Страница:
- удары о дерево, громыхает жесть, плачет Хрюша - опять уходить, снова
биться, биться... Люська рядом со мной играет с ковриком, треплет его,
он скоро превратится в тряпку. Раньше я много играл с ней и Шуриком, сочинял
им игрушки. Теперь она любит играть с Костей - интересно и безопасно. Распластается
по полу, шерсть густая, серовато-желтая, вздрагивает, по ней пробегают
волны... Он, дурак, стоит к ней спиной и обнюхивает край стола, последние
Хрюшины новости. Она собралась в комок - и бесшумно бросается на него.
В этот момент он оборачивается на шорох, а она уже в воздухе, вот- вот
налетит, собьет с ног!.. Но тут она делает немыслимую свечку, и приземляется
на все четыре в сантиметре от его носа!.. И бежать, а он, конечно, за ней.
Потом он притаивается, но у него не получается так красиво. Он опрокидывает
ее на спину, она визжит, шипит, прижимается к полу, а он перед ней, высокий,
тонкий, на прямых лапах, стоит боком, смотрит, что будет... И она боком-боком,
улепетывает под кровать, оттуда готовит новую атаку. И так часами, каждый
раз по-новому, не повторяя своих трюков.
Подошел Клаус, видит,
Хрюши нет, на коленях пусто! Он сидит передо мной, кудлатый, толстый, неторопливо
моется, поглядывает - успею... Пока он думает, кто-нибудь ввалится или
я уйду! Так и не получится разговора?.. Самый старый мой друг, и такой
немногословный. Подойду, поглажу, он буркнет в нос, и все... Встал и ушел,
что-то не понравилось ему. В дверях Макс, он ко мне не хочет, ему бы оставить
грязные клочья на коврике. Вычесать его непростое дело - он сопротивляется,
машет лапами... Макс почесался и ушел, за другом потянулся Костя, только
что обижен, унижен, и все равно они вместе.
Ветер с севера, прерывист,
взволнован, несет важную весть. Границу между небом и землей сдуло, до
горизонта мечется белый волнистый дым, только кое-где пробивается зубчатая
полоса. Земля и небо враждуют, мирятся, а мы ни при чем, барахтаемся между
ними. Мою тропинку совсем занесло.
Огромный белый пес доедает
рыбью голову. Макс оттеснен, но не побежден, сидит рядом и упорно смотрит
на разбойника. Забавно, что громила нервничает, то и дело поглядывает на
кота, как на хозяина мусорной кучи. Увидев меня, отошел на несколько метров.
Я поднимаю остатки головы - пригодится, мы с Максом идем, пес позади, нюхает
рыбий след.
Как только пришли, Макс,
забыв про голову, набрасывается на Люську - без всякого ухаживания, невежа!
Она, конечно, оскорблена, шлепает его по морде, он обиженно отворачивается.
Глухой стук, в окошке морда Серого. Макс тут же прячется под кровать. Два
дня жили без него, не тужили, явился, здравствуйте-пожалуйста!.. Кажется,
ненадолго помогла взбучка, может, повторить?.. Громко заявляю, что приема
сегодня нет. Серый подумал и уходит, внизу раздается его слащавый голосок,
он уверен, что наши кошки так и побегут за ним! Макс вылезает из-под кровати,
пристраивается в гречневой каше, его брюхо не терпит пустоты. За окном
стало светлей, ветки носятся по ветру, разгоняя клочья тумана. Люська в
обнимку с бумажкой, рвет и мечет клочки по закоулочкам... Нет круп, рыбы,
наши запасы истощаются. Давно не вижу мышей на полу, Алиса приносила их
летом Люське и Шурику. Сидит и смотрит, как они возятся. Играла все больше
Люська, а съедал мышь Шурик, залегал и хрустел, придерживая добычу лапами...
Когда говорим о жизни,
смерти, голоде, все равны.
Восемьсот метров по полю,
ураган в лицо, снег по колено. Зато пришел Стив! Я видел его и даже потрогал
- это он! Его не было две недели. Длинный как автобус, совершенно черный,
важный, и ничуть не похудевший. Подошел к еде, понюхал и отвернулся. Я
запер их и пошел искать остальных котов и кошек. Стало теплей на сердце,
жив наш странник... Встретил оставшихся, накормил, и похвалил - одного
за то, что поел, другого за кучу без глистов... третий не кашляет... Поели,
уходят, двое приготовились обрызгать картины, оставить свои следы! Макса
убедил, а Костик струсил, оба, не выполнив задуманного, сиганули вниз.
И Стив, шипел, рычал, и удалился на лестницу. Жив, это главное, значит,
отыгрывает у вечности время. Высокомерен... Кто же его таинственный покровитель?..
Сегодня собрался наглухо
забить подвальное окошко, для этого не пожалел старую картинку. И не получилось
- ночью уволокли всю оконную раму, не к чему стало прибивать. Эти люди...
они, когда не смешат меня, то сводят с ума!.. Две кошки наперегонки дружат
со мной, кто выше залезет, их заветная мечта - прижаться к лицу. Все они
знают про глаза - хотят заглянуть! Алиса первая, и отталкивает дочь. Я
подставляю ей щеку, она нежно касается лапкой, потом прижимается своей
шелковистой щекой и мурлычет так громко, что закладывает в ушах.
Тяжелый глухой стук, прыжок
- это Клаус, он молча приходит. Кто-то второй - беззвучно, мягко пробрался,
ни стука, ни звона, и выдает незнакомца только громкое чавканье - добрался
до мисок... Знакомая личность, опять явился! Что делать, он считает нас
своим домом... Я жду - пусть заморит червячка, потом кричу - "Оставь другим,
обжора!" Думал, он тут же рванет вниз, но в кухне тишина. Клаус спокойно
дремлет на столе, а на полу Серый, смотрит на меня. "Что же ты, Клаус,
допускаешь?" Нечего и спрашивать, после обеда святое время, драться никто
не станет. "Что же мне с тобой, Серый, делать? Так и будем жить, драться
и мириться?" Он герой, одолел два дома, весь в заботах, не пропустит к
нам ни одного чужака и проходимца...
- Но зачем ты бьешь наших?
- спрашиваю его.
- Так надо! - он отвечает
мне глазами.
- Здесь я самый сильный,
не забывай!..
- Я не забываю... - он
говорит, - это они забывают наш порядок...
Я подношу к его побитому
носу кулак, и говорю:
-Только попробуй...
Он нюхает кулак, поеживается,
замирает, но по-прежнему смотрит на меня немигающим взглядом.
- Ну, ладно, посмотрим...
- говорю ему, потому что больше сказать нечего... и протягиваю руку к голове.
