Однажды вечером, за ужином, Борис Ефимович обратился к Але с просьбой.
   – Алечка, дорогая, если вдруг, когда меня не будет дома, сюда придет моя сестра, та самая женщина, с которой жил твой отец…
   – Маргарита? – Аля хорошо запомнила, как зовут его сестру, и при ее упоминании сразу же представила себе зеленое сукно с рассыпанными по нему картами, сизое облако дыма над головами игроков казино и, конечно же, звонкую, нервную рулетку.
   – Да. Она, возможно, не знает о том, что ты здесь, у меня. И поэтому в твоем лице может увидеть человека, более близкого мне, нежели она. Рита – человек взрывной, импульсивный и ревнивый. Она привыкла к тому, что я уже много лет живу один, поэтому появление в моем доме такой красивой девушки, как ты, скажет ей лишь о том, что теперь мне есть на кого тратить деньги. Те самые деньги, за которыми она рано или поздно придет ко мне. Ведь она – частый гость в казино, я тебе говорил…
   – Игрок, да, я знаю. И что же, она посмеет прийти сюда, чтобы просить у тебя денег?
   Борис Ефимович сам предложил ей обращаться к нему на «ты». «Так мы будем ближе, Алечка!»
   – Скажет, что в долг, разумеется, но так и не отдаст их. А я теперь стал умным. И не собираюсь пускать деньги на ветер. У меня теперь есть ты. Зима на носу, и я хотел бы купить тебе шубку, теплые ботинки, опять же кое-что по мелочи, вроде колечка или брошки. Мне ужасно нравится делать тебе подарки… Так ты все поняла?
   Слушая его, Аля просто млела от счастья и не верила своим ушам: шубка, ботинки, колечко!
   – Поняла, конечно. Но как же… Значит, она позвонит, я подойду к двери, загляну в глазок… И как я ее узнаю?
   – А ты спросишь, кто это. Она непременно скажет, что она моя сестра. Вот увидишь. Даже в нетерпении еще несколько раз нажмет на звонок. Но ты ей спокойно, не открывая двери, ответишь, что меня дома нет, и если она хочет меня увидеть, то пусть приходит вечером.
   – Хорошо, я так и сделаю. Надеюсь, она не снесет дверь.
   И в тот же вечер Борис Ефимович повез Алю в город покупать шубу. Судя по тому, как он уверенно и легко поднялся на крыльцо одного из магазинов, расположенных неподалеку от городского театра, Аля поняла, что ее благодетель заранее позаботился обо всем и предусмотрительно выбрал магазин, где и планировал сделать ей подарок. Все еще не привыкнув к мысли, что теперь она не просто нищая парикмахерша Аля Вишня, а подруга одного из состоятельных людей города, владельца сети магазинов, торгующих тропическими растениями и аквариумами, она некоторое время стояла в нерешительности перед кронштейнами, на которых висели шубы. Ей всегда нравилась норка, светлая, ореховая, но теперь, когда она увидела столько чудесных шуб, она немного растерялась. Девушка-консультант бросилась ей на помощь. И через некоторое время Аля вертелась уже перед зеркалом в длинной норковой шубке с капюшоном и не верила, что стоит ей сейчас сказать «да», как эта восхитительная вещь будет принадлежать ей. Она даже сможет покинуть магазин в этой шубе, приказав запаковать ее старое, скромненькое осеннее пальто.
   – Ну как, Алечка, тебе нравится? – Борис Ефимович погладил свою бородку. Видно было, что ему доставляет удовольствие наблюдать за Алей, примеряющей меха.
   – А тебе? – покраснела она, потому что это «тебе» далось ей с трудом. Но рядом стояла девушка-консультант, и лишь для нее Аля постаралась произнести это сближающее ее с Борисом Ефимовичем слово, как бы демонстрируя легкость и спокойствие, свойственные женам или любовницам, с которыми и делаются подобного рода покупки.
