Удастся когда-либо человечеству, - спрашивает Фрейд, напряженно всматриваясь в будущее, - побороть до конца это беспокойство, эту душевную надорванность? Найдет ли оно, беспомощно кидающееся от страха божия к звериной похоти, дергаемое запретами, угнетаемое навязчивым неврозом религиозности, какой-либо самостоятельный выход из этой дилеммы? Не подчинятся ли добровольно обе изначальные силы, агрессивный инстинкт и инстинкт пола, морали разума, так что мы получим в конце концов возможность отбросить "рабочую гипотезу" о боге, карающем и творящем суд, как ненужную? Преодолеет ли - выражаясь психоаналитически - будущее свой сокровеннейший, внутренний конфликт полностью, в результате его осознания, выздоровеет ли оно до конца? Опасный вопрос! Ибо спрашивая себя, не окажется ли разум в состоянии взять когда-либо верх над нашей инстинктивной жизнью, Фрейд впадает в трагический разлад с самим собою. С одной стороны, психоанализ отрицает власть разума над бессознательным: "Люди не поддаются доводам рассудка, ими движут инстинктивные желания", и вместе с тем он утверждает, что "у нас нет никакого другого средства к овладению нашими инстинктами, кроме интеллекта". В качестве теоретической системы психоанализ отстаивает первенство инстинктов и бессознательного, а в качестве практического метода он рассматривает разум как единственное спасительное для человека и всего человечества средство.
   Здесь с давних пор кроется какое-то тайное противоречие в системе психоанализа, и в соответствии с новым охватом оно разрастается до огромных размеров; теперь, собственно, Фрейду следовало бы принять окончательное решение, признать, именно в философском разрезе, первенство разума или инстинкта в сфере человеческой психики. Но это решение оказывается для него, никогда не прибегающего ко лжи и не способного лгать самому себе, страшно трудным. Ибо как решить? Только что этот старый человек убедился, что его учение о первенстве инстинкта над разумом потрясающе подтвердилось массовым психозом мировой войны; никогда с такой ужасающей ясностью, как в эти четыре апокалиптических года, не обнаруживалось, какой тонкий слой гуманности отделяет человечество от самого разнузданного, самого ожесточенного кровопролития, и что одного толчка из области бессознательного достаточно, чтобы рушились самые смелые построения человеческого духа и святыни нравственности. Он убедился, что в этот миг в жертву неистовому и первобытному инстинкту разрушения принесены были и религия и культура - все, что облагораживает и возвышает человеческое сознание; все священные и освященные веками силы человечества еще раз обнаружили свою младенческую беспомощность по отношению к смутному и кровожадному инстинкту первобытности. И все-таки что-то такое в Фрейде колеблется, не решаясь признать моральное поражение человечества в мировой войне показательным. Ибо если, при всем доступном человечеству сознании, оно бессильно, в конце концов, против бессознательного, к чему тогда разум и собственное его полувековое служение истине и науке? Неподкупно честный, Фрейд не решается отрицать ни силы воздействия разума, ни темной силы инстинктов. И в конце концов он отделывается от ответа на им же поставленный вопрос осторожным "может быть" или "когда-нибудь может быть", ссылкою на отдаленное третье царство психики, ибо ему не хотелось бы вернуться к себе самому из позднего этого странствия без всякого утешения. И как-то трогательно-мягко и примиряюще звучит, по-моему, его строгий обычно голос теперь, когда на закате жизни ему хочется осветить хоть лучом надежды последний путь человечества: "Мы и впредь можем столь же настойчиво подчеркивать, что интеллект человека бессилен в сравнении с инстинктивной его жизнью, и быть при этом правыми. Но есть что-то особенное в этой слабости; голос интеллекта не громок, но он не успокаивается, пока не заставит себя слушать. В конце концов, несмотря на непрестанно повторяющиеся неудачи, он, может быть, и добьется своего. Это один из немногих пунктов, в которые человечество вправе смотреть оптимистически, но сам по себе он значит немало. Первенство интеллекта где-то еще далеко, но не недосягаемо далеко".