Он молчит и не двигается. Я глажу его - он в первый момент вздрагивает,
потом выгибается, и подставляет голову. Я не могу его больше бить. Он был
когда-то домашний и хочет снова вернуться в дом. Как-нибудь, как-нибудь
мы уладим все наши споры... День медлит спускаться к вечеру в западню,
ветер стих, прислушивается. Люська играет с Костиком, как отведавшая любви
десятиклассница со своим одноклассником, незрелым и прыщавым. Клаус перебрался
к ним поближе, снисходительно наблюдает за этой глупой возней, иногда принюхивается,
вглядывается в Люську, он уже на стреме. Нет, еще рано вступать в дело...
То скрипы, то стоны, то стуки... Дрогнула форточка, треснул снег внизу.
Жизнь, живая и страшная. Каждый звук, каждый цвет бьет наотмашь.
Двадцать седьмое, понедельник,
минус тринадцать, солнечно, ясно, ветер в морду, что само по себе плохо,
зато для нашего окна наоборот. Я шел со вчерашним супом, насквозь овощным,
наперед зная, что дохлый номер, им мой суп ни к чему. Люська с Алисой попробуют
- из вежливости, Клаус издали понюхает и отойдет, только Костик- беспризорник
будет есть с интересом. А Хрюша вчера долго спал, не придет.
Так и было, только с Максом
получилась неприятность у меня. Нашел его в мусоре, вместе зашли в подъезд,
что большая смелость с его стороны, он тут же под лестницу - обнюхать памятное
место и самому оставить след в котовской истории, новички тщеславны и старательны...
В это время сверху идут голоса, это самая злая уборщица, с ней мусорщица
со своей железной клюкой. Макс их не слышит, замешкался - след оставил,
но обнаружил селедочную голову, и, конечно, забыл о своей безопасности
и обо мне. Я не мог его там бросить! Он вечно злит меня - не понимает,
что хотя я и главный, но не совсем нормальный кот, чем я смогу ему помочь,
если вовремя не схвачу за густую шерсть. Ворча, я втиснулся под лестницу,
схватил кота за спину. Он тоже заворчал, но стерпел. И я выпрямился.
Напрасно, напрасно я это
сделал - надо мной был многотонный незыблемый камень... На миг я забыл,
где нахожусь, такой был удар. Потом вспомнил, и с котом в руках, осторожно
неся свою голову, поднялся на второй, успев опередить женщин, которые были
уже на третьем. Принес кота, и увидел, что лоб крови... А Хрюши так и не
было.
Обратно шел кое-как, кружилась
голова, я смотрел вниз и видел не дальше следующего шага. И подумал, что
так и живу - следующим шагом. В сущности не так уж плохо, важно только
помнить, в каком направлении идешь. Иногда я забываю это, но, постояв,
всегда вспоминаю. Надо сразу выяснить, утро или вечер, и что в руках, полная
кастрюля или пустая. Это просто... Но утешительные мысли чередуются с печальными.
Я подумал, что рисую небо, землю, траву, деревья, заборы, окна, ночь, зверей,
прогулки с ними по утрам и вечерам - и так мало вижу вокруг себя!.. Опять
подумав, я снова утешился - ведь в сущности все давно знаю, видел много
раз, и теперь достаточно мимолетного взгляда. Все, что важно, давно во
мне, окружающий мир только напоминание или подтверждение. И пишу я не просто
деревья и траву, кусты и окна, дороги и заборы - а сам становлюсь то деревом,
то камнем, то кустом... то котом в оконном проеме.... Раньше я читал, и
буквы превращались в слова, чувства, картины, вещи. Но со временем надоела
сложность - знаков, символов, переводов, мне оказался интересней и ближе
прямой язык - вещей, красок, теней... И я с завистью думаю о котовской
жизни.
Не мне с моим нюхом определять,
что, где... Если я кот, то очень старый, как Вася. Мне помогает Клаус,
который не пакостит дома с тех пор, как срослись его тазовые кости. Несмотря
на возраст, он обладает прекрасным нюхом, и о чужих грехах знает больше,
чем о своих. И сегодня, нашел в углу кучку и смотрит на меня. Я бросился
искать бумажку, которая должна быть не слишком мягкой, иначе не соберешь
добро, и не слишком твердой, чтоб не засорить унитаз... Вижу, на полу какие-то
листочки. Это игривые Люська с Костиком в ночной гонке свалили с полок
всякой всячины - мелких рисуночков, брошюр... Я схватил один из листков
и применил его с большим успехом. Потом смотрю - "Декларация прав..." Годы
прошли, но помню, с каким трудом раздобыл ее, хранил, хотя это было опасно,
особенно, если обнаружат с другими книгами, которые я тогда читал и считал
хорошими. Оказались всего лишь своевременные, теперь слова в них уже стерты,
пожухли, как масло на непроклеенном холсте... Послужила книжечка последнюю
службу, не такую уж плохую. Столько прекрасных слов сказано с тех пор,
и что?.. Кричат о любви, и одновременно уничтожают живое, людей и зверей.
Декларации, заверения, клятвы, обещания, прекрасные порывы... я им нашел
применение.
Двадцать восьмое января,
ветер с юго-востока, снег покрыт блестящей корочкой. Скользя и спотыкаясь,
спешу к своим, ведь открыта форточка! Не в градусах дело, страшен ветер:
южный опасен, восточный невыносим - задувает в кухню, заползает в комнату,
вытряхивая остатки тепла из еле живых батарей...
Люська, Алиса и Костик
дома. У меня полстакана бульона, зато от хорошей рыбы. Наливаю им половину,
думая о тех, кого еще нет. Выхожу на улицу - день мрачен, за рекой синие
тучи, дым над городской трубой мотается рваными лохмами по всем сторонам
света. У подъезда коренастый парень с коротким хвостом жует большой блин.
Хрюша, тебе повезло! Моя мечта - кормить всех до полного изнеможения...
Взял у него блин и понес, он бежит рядом и не беспокоится, а дома уплел
перед всеми. Не мог же я ему сказать - поделись! Кто нашел, тот и съел.
Не прошло и получаса,
как за дверью громкий требовательный голос - посторонись, я иду! Стив ворвался
и сразу к мискам, старается свое замешательство скрыть суетой и наглостью.
Признать, что я понадобился, выше его сил. Все уничтожено, что же ему дать?..
Я вспомнил о банке со свиным салом, желтоватым и клейким от старости, мы
недавно выудили ее из мусора. Жир ели все, даже Стив остался доволен, сожрал
большой шмат и тут же удалился. Через минуту грозное рычание, он наткнулся
на Серого и не думает уступать. Они медленно расходятся, как в море корабли...
Серый явился с подавленным видом, он отличный боец, но ему не по зубам
кот, который не уступил самому Васе, когда Серого и планах не было. Стив
мог бы властвовать в нашем доме, но не любит участвовать и собираться,
предпочитает странствовать и клянчить, так что Серому нечего беспокоиться.
