Филипп стоял, небрежно прислонившись к мраморному камину в гостиной, сдержанно улыбался и покачивал бокал с послеобеденным бренди. Он знал, что внешне кажется спокойным и уверенным. Но в душе у него царили хаос и смятение. Он безуспешно пытался – как и во время всего обеда – следить за беседой, которую поддерживали его сестра и мисс Чилтон-Гриздейл, но голова, черт ее подери, отказывалась ему повиноваться. Она была занята совершенно другим. Она была занята ею – этой невыносимой женщиной, его свахой, которую с каждой минутой он находил все более невыносимой. И дело было уже не в ее манере обращаться с ним, как с испорченным ребенком, хотя это, конечно, тоже немало его раздражало. Невыносимым было непреодолимое влечение и волнение, которое он испытывал в ее присутствии.
   Филипп не обратил никакого внимания на прекрасный обед, выдержанный в средиземноморском стиле, что, очевидно, стоило немалого труда Бакари и немалых огорчений английской кухарке миссис Смит.
   Нежный палтус остался нетронутым, потому что в то время, когда он лежал на тарелке, Филипп был занят тем, что отчаянно старался не смотреть на мисс Чилтон-Гриздейл, сидевшую слева от него. Ее темные волосы, уложенные в высокую греческую прическу, украшала лента бронзового цвета, такого же, как и ее платье. Он любовался ее гладкой кожей, нежным овалом щеки, взмахами ресниц. Каждый раз, когда она поднимала бокал, он переводил взгляд на ее губы. Каждый раз, когда она наклонялась вперед, разговаривая с Кэтрин, он старался не замечать, как бронзовый шелк ее платья слегка натягивается на полной груди. Каждое слово, произнесенное ею, давало возможность еще раз насладиться звуком ее голоса.
   Она и сейчас разговаривала с Кэтрин, обсуждая предстоящий вечер, как полководцы обсуждают план кампании. Щеки мисс Чилтон-Гриздейл порозовели, руки оживленно жестикулировали, а в глазах светился непритворный интерес.
   Тембр ее голоса был глубоким, теплым и чуть-чуть хрипловатым, как будто она только что проснулась. В постели. В его постели...
   Он удивительно отчетливо представил себя в постели с ней... Они обнажены, их тела переплелись, своим хрипловатым голосом она шепчет: «Филипп... послушай, Филипп...»
   – Филипп, послушай. Что ты об этом думаешь?
   Грейборн вздрогнул, как будто его укусила кобра. Оглядевшись, он увидел три пары глаз, с недоумением взиравших на него. Эндрю, сидевший в большом кресле напротив дам, иронично усмехался. Филипп почувствовал, что лицу и шее стало жарко. Он смущенно поправил очки и ослабил узел ненавистного галстука.
   – Боюсь, я немного отвлекся, – пробормотал он. – Так о чем вы говорили?
   – Похоже, мой брат совсем не изменился за последние десять лет, – с улыбкой заметила Кэтрин, переведя взгляд с Эндрю на мисс Чилтон-Гриздейл. – Его голова всегда была занята археологией, и во время разговора он то и дело задумывался и уходил в себя. Я помню, как один раз рассказывала ему о каком-то интересном спектакле и после того, как он в пятый раз повторил: «Очень мило, Кэтрин», – я возмутилась и прибавила: «А потом я прыгнула в Темзу и доплыла до Воксхолла». В ответ он опять кивнул. Тогда я заявила: «Пирамиду Гиза построил сэр Кристофер Рен», – и он тут же обратил на меня внимание. Вспомните об этом, когда он в следующий раз забудет о вашем присутствии.
   – Спасибо за совет, леди Бикли, – сказал Эндрю и невинно спросил, повернувшись к Филиппу: – О чем-то подобном ты и размышлял сейчас, Филипп? О красоте... пирамид?
   Филипп бросил на друга свирепый взгляд. Обычно его забавлял бесцеремонный юмор Эндрю, но не сейчас. Он и без того пребывал в смятении.