   Поистине чудесные слова. Но этот огонек во тьме мерцает в слишком большом отдалении и слишком неустойчиво, чтобы душа человеческая, вопрошающая и стынущая среди действительности, могла бы согреться. Все "вероятнее" - весьма слабое утешение, и никакое "может быть" не утолит нестерпимой жажды души, чающей высших уверенностей. Но здесь мы оказываемся у подлинного, последнего предела психоанализа; там, где начинается царство внутренней убежденности, творческого упования, там кончается его мощь, - в эти высшие области нет доступа ему, сознательно разрушающему иллюзии и враждующему со всяким заблуждением. Являясь исключительно наукою об индивидууме, о единичной душе, он не знает и не хочет ничего знать о коллективном смысле или метафизической миссии человечества; он только бросает свет поэтому на душевные процессы, но не согревает души человеческой. Он может дать только здоровье, но одного здоровья недостаточно. Для счастья, для творческого бытия человечество нуждается в непрестанном подкреплении своей веры в смысл существования. Но у психоанализа нет никаких наркотиков, как у Christian Science никаких пьянящих экстазов, подобных дифирамбическим обетованиям Ницше; он ничего не сулит и не обещает; не имея возможности утешить, он предпочитает молчать. Эта его правдивость, целиком возникшая из сурового и честного мышления Зигмунда Фрейда, поразительна в моральном смысле. Но все только правдивое неизбежно таит в себе зерно горечи и скепсиса, над всем рассудочно изъясняющим и анализирующим витает тень какой-то трагичности. Что-то обезбоживающее неотъемлемо присуще психоанализу, что-то отдающее землей и тлением, не вселяющее в душу радости и свободы, как и все только человеческое; честность мысли может безмерно обогатить ум, но никогда не заполнит до конца чувства, никогда не внушит человечеству порыва вовне, за пределы своего существования - этой его неразумной и все же необходимой ему услады. А человек, даже в физическом смысле слова, не в состоянии - кто более блестяще, чем Фрейд, доказал это? - жить без сновидений, его немощное тело не выдержало бы напора неизжитых чувств,- как же вынесет душа человеческая существование без высшего смысла, без видений веры? Пусть наука вновь и вновь доказывает человечеству бессмысленность его игры в боготворчество, - в своем творческом устремлении оно вновь и вновь будет изощряться в осмысливании мира, чтобы не впасть в нигилизм, ибо этот дар изощрения сам по себе составляет подлиннейший смысл всякой духовной жизни.
   Для утоления этого душевного голода в распоряжении сурового, строго-деловитого, трезвого в своей холодной ясности психоанализа нет никакой пищи. Он дает познание и только, и так как ему чуждо исповедание какой бы то ни было веры в мир, то он навсегда останется только созерцанием действительности и никогда не станет миросозерцанием. Здесь его предел. Он оказался в состоянии в большей степени, чем какой-либо иной духовный метод, приблизить человека к его собственному "я", но не мог вывести его дальше, за пределы этого "я", что является необходимым условием цельности чувства. Он раскрывает, дробит и отделяет, он указывает личный смысл каждой отдельной жизни, но он не в состоянии объединить единым смыслом это тысячекратно разрозненное. Поэтому в интересах подлинно творческой цельности наряду со свойственной ему формой мышления должна была бы возникнуть и другая; психоанализ, разделяющий и разъясняющий, должен был бы пополниться психосинтезом, связывающим и сплавляющим воедино; такое пополнение явится в науке, быть может, вопросом завтрашнего дня. Каковы бы ни были достижения Фрейда, за пределами их остаются необъятные просторы для исследования. И после того как он истолковал и изъяснил душе ее сокровенные узы, другие вправе просветить ее относительно ее свободы, ее тяготения к вселенной и устремления в эту вселенную из пределов своего существования.