А на коврике передо мной
подрались Алиса с Люськой! Обычные женские дела - сначала слюни и объятия,
а потом обиды, и размахались лапами. И тут же успокоились, Алиса села рядом
со взъерошенной Люськой, лизнула ее пару раз для примирения, и они теперь
моют друг друга, мурлыча и постанывая от удовольствия.
И дует в лицо! Пришли все,
кроме Макса. Я опоздал, он это не терпит, нервишки слабы - тут же трусит
в девятый подвал, чтобы тамошние кошки утешили его. И очень зря исчез,
у меня с собой была жареная печенка и каждому перепало. Костик дважды отнял
у Люськи, при этом жутко рычал, мерзавец. Хотел отнять у Алисы, она всегда
уступает, щуря подслеповатые глазки. Пришлось вмешаться, и ей, благодаря
моим стараниям, достался-таки последний кусок. Костик цапнул меня за палец,
сгоряча, конечно, а я ответил пустым пакетом по морде. А огромный дурень
Макс шляется по снегам.
Шел обратно позже обычного,
темень, ветер завывает с новой силой, очнулся после дневного света. Шел
и шатался, засыпая каждые десять шагов. Писать картины легко, когда они
пишутся. Но как найти щель в бесконечном заборе, за которым правильное
скучно, грубое и грязное может стать сильным и трогающим, ежедневное мелко
и далеко, а редкое, наоборот, рядом, и возможно?.. Когда вламываешься,
уже измочален донельзя!
Еще февраль впереди, пока
все живы. Нужно собирать их каждый день, разговаривать... чтобы они видели
свет в окне, грелись и спокойно уходили, оставляя за спиной тепло. Сохранение
жизни - кропотливое ежедневное дело с запахом протухшей еды и говна. Живопись
тоже сохранение жизни - особым путем, вот и все.
Я шел и смотрел - на небо,
на ветки, сумасшедшие от ветра, на снежную пыль, носящуюся между небом
и землей - с той особой нечувствительностью лица, когда оно, как стена,
разбивающая ветер, а глаза - две прорези, дыры, щели, бойницы, раны, сосредоточившие
всю чувствительность...
Тридцатое января, ветер
в морду и левый глаз, ломит лоб, съеживает кожу. Пока пройдешь эти восемьсот...
Зато светло и ясно, небо сверкает, как саврасовский март, от этого сверкания
боль в глазах... На кухне опять Сергей, он спокоен, покорен, сдается на
милость победителя. Я вижу по мискам, сколько он съел, ужасаюсь, беру его
подмышки, сажаю на форточку и толкаю под зад. Он скатывается на балкон
и долго стоит там, задрав голову, в глазах недоумение. Через пять минут
вторгается снова, я кричу на него... и так много раз. Мне становится неудобно
перед ним, стыдно, сколько можно унижать сильного в угоду слабым!.. Я выхожу
на балкон и даю ему кусок печенки, он понимает это как сигнал к возвращению....
И там мы мучаем друг друга. Но стоит его оставить в доме, через минуту
чей-нибудь истошный вопль, так он понимает справедливость.
По утрам воробьи уговаривают
нас поверить в конец зимы. Я бросаю им крошки, но не верю, так просто нас
не обманешь. Скрипя ржавыми баками подъезжает мусорка, сигнал уходить Клаусу,
самому крупному специалисту по мусору. Костик, поднявши хвост, обхаживает
Макса, а Макс, поджав хвост, изучает Алису... За это и бьет тебя Серый?..
На желтоватом снегу овраг, заживающая на коже рана, перечеркнутая линиями
швов-стволов, живыми и неуклюжими. Искренность и выразительность неуклюжи
и наивны.
Первое февраля. Слабый
ветер в лицо, никто меня не встречает, дома верная Люська, она хочет стать
домашней. На лестнице лает черный щенок с белыми пятнами, тут же увязался
за мной, влез к нам на кухню и просит есть. Люська удивлена, но не испугана.
Он хочет поиграть с ней, она бы не прочь, но у них разные языки, оба расстроены
и встревожены. Нет, не могу тебя взять!.. Он охотно убегает, не понимая,
что его ждет. Делаю вид, что его и не было, чтобы не зацепил меня, не закрючил,
не одолел. Я и так весь в долгах, ищу временного равновесия... Оно редко
случается; иногда застает меня в зарослях шиповника, здесь растворенная
в теплом воздухе тишина, через трещины в старом асфальте проросла трава...
Оно встречается со мной в подвалах, с запахами запустения и гнили, со слабыми
проблесками света, при которых вещи крупны, значительны, цвета мало, но
он сильно звучит и много значит, а жизнь нереальна и до жути узнаваема,
как сон или подземная вода.
По снегу, запаху, движению
деревьев чувствую, конец недалеко. Появился свет, теперь бы добраться до
тепла... Кругом промерзшее говно - бесцветные поля, дома... Правы дети,
ветер от движения веток, это глаз и логика художника. Также верно, что
холод не отсутствие тепла, а враждебная ему субстанция. И существует тьма,
а не просто мало света, об этом знают ночи и картины.
Ветер съежился, слуга двух
господ - холода и тепла. Иду, дыша в воротник - февральская реставрация.
Около девятого черно-белый щенок с пьянчужкой, они гуляют. Пьяницы самые
живые люди, если не считать сумасшедших... Щенку, видите ли, мешает поводок,
он еще не понял главного - живой!.. Костик с кошками греются в одной куче
на кровати, которая принадлежит им, а я только место занимаю. Сегодня каша
с тыквой и растительным маслом для вегетарьянских котов. Появился Хрюша,
хмурый, заспанный, разочарованный в жизни, не успев очароваться ею... В
подвале пахнет землей и котовской мочой, разгуливает Серый-Сергей, просится
наверх, помня про печень и забыв предшествующие разногласия. Но я не могу
обещать, не изучив сегодняшнего котовского расклада, кто, где и прочее.
Мимо подъезда деловито топает толстый кот с обломанным белым усом. Зову
его, он неохотно сворачивает ко мне, вегетарьянство не признал, и уходит.
Дятел, праздничная птица, стучит и стучит...
Она размером с салаку,
но гораздо жирней, от нее понос во всех углах. Но я обдаю ее кипятком,
это помогает. Пришли все, кроме Люськи. Алиса, как всегда, аккуратная,
спокойная... Хрюша неразговорчив, так и не выспался. С каждым днем больше
света, а холод на свету выдыхается. Сегодня большие изменения в подвале.
Южную дверь заколотили, а северная открыта настежь, и в подвальной темноте
бегает понурая собачонка с поджатым хвостом. Где могучее племя рыцарских
собак, которые пугали нас в январе? Рассеялись, не имея общей цели?..
