По мистической сущности Ретлиф был самым натуральным циклопом, разве что из соображений экономии (типично немецкое морамойство) магическим образом заторможенным в развитии, и теперь начштаба инициировал свое секретное оружие. У Ретлифа мощно вытягивались голени, раздвигая взбухающими пятками неуступчивые модульные столы и роняя стулья дешевой тринадцатидолларовой модели, которую в редком офисе не встретишь. Вздувалась твердющая, словно хоккейные шайбы, мускулатура и, безжалостно наждача ладони начштаба, лезла щетина из ставшей похожей на ковш экскаватора нижней челюсти.
   Оголтелые визг и топот в коридоре усилились, циклоп встал на ноги (Джи-Джи ощутимо тряхнуло) и стряхнул-счесал расползшиеся обрывки костюма. Увы, распрямиться в полный рост великану не позволил потолок. Волосатыми лапами с железными когтями чудище разметало компьютерные параллелепипеды. Ударом кулака вышибло дверь наружу, но в коридоре к сему моменту от китайской оравы остались корчиться и ерзать по паркету только отсеченные наросты-фонарики и крабовидные клешни, а по ним наступал отряд эльфов. Испуганные глазенки пятившихся врагов отражались в зеркально начищенных латах и на плоскостях слаженно прочесывавших воздух топоров.
   Не отвлекаясь здесь, — эльфы и так уже побеждали, — начштаба повел циклопа по параллельному коридору к КПП. Два поворота и три галереи соснового паркета были грубо исцарапаны когтями босых ног одноглазого монстра. За третьим поворотом дракон, метнув длинную шею, чуть не оттяпал не ждавшему столь бурной встречи Ретлифу голову.
   Ретлиф отступил на шаг и, прежде чем вписаться в драку, обложил китайского генерала на нескольких европейских языках с эллинским акцентом. Голос при этом был далеко не пискляв, Джи-Джи зажал уши и отклячил челюсть, боясь за барабанные перепонки.
   Соответствующее полушарие драконьего мозга идентифицировало цель — циклоп, представитель древнегреческого пантеона, вымирающий вид, на планете известно не более тридцати здравствующих особей, причем всего три самки в репродуктивном возрасте. Сын алмазного родника порылся в закромах левого полушария в поисках рекомендаций, как разделаться с циклопом. Военный опыт порекомендовал пронзить поединщика метким ударом хвоста через единственный глаз в мозг либо испепелить огненным дыханием. Испепелить не светило — цинь-генерал не поторопился позавтракать, и напалмовые пазухи под желчным пузырем пустовали. Дракон включил завораживающие переливы шкуры, но большая часть застрявшей туши оставалась циклопу не видима, и усилия пропали втуне. Дракон попытался поразить циклопа навесно-скорпионьим (через собственную голову) ударом обоюдоострого хвоста, но дальний конец превратившегося в отточенное лезвие тела только беспомощно пронзал воздух над холкой — ближе к противнику не дотянуться.
   Наверное, в открытом противостоянии малиновый дракон не оставил бы циклопу шансов выжить, но сегодня выпал невезучий день для кавалера Ордена Горы Сычуань. Великан неуклюже кувырнулся, оставив на паркете лишние царапины уже когтями рук, мобилой-раскладушкой выпрямился рядом с трясшей стены малиновой тушей, бесстрашно сунул пальцы-сардельки в клацающую пасть, заиграл бочкообразными шайбами-мускулами и разорвал высокопоставленной рептилии межчелюстные хрящи и сухожилия, будто так и было. Захрустело на весь метрополитен, малиновую персону не спасли ни костяной гребень, ни щедрая грива-борода, ни добавочные слои роговой брони, ни чины и награды, ни благородство происхождения.