   ЗНАЧЕНИЕ ВО ВРЕМЕНИ
   Индивидууму, который состоит из единого и из многого и от рождения несет в себе определенное и неопределенное, мы дадим растечься в беспредельности не прежде, чем рассмотрим всю цепь его представлений, связующих единое со многим.
   Платон
   Два открытия, символически совпавшие во времени, имели место в последнем десятилетии девятнадцатого века: в Вюрцбурге малоизвестный дотоле физик по имени Вильгельм Рентген доказывает на опыте возможность просвечивания человеческого тела, считавшегося ранее непроницаемым для зрения. В Вене столь же неизвестный врач, Зигмунд Фрейд, открывает подобную же возможность в отношении души. Тот и другой методы не только вносят коренные изменения в основы обеих научных дисциплин, но и плодотворно влияют на все соприкасающиеся области; странно перекрещивающимся образом как раз медицина извлекает выгоду из открытия физика, а из творческой мысли представителя медицины - психофизика, наука о движущих силах души.
   Благодаря замечательному и все еще не использованному, в его возможностях, открытию Фрейда научная психология порывает наконец со своею академическою и теоретическою замкнутостью и вступает в прямую связь с практическою жизнью. Через посредство Фрейда психология впервые получает, в качестве науки, применение ко всем явлениям творческого духа. Ибо чем была прежняя психология? Школьною специальностью, теоретическою дисциплиною, загнанною в университеты, замурованною в семинариях, поставляющею книги на неудобочитаемом и неудобоваримом языке формул. Тот, кто ее изучал, знал о себе и законах своей индивидуальности не больше, чем если бы он изучил санскрит или астрономию, и в широких кругах общества не придавали никакого значения результатам ее лабораторной работы, как полностью абстрактной. Перенеся центр тяжести этой науки с теоретических домыслов на индивидуальность и сделав предметом изучения кристаллизацию личности, Фрейд проталкивает психологию из семинария в реальность и утверждает за нею жизненно важное значение в силу ее применимости к человеку. Только теперь может она деятельно служить созданию новой личности в педагогике, лечению больных в медицине, оценке человеческих заблуждений в судопроизводстве, пониманию творческих начал в искусстве; занимаясь истолкованием неповторимой индивидуальности каждого отдельного человека в его собственных интересах, она помогает одновременно и другим. Ибо тот, кто научился понимать в себе человека, понимает его и в других.
   Этим поворотом психологии в сторону отдельной человеческой личности Фрейд, сам того не сознавая, выполнил сокровеннейшую волю эпохи. Никогда не проявлял человек такого любопытства к своему истинному "я", к своей личности, как в наш век прогрессирующей монотонности внешней жизни. Все больше и больше обезличивает обывателя техника современности, создавая из него бесцветный и однообразный тип; разделенные на те же имущественные классы, проживая в тех же домах, одетые в те же платья, отрабатывая те же положенные часы за такими же машинами и потом устремляясь к тем же удовольствиям, к радио, к той же граммофонной пластинке, к тому же спорту, все мы внешне приближаемся к ужасающему сходству друг с другом; города с теми же улицами становятся все более и более неинтересными, народы - все более и более однородными; в исполинской печи рационализации переплавляются все видимые различия. Но по мере того как все больше и больше отшлифовывают нас с поверхности, и люди, в процессе возрастающего обезличения внешних форм жизни, целыми сериями приобретают массовую физиономию, каждому в отдельности все более и более важной становится единственная недоступная внешнему воздействию форма переживания - собственная своя, неповторимая индивидуальность. Она стала высшим и почти единственным мерилом человека, и нельзя считать случайностью, что все виды искусства и науки столь страстно увлечены элементами характерологии. Учение о типах, теория деградации и наследственности, исследования относительно периодичности индивидуальных свойств стремятся к тому, чтобы отграничить личное от родового в наиболее систематическом порядке; в литературе биографический жанр расширяет пределы познания личности, и такие давно уже отмершие якобы методы проникновения во внутреннюю структуру человека, как астрология, хиромантия, графология, достигают в наши дни неожиданного расцвета. Из всех загадок существования ни одна не представляет для современного человека такой важности, как загадка собственного бытия и установления своей особой, личной обусловленности и исключительности.
