- Сбрызни! - повернувшись к нему, сказал парень, ближе всех стоявший ко мне, схватил его за плечо и оттолкнул от меня.
   - Да дайте же мне проучить эту корову! - наводчик не удержался на ногах, сел в невысокий сугроб и теперь во всю глотку орал оттуда.
   - Заткнись, - сказал тот же парень, по-видимому старший в четверке, этого оговорено не трогать. Не того выцепил, Сухарь. Гони обратно в учагу.
   Сухарь зашипел и поплелся обратно. Впрочем, такова была его судьба. А четверка, завидев следующего пацана, который огородами пытался выбраться с опасной территории, ринулась за добычей, оставив меня одного.
   Я не верил своим глазам. Не знаю, когда Кирпич успел показать меня районным суперам, но результат был налицо. Свершилась вторая и довольно весомая победа. Теперь я приобрел материальную независимость.
   Памятуя о своих многострадальных брюках, я решил купить спортивные штаны, где талию охватывала резинка, а ткань могла растягиваться, что являлось очень немаловажным достоинством во избежании возможных потерь при экстренных превращениях в волка.
   В государственные магазины я мог и не заглядывать. Последний раз мне покупали спортивный костюм в госторговле, когда я пребывал в беспечном пионерском возрасте. Цены комков с их "адидасами", "пумами" и "аренами" сверкали нулями не для моего кармана. Оставалось идти на толчок, где в изобилии раскинулись кооперативные киоски. Там можно было купить за вполне сносную цену просторные брюки в спортивном стиле.
   Площадь, где находился толчок, еще скрывалась за близлежащими сараями, где располагались овощные склады, но музыка, кусками доносившаяся оттуда, выдавала его присутствие. Это торговали кассетами три-четыре мужика со связями на базах, еще не накопившие пока на постройку собственного киоска с гордым названием "Студия звукозаписи".
   Врубив на полную мощность укрытую целлофаном технику, они зорко наблюдали за своими чемоданами, набитыми различными модификациями союзных кассет и китайско-гонконгской дрянью, и хмуро поглядывали на толпу, которая окружала их кольцом, рассеяно читая предлагаемый ассортимент записей. Недовольство продавцов можно легко понять - кассеты брали неохотно, а шум и гам вокруг сильно действовал на нервы.
   Между ними приткнулись юркие мужички как бы из общества глухонемых. Они торговали фотографиями Шварценеггера, Сталлоне, индийскими знаменитостями и эротико-порнографическими календариками в черно-белом исполнении. Пройдя их лотки я очутился в книжном царстве.
   Было просто удивительно, какие книги выпускаются в нашей стране. Даже не верилось, что все это произведено в Союзе, особенно если вспомнить прилавки магазинов, забитые кооперативной макулатурой за крылатые цены. А здесь было все, начиная от красочно изданной "Анжелики" и заканчивая солидными томами "мастеров детектива". Встречались тут, конечно, и знакомые кооперативные книжонки, но их держали в расчете на периферию, которая пашет всю неделю и только в воскресные дни вырывается в город, когда все магазины закрыты. Когда-то и я относился к ней, и это были не самые худшие дни в моей жизни. Как гордо мы шагали по городу в воскресенье, и какими смешными и неловкими казались мне теперь сельские пацаны, которых я теперь легко поставил бы в тупик одной метко брошенной фразой. Окинув беглым взглядом книжные россыпи, я двинулся дальше.
   Всюду сновали смуглые цыганские ребятишки и сами цыганки в цветастых юбках и платках, настойчиво предлагающие жвачку, сигареты и губную помаду. Оставшись равнодушным к их приставаниям, я нырнул в раскрытую дверь рыночного павильона. Многоголосый шум остался за моей спиной и едва проникал за эти толстые стены. Здесь расположились гости из среднеазиатских республик, впрочем были и с Кавказа.
   - Дэвушка, дэвушка, купы дыню, - гортанно зазывали они. - Вай, какой нэхороший дэвушка! Дыню нэ бэрешь.
   Высокие договорные цены не особенно привлекали покупателей. Торговля шла плоховато. Половина прилавков пустовала, там расположились самые хитрые и умеющие постоять за себя книготорговцы, не желающие мерзнуть под открытым небом. Миновав их, я вышел на противоположную сторону рынка.
   Справа от меня шли длинные ряды, где были представлены на любой вкус промышленные товары импортного и отечественного производства. Справа, в дальнем углу шел обмен видеокассетами и дисками. Прямо передо мной ровной шеренгой выстроились желанные кооперативные киоски.
