было сделано до него. Он заметил, что исчезла маленькая пыльная склянка с синильной кислотой, которую хозяин дома держал в подвале.
   Эриар убеждал себя, что склянка могла пропасть уже давно. Возможно, ее убрал сам хозяин дома, решив, что проблема с крысами ему не грозит.
   Мистер Эриар сел за письменный стол, подписал подготовленные Гливером бумаги, вычеркнул их из списка дел и покинул контору, чтобы заняться очередным делом.
   Но там, куда он пришел — в Коллегию юристов, — его ожидал еще один неприятный сюрприз.
   — Извините, мистер Эриар, — сказал клерк, — я обещал вам подготовить документы, но у нас все перевернуто вверх дном. Сюда приходили лорд Квентин с графом Эсмондом, и у них ушел почти час на то, чтобы найти то, что им было нужно. И слава Богу, что не больше — они искали завещание десятилетней давности, которое, как оказалось, было подшито не в ту папку.
   — Как странно.
   — Я не понимаю, зачем им было приходить сюда и докучать нам по поводу этого завещания. Но не сомневаюсь, что, если бы вы были здесь, они пристали бы к вам. Мы по крайней мере избавили вас от этой неприятности.
   — Полагаю, это было завещание одного из моих клиентов. Вы сказали — десятилетней давности, не так ли?
   — Да, это было завещание Бриджбертона, сэр. Я еще не успел поставить его на место. Вы, вероятно, захотите на него взглянуть, чтобы освежить память, потому что эти джентльмены наверняка не оставят вас в покое.
   — В этом нет необходимости. Я помню завещание.
   окинув коллегию, мистер Эриар миновал многолюдные улицы Сити и, свернув на запад, дошел до небольшого кладбища. Там он остановился у свежей могилы и долго смотрел на простойпамятник, который заказала Лейла Боумонт. Никаких херувимов или плакучих ив, никаких поэтических сентенций, никаких упоминаний о любящей супруге. Просто факты: имя, фамилия, дата рождения и дата смерти: 13 января, 1829.
   — Ублюдок, — сказал Эриар и, опустив голову, заплакал.
   День склонялся к вечеру, а он все стоял в той же напряженной позе и плакал, не замечая полицейских, блокировавших все выходы с кладбища, и их начальника, который стоял всего в нескольких ярдах от него рядом с мужчиной и женщиной.
   — Все на местах, — сказал Квентин. — Лучше задержать его, пока светло. Миссис Боумонт, думаю, вам надо вернуться в экипаж. Если Эриар будет сопротивляться, нам придется применить силу. Вам будет неприятно.
   — Все и так неприятно, — возразила Лейла. — Я хочу поговорить с ним.
   Она двинулась с места, но Исмал схватил ее за руку.
   — Не глупите. Даже негодяи иногда плачут. Он плачет о том, что потерял, а не от раскаяния.
   — Я хочу его понять, — упорствовала Лейла. — А при вас он ничего мне не расскажет.
   — Он вас обокрал. Он научил вас не доверять себе, для того, чтобы он мог вас контролировать. Что еще вы хотите понять?
   — Не знаю, но если есть еще что-то, чего я не понимаю, он заслуживает того, чтобы ему дали шанс объясниться. Такой же шанс, как Шербурну, как Дэвиду и Фионе. И как вам, — тихо добавила она.
   Исмал отпустил ее руку.
   — Я буду совсем рядом, — шепнул Исмал. — Если он поднимет на тебя руку, я перережу ему глотку.
   — Надеюсь.
   Лейла пошла по дорожке и встала рядом с Эндрю, но он даже головы не повернул.
   — Эндрю.
   Эриар оглянулся и, поспешно выхватив из кармана носовой платок, вытер лицо.
   — Они пришли за мной?
   Возможно, Лейла была доверчивой дурой, но ее сердце сжалось от боли. Ей пришлось сжать кулаки, чтобы удержаться и не взять Эриара за руку.