   К этому средоточию внутренней жизни человека Фрейд еще раз приблизил психологию, ставшую к тому времени абстрактною наукою. Он впервые развил с почти художественною мощью заложенные в человеке драматические элементы эту судорожную игру мельканий в сумеречном свете подсознательного, где ничтожный толчок отдается отдаленнейшими последствиями и в самых изумительных сочетаниях сплетаются прошлое с настоящим - поистине целый мир в тесном кругообороте человеческого тела, необозримый в своей цельности и все же обаятельный как зрелище в непостижимой своей закономерности. А закономерное в человеке - в этом решающая переустановка фрейдовского учения - никоим образом не поддается академической схематизации, но может быть только пережито, изжито совместно с ним и познано в процессе этого изживания, в качестве единственно ему свойственного. Личность человека постигается не с помощью застывших формул, но исключительно по отпечаткам посланных ему судьбою переживаний; поэтому всякое врачевание в тесном смысле этого слова, всякая помощь в смысле моральном предполагают, по Фрейду, познание личности, но познание утверждающее, сочувствующее и в силу этого действительно полное. Поэтому уважение к личности, к этой, в гётевском смысле, "явленной тайне" есть для него непреложное начало всякой психологии и всякого душевного врачевания, и Фрейд, как никто другой, научил нас хранить это уважение как некий моральный закон. Лишь благодаря ему тысячи и сотни тысяч узнали об уязвимости души, в особенности детской, и перед лицом вскрытых им изъявлений начали понимать, что всякое грубое касание, всякое бесцеремонное залезание (часто при посредстве одного лишь слова!) в эту сверхчувствительную, одаренную роковой силой припоминания материю может разрушить судьбу и что, следовательно, всякие необдуманные наказания, запреты, угрозы и меры принуждения возлагают на наказывающего неведомую до того ответственность. Он неизменно внедрял в сознание современности - школы, церкви, зала суда - уважение к личности, даже на путях ее отклонения от нормы, и этим более глубоким проникновением в душу насадил в мире больше предусмотрительности и снисходительности. Искусство взаимного понимания, это наиболее важное в человеческих отношениях искусство и наиболее необходимое в интересах народов, единственное искусство, которое может способствовать возникновению высшей гуманности, в развитии своем обязано учению Фрейда о личности много больше, чем какому-либо другому методу современности; лишь благодаря ему стали понятными нашей эпохе, в новом и действительном понимании, значение индивидуума, неповторимая ценность всякой человеческой души. Нет в Европе в какой бы то ни было области искусства - естествознания или философии - ни одного человека с именем, чьи взгляды не подверглись бы, прямо или косвенно, творческому воздействию круга его мыслей, в форме притяжения или отталкивания; идя своим, сторонним путем, он неизменно попадал в средоточие жизни - в область человеческого. И в то время как специалисты все еще не могут помириться с тем, что его творчество не выдержано в строго академических формах медицины, естествознания или философии, в то время как тайные советники и ученые все еще яростно спорят об отдельных пунктах и о конечной ценности его труда, учение Фрейда давно уже выявилось, как непреложно истинное - истинное в том творческом смысле, который запечатлен в незабываемых словах Гёте: "Что плодотворно, то единственно истинно".
