В ясные дни он забирался на высокое дерево на опушке, в километре от красной громадины - и смотрел, смотрел... Для маленького народа родина это конкретно... это как дерево в детстве: шероховатость коры, запах, листья - помнишь до конца со все возрастающей четкостью. И Аугуст, истинный эстонец, с тоской смотрел на плоскую и даже вогнутую землю за стеной, на чахлые деревья и болота до горизонта... Все, все, все. Он повернулся спиной к стене и пошел обратно. Он все потерял сразу, осталась только Мария.
Он возвращается - и что же?.. Мария в окружении нескольких поклонников, один из которых, кажется ему, преуспел больше других.
- Мария???
Она смеется:
- Ничего не было... а где ты был целый год?..
- Не ко-от, а три месяцеф-ф... Все его благоразумие испарилось. Только что он решил бесповоротно - "сдесь-сь пу-у-ту жить..." Нет, надо увезти Марию... Она машет руками - "безумно, безумно..."
"Не песумно... можно, можно..." И он почти силой увозит ее. Они живут у Стены, в деревне, а потом пытаются - видимо, близость родины лишила эстонца осторожности. Они тут же попадаются, Аугуста ссылают, а Мария?.. Как-то она выкручивается и через несколько лет возвращается домой...
Наш эстонец на мерзлоте выращивает овощи и процветает так, что его дважды раскулачивают, он уже всем надоел со своим "рапо-о-тать на-а-та", его ссылают все дальше... так он добирается до Ледовитого океана и там на берегу тоже что-то разводит, и дальше ссылать его некуда...
* * *
Прошло двенадцать лет. Мария теперь жена управдома, властного и жестокого старика. Она устала, никто ее не любит, она одинока - и вдруг... Аугуст?.. Эстонец все тот же, правда, слегка сгорбился, но светлые глаза сияют: "Мария, Мария..." Они украдкой встречаются, не знают, что дальше, ничего друг другу не обещают... в старом овощехранилище у реки... кажется, теперь любовь взаимна...
Но вдруг появляется Гертруда, изрядно потасканный, постаревший мужик и все-таки сильный и красивый еще. Кошкистам тогда приходилось скрываться, считалось, что они отвлекают от истинных врагов. Муж Марии, известный в прошлом кошкист, предал их, и следовало с ним рассчитаться. Но как это сделать? Жэк и дом начальника охранялись. Гертруда вспоминает о Марии, встречается с ней - и она снова без памяти влюблена. А Аугуст?.. Что, что Аугуст... она вовсе не любит его. Нет, он ее привлека-а-л - серьезный мужик... хотя сколько их было, серьезных и несерьезных,- и все исчезали куда-то... Но Аугуст-то, Аугуст среди этого мельтешения всегда оставался столбиком полосатым в тумане - человек, который всегда... Вот-вот, он был добрым, честным и абсолютно верным - это успокаивает... но иногда скучно... А тут Гертруда... Короче говоря, уходя от Марии, Гертруда имел все нужные отпечатки ключей и запомнил расположение комнат.
Глубокой ночью заговорщики вошли в спальню. Предатель дремал на высокой подушке и даже пикнуть не успел. Гертруда берет огромными пальцами его за подбородок и поворачивает голову, как будто отвинчивает пробку с резьбой... прием, отработанный на котах. Зря говорили про кошкистов, что они кровожадны, крови ни капли не было пролито - старик захрипел, забился под простыней, как слабая курица,- и затих. Гертруда скрывается...
Настали для кошкистов светлые времена: население поредело, а рая все нет и нет. Похоже, что в самом деле коты... Управдомом становится неподкупный герой Анемподист, возвращается Гертруда, теперь он почетный зам по ЛЧК. Мария?.. Зачем она ему, он присматривает молодую и богатую невесту. Мария снова одна... Нет! Появляется Аугуст, он и не уезжал никуда, жил рядом. "Поженимся!" - в который раз умоляет он Марию. Она соглашается!.. А через месяц Аугуста уводят.
Не много ли для одной пары?.. Мария постарела, никого у нее нет. Анна, дочь старика от первого брака, так и не вышла замуж, живет с ней - они подружились. Годы идут, все вокруг теряет ясные очертания. Жизнь становится непонятной. А может, с возрастом так всегда бывает? Вдруг чувствуешь, что не живешь, а доживаешь... смотришь кругом - те же дома, деревья, река течет - все так же, но ни запаха того нет, ни света, ни тепла. Вспоминаешь мелкий теплый песок под ногой... лет пять, наверное, было или шесть... Вот он, пожалуйста, тот самый песок - и уже не тот. Вспоминаешь один какой-то вечер, отчаянное острое чувство... как это можно было вынести!., и что тут было переживать?.. Возможно, что возраст, но и в мире все перемешалось: всё хотят, чтобы лучше было, а непригодных людей, оказывается, полно, и никак они не улучшаются... борются, борются - с людьми, с землей, с водой... теперь вот с котами... Где простой женщине все это понять... Кто утверждал, что так только у нас, кто говорил, что и в других краях, а точно никто не знал, и не писали, и неприлично стало задавать вопросы... Мария работала в жэке, перекладывала какие-то бумажки и получала свой суп не бесплатно. Вспоминала ли Аугуста?.. Никто о нем ничего не знал - пропал человек и пропал, жаль, но что поделаешь, такое было время. И так оно шло и шло, это время...
* * *
Проходит десять лет. Однажды стучат в дверь, Мария открывает. Кто там стоит в темноте, с мешком за плечами?.. "Мария... это я..." И в темной передней они плачут, плачут... "Мария, Мария... Боже, вам же нечего есть!.." - он развязывает мешок, достает хлеб... хлеб!., сало! еще что-то, суетится, накрывает на стол, говорит, спрашивает... а она смотрит на него и плачет... "Никогда... больше никогда..." А что "никогда", что "никогда"... Приходит Анна, бросается к нему, как к отцу. Вот и все.
Квартирный вопрос со временем разрешился: теперь освоение пустующего фонда стало делом чести, доблести и геройства. Поэтому никто не мешал Аугусту занять однокомнатную квартиру рядом с квартирой Марии. Тут же была квартира Анны, и таким образом они заняли целый этаж, отгородились от лестницы, посадили цветы на площадке, постелили половички - и получилась у них одна большая квартира, и в то же время каждый имел свой угол, мечта многих поколений умерших и погибших людей, которые так и не достигли ее. А нашим героям повезло, разве не так?..