   – Нет, я просто... задумался. – Стараясь не смотреть на мисс Чилтон-Гриздейл, он повернулся к Кэтрин: – Так о чем я думаю?
   О том, чтобы устроить прием послезавтра. Мы с мисс Чилтон-Гриздейл думаем, что это должен быть обед, а после него – танцы.
   – Неужели все можно организовать так быстро?
   – Если есть хороший помощник и умелые слуги, даже коронацию можно организовать быстро. – Она стала серьезной. – Отец болен, и нам надо спешить.
   – Милорд, чтобы облегчить мою задачу, не могли бы вы перечислить, какие именно качества восхищают вас в женщинах? – Мисс Чилтон-Гриздейл говорила сухим, деловым тоном.
   Эндрю издал звук, подозрительно напоминающий лошадиное ржание. Хмурый Филипп, Кэтрин и мисс Чилтон-Гриздейл одновременно посмотрели в его сторону, и он поспешно закашлялся. Потом схватил свой бокал с бренди, сделал глоток, заверил дам, что с ним все в порядке, и повернулся к Филиппу:
   – Ну, Филипп, так какие же качества восхищают тебя в женщинах?
   Теперь все взгляды были устремлены на Филиппа, но тот хранил многозначительное молчание.
   – Я не могу обещать, что все ваши пожелания будут выполнены, милорд, – заговорила Мередит, – тем более что нам надо спешить. Если вы не возражаете, я воспользуюсь вашим письменным столом, пером и бумагой и составлю небольшой список.
   Филиппу очень не хотелось вести подобный разговор, особенно в присутствии Эндрю, глаза которого радостно блестели, но он не нашел предлога, чтобы отказаться, не показавшись невежливым, и неохотно направился к столу. Отодвинув тяжелый кожаный стул, он предложил мисс Чилтон-Гриздейл присесть и положил перед ней лист бумаги.
   – Благодарю, – сказала она и грациозно опустилась на стул. Ее бронзовая юбка скользнула по его ноге, а дивный запах ударил в голову. Лепешки. Сегодня от нее пахло свежими, горячими, только что испеченными лепешками. К которым он, черт подери, питал особое пристрастие. Филипп поспешно отошел от нее подальше.
   – Филипп неравнодушен к стройным блондинкам, – сообщил Эндрю, вставая и подходя к камину, – тем более что они нечасто ему встречались в жарких странах. И особенно если их красота сродни классической. – Он огорченно поцокал языком. – Какая жалость, что леди Сара сбежала из-под венца. Она была очень близка к его идеалу.
   – Классически красивые блондинки, – серьезно повторила мисс Чилтон-Гриздейл, делая пометку. – Отлично. Что еще, милорд?
   Филипп с удивлением думал, что еще два дня назад он бы охотно согласился с Эндрю. Но сейчас...
   – Брат любит музыку, – подсказала Кэтрин, – значит, надо искать девушку с хорошим голосом или умеющую играть на фортепьяно. – Она повернулась к Филиппу: – Ведь так?
   – Да-а, способности к музыке не помешают.
   – И еще, – продолжала Кэтрин, – хорошо бы, она хоть немного интересовалась историей и археологией, чтобы им было о чем разговаривать.
   – Вот именно, – подтвердил Эндрю, который явно получал от происходящего массу удовольствия. – Филипп – ученый и интеллектуал, и ему нужна жена, которая умеет говорить о чем-нибудь, кроме погоды и моды. Но при этом она должна быть здравомыслящей женщиной и не требовать от него всяких романтических жестов.
   – Да, с этим я согласна, – сказала Кэтрин, прежде чем Филипп успел вставить слово, – романтизм не в его характере. – Она улыбнулась и погрозила брату пальцем: – Не делай такого лица, дорогой. Все знают, что мужчины абсолютно неромантичны.
   – Я не делаю лица и не считаю, что я неро...
   Мисс Чилтон-Гриздейл постучала пером по столу, не дав ему договорить. Она смотрела на него с явным неодобрением.