   ПРИМЕЧАНИЯ
   Дословный перевод трилогии С. Цвейга - "Врачевание духом" ("Die Heilung durch den Geist", 1930). На русском языке впервые опубликована в кооперативном издательстве "Время" под названием "Врачевание и психика" (Собрание сочинений. Л., 1932. Т. 11). Эссе "Франц Антон Месмер" вошло также в Собрание сочинений С. Цвейга в 7-ми томах (М., 1963. Т. 6) и в сборник очерков Цвейга, изданный в 1985 г. В этот же сборник было включено с сокращениями и уточнениями эссе "Мери Бекер-Эдди". В данном издании сохраняется название "Врачевание и психика", так как оно адекватно отражает методы лечения, предложенные Ф. Месмером, М. Бекер-Эдди и З. Фрейдом. В целях сохранения единообразия стиля изложения и языка бытописания трилогия Цвейга публикуется по изданию: Цвейг С. Собр. соч. Л., 1932. Т. 11 - с незначительными уточнениями.
   С. 17.
   Эйнштейн, Альберт (1879-1955) - один из основателей современной физики, создавший специальную и общую теорию относительности, а также квантовую теорию света. В 1913 г. избран членом Прусской Академии наук. В 1921 г. за заслуги в области теоретической физики, особенно за открытие законов фотоэффекта, ему была присуждена Нобелевская премия. В 1926 г. избран почетным членом Академии наук СССР. С приходом к власти нацистов в Германии эмигрировал в США, где работал в Пристонском университете.
   Новалис (наст. имя Фридрих фон Харденберг) (1772-1801) - немецкий писатель, прозаик и поэт, один из представителей раннего романтизма в Германии. Автор лирических стихов и своеобразных "Гимнов к ночи" (1800), в которых проводится мысль о превосходстве бесконечного бытия над конечной жизнью. В своих воззрениях на мир и место человека в нем разделял некоторые идеи немецких философов Фихте, Шеллинга и Канта, выступал против философского и художественного рационализма, рассматривал поэзию в качестве изначальной силы жизни. Умер от чахотки, не дожив до 29 лет.
   С. 19.
   Эпидавр - город в Греции на берегу Саронического залива. В его окрестностях располагаются целебные источники. В Древней Греции - центр почитания бога врачебного искусства - Асклепия и место паломничества людей, жаждущих исцеления души и тела.
   С. 20.
   Эмпедокл из Акраганта (ок. 490 - ок. 430 до н. э.) - древнегреческий врач, философ, поэт и государственный деятель. В своей поэме "О природе" изложил натурфилософское учение о четырех элементах (огонь, воздух, вода, земля) как основе всех вещей и двух силах (любовь и вражда), предопределяющих их соотношение в круговороте бытия. Высказывал идею о грехопадении души, ее перевоплощении в животных, растения и людей как наказании и освобождении от "круга рождений" после очищения от скверны. Стоял у истоков греческой риторики и сицилийской медицинской школы. По преданию, выдавал себя за чудотворца и бросился в кратер Этны, чтобы доказать свою божественность.
   Вирхов, Рудольф (1821-1902) - немецкий ученый, врач и общественный деятель, один из основоположников научной медицины, иностранный член Петербургской АН (1881). Возглавлял кафедру патологической анатомии Вюрцбургского университета, руководил кафедрой патологической анатомии и общей патологии Берлинского университета, был директором Института патологии. Опубликовал около 1000 научных работ, посвященных проблемам патогенеза, а также общим вопросам биологии и антропологии, этнографии и археологии.
   С. 21.
   Логос - термин древнегреческой философии, означающий "слово" ("предложение", "высказывание", "речь") и "смысл" ("понятие", "суждение", "основание"). Введен в употребление Гераклитом, который понимал логос как всеобщую (мировую) закономерность, разумную основу мира, как вечный космический Закон, которому каждый должен повиноваться в мыслях и действиях. В христианском учении Логос - это бог-сын (Христос), посредник между богом и созданным им миром, "голос божий" и "мудрость божия", что нашло отражение в начальной фразе Евангелия от Иоанна: "В начале был логос, и логос был у бога, и логос был богом". В русской философии (П. А. Флоренский) термин "логос" использовался для обозначения "цельного" знания, характеризующегося равновесием ума и "сердца", анализа и интуиции. В психоаналитическом учении 3. Фрейда под логосом понимается человеческий разум, являющийся для ученого своего рода богом. Именно в этом смысле Фрейд использует в одной из своих работ фразу "наш бог Логос" (см.: Фрейд З. Будущее одной иллюзии // Ницше Ф., Фрейд З., Фромм Э., Сартр Ж- П. Сумерки богов. М., 1989. С. 140, 141).