   Повышение цен не обошло и их. Поэтому, чтобы купить сносные штаны, пришлось выложить почти все имеющиеся у меня наличные. Качество их было крайне паршивым, внешний вид терялся после первой же стирки, но меня привлекла крепкая ткань. Держа в руках пакет с завернутой покупкой, я стал пробиваться к выходу, медленно продвигаясь в плотном потоке людей. Часть его составляли продавцы, завершившие свой нелегкий трудовой день. Они изо всех сил топали ногами об заснеженный асфальт, стараясь разогреть замерзшие за многочасовое стояние ноги. Чуть больше было покупателей, которые или имели средства, или не имели возможности обойтись без приобретенной здесь, на рынке, вещи. Однако подавляющее большинство не принадлежало ни к первой, ни ко второй категории. Это были экскурсанты, которых интересовало что, где, когда, почем.
   Обычно я тоже часто толкался на рынке, рассматривая красивые вещи, мечтая о том, как придет время, и я солидно пройдусь по ряду и накуплю всего, что душа пожелает. Но то были мечты, а пока я шагал, ограничась лишь столь необходимыми мне спортивными штанами.
   Когда я оказался в "412", уже начало темнеть. Ноябрь, короткие дни. В комнате был лишь Леха, который что-то наскоро записывал в тетрадку, вероятно готовил домашние задания. Я скинул с заледеневших ног ботинки, надел теплые шерстяные носки на голые ступни. Шерсть тихонько покалывала их, заставляя кровь усердно бежать по своим сосудам, разогревая ноги. Когда ступни совсем отошли, я примерил новые штаны, которые действительно оказались просторными и вместительными. Теперь я мог не бояться, что мощная волчья фигура лишит меня последних штанов.
   В этот вечер я решил отпраздновать свое освобождение, но так как денег было всего ничего, приходилось довольствоваться прогулкой по вечернему городу. Однако, была одна накладка - в десять часов двери общаги запирались. Тогда я решил вздремнуть, чтобы обдумать сложившееся положение на свежую голову, забрался на койку и проспал до одиннадцати.
   В комнате по прежнему горел свет. Леха читал какую-то книжку. Я спрыгнул с койки, вышел из комнаты, прошелся по пустынному коридору и стал спускаться вниз по лестнице. Не знаю почему, но мои ноги вдруг сами привели меня к 310. За ее дверью, как обычно, раздавался веселый шум. Там вновь шел пир горой на народные деньги учащихся - первогодков. Я решительно открыл дверь и зашел внутрь. Казалось ничего не изменилось с того вечера месячной давности. Те же лица, те же персонажи. Старшаки гоняли пацанов, среди которых было не мало и из нашей группы, включая Пахана.
   - А, Сверчок, заходи, присоединяйся, - заорал со своей койки Кирпич. Голос его был не таким уж борзым, а скорее приветливым.
   Я развел руками, показывая, что рад бы, да вот дела, и внимательно оглядел комнату, ища глазами ту красивую блондинку, которая запала в мою память в прошлый раз. Ее я не нашел, и меня это почему то обрадовало. Впрочем, могла быть просто не ее очередь, так как в комнате снова были две девицы: чернявая и с соломенными волосами, похожая на подружку блондиночки. Кивнув всем на прощание, я покинул комнату.
   Все текло своим чередом. Пацанов гоняют старшаки. Затем первогодки вырастут, сами станут старшаками и будут гонять следующее поколение, которое через год выплывет наверх, когда сюда придут новые пацаны. Пройдет через эту комнату вереница брюнеточек, блондиночек, шатеночек. И только старые двухъярусные кровати будут безучастно взирать на это, намекая на вечность существующих ныне порядков.
   А девочки... Стоп! Я остановился посреди затемненного коридора. А каким образом они сюда попали и как собираются отсюда выходить? Это уже становилось интересным. Я быстро добрался до лестницы и посыпался вниз.
   Верхние два этажа можно было отбросить сразу. Они совершенно непригодны для лазеек. А вот на втором хранилась длинная деревянная лестница. Я завернул в коридор второго этажа и чуть было не запнулся об нее. Лестница стояла на месте. Это радовало. Отбросив мысль о девушках, я задумался о том, как нам обустроить выход из общаги. Стучаться кому-либо в комнату я не хотел. Да и, по всей вероятности, ни одна рама под бдительным надзором Степана Егоровича не избежала знакомства с крепкими гвоздями. Оба окна в конце коридора постигла общая участь. Уже ни на что не надеясь, я рванул за ручку створки окна в уборной, и, к моему удивлению, оно со скрипом открылось.