   – Мне – очень. Тебе идет эта шубка, – и он с присущей ему основательностью внимательнейшим образом осмотрел все швы шубы, подкладку и даже погладил мех. – А теперь давай посмотрим шапочку.
   Они вышли из магазина спустя полтора часа. На Але была новая шубка, веселая норковая шапочка, в тон шубе, а на ногах – высокие ботинки на меху.
   – Знаете, я никогда еще не была так счастлива, – сказала она, прослезившись, Борису Ефимовичу и поцеловала его в румяную щеку. – Только мне постоянно кажется, что я сплю. Что все это происходит со мной во сне. Ну подумайте сами… – они уже сели в машину и медленно покатили вдоль заснеженного тротуара в сторону дома, – жил человек, никому не нужный, и вдруг… Зачем вы тратите на меня такие большие деньги? Какой вам прок во всем этом?
   – Ты нравишься мне, Аля. Не знаю, как тебе это объяснить, но я даже и не представлял, что твой мерзавец отец подарит мне встречу с таким сокровищем, как ты. Разве тебе никто не говорил, что ты очень красива?
   – Говорили. Но шуб почему-то не дарили, – она почувствовала, как кровь прилила к лицу. Она только что призналась в том, что у нее были мужчины, но такие, которые не смогли по достоинству оценить ее красоту. А как бы ей хотелось, чтобы вся ее прошлая жизнь никогда не всплывала в памяти. Ведь ничего хорошего, чистого и благородного в общении с мужчинами у нее не было. Так, случайные встречи, несколько абортов и сплошные разочарования…
   – Я должен признаться тебе, Алечка, что за то время, что мы живем с тобой вместе, я словно помолодел. Понимаю, мои слова воспринимаются тобой с насмешкой. Нет, нет, не торопись отрицать. Ты еще молода, чтобы по-настоящему оценить мои откровенные признания. Лишь человек, переживший столько потрясений, сколько я, почуявший запах приближающейся смерти, способен понять, как глубоки и чисты мои чувства по отношению к тебе и как я благодарен тебе за то, что ты живешь со мной, говоришь со мной, что позволяешь спать в одной постели с тобой. Когда я глажу твое тело, я испытываю к тебе невероятную нежность. Ты понимаешь меня?
   Он привлек ее к себе и поцеловал.
 
   На лестничной клетке их поджидала женщина. Высокая, элегантная, в шляпе и длинном пальто. Лицо ее, сильно напудренное и пахнувшее чем-то сладким и фруктово-душистым, было бледным. Огромные, непонятного цвета глаза смотрели куда-то в пространство. Женщина обладала мощной энергетикой, она чуть ли не пританцовывала – не могла устоять на месте и находилась в постоянном движении.
   – Борис, наконец-то! Я жду тебя битый час. Где тебя носит? Мне срочно надо поговорить с тобой. А это кто? – уставилась она на Алю.
   – Это Аля. Аля, это Маргарита, моя сестра.
   Представляя Але сестру, Борис Ефимович даже отвернулся, не в силах сдержаться, чтобы не продемонстрировать, насколько ему неприятна эта встреча, этот визит.
   – Ну и что ты нос от меня воротишь? То же мне, братец. Да что бы ты делал без меня? Давно бы уже ноги протянул. А вы, девушка, кем ему приходитесь? Сиделкой? Домработницей? Хотя… – Она смерила Алю с головы до ног тяжелым взглядом и фыркнула: – Не думаю, чтобы домработницы носили такие шубы. – И, уже обращаясь к брату, насмешливо: – Это твоя любовница, что ли?
   – Рита, не смей так разговаривать со мной.
   – Ладно, успокойся. В сущности, это твое личное дело, заводить себе любовницу или нет. У меня проблемы. Большие. Я в безвыходном положении…
   Борис Ефимович уже открыл дверь, и они все вошли в квартиру. Сначала он, затем ворвалась Маргарита и только потом – Аля.
   – У тебя есть что-нибудь выпить?