   Одноглазого Ретлифа ослепило фонтаном горячей неестественно-малиновой крови. Располовиненная по скулам драконья башка конвульсивно заплясала, словно норовистый поливальный шланг из фильмов с Чарли Чаплином. Впрочем, это не помешало циклопу упереться лапами в драконью грудь, поднатужиться мускулами-шайбами и вытолкнуть пробку-тушу под немузыкальный звук-чмок...
   Бой гремел уже где-то за лестничными пролетами и лабиринтом коридоров. Двое кобольдов, ежесекундно поскальзываясь на истекавших рыбьей слизью отсеченных и порубленных щупальцах, еле втащили черный пластиковый мешок в разгромленный компьютерный центр. Дело было самым бессмысленным из бессмысленных, все равно вот-вот начнется эвакуация цитадели. Но никто из парочки не рискнул взять на себя ответственность и предложить напарнику сачкануть приказ самого Гребахи. Перевалив тяжелый и туго набитый мешок через завал из распотрошенных компьютерных корпусов, парочка остановилась утереть пот, но не успела.
   Жалобно брызнули осколки оконного стекла, в зал баллистической ракетой влетел скатанный ковер и развернулся турнирным флагом. От испуга у кобольдов стали округляться рты. Но тоже не успели, поскольку десантировавшийся из ковра тибетский горный демон вдохнул правой ноздрей, выдохнул левой и в мгновение ока искрошил кобольдов в пыль любимым заклятием «Червивая алыча».
   Тут внимание демона привлек мешок — под черной пластиковой поверхностью бродило и перекатывалось. Можно было двинуться прочь из кабинета, уничтожая все на пути, но ведь неспроста эти двое слабаков тащили свой груз к окну. Это упакованное в траур нечто вполне могло оказаться местным хитрым оружием, которое не стоит оставлять в тылу. Демон тряхнул козьей бородой и кривым ногтем вспорол пластик. Как оказалось, он совершил непростительную ошибку. Из черного нутра взвился непроглядный рой разозленных ос, маленьких юрких злобных истребителей, бомбардировщиков и штурмовиков. Они икрой облепили третьего мандарина посольства Байхуа Вэньяна Камень Склони-Голову от макушки до подошв, и все равно не всем жесткокрылым мстителям хватило места.
   Осиные жала истыкали кожный покров демона со скрупулезностью швейной машинки. Пусть в досье Байхуа Вэньяна значилось, что прикончить его можно, только перерезав горло сушеным лавровым листом, впрыснутого осиного яда оказалось столько, что лавры не потребовались...
   Джи-Джи радостно хлопнул одноглазого победителя по ляжке — выше уже не доставал — и тут же посеменил вперед. На внутреннем дворе начштаба приметил, как, сползаясь по переколошмаченной посуде и разоренному десерту, льнут друг к дружке грудинки и огузки вампирской сержант-братии, но здесь не задержался. А вот оказавшись на ивовом мостике, начштаба поспешил дать отмашку.
   И с этим жестом о мрамор вестибюля разом загремела сотня костяных пяток — это в сторону «Старшей Эдды» прыснули вынырнувшие из стен команды скелетов...
* * *
   Антон Петров, если бы захотел, теперь свободно мог прогуляться по забрызганным кровью и мозгами галереям замка: на какое-то время о нем забыли. Но вместо этого фальшивый ботаник отнял ухо от замочной скважины и ножкой стула зафиксировал дверь.
   — Согласен считать задание выполненным. Между китайцами и эддовцами настоящая война, — правильно прочитал значение недоброй ухмылки на физиономии Антона фон Зигфельд. — Только фи, как ты грубо работаешь. Операцию можно было провести элегантней.
   — Элегантней нельзя. — Антов протопал к зашторенному окну и осторожно отклонил край ткани. Ничего интересней сползавшейся к неким реперным точкам окрошки из вампир-официантов он не узрел.
   — Почему?
   — Во-первых, потому что агенты волхв-дивизиона бывают двух видов. Ты — агентурный разведчик, а я — разведчик-диверсант. Меня учили только так работать.