К кошкам и Костику подходит
Клаус, садится, отвернулся, с рассеянным видом моется, будто случайно оказался
рядом, шел себе шел, и захотелось отдохнуть... Ни за что не покажет, что
хочет пообщаться! Костик простая душа, снует между всеми, задравши хвост,
он не может понять, отчего бы не сбиться в одну кучу - теплей и веселей...
Я рад, когда они вместе, разговариваю с ними, стараюсь, чтобы не забыли
имена. У них нет веры в человека, только настороженность и страх, так пусть
останется надежда на самого сильного кота.
Стынет левая щека, значит,
дует с юга. Зима шагает по ступеням времени, то назад на ступеньку, то
вперед через одну перепрыгнет... Было немного молока, разбавили водой,
чтобы всем досталось. Мы сидим в окружении картин, на них тоже коты, деревья,
кусты, дорога - ведет в никуда... дома - в них никто не живет или такие,
как мы... Что же хотел нам сказать художник?.. Идите вы... Ничего не хотел.
Может, передать дух котовской жизни через ощущение воздуха, света, тепла?..
Все, что внесли всей компанией в холод и тьму зимы - тепло нашего подвального
мира... И каждый добавил кусочек странности, без нее изображение реально,
то есть, мертво.
Меня покинули все, даже
верная Люська ловит носом струю из форточки.
Звери не спеша вылезают
навстречу, значит спали спокойно. Костик увязался за Люськой - быть игре,
полетят на пол картины и книги... У нас вермишель, полная кастрюля! Серые
накинулись на миски, черные еще спят или странствуют. Люська стала домашней
кошкой, очень старательно моется! Алиса не домашняя, зато суперкласс. Я
бросаю короткие взгляды на кошек, котов, и картины. Как смотрит Клаус...
метнет глаз, и все ясно! Здесь нужно светлей пятно, а здесь темное слишком
велико... Художник - уравнитель пятен, это работа, интерес, игра. Язык
живописи - перекличка пятен, самый немой разговор. Поэзия - полет звуков,
немой, как мычание, остальное - рифмованные мысли, афоризмы житейской мудрости.
У девятого носится черно-белый
щенок, седой алкаш в валенках зовет своего домой, его подруга-алкоголичка
тискает пса и целует в нос. Надолго ли повезло?.. Я, к счастью, избежал
того взгляда, глаза в глаза, после которого разрастается притяжение - прорастание...
Вчера у подъезда три похожие на волков собаки сидели плотно прижавшись
друг к другу решетками ребер. Эльза, бездомная овчарка и двое ее щенков,
из четырех, которых я видел осенью. Двое еще живы. Глядя на них, чувствую
холод изнутри. Я уйду в тепло, коты на трубы, а куда они?.. Мне говорят
- люби людей... Мне говорят - есть хорошие, добрые, их много... Что же
вы жизнь не защитите? Идите вы... Как еще далеко до весны...
Колкий снег в левую щеку,
вихрики, оголяющие мертвую траву, она пунктиром и точками на белом и сером...
Из подвала выкарабкивается Хрюша, пожевал кашу и на боковую, у батареи,
на диванной большой подушке. Он тут же засыпает, тогда его можно трогать,
он теплый, не двигается, только вздыхает во сне. Над ним, на батарее, верхом
на теплом железе Люська, на кровати дремлют Костик и Алиса. У нас все тихо.
А я, проходя мимо одной из картин, заметил, что помогать нужно дальним
пятнам - чем они дальше друг от друга, тем напряженней их взаимное внимание,
и притяжение, они как тайные любовники в большой компании...
В кухне толпа, позади
всех дорогой гость Стив, не мешается с коренным населением. Щупаю его спину,
позвоночник только-только прорезается, будем кормиться на общих основаниях.
Впереди Костик, серый плут. Вчера играл с Люськой и вдруг хвать ее за гривку
- и замер, сам удивился. Она от изумления присела... Голубой Костик выходит
на правильный путь?.. Что за черт возьми! Оставленная с вечера кастрюля
открыта, опрокинута, остатки вермишели едва покрывают дно... Опять Серый,
ненасытное брюхо?.. Стив возмутился обманом - "Обещал вермишель? - обещал!"
- и бросился вниз с балкона, по сугробам пошел к девятому - головастый,
мохнатый, с широкой прогнутой спиной.
В расстройстве - не оправдал
котовских ожиданий - проходя мимо, захватил глазом одну вещицу и уличил
ее в смертном грехе - пятна кричат наперебой. Всего-то несколько - темных
и светлых, но каждое обязано знать свое место в круге света!.. Наш глаз
все тот же миллион лет - его настораживает граница тьмы и света, вход в
пещеру и выход из нее... Цельность зрительного образа; выразительность
на основе цельности; лаконичность, как условие выразительности - вот три
кита, на них опираются все стили и эпохи. А на поверхности - кошечки, собачки,
психологизьм, розовые страсти, "ах, Ватто!" , сватовство майора, "какие
руки!.." тисканье упитанных бабенок, охота на крокодилов, печаль и слезки
на глазах...
Сегодня плюс один, снег
уже не парит в воздухе, а тяжело опирается на землю, которой еще не видно.
У котов сотни снегов - утренний и вечерний, обжигающий и приятно холодящий,
пушистый и легкий, и, наоборот, мокрый и тяжелый... нет слов, собирающих
и ограничивающих, есть тысячи ощущений... Объект зависти - воспринимающий
мир кот.
Соседка выбросила селедочные
головы, Стив дрогнул от запаха такой еды. Может, снова исчез богатенький
спонсор?.. Макс насел на Костика, изображая страсть. Тот возражает - в
миске суп, а как до него добраться, имея на спине такую тяжесть!.. Костик
ворчит, рычит, ползет, и, наконец, макает морду в миску. Еще была корочка
хлеба, поделенная на всех... Серый мирно разгуливал по кухне, никаких вызывающих
движений и затей. Я сделал вид, что не заметил его, он понял, и тоже меня
не замечает. Я все приглядываюсь к Алисе. С ее брюшком не все, как надо...
Неужто снова?.. А Люська, Люська! И ты?!. Я не особо разбираюсь в этих
делах, вот они и преподносят мне сюрпризы в виде котят...