   Маргарита как ураган промчалась на кухню, раскрыла буфет и достала оттуда сразу несколько бутылок. Смешала разноцветные напитки в большом бокале, бухнула туда вынутые из морозилки и вытряхнутые из пластиковой решетки кубики льда и выпила эту гремучую смесь. Крякнула и вытерла ладонью рот. Аля, наблюдая эту сцену, подумала о том, что у Маргариты не одна проблема, а две как минимум: помимо карточного долга, который и привел ее к брату просить деньги, она еще и пьет.
   – Мне надо две тысячи баксов. Пожалуйста. Я сегодня же отыграю.
   – У меня нет денег. – Борис Ефимович вошел на кухню и, вытянув руки по швам, словно признаваясь в содеянном преступлении, опустил голову. – Ты слышишь меня, Марго? Денег нет.
   – Борис, хватит. У меня действительно серьезные проблемы. Мне срочно нужны деньги, иначе… – Она состроила страдальческую гримасу. – Ты же знаешь, что с этими людьми шутки плохи.
   – Марго, я теперь живу не один, у меня расходы, ты должна понять. Поэтому поищи, у кого занять, в другом месте.
   – Но мне же никто не даст! – Глаза ее округлились. – Ты что, издеваешься надо мной? Смеешься?
   – Я не смеюсь и тем более не издеваюсь. Ты – азартный человек, Марго, но я не могу содержать тебя, взрослую женщину.
   – Я отыграю, ты же знаешь…
   – Все эти разговоры бесполезны, потому что денег я тебе все равно не дам.
   Маргарита резко повернулась и, вперив в Алю полный злобы взгляд, стиснула кулаки.
   – Да что же это такое получается? – тут же, словно придя в себя, набросилась она снова на брата: – Ты содержишь какую-то шлюху, а на родную сестру у тебя денег нет? Ведь и эту шубу, наверное, ты ей купил? Я что-то ничего не понимаю… Борис, но ведь две тысячи долларов для тебя не деньги! Что случилось?
   – Я не обязан отчитываться перед тобой. Марго, пожалуйста, оставь нас.
   В его голосе прозвучала такая твердость, что даже Марго поняла, что сегодня у нее уж точно ничего не получится и что денег ей никто не даст.
 
   Она молча повернулась на каблуках и буквально вылетела из квартиры. Хлопнула дверь, и стало необыкновенно тихо.
 
   – Слава тебе господи, – перекрестился Борис Ефимович и обнял Алю. – Не обращай внимания. Марго – это стихийное бедствие. И никуда от нее не денешься. Поэтому-то я тебя и предупредил насчет нее. Не открывай ей дверь ни под каким предлогом. Она – больной человек, и, когда ей нужны деньги, она становится почти невменяема.
   – Она пьет?
   – Раньше не пила, но сейчас все чаще и чаще прикладывается. Давай забудем о ней хотя бы на сегодня.
   – Давайте.
   Но только она это произнесла, как в дверь позвонили.
   – Вы откроете? – Аля от неприятного чувства досады или даже страха почти втянула голову в плечи: так ей не хотелось снова видеть перед собой эту разъяренную картежницу.
   – Дело в том, что, если я не открою, она будет звонить до посинения, до утра. Я знаю свою сестру. С ней лучше договориться, в чем-то ее убедить, только бы она оставила нас в покое.
   Он открыл, но вместо Марго они увидели на пороге отца Али – Вениамина. Его синие глаза смотрели только на Алю.
   – Как дела, малышка? – улыбнулись его губы.
   – Папа. – Аля почувствовала, как внутри ее все задрожало, а по телу разлилась слабость. – Папа, у меня все хорошо. Ты не должен был сюда приходить. Ты мог бы позвонить.
   Вот теперь Вениамин перевел взгляд своих немигающих глаз на Бориса Ефимовича.
   – Мне нужны деньги. Вам хорошо: вы вдвоем, сыты, одеты… – Он скользнул взглядом по шубе, в которой еще оставалась его дочь. – А я совсем один, у меня кончились деньги.