   С. 23.
   Бетховен, Людвиг ван (1770-1827) - немецкий композитор, пианист, дирижер, крупнейший симфонист, наиболее полно выразивший принципы венской классической школы, проложивший путь немецкому музыкальному романтизму.
   Бальзак, Оноре де (1799-1850) - французский писатель. Создал эпопею "Человеческая комедия", состоящую из трех частей - "Этюды о нравах", "Философские этюды" и "Аналитические этюды". Описывая пороки и добродетели своих героев, их поведение в семье и обществе, а также раскрывая их характеры в обыденной и светской жизни, нарисовал яркую картину нравов Франции XIX в.
   Ван-Гог, Винсент (1853-1890) - голландский живописец, представитель постимпрессионизма. После смерти приобрел мировую известность.
   C. 24.
   Парацельс (наст. имя Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм) (1493-1541) - врач, естествоиспытатель, философ. В своих представлениях о здоровье и болезнях человека исходил из существования высшего духовного начала, регулирующего жизнь людей, следовательно, врач должен лечить и тело, и душу, и дух больного. В его учении научные предвидения сочетались с мистикой и суевериями, унаследованными от средневековой алхимии и схоластики. Считал необходимым использовать в лечении больных методы народной медицины.
   Спиноза, Бенедикт (Барух) (1632-1677) - нидерландский философ. Опираясь на рационалистические методы познания, математику и естествознание, выдвинул пантеистическое учение о тождестве бога и природы. Рассматривал природу как единую и бесконечную субстанцию. Считал, что тело и душа взаимосвязаны. Распространял на человеческое поведение законы механистического детерминизма. Оказал влияние на развитие атеизма и материализма.
   С. 26.
   Спартак (?-71 до н. э.) - вождь крупнейшего восстания рабов в Италии в 74-71 гг. до н. э. Уроженец Фракии. Был взят в плен римлянами во время войны с фракийцами в 80 г. до н. э., продан в рабство, дважды бежал, схвачен и отдан в гладиаторскую школу в г. Капуе. Организовал заговор рабов-гладиаторов и возглавил их восстание. Под его руководством армия рабов одержала ряд побед над римскими войсками. Погиб в битве с римлянами в Апулии.
   Пугачев, Емельян Иванович (ок. 1742-1775) - руководитель крупнейшего восстания крестьян и казаков в России в XVIII в. Несколько раз был арестован и приговорен к высылке в Сибирь. Выдавал себя за Петра III. Организовал восстание, охватившее Поволжье и Урал. Одержал ряд побед над царскими войсками. Потерпел поражение, привезен в железной клетке в Москву и приговорен к смертной казни - четвертованию. Казнен в Москве на Болотной площади 10 января 1775 г.
   Лютер, Мартин (1483-1546) - немецкий мыслитель и общественный деятель, основатель протестантизма (лютеранства) в Германии. Его знаменитые 95 тезисов, направленные против продажи папских индульгенций и иных злоупотреблений католического духовенства, положили начало реформаторскому движению в Германии, послужили сигналом к выступлению оппозиционных сил против римско-католической церкви. Стремился заменить авторитет церкви авторитетом Библии и правом всякого христианина самостоятельно толковать Священное писание, защищать веру и отстаивать свободу совести. Его реформаторская деятельность была направлена на отмену традиционных форм церковной регламентации поведения верующих. Многие годы своей жизни он посвятил переводу Библии на немецкий язык.