   В лицо мне ударил свежий морозный воздух, приглушив специфический запах. Теплый воздух клубами пара повалил наружу, бесследно растворяясь на черном фоне ночного неба. Я мигом сбегал за курткой, одел ботинки и вновь оказался на втором этаже. Путь вниз был открыт.
   Как бы не так! Длиннющая лестница не желала влезать в дверь уборной целиком; ей мешала развернуться узость коридора. Через три минуты упорных попыток лестница с грохотом вырвалась из обессиленных рук. Я по быстрому слинял на первый этаж, чтобы не привлекать всеобщего внимания. Какому еще дураку, кроме меня, взбредет в голову упражняться с лестницей среди ночи.
   Второй этаж тоже приходилось откинуть. Да и девочки явно пробирались не через него. Не будут же они скакать по деревянной лестнице, рискуя поломать тонкие каблучки своих сверхфирменных сапожек. Такие сапожки сейчас стоят дай боже!
   Итак, оставался лишь первый этаж. Пробираясь в полумраке вдоль стен, я запнулся об ведро, упал и больно расшиб локоть. Добравшись до двери, я безуспешно подергал раз десять массивную ручку и успокоился. Девушки прошли не здесь, или у Кирпича был свой ключ. Я исследовал обе уборные, одна из которых оказалась запертой. Окна второй открывались вовнутрь, но пролезть мешала фигурная железная решетка. Я мог, конечно воплотиться в свой промежуточный облик, собрать силы и выдрать решетку с корнем. Но тогда получался всего лишь одноразовый выход, а я хотел иметь постоянную лазейку. Я в который уже раз двигался по темному коридору. Справа и слева едва виднелись прямоугольники надежно закрытых дверей. Не существовало ни единого прохода, дающего хотя бы маленькую надежду. Отчаяние захлестывало меня, и я со злобой пинал эти проклятые двери. Все отлично продуманные планы рушатся из-за какой-нибудь мелочевки. И когда уже не оставалось сомнений, и безысходность охватила мои мысли, нога моя вдруг не откинулась назад от удара, а ушла в пустоту. Чуть шаркнув по полу, дверь бесшумно и таинственно раскрылась, приглашая меня окунуться в теплый воздух, наполненный темнотой.
   Глава шестая. Спасение.
   Это была бойлерная. Я стоял на площадке, пол которой составляли тонкие железные прутья. Сделав несколько шагов, я нащупал лестницу, ведущую вниз. Там, окутанные тьмой, вели свой бесконечный разговор разнокалиберные трубы. В них бежала вода, снабжающая все этажи нашей общаги. От ее непрерывного бега в воздухе стояло приветливое многоголосое журчание, словно гостеприимный король приглашал меня спуститься в его владения. Я не замедлили принять приглашение и затопал вниз по лестнице, осторожно нащупывая все новые и новые ступеньки. Скоро я оказался в самом настоящем лабиринте, состоявшем из труб, расходившихся во все стороны. Возможно, при наличии света я бы без труда выбрался отсюда, но, не догадавшись обследовать стену на предмет выключателя, заплутал и теперь даже не мог определить: в какой стороне находится лестница. Меня окружало пыхтение, шипение, бульканье. Особенно неприятно было натыкаться на трубы, проводящие горячую воду - они неожиданно обжигали руку своими накаленными стенками, вызывая законный вопрос: почему при исправно работающих батареях в кранах почти никогда не бывает хотя бы теплой воды. Размышляя об этом, я бесцельно бродил по темному пространству, как вдруг мои вытянутые вперед руки коснулись прохладной шершавой поверхности стены. Облегченно вздохнув, я двинулся вдоль нее, цепляясь за стену обеими руками. Внезапно, разогнав теплый, затхлый воздух, мое лицо охватила холодная струя. В тот же миг руки потеряли опору, ударились обо что-то деревянное, и я повалился, выбив головой полуприкрытую дверцу, в сугроб снега.
   Приятного в этом, конечно, оказалось неизмеримо мало, но тем не менее выход был найден. Теперь я мог дать сто процентов на то, что девочки пользовались каким-то иным путем. Скорее всего у Кирпича все-таки имелся ключ от одной из дверей, которые я так безуспешно пинал в эту ночь.