   – Но мы тебе ничего не должны… – Ей было нестерпимо стыдно перед Борисом Ефимовичем за отца. – Мы не обязаны содержать тебя…
   Она поняла, что только что повторила мысль, высказанную Борисом Ефимовичем и обращенную к его сестре. И что это за вечер сегодня? Все требуют денег, да еще с таким нахальством, словно мы и правда кому-то страшно задолжали.
   – Не надо, Алечка. Я дам ему денег. Но это будут последние деньги…
   Аля видела, как отец принял из рук Бориса Ефимовича две стодолларовые бумажки, и ее передернуло от отвращения.
   – Надеюсь, в этом доме с тобой хорошо обращаются? – улыбнулся одними губами Вениамин и привычным жестом, обеими ладонями, пригладил отросшие почти до плеч черные густые с проседью волосы. После чего, так и не дождавшись ответа, повернулся к ним спиной и вызвал лифт.

8. Татарская кошка

   – Теперь ты понял, насколько все серьезно? Сначала они убили твою жену и ее подругу, теперь вот Сулейманова…
   Они вдвоем на кухне ужинали пловом, тем самым, которым Наталья собиралась угостить его компаньонов. Выпили по рюмке водки и теперь говорили об убийстве Сулейманова.
   – Гасан был неплохим парнем, и, когда ты говорила мне о том, что это они с Андреем все подстроили, чтобы избавиться от меня, мне становилось не по себе. Ведь прежде, чем согласиться работать с ними, я все тысячу раз обдумал. Стал бы я вкладывать деньги, если бы не был уверен в этих ребятах? У нас как-то сразу все заладилось, наш бизнес быстро пошел в гору. И я до сих пор не могу поверить, что они за моей спиной рыли мне, по сути, могилу. Зачем им это? Ну, были у нас какие-то разногласия, но не смертельные, можешь мне поверить. Рано или поздно мы бы договорились. Ведь у нас была одна цель – прибыль.
   – Тебя послушать, так у вас было все замечательно. Спрашивается, кто же тогда мог так подставить тебя и повесить на тебя убийство Ренаты? Не хочешь же ты сказать, что ее убил какой-нибудь маньяк, сумасшедший, который в тот день прогуливался в лесу…
   – В тот день прогуливаться в лесу было невозможно, так как было много снега. Убийца был на лыжах. Ведь лыжня сохранилась, и вокруг нее не было следов от ног. Если бы убийца был без лыж, то весь его путь в лес был бы отмечен глубокими следами. Он бы проваливался чуть ли не по пояс, прогуливаясь, как ты говоришь, по лесу.
   – Но ведь потом пошел снег…
   – Правильно, пошел снег и замел довольно много следов, но все они были направлены в сторону Ботанического сада. То есть лыжники ближе к вечеру сняли с себя лыжи и уже пешком отправились к автобусной остановке. И точно так же несколькими часами раньше они пришли на развилку, от которой начинается лыжня. Но возле Ренаты и Ирины таких следов не было. Разве что большие вмятины на снегу… Но ведь там было совершено убийство и, возможно, перед тем, как погибнуть, девушки защищались, даже боролись. Во всяком случае, Ирина лежала чуть подальше от Ренаты, и это именно вокруг ее тела была вытоптана довольно большая площадка.
   – Но раз нет следов ног, значит, убийца действительно укатил от места преступления на лыжах. А поскольку нашлись свидетели, которые описали твой свитер… Ладно, извини. Постарайся и меня понять. Ты вот сказал, что прежде, чем начать новое дело и вложить туда все свои деньги, а то и взять кредит, ты сделал все возможное, чтобы узнать о своих будущих компаньонах все. Прежде всего, они должны были быть надежными, ведь так? Вот и я пытаюсь разобраться, имеет ли смерть твоей жены отношение к твоему бизнесу, потому что тоже хочу быть уверенной в том, что завтра и тебя не пристрелят…
   Он понимал ее волнение, но сама мысль о том, что его все еще подозревают, действовала на нервы. Но ведь Сулейманова же убили!