   — Учили, как же... Это называется: «Перестаньте меня нервировать, а то некуда больше закапывать». Да тебе в кабаках вместо песен молитвы за упокой убиенных заказывать надо!
   — Из меня воспитывали и, в конце концов, воспитали цепного пса славянского пантеона, — Антон говорил это вполне официально и сугубо верноподданно, не придерешься. И в то же время с некой брюзгливостью-брезгливостью. — Я умею подавать голос или делать стойку на любого инферн-вальдшнепа, насобачен впиваться мертвой хваткой так, что челюсти философским камнем не разжать. А вот вилять хвостиком меня никто выдрессировать не удосужился. Промашка у волхв-шефов приключилась.
   Зигфельд не расслышал горечи в словах Антона, но она была. И немалая. Как больно было сейчас Антону Петрову (он же Феликс Ясенев), вряд ли кто-либо мог понять. Вместе с возвращением правильной памяти Антон потерял надежду. С фальшивыми воспоминаниями он был личностью, имевшей мечты и порывы. А теперь он кто?.. Лишь цепной интриган, натасканный натравливать с большой кровью чужие своры друг на друга.
   Зигфельд имел собственное представление о подвигших Антона на интригу причинах:
   — Признайся, тебе захотелось стереть с лица земли всех, кто видел тебя мимозным ботаником. Чтобы никто не знал, что суперагент Феликс Ясенев, он же Антон Петров, умеет быть другим.
   — Умеет?
   — Не придирайся к словам.
   — Когда я был буквальным ботаником, я тоже убивал и стравливал, но при этом... Да что тебе, дыму ментоловому, объяснять. Отстань. — Уставившись в щелку меж рамой и гардиной, Петров ждал чего-то весьма важного.
   Покуда Эрнст не обращал внимания на избранную собеседником позицию, но ведь еще несколько секунд, ну, пусть минута, и догонит, что не так просто маячит Петров именно там. Или Антон ошибается в спутнике, и наш пресловутый дока — слабак из слабаков? Тогда от такого «ангела-телохранителя» предстоит как можно быстрее избавиться.
   — «Так учили». Не смеши мои вши, которых у меня никогда не было. Ты ждал этого часа, как влюбленная паучиха!
   — Мо-ло-дец! — отпуская край гардины, сказал Петров с интонацией, не позволявшей Зигфельду отнести похвалу на свой счет.
   Зигфельд, конечно же, заерзал, как опоздавший на поезд, и переплыл к окну, чтобы узнать, кто заслужил похвалу Антона. Кроме шаркавших костяными пятками стекавшихся в «Эдду» скелетов, он никого не узрел. Фон Зигфельду стало обидно, что процесс колбасится мимо него, а он ну ни на йоту не шарит в вытанцовывающемся пасьянсе.
   А пасьянсу было еще далеко до эпилога. Петров споро накапанной в колбу свежей порцией лже-яда деловито облил, прежде чем раскрыть, портмоне. Затем оросил остатком субстанции портрет Гребахи, ну а следом столь же деловито по черно-гнойной жижице вывел пальцем семизначный номер и приложил мокрую вещь к уху, словно телефонную трубку, — оказывается, волшебная жидкость не только возвращала истинную память.
   — Ты звонишь передать последний привет своим родным? — Эрнст вел себя, как навязанный военный советник.
   — Нет. — Антон был весь в делах, но стоически терпел шуточки пристегнутого коллеги-неудачника.
   — Все равно идиотский поступок. Про нас «Эдда» забыла, ты мог бы под шумок улизнуть. Но вместо этого сам о себе напомнил!
   — А тебе меня искренне жаль? — Антон нехотя и лишь про себя признал, что перемудрил с секретностью. Более осведомленный призрак меньше бы путался под ногами.
   — Понимаешь ли, коллега, поскольку я могу являться только тебе, то без тебя и меня не станет окончательно.
   Наверное, с той стороны пространства в бумажнике сказали: «Алло».