   – Как это досадно, лорд Грейборн! Теперь я понимаю, что подобрала вам идеальную невесту.
   – Я ведь не сам себя проклял, мисс Чилтон-Гриздейл.
   – От этого проклятие не становится слабее, милорд.
   – Очень любезно с вашей стороны сообщить мне об этом. Вы всегда чувствуете потребность повторять очевидное?
   – Я бы назвала это своевременным напоминанием о немаловажном факторе...
   – Не сомневаюсь.
   – ...и считаю необходимым делать его только в том случае, когда некоторые люди забывают о серьезности ситуации.
   – Ах, это, наверное, те самые «некоторые», которых иногда осеняют блестящие мысли?
   Она мило улыбнулась:
   – Я, разумеется, не решилась бы высказать подобное...
   – Ха-ха.
   – ...но раз вы, милорд, сами упомянули об этом, мне остается только согласиться с вами. – Не дав ему ответить, она повернулась к Кэтрин: – Так на чем мы остановились? Ах да, на качествах будущей невесты! Еще что-нибудь?
   Кэтрин удивленно посмотрела на них обоих.
   – Конечно, она должна уметь обращаться со слугами и вести хозяйство.
   Мисс Чилтон-Гриздейл быстро записывала, прикусив нижнюю губу.
   Кэтрин задумчиво постучала пальцем по лбу:
   – Ну, что еще? Ах да, она обязательно должна любить всякий старый и пыльный хлам.
   – Боюсь, что таких женщин не существует, – вмешался. Эндрю, – достаточно, чтобы она его хотя бы терпела.
   – Хорошо, – согласилась Кэтрин. – Филипп, что еще ты любишь?
   – Я, право, удивлен, что моим мнением решили поинтересоваться. Я люблю...
   – Животных, – подхватил Эндрю. – Она должна любить крупных животных. У него уже есть щенок, который, судя по лапам, когда вырастет, будет ростом с пони.
   Кэтрин повернулась к брату:
   – Щенок? Ты привез его из Египта?
   – Нет, нашел по дороге из порта. Его кто-то выбросил.
   – А где он сейчас?
   – У Бакари в комнате. У него повреждена лапа, и ее пришлось перевязать. Бакари пытается заставить его лежать спокойно, чтобы рана зажила.
   – У тебя всегда была слабость к брошенным животным, – ласково улыбнулась ему Кэтрин.
   – Я всегда чувствовал, что у меня с ними много общего, – тихо ответил Филипп.
   Рука мисс Чилтон-Гриздейл порхала над листом бумаги. Закончив писать, она подняла глаза:
   – Еще что-нибудь?
   – Она должна хорошо танцевать, – сказала Кэтрин, чем вызвала громкий смех Эндрю.
   – Да уж, это непременно, – сказал он. – Тогда она и его научит.
   Кэтрин удивленно подняла брови:
   – Насколько я помню, мой брат не самый плохой танцор.
   – У меня просто голова кружится от ваших комплиментов, – пробормотал Филипп.
   – Дорогая леди Бикли, – со смехом сказал Эндрю, – в последний раз, когда Филипп танцевал, поднялся такой шум, будто бежало стадо слонов.
   – Верблюдов, – поправил Филипп, – это были верблюды. Несколько верблюдов вырвались из загона во время бала в Александрии и устроили гонки по улице. – Он гневно посмотрел на Эндрю. – Так что источником этого топота был совсем не я.
   – Спасибо, дорогой, ты меня успокоил. – Кэтрин с трудом сдерживала смех. – Возвращаясь к твоей будущей жене... Я считаю, она должна хорошо говорить по-французски. И как ты думаешь, умение вышивать необходимо? Ты даже в детстве любил, чтобы на платках были вышиты твои инициалы.
   – Абсолютно необходимо, – согласился Филипп. – Пожалуйста, не забудьте включить этот пункт в список, мисс Чилтон-Гриздейл. Даже представить себе не могу, что женюсь на женщине, которая не умеет обращаться с иголкой и ниткой.
   Его сухой тон не остался незамеченным. Мисс Чилтон-Гриздейл подняла голову, и их взгляды встретились. Уголки ее губ вздрогнули, а в глазах появились смешливые огоньки:
   – Я не только написала «хорошая вышивальщица», милорд, но и пометила этот пункт звездочкой, что относит его к категории особенно важных.
   Она улыбнулась ему, и куда-то исчезло раздражение, и губы невольно раздвинулись в ответной улыбке. Только когда Эндрю громко хмыкнул, Филипп пришел в себя, осознав, что уже несколько секунд смотрит на мисс Чилтон-Гриздейл, сияя, как влюбленный школьник. Как ни странно, она тоже вздрогнула, как будто только что вспомнила о присутствии окружающих.
   – Не хотите ли добавить к списку еще что-нибудь, милорд? Может, черты, которые вы находите совершенно неприемлемыми?
   – Филипп ненавидит ложь, – сказал Эндрю. – Нам часто приходилось с ней сталкиваться, имея дело с продавцами предметов искусства. Большинство из них – лжецы и воры. К счастью, у Филиппа наметанный глаз, и он всегда может отличить подделку.
   – Не стану отрицать, что не люблю, когда мне врут, – кивнул Филипп.
   Мисс Чилтон-Гриздейл продолжила свои заметки.
   – Записала, – сказала она голосом, в котором слышалось какое-то напряжение, – хотя, мне кажется, это может сказать о себе каждый. – Она повернулась к Кэтрин: – Если с этим списком закончено, я думаю, мы с вами можем составить список гостей, леди Бикли.
   – Прекрасно, тогда я смогу разослать приглашения завтра утром.
   Кэтрин и мисс Чилтон-Гриздейл уселись за маленький столик у окна, сдвинули головы и начали тихую оживленную дискуссию, а Филипп с Эндрю расположились в противоположном углу комнаты у камина и приступили к шахматной партии. Первое время они играли молча, и Филипп успел привести в порядок свои растрепанные чувства.
   – Эдвард приходил сегодня в музей, – сказал наконец Эндрю.
   – Черт, я был так занят своими собственными проблемами, – воскликнул Филипп, охваченный острым чувством вины, – что даже не спросил тебя о нем. Как он себя чувствует?
   Филипп не стал сообщать о том, что еще утром послал своему поверенному записку, поручив ему открыть счет на имя Эдварда.
   – Подавлен, но завтра опять собирается прийти.
   – Хорошо. Ему полезно отвлечься чем-нибудь от грустных мыслей о Мэри.
   – Да, я согласен с тобой. Он, несомненно, скорбит о своей жене, но я не могу понять, о чем именно он думает. – Он пристально посмотрел на Филиппа. – Не то что некоторые.
   Филипп изумленно поднял брови:
   – Что ты имеешь в виду?
   Эндрю наклонился к нему и понизил голос:
   – То, что твои мысли так же легко читать, как открытую книгу, мой друг.
   – Я не понимаю, о чем ты говоришь, – напрягся Филипп.
   – Черта с два ты не понимаешь! Я говорю о ней. – Он кивнул головой в противоположный угол комнаты. – Ваш маленький диалог был весьма выразителен. Не говоря уже о том, что ты смотришь на мисс Чилтон-Гриздейл так, словно она – оазис, а ты – умирающий от жажды путник.
   Проклятие! Неужели он действительно был так неосторожен? И с каких это пор его друг стал таким знатоком человеческих душ?
   Эндрю внимательно посмотрел на двух разговаривающих женщин, потом с непроницаемым лицом обернулся к своему другу:
   – Нетрудно понять, что именно привлекает тебя.
   – Ну да, она хорошенькая, – с фальшивой небрежностью ответил Филипп.
   – На твоем месте я не стал бы употреблять это слово. Яркая, особенная, но только не «хорошенькая».
   – Вот как? Честно говоря, я не слишком приглядывался.
   – Я так и понял. Жаль, потому что в таком случае ты пропустил много интересного.