   – Спасибо за плов. – Он поднялся из-за стола. – Пойду прогуляюсь.
   – Снова на вокзал? – Он так и не сумел определить по интонации, прозвучало ли в ее вопросе презрение, или же она расстроилась, что он уходит из дома.
   Но он не собирался на вокзал, у него были другие планы.
   – Нет, просто подышу воздухом около дома. Если хочешь, пойдем со мной.
   Он сказал это нарочно, потому что знал, что Наталья никуда с ним не пойдет: она только что вымыла голову и искупалась.
   – Нет, иди один. Только прошу тебя, не ходи на вокзал. Это пошло. Ты подцепишь там какую-нибудь заразу…
   – Я не пойду на вокзал, – огрызнулся он. – Говорю же, погуляю возле дома.
   И он снова, как и утром, быстро вышел из дома. И первое, что сделал, оказавшись на улице, это остановил машину и назвал адрес секретарши Тамары.
   Она жила возле церкви, недалеко от центра, в тихом, окруженном парком, месте, в двухэтажном, старой застройки, доме. Машина остановилась у единственного на весь двор фонаря, освещавшего детскую песочницу и новую желтую скамейку. Стены дома, построенного буквой П, сейчас напоминали рыхлый бисквит – настолько выкрошен и изъеден временем был кирпич. Но окна с белыми наличниками светились по-прежнему уютно и словно приглашали его войти в дом.
   Он и раньше приезжал к Тамаре, но довольно редко. И не всегда затем, чтобы обсудить дела. Тамара – темпераментная татарочка с раскосыми черными глазами, широкими скулами и смуглой гладкой кожей, всегда была рада его приходу, и стоило ему только войти в переднюю, как она тут же запирала дверь на все замки. И уже от одного лишь звона ключей Виктор возбуждался. Мы одни, и никто нам теперь не сможет помешать. Они не сразу ложились в постель, сначала Тамара быстро, как это умела делать только она, накрывала на стол и лишь после небольшой трапезы задергивала шторы на окнах своей маленькой квартирки и раскрывала Виктору свои горячие объятия. Он был уверен, что точно так же она принимает у себя и Сулейманова, и Бархатова, но они никогда не затрагивали эту тему. Виктор ее ни к кому не ревновал и воспринимал Тамару просто как женщину, способную удовлетворить его по первому требованию. Сейчас, вспоминая свои свидания с ней, он спрашивал себя, почему же он не приехал к ней вчера, почему, сгорая от желания, пошел на вокзал и позволил прикасаться к себе какой-то малолетке с пьяными глазами, вместо того чтобы провести ночь в постели с ласковой и безотказной Тамарой?
   Он подошел к двери, ведущей на второй этаж, где жила Тамара, и толкнул ее. Она, как всегда, оказалась открытой. Тусклая лампочка освещала узкую деревянную лестницу этого старого, готового развалиться, купеческого дома. Виктор Кленов поднялся по скрипучим ступенькам и позвонил в дверь со старинной табличкой, еще сохранившейся с дореволюционных времен: «Доктор по внутренним болезням». Они часто смеялись по поводу этой таблички, и Виктор не раз называл Тамару доктором по внутренним болезням. Ты лечишь меня, как настоящий доктор. Под внутренней болезнью понималась, разумеется, душа.
   Сейчас, когда он замер перед знакомой дверью, ему показалось, что все это было с ним в другой жизни. И встречаясь с Тамарой, и вращаясь в бешеном ритме своей деловой жизни, и целуя на ночь Ренату, и изменяя ей с Ириной Пчелинцевой, разве мог он представить себе, что в один далеко не прекрасный день он лишится всего этого счастья, этой возбуждающей его круговерти. Вернее, его лишат. Против его воли. Посадят в клетку, как дикого зверя. И за что? Только за то, что Рената в свое время купила ему сине-белый шерстяной свитер, точно такой же, какой видели на убийце? Но ведь свидетель мог и ошибиться. И кто вообще эти люди, эти так называемые свидетели, которым поверили настолько, что его, ни в чем не повинного Виктора Кленова, арестовали по подозрению в убийстве жены. Да, Наталья все же была права, когда говорила, что найти убийцу Ренаты и Ирины это все равно что вычислить своего главного врага.