   — Да.
   — Мне очень жаль. Я хотел повеситься или пустить себе пулю в лоб. Самым легким и подходящим к случаю было бы выпить синильной кислоты. Но Эсмонд забрал склянку, не так ли? Мне и в голову не пришло, что сначала надо зайти в аптеку за новой… я сразу же пришел сюда. — Эриар спрятал платок. — Боумонт был сумасшедшим, и у меня не было другого выхода.
   — Фрэнсис был в отчаянии, и он был вынужден уехать из Англии. Ему, по-видимому, были нужны деньги. Он, должно быть, грозился разоблачить вас, если вы ему не поможете. Это так?
   — Я не знал, что он задумал, пока он не рассказал мне про Лэнгфорда и письма, про Шербурна и его жену, про Летицию Вудли и Эйвори. Я ничего этого не знал. Я даже не знал об этом грязном борделе до того, как он мне о нем рассказал. Он ждал меня у моей конторы в то утро, когда получил по заслугам за этот бордель. Я не хотел, чтобы видели, как я с ним разговариваю, поэтому отвел его в подвал. Я слушал, как он бесновался, и мне хотелось придушить его. И вдруг мой взгляд упал на склянку с синильной кислотой. В тот момент я еще не знал, как я это сделаю, но не сомневался, что должен. У меня не было выбора. Бешеных собак травят, не так ли? А он был бешеной собакой.
   — Вы не были в курсе, чем ваш партнер занимался все эти годы? Неужели я должна поверить, что вы сошлись только для того, чтобы убить моего отца и украсть мое приданое? А потом ваши пути разошлись?
   — Десять лет тому назад мы сделали то, что должны были сделать. Твой отец разорил нас. Я верил ему. Только после того как я потерял все, я выяснил, в какие криминальные сделки он вкладывал мои деньги. Правительство уже преследовало его, и он потащил бы меня за собой. Выбора не было. Надо было от него избавиться и уничтожить все, что связывало нас с ним.
   — Разве для этого обязательно было красть мое приданое? — спросила Лейла.
   — Оно не было украдено. Оно перешло к твоему мужу.
   — Понятно. И он отдал вам половину — как плату за оказанные услуги.
   Эриара передернуло.
   — Я пытался как-то все уладить. Я с самого начала сказал Фрэнсису, что мы не сможем воспользоваться твоими деньгами, если только один из нас не женится на тебе. Я убеждал его, что нельзя оставлять семнадцатилетнюю девушку — без отца, с жалкой тысячью фунтов и совершенно одинокой. Если бы Боумонт тебя разорил, я бы женился на тебе, Лейла. Я бы тебя не бросил. Как бы то ни было, я никогда не прощу себя за то, что не приглядывал за тобой — или, скорее, за ним.
   — Вы заставили меня поверить, что в том, что он меня соблазнил, была моя вина. Все эти годы я считала себя… прирожденной проституткой. Слабовольной и склонной к пороку, как мой отец. Все эти годы я стыдилась себя.
   Эриар вздрогнул, словно Лейла его ударила.
   — Боже милостивый… я… дорогая моя, я никогда так не считал.
   — А я в это верила.
   Эндрю сник, его плечи сгорбились.
   — Я хотел сделать тебя сильной. Ты была такой наивной. Ты понятия не имела, как действуешь на мужчин. Я боялся, что Боумонт будет пренебрегать тобой и ты станешь добычей таких же, как он. Я хотел, чтобы ты была начеку, так чтобы никто не смог тебя использовать, причинить боль или разрушить твое самоуважение. Я всегда был о тебе высокого мнения, Лейла.
   Лейла смотрела на бледное лицо Эндрю и старалась поставить себя на его место. Он был тогда тридцатидвухлетним холостяком, которому пришлось иметь дело с избалованным подростком. Смогла бы она справиться со всем этим лучше, чем он?