После еды Хрюша торопится
улизнуть, но сначала надо оставить след, напоминание, намек, загадку -
вот был такой, какой-то странный, не совсем обычный... Романтик... "Не
надо, Хрюша..." Но бесполезно уговаривать, есть котовский закон, а вставать
и доказывать, что сила выше закона мне кажется несправедливым... и лень
вставать. Стремление остаться понятно, но пагубно - как только становится
сильней желания быть собой, сразу начинается угадывание. Зато у котов оно
всегда естественно... От себя скажу вот что - если след хорош, то есть,
пятна говорят между собой с напряжением и страстью, то творец выталкивается
из творения со всей своей биографией; законченная вещь замкнута в себе
и не нуждается больше в авторе. Согласитесь, жалкое зрелище - объясняющий
картину художник... или кот, объясняющий свой след... Ну, уж нет, другой
кот и так все поймет... Все должно получаться естественно и просто, не
стоит стараться - быть понятным, хорошим, добрым, полезным, веселым или
грустным, искать одобрения, принадлежать сообществу, клану, человеку или
зверю, течению, школе... Не лучше ли выйти из ряда, раздвинуть кусты и
рамки, убедиться, что ты зверь из зверей, под тобой земля, а не пол, рядом
травы и деревья - живые, муравьи, коты и собаки пытаются с тобой объясниться...
биться, биться... Люська рядом со мной играет с ковриком, треплет его,
он скоро превратится в тряпку. Раньше я много играл с ней и Шуриком, сочинял
им игрушки. Теперь она любит играть с Костей - интересно и безопасно. Распластается
по полу, шерсть густая, серовато-желтая, вздрагивает, по ней пробегают
волны... Он, дурак, стоит к ней спиной и обнюхивает край стола, последние
Хрюшины новости. Она собралась в комок - и бесшумно бросается на него.
В этот момент он оборачивается на шорох, а она уже в воздухе, вот- вот
налетит, собьет с ног!.. Но тут она делает немыслимую свечку, и приземляется
на все четыре в сантиметре от его носа!.. И бежать, а он, конечно, за ней.
Потом он притаивается, но у него не получается так красиво. Он опрокидывает
ее на спину, она визжит, шипит, прижимается к полу, а он перед ней, высокий,
тонкий, на прямых лапах, стоит боком, смотрит, что будет... И она боком-боком,
улепетывает под кровать, оттуда готовит новую атаку. И так часами, каждый
раз по-новому, не повторяя своих трюков.
Хрюши нет, на коленях пусто! Он сидит передо мной, кудлатый, толстый, неторопливо
моется, поглядывает - успею... Пока он думает, кто-нибудь ввалится или
я уйду! Так и не получится разговора?.. Самый старый мой друг, и такой
немногословный. Подойду, поглажу, он буркнет в нос, и все... Встал и ушел,
что-то не понравилось ему. В дверях Макс, он ко мне не хочет, ему бы оставить
грязные клочья на коврике. Вычесать его непростое дело - он сопротивляется,
машет лапами... Макс почесался и ушел, за другом потянулся Костя, только
что обижен, унижен, и все равно они вместе.
взволнован, несет важную весть. Границу между небом и землей сдуло, до
горизонта мечется белый волнистый дым, только кое-где пробивается зубчатая
полоса. Земля и небо враждуют, мирятся, а мы ни при чем, барахтаемся между
ними. Мою тропинку совсем занесло.
рыбью голову. Макс оттеснен, но не побежден, сидит рядом и упорно смотрит
на разбойника. Забавно, что громила нервничает, то и дело поглядывает на
кота, как на хозяина мусорной кучи. Увидев меня, отошел на несколько метров.
Я поднимаю остатки головы - пригодится, мы с Максом идем, пес позади, нюхает
рыбий след.
забыв про голову, набрасывается на Люську - без всякого ухаживания, невежа!
Она, конечно, оскорблена, шлепает его по морде, он обиженно отворачивается.
Глухой стук, в окошке морда Серого. Макс тут же прячется под кровать. Два
дня жили без него, не тужили, явился, здравствуйте-пожалуйста!.. Кажется,
ненадолго помогла взбучка, может, повторить?.. Громко заявляю, что приема
сегодня нет. Серый подумал и уходит, внизу раздается его слащавый голосок,
он уверен, что наши кошки так и побегут за ним! Макс вылезает из-под кровати,
пристраивается в гречневой каше, его брюхо не терпит пустоты. За окном
стало светлей, ветки носятся по ветру, разгоняя клочья тумана. Люська в
обнимку с бумажкой, рвет и мечет клочки по закоулочкам... Нет круп, рыбы,
наши запасы истощаются. Давно не вижу мышей на полу, Алиса приносила их
летом Люське и Шурику. Сидит и смотрит, как они возятся. Играла все больше
Люська, а съедал мышь Шурик, залегал и хрустел, придерживая добычу лапами...
смерти, голоде, все равны.
ураган в лицо, снег по колено. Зато пришел Стив! Я видел его и даже потрогал
- это он! Его не было две недели. Длинный как автобус, совершенно черный,
важный, и ничуть не похудевший. Подошел к еде, понюхал и отвернулся. Я
запер их и пошел искать остальных котов и кошек. Стало теплей на сердце,
жив наш странник... Встретил оставшихся, накормил, и похвалил - одного
за то, что поел, другого за кучу без глистов... третий не кашляет... Поели,
уходят, двое приготовились обрызгать картины, оставить свои следы! Макса
убедил, а Костик струсил, оба, не выполнив задуманного, сиганули вниз.
И Стив, шипел, рычал, и удалился на лестницу. Жив, это главное, значит,
отыгрывает у вечности время. Высокомерен... Кто же его таинственный покровитель?..
забить подвальное окошко, для этого не пожалел старую картинку. И не получилось
- ночью уволокли всю оконную раму, не к чему стало прибивать. Эти люди...
они, когда не смешат меня, то сводят с ума!.. Две кошки наперегонки дружат
со мной, кто выше залезет, их заветная мечта - прижаться к лицу. Все они
знают про глаза - хотят заглянуть! Алиса первая, и отталкивает дочь. Я
подставляю ей щеку, она нежно касается лапкой, потом прижимается своей
шелковистой щекой и мурлычет так громко, что закладывает в ушах.
- это Клаус, он молча приходит. Кто-то второй - беззвучно, мягко пробрался,
ни стука, ни звона, и выдает незнакомца только громкое чавканье - добрался
до мисок... Знакомая личность, опять явился! Что делать, он считает нас
своим домом... Я жду - пусть заморит червячка, потом кричу - "Оставь другим,
обжора!" Думал, он тут же рванет вниз, но в кухне тишина. Клаус спокойно
дремлет на столе, а на полу Серый, смотрит на меня. "Что же ты, Клаус,
допускаешь?" Нечего и спрашивать, после обеда святое время, драться никто
не станет. "Что же мне с тобой, Серый, делать? Так и будем жить, драться
и мириться?" Он герой, одолел два дома, весь в заботах, не пропустит к
нам ни одного чужака и проходимца...
- спрашиваю его.
мне глазами.
не забывай!..
говорит, - это они забывают наш порядок...
носу кулак, и говорю:
замирает, но по-прежнему смотрит на меня немигающим взглядом.
- говорю ему, потому что больше сказать нечего... и протягиваю руку к голове.
Он молчит и не двигается. Я глажу его - он в первый момент вздрагивает,
потом выгибается, и подставляет голову. Я не могу его больше бить. Он был
когда-то домашний и хочет снова вернуться в дом. Как-нибудь, как-нибудь
мы уладим все наши споры... День медлит спускаться к вечеру в западню,
ветер стих, прислушивается. Люська играет с Костиком, как отведавшая любви
десятиклассница со своим одноклассником, незрелым и прыщавым. Клаус перебрался
к ним поближе, снисходительно наблюдает за этой глупой возней, иногда принюхивается,
вглядывается в Люську, он уже на стреме. Нет, еще рано вступать в дело...
То скрипы, то стоны, то стуки... Дрогнула форточка, треснул снег внизу.
Жизнь, живая и страшная. Каждый звук, каждый цвет бьет наотмашь.
минус тринадцать, солнечно, ясно, ветер в морду, что само по себе плохо,
зато для нашего окна наоборот. Я шел со вчерашним супом, насквозь овощным,
наперед зная, что дохлый номер, им мой суп ни к чему. Люська с Алисой попробуют
- из вежливости, Клаус издали понюхает и отойдет, только Костик- беспризорник
будет есть с интересом. А Хрюша вчера долго спал, не придет.
получилась неприятность у меня. Нашел его в мусоре, вместе зашли в подъезд,
что большая смелость с его стороны, он тут же под лестницу - обнюхать памятное
место и самому оставить след в котовской истории, новички тщеславны и старательны...
В это время сверху идут голоса, это самая злая уборщица, с ней мусорщица
со своей железной клюкой. Макс их не слышит, замешкался - след оставил,
но обнаружил селедочную голову, и, конечно, забыл о своей безопасности
и обо мне. Я не мог его там бросить! Он вечно злит меня - не понимает,
что хотя я и главный, но не совсем нормальный кот, чем я смогу ему помочь,
если вовремя не схвачу за густую шерсть. Ворча, я втиснулся под лестницу,
схватил кота за спину. Он тоже заворчал, но стерпел. И я выпрямился.
сделал - надо мной был многотонный незыблемый камень... На миг я забыл,
где нахожусь, такой был удар. Потом вспомнил, и с котом в руках, осторожно
неся свою голову, поднялся на второй, успев опередить женщин, которые были
уже на третьем. Принес кота, и увидел, что лоб крови... А Хрюши так и не
было.
голова, я смотрел вниз и видел не дальше следующего шага. И подумал, что
так и живу - следующим шагом. В сущности не так уж плохо, важно только
помнить, в каком направлении идешь. Иногда я забываю это, но, постояв,
всегда вспоминаю. Надо сразу выяснить, утро или вечер, и что в руках, полная
кастрюля или пустая. Это просто... Но утешительные мысли чередуются с печальными.
Я подумал, что рисую небо, землю, траву, деревья, заборы, окна, ночь, зверей,
прогулки с ними по утрам и вечерам - и так мало вижу вокруг себя!.. Опять
подумав, я снова утешился - ведь в сущности все давно знаю, видел много
раз, и теперь достаточно мимолетного взгляда. Все, что важно, давно во
мне, окружающий мир только напоминание или подтверждение. И пишу я не просто
деревья и траву, кусты и окна, дороги и заборы - а сам становлюсь то деревом,
то камнем, то кустом... то котом в оконном проеме.... Раньше я читал, и
буквы превращались в слова, чувства, картины, вещи. Но со временем надоела
сложность - знаков, символов, переводов, мне оказался интересней и ближе
прямой язык - вещей, красок, теней... И я с завистью думаю о котовской
жизни.
что, где... Если я кот, то очень старый, как Вася. Мне помогает Клаус,
который не пакостит дома с тех пор, как срослись его тазовые кости. Несмотря
на возраст, он обладает прекрасным нюхом, и о чужих грехах знает больше,
чем о своих. И сегодня, нашел в углу кучку и смотрит на меня. Я бросился
искать бумажку, которая должна быть не слишком мягкой, иначе не соберешь
добро, и не слишком твердой, чтоб не засорить унитаз... Вижу, на полу какие-то
листочки. Это игривые Люська с Костиком в ночной гонке свалили с полок
всякой всячины - мелких рисуночков, брошюр... Я схватил один из листков
и применил его с большим успехом. Потом смотрю - "Декларация прав..." Годы
прошли, но помню, с каким трудом раздобыл ее, хранил, хотя это было опасно,
особенно, если обнаружат с другими книгами, которые я тогда читал и считал
хорошими. Оказались всего лишь своевременные, теперь слова в них уже стерты,
пожухли, как масло на непроклеенном холсте... Послужила книжечка последнюю
службу, не такую уж плохую. Столько прекрасных слов сказано с тех пор,
и что?.. Кричат о любви, и одновременно уничтожают живое, людей и зверей.
Декларации, заверения, клятвы, обещания, прекрасные порывы... я им нашел
применение.
ветер с юго-востока, снег покрыт блестящей корочкой. Скользя и спотыкаясь,
спешу к своим, ведь открыта форточка! Не в градусах дело, страшен ветер:
южный опасен, восточный невыносим - задувает в кухню, заползает в комнату,
вытряхивая остатки тепла из еле живых батарей...
дома. У меня полстакана бульона, зато от хорошей рыбы. Наливаю им половину,
думая о тех, кого еще нет. Выхожу на улицу - день мрачен, за рекой синие
тучи, дым над городской трубой мотается рваными лохмами по всем сторонам
света. У подъезда коренастый парень с коротким хвостом жует большой блин.
Хрюша, тебе повезло! Моя мечта - кормить всех до полного изнеможения...
Взял у него блин и понес, он бежит рядом и не беспокоится, а дома уплел
перед всеми. Не мог же я ему сказать - поделись! Кто нашел, тот и съел.
как за дверью громкий требовательный голос - посторонись, я иду! Стив ворвался
и сразу к мискам, старается свое замешательство скрыть суетой и наглостью.
Признать, что я понадобился, выше его сил. Все уничтожено, что же ему дать?..
Я вспомнил о банке со свиным салом, желтоватым и клейким от старости, мы
недавно выудили ее из мусора. Жир ели все, даже Стив остался доволен, сожрал
большой шмат и тут же удалился. Через минуту грозное рычание, он наткнулся
на Серого и не думает уступать. Они медленно расходятся, как в море корабли...
Серый явился с подавленным видом, он отличный боец, но ему не по зубам
кот, который не уступил самому Васе, когда Серого и планах не было. Стив
мог бы властвовать в нашем доме, но не любит участвовать и собираться,
предпочитает странствовать и клянчить, так что Серому нечего беспокоиться.
подрались Алиса с Люськой! Обычные женские дела - сначала слюни и объятия,
а потом обиды, и размахались лапами. И тут же успокоились, Алиса села рядом
со взъерошенной Люськой, лизнула ее пару раз для примирения, и они теперь
моют друг друга, мурлыча и постанывая от удовольствия.
кроме Макса. Я опоздал, он это не терпит, нервишки слабы - тут же трусит
в девятый подвал, чтобы тамошние кошки утешили его. И очень зря исчез,
у меня с собой была жареная печенка и каждому перепало. Костик дважды отнял
у Люськи, при этом жутко рычал, мерзавец. Хотел отнять у Алисы, она всегда
уступает, щуря подслеповатые глазки. Пришлось вмешаться, и ей, благодаря
моим стараниям, достался-таки последний кусок. Костик цапнул меня за палец,
сгоряча, конечно, а я ответил пустым пакетом по морде. А огромный дурень
Макс шляется по снегам.
темень, ветер завывает с новой силой, очнулся после дневного света. Шел
и шатался, засыпая каждые десять шагов. Писать картины легко, когда они
пишутся. Но как найти щель в бесконечном заборе, за которым правильное
скучно, грубое и грязное может стать сильным и трогающим, ежедневное мелко
и далеко, а редкое, наоборот, рядом, и возможно?.. Когда вламываешься,
уже измочален донельзя!
все живы. Нужно собирать их каждый день, разговаривать... чтобы они видели
свет в окне, грелись и спокойно уходили, оставляя за спиной тепло. Сохранение
жизни - кропотливое ежедневное дело с запахом протухшей еды и говна. Живопись
тоже сохранение жизни - особым путем, вот и все.
на ветки, сумасшедшие от ветра, на снежную пыль, носящуюся между небом
и землей - с той особой нечувствительностью лица, когда оно, как стена,
разбивающая ветер, а глаза - две прорези, дыры, щели, бойницы, раны, сосредоточившие
всю чувствительность...
в морду и левый глаз, ломит лоб, съеживает кожу. Пока пройдешь эти восемьсот...
Зато светло и ясно, небо сверкает, как саврасовский март, от этого сверкания
боль в глазах... На кухне опять Сергей, он спокоен, покорен, сдается на
милость победителя. Я вижу по мискам, сколько он съел, ужасаюсь, беру его
подмышки, сажаю на форточку и толкаю под зад. Он скатывается на балкон
и долго стоит там, задрав голову, в глазах недоумение. Через пять минут
вторгается снова, я кричу на него... и так много раз. Мне становится неудобно
перед ним, стыдно, сколько можно унижать сильного в угоду слабым!.. Я выхожу
на балкон и даю ему кусок печенки, он понимает это как сигнал к возвращению....
И там мы мучаем друг друга. Но стоит его оставить в доме, через минуту
чей-нибудь истошный вопль, так он понимает справедливость.
нас поверить в конец зимы. Я бросаю им крошки, но не верю, так просто нас
не обманешь. Скрипя ржавыми баками подъезжает мусорка, сигнал уходить Клаусу,
самому крупному специалисту по мусору. Костик, поднявши хвост, обхаживает
Макса, а Макс, поджав хвост, изучает Алису... За это и бьет тебя Серый?..
На желтоватом снегу овраг, заживающая на коже рана, перечеркнутая линиями
швов-стволов, живыми и неуклюжими. Искренность и выразительность неуклюжи
и наивны.
ветер в лицо, никто меня не встречает, дома верная Люська, она хочет стать
домашней. На лестнице лает черный щенок с белыми пятнами, тут же увязался
за мной, влез к нам на кухню и просит есть. Люська удивлена, но не испугана.
Он хочет поиграть с ней, она бы не прочь, но у них разные языки, оба расстроены
и встревожены. Нет, не могу тебя взять!.. Он охотно убегает, не понимая,
что его ждет. Делаю вид, что его и не было, чтобы не зацепил меня, не закрючил,
не одолел. Я и так весь в долгах, ищу временного равновесия... Оно редко
случается; иногда застает меня в зарослях шиповника, здесь растворенная
в теплом воздухе тишина, через трещины в старом асфальте проросла трава...
Оно встречается со мной в подвалах, с запахами запустения и гнили, со слабыми
проблесками света, при которых вещи крупны, значительны, цвета мало, но
он сильно звучит и много значит, а жизнь нереальна и до жути узнаваема,
как сон или подземная вода.
деревьев чувствую, конец недалеко. Появился свет, теперь бы добраться до
тепла... Кругом промерзшее говно - бесцветные поля, дома... Правы дети,
ветер от движения веток, это глаз и логика художника. Также верно, что
холод не отсутствие тепла, а враждебная ему субстанция. И существует тьма,
а не просто мало света, об этом знают ночи и картины.
господ - холода и тепла. Иду, дыша в воротник - февральская реставрация.
Около девятого черно-белый щенок с пьянчужкой, они гуляют. Пьяницы самые
живые люди, если не считать сумасшедших... Щенку, видите ли, мешает поводок,
он еще не понял главного - живой!.. Костик с кошками греются в одной куче
на кровати, которая принадлежит им, а я только место занимаю. Сегодня каша
с тыквой и растительным маслом для вегетарьянских котов. Появился Хрюша,
хмурый, заспанный, разочарованный в жизни, не успев очароваться ею... В
подвале пахнет землей и котовской мочой, разгуливает Серый-Сергей, просится
наверх, помня про печень и забыв предшествующие разногласия. Но я не могу
обещать, не изучив сегодняшнего котовского расклада, кто, где и прочее.
Мимо подъезда деловито топает толстый кот с обломанным белым усом. Зову
его, он неохотно сворачивает ко мне, вегетарьянство не признал, и уходит.
Дятел, праздничная птица, стучит и стучит...
но гораздо жирней, от нее понос во всех углах. Но я обдаю ее кипятком,
это помогает. Пришли все, кроме Люськи. Алиса, как всегда, аккуратная,
спокойная... Хрюша неразговорчив, так и не выспался. С каждым днем больше
света, а холод на свету выдыхается. Сегодня большие изменения в подвале.
Южную дверь заколотили, а северная открыта настежь, и в подвальной темноте
бегает понурая собачонка с поджатым хвостом. Где могучее племя рыцарских
собак, которые пугали нас в январе? Рассеялись, не имея общей цели?..
Клаус, садится, отвернулся, с рассеянным видом моется, будто случайно оказался
рядом, шел себе шел, и захотелось отдохнуть... Ни за что не покажет, что
хочет пообщаться! Костик простая душа, снует между всеми, задравши хвост,
он не может понять, отчего бы не сбиться в одну кучу - теплей и веселей...