 
   Он позвонил и почти тотчас услышал звуки шагов за дверью и тихое, встревоженное «кто там?».
   – Тамара, это я, Кленов.
   Дверь немного отворили, и он увидел черные блестящие глаза.
   – Виктор? Ты?..
   И Тамара впустила его, обняла и прижалась к нему своим горячим тонким телом.
   – А я уж думала, что не увижу тебя.
   – Но почему? Я же звонил тебе сегодня.
   – Тсс… Заходи.
   И она, подчиняясь привычке и природной осмотрительности, сразу же, едва он переступил порог, заперлась на все замки. Виктор вдруг вспомнил Ирину Пчелинцеву, которая до предела оснастила двери их квартиры замками. Почему все мои женщины чего-то боятся?
   – Как же я соскучилась по тебе… Витя, – она нашла в темноте его губы, прильнула к ним. – Пойдем же. Знаешь, – она улыбнулась, и он увидел ее острые беличьи зубки, – а я как чувствовала, что проведу этот вечер не одна. Приготовила азу из баранины. Ты же любишь мое азу?
   Виктор тотчас вспомнил его острый вкус.
   – Это ты мое азу. Я рад, что ты мне вообще открыла дверь.
   Он оказался в знакомой комнате, где ровным счетом ничего не изменилось. На темно-зеленой скатерти стояла корзинка с грушами. Тамара, как кошка, легко и грациозно прыгнула на широкую, покрытую пестрым покрывалом, тахту и поджала под себя ноги. Устремила взгляд своих внимательных и раскосых глаз на Виктора.
   – Дай-ка я на тебя полюбуюсь. Виктор… Не буду скрывать – я стала забывать тебя. Но сегодня, когда услышала твой голос, что-то перевернулось во мне. Если бы ты знал, каких усилий мне стоило говорить с тобой сухим официальным тоном. Но я не могла иначе. Андрей мог войти в приемную в любую минуту. Да и Гасан… Витя, ты же знаешь, наверное, что его убили. Иначе ты бы ко мне не пришел. Только, пожалуйста, не надо делать вид, что ты пришел, потому что соскучился по мне. Ты вышел из тюрьмы, и у тебя накопилось много вопросов. Я понимаю. Но и у меня к тебе тоже не меньше вопросов. Я вообще запуталась, и мне очень страшно. Иди ко мне, обними меня.
   Виктор сел рядом с ней, и Тамара положила ему голову на колени. Он, играя ее волосами, вдруг почувствовал себя в своем прошлом. И пусть это чувство длилось всего лишь мгновение, он успел получить небольшой заряд силы и понял, что сделал правильно, приехав сегодня именно сюда, к Тамаре, а не к Андрею.
   – Что ты знаешь об убийстве Гасана?
   – Только то, что его убили, когда он выходил из квартиры. Прямо на пороге. Это произошло часов в восемь утра. Он всегда в это время выходит из дома.
   – Он живет один?
   – Да. Как и Андрей.
   – Тамара, меня долго не было здесь. Я ничего не знаю о том, как шли дела в «Авиценне» и кому понадобилось убрать меня.
   Тамара подняла глаза и несколько секунд смотрела на него, не мигая.
   – Ты действительно ничего не знаешь?
   – Нет! – воскликнул он, вдруг почувствовав, что сейчас он наконец-то узнает самое главное, то, ради чего он и приехал сюда.
   – Гасан любил Ренату. И когда ты убил ее, он сделал все возможное, чтобы ты не вышел из тюрьмы. Это он прислал…
   – Что ты такое говоришь? – Он вскочил и пересел с тахты на стул. – Тамара, я никого не убивал!
   – Но ведь тебя видели на лыжне… – она состроила страдальческую мину.