   Я вскочил на ноги, отряхнул голову от снега, вытянул из кармана куртки вязанную шапку и надел ее. Надо мной простиралась тыльная сторона общаги. Высоко над моей макушкой располагались окна первого этажа, а я стоял значительно ниже уровня земли на занесенной снегом площадке, куда постоянно бегал курить техник-смотритель. С трудом поднявшись по заснеженным ступенькам, я оказался в двух шагах от дорожки, по которой вся наша шарага ходила до учаги и обратно. Разумеется моим глазам не раз представлялись эти ступеньки, ведущие вниз, но я и не предполагал, что когда-нибудь воспользуюсь их услугами.
   Я застегнул куртку на все пуговицы, натянул шапку на уши, спрятал замерзшие руки поглубже в карманы и уставился на небо. Иссиня-черное, оно огромным куполом раскинулось надо мной. И только почти полная луна освещала вблизи себя его небольшой участок странно-голубоватого цвета. Неподалеку от шара, лучащегося мягким спокойным сиянием, клубились серебристые облака. Но они вовсе не собирались закрывать луну, а величаво уплывали вдаль. На освободившееся пространство одна за другой выпрыгивали мерцающие звездочки, и я бы бесконечно мог глядеть на раскинувшиеся над городом небесные просторы.
   Однако вскоре дали знать о себе ноги, которые довольно неуютно чувствовали себя на ноябрьском морозе в старых ботиночках. Постучав ими друг об дружку, я вспомнил, что вышел не полюбоваться ночным небом, что я мог вполне осуществить и у окна 412, а прогуляться по пустынному городу. Благо теперь я это мог делать спокойно и безопасно для своей персоны.
   Для большей уверенности я напряг мозги и тут же ощутил во рту надежные клыки, а на пальцах крепкие когти. Затем расслабился и вновь принял человеческий вид. Стукнув раз-другой нога об ногу, я быстрым шагом стал удаляться от общаги, чтобы поскорее разогреться и не жалеть, что не лежу сейчас в теплой постели.
   В прогулке по ночному городу есть свои удовольствия. Особенно в зимнее время. Ночная мгла плотно окутывает город. Фонари освещают пустынные улицы мягким сиреневым светом. Один из них ярко вспыхнул высоко над головой. Не обращая внимания, я иду от него прочь. Тень моя быстро растет и достигает поистине громадных размеров. Но вот я уже вдалеке от него и попадаю в сумерки - участок между двумя фонарями. Гигантская тень, расплывчато описывающая мои контуры, становится бледной и постепенно исчезает, сливаясь с поверхностью снега. А позади меня зарождается новая, которая все четче и четче вырисовывается на снегу с каждым шагом, приближающим меня к следующему фонарю. И вот я прохожу прямо под ним, тень моя на мгновение теряется и появляется снова, уже впереди, затемняя собой снег, и снова вырастает в два, в три, в четыре с половиной раза. Но я знаю, что пропадет и она, а на ее место придет та, которая сейчас еще едва виднеется за моей спиной величественным неясным силуэтом.
   Словно поколение за поколением, сменяя друг друга, следуют за мной тени, сопровождая меня безмолвным эскортом. А я иду все дальше и дальше, вдоль оград, заборов и, конечно же, домов.
   Дома. Какие они все разные. Они смотрят на меня безучастно своими темными глазами-окнами. И только одно-два из них сияет сейчас желтоватым электрическим светом. С близкого расстояния различается еще десяток, мерцающих голубоватым, слегка радужным оттенком - там смотрят ночные программы чужие, незнакомые мне люди. Что мне до них? И что им до меня? Быть может мы никогда не встретимся, а может пересечемся прямо завтра, взглянем мельком друг на друга и тут же позабудем эту встречу.
   Но сейчас передо мной только дома. Трех, пяти, и даже девятиэтажные они окружают меня, закрывают все кроме неба над головой. Но исчезни они, как плохо мне было бы без них, посреди огромного поля, пронизываемого жутко завывающим ветром и мглой, заполняющей все. И я тихо радуюсь, что многоэтажные исполины, взметнувшиеся ввысь, крепко стоят на своем месте и не собираются никуда падать, оставляя меня в темноте и одиночестве.
   Диск бледной луны медленно катился по небу, следуя с правой стороны от меня. Он упорно не отставал, то скрываясь за коробками домов, то вновь появляясь в просвете между ними.
   Из темного двора неожиданно выскочила "Волга", обдала меня теплым воздухом с привкусом бензина и умчалась вдаль, словно понимая, что она чужая среди этой тишины и спокойствия.
   Вспыхнуло светом окно на первом этаже. Два желтых прямоугольника вытянулись на снегу, смешиваясь с сиреневым уличным светом. На одном из них возник силуэт женской фигурки. Длинные руки потянулись за чем-то невидимым, расположенном за пределами световых контуров, и вдруг пропали вместе со всей теневой картиной. Вновь только сиреневые лучи фонарей, освещали сугробы. Впрочем, тени обманчивы. Выплывшая на секунду из ночного мрака изящная таинственная незнакомка на поверку могла оказаться искаженным отражением здоровенного мужика, который, включив свет, быстро нашел припрятанную поллитровку и, снова скрывшись от посторонних глаз, быстро отхлебнул оттуда, а потом завалился спать дальше.
   Тени от деревьев, образованные светом множества фонарей, раскинулись по стенам, по сугробам, по дороге впереди и позади меня. Любое дерево имело несколько теней, каждая из которых владела собственным цветом, начиная от контрастно-черного и заканчивая нежно-голубым, почти не заметном на искрящемся блестками снеге. Они переплетались друг с другом и создавали такие причудливые узоры, что, казалось, самому искусному художнику не удастся изобразить эти красочно замершие сочетания. Я часами рассматривал бесконечный орнамент, тянувшийся по всему городу. И не было там ни одного повторяющегося участка.
   Фонари роняли свой свет на меня сверху. Синяя куртка казалась теперь темно-фиолетовой. Впереди вырастали все новые и новые тени, а я все шел и шел вперед по пустынным улицам ночного города.
   Но слишком долго никогда не бывает хорошо. Очарование снежного безмолвия исчезло, разорванное громкими голосами. Из помещения с огромными освещенными окнами первого этажа повалила толпа. От удивления я замешкался и чуть не протаранил головой большую круглую афишную тумбу, на которой, кстати, таилась разгадка этого ночного шума.
   "Ночная дискотека!!! - огромными буквами взывала внушительного вида афиша, наклеенная поверх остальных полузатертых, полуоборванных реклам. Приглашаем всех 16, 17 и 18 ноября во Дворец культуры имени Ф. Э. Дзержинского. Начало в 23 часа. Приходите, не пожалеете!"
   Судя по радостному базару собравшихся, они действительно не пожалели. Я мысленно представил себя среди густой толпы пацанов и празднично наряженных девчонок. Со всех сторон сверкают разноцветные прожекторы и бегущие огни. Из мощных динамиков оглушительно гремит музыка, что-нибудь вроде "Фристайла", "Каролины" или "Радиорамы". А рядом со мной...
   Но это мечты, и, разогнав их, я снова включился в реальную жизнь, замерев в тени густо сплетенных веток трех деревьев, стоявших вместе неподалеку от тумбы.
   Поток молодежи разбивали мощные колонны, поддерживающие карниз, который находился на уровне крыши. Но за колоннами пацаны и девчонки вновь сливались в монолитную толпу, рассасывающуюся в разные стороны от площади, прилегающей ко дворцу. Просто удивительно, как столько народу умещалось в одном зале, хотя, судя по размерам дворца, зал дансинга тоже был далеко не маленьким.
   А размеры дворца и впрямь поражали своей солидностью. Три этажа его здания находились вровень с крышами окрестных пятиэтажек. Восемь колонн, уносившихся ввысь, придавали облику дворца торжественность. Перед дворцом возвышался гранитный кирпич с бюстом Дзержинского, которого кто-то уже успел окатить зеленой краской.
   Наконец, толпа иссякла, и я двинулся в сторону, куда ушло меньше всего народа. Не то, что я боялся ненужных встреч, но лишние неприятности зарабатывать не хотелось.
   Скоро передо мной осталась лишь тройка пацанов, да невысокая девушка, идущая метров на пятьдесят впереди этой троицы. Пацаны прибавили шаг, а один из них вдруг резко оглянулся. Но меня он заметить не мог; я в ту секунду нырнул в тень пятиэтажки и ничем не выделялся на ее фоне.
   "Темнота - друг молодежи". Не я сказал. Но, действительно, темнота стала теперь моим лучшим другом и надежно укрывала меня от чужих, посторонних взглядов. Я уверенно чувствовал себя под покровом ночи и был здесь, как говорится, в своей тарелке.
   На минуту оторвавшись от философии, я обнаружил, что те парни даром времени не теряли. Они догнали девушку и окружили ее кольцом. Нехорошее предчувствие овладело мной, и я скачками понесся к месту будущего происшествия, придерживаясь, однако, теневой стороны.