* * *
Мария к этому дню принарядилась, в сером серебристом платье с полосками меха на рукавах и вороте, она была красива. Этот мех вызывал бурные протесты Криса, но ему намекнули, что он не дома, пусть устраивает скандалы там. Говорили, что Крис уступает старому коту Феликсу, но все равно - он великолепен. У него особенные, какие-то жаркие глаза - они излучают теплый красноватый свет. И голос великолепный - если уж заведет свое длинное яростное "Э-Э-Э-Э-У...", так не спутаешь ни с каким другим котом. Он был сиротой, жил один в подвалах, людей к себе не подпускал, шипел и мог ударить длинными когтями. Мария стала его кормить, и кот постепенно привык к людям, но... он не мог держать хвост трубой и не умел сидеть прилично на коленях - сосал одежду. Наследие печального детства - он самым позорным образом распускал слюни, стоило его только приласкать. А что касается хвоста, то он не хотел держаться, как будто проволока в нем была подрублена у основания. Конечно, там не было никакой проволоки, но так казалось, когда кот крутил хвостом направо и налево - подметал землю... а вот поднять целиком, взметнуть над головой как флаг и держать так держать! - этого он не умел, не мог... Дело не в специальных мышцах, умение держать хвост зависит от состояния души... мы еще поговорим об этом...
У Марии Крис познакомился с Сержем. Здесь оба были в гостях и драться не могли, а потом привыкли друг к другу и подружились. Серж славился тем, что умел выбирать самые удобные места для отдыха, а Крис ему завидовал, потому что сидел где попало - не понимал комфорта. Серж нашел старую подушку - и Крис хочет на подушку. Серж развалился на теплом коврике в ванной - Крис косится на него, сидит кое-как на неудобном месте в передней. Уходит Серж - Крис бежит в ванную и бросается на коврик... Со временем он сам научился находить удобные места и на коленях позорился все реже... и еще - стал отлично щурить глаза, сидя у огня, что он сейчас и делает.
Споем напоследок
Тем временем Лариса разложила свои схемы и карты и очень просто доказала, что Аугуст и Мария созданы друг для друга. Она всегда говорила им это, да они и сами знали, так что не удивлялись предсказаниям. А вот Анна, оказывается, родилась в год Огненной Лошади: известно, что женщины этого года несчастливы в браке - их мужья погибают насильственной смертью. Значит, к лучшему то, что она не вышла замуж. Анна, подумав, согласилась с Ларисой: уж если Огненная Лошадь, то что поделаешь... Вдруг Мария обратилась ко мне:
- Скажите, откуда эти кошкисты? И зачем это им - коты?..
Аугусту было неудобно за неграмотность жены:
- Я же говориль тебе...
- Ну и что, зачем же им коты?..
- Вот вы верите, если черный кот перебежит дорогу, то случится несчастье?
- Ну, это если кот чужой, а свой не считается.
- Всех же не сделаешь своими...
- Почему же... здесь все черные - наши, и никакого несчастья быть не может.
Так, не расставаясь со своим суеверием, она нашла простой способ обойти его, и достойный. Конечно, все эти коты - их, и никакого несчастья не случится.
- Ну вот, а Гертруда считает, что для счастья надо уничтожить котов.
- Но ведь коты были всегда, значит, никогда счастья не было?..
- Выходит, что никогда, говорят, мы только начали строить счастливый мир.
- Только начали?! - она была потрясена.- Только начали, и уже людей не осталось...
Стали собираться по домам. Лариса с Антоном - на первый этаж, Вася-кот исчез раньше, чем обидел свою хозяйку. Мария с Анной тоже поднялись, и коты с ними, правда, женщины пошли наверх, а коты - вниз, у них были свои планы... Теперь нас осталось трое. Бляс встал и сменил один из факелов на новый, подбросил дров в очаг. Аугуст выглядел усталым и озабоченным.
- Слушай, Бляс, отдай ему свинину, не спорь с ним. Видишь, он тебя из квартиры выгнал. Он сказал - Анемподист сделал... он главный здесь.
Я понял, что речь идет о Гертруде. Бляс сделал вид, что не слышит, шуровал кочергой в очаге... Потом выпрямился.
- А что, споем напоследок? - и взглянул на меня хитроватыми глазками,
- Аугусто, не дремли, сейчас пойдешь к своей ненаглядной. Давай нашу, старинную...
Какие силы в этом человеке, ночь на дворе, сколько съедено и даже выпито - а он все ревет и ревет. Представляю себе, что думает сейчас почтенный историк! И Аугуст тоже - не отстает. И что они поют! Смотрят на меня, улыбаются, стучат по столу тремя кулаками и горланят старинную песню:
Мы кузнецы, и дух наш молод...
Куем мы счастия ключи...
Вздымайся выше, тяжкий молот...
Тра-та-та-та та-та та-та...
3. Феликс
Битва с Серым. Пушок.
Рано утром меня разбудил крик: "Серые, серые идут!" На противоположном высоком краю оврага, на фоне жидкого бесцветного неба, показались четыре силуэта. Четыре серых кота. Они шли фигурой, которая в военной литературе именуется "свиньей". Их вел серый кот поменьше других ростом, но в его походке было что-то устрашающее - его шаг напоминал мерную тяжелую поступь не знавших поражения римских легионеров. Это был знаменитый Серый, отмеченный эволюцией кот Аугуста. Кот огорчал старика. С виду обыкновенный котик, но с ним произошла удивительная вещь: миллионы лет эволюции сосредоточились в этом коте и выжали из себя новое совершенно качество - он умел нападать немного раньше, чем это полагалось по правилам, и, конечно, побеждал всех. За ним шла слава непобедимого бойца, но сам он, видимо, чувствовал неладное и ушел от Аугуста, стал странствующим котом и редко появлялся дома. Аугуст догадывался, в чем дело, жалел кота и скучал без него... Странная это особа - эволюция - она обожает именно такие свойства. Миллионы лет процветания теперь обеспечены всему роду Серого, хочет он того или нет - ему не свернуть с предначертанного пути... И никто его не свернет... Скоро я понял, что ошибался.
Тем временем серые уселись на дальнем краю оврага. Тщетно выбежавший из дома Аугуст увещевал кота и призывал его слезливым голосом в родной дом. Серый твердо решил драться в своем городе. Его прихлебатели сидели в ряд и ждали привычной победы и разграбления подвалов. На нашей стороне оврага собрались городские: Вася-англичанин, Серж, Люська... Крис, с недоеденным куском в зубах, которым чуть не подавился, урча догрызал на бегу... подошли и другие коты, менее заметные и неизвестные мне. Никто не спешил жертвовать собой. Обсуждали вопрос, на чьей территории должно быть сражение, кому пробираться через овраг. Решили, что нападающим приличествует самим перейти на сторону города и следует подождать развития событий...