   – Кто тебе об этом сказал? Гасан?
   – У нас тут целую неделю паслись люди из прокуратуры, постоянно беседовали то с Гасаном, то с Андреем. Они даже пили вместе. Хотели, наверное, по пьяной лавочке выудить друг у друга полезную информацию. В прокуратуре в то время никто не сомневался в том, что Ренату убил ты. Если бы ты знал, как я тряслась – боялась, что они узнают про нас с тобой…
   Он резко оборвал ее:
   – Что они еще говорили обо мне? Какую жизнь мне придумали? – Он произнес это в надежде выяснить, знает ли кто о его романе с Ириной Пчелинцевой. У Тамары он бывал раз в месяц, а то и реже, а с Ириной встречался почти каждый день. Неужели они с ней были настолько осторожны, что про них так никто ничего и не узнал?
   – Витя, ты, наверное, не расслышал, что я тебе сказала про Ренату и Гасана, – осторожно напомнила ему Тамара.
   И лишь теперь до него дошел смысл ее слов, он понял, что, во-первых, Гасан любил его жену, во-вторых, все (включая и Тамару) уверены в том, что это он убил Ренату, в-третьих, это Гасан сделал все, чтобы он не вышел из тюрьмы. Тамара не успела договорить, и если бы он не перебил ее, то наверняка услышал бы, что это он послал к нему адвокатов, которые заморочили ему голову.
   – Ты хочешь сказать, что у моей жены с Гасаном был роман?
   – Этого никто не знает, но я думаю, что нет. Зато с уверенностью могу утверждать, что Гасан был просто без ума от твоей жены.
   – Но откуда ты об этом знаешь? Гасан с тобой был настолько откровенен?
   Виктор никогда бы этому не поверил. Гасан в его памяти остался как хитрый и сильный человек, хищник по натуре. Существо довольно коварное и опасное. Он всегда добивался своей цели и не брезговал при этом ничем. Разве что никогда бы не решился на убийство или насилие над женщиной. Он был красивым и грубым, и женщины сами вешались ему на шею. Хрупкая и романтичная Рената и дня бы не выдержала рядом с ним. Она сбежала бы, не оглядываясь, даже если бы Гасан осыпал ее золотом или подарил мастерскую, о которой она так страстно мечтала. Рената была бескомпромиссным человеком и в этом была немного похожа на упрямого и эгоистичного Гасана.
   – Нет, Гасан бы мне никогда об этом не рассказал. Но о том, что Гасан сходил с ума по твоей жене, знал Андрей, он-то мне и сказал. Гасан просто заболел ею, представляешь? Мне кажется, что мужчины могут так страдать только в том случае, если женщина им отказала.
   – Отказала?
   – Иначе он бы так не переживал. Ведь, если бы она ответила на его чувства, он скорее похвастался бы перед Андреем своей победой, а не стал бы рассказывать о том, как ему тяжело, каждый раз видя ее, знать, что она никогда ему не достанется.
   – Она ничего не рассказывала мне…
   – Зачем?
   Рената не спала со мной, отказала Гасану, после чего ее убили…
   – А тебе не приходило в голову, что это Гасан мог ее убить?
 
   Он сказал это просто так, но Тамара отнеслась к его словам со всей серьезностью.
   – Приходило, конечно. Но тогда зачем было Гасану накануне убийства Ренаты встречаться с директором одной из ремонтно-строительных фирм и договариваться о том, чтобы отремонтировать весь второй этаж особняка, в котором раньше располагалась фондовая биржа?
   – А при чем здесь это?
   – Он хотел подарить это помещение Ренате. Но прежде привести его в порядок. Я своими ушами слышала, как он разговаривал по телефону с представителем одной из фирм, занимающейся пластиковыми окнами, и спрашивал о том, можно ли разобрать крышу и сделать стеклянный потолок. Это его слова. То есть он хотел подарить твоей Ренате мастерскую, такую, о которой она всегда мечтала, – прозрачную, почти всю из стекла.