– Почему вы плачете, Лариса? Я очень благодарен вам за то, что вы помогаете Алине. Я вижу, что ей стало лучше.
   – Так, ничего, плохие воспоминания.
   – Плохие воспоминания… – вздохнул Николай, – это бич человечества. Самое жестокое оружие в руках дьявола, он пронзает им наше сердце вновь и вновь, и оно умирает в страшных мучениях, истекая кровью, но потом воскресает как птица Феникс, чтобы снова терпеть новые страдания.
   – Красиво, но слишком мрачно, – улыбнулась я, – мне тоже понравилось у вас, и я благодарна вам за то, что вы согласились помочь мне. Я сама многому научилась у вас и у Алины.
   – Лариса, а вы не хотите остаться еще… на некоторое время? – осторожно спросил Николай. – Мы будем только рады. Когда Алина занята, вы можете с шофером ездить в Москву в магазины, покупать себе одежду по банковской карте, ходить в рестораны. Почему вы не пользуетесь этой возможностью?
   – Сложно объяснить. Возникает ощущение, что я живу не своей жизнью.
   – Глупости, Лариса, а какая жизнь ваша? Не моя жизнь – дурацкое выражение. Все, что с нами происходит, часть нашей реальности.
   – Нет, Николай, я не могу остаться больше, чем на то время, о котором мы с вами договаривались.
   Он помрачнел, но ничего не ответил.
   Через несколько дней Елена Ивановна заболела, и мы заказали на обед еду из китайского ресторана. После этого у меня появились сильные боли в животе, расстройство пищеварения и высокая температура.
   Алина вызвала платную скорую. Я поехала в больницу, стационар тоже находился за городом. Подмосковье мне мало знакомо, и сказать, куда мы приехали, я не могла.

Глава 7
В ловушке

   Я смутно помню чистенькие палаты, улыбающийся персонал. У меня жутко болели голова и живот, был жар. Прямо в приемном покое меня посмотрели, сказали, что, скорее всего, отравление и сделали укол, видимо, обезболивающий и снотворный. Я очнулась уже в палате. Белые кафельные стены, шкаф, настольная лампа, небольшой телевизор, электрический чайник на столике, стеклопакеты, санузел, душ. Интересно, сколько это все стоит? Не слишком ли высока плата за лечение, за медицину, за красивую жизнь?
   Ко мне пришла улыбающаяся, аккуратная медсестра, молодая стройная девушка с короткой стрижкой, дала таблетки и сказала, что скоро придет врач на осмотр.
   Я вышла в коридор. Мягкие кожаные кресла, большие экзотические растения, пальмы в кадках, за окном лес. Я чувствовала себя неважно, побаливал живот, сильная слабость. Улыбчивая женщина разносила завтрак. Мне полагалась только жидкая овсяная каша. Около часа я проскучала, переключая каналы. На душе было скверно, в спешке я забыла взять с собой ноутбук, теперь у меня не было даже связи с внешним миром в виде электронной почты. За последнее время столько перемен произошло, может быть, поэтому с нервами было не все в порядке. Как жаль, что у меня нет ребенка, все было бы по-другому, если бы не тот несчастный случай в кафе. Нет! Нет! Нет! Нужно гнать от себя эти бесплодные сожаления. Я могу сделать со своей жизнью все что угодно, какие бы ошибки я ни допустила в прошлом. Однако, несмотря на эти вдохновляющие мысли, настроение у меня не особо улучшилось.
   Наконец, дверь отворилась, и вошел доктор. Это был невысокий плотный мужчина в белом халате, немного за тридцать. Умные глаза, правильные черты лица, дежурная улыбка, русые, довольно густые волосы. У него в руках была папка с историями болезни, на шее фонендоскоп.
   – Здравствуйте! Меня зовут Михаил Алексеевич Разумовский, я ваш лечащий доктор. Я прочитал вашу историю болезни. Как самочувствие?
   – Неважно, тошнит.
   Я ощущала неловкость в присутствии постороннего человека, которая у меня возникала далеко не всегда. Видимо, в этот раз на это были причины. Но какие? Некогда об этом думать. Я с детства не любила врачей. У моей сестры был сахарный диабет первого типа, поэтому родители опекали ее больше, чем меня. Я к тому же была старше. «К Леночке должен прийти врач. Лариса, срочно уберись в комнате. Леночке врач сказал не волноваться. Лариса, ты же старшая». Мы жили в Тольятти. Красивый, солнечный город, Волга и Жигули. Папа работал на АвтоВАЗе, мама преподавала в институте. Мне нравилось, как мы жили, родители почти не ссорились, мы часто гуляли в парке и каждую субботу ходили в кино. Я очень любила фильмы. «Когда мы смотрим фильмы, мы живем другой жизнью», – как-то серьезно сказала я сестре. «Глупости. Люди снимают фильмы, чтобы больше заработать, на самом деле так интересно не бывает», – ответила Ленка и тряхнула кудрями. Она уже тогда была красива, ей от бабушки достались вьющиеся волосы, с рыжинкой, но не такие яркие, как у меня. Тоже миниатюрная, но когда выросла, она стала крупнее меня, с изящной фигурой, стройная. А потом сестра уехала учиться в Москву, познакомилась там со студентом из Франции и уехала в Париж. Я немного завидую Лене: у нее ребенок, она живет в небольшом домике недалеко от Версаля. Она никогда не будет убегать от какого-нибудь известного предпринимателя, и работать в подмосковном коттедже, и лечиться от бесплодия, она живет другой жизнью. Мне часто казалось, что я что-то пропустила и не успела, что я могла бы жить иначе, и от этого становилось грустно.
   – Что-то вы задумались, – прервал мой поток сознания врач. – Чувствуете вялость, сонливость, заторможенность? – спросил он с одобрительной улыбкой.
   – Доктор, что со мной? Когда меня выпишут? – раздраженно спросила я.
   – Лариса, послушайте, я изучил вашу историю болезни, боюсь, вам придется здесь задержаться. Похоже, у вас возникло обострение хронического гастрита или даже дебют язвы на фоне сильного отравления. Нам придется сделать дополнительное исследование, ФГДС.
   – Да, у меня был гастрит, ну и что? Я не хочу торчать в больнице. Насколько я знаю, по новому закону я имею право отказаться от любых исследований.
   – Да, Лариса, вы правы. Можете отказаться, – врач сидел за столиком возле моей кровати и что-то записывал, – но, поверьте мне, – тут он поднял на меня глаза и проникновенно произнес, – даже в наш век платной медицины здоровье не купишь. У вас есть прекрасный шанс обследоваться и подлечиться. Решать, конечно, вам, но, по-моему, неразумно упускать такую возможность.
   Его уверенный, спокойный голос успокаивал. Я подумала, что неплохо на время остаться в этой уютной палате, вылечить свой хронический гастрит, ни о чем не думать – ни о бесплодии, ни о том, как помочь Алине, ни об отношениях с Виталиком.
   – Ведь хронический гастрит неизбежно снижает качество жизни и, в конце концов, может привести к язве желудка, – продолжал врач, глядя мне в глаза с неподдельным участием и сочувствием.
   – Но на сколько все-таки мне нужно здесь остаться?
   – Думаю, не больше, чем на неделю, – он мягко улыбнулся.
   – Ну, это еще куда ни шло.
   Он объяснил, зачем и какие препараты мне назначены. Мне сделали укол, и я проспала до обеда. Как ни странно, мое настроение улучшилось, живот не болел, я много спала. Может быть, из-за дождливой погоды, а может быть, потому, что в больнице больше просто нечего было делать. После обеда меня проконсультировал психотерапевт и назначил очень хороший современный препарат, вроде бы сочетавший в себе свойства антидепрессанта и анксиолитика. Действительно, после приема этого средства мое состояние заметно улучшилось, ушли раздражение и тревога, сон стал крепче и я начала радоваться жизни во всех ее проявлениях. На следующий день я впервые за долгое время почувствовала себя счастливым человеком. «Да, даже знакомство с яркой и неординарной личностью, Куропатовым, привело в итоге к хорошим последствиям, ведь оно запустило цепь событий, в конце которой Николай обещал мне новую высокооплачиваемую работу. И от бесплодия я тоже обязательно вылечусь при современном уровне развития репродуктивных технологий. Так что печалиться и горевать мне абсолютно не о чем, разве что о расставании со Славой, впрочем, и эта проблема уже исчерпала лимит переживаний. Поэтому можно расслабиться и наслаждаться жизнью».
   Боли в животе почти прошли. Но, как сказал врач, это просто на фоне лекарственных препаратов. И ФГДС все равно нужно сделать. Кормили хорошо, весь персонал был очень любезным. Мне несколько раз звонила Алина, по голосу мне казалось, что она нервничает, и я старалась ее успокоить и благодарила за то, что они с отцом оплатили мне лечение в этой прекрасной клинике. Так прошло четыре дня. Вскоре мне должны были сделать фиброгастроскопию. Здесь, по новейшей американской методике, ее делали под общим наркозом, чтобы достичь полного расслабления пищевода и абсолютной безболезненности. Вечером я сидела на диване в коридоре и познакомилась с дамой из соседней палаты, женой обеспеченного предпринимателя. Анна не работала. Недавно по какому-то пустяшному поводу ей пришлось сдать в поликлинике анализ крови. У нее долго не выходила из головы фраза врача из районной поликлиники о том, что «с таким холестерином и инсульт недолго заработать, надо строго соблюдать диету». Перспектива близкого острого нарушения мозгового кровообращения так расстроила Анну, что она готова была пойти на любые жертвы, в том числе и на пребывание в элитной клинике. Ей было хорошо за сорок, но она отлично выглядела. Анна рассказала мне много интересного о своей жизни. Например, что ее муж очень много работает и изменяет ей с молодыми красотками. Стандартная ситуация. Но у Анны тоже есть друг, она его действительно любит. Это ее бывший одноклассник, немолодой, неуспешный, некрасивый, но он хороший человек, у него большая душа, им тепло вместе, они согревают друг друга. Мне было жаль Анну: несмотря на ее обеспеченность, она казалось такой незащищенной, хватавшейся за соломинку – чувство к своему потрепанному жизнью другу далекого детства.
   Этой ночью я смотрела со своей соседкой на огромном ноутбуке романтическую комедию. Потом я решила прогуляться, мне нравился вид из окна в дальнем углу коридора. Оттуда были видны огоньки какого-то городка, находившегося за темным лесом. Этот пейзаж напоминал мне детство, когда я очень любила ходить на Волгу, смотреть на огни и мечтать о большом и ярком, непонятном счастье. Я не знала, в чем будет заключаться то счастье, но чувствовала, что оно наполнит всю жизнь яркими красками, и от этого захватывало дух. Как жаль, что родители погибли! Проходя мимо сестринской, я услышала голоса.
   – С днем рожденья, Юля. Желаю море денег и океан любви.
   Послышался звон бокалов и смех.
   – Да уж, море денег мне не помешало бы. Ладно, девочки, давайте закругляться, я завтра ассистирую, экстирпация матки. Коля же не освободит меня из-за дня рожденья, злится на меня, ну и пусть злится, я ему не давалка какая-нибудь, пусть поухаживает красиво, – послышался пьяный голос и смех, видимо, принадлежавшие имениннице.
   – А у кого операция? Что-то я не припомню, – спросила другая дама.
   – А у Соколовой из восьмой палаты. Ой, девочки, падаю, кто-нибудь даст закурить?
   Меня прошиб холодный пот, и колени подогнулись. «Соколова из восьмой палаты – это же я! Я не знаю, что происходит, но надо срочно бежать отсюда. Может быть, здесь работают оборотни в белых халатах, которые зарабатывают на продаже человеческих органов. Правда, никогда не слышала про пересадку матки, но я совсем не разбираюсь в современной науке и медицине. В любом случае, мне опять в кавычках повезло».
   Я на цыпочках дошла до своей палаты. Уличной одежды и обуви не было, они сдавались на хранение. В истерике я покидала вещи в сумку, надела джинсы, свитер, сунула телефон в карман. Меня продолжала бить нервная дрожь. «А если я не смогу отсюда выбраться? Ведь, скорее всего, место, где совершаются такие преступления, строго охраняется. А может быть, это садистская месть Василия Петровича? Нет, вряд ли, думаю, у него все-таки хватает других проблем, кроме как организовывать мне веселую жизнь. Впрочем, возможно у него плохо с головой и изощренные издевательства – его конек. Но стопроцентной уверенности в том, что это работа Куропатова, конечно, нет. Но что тогда происходит?! Некогда об этом думать». Я прошла по коридору, оглядываясь вокруг. Слава богу, медсестры на посту не было, видимо, она тоже отмечала праздник местного масштаба. Моя палата находилась на третьем этаже. На первом входная дверь ночью всегда закрыта. Я быстро спустилась по лестнице в цокольный этаж, где располагалось нечто вроде приемного покоя, выход был только там. В регистратуре за стеклянной стеной сидела накрашенная девушка в белом халате. Я смотрела с лестницы на нее. Напротив регистратуры была входная дверь с турникетом, возле которой сидел секьюрити. «Да, все-таки в бочке дегтя есть ложка меда. Для заведения, где творятся страшные беззакония, больница явно недостаточно хорошо охраняется. Но как я пройду мимо стража порядка?»
   Я стояла на лестнице, которая вела с первого этажа в цокольный, прижавшись к стенке, чтобы охранник не мог меня видеть. Девушка говорила по мобильному минут десять. Наконец она ушла, надеюсь, поспать. Мое сердце колотилось, как у загнанного зайца. Вот также я волновалась, глядя на результаты анализов. Я долгое время не могла вылечиться от инфекций, это препятствовало беременности, и после полугода неуспешного лечения я стала очень нервной и находилась в состоянии перманентного расстройства, каждый новый анализ усиливал депрессию. Когда, наконец, болезнетворные микробы покинули мой бедный организм, мы стали активно пытаться завести ребенка. Как я волновалась, выполняя тесты на беременность, после дорогостоящей стимуляции овуляции! С течением времени это волнение из радостного становилось мучительным. Таким мучительным, будто ты ожидаешь список погибших пассажиров самолета, где летели все твои близкие люди. Новые и новые неудачи приводили в отчаяние. Моя нервная система была вконец измотана. Я зациклилась на беременности, как говорила психотерапевт, у меня «в мозгу образовалась патологическая доминанта». Мне надо было переключаться на что-то другое, но походы в кино, в театры, на выставки, вылазки за город мало радовали. И стало казаться, что жизнь проходит зря, я так виновата, не надо было пить одной в кафе, все было бы по-другому. Еще у меня появилась навязчивая идея, что Слава, который тоже хотел ребенка, в конце концов оставит меня, если я не смогу родить. Может, не зря говорят, что мысли материализуются.
   Итак, я подошла к охраннику. Это был плотный, мрачный мужчина лет сорока с коротким ежиком темных волос, суровым лицом и шрамом под глазом.
   – Как вы сюда попали? Почему вы не в палате? – строго спросил он и пронзил меня, как мечом, угрюмым, цепким взглядом.
   – Понимаете, – начала быстро говорить я, – я уже чувствую себя хорошо, у меня маленькая дочь, ей совсем плохо, мне позвонили, нужно срочно ехать к ней.
   – Я не могу вас отпустить, сейчас я позвоню дежурному врачу, он вас посмотрит.
   – Нет, – ответила я и сжала его руку, – послушайте, вы должны мне помочь, со мной произошло несчастье.
   – Правила есть правила, если врач отпустит, то и я не буду задерживать. Он посмотрит вас, это займет не более получаса, – процедил охранник.

Глава 8
Нежданная любовь

   Тут я прыснула ему в лицо баллончиком со слезоточивым газом, который предусмотрительно носила с собой, еще с тех пор как Куропатов клятвенно заверил меня в том, что после того, как я поступила плохо с его деньгами, некие крутые граждане, находящиеся у него в подчинении, поступят со мной гораздо хуже. Охранник выругался, я бросилась к входной двери, она оказалась закрыта. Вот кошмар! Мне ничего не остается, как только выскочить через окно, но на нем решетка.
   Мы живем в эпоху дикого, бандитского капитализма и должны бороться за свою жизнь и здоровье. Во мне проснулась какая-то первобытная энергия, которая, наверно, давала силы нашим предкам убегать от рассвирепевших мамонтов и обиженных соседей.
   – Давай ключи, убью! – крикнула я, направив на охранника игрушечный, впрочем, внешне ничем не отличавшийся от настоящего, пистолет, еще один предмет из моего скромного арсенала самообороны. Однако сотрудник службы безопасности не торопился выполнять мое приказание. Девушка в регистратуре завизжала и зачем-то подошла к нам: видимо, это была неуправляемая реакция на стресс. После выстрела из баллончика охранник плохо видел. Я подбежала к дамочке, схватила ее и приставила ей к виску пистолет.
   – Открывай входную дверь, а не то я прострелю ей башку! – заорала я не своим голосом.
   Охранник использовал выражение, состоявшее из более красочного набора ненормативной лексики, чем в прошлый раз, и на ощупь открыл дверь.
   «Да, оружие дает настоящую силу, – подумала я, – вступи я на опасную тропу криминала, возможно, сейчас была бы уже богаче и жизнерадостнее Василия Петровича».
   Я не знала, что делать дальше, нервы сдали окончательно. Дверь открылась, и я помчалась вдоль дороги, в темноту осенней ночи. Слезы заливали мне глаза. «Что я делаю? Кто хочет причинить мне вред? Куда я бегу? Я погибну в осеннем лесу. Надо срочно поймать попутку, но пока я не вижу ни одной машины». Мне послышалось, что сзади, тяжело дыша, бежит человек или зверь, я закричала от страха.
   Кто-то выкрутил мне руки и повалил на землю.
   – Крутая, да? Пистолетом махать умеешь? – услышала я злой голос охранника. Видимо, действие баллончика уже закончилось или мой выстрел был не слишком метким.
   – Помогите мне, умоляю! – закричала я в ответ. – Я такой несчастный человек, у меня бесплодие, меня хочет убить один бандит, нет, уже, наверно, не один, меня изнасиловали! Мне хотят насильно удалить матку, меня бросил любимый. Помогите мне.
   – Вот бабы, да у тебя бред, тебе в психушку надо.
   Он не отпускал мои руки.
   – Миленький, помогите мне, мне кажется, вы хороший человек, пожалуйста, я одна на всем белом свете. Я сделаю все, что вы захотите, умоляю вас. Вы были когда-нибудь несчастны? Вам когда-нибудь угрожали, вы нуждались в помощи?
   – Ну, хорошо, меня пока напарник сменил, тут есть одна хата недалеко, пойдем туда, поговорим, только если ты врешь, тебе несдобровать. Тебя когда-нибудь били бывшие десантники?
   – Нет, меня только разыскивали криминальные авторитеты с целью причинить телесные повреждения вплоть до смертельного исхода.
   В ответ незнакомец выругался, и что он хотел этим сказать, я не поняла ни по интонации, ни по сложным терминам из ненормативного лексикона.
   Он грубо взял меня под руку и потащил. Мы вышли к трассе, поймали машину и доехали до какого-то городка. По дороге я вкратце сбивчиво рассказала моему спутнику все, что со мной произошло. Я искренне плакала, и, как мне казалось, была очень убедительной.
   Мы вышли около одной из хрущёвок. Сотрудник вневедомственной охраны потащил меня на второй этаж, открыл дверь. Убогая обстановка, ободранные обои, пустые бутылки. Неожиданно он прижал меня к себе и стал неистово целовать. Меня никогда так не целовали, даже Слава. В этом поцелуе были страсть и отчаяние разуверившегося в жизни и в людях человека, который уже ничего хорошего не ждет и хочет познать земную сладость в последний раз. Он был немного выше меня, крупные черты лица. Честно говоря, он чем-то понравился мне. Порыв этого незнакомого мужчины захватил меня, а может быть, сказалось страшное нервное напряжение последних месяцев. Он потащил меня в комнату, где на полу лежал огромный матрас. Он раздел меня, и я уже ничего не чувствовала, только его руки. Наконец я отдышалась. У меня давно не было такого, чтобы исчезал весь мир, все мои горести и сожаления, и оставался только близкий человек, только нежность, ярость, порыв, страсть, желание проникнуть в самую суть этой жизни, несмотря на все несчастья, выпить глоток пьянящего минутного восторга.
   «Закурить хочешь?» – глухо спросил он, когда все закончилось.
   – Я не курю, мне нельзя, лечусь от бесплодия.
   – А-а, ну да, а я покурю, с твоего позволения.
   Мне вдруг стало нехорошо на душе. Все-таки получается, я изменила своему гражданскому мужу. У нас с Виталиком не было всепоглощающей страсти, но я поступила непорядочно по отношению к нему: он пожалел меня, когда мне было так плохо после развода.
   – Как тебя зовут? Ты не представился даме, – мрачно пошутила я.
   – Сергей, – ответил мой рыцарь, затягиваясь папиросой «Беломорканал». – Я как-то понял, что ты не врешь, я в горячей точке был, на зоне чалился, людей чувствую.
   Я оделась, испытывая ужасную неловкость. Прежде я никогда осознанно не отдавалась страсти с малознакомым человеком, повинуясь внезапному порыву.
   – Да ладно тебе, – засмеялся он, – все в норме, не стесняйся, ты очень красивая.
   Я почувствовала себя школьницей, сбежавшей с мальчиком с уроков.
   – А ты женат? – спросила я.
   – Ну, нет, а что? Пойдешь за меня? Скучать нам с тобой не придется, – хохотнул он.
   – Не смешно. Спасибо большое, что согласился помочь, но мне надо выбираться отсюда.
   Я оглядела голые стены, стол и пару стульев, явно наследие советского прошлого, и несколько пустых бутылок в углу.
   – Ну и куда ты пойдешь?
   – Думаю, мне надо вернуться к Алине. Еще не прошло три месяца и, как мы договорились, Николай должен был перевести двