Страница:
Это был бы самый тривиальный портрет, если бы не одно любопытное обстоятельство. Дамы расставили указательные и средние пальцы обеих рук в виде латинской буквы «V». Господин профессор тоже выставил два пальца правой руки в виде знака «V». Таким образом, пальцы трех человек сомкнулись в пентакле.
– Я прекрасно помню этот снимок! - торжественно заявил приказчик.
– Так я все же могу надеяться? - печальным голосом спросил Ванзаров.
– Мне очень жаль, но ничем не смогу вам помочь! - Приказчик горестно вздохнул. - Только что мы расстались с этим негативом.
Родион Георгиевич решил, что ослышался. Но молодой человек подтвердил, что час назад пришла дама и попросила продать ей этот негатив. Она сказала, что на снимке запечатлена ее сестра, трагически погибшая накануне. Приказчик так растрогался, что не смог отказать, при этом он даже не взял денег с убитой горем женщины.
Едва скрыв разочарование, Ванзаров поинтересовался, как выглядела дама.
Приказчик мечтательно закатил глаза:
– О, прекрасное черное платье… Она такая… такая красавица… Мне сложно описать, у нее на лице была вуаль…
– Позвольте, как же вы решили, что она красавица, если не видели ее лица? - осторожно спросил сыщик.
– Я почувствовал это моим чутким сердцем! - сказал юноша с неподдельным трагизмом. И закрыл лицо ладонями.
«Меньше бы читал бульварных книжонок, растяпа!» - подумал сыщик.
Открылась входная дверь, звякнул колокольчик, и звонкий голос радостно крикнул:
– Родион Георгиевич, голубчик, наконец-то!
С дружескими объятиями к Ванзарову бросился сам хозяин заведения - модный фотограф Смирнов. Несколько лет назад сыщик помог художнику светотени найти пропавшие драгоценности и с тех пор стал самым желанным гостем. Так что все портреты его семьи и родственников за последние три года были сделаны здесь.
После бури восторгов, излитых Смирновым, и жалоб, что дражайший Родион Георгиевич совсем его позабыл, сыщику наконец удалось изложить суть вопроса. Фотограф сначала попытался устроить разгром приказчику за историю с негативом, но Ванзаров его урезонил. Он попросил поискать хоть какую-нибудь копию снимка. Смирнов бросился к конторской книге и стал яростно листать ее.
– Помню-помню эту дурацкую фотографию… - бормотал он, внимательно просматривая записи. - Такие странные господа, захотели, видите ли, сделать оригинальный портрет… так… так… да вот он! Точно, двенадцать дней назад сделали! Прекрасно помню! Заказ оформлен на фамилию… Ланге… Ну-ка, постойте…
Фотограф кинул приказчику книгу и юркнул за портьеру, которая скрывала фотолабораторию. Не прошло и пяти минут, как он вернулся.
– Нашел! - радостно крикнул он. - Я же помню, что испортил один снимок при печати. На ваше счастье, Родион Георгиевич, мусор еще не выброшен!
Ванзаров нетерпеливо схватил снимок и прямо на коленке разгладил бесценную улику.
Без картонки листок фотобумаги был сильно помят и пошел трещинами, в верхнем углу зияла рваная дыра, но лица всех участников прекрасно сохранились.
– Любезный, посмотрите внимательно, может здесь есть дама, которая забрала негатив? - спросил он, показывая приказчику фото.
Молодой человек изобразил глубокое раздумье, тревожно глянул на хозяина и боязливо ткнул чистеньким пальчиком в одну из девиц.
– Кажется, это она… приходила… - испуганно пробормотал он.
Родион Георгиевич вновь почувствовал неприятный холодок страха. Ведь приказчик указал на Марию Ланге.
12
1 ЯНВАРЯ 1905, СУББОТА, ДЕНЬ САТУРНА
2
– Я прекрасно помню этот снимок! - торжественно заявил приказчик.
– Так я все же могу надеяться? - печальным голосом спросил Ванзаров.
– Мне очень жаль, но ничем не смогу вам помочь! - Приказчик горестно вздохнул. - Только что мы расстались с этим негативом.
Родион Георгиевич решил, что ослышался. Но молодой человек подтвердил, что час назад пришла дама и попросила продать ей этот негатив. Она сказала, что на снимке запечатлена ее сестра, трагически погибшая накануне. Приказчик так растрогался, что не смог отказать, при этом он даже не взял денег с убитой горем женщины.
Едва скрыв разочарование, Ванзаров поинтересовался, как выглядела дама.
Приказчик мечтательно закатил глаза:
– О, прекрасное черное платье… Она такая… такая красавица… Мне сложно описать, у нее на лице была вуаль…
– Позвольте, как же вы решили, что она красавица, если не видели ее лица? - осторожно спросил сыщик.
– Я почувствовал это моим чутким сердцем! - сказал юноша с неподдельным трагизмом. И закрыл лицо ладонями.
«Меньше бы читал бульварных книжонок, растяпа!» - подумал сыщик.
Открылась входная дверь, звякнул колокольчик, и звонкий голос радостно крикнул:
– Родион Георгиевич, голубчик, наконец-то!
С дружескими объятиями к Ванзарову бросился сам хозяин заведения - модный фотограф Смирнов. Несколько лет назад сыщик помог художнику светотени найти пропавшие драгоценности и с тех пор стал самым желанным гостем. Так что все портреты его семьи и родственников за последние три года были сделаны здесь.
После бури восторгов, излитых Смирновым, и жалоб, что дражайший Родион Георгиевич совсем его позабыл, сыщику наконец удалось изложить суть вопроса. Фотограф сначала попытался устроить разгром приказчику за историю с негативом, но Ванзаров его урезонил. Он попросил поискать хоть какую-нибудь копию снимка. Смирнов бросился к конторской книге и стал яростно листать ее.
– Помню-помню эту дурацкую фотографию… - бормотал он, внимательно просматривая записи. - Такие странные господа, захотели, видите ли, сделать оригинальный портрет… так… так… да вот он! Точно, двенадцать дней назад сделали! Прекрасно помню! Заказ оформлен на фамилию… Ланге… Ну-ка, постойте…
Фотограф кинул приказчику книгу и юркнул за портьеру, которая скрывала фотолабораторию. Не прошло и пяти минут, как он вернулся.
– Нашел! - радостно крикнул он. - Я же помню, что испортил один снимок при печати. На ваше счастье, Родион Георгиевич, мусор еще не выброшен!
Ванзаров нетерпеливо схватил снимок и прямо на коленке разгладил бесценную улику.
Без картонки листок фотобумаги был сильно помят и пошел трещинами, в верхнем углу зияла рваная дыра, но лица всех участников прекрасно сохранились.
– Любезный, посмотрите внимательно, может здесь есть дама, которая забрала негатив? - спросил он, показывая приказчику фото.
Молодой человек изобразил глубокое раздумье, тревожно глянул на хозяина и боязливо ткнул чистеньким пальчиком в одну из девиц.
– Кажется, это она… приходила… - испуганно пробормотал он.
Родион Георгиевич вновь почувствовал неприятный холодок страха. Ведь приказчик указал на Марию Ланге.
12
Ванзаров еще не успел ступить на мостовую Невского проспекта, как уже заметил своего помощника, нетерпеливо топтавшегося рядом с уличным фонарем. Железный Ротмистр был не чувствителен к холоду, а значит, его распирало нервное возбуждение. Увидев начальника, Джуранский бросился к нему, чуть не сбив с ног вальяжного господина, прогуливающегося с мопсом на руках.
– В участке сказали, вы у Смирнова, я и решил не терять времени! - выпалил он.
Сыщик прекрасно понял, что помощник что-то раскопал, но решил немного потянуть. Он показал фотографию, чудом спасенную из мусорной корзины, и рассказал, как за ней пришла покойная Мария Ланге.
Джуранский повертел в руках мятый снимок и решительно заявил:
– Не может быть!
– Я такого же мнения, - задумчиво сказал Ванзаров. - Ведь наш дорогой Лебедев так тщательно произвел вскрытие, что ходить ей после этого крайне затруднительно!
– Вот именно! - на полном серьезе согласился ротмистр, не заметив, как Ванзаров прячет в усах улыбку.
Отставной кавалерист отличался дисциплиной и исполнительностью, но, к сожалению, был начисто лишен чувства юмора.
– В филерский пост людей отобрал Курочкин сам, так что здесь все в порядке, - понизив голос, начал доклад Джуранский. - Касательно справки из адресного стола вы уже знаете?
Ванзаров утвердительно кивнул.
– Теперь по архивам… - продолжил ротмистр. - Посмотреть я их, конечно, не успел, но вспомнил, что в начале декабря читал сообщение о странном происшествии в лекционном зале Соляного городка. Помните, Родион Георгиевич?
Ванзаров попытался сообразить, о чем говорит помощник, но на ум ничего не пришло.
– Значит, история такая… - Джуранский в предвкушении потер руки. - На воскресную лекцию каким-то ветром занесло двух пьяных приказчиков. Ну, они, само собой, устроили скандал, хотели, кажется, побить лектора. Но тут из зрителей возникает дама с маленьким браунингом и хладнокровно стреляет в хулиганов. Те в ужасе покидают поле боя. Когда прибывает городовой, дамы уже и след простыл. Кто она такая, установить не удалось. Лектор заявил, что видит ее в первый раз, и устроил форменный скандал в участке. И знаете, кто был этот лектор?
– Профессор Серебряков, - тут же ответил Ванзаров.
– Как вы догадались?! - с детской непосредственностью удивился Джуранский.
– Случайно. А теперь, Мечислав Николаевич, рассказывайте, какой сюрприз вы приготовили напоследок.
Ротмистр крякнул, в который раз поразившись необъяснимой для него проницательности шефа.
– Как вы и приказали, я отправился в Бестужевские курсы. Но никого не нашел. Была одна директриса, или как она там называется, которая следила за украшением бального зала.
– Вы хотели сказать, за разборкой украшений после бала, - поправил Ванзаров.
– Нет, Родион Георгиевич, зал только начали украшать. Бал-то у них - завтра!
– Как завтра?! - искренне удивился сыщик.
– Как есть, 1 января! И дама эта к тому же сообщила, что профессора Серебрякова никто не думает приглашать. У него репутация скандалиста и истерика. Чуть что - впадает в бешенство. На курсах его терпят только из жалости!
Это действительно был сюрприз. Ванзаров не мог объяснить, зачем так глупо соврал Серебряков. Он же понимает, что его алиби будет проверено в первую очередь. Или профессор просто хотел выиграть время? Не собирается же он бежать?
Родиона Георгиевича очень заинтересовала загадочная дама, изъявшая негатив. Она, вероятнее всего, имела прямое отношение к убийству и желала обрубить, возможно, единственную ниточку, ведущую к ней. Но открывшаяся ложь профессора еще больше все запутала. В ней не было никакого очевидного смысла, а значит, здесь скрывается нечто большее! Ванзаров верил, что в большинстве случаев истина находится перед глазами, только увидеть ее трудно.
– Так что, поехали за профессором? Отвезем к нам на Офицерскую, или хотите, чтобы он встретил Новый год в арестантской Второго участка? - торопился Джуранский.
– Это еще зачем?!
– Так ведь он солгал, а значит, скрывает, что убил!
– Вы, ротмистр, делаете слишком поспешные выводы! - осторожно проговорил Ванзаров. - То, что Серебряков обманул, не красит его с моральной точки зрения, но не делает преступником. Просто теперь у него нет алиби.
– И только?! - изумился Джуранский.
– Безусловно. У него могла быть масса причин, чтобы скрывать свое присутствие дома.
– Это каких же?
– Да, хоть, к примеру, он принимал у себя даму. Замужнюю. И не может об этом сказать открыто, боясь скомпрометировать ее.
Ротмистр попытался что-то возразить, но не нашелся и лишь обреченно махнул рукой.
– А давайте его… - и Джуранский «вытряс» из воображаемого профессора всю душу.
– Нет, ротмистр, головой надо думать! А вот это… - Ванзаров повторил жест помощника, - оставим жандармам и «охранке». Кулаки в сыске бесполезны. Мы будем искать истину. И только. Так что будем ждать.
Сыщик попросил помощника передать филерам его личное распоряжение удвоить бдительность. А если Серебряков попытается скрыться, немедленно арестовать беглеца.
Опечаленный ротмистр пожелал начальнику хорошо встретить Новый год, прыгнул на извозчика и отправился на Васильевский остров. А Родион Георгиевич тихим шагом двинулся по Невскому проспекту домой, на Малую Конюшенную улицу.
Вокруг блистали витрины дорогих магазинов. Публика гуляла в праздничном настроении. В столице империи бурлили рождественские дни и Святки. Но среди этой радостной суеты Ванзаров чувствовал себе неуютно. Он шел и думал: может быть, действительно, надо было по-простому взять Серебрякова в оборот?
В какой-то миг сыщику показалось, что он совершил непоправимую ошибку.
– В участке сказали, вы у Смирнова, я и решил не терять времени! - выпалил он.
Сыщик прекрасно понял, что помощник что-то раскопал, но решил немного потянуть. Он показал фотографию, чудом спасенную из мусорной корзины, и рассказал, как за ней пришла покойная Мария Ланге.
Джуранский повертел в руках мятый снимок и решительно заявил:
– Не может быть!
– Я такого же мнения, - задумчиво сказал Ванзаров. - Ведь наш дорогой Лебедев так тщательно произвел вскрытие, что ходить ей после этого крайне затруднительно!
– Вот именно! - на полном серьезе согласился ротмистр, не заметив, как Ванзаров прячет в усах улыбку.
Отставной кавалерист отличался дисциплиной и исполнительностью, но, к сожалению, был начисто лишен чувства юмора.
– В филерский пост людей отобрал Курочкин сам, так что здесь все в порядке, - понизив голос, начал доклад Джуранский. - Касательно справки из адресного стола вы уже знаете?
Ванзаров утвердительно кивнул.
– Теперь по архивам… - продолжил ротмистр. - Посмотреть я их, конечно, не успел, но вспомнил, что в начале декабря читал сообщение о странном происшествии в лекционном зале Соляного городка. Помните, Родион Георгиевич?
Ванзаров попытался сообразить, о чем говорит помощник, но на ум ничего не пришло.
– Значит, история такая… - Джуранский в предвкушении потер руки. - На воскресную лекцию каким-то ветром занесло двух пьяных приказчиков. Ну, они, само собой, устроили скандал, хотели, кажется, побить лектора. Но тут из зрителей возникает дама с маленьким браунингом и хладнокровно стреляет в хулиганов. Те в ужасе покидают поле боя. Когда прибывает городовой, дамы уже и след простыл. Кто она такая, установить не удалось. Лектор заявил, что видит ее в первый раз, и устроил форменный скандал в участке. И знаете, кто был этот лектор?
– Профессор Серебряков, - тут же ответил Ванзаров.
– Как вы догадались?! - с детской непосредственностью удивился Джуранский.
– Случайно. А теперь, Мечислав Николаевич, рассказывайте, какой сюрприз вы приготовили напоследок.
Ротмистр крякнул, в который раз поразившись необъяснимой для него проницательности шефа.
– Как вы и приказали, я отправился в Бестужевские курсы. Но никого не нашел. Была одна директриса, или как она там называется, которая следила за украшением бального зала.
– Вы хотели сказать, за разборкой украшений после бала, - поправил Ванзаров.
– Нет, Родион Георгиевич, зал только начали украшать. Бал-то у них - завтра!
– Как завтра?! - искренне удивился сыщик.
– Как есть, 1 января! И дама эта к тому же сообщила, что профессора Серебрякова никто не думает приглашать. У него репутация скандалиста и истерика. Чуть что - впадает в бешенство. На курсах его терпят только из жалости!
Это действительно был сюрприз. Ванзаров не мог объяснить, зачем так глупо соврал Серебряков. Он же понимает, что его алиби будет проверено в первую очередь. Или профессор просто хотел выиграть время? Не собирается же он бежать?
Родиона Георгиевича очень заинтересовала загадочная дама, изъявшая негатив. Она, вероятнее всего, имела прямое отношение к убийству и желала обрубить, возможно, единственную ниточку, ведущую к ней. Но открывшаяся ложь профессора еще больше все запутала. В ней не было никакого очевидного смысла, а значит, здесь скрывается нечто большее! Ванзаров верил, что в большинстве случаев истина находится перед глазами, только увидеть ее трудно.
– Так что, поехали за профессором? Отвезем к нам на Офицерскую, или хотите, чтобы он встретил Новый год в арестантской Второго участка? - торопился Джуранский.
– Это еще зачем?!
– Так ведь он солгал, а значит, скрывает, что убил!
– Вы, ротмистр, делаете слишком поспешные выводы! - осторожно проговорил Ванзаров. - То, что Серебряков обманул, не красит его с моральной точки зрения, но не делает преступником. Просто теперь у него нет алиби.
– И только?! - изумился Джуранский.
– Безусловно. У него могла быть масса причин, чтобы скрывать свое присутствие дома.
– Это каких же?
– Да, хоть, к примеру, он принимал у себя даму. Замужнюю. И не может об этом сказать открыто, боясь скомпрометировать ее.
Ротмистр попытался что-то возразить, но не нашелся и лишь обреченно махнул рукой.
– А давайте его… - и Джуранский «вытряс» из воображаемого профессора всю душу.
– Нет, ротмистр, головой надо думать! А вот это… - Ванзаров повторил жест помощника, - оставим жандармам и «охранке». Кулаки в сыске бесполезны. Мы будем искать истину. И только. Так что будем ждать.
Сыщик попросил помощника передать филерам его личное распоряжение удвоить бдительность. А если Серебряков попытается скрыться, немедленно арестовать беглеца.
Опечаленный ротмистр пожелал начальнику хорошо встретить Новый год, прыгнул на извозчика и отправился на Васильевский остров. А Родион Георгиевич тихим шагом двинулся по Невскому проспекту домой, на Малую Конюшенную улицу.
Вокруг блистали витрины дорогих магазинов. Публика гуляла в праздничном настроении. В столице империи бурлили рождественские дни и Святки. Но среди этой радостной суеты Ванзаров чувствовал себе неуютно. Он шел и думал: может быть, действительно, надо было по-простому взять Серебрякова в оборот?
В какой-то миг сыщику показалось, что он совершил непоправимую ошибку.
1 ЯНВАРЯ 1905, СУББОТА, ДЕНЬ САТУРНА
1
Кабинет Аполлона Григорьевича Лебедева располагался в здании Департамента полиции на Фонтанке, рядом с антропометрическим бюро. Собственно говоря, это и не кабинет был вовсе. Среди чудовищного нагромождения разнообразнейших вещей посетитель чувствовал себя, как в кладовке. Эксперт-криминалист имел дурную привычку ничего не выбрасывать.
Здесь скопились тысячи предметов, проходивших по разным делам. В банках со спиртом плавали человеческие органы и зародыши. Коллекция ножей, кастетов и заточек перемежалась отличным собранием огнестрельного оружия. На стенах в полном беспорядке висели театральные плакаты, анатомические таблицы и какие-то списки размеров и измерений. Кроме того, шкафы лопались от папок с выписками, журналами и специальной литературой. Зачастую все это богатство вываливалось на пол.
На рабочем столе стояли лабораторные реторты, химикаты, баночки, стеклышки, а в центре беспорядка находилось самое главное богатство - великолепный английский микроскоп. В общем, кабинет представлял собой нечто среднее между лавкой старьевщика и лабораторией алхимика.
Когда настенные часы пробили полдень, Ванзаров без стука открыл дверь.
В святилище криминалистики стоял ужасающий запах: смесь вонючих никарагуанских сигариль с химреактивами. К тому же грузному человеку в кабинете Лебедева приходилось быть особенно аккуратным. Родион Георгиевич бочком протиснулся между стеллажами и полками, ожидая в любую минуту получить удар по голове свалившейся банкой.
Сам криминалист сидел за столом, скинув сюртук и засучив рукава рубашки. Он рассматривал что-то в микроскоп и яростно пыхтел.
– Ага, попался! - крикнул эксперт. И только тогда повернулся к гостю. - Я все слышал, Ванзаров, ко мне нельзя подкрасться незаметно!
Родион Георгиевич увидел, что глаза Лебедева покраснели, как у кролика, и заботливо поинтересовался, не заболел ли он.
– Еще спрашивает! - с притворным гневом крикнул Лебедев. - По вашей милости встретил новый, тысяча девятьсот пятый год в лаборатории! Каково!
– Ну, я же не просил вас… - начал оправдываться Ванзаров.
– Не берите в голову, коллега, хоть с толком провел бессонную ночь. Это значительно интересней, чем пить шампанское и волочиться за юбками, да! В мои-то годы!
Аполлон Григорьевич явно напрашивался на комплимент, но сыщик промолчал. Он достал мятую фотокарточку и протянул Лебедеву.
– Прошу проверить по картотеке антропометрического…
Эксперт стал разглядывать групповой портрет с живым интересом.
– Позвольте, да эту барышню я имел честь препарировать!… А вот эта, напротив нашей знакомой, просто редкая красавица, - с видом знатока заметил он. - Хотя я с такой не стал бы крутить роман… Что-то есть в ней сильное и опасное. А кто она?
– Мы не знаем… - признался сыщик.
– Да, интересная женщина… И эта, которая на ковре, тоже ничего. А она кто? - не унимался Лебедев.
– Мы не знаем! - с досадой повторил Родион Георгиевич.
Эксперт, увлеченный красивыми женщинами, не замечал его раздражения.
– Профессор умеет подбирать неплохих учениц! Я вот помню, у меня в Киеве был случай… - Лебедев оторвал глаза от фотографии и увидел насупившегося Ванзарова. - Ладно, об этом в другой раз… Обязательно сегодня же проверю…
– Удалось выяснить что-то важное? - спросил сыщик.
– А как же! - из хаоса на столе Лебедев вытащил пробирку, наполненную белым порошком.
– И что это такое, позвольте спросить? - с сомнением поинтересовался Ванзаров.
– Новейший метод хроматографии! - Лебедев с удовольствием потряс колбочку. - Разработан нашим русским ученым Михаилом Цветом, добрейшим человеком и совершенно уникальным ботаником. Господин Цвет придумал использовать трубочку с мелом для разделения пигментов зеленого листа. А я вот приспособил хроматографию для криминалистики. Про это изобретение у нас мало кто знает, но я предрекаю ему грандиозное будущее.
Сыщик не понял, в чем гениальная простота хроматографии, но спорить не стал.
– Так что же вы нашли? - напомнил он.
Лебедев выудил из стопки исписанных листов мятую бумажку:
– Прошу внимания, это надо слушать стоя… ну, вы и так стоите… извините, сесть некуда…
Эксперт рассказал, что жидкость из желудка Марии Ланге оказалась смесью молока, меда и мочи какого-то животного, возможно коровы.
– У меня есть подозрение, - добавил Лебедев, - что покойница употребляла эту жидкость довольно регулярно.
– Как лекарство? - уточнил Ванзаров.
– Эта смесь не является лекарством и не представляет опасности для жизни. Скорее, как стимулирующее средство. Думаю, в ее положении это было вполне естественно.
У сыщика родилась пока еще смутная догадка:
– То есть, вместо употребления морфия, она пила это вещество?
– Вполне возможно. Но, используя оптическую методику Александра Пеля по определению растительных ядов…
– Вы нашли яд? - перебил Ванзаров.
– Яда - не нашел! - Лебедев довольно ухмыльнулся. - Зато нашел кое-что другое. Могу с уверенностью сказать, что в состав жидкости входит Amanita muscaria!
– Что?
– Мухомор!
– Вы серьезно? - подозрительно спросил Родион Георгиевич.
– Более чем! - Лебедев перевернул бумажку. - Хочу вам сказать, что нахождение этого гриба мне многое объясняет.
– А мне, к сожалению, ничего. Знаю совершенно точно: мухоморы не варят, не солят и не маринуют! - вздохнул Ванзаров.
– В сибирских деревнях мухоморы едят сырыми! - заявил Лебедев.
– Зачем?
– Так сказать, для поднятия настроения. Дело в том, что мухомор богат микотропиновыми кислотами - веществами, вызывающими галлюцинации. Мухомор значительно быстрее, чем китайский опий, может привести вас в мир грез и фантазий. Однако отравиться им можно, только сильно постаравшись. Но это еще не все!
– Ну, порадуйте, - без улыбки сказал Ванзаров.
– Я обнаружил следы Cannabis! - гордо заявил Лебедев.
– А это что, поганка?
– Конопля!
– Так из нее же веревки делают?
– И не только веревки! - Лебедев отбросил бумажку на стол. - В Англии еще с середины прошлого века конопля вошла в лечебные справочники фармакологии. А вот южноамериканские индейцы с доколумбовых времен ее сушат, набивают в трубки и курят с большим эффектом для фантазии. Но коноплей убить невозможно.
– То есть, выходит, мы можем закрыть это дело, даже не начиная его? - тихо спросил Родион Георгиевич.
– Конечно. Раз нет жертвы, а, как показало вскрытие, ее нет по объективным химическим фактам, то нет и дела. А гермафродитизм не является уликой или преступлением! Тем более с точки зрения законодательства Мария Ланге будет признана обычной женщиной. Согласны?
Ванзаров прекрасно знал, что в законах Российской империи гермафродиты не существовали вовсе. То есть с точки зрения наследственного права Мария Ланге неизбежно должна была быть признана или женщиной, или мужчиной. Но с убийством или Серебряковым, на первый взгляд, это никак не связано.
– Скажите честно, Аполлон Григорьевич, вы считаете, что она умерла? - поинтересовался Ванзаров.
– Нет, ее убили. Причем изощренно. Но мое мнение к делу не пришьешь. Ну что, закрываем дельце?
– Наоборот, приложим все усилия, чтобы найти того, кто травит людей, - ответил Ванзаров, не повышая голоса.
– Хорошо, я согласен, - кивнул Лебедев.
– Почему?
– Потому что в состав смеси входит еще какое-то вещество. Я не смог определить его и выделить в чистом виде. Думаю, это очень редкое органическое соединение. Скажите спасибо хроматографии гениального Михаила Цвета!
Ванзарову захотелось стукнуть чем-нибудь тяжелым уважаемого эксперта за то, что он ваньку валял. Но сыщик сдержал порыв.
– А что показал анализ холстины? Что нам говорит хрено… хроматография? - язвительно спросил он.
– Да какой там анализ! - Лебедев улыбнулся. - Самая обычная льняная домотканка. В деревнях идет за скатерть. Новая. Нестираная. Использовали раз, чтобы упаковать тело.
– А что… - начал было Ванзаров, но криминалист его перебил:
– Ладно, коллега, хватит опытов. - Лебедев поднялся из-за стола и размял затекшую спину. - Поехали в Английский клуб, познакомлю вас с одним забавным чудаком.
Здесь скопились тысячи предметов, проходивших по разным делам. В банках со спиртом плавали человеческие органы и зародыши. Коллекция ножей, кастетов и заточек перемежалась отличным собранием огнестрельного оружия. На стенах в полном беспорядке висели театральные плакаты, анатомические таблицы и какие-то списки размеров и измерений. Кроме того, шкафы лопались от папок с выписками, журналами и специальной литературой. Зачастую все это богатство вываливалось на пол.
На рабочем столе стояли лабораторные реторты, химикаты, баночки, стеклышки, а в центре беспорядка находилось самое главное богатство - великолепный английский микроскоп. В общем, кабинет представлял собой нечто среднее между лавкой старьевщика и лабораторией алхимика.
Когда настенные часы пробили полдень, Ванзаров без стука открыл дверь.
В святилище криминалистики стоял ужасающий запах: смесь вонючих никарагуанских сигариль с химреактивами. К тому же грузному человеку в кабинете Лебедева приходилось быть особенно аккуратным. Родион Георгиевич бочком протиснулся между стеллажами и полками, ожидая в любую минуту получить удар по голове свалившейся банкой.
Сам криминалист сидел за столом, скинув сюртук и засучив рукава рубашки. Он рассматривал что-то в микроскоп и яростно пыхтел.
– Ага, попался! - крикнул эксперт. И только тогда повернулся к гостю. - Я все слышал, Ванзаров, ко мне нельзя подкрасться незаметно!
Родион Георгиевич увидел, что глаза Лебедева покраснели, как у кролика, и заботливо поинтересовался, не заболел ли он.
– Еще спрашивает! - с притворным гневом крикнул Лебедев. - По вашей милости встретил новый, тысяча девятьсот пятый год в лаборатории! Каково!
– Ну, я же не просил вас… - начал оправдываться Ванзаров.
– Не берите в голову, коллега, хоть с толком провел бессонную ночь. Это значительно интересней, чем пить шампанское и волочиться за юбками, да! В мои-то годы!
Аполлон Григорьевич явно напрашивался на комплимент, но сыщик промолчал. Он достал мятую фотокарточку и протянул Лебедеву.
– Прошу проверить по картотеке антропометрического…
Эксперт стал разглядывать групповой портрет с живым интересом.
– Позвольте, да эту барышню я имел честь препарировать!… А вот эта, напротив нашей знакомой, просто редкая красавица, - с видом знатока заметил он. - Хотя я с такой не стал бы крутить роман… Что-то есть в ней сильное и опасное. А кто она?
– Мы не знаем… - признался сыщик.
– Да, интересная женщина… И эта, которая на ковре, тоже ничего. А она кто? - не унимался Лебедев.
– Мы не знаем! - с досадой повторил Родион Георгиевич.
Эксперт, увлеченный красивыми женщинами, не замечал его раздражения.
– Профессор умеет подбирать неплохих учениц! Я вот помню, у меня в Киеве был случай… - Лебедев оторвал глаза от фотографии и увидел насупившегося Ванзарова. - Ладно, об этом в другой раз… Обязательно сегодня же проверю…
– Удалось выяснить что-то важное? - спросил сыщик.
– А как же! - из хаоса на столе Лебедев вытащил пробирку, наполненную белым порошком.
– И что это такое, позвольте спросить? - с сомнением поинтересовался Ванзаров.
– Новейший метод хроматографии! - Лебедев с удовольствием потряс колбочку. - Разработан нашим русским ученым Михаилом Цветом, добрейшим человеком и совершенно уникальным ботаником. Господин Цвет придумал использовать трубочку с мелом для разделения пигментов зеленого листа. А я вот приспособил хроматографию для криминалистики. Про это изобретение у нас мало кто знает, но я предрекаю ему грандиозное будущее.
Сыщик не понял, в чем гениальная простота хроматографии, но спорить не стал.
– Так что же вы нашли? - напомнил он.
Лебедев выудил из стопки исписанных листов мятую бумажку:
– Прошу внимания, это надо слушать стоя… ну, вы и так стоите… извините, сесть некуда…
Эксперт рассказал, что жидкость из желудка Марии Ланге оказалась смесью молока, меда и мочи какого-то животного, возможно коровы.
– У меня есть подозрение, - добавил Лебедев, - что покойница употребляла эту жидкость довольно регулярно.
– Как лекарство? - уточнил Ванзаров.
– Эта смесь не является лекарством и не представляет опасности для жизни. Скорее, как стимулирующее средство. Думаю, в ее положении это было вполне естественно.
У сыщика родилась пока еще смутная догадка:
– То есть, вместо употребления морфия, она пила это вещество?
– Вполне возможно. Но, используя оптическую методику Александра Пеля по определению растительных ядов…
– Вы нашли яд? - перебил Ванзаров.
– Яда - не нашел! - Лебедев довольно ухмыльнулся. - Зато нашел кое-что другое. Могу с уверенностью сказать, что в состав жидкости входит Amanita muscaria!
– Что?
– Мухомор!
– Вы серьезно? - подозрительно спросил Родион Георгиевич.
– Более чем! - Лебедев перевернул бумажку. - Хочу вам сказать, что нахождение этого гриба мне многое объясняет.
– А мне, к сожалению, ничего. Знаю совершенно точно: мухоморы не варят, не солят и не маринуют! - вздохнул Ванзаров.
– В сибирских деревнях мухоморы едят сырыми! - заявил Лебедев.
– Зачем?
– Так сказать, для поднятия настроения. Дело в том, что мухомор богат микотропиновыми кислотами - веществами, вызывающими галлюцинации. Мухомор значительно быстрее, чем китайский опий, может привести вас в мир грез и фантазий. Однако отравиться им можно, только сильно постаравшись. Но это еще не все!
– Ну, порадуйте, - без улыбки сказал Ванзаров.
– Я обнаружил следы Cannabis! - гордо заявил Лебедев.
– А это что, поганка?
– Конопля!
– Так из нее же веревки делают?
– И не только веревки! - Лебедев отбросил бумажку на стол. - В Англии еще с середины прошлого века конопля вошла в лечебные справочники фармакологии. А вот южноамериканские индейцы с доколумбовых времен ее сушат, набивают в трубки и курят с большим эффектом для фантазии. Но коноплей убить невозможно.
– То есть, выходит, мы можем закрыть это дело, даже не начиная его? - тихо спросил Родион Георгиевич.
– Конечно. Раз нет жертвы, а, как показало вскрытие, ее нет по объективным химическим фактам, то нет и дела. А гермафродитизм не является уликой или преступлением! Тем более с точки зрения законодательства Мария Ланге будет признана обычной женщиной. Согласны?
Ванзаров прекрасно знал, что в законах Российской империи гермафродиты не существовали вовсе. То есть с точки зрения наследственного права Мария Ланге неизбежно должна была быть признана или женщиной, или мужчиной. Но с убийством или Серебряковым, на первый взгляд, это никак не связано.
– Скажите честно, Аполлон Григорьевич, вы считаете, что она умерла? - поинтересовался Ванзаров.
– Нет, ее убили. Причем изощренно. Но мое мнение к делу не пришьешь. Ну что, закрываем дельце?
– Наоборот, приложим все усилия, чтобы найти того, кто травит людей, - ответил Ванзаров, не повышая голоса.
– Хорошо, я согласен, - кивнул Лебедев.
– Почему?
– Потому что в состав смеси входит еще какое-то вещество. Я не смог определить его и выделить в чистом виде. Думаю, это очень редкое органическое соединение. Скажите спасибо хроматографии гениального Михаила Цвета!
Ванзарову захотелось стукнуть чем-нибудь тяжелым уважаемого эксперта за то, что он ваньку валял. Но сыщик сдержал порыв.
– А что показал анализ холстины? Что нам говорит хрено… хроматография? - язвительно спросил он.
– Да какой там анализ! - Лебедев улыбнулся. - Самая обычная льняная домотканка. В деревнях идет за скатерть. Новая. Нестираная. Использовали раз, чтобы упаковать тело.
– А что… - начал было Ванзаров, но криминалист его перебил:
– Ладно, коллега, хватит опытов. - Лебедев поднялся из-за стола и размял затекшую спину. - Поехали в Английский клуб, познакомлю вас с одним забавным чудаком.
2
В игорном зале скучал господин с роскошными усами, в идеально сидящем костюме и с огромным перстнем на левом мизинце. Барону фон Шуттенбаху страшно хотелось перекинуться в картишки. Но в этот час посетители Английского клуба предпочитали проводить время за обедом или кофе. Возможно, другому любителю карт и удалось бы заловить партнера, но только не ему.
В клубе знали, что играть с бароном - дурная примета. Если он выигрывал (что случалось крайне редко), то у всех, кто сидел за столом, начинались денежные проблемы. Если фон Шуттенбах проигрывал, на игроков все равно обрушивались мелкие домашние беды: домочадцы ломали ноги, искра из печи поджигала дом, теща давилась куриной косточкой, и вообще происходило, бог знает что.
Ходили слухи, что, если пройти в полнолуние мимо его дома, можно увидеть языки зеленого пламени, вырывающиеся из глубины комнат. Самые отчаянные клялись, что видели, как в ночь на Ивана Купалу барон в голом виде носится по дворцу на метле и потом вылетает из печной трубы.
Подобную репутацию безобидный картежник заработал из-за неумеренного увлечения спиритизмом и постоянных разговоров о своих колдовских способностях.
Фон Шуттенбах так долго поддерживал вокруг своей персоны таинственность, что однажды, к удивлению, обнаружил, что с ним никто не хочет садиться за стол. Члены клуба стали избегать его карточной партии как огня. С бароном не хотели не то что банчок расписать, но и в «легкую» поставить на карточку. Так что в последнее время ему удавалось утолить жажду игры лишь с новичками или с доверчивыми купчишками, которые переступали порог Английского клуба с почтением и трепетом.
Дурная слава барона имела лишь одно преимущество. Она хоть как-то уберегала его от полного краха. В клубе не знали главную тайну фон Шуттенбаха: он был практически разорен. Чтобы поддерживать шик, приходилось тайно распродавать фамильные драгоценности. А жажда игры требовала новых жертв.
На этой неделе барон уже несколько дней не мог найти компанию. Но англофильствующий обрусевший немец мужественно скрывал раздражение.
Лебедев остановил Ванзарова в дверях игорной комнаты и вытащил портсигар.
– Ну-с, Родион Георгиевич, надеюсь, все поняли. Но для полного успеха дела предстоит вспомнить основы курения!
– Зачем? - Ванзарову совершенно не хотелось курить. Избавившись с большим трудом от этой страсти, он боялся втянуться вновь.
– Барон обожает запах сигариль. Это как ловля леща на жмых. Берите - и вперед! - Лебедев сунул массивный портсигар сыщику. - Я буду внизу, в курительной. Если что - примчусь на подмогу!
Лебедев улыбнулся, сжал Ванзарову локоть и скрылся.
Ленивой походкой сыщик приблизился к уютному креслу рядом с карточным столом, удобно устроился на кожаной подушке и вынул никарагуанскую сигарилью.
– Прошу прощения, не помешаю? - сказал он, чиркая спичкой.
– Извольте, извольте… - пробормотал барон, пожирая глазами табачный кокон.
– Благодарю вас! Люблю, знаете, после приличного обеда насладиться сигаркой.
– Я вас понимаю, - сказал барон, который уже забыл, что такое «приличный» обед. Сегодня утром он выкушал пустого чаю. Но это был пустяк по сравнению с жаждой игры!
– Не изволите партию-другую? - спросил фон Шуттенбах самым равнодушным тоном, надеясь, что нового господина еще не успели отравить глупыми слухами.
– С удовольствием! - Ванзаров картинно выпустил облачко, поднялся с кресла и вежливо предложил партнеру занять за карточным столом место, которое ему будет предпочтительно.
Фон Шуттенбах, не веря в такую удачу, с излишней поспешностью бросился к столу и сел так, чтобы быть спиной к окну. Он верил, что такое расположение за игровым сукном приносит удачу.
– Позвольте представиться, барон фон Шуттенбах!
– Очень приятно! Коллежский советник Ванзаров.
– Николай Густавович…
– Родион Георгиевич…
Партнеры обменялись рукопожатием.
– Позвольте спросить, где служите? - светским тоном произнес фон Шуттенбах.
– В Министерстве финансов…
– О! Замечательно! - барон, имевший смутное представление о государственной службе, считал Министерство финансов самым доходным местом.
Подали новую колоду. Ванзаров с хрустом разорвал бумажную оболочку, прощелкнул карточный брусок и попросил разрешения взять на себя раздачу. Барон был согласен на все.
– По сколько ставим, Николай Густавович?
– Ну, давайте по рублю… - мучаясь от безденежья пробормотал заядлый игрок.
– Да господь с вами! Мы же солидные люди, давайте, что ли, по четвертной!
– Ого! Сразу вижу подход Министерства финансов, - барон не мог поверить такому счастью. Ему попался не просто игрок, а игрок крупный, с деньгами.
Ванзаров перемешал колоду с подозрительной легкостью фокусника. Он сдал по первой и барон сразу выиграл. Во второй сдаче к барону пришла десятка с тузом и еще один выигрыш. И в третьей сдаче счастье улыбнулось барону. А после четвертого раза он выиграл уже сто рублей. Фон Шуттенбах не помнил, когда так крупно выигрывал! Вот что значит попасть на новичка!
– Да, я вижу, Николай Густавович, вы мастер, с вами нужен глаз да глаз! - Ванзаров одобрительно кивнул.
– Что вы, Родион Георгиевич, так, случайность…
– Отчего бы не поднять ставки? Как насчет полтинничка?
– Я так… а впрочем, согласен! - решительно заявил Николай Густавович.
Ванзаров скинул партнеру две карты, фон Шуттенбах попросил еще и тут же набрал «очко». Удача распахнула барону свои объятия. Он выиграл подряд еще четыре раза.
Между тем партнер не показывал и тени смущения. Как будто такой проигрыш для него самое заурядное дело.
– Поздравляю, Николай Густавович, сегодня ваш день! Думаю, вам нельзя упускать фарт. Как насчет поднять ставочку? По сотенке? - непринужденно спросил Ванзаров.
– Принимаю! - барон горел возбуждением.
Партнер сдал две карты. Пришла маленькая и картинка. Барон рискнул, попросил еще и выиграл. Итого - четыреста пятьдесят рублей! Он сможет не только шикарно пообедать, но и отдать один самый неприличный, долг! Еще немного, довести до шестисот пятидесяти - и все, он остановится!
В глазах барона разгорался огонь. Крючковатые пальцы дрожали.
– А что, уважаемый Николай Густавович, раз такая фортуна, сыграем по две сотенке? А? - подмигнул Ванзаров.
– Принимаю! - кивнул барон.
Ванзаров хрустнул колодой и сдал. У барона оказалось девятнадцать. У соперника - двадцать. Это ничего, это просто случайность, сейчас он отыграется. Во второй сдаче у барона оказались совершенно надежные двадцать, но у господина коллежского советника - двадцать одно! В третий раз барон рискнул и наконец набрал на трех картах «очко»! Он победно выложил на стол заветную комбинацию. Вот оно! Удача вернулась! Но Ванзаров совершенно хладнокровно вытащил один за другим два туза.
Фон Шуттенбах даже не понял, что проиграл все и уже сам был должен сто пятьдесят рублей, которых у него, разумеется, не было. В его роскошном портмоне сиротливо жались друг к другу две десятирублевые бумажки. Но игрок не заметил, что колесо удачи сделало поворот. Теперь он хотел только одного - отыграться.
Ванзаров сдал еще пять раз подряд и положил колоду на сукно стола.
– Что же вы остановились, играем дальше! - барона бил нервный озноб.
– С удовольствием, Николай Густавович, но мне бы хотелось быть уверенным, что у вас есть тысяча шестьсот рублей, которые вы только что изволили проиграть!
Ванзаров говорил спокойно и жестко. В разгоряченном сознании барона медленно всплывала цифра проигрыша. Что он наделал! Как он мог так забыться? Это конец!
В клубе знали, что играть с бароном - дурная примета. Если он выигрывал (что случалось крайне редко), то у всех, кто сидел за столом, начинались денежные проблемы. Если фон Шуттенбах проигрывал, на игроков все равно обрушивались мелкие домашние беды: домочадцы ломали ноги, искра из печи поджигала дом, теща давилась куриной косточкой, и вообще происходило, бог знает что.
Ходили слухи, что, если пройти в полнолуние мимо его дома, можно увидеть языки зеленого пламени, вырывающиеся из глубины комнат. Самые отчаянные клялись, что видели, как в ночь на Ивана Купалу барон в голом виде носится по дворцу на метле и потом вылетает из печной трубы.
Подобную репутацию безобидный картежник заработал из-за неумеренного увлечения спиритизмом и постоянных разговоров о своих колдовских способностях.
Фон Шуттенбах так долго поддерживал вокруг своей персоны таинственность, что однажды, к удивлению, обнаружил, что с ним никто не хочет садиться за стол. Члены клуба стали избегать его карточной партии как огня. С бароном не хотели не то что банчок расписать, но и в «легкую» поставить на карточку. Так что в последнее время ему удавалось утолить жажду игры лишь с новичками или с доверчивыми купчишками, которые переступали порог Английского клуба с почтением и трепетом.
Дурная слава барона имела лишь одно преимущество. Она хоть как-то уберегала его от полного краха. В клубе не знали главную тайну фон Шуттенбаха: он был практически разорен. Чтобы поддерживать шик, приходилось тайно распродавать фамильные драгоценности. А жажда игры требовала новых жертв.
На этой неделе барон уже несколько дней не мог найти компанию. Но англофильствующий обрусевший немец мужественно скрывал раздражение.
Лебедев остановил Ванзарова в дверях игорной комнаты и вытащил портсигар.
– Ну-с, Родион Георгиевич, надеюсь, все поняли. Но для полного успеха дела предстоит вспомнить основы курения!
– Зачем? - Ванзарову совершенно не хотелось курить. Избавившись с большим трудом от этой страсти, он боялся втянуться вновь.
– Барон обожает запах сигариль. Это как ловля леща на жмых. Берите - и вперед! - Лебедев сунул массивный портсигар сыщику. - Я буду внизу, в курительной. Если что - примчусь на подмогу!
Лебедев улыбнулся, сжал Ванзарову локоть и скрылся.
Ленивой походкой сыщик приблизился к уютному креслу рядом с карточным столом, удобно устроился на кожаной подушке и вынул никарагуанскую сигарилью.
– Прошу прощения, не помешаю? - сказал он, чиркая спичкой.
– Извольте, извольте… - пробормотал барон, пожирая глазами табачный кокон.
– Благодарю вас! Люблю, знаете, после приличного обеда насладиться сигаркой.
– Я вас понимаю, - сказал барон, который уже забыл, что такое «приличный» обед. Сегодня утром он выкушал пустого чаю. Но это был пустяк по сравнению с жаждой игры!
– Не изволите партию-другую? - спросил фон Шуттенбах самым равнодушным тоном, надеясь, что нового господина еще не успели отравить глупыми слухами.
– С удовольствием! - Ванзаров картинно выпустил облачко, поднялся с кресла и вежливо предложил партнеру занять за карточным столом место, которое ему будет предпочтительно.
Фон Шуттенбах, не веря в такую удачу, с излишней поспешностью бросился к столу и сел так, чтобы быть спиной к окну. Он верил, что такое расположение за игровым сукном приносит удачу.
– Позвольте представиться, барон фон Шуттенбах!
– Очень приятно! Коллежский советник Ванзаров.
– Николай Густавович…
– Родион Георгиевич…
Партнеры обменялись рукопожатием.
– Позвольте спросить, где служите? - светским тоном произнес фон Шуттенбах.
– В Министерстве финансов…
– О! Замечательно! - барон, имевший смутное представление о государственной службе, считал Министерство финансов самым доходным местом.
Подали новую колоду. Ванзаров с хрустом разорвал бумажную оболочку, прощелкнул карточный брусок и попросил разрешения взять на себя раздачу. Барон был согласен на все.
– По сколько ставим, Николай Густавович?
– Ну, давайте по рублю… - мучаясь от безденежья пробормотал заядлый игрок.
– Да господь с вами! Мы же солидные люди, давайте, что ли, по четвертной!
– Ого! Сразу вижу подход Министерства финансов, - барон не мог поверить такому счастью. Ему попался не просто игрок, а игрок крупный, с деньгами.
Ванзаров перемешал колоду с подозрительной легкостью фокусника. Он сдал по первой и барон сразу выиграл. Во второй сдаче к барону пришла десятка с тузом и еще один выигрыш. И в третьей сдаче счастье улыбнулось барону. А после четвертого раза он выиграл уже сто рублей. Фон Шуттенбах не помнил, когда так крупно выигрывал! Вот что значит попасть на новичка!
– Да, я вижу, Николай Густавович, вы мастер, с вами нужен глаз да глаз! - Ванзаров одобрительно кивнул.
– Что вы, Родион Георгиевич, так, случайность…
– Отчего бы не поднять ставки? Как насчет полтинничка?
– Я так… а впрочем, согласен! - решительно заявил Николай Густавович.
Ванзаров скинул партнеру две карты, фон Шуттенбах попросил еще и тут же набрал «очко». Удача распахнула барону свои объятия. Он выиграл подряд еще четыре раза.
Между тем партнер не показывал и тени смущения. Как будто такой проигрыш для него самое заурядное дело.
– Поздравляю, Николай Густавович, сегодня ваш день! Думаю, вам нельзя упускать фарт. Как насчет поднять ставочку? По сотенке? - непринужденно спросил Ванзаров.
– Принимаю! - барон горел возбуждением.
Партнер сдал две карты. Пришла маленькая и картинка. Барон рискнул, попросил еще и выиграл. Итого - четыреста пятьдесят рублей! Он сможет не только шикарно пообедать, но и отдать один самый неприличный, долг! Еще немного, довести до шестисот пятидесяти - и все, он остановится!
В глазах барона разгорался огонь. Крючковатые пальцы дрожали.
– А что, уважаемый Николай Густавович, раз такая фортуна, сыграем по две сотенке? А? - подмигнул Ванзаров.
– Принимаю! - кивнул барон.
Ванзаров хрустнул колодой и сдал. У барона оказалось девятнадцать. У соперника - двадцать. Это ничего, это просто случайность, сейчас он отыграется. Во второй сдаче у барона оказались совершенно надежные двадцать, но у господина коллежского советника - двадцать одно! В третий раз барон рискнул и наконец набрал на трех картах «очко»! Он победно выложил на стол заветную комбинацию. Вот оно! Удача вернулась! Но Ванзаров совершенно хладнокровно вытащил один за другим два туза.
Фон Шуттенбах даже не понял, что проиграл все и уже сам был должен сто пятьдесят рублей, которых у него, разумеется, не было. В его роскошном портмоне сиротливо жались друг к другу две десятирублевые бумажки. Но игрок не заметил, что колесо удачи сделало поворот. Теперь он хотел только одного - отыграться.
Ванзаров сдал еще пять раз подряд и положил колоду на сукно стола.
– Что же вы остановились, играем дальше! - барона бил нервный озноб.
– С удовольствием, Николай Густавович, но мне бы хотелось быть уверенным, что у вас есть тысяча шестьсот рублей, которые вы только что изволили проиграть!
Ванзаров говорил спокойно и жестко. В разгоряченном сознании барона медленно всплывала цифра проигрыша. Что он наделал! Как он мог так забыться? Это конец!