Я рад, когда они вместе, разговариваю с ними, стараюсь, чтобы не забыли
имена. У них нет веры в человека, только настороженность и страх, так пусть
останется надежда на самого сильного кота.
дует с юга. Зима шагает по ступеням времени, то назад на ступеньку, то
вперед через одну перепрыгнет... Было немного молока, разбавили водой,
чтобы всем досталось. Мы сидим в окружении картин, на них тоже коты, деревья,
кусты, дорога - ведет в никуда... дома - в них никто не живет или такие,
как мы... Что же хотел нам сказать художник?.. Идите вы... Ничего не хотел.
Может, передать дух котовской жизни через ощущение воздуха, света, тепла?..
Все, что внесли всей компанией в холод и тьму зимы - тепло нашего подвального
мира... И каждый добавил кусочек странности, без нее изображение реально,
то есть, мертво.
верная Люська ловит носом струю из форточки.
навстречу, значит спали спокойно. Костик увязался за Люськой - быть игре,
полетят на пол картины и книги... У нас вермишель, полная кастрюля! Серые
накинулись на миски, черные еще спят или странствуют. Люська стала домашней
кошкой, очень старательно моется! Алиса не домашняя, зато суперкласс. Я
бросаю короткие взгляды на кошек, котов, и картины. Как смотрит Клаус...
метнет глаз, и все ясно! Здесь нужно светлей пятно, а здесь темное слишком
велико... Художник - уравнитель пятен, это работа, интерес, игра. Язык
живописи - перекличка пятен, самый немой разговор. Поэзия - полет звуков,
немой, как мычание, остальное - рифмованные мысли, афоризмы житейской мудрости.
щенок, седой алкаш в валенках зовет своего домой, его подруга-алкоголичка
тискает пса и целует в нос. Надолго ли повезло?.. Я, к счастью, избежал
того взгляда, глаза в глаза, после которого разрастается притяжение - прорастание...
Вчера у подъезда три похожие на волков собаки сидели плотно прижавшись
друг к другу решетками ребер. Эльза, бездомная овчарка и двое ее щенков,
из четырех, которых я видел осенью. Двое еще живы. Глядя на них, чувствую
холод изнутри. Я уйду в тепло, коты на трубы, а куда они?.. Мне говорят
- люби людей... Мне говорят - есть хорошие, добрые, их много... Что же
вы жизнь не защитите? Идите вы... Как еще далеко до весны...
вихрики, оголяющие мертвую траву, она пунктиром и точками на белом и сером...
Из подвала выкарабкивается Хрюша, пожевал кашу и на боковую, у батареи,
на диванной большой подушке. Он тут же засыпает, тогда его можно трогать,
он теплый, не двигается, только вздыхает во сне. Над ним, на батарее, верхом
на теплом железе Люська, на кровати дремлют Костик и Алиса. У нас все тихо.
А я, проходя мимо одной из картин, заметил, что помогать нужно дальним
пятнам - чем они дальше друг от друга, тем напряженней их взаимное внимание,
и притяжение, они как тайные любовники в большой компании...
всех дорогой гость Стив, не мешается с коренным населением. Щупаю его спину,
позвоночник только-только прорезается, будем кормиться на общих основаниях.
Впереди Костик, серый плут. Вчера играл с Люськой и вдруг хвать ее за гривку
- и замер, сам удивился. Она от изумления присела... Голубой Костик выходит
на правильный путь?.. Что за черт возьми! Оставленная с вечера кастрюля
открыта, опрокинута, остатки вермишели едва покрывают дно... Опять Серый,
ненасытное брюхо?.. Стив возмутился обманом - "Обещал вермишель? - обещал!"
- и бросился вниз с балкона, по сугробам пошел к девятому - головастый,
мохнатый, с широкой прогнутой спиной.
котовских ожиданий - проходя мимо, захватил глазом одну вещицу и уличил
ее в смертном грехе - пятна кричат наперебой. Всего-то несколько - темных
и светлых, но каждое обязано знать свое место в круге света!.. Наш глаз
все тот же миллион лет - его настораживает граница тьмы и света, вход в
пещеру и выход из нее... Цельность зрительного образа; выразительность
на основе цельности; лаконичность, как условие выразительности - вот три
кита, на них опираются все стили и эпохи. А на поверхности - кошечки, собачки,
психологизьм, розовые страсти, "ах, Ватто!" , сватовство майора, "какие
руки!.." тисканье упитанных бабенок, охота на крокодилов, печаль и слезки
на глазах...
уже не парит в воздухе, а тяжело опирается на землю, которой еще не видно.
У котов сотни снегов - утренний и вечерний, обжигающий и приятно холодящий,
пушистый и легкий, и, наоборот, мокрый и тяжелый... нет слов, собирающих
и ограничивающих, есть тысячи ощущений... Объект зависти - воспринимающий
мир кот.
головы, Стив дрогнул от запаха такой еды. Может, снова исчез богатенький
спонсор?.. Макс насел на Костика, изображая страсть. Тот возражает - в
миске суп, а как до него добраться, имея на спине такую тяжесть!.. Костик
ворчит, рычит, ползет, и, наконец, макает морду в миску. Еще была корочка
хлеба, поделенная на всех... Серый мирно разгуливал по кухне, никаких вызывающих
движений и затей. Я сделал вид, что не заметил его, он понял, и тоже меня
не замечает. Я все приглядываюсь к Алисе. С ее брюшком не все, как надо...
Неужто снова?.. А Люська, Люська! И ты?!. Я не особо разбираюсь в этих
делах, вот они и преподносят мне сюрпризы в виде котят...
улизнуть, но сначала надо оставить след, напоминание, намек, загадку -
вот был такой, какой-то странный, не совсем обычный... Романтик... "Не
надо, Хрюша..." Но бесполезно уговаривать, есть котовский закон, а вставать
и доказывать, что сила выше закона мне кажется несправедливым... и лень
вставать. Стремление остаться понятно, но пагубно - как только становится
сильней желания быть собой, сразу начинается угадывание. Зато у котов оно
всегда естественно... От себя скажу вот что - если след хорош, то есть,
пятна говорят между собой с напряжением и страстью, то творец выталкивается
из творения со всей своей биографией; законченная вещь замкнута в себе
и не нуждается больше в авторе. Согласитесь, жалкое зрелище - объясняющий
картину художник... или кот, объясняющий свой след... Ну, уж нет, другой
кот и так все поймет... Все должно получаться естественно и просто, не
стоит стараться - быть понятным, хорошим, добрым, полезным, веселым или
грустным, искать одобрения, принадлежать сообществу, клану, человеку или
зверю, течению, школе... Не лучше ли выйти из ряда, раздвинуть кусты и
рамки, убедиться, что ты зверь из зверей, под тобой земля, а не пол, рядом
травы и деревья - живые, муравьи, коты и собаки пытаются с тобой объясниться...