   Конечно, она была ужасно наивна, даже когда выросла. Она ничего не понимала в мужчинах, и в том, что такое любовь и нормальные человеческие желания. Возможно, она больше прислушивалась бы к давним наставлениям Эндрю, если бы Фрэнсис не заставил ее поверить, что с ней что-то не так. Точно так же как он уверил Дэвида, что тот неполноценный мужчина.
   — Я верю вам. Мне следовало бы вас понять. Жестокость не в вашем характере. Этим, с позволения сказать, талантом обладал Фрэнсис. То, что вы оказались связанным с ним, не означает, что вы такой же, каким был он.
   — Я не знал, какой он… Если бы… впрочем, какой толк от всех этих «если бы».
   Лейла смахнула ветку с памятника.
   — Я тоже до недавнего времени очень многого не знала.
   — Тебе, верно, помог Эсмонд. — Эриар оглянулся. — Вон он стоит, словно чертова Немезида. А с ним Квентин. Я понял, что что-то происходит, когда услышал, что вас взяла под свое покровительство леди Брентмор. Я знал, что ее сын Джейсон был в Венеции десять лет назад. Он шел по следу твоего отца… Год назад в Париже появился Эсмонд, а через месяц после его появления гнусная империя Боумонта разлетелась на куски. Полагаю, Эсмонд имеет к этому непосредственное отношение.
   — Да, вы правы.
   — Конечно же. Недаром он все время появлялся, то в твоем доме, сразу после того, как Боумонт умер, то на слушании, где давал показания. И вот уже несколько недель не уезжает из Лондона. Я все время пытался убедить себя, что это всего лишь совпадения. Я решил, что он просто хочет стать твоим любовником. Я все ждал, что он наконец от тебя отстанет, потому что ты ни за что на это не согласилась бы.
   — Он не отстает.
   — Я его недооценил. Пытался выдать желаемое за действительное. Я надеялся, что со временем ты обратишься ко мне за помощью и мы поженимся — как нам следовало бы это сделать десять лет назад в Париже. Я хотел заботиться о тебе. Хотел искупить свою вину. Я никогда не желал тебе зла, Лейла! Ты это знаешь, иначе не пришла бы сюда сегодня.
   Глаза Лейлы наполнились слезами: ей было жаль Эндрю. Он был хорошим человеком, которого судьба связала с самыми большими негодяями на свете — с ее отцом и Фрэнсисом.
   — Вам незачем было мне все это рассказывать. Вы не должны были мне исповедоваться. Против вас слишком мало улик.
   — Это не имеет значения. Ты теперь знаешь правду.
   — Но это не доказательство!
   Улик не было. Была склянка с синильной кислотой, но точно такую же можно было найти в любом доме. Поддельное завещание — но кто удостоверит, что оно поддельное, если не существует образцов почерка ее отца? Эсмонд мог бы объяснить, как Эндрю вошел в дом, подлил яда в настойку опиума и все же мог успеть на почтовую карету в Дувр, но они не нашли бы кучера этой кареты, а если бы и нашли, он мог и не вспомнить Эндрю, особенно по прошествии почти трех месяцев.
   — Сойдут и косвенные улики, — сказал Эндрю. — Квентин достаточно умен, чтобы в конце концов завести дело. Я бы предпочел не ждать. Хотелось бы поскорее со всем этим покончить. — Эриар откашлялся. — Ни тебе, ни твоим друзьям не стоит беспокоиться. Я умею держать язык за зубами. Я все же юрист. От публичного скандала пострадаю только я. — Ах, Эндрю! — Лейла едва сдерживала слезы.
   — Мне не надо было позволять Боумонту жениться на тебе. Но с этим уже ничего не поделаешь. Он причинил много зла, я не стану добавлять. — Эриар разгладил перчатки и выпрямился. — Спусти их с поводка, Лейла. Становится поздно, и они могут не поспеть к пятичасовому чаю.