Серый начал завывать. Делал он это небрежно и формально, чем в высшей степени оскорблял городских, но все же никто не решался принять вызов, зная непобедимость захватчика. Ярость нападающих росла, мужество защитников города таяло... И вдруг из кустов, что росли рядом с домом, вышел небольшой черный кот и пошел вниз, в овраг... спокойно, не торопясь, ощупывая препятствия, как будто совершая утреннюю прогулку. Он спустился и исчез из виду, но скоро показался на противоположном склоне; не спеша карабкался вверх, как будто и не было никаких серых. Наконец он выбрался из оврага, сел - и стал умываться. Он сидел прямо перед пришельцами, и они окаменели от удивления. Серый онемел, но скоро пришел в себя и завопил всерьез: "Э-Э-Э-У..." Черный кот не ответил, встал и вплотную подошел к любимцу эволюции. Он в упор смотрел на Серого. Тот завопил еще раз низким и угрожающим голосом. Эхо разнесло этот вой над притихшим городом. В рядах городских котов возникло замешательство, победа Серого казалась очевидной. А черный кот молчал. Он спокойно рассматривал негодяя. Так ведут себя взрослые коты перед сопливыми мальчишками... Серый был оскорблен и не смог скрыть этого - завыл отчаянно и визгливо - "Э-Э-У-У..." С ним не разговаривали, а он, видите ли, к этому не привык. И опять черный кот не ответил ему, все смотрел и смотрел... Фигура его казалась все внушительней, а молчание стало вызывать растерянность среди серых. Главный Серый напыжился и затянул снова - "Э-а-а...", но получилось хрипло и неубедительно, уверенности в его голосе уже не было. Перед ним стоял старый кот, с железными нервами, и смотрел на него презрительно, как на паршивого котенка... Серый собрался с силами и попытался издать свой самый страшный вопль... но у него не вышло, вырвался какой-то жалкий писк. "Мальчишка... хулиган..." - желтый глаз смотрел не мигая, пронизывал Серого до костей. Серый понял, что сейчас будут бить, невзирая на заслуги перед эволюцией, а может, не будут, но унизят до крайности. Он прижал уши, зажмурился и зашипел. Увидев эти бабские приёмчики, его приспешники всполошились. А Серый шипел, отчаянно плевался, он готов был провалиться сквозь землю, но не мог, не получалось - эволюция не дала... и везде его доставал спокойный взгляд черного кота. Серый отпрыгнул в сторону, наткнулся на одного из своих, в бешенстве дал тому пощечину, и все они обратились в бегство. Черный кот постоял еще и не спеша пошел вниз, в овраг - и исчез... "А ведь это Феликс", - сказал Аугуст.
Все согласились, что это был он, и собрались уже по домам, как вдруг произошло нечто такое, что навсегда запомнилось нам. Как будто прервалось наше обычное, вяло текущее жестокое время, в которое мы тяжело впряжены, и тянем его, и вытягиваем, и делаем таким, какое оно есть, мечтая при этом сделать совершенно иным... На том месте, где сидели серые, была пустота, и небо начало чуть синеть, предвещая неплохую погоду днем. И тут мы увидели, как из остатков, из клочьев тумана вышел большой белый кот. Медленными плавными шагами он шел по краю оврага, дошел до кривого дерева, загораживающего небо,- и скрылся. Вопль ужаса вырвался из уст всех людей и котов - у этого белого кота была отрублена голова, большая, лобастая, с закрытыми мертвыми глазами... никто не успел заметить, как он нес ее, склоненную к левому плечу, как держал, и держал ли вообще... только видели, что двигался он осторожно и легко, будто плыл по воздуху... прошел - и пропал без следа... Это проходил мимо города вечный странник белый кот Пушок.
Когда-то Пушок был обыкновенным белым котом и жил в нашем доме у старика на втором этаже. Старик умер, Пушок остался один. Полгода он ждал хозяина, ходил по одной и той же лестнице, пока не понял, что тот не вернется. Он был настоящим домашним котом, не умел жить на улице и стал искать себе новый дом, в котором было бы тепло и люди кормили бы его. Он ткнулся в богатый дом Анемподиета. Здесь пахло колбасой, служанка готовила обед, и Пушок решил остаться в этом доме. Анемподист, может, и оставил бы кота, но он побаивался Гертруду, который мог написать донос, а черный кот или белый - поди потом докажи... И управдом велел прогнать Пушка. Была глубокая осень, по ночам заморозки, и кот, не умевший жить сам по себе, замерз и отчаялся. И вдруг он увидел человека, который что-то собирал, копался в земле. Травы часто собирал и его старик, и Пушок радостно кинулся навстречу. Но это был Гертруда, он искал корни валерианы. Кошкист ударил Пушка острой лопатой, пнул ногой и ушел - он не сомневался, что убил кота... Но тело Пушка не нашли, а через несколько месяцев поползли слухи, что белого кота видели в разных местах. С тех пор все изменилось в нем - он стал совершенно другим - начал странствовать, нигде почти не останавливался и никого не боялся... шел себе и шел, от города к городу, от деревни к деревне, а иногда, примерно раз в гад, проходил мимо родного города. Его боялись и коты и люди и говорили, что он стал призраком. Кто верит этому, а кто нет, но все верят своим глазам.
Вот, значит, приходил Пушок, и если бы Феликс не победил Серого, то Пушок прогнал бы его наверняка... и может, он пришел спасти нас, но немного опоздал?.. Кто знает...
Через несколько дней, разбитый и уничтоженный стыдом, в темноте прокрался домой к Аугусту его серый кот. Он не мог больше драться ни с кем и решил никогда не выходить из дома. Аугуст был рад, что вернулся его любимец, а я радовался, что эволюция посрамлена и непобедимый Серый стал обыкновенным серым котом.
Первый визит
Прошло несколько дней, а Феликс, черный кот с разными глазами, все не появлялся у меня за окном. Говорили, что он живет в подвалах, иногда надолго исчезает и все-таки возвращается к нашему дому. Жильцы подкармливали его, оставляли еду в подвале, но слегка побаивались сурового кота, который ни к кому домой не ходил и вообще к людям не приближался. А я смотрел на портрет и думал - неужели он? Пытался искать его, но Антон сказал, что бесполезно - никто не мог его найти, захочет - сам придет...
Как-то вечером я сидел в кресле и читал моего любимого Монтеня. Легкий шорох за окном, как будто ветка коснулась стекла. Черный кот снова смотрел на меня. Я поспешил открыть окно, и он вошел в комнату. Да, это был тот самый кот, который приходил ко мне, и это он шел за Блясом, и победил Серого - тоже он...
- Это ты, Феликс?.. Быть не может, столько лет прошло... Кот стоял на подоконнике и нюхал воздух. Он нюхал долго и тщательно и, кажется, остался доволен тем, что выяснил. Он хрипло мяукнул. Потом я узнал, что мяукал он исключительно редко, в минуты чрезвычайного волнения, а обычно бормотал про себя, говорил с закрытым ртом что-то вроде "м-р-р-р", с разными оттенками, которые я научился понимать.