   Парни, видимо, имели серьезные намерения. Они уже сдернули с девушки дубленку и теперь пытались справиться с юбкой. Девушка извивалась как змея и не кричала лишь потому, что ее рот крепко зажимала умелая рука.
   - Чего с ней вошкаемся, вали на землю, - донеслось до меня.
   Кто-то из них тут же пнул девушке по ногам, и та упала на утоптанный снег. Освободившись от липкой руки, она закричала изо всех сил. Казалось, весь город вздрогнул от ее пронзительного крика. Но лишь темные окна смотрели на эту душераздирающую картину.
   Единственный светлый квадрат на третьем этаже тут же потух и затаился. Девушка продолжала отчаянно сопротивляться и кричать. Но все спали за толстыми стенами домов, а если и нет, то благоразумно предпочитали принимать в общем сюжете лишь созерцательное участие, даже не включая света - ведь так удобней, так лучше видно. Какая то парочка кончала у окна, возбуждаемая происходящим внизу, напротив их квартиры.
   И девушка замолкла, уяснив, что кричать бесполезно. Тишина снова вернулась на улицу, лишь только ругань слышалась невдалеке - судя по всему, девушка сдаваться не собиралась.
   А что же я? Вы, наверняка, негодуете над тем, что я спокойно стою в сторонке. Да, затаившись в тени, я стоял и смотрел, не двигаясь с места. Соваться туда у меня не было ни малейшего желания. Такие истории сейчас творятся на каждом шагу, и я вовсе не обязан, а впрочем... Впрочем, появился реальный шанс проверить свои силы. Честно сказать, я раньше вряд ли стал бы вмешиваться в подобное мероприятие, но сейчас меня вдруг что-то толкнуло из тени на освещенную луной дорогу. Я вдруг понял, что бояться мне нечего, и уверенно зашагал вперед.
   Подойдя на десять шагов, я уже ясно мог видеть завершение схватки. Обязанности мальчиков разделились: два пацана, стоя на коленях, изловчились и крепко ухватили несчастную девушку за руки и ноги, а третий готовился приступить к тому, ради чего они весь вечер торчали на дискаче.
   - Ну быстрее... Быстрее, козел, - вполголоса говорил один из охранщиков другому. - Я бы уж на его месте не копался. Зачем ему первому дали?
   - Ничего, пусть поучится. - солидно заметил второй. - Ему простительно. Он в первый раз.
   - Вот черт, молнию заело, - оправдывался третий, безуспешно дергая замок на джинсах. Девушка изловчилась и укусила за руку шептуна. Тот отдернул руку и прибавил свой озлобленный мат к восклицаниям третьего. Девушка на половину вырвалась, борьба грозила принять упорный затяжной характер. Третий, наконец, справился с молнией, и тут шептун, обернувшись, заметил меня, стоящего чуть ли не за его спиной.
   - Чтоб тебя в рот, - удивленно вымолвил шептун. - Че тебе надо, пацан? Гони отсюда!
   Я безмолвно стоял, ожидая, когда они перейдут к активным действиям.
   - Удалась сегодня ночка, хмыкнул второй, поднимаясь, - сначала с мальчиком разберемся, а затем девочку забалуем.
   "И у меня удалась, - подумал я, наблюдая за ним. - От Кирпича и суперов отделался, выход из общаги нашел, да еще в такую историю влип. Не многовато ли для одной ночки, хотя и такой веселой."
   Он выглядел крепче остальных и был года на три старше меня. Из серой дутой куртки, наполовину расстегнутой, виднелся цветастый шерстяной свитер. Он презрительно смотрел на меня, как на щенка, и был твердо уверен, что все закрутится по его плану.
   Его помощник имел прыщавое лицо и фиолетовую куртку (впрочем моя в свете фонарей выглядела аналогично). Он в одиночку едва удерживал девушку и продолжал шептать в наш с ней адрес что-то угрожающе-матерное.
   Третий, совсем еще пацан, стоял в стороне и, полностью расстегнув джинсы, счастливо и глупо улыбался.
   Старший вплотную подошел ко мне.
   - Мальчик не въезжает? - произнес он влажной, вспотевшей пятерней провел по моему лицу. Впрочем для меня наглый жест не имел большого значения; я уже впал в знакомое для себя состояние. Тело наливалось силой. В нос ударил запах пота и табака, а глазами я теперь различал номер дома следующего квартала.