   — Петербургский метрополитен. Прямо на подземном перроне станции «Невский проспект», — доложил Антон по секретному номеру волхв-дивизиона нынешние координаты беззащитной «Эдды» и равнодушно швырнул отслужившее портмоне в мусорное ведро.
   «Так же поступит и со мной, когда я стану ему не нужен», — замирая от страха, подумал Зигфельд. Он ошибался. Он уже только мешал, а все еще был в некотором смысле жив.
   — У тебя был телефонный номер «Ярило», когда мы неприкаянно слонялись по метро?! — попытался визгом заглушить собственный страх Эрнст фон Зигфельд.
   — Но я же его тогда не помнил!.. — надменно пожал плечами пес славянского пантеона Феликс Ясенев, он же Антон Петров.
   Теперь — или, или. Или «Эдда» успеет слинять со всеми потрохами, или ее успеют накрыть превосходящими силами и умножат на ноль.
* * *
   В цитадель Джи-Джи-Олифант вернулся крепко повеселевшим, во главе солидного гремевшего ребрами и позвонками отряда, бросавшего вокруг штрихи-тени. Из кармана галифе начштаба достал портмоне и открыл на газетной вырезке:
   — Наружное охранение снято и готово к бою, жду дальнейших распоряжений.
   — Приготовиться к экстренной эвакуации, — глухо отдала приказ картинка. Шеф не разделял бравурных настроений начштаба.
   Гороховая дробь пяток по паркету разбилась на пучок лучей, до Джи-Джи услышанное дошло не сразу.
   — Но ведь!..
   — С потерями не считаться, — глухо раздалось с картинки. Бестолковая виватность начштаба только пуще раздражала командарма.
   — Но!..
   — Использовать первых попавшихся смертных из нашего штата, ботаника, если попадется, тоже под нож, — глухо приказала картинка и поблекла...
* * *
   Обритый наголо, одетый в больничную пижаму эльф Тесен закусил в зубах муаровую ленту Ордена шестнадцати рун третьей степени и, поскольку его боевой топор нынче ржавел в оружейке казармы, вцепился в горло врагу голыми руками. Но последовал удар стилетом в защищенный только утлой хлопчатобумажной тканью бок, и рядовой Тесен рухнул к ножкам лазаретной койки, так и не разжав зубов.
   Его противник — кентавр явно монгольских кровей — сиганул через тумбочку на помощь двум военным советникам-зомби в красных мундирах и белых пробковых шлемах. Только паркетные щепки из-под копыт брызнули. Викторианцам никак не удавалось разделаться с отмахивавшимся станиной капельницы форт-сержантом Ланалогом.
   Когда один из зомби пытался зайти со спины, сержант талантливо брыкался загипсованной ногой. Однако кентавр умел брыкаться почище эльфа, всего один удар, и кавалер Ордена шестнадцати рун второй степени Ланалог Горпожакс опрокинулся навзничь с раздробленной в фарш грудной клеткой.
   На этом сопротивление в госпитале можно было считать подавленным. Правда, медсестра не переставала сучить коленками. Ее, завалив на пустующую койку у стены, насиловал кот-оборотень. Стреловидный суставчатый хвост твари трубой победно целился в люстру, ластовые перепонки меж музыкально тонкими, впившимися в ведьмины плечи пальцами сладострастно вибрировали. Уткнувшись лицом в колючее одеяло, Оявка безвольно пускала слюни.
* * *
   Три мегеры приволокли и втолкнули запарившуюся упираться Катерину в четырехметрового диаметра нарисованный мелом круг, сами остались тяжело дышать за меловой границей. Мрачное подземелье скупо освещалось жалким чадяшим факелом, от которого больше лихорадочно мечущихся теней, чем света. Катерина оправила розовое платье, утерла рукавом сочившуюся из расквашенной губы кровь и огляделась. Типа, все еще не сдалась. Конечно, она бы с превеликим удовольствием обернулась дебелой змеищей и показала бы этим гербариям, где миноги зимуют. Но, увы, как невольнонаемная и стратегически нацеленная против смертных, оборотные чудеса она умела творить лишь в светлое время суток, либо вне площадки цитадели.
   Только при большом старании можно было заметить валявшиеся в углу железяки да пару ржавых вделанных в стену уключин, наверное, тоже зажимы для факелов. И еще — буквально под каблуком кем-то посеянная пуговица. Жаль, не граната.
   — Предательница! — доставая «Беломор», выдала вердикт мумия с зататуированными руками, цыганский наряд которой в пылу борьбы тоже не слабо пострадал. Если бы мумии умели преть, эта бы за сеанс борьбы с Катериной выдала полновесное ведро отборного концентрированного трудового пота.
   — Китайская зараза, — подвякнула вторая, роясь по карманам в поисках сигарет.
   — Чтоб тебя, гадюку, атипичная пневмония скрутила! — не промолчала и третья, тяжело и сипло свистя в две дырочки.
   Девушка-змея ринулась вперед — если не наказать за оскорбление, то хотя бы метко плюнуть. Вот только вырваться за рисованную черту не получилось. Невидимая стена упруго и бесцеремонно отшвырнула обратно.
   — Врешь, не ускользнешь, животное, не таким здесь жало обламывали!
   — Это тебе не яйца откладывать!
   — Ты пошипи-пошипи или цапни себя за хвост!
   Скрипнула дверь темницы, в каземат ввалился Джи-Джи и подслеповато прищурился:
   — Кто здесь? — Начштаба пребывал в галифе, но без кителя.
   — Мы! — хором отрапортовали мумии, учтиво не замечая, что начальник не при полном параде. — Ваши покорные слуги!
   — А в кругу?
   — Изменница Кондаурова собственной персоной, — мстительно доложила старшая мумия и чиркнула спичкой, прикуривая, а заодно и подсвечивая.
   Тени яростней заплясали танго.
   — Так она же не смертная, — остался недоволен Джи-Джи-Олифант. — Смертных по казематам никого нет? Точно нет? Может, забыли кого? Так окончательно нет?
   — Откуда? Эти дурные банши последнего повара не уберегли.
   В упоминании баншей начштаба привиделся намек, но морщился старший офицер недолго. За спиной начштаба в дверь сунулся острый нос доктора Штагеля. Доктор не изменял любимому склочному настроению:
   — Ах вот вы где, герр Олифант, я вас повсюду ищу. Уважаемый начштаба, вы не будете столь любезны всемилостивейше растолковать неразумному вашему покорному слуге...
   Джи-Джи не стал прятать радость от встречи.
   — Уважаемый герр доктор, вы уцелели в этом кровопролитии?! Какая удача! Уважаемый герр Штагель, вы не будете столь любезны соблаговолить разъяснить ничтожному начштаба, зачем вы давеча подослали ко мне разыскивавшего свою казарму эльфа? — И уже совсем не паточным тоном мегерам: — Оставьте эту политическую проститутку, помогите проводить герра доктора в церемониальный зал. Головами отвечаете за его бесценную жизнь!..
* * *
   Антон, он же Феликс, врезал выпрыгнувшему, будто леденец из фантика, из скатки-ковра монстрику левой меж глаз. Понятно, рука была предусмотрительно отягощена заклятием «Громобой», и все же Петров сразу отшиб себе все косточки в кулаке, руку пробило болью до самого плеча. Но и та сторона, как минимум, перестала глядеть гоголем.
   — Да ведь это же Фэн Мэнлун собственной персоной! — под бряцание последних, еще осыпавшихся осколков стекла и громыхание вышибленной оконной решетки запричитал где-то вне поля зрения Зигфельд.
   — Ты найдешь здесь свою смерть, Фэн Мэнлун! — выпучив глаза, посулил Антон Петров нагрянувшему хаму с собачьей мордой и споро набухавшим фингалом вокруг левого глаза. Выкрик мишенил две цели: позволить оклематься пострадавшим костяшкам и запугать ворога осведомленностью.
   — Если знаешь имя мое, то ведаешь и смерть свою! — ни капельки не урезонился рогатый мандарин. Лишь часто моргал, держал низко лоб и бычил полированные рожки.
   Кавалеры раскачивались рядом с потеющим жирной копотью перегонным кубом, портрет в портрет, тяжело дыша, как борцы на ковре. Сыпались с полок реторты и колбы, хрустели под ногами пучки сушеных чертополохов и гвоздик. Оба по очереди спотыкались о бадью из-под черных тюльпанов.
   — Мэнлун — автор книги про астральный рукопашный бой! — суфлировал с безопасного расстояния Зигфельд.
   — Я не отпущу тебя в астрал! — заревел белугой с учетом подсказки Петров, он тянул злодея правой рукой за манишку к себе, целясь вцепиться зубами в жарко работавшие ноздри, левая рука Антона все еще висела плетью, она желала бить и прессовать эту собачью харю, но не могла — бюллетенила.
   А пятый мандарин так и норовил вырваться, глаз запухал все краше и сочнее, а в пасти плотоядно шевелились дециметровые бархатно-палевые комариные хоботки, ища, во что бы впиться, и не находя.
   Вышибленная таранным, с разгону, ударом ковра решетка нашла идеально-горизонтальное положение и перестала греметь. Смекнув, что только злодей прошепчет соответствующие слова, поединщики вопреки воле Петрова таки ж окажутся в астрале, Антон дернул кровососущую нежить на себя, подсек ступней, лишая равновесия, и воткнул пастью в ванну с мертвецом и водяным суточным настоем на все том же мертвеце. Пусть тренируется звать в астрал на рыбьем языке!
   Пузыри пошли виноградными гроздьями, малость очухавшаяся рука Антона перехватила тварь за лоснящийся загривок и, как тварючка ни брыкалась, ни елозила соскальзывавшими руками-граблями по краю ванны, ни хватала воздух пятернями, Антон не отпускал.
   — Ты его убиваешь? — задал не самый умный на сегодня вопрос Зигфельд с видом адвоката, отговаривающего клиента плюнуть из трубочки жеваной бумагой в судью со скамьи подсудимых за минуту до оглашения приговора.
   — Нет, почищу ему зубы и отпущу-опущу на все четыре стороны.
   — Сто лет тому в Мэнлуна стреляли заговоренным алмазом, по оперативным данным, алмаз застрял меж ребрами. Теперь кто Фэн Мэнлуна прикончит, должен вручить алмаз первому встречному, иначе не избежит несчастья.
   — А что будет с первым встречным? — проскрипел красный от натуги агент-террорист, удерживая фейс китайца под водой, под гусиное гоготание всплывающих веселых пузырей.
   — Крупные алмазы приносят владельцам гибель.
   Булькнуло несколько последних пузырей, уже немощных, будто пьяные слесари. Потом догонкой выскочил еще один пузырик, самый уж последний. И все — руки-клешни монстрика безвольно опали, и даже показалось, что рога покрылись сырной плесенью.
   Антон бы еще с удовольствием не отпускал бездыханное тело минуты три, но ВЕЖЛИВЫЙ стук в дверь (это при царящем в цитадели бедламе-то) заставил расстаться с мертвым мандарином.
   Не дожидаясь реакции на вежливость, в дверь вписалась-юркнула обычная такая лисичка-сестричка, только жутко седая и манерничавшая по-цирковому, на задних лапах.
   — Здесь проживает уважаемый Антон Петров? — спросила хрипло лисица, точнее — лис, вперившись Антону глаза в глаза. Весь такой благолепный, положительный-положительный, разве что две капельки свежей крови на локотке, понятно, чужой крови.
   — Здесь прозябает, — коротко ответствовал Антон, смекая, зачем понадобился этот стук в дверь: чтобы с ходу поймать взгляд «здесь проживающего» в магический капкан и дальше не отпускать.
   — Тебя грубо гипнотизируют, не увлекайся, — угрюмо зазудел переместившийся к свежему утопленнику Эрнст. — Интересно, ведь тоже кровососущее, а не вампир, — склонился фон Зигфельд над почившим мандарином. И даже сунулся на секундочку с головой под воду, ни на йоту воду не взбаламутив. — Как у него там все вульгарно устроено, какие-то комариные хоботки, точь-в-точь дешевые трубочки для приторных коктейльчиков, клыков нет. Тупиковая ветвь эволюции...
   — Я так много слышал о вас, уважаемый Антон, — сверлил Петрова глазами лис. Усы на седой морде торчали веером, розовый острый язычок нервно щекотал губы.
   — Слышали обо мне?
   — Тебя жестоко гипнотизируют, — забеспокоился уже всерьез Эрнст. Свежий утопленник перестал его интересовать, будто позавчерашние щи.
   — Вы способны на многое, — в нос забубнил серебристый, а усы оттопыривались еще круче, словно пальцы резиновой перчатки на трехлитровой банке браги «Привет Горбачеву».
   — Я способен на многое, — в нос монотонно и задумчиво повторил Петров.
   — Ваш яд способен принести большую пользу.
   — Мой яд способен принести пользу.
   — Тебя очень жестоко гипнотизируют, очнись! — запаниковал бывший вампир, но чем он мог помочь, бестелесный, будто философская идея.
   — Вы сейчас пойдете со мной, и вам будет счастье!
   — Я сейчас пойду за вами... — Антон выведал цели визитера и посчитал больше не нужным кривляться. — Это ваш приказ не смогла выполнить Екатерина Кондаурова?
   Поняв, что раунд проигран, серебристый лис перестал играть в гляделки и выделил пару секунд личного времени, чтобы оценить обстановку. Растерзанные пучки трав, переколошмаченные колбы и прочий антураж его не впечатлили, а вот вышибленная оконная решетка и полусогнутый, подвинувший в ванне распухавшего обитателя подселенец рассказал о многом.
   — Если в России все ботаники такие, то ваш народ непобедим, — выдал зверь саркастический вердикт. При этом не требовалось большого напряжения ума, дабы просечь, что лис раз и навсегда после увиденного отказался от попыток решить свои задачи силовым способом.
   — Выставь его за дверь! — почему-то вдруг решил, что имеет право здесь командовать, Эрнст фон Зигфельд.
   — Ладно, почтенный, — не повел бровью на совет бестелесного коллеги Антон. — Я — не ботаник, вы — никакой не второй мандарин, никакого цветочного яда нет и не было в помине, а была грамотная провокация волхв-дивизиона. И вы проиграли по самые гланды. — Антон с удовольствием предложил бы хвостатому почетную капитуляцию, но не надеялся, что лис так запросто согласится капитулировать. Зачем зря слова тратить? А что-то подсказывало не пытаться решить такую задачу силовым способом.
   Оба врага прекрасно понимали, что если сойдутся лоб в лоб, то мало не покажется обоим.
   — Как я мог проиграть, если настоящая игра только начинается? — криво улыбнулся лис, обнажая без значения желтые резцы. — У меня припрятан прекрасный козырь. Если вы на самом деле не ботаник, а агент волхв-дивизиона, то у вас есть то, что нужно мне, а у меня — что нужно вам.
   — Он тянет время, не слушай его! — крутился на месте хула-хупом в истерике потерявший лицо экс-вампир. — Попробуй заклятие «Три богатыря».
   — Я имею честь предложить вам снова стать искренним ботаником. Мы в силах убрать из вашей памяти все неприятное, связанное с волхв-дивизионом. Вы снова будете изобретателем волшебного яда, снова будете любить Настю, и мы предоставим вам лабораторию для опытов...