   – Например?
   – Например, то, что ее радужная оболочка в середине голубая, а по краям – темно-синяя, и поэтому глаза кажутся бездонными. Или то, что, когда она оживляется, бледная кожа становится персиковой. Или то, какие блестящие у нее волосы. Интересно, какой они длины? Я думаю, по крайней мере до талии. – Эндрю испустил долгий вздох. – Нет ничего лучше женщины с соблазнительными формами и с длинными-длинными волосами. Но я полагаю, на ее формы ты тоже не обратил внимания.
   Филипп перестал притворяться, что внимательно изучает шахматную доску. Его одолевали гнев и неизвестно откуда взявшаяся жгучая ревность.
   – Мы уже вернулись к цивилизации, Эндрю. Так не принято говорить о леди.
   – Ах, значит, приличия все-таки не чужды тебе? – Он глядел на Филиппа с выражением полной невинности. – Я не хотел показаться непочтительным, поверь. Но ты же сам просил рассказать, что в ней есть интересного. Хотя, мне кажется, любой мужчина, имеющий глаза, должен и сам это заметить. Любой, кроме тебя. Это странно! Ты всегда казался мне очень наблюдательным.
   Филипп и правда все это заметил: и необычные глаза, и кожу, и чудесные волосы, и очертания ее форм под бронзовым платьем. Но как смеет Эндрю тоже замечать все это?
   – Как жаль, что она не «стройная блондинка», – продолжал размышлять вслух Эндрю. – Хотя, я полагаю, это не имеет значения. Ведь, как я понимаю, тебе все равно придется жениться на «леди» такой-то, а не на просто «мисс».
   – Да, именно этого от меня и ждут, – подтвердил Филипп неохотно.
   – Однако я помню много случаев, когда ты делал совсем не то, чего от тебя ожидали.
   – Это было в Египте, Турции, Греции, – сказал Филипп, помолчав, – а сейчас я в Англии. И я вернулся сюда именно для того, чтобы сделать то, чего от меня ждут.
   – Чтобы жениться на ком-то, кого ты совсем не знаешь. Ты уже отказался от жизни, которую любишь, от раскопок, от свободы.
   Они вели этот спор уже не в первый раз.
   – Я просто выполняю договор, благодаря которому я десять лет мог заниматься тем, что люблю. Да я думаю, что и здесь у меня будет достаточно работы: и в Британском музее, и в том частном, который мы с тобой собираемся основать.
   – Возможно! Но все равно тебе пришлось многим пожертвовать. И уж конечно ты имеешь право выбрать такую жену, какую хочешь. Я бы ни за что не согласился жениться без любви.
   Филипп не смог не рассмеяться:
   – Что-то я плохо представляю тебя в роли влюбленного жениха, Эндрю. За эти годы я видел тебя в обществе разных женщин, но ни одна, кажется, не затронула твоего сердца.
   – Может, потому, что оно уже занято.
   Филипп удивленно посмотрел на него. На этот раз, похоже, его друг говорил серьезно. Странно, .что за пять лет, проведенных ими бок о бок, он ни разу не упоминал о своей любви.
   – А оно действительно занято?
   Что-то похожее на боль промелькнуло в глазах Эндрю, но он справился с собой и только криво усмехнулся:
   – Совершенно.
   – Она американка? – спросил Филипп, не скрывая изумления.
   – Нет, я встретил ее несколько лет назад. Во время одной из поездок.
   – И влюбился?
   – Да. Моя судьба была решена в тот момент, когда я впервые увидел ее.
   – А почему же ты на ней не женился?
   – К сожалению, она уже была замужем.
   – Понятно. – Филипп замолчал, осмысляя новость. – А ты все еще любишь ее?
   И опять он заметил боль в темных глазах друга.
   – Я буду всегда любить ее.
   – А она? Она тоже любит тебя?
   – Нет. – Эндрю почти прошептал это. – Она верна своему мужу и долгу. Она ничего не знает о моих чувствах. Я добровольно отдал ей свое сердце.
   Сочувствие боролось в Филиппе с любопытством. Он никогда раньше не видел Эндрю таким серьезным и таким печальным.
   – Мне жаль, Эндрю, – сказал он, кладя руку ему на плечо. – Я и понятия не имел.
   – Конечно! Не знаю, зачем я сейчас рассказал тебе. Наверное... – Он покачал головой и стиснул губы, словно пытаясь подобрать правильные слова. – Я знаю тебя много лет, Филипп. И знаю, что ты человек чести и поэтому должен выбрать себе жену. Я просто хочу, чтобы ты выбирал ее... осторожнее. И слушался при этом своего сердца. Никому, а особенно тебе, я не пожелаю той боли, которую испытываю сам. Возможно, то, что твоя невеста вышла за другого, – это знак свыше. Знак того, что и ты предназначен для другой.
   Филипп еще раздумывал над его словами, а выражение лица Эндрю уже изменилось. Меланхолию сменила его обычная насмешливая улыбка.
   – Мат, – объявил он, переставляя ферзя.
   Филипп пожал ему руку и повернулся к Кэтрин и мисс Чилтон-Гриздейл, которые приближались к ним с другой стороны комнаты.
   – Ну что? Список гостей составлен?
   – Да, я разошлю приглашения завтра. И будем надеяться, что уже послезавтра вечером ты встретишь девушку, достойную стать твоей женой. Мы с мисс Чилтон-Гриздейл отбирали кандидаток очень придирчиво.
   – Прекрасно, – сказал Филипп, не испытывая, однако, никакой радости. – Теперь остается только надеяться, что мне удастся избавиться от проклятия. Потому что в ином случае я не смогу жениться, как бы хороша ни оказалась моя невеста.
   Его слова были встречены молчанием, которое нарушила практичная мисс Чилтон-Гриздейл:
   – Я думаю, что в нашем случае самое разумное – сохранять надежду. Ничто так не притягивает неприятности, как пессимизм. – Она взглянула на каминные часы. – Бог мой, я не думала, что уже так поздно. Мне решительно надо отправляться домой.
   – Да и мне пора, – откликнулась Кэтрин.
   Все вышли в прихожую, и Бакари вызвал экипажи Филиппа и Кэтрин.
   Надев шляпку, Кэтрин обняла брата:
   – Спасибо за чудесный вечер. Мы так давно не обедали вместе.
   – Спасибо тебе за помощь. Если бы я мог что-то...
   – Ты можешь продолжать поиск пропавшего камня. И тогда свадьба наконец состоится. – Она повернулась к Эндрю: – Приятно было познакомиться, мистер Стентон.
   – Удовольствие было взаимным, леди Бикли, – ответил тот, склоняясь над ее рукой.
   Проводив сестру до экипажа, Филипп вернулся в прихожую и обнаружил, что мисс Чилтон-Гриздейл и Эндрю над чем-то весело смеются. Стараясь побороть новый приступ ревности, он натянуто улыбнулся и протянул руку за своей тростью.
   – Куда ты собрался, Филипп? – спросил Эндрю, заметив это.
   – Я собираюсь проводить мисс Чилтон-Гриздейл до дома.
   Ее щеки слегка порозовели.
   – В этом нет никакой необходимости, милорд. Мне не хотелось бы затруднять вас.
   – Нет, я настаиваю. Сестра живет всего в двух кварталах отсюда, и ее сопровождают два лакея и кучер, а ваш дом находится далеко, а на улице в это время полно всяких подозрительных личностей. – Он нахмурился. – Вы сами постоянно ругаете меня за недостаток вежливости и начинаете спорить, когда я пытаюсь вести себя как джентльмен.
   – Ругаю? – холодно удивилась Мередит. – Я бы употребила слово «напоминаю».
   – Несомненно, вы бы так и сделали.
   – С ним бесполезно спорить, мисс Чилтон-Гриздейл, – вмешался Эндрю. – Иногда он бывает очень настойчив. Я бы даже предложил добавить к вашему списку еще один пункт: «Умение справляться с бессмысленным упрямством».
   Она рассмеялась. Филипп же не увидел в этом замечании ничего смешного.
   – Я обязательно запишу это, как только вернусь домой. – Она протянула руку: – Спокойной ночи, мистер Стентон.
   Эндрю взял ее руку и поцеловал затянутые в перчатку пальцы. По мнению Филиппа, поцелуй длился гораздо дольше, чем того требовали правила приличия.
   – Я был счастлив познакомиться с вами, мисс Чилтон-Гриздейл. Я давно не проводил вечера в такой прелестной компании. Надеюсь, мы скоро встретимся опять. – И, повернувшись к Филиппу, добавил: – Увидимся утром.
   Эндрю поднялся в свою спальню, а Филипп подвел мисс Чилтон-Гриздейл к коляске и следом за ней уселся на бархатное сиденье.
   Мередит пожалела о том, что позволила лорду Грейборну проводить себя, в ту же секунду, как захлопнулась дверь экипажа. Он сидел так близко, что достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него. Складки ее платья касались его ног. Даже в полной темноте Мередит чувствовала на себе его пристальный взгляд. Ее сердце колотилось так, что она испугалась. Закрыв глаза, Мередит постаралась представить себе, что сидит в экипаже одна, но ничего не получилось. Она не могла не чувствовать уже знакомый запах – чудесную смесь ароматов чистого белья, сандалового дерева и еще чего-то терпкого, что она не могла определить. Ни от одного мужчины не пахло так, как от него, и Мередит знала, что даже с завязанными глазами по этому запаху нашла бы лорда Грейборна в любой толпе.
   – Благодарю вас за помощь, – раздался его голос.
   Она улыбнулась, надеясь, что в темноте он не заметит, как напряжены ее губы.
   – Я рада ее оказать, но думаю, вы должны больше благодарить свою сестру. Нельзя точно сказать, чем закончится этот вечер. Но я все-таки надеюсь, что послезавтра нам удастся найти невесту, которая будет подходить вам так же, как леди Сара.
   – Не хочу огорчать вас, мисс Чилтон-Гриздейл, но должен заметить, что, очевидно, леди Сара совсем мне не подходила или, во всяком случае, я не подходил ей. Она не нашла меня привлекательным.
   – Она просто глупа.
   Мередит немедленно прикусила себе язык. Она не собиралась произносить этого вслух.
   – П-по положению в обществе вы идеально подходили друг другу.
   – Да, вполне возможно. Но если чье-то сердце уже занято другим, как было с леди Сарой, это сильно осложняет положение.
   Мередит с облегчением поняла, что он не обратил внимания на ее глупое высказывание.
   – Нет, милорд, на самом деле это ничего не осложняет. Если бы вы поженились, чувство леди Сары к барону Уэйкрофту, несомненно, угасло бы со временем. Это вопрос разума, который сильнее чувства. Сердце капризно и своенравно. Оно не понимает, что правильно, а что – нет, и, слушаясь его, легко выбрать неверную дорогу. Разум, напротив, методичен и последователен. Когда разум и чувство противоречат друг другу, всегда следует слушаться разума.
   – Странно слышать подобное заявление от женщины, которая занимается устройством брачных союзов.
   – В успешном брачном союзе нет никакой романтики, милорд, и человеку, занимающему ваше положение, следует об этом знать. Мое деловое предприятие оказалось успешным именно потому, что я всегда следовала этому принципу. Удачное сочетание состояний, политических устремлений, семейных связей и титулов – вот все, что имеет значение. А привязанность может появиться позже!
   – А если она не появится?
   – Тогда супруги будут соблюдать приличия и каждый заживет своей собственной жизнью.
   – Главный интерес моей жизни заключается в исследовании древности, других народов и цивилизаций. Я собираюсь заняться организацией экспозиции в Британском музее и основать собственный музей на свои средства. Занимаясь этим в одиночку, я неизбежно буду чувствовать себя изолированным. Я был бы рад обрести партнера.