Он сказал свое первое "м-р-р-р" - и прыгнул. Тело его без усилия отделилось от подоконника и вдруг оказалось на другом месте - на полу. В этом прыжке не было никакого проявления силы, которая обычно чувствуется у зверей по предшествующему прыжку напряжению или по тому, как легко тяжелое тело взмывает в воздух - прыжок тигра... нет, он неуловимо переместился из одного места в другое, перелился, как капля черной маслянистой жидкости, бесшумно, просто, как будто пространство исчезло перед ним... он был - там, а теперь - здесь.
Ничего лишнего не было на треугольном черном лице этого кота. Не мигая смотрели на меня два больших разных его глаза - желтый и зеленый... в желтом была пустота и печаль, зеленый вспыхивал какими-то дикими багровыми искрами, но это было видно, если смотреть в каждый глаз по отдельности, а вместе - глаза смотрели спокойно и серьезно. Короткий прямой нос, едва заметный, аккуратно подобранный рот, лоб покатый, плавно переходящий в сильную круглую голову с широко поставленными короткими ушами. Вокруг шеи воротник из густой и длинной шерсти, как грива, придавал ему вид суровый и важный. Но линия, скользящая от уха к нижней губе, была нежной и тонкой прихотливой, и иногда эта линия побеждала все остальные - простые и ясные линии носа, губ и рта, и тогда все они казались нежными и тонкими, а головка удивительно маленькой, почти змеиной, с большими прозрачными глазами... а иногда тонкие, изящные линии сдавались под напором сильных и грубых - шеи, переходящей в массивную широкую грудь, мощных лап - и тогда он весь казался мощным и как будто вырастал... А лапы были огромные, а когти такие длинные, каких я никогда не видел у котов и не увижу, я уверен...
Он тряхнул ушами - как будто поднялась в воздух стайка испуганных воробьев. Потянулся, зевнул. Верхнего правого клыка не было, остальные - в полном порядке, поблескивали, влажные желтоватые лезвия, на розовом фоне языка и нёба. Теперь он решил помыться. Шершавый язык выдирал целые клочья - он линял. Наконец добрался до хвоста - и замер с высунутым красным языком. Он потратил на умывание уйму слюны, стал совершенно мокрым, блестящим - и устал. Он убрал язык - и отдыхал. Затем встал и пошел осматривать квартиру. Хвост его был опущен и неподвижен, не так, как у нервного Криса, и только крохотный кончик двигался, дергался вбок, вверх... а сам он скользил, переливался, не признавал расстояний и пространства - он делал с пространством все, что хотел. Потом я узнал, что, понимая это свое свойство, он деликатно предупреждал, если собирался прыгнуть, чтобы не испугать внезапным появлением на коленях, или на кровати, или вот на стуле - передо мной...
Он пробормотал что-то - и теперь уже был на стуле. Он сидел так близко, что я мог рассмотреть его как следует... Да, он умел скользить бесшумно и плавно, чудесным образом прыгать, он был спокоен и суров... и все-таки это был не волшебный, сказочный, а обычный кот, очень старый, усталый от долгой беспокойной жизни, облезлый, со следами ранений и борьбы, и значит, не всегда уходил он счастливо от преследователей, не умел растворяться в воздухе, оставляя после себя следы спокойной улыбки... и не мог странствовать неустанно и бесстрашно, как Пушок... И я хотел верить, что именно он жил в этом доме давным-давно, вместе со мной, в этой квартире - и потому ему нужно снова жить здесь: ведь все коты стремятся жить там, где они жили, и не живут - где не хотят жить...
Наконец я очнулся - надо же его накормить. Отыскал старую миску - его миска? - и налил ему теплого супа. Он не отказался. Несколько раз он уставал лакать и отдыхал, оглядываясь по сторонам. Доев суп, он стал вылизывать миску. Он толкал и толкал ее своим шершавым языком, пока не задвинул под стул, и сам забрался туда за ней, так, что виден был только хвост, двигающийся в такт с позвякиванием. Наконец хвост замер, кот вылез из-под стула. Вид у него был теперь самый бандитский - морда отчаянная, рваные уши, глаза сощуренные, свирепые... Я посмотрел на портрет. Нет, он был совсем не такой... И почему он не подходит ко мне, не идет на колени?..
Потом, когда я привык к нему и привязался, я понял главную его особенность - он всегда был неожиданным и каждый день, даже каждый момент разным, и нельзя было предугадать, как он будет вести себя, что сделает...
Иногда он был похож на филина, который щурится на свет божий из своего темного дупла, с большой сильной головой и круглыми лохматыми ушами...
А иногда его треугольная головка казалась изящной, маленькой, а большие глаза смотрели, светились, как прозрачные камни, на черном бархате его лица...
Иногда он был каким-то растерзанным, бесформенным, растрепанным, с пыльной шерстью и узкими, светлыми от усталости глазами...
А иногда - блестящим, новеньким, быстрым, смотрел вопросительно круглыми молодыми глазами, и я видел его молодым, наивным и любопытным...
Но бывал также брюзглив и тяжеловат, волочил лапы, прыгал неохотно долго примеривался, днем не вылезал из своих укромных мест в подвалах... он был осторожен... Зато по ночам неутомимо обходил свои владения, двигался плавно, все обнюхивал, все знал, обо всем слышал - и молчал... и вокруг него возникали шорохи и шепот, и возгласы испуга и восхищения провожали его среди загадочной ночной жизни: "Феликс... Феликс-с-с идет..."
Вот именно, он всегда был разным, и я мог смотреть на него часами как он ест, спит, как двигается,- он восхищал меня.
А пока кот был доволен осмотром, сыт и захотел уйти. Он встал и подошел к двери, остановился, посмотрел на меня. "Феликс ты или не Феликс приходи еще..." - я открыл перед ним свою дверь. Он стал медленно спускаться. Я шел за ним, чтобы открыть входную дверь, но он прошел мимо нее, свернул к подвалу и исчез в темноте. Я зажег спичку, нагнулся - и увидел в подвальной стене, у самого пола, узкий кошачий лаз.
Феликс вернулся
На следующий день кот не пришел, и на второй день его не было, и в третий раз я ждал его - и не дождался. Может, он не придет больше?.. На четвертый день вечером я заснул в кресле и проснулся глубокой ночью от слабого шороха. Кот шел через комнату ко мне. Поднялся по лестнице, толкнул незапертую дверь и вошел... Он шел и смотрел мне прямо в глаза. Левый глаз светился багровым светом. Подошел, прыгнул - и вот уже у меня на коленях. Он стоял и рассматривал меня, вплотную приблизившись к лицу. Обнюхал бороду... И вдруг положил передние лапы на плечо, прижался к груди и громко замурлыкал. Теперь я узнал его. Он всегда меня так встречал. Я обнял его, положил руку на голову, погладил мягкую густую шерсть, черную с коричневатым отливом. Кот замурлыкал еще громче, просто неправдоподобно громко - ему нравилось, что его гладили. Над левым глазом был старый шрам, и зрачок на свету не сужался... видно, здорово ему досталось... Он поздоровался, снял лапы с плеча и стал топтаться, чтобы поудобнее лечь. Я гладил его. В правом боку обломок ребра торчал под кожей, но не причинял боли - значит, давно это было. А вот шрам на задней лапе довольно свежий, еще багровый...
Он возвращается - и что же?.. Мария в окружении нескольких поклонников, один из которых, кажется ему, преуспел больше других.
- Мария???
Она смеется:
- Ничего не было... а где ты был целый год?..
- Не ко-от, а три месяцеф-ф... Все его благоразумие испарилось. Только что он решил бесповоротно - "сдесь-сь пу-у-ту жить..." Нет, надо увезти Марию... Она машет руками - "безумно, безумно..."
"Не песумно... можно, можно..." И он почти силой увозит ее. Они живут у Стены, в деревне, а потом пытаются - видимо, близость родины лишила эстонца осторожности. Они тут же попадаются, Аугуста ссылают, а Мария?.. Как-то она выкручивается и через несколько лет возвращается домой...
Наш эстонец на мерзлоте выращивает овощи и процветает так, что его дважды раскулачивают, он уже всем надоел со своим "рапо-о-тать на-а-та", его ссылают все дальше... так он добирается до Ледовитого океана и там на берегу тоже что-то разводит, и дальше ссылать его некуда...
* * *
Прошло двенадцать лет. Мария теперь жена управдома, властного и жестокого старика. Она устала, никто ее не любит, она одинока - и вдруг... Аугуст?.. Эстонец все тот же, правда, слегка сгорбился, но светлые глаза сияют: "Мария, Мария..." Они украдкой встречаются, не знают, что дальше, ничего друг другу не обещают... в старом овощехранилище у реки... кажется, теперь любовь взаимна...
Но вдруг появляется Гертруда, изрядно потасканный, постаревший мужик и все-таки сильный и красивый еще. Кошкистам тогда приходилось скрываться, считалось, что они отвлекают от истинных врагов. Муж Марии, известный в прошлом кошкист, предал их, и следовало с ним рассчитаться. Но как это сделать? Жэк и дом начальника охранялись. Гертруда вспоминает о Марии, встречается с ней - и она снова без памяти влюблена. А Аугуст?.. Что, что Аугуст... она вовсе не любит его. Нет, он ее привлека-а-л - серьезный мужик... хотя сколько их было, серьезных и несерьезных,- и все исчезали куда-то... Но Аугуст-то, Аугуст среди этого мельтешения всегда оставался столбиком полосатым в тумане - человек, который всегда... Вот-вот, он был добрым, честным и абсолютно верным - это успокаивает... но иногда скучно... А тут Гертруда... Короче говоря, уходя от Марии, Гертруда имел все нужные отпечатки ключей и запомнил расположение комнат.
Глубокой ночью заговорщики вошли в спальню. Предатель дремал на высокой подушке и даже пикнуть не успел. Гертруда берет огромными пальцами его за подбородок и поворачивает голову, как будто отвинчивает пробку с резьбой... прием, отработанный на котах. Зря говорили про кошкистов, что они кровожадны, крови ни капли не было пролито - старик захрипел, забился под простыней, как слабая курица,- и затих. Гертруда скрывается...
Настали для кошкистов светлые времена: население поредело, а рая все нет и нет. Похоже, что в самом деле коты... Управдомом становится неподкупный герой Анемподист, возвращается Гертруда, теперь он почетный зам по ЛЧК. Мария?.. Зачем она ему, он присматривает молодую и богатую невесту. Мария снова одна... Нет! Появляется Аугуст, он и не уезжал никуда, жил рядом. "Поженимся!" - в который раз умоляет он Марию. Она соглашается!.. А через месяц Аугуста уводят.
Не много ли для одной пары?.. Мария постарела, никого у нее нет. Анна, дочь старика от первого брака, так и не вышла замуж, живет с ней - они подружились. Годы идут, все вокруг теряет ясные очертания. Жизнь становится непонятной. А может, с возрастом так всегда бывает? Вдруг чувствуешь, что не живешь, а доживаешь... смотришь кругом - те же дома, деревья, река течет - все так же, но ни запаха того нет, ни света, ни тепла. Вспоминаешь мелкий теплый песок под ногой... лет пять, наверное, было или шесть... Вот он, пожалуйста, тот самый песок - и уже не тот. Вспоминаешь один какой-то вечер, отчаянное острое чувство... как это можно было вынести!., и что тут было переживать?.. Возможно, что возраст, но и в мире все перемешалось: всё хотят, чтобы лучше было, а непригодных людей, оказывается, полно, и никак они не улучшаются... борются, борются - с людьми, с землей, с водой... теперь вот с котами... Где простой женщине все это понять... Кто утверждал, что так только у нас, кто говорил, что и в других краях, а точно никто не знал, и не писали, и неприлично стало задавать вопросы... Мария работала в жэке, перекладывала какие-то бумажки и получала свой суп не бесплатно. Вспоминала ли Аугуста?.. Никто о нем ничего не знал - пропал человек и пропал, жаль, но что поделаешь, такое было время. И так оно шло и шло, это время...
* * *
Проходит десять лет. Однажды стучат в дверь, Мария открывает. Кто там стоит в темноте, с мешком за плечами?.. "Мария... это я..." И в темной передней они плачут, плачут... "Мария, Мария... Боже, вам же нечего есть!.." - он развязывает мешок, достает хлеб... хлеб!., сало! еще что-то, суетится, накрывает на стол, говорит, спрашивает... а она смотрит на него и плачет... "Никогда... больше никогда..." А что "никогда", что "никогда"... Приходит Анна, бросается к нему, как к отцу. Вот и все.
Квартирный вопрос со временем разрешился: теперь освоение пустующего фонда стало делом чести, доблести и геройства. Поэтому никто не мешал Аугусту занять однокомнатную квартиру рядом с квартирой Марии. Тут же была квартира Анны, и таким образом они заняли целый этаж, отгородились от лестницы, посадили цветы на площадке, постелили половички - и получилась у них одна большая квартира, и в то же время каждый имел свой угол, мечта многих поколений умерших и погибших людей, которые так и не достигли ее. А нашим героям повезло, разве не так?..
* * *
Мария к этому дню принарядилась, в сером серебристом платье с полосками меха на рукавах и вороте, она была красива. Этот мех вызывал бурные протесты Криса, но ему намекнули, что он не дома, пусть устраивает скандалы там. Говорили, что Крис уступает старому коту Феликсу, но все равно - он великолепен. У него особенные, какие-то жаркие глаза - они излучают теплый красноватый свет. И голос великолепный - если уж заведет свое длинное яростное "Э-Э-Э-Э-У...", так не спутаешь ни с каким другим котом. Он был сиротой, жил один в подвалах, людей к себе не подпускал, шипел и мог ударить длинными когтями. Мария стала его кормить, и кот постепенно привык к людям, но... он не мог держать хвост трубой и не умел сидеть прилично на коленях - сосал одежду. Наследие печального детства - он самым позорным образом распускал слюни, стоило его только приласкать. А что касается хвоста, то он не хотел держаться, как будто проволока в нем была подрублена у основания. Конечно, там не было никакой проволоки, но так казалось, когда кот крутил хвостом направо и налево - подметал землю... а вот поднять целиком, взметнуть над головой как флаг и держать так держать! - этого он не умел, не мог... Дело не в специальных мышцах, умение держать хвост зависит от состояния души... мы еще поговорим об этом...
У Марии Крис познакомился с Сержем. Здесь оба были в гостях и драться не могли, а потом привыкли друг к другу и подружились. Серж славился тем, что умел выбирать самые удобные места для отдыха, а Крис ему завидовал, потому что сидел где попало - не понимал комфорта. Серж нашел старую подушку - и Крис хочет на подушку. Серж развалился на теплом коврике в ванной - Крис косится на него, сидит кое-как на неудобном месте в передней. Уходит Серж - Крис бежит в ванную и бросается на коврик... Со временем он сам научился находить удобные места и на коленях позорился все реже... и еще - стал отлично щурить глаза, сидя у огня, что он сейчас и делает.
Споем напоследок
Тем временем Лариса разложила свои схемы и карты и очень просто доказала, что Аугуст и Мария созданы друг для друга. Она всегда говорила им это, да они и сами знали, так что не удивлялись предсказаниям. А вот Анна, оказывается, родилась в год Огненной Лошади: известно, что женщины этого года несчастливы в браке - их мужья погибают насильственной смертью. Значит, к лучшему то, что она не вышла замуж. Анна, подумав, согласилась с Ларисой: уж если Огненная Лошадь, то что поделаешь... Вдруг Мария обратилась ко мне:
- Скажите, откуда эти кошкисты? И зачем это им - коты?..
Аугусту было неудобно за неграмотность жены:
- Я же говориль тебе...
- Ну и что, зачем же им коты?..
- Вот вы верите, если черный кот перебежит дорогу, то случится несчастье?
- Ну, это если кот чужой, а свой не считается.
- Всех же не сделаешь своими...
- Почему же... здесь все черные - наши, и никакого несчастья быть не может.
Так, не расставаясь со своим суеверием, она нашла простой способ обойти его, и достойный. Конечно, все эти коты - их, и никакого несчастья не случится.
- Ну вот, а Гертруда считает, что для счастья надо уничтожить котов.
- Но ведь коты были всегда, значит, никогда счастья не было?..
- Выходит, что никогда, говорят, мы только начали строить счастливый мир.
- Только начали?! - она была потрясена.- Только начали, и уже людей не осталось...
Стали собираться по домам. Лариса с Антоном - на первый этаж, Вася-кот исчез раньше, чем обидел свою хозяйку. Мария с Анной тоже поднялись, и коты с ними, правда, женщины пошли наверх, а коты - вниз, у них были свои планы... Теперь нас осталось трое. Бляс встал и сменил один из факелов на новый, подбросил дров в очаг. Аугуст выглядел усталым и озабоченным.
- Слушай, Бляс, отдай ему свинину, не спорь с ним. Видишь, он тебя из квартиры выгнал. Он сказал - Анемподист сделал... он главный здесь.
Я понял, что речь идет о Гертруде. Бляс сделал вид, что не слышит, шуровал кочергой в очаге... Потом выпрямился.
- А что, споем напоследок? - и взглянул на меня хитроватыми глазками,
- Аугусто, не дремли, сейчас пойдешь к своей ненаглядной. Давай нашу, старинную...
Какие силы в этом человеке, ночь на дворе, сколько съедено и даже выпито - а он все ревет и ревет. Представляю себе, что думает сейчас почтенный историк! И Аугуст тоже - не отстает. И что они поют! Смотрят на меня, улыбаются, стучат по столу тремя кулаками и горланят старинную песню:
Мы кузнецы, и дух наш молод...
Куем мы счастия ключи...
Вздымайся выше, тяжкий молот...
Тра-та-та-та та-та та-та...
3. Феликс
Битва с Серым. Пушок.
Рано утром меня разбудил крик: "Серые, серые идут!" На противоположном высоком краю оврага, на фоне жидкого бесцветного неба, показались четыре силуэта. Четыре серых кота. Они шли фигурой, которая в военной литературе именуется "свиньей". Их вел серый кот поменьше других ростом, но в его походке было что-то устрашающее - его шаг напоминал мерную тяжелую поступь не знавших поражения римских легионеров. Это был знаменитый Серый, отмеченный эволюцией кот Аугуста. Кот огорчал старика. С виду обыкновенный котик, но с ним произошла удивительная вещь: миллионы лет эволюции сосредоточились в этом коте и выжали из себя новое совершенно качество - он умел нападать немного раньше, чем это полагалось по правилам, и, конечно, побеждал всех. За ним шла слава непобедимого бойца, но сам он, видимо, чувствовал неладное и ушел от Аугуста, стал странствующим котом и редко появлялся дома. Аугуст догадывался, в чем дело, жалел кота и скучал без него... Странная это особа - эволюция - она обожает именно такие свойства. Миллионы лет процветания теперь обеспечены всему роду Серого, хочет он того или нет - ему не свернуть с предначертанного пути... И никто его не свернет... Скоро я понял, что ошибался.
Тем временем серые уселись на дальнем краю оврага. Тщетно выбежавший из дома Аугуст увещевал кота и призывал его слезливым голосом в родной дом. Серый твердо решил драться в своем городе. Его прихлебатели сидели в ряд и ждали привычной победы и разграбления подвалов. На нашей стороне оврага собрались городские: Вася-англичанин, Серж, Люська... Крис, с недоеденным куском в зубах, которым чуть не подавился, урча догрызал на бегу... подошли и другие коты, менее заметные и неизвестные мне. Никто не спешил жертвовать собой. Обсуждали вопрос, на чьей территории должно быть сражение, кому пробираться через овраг. Решили, что нападающим приличествует самим перейти на сторону города и следует подождать развития событий...
Серый начал завывать. Делал он это небрежно и формально, чем в высшей степени оскорблял городских, но все же никто не решался принять вызов, зная непобедимость захватчика. Ярость нападающих росла, мужество защитников города таяло... И вдруг из кустов, что росли рядом с домом, вышел небольшой черный кот и пошел вниз, в овраг... спокойно, не торопясь, ощупывая препятствия, как будто совершая утреннюю прогулку. Он спустился и исчез из виду, но скоро показался на противоположном склоне; не спеша карабкался вверх, как будто и не было никаких серых. Наконец он выбрался из оврага, сел - и стал умываться. Он сидел прямо перед пришельцами, и они окаменели от удивления. Серый онемел, но скоро пришел в себя и завопил всерьез: "Э-Э-Э-У..." Черный кот не ответил, встал и вплотную подошел к любимцу эволюции. Он в упор смотрел на Серого. Тот завопил еще раз низким и угрожающим голосом. Эхо разнесло этот вой над притихшим городом. В рядах городских котов возникло замешательство, победа Серого казалась очевидной. А черный кот молчал. Он спокойно рассматривал негодяя. Так ведут себя взрослые коты перед сопливыми мальчишками... Серый был оскорблен и не смог скрыть этого - завыл отчаянно и визгливо - "Э-Э-У-У..." С ним не разговаривали, а он, видите ли, к этому не привык. И опять черный кот не ответил ему, все смотрел и смотрел... Фигура его казалась все внушительней, а молчание стало вызывать растерянность среди серых. Главный Серый напыжился и затянул снова - "Э-а-а...", но получилось хрипло и неубедительно, уверенности в его голосе уже не было. Перед ним стоял старый кот, с железными нервами, и смотрел на него презрительно, как на паршивого котенка... Серый собрался с силами и попытался издать свой самый страшный вопль... но у него не вышло, вырвался какой-то жалкий писк. "Мальчишка... хулиган..." - желтый глаз смотрел не мигая, пронизывал Серого до костей. Серый понял, что сейчас будут бить, невзирая на заслуги перед эволюцией, а может, не будут, но унизят до крайности. Он прижал уши, зажмурился и зашипел. Увидев эти бабские приёмчики, его приспешники всполошились. А Серый шипел, отчаянно плевался, он готов был провалиться сквозь землю, но не мог, не получалось - эволюция не дала... и везде его доставал спокойный взгляд черного кота. Серый отпрыгнул в сторону, наткнулся на одного из своих, в бешенстве дал тому пощечину, и все они обратились в бегство. Черный кот постоял еще и не спеша пошел вниз, в овраг - и исчез... "А ведь это Феликс", - сказал Аугуст.
Все согласились, что это был он, и собрались уже по домам, как вдруг произошло нечто такое, что навсегда запомнилось нам. Как будто прервалось наше обычное, вяло текущее жестокое время, в которое мы тяжело впряжены, и тянем его, и вытягиваем, и делаем таким, какое оно есть, мечтая при этом сделать совершенно иным... На том месте, где сидели серые, была пустота, и небо начало чуть синеть, предвещая неплохую погоду днем. И тут мы увидели, как из остатков, из клочьев тумана вышел большой белый кот. Медленными плавными шагами он шел по краю оврага, дошел до кривого дерева, загораживающего небо,- и скрылся. Вопль ужаса вырвался из уст всех людей и котов - у этого белого кота была отрублена голова, большая, лобастая, с закрытыми мертвыми глазами... никто не успел заметить, как он нес ее, склоненную к левому плечу, как держал, и держал ли вообще... только видели, что двигался он осторожно и легко, будто плыл по воздуху... прошел - и пропал без следа... Это проходил мимо города вечный странник белый кот Пушок.
Когда-то Пушок был обыкновенным белым котом и жил в нашем доме у старика на втором этаже. Старик умер, Пушок остался один. Полгода он ждал хозяина, ходил по одной и той же лестнице, пока не понял, что тот не вернется. Он был настоящим домашним котом, не умел жить на улице и стал искать себе новый дом, в котором было бы тепло и люди кормили бы его. Он ткнулся в богатый дом Анемподиета. Здесь пахло колбасой, служанка готовила обед, и Пушок решил остаться в этом доме. Анемподист, может, и оставил бы кота, но он побаивался Гертруду, который мог написать донос, а черный кот или белый - поди потом докажи... И управдом велел прогнать Пушка. Была глубокая осень, по ночам заморозки, и кот, не умевший жить сам по себе, замерз и отчаялся. И вдруг он увидел человека, который что-то собирал, копался в земле. Травы часто собирал и его старик, и Пушок радостно кинулся навстречу. Но это был Гертруда, он искал корни валерианы. Кошкист ударил Пушка острой лопатой, пнул ногой и ушел - он не сомневался, что убил кота... Но тело Пушка не нашли, а через несколько месяцев поползли слухи, что белого кота видели в разных местах. С тех пор все изменилось в нем - он стал совершенно другим - начал странствовать, нигде почти не останавливался и никого не боялся... шел себе и шел, от города к городу, от деревни к деревне, а иногда, примерно раз в гад, проходил мимо родного города. Его боялись и коты и люди и говорили, что он стал призраком. Кто верит этому, а кто нет, но все верят своим глазам.
Вот, значит, приходил Пушок, и если бы Феликс не победил Серого, то Пушок прогнал бы его наверняка... и может, он пришел спасти нас, но немного опоздал?.. Кто знает...
Через несколько дней, разбитый и уничтоженный стыдом, в темноте прокрался домой к Аугусту его серый кот. Он не мог больше драться ни с кем и решил никогда не выходить из дома. Аугуст был рад, что вернулся его любимец, а я радовался, что эволюция посрамлена и непобедимый Серый стал обыкновенным серым котом.
Первый визит
Прошло несколько дней, а Феликс, черный кот с разными глазами, все не появлялся у меня за окном. Говорили, что он живет в подвалах, иногда надолго исчезает и все-таки возвращается к нашему дому. Жильцы подкармливали его, оставляли еду в подвале, но слегка побаивались сурового кота, который ни к кому домой не ходил и вообще к людям не приближался. А я смотрел на портрет и думал - неужели он? Пытался искать его, но Антон сказал, что бесполезно - никто не мог его найти, захочет - сам придет...
Как-то вечером я сидел в кресле и читал моего любимого Монтеня. Легкий шорох за окном, как будто ветка коснулась стекла. Черный кот снова смотрел на меня. Я поспешил открыть окно, и он вошел в комнату. Да, это был тот самый кот, который приходил ко мне, и это он шел за Блясом, и победил Серого - тоже он...
- Это ты, Феликс?.. Быть не может, столько лет прошло... Кот стоял на подоконнике и нюхал воздух. Он нюхал долго и тщательно и, кажется, остался доволен тем, что выяснил. Он хрипло мяукнул. Потом я узнал, что мяукал он исключительно редко, в минуты чрезвычайного волнения, а обычно бормотал про себя, говорил с закрытым ртом что-то вроде "м-р-р-р", с разными оттенками, которые я научился понимать.
Он сказал свое первое "м-р-р-р" - и прыгнул. Тело его без усилия отделилось от подоконника и вдруг оказалось на другом месте - на полу. В этом прыжке не было никакого проявления силы, которая обычно чувствуется у зверей по предшествующему прыжку напряжению или по тому, как легко тяжелое тело взмывает в воздух - прыжок тигра... нет, он неуловимо переместился из одного места в другое, перелился, как капля черной маслянистой жидкости, бесшумно, просто, как будто пространство исчезло перед ним... он был - там, а теперь - здесь.
Ничего лишнего не было на треугольном черном лице этого кота. Не мигая смотрели на меня два больших разных его глаза - желтый и зеленый... в желтом была пустота и печаль, зеленый вспыхивал какими-то дикими багровыми искрами, но это было видно, если смотреть в каждый глаз по отдельности, а вместе - глаза смотрели спокойно и серьезно. Короткий прямой нос, едва заметный, аккуратно подобранный рот, лоб покатый, плавно переходящий в сильную круглую голову с широко поставленными короткими ушами. Вокруг шеи воротник из густой и длинной шерсти, как грива, придавал ему вид суровый и важный. Но линия, скользящая от уха к нижней губе, была нежной и тонкой прихотливой, и иногда эта линия побеждала все остальные - простые и ясные линии носа, губ и рта, и тогда все они казались нежными и тонкими, а головка удивительно маленькой, почти змеиной, с большими прозрачными глазами... а иногда тонкие, изящные линии сдавались под напором сильных и грубых - шеи, переходящей в массивную широкую грудь, мощных лап - и тогда он весь казался мощным и как будто вырастал... А лапы были огромные, а когти такие длинные, каких я никогда не видел у котов и не увижу, я уверен...
Он тряхнул ушами - как будто поднялась в воздух стайка испуганных воробьев. Потянулся, зевнул. Верхнего правого клыка не было, остальные - в полном порядке, поблескивали, влажные желтоватые лезвия, на розовом фоне языка и нёба. Теперь он решил помыться. Шершавый язык выдирал целые клочья - он линял. Наконец добрался до хвоста - и замер с высунутым красным языком. Он потратил на умывание уйму слюны, стал совершенно мокрым, блестящим - и устал. Он убрал язык - и отдыхал. Затем встал и пошел осматривать квартиру. Хвост его был опущен и неподвижен, не так, как у нервного Криса, и только крохотный кончик двигался, дергался вбок, вверх... а сам он скользил, переливался, не признавал расстояний и пространства - он делал с пространством все, что хотел. Потом я узнал, что, понимая это свое свойство, он деликатно предупреждал, если собирался прыгнуть, чтобы не испугать внезапным появлением на коленях, или на кровати, или вот на стуле - передо мной...
Он пробормотал что-то - и теперь уже был на стуле. Он сидел так близко, что я мог рассмотреть его как следует... Да, он умел скользить бесшумно и плавно, чудесным образом прыгать, он был спокоен и суров... и все-таки это был не волшебный, сказочный, а обычный кот, очень старый, усталый от долгой беспокойной жизни, облезлый, со следами ранений и борьбы, и значит, не всегда уходил он счастливо от преследователей, не умел растворяться в воздухе, оставляя после себя следы спокойной улыбки... и не мог странствовать неустанно и бесстрашно, как Пушок... И я хотел верить, что именно он жил в этом доме давным-давно, вместе со мной, в этой квартире - и потому ему нужно снова жить здесь: ведь все коты стремятся жить там, где они жили, и не живут - где не хотят жить...
Наконец я очнулся - надо же его накормить. Отыскал старую миску - его миска? - и налил ему теплого супа. Он не отказался. Несколько раз он уставал лакать и отдыхал, оглядываясь по сторонам. Доев суп, он стал вылизывать миску. Он толкал и толкал ее своим шершавым языком, пока не задвинул под стул, и сам забрался туда за ней, так, что виден был только хвост, двигающийся в такт с позвякиванием. Наконец хвост замер, кот вылез из-под стула. Вид у него был теперь самый бандитский - морда отчаянная, рваные уши, глаза сощуренные, свирепые... Я посмотрел на портрет. Нет, он был совсем не такой... И почему он не подходит ко мне, не идет на колени?..
Потом, когда я привык к нему и привязался, я понял главную его особенность - он всегда был неожиданным и каждый день, даже каждый момент разным, и нельзя было предугадать, как он будет вести себя, что сделает...
Иногда он был похож на филина, который щурится на свет божий из своего темного дупла, с большой сильной головой и круглыми лохматыми ушами...
А иногда его треугольная головка казалась изящной, маленькой, а большие глаза смотрели, светились, как прозрачные камни, на черном бархате его лица...
Иногда он был каким-то растерзанным, бесформенным, растрепанным, с пыльной шерстью и узкими, светлыми от усталости глазами...
А иногда - блестящим, новеньким, быстрым, смотрел вопросительно круглыми молодыми глазами, и я видел его молодым, наивным и любопытным...
Но бывал также брюзглив и тяжеловат, волочил лапы, прыгал неохотно долго примеривался, днем не вылезал из своих укромных мест в подвалах... он был осторожен... Зато по ночам неутомимо обходил свои владения, двигался плавно, все обнюхивал, все знал, обо всем слышал - и молчал... и вокруг него возникали шорохи и шепот, и возгласы испуга и восхищения провожали его среди загадочной ночной жизни: "Феликс... Феликс-с-с идет..."
Вот именно, он всегда был разным, и я мог смотреть на него часами как он ест, спит, как двигается,- он восхищал меня.
А пока кот был доволен осмотром, сыт и захотел уйти. Он встал и подошел к двери, остановился, посмотрел на меня. "Феликс ты или не Феликс приходи еще..." - я открыл перед ним свою дверь. Он стал медленно спускаться. Я шел за ним, чтобы открыть входную дверь, но он прошел мимо нее, свернул к подвалу и исчез в темноте. Я зажег спичку, нагнулся - и увидел в подвальной стене, у самого пола, узкий кошачий лаз.
Феликс вернулся
На следующий день кот не пришел, и на второй день его не было, и в третий раз я ждал его - и не дождался. Может, он не придет больше?.. На четвертый день вечером я заснул в кресле и проснулся глубокой ночью от слабого шороха. Кот шел через комнату ко мне. Поднялся по лестнице, толкнул незапертую дверь и вошел... Он шел и смотрел мне прямо в глаза. Левый глаз светился багровым светом. Подошел, прыгнул - и вот уже у меня на коленях. Он стоял и рассматривал меня, вплотную приблизившись к лицу. Обнюхал бороду... И вдруг положил передние лапы на плечо, прижался к груди и громко замурлыкал. Теперь я узнал его. Он всегда меня так встречал. Я обнял его, положил руку на голову, погладил мягкую густую шерсть, черную с коричневатым отливом. Кот замурлыкал еще громче, просто неправдоподобно громко - ему нравилось, что его гладили. Над левым глазом был старый шрам, и зрачок на свету не сужался... видно, здорово ему досталось... Он поздоровался, снял лапы с плеча и стал топтаться, чтобы поудобнее лечь. Я гладил его. В правом боку обломок ребра торчал под кожей, но не причинял боли - значит, давно это было. А вот шрам на задней лапе довольно свежий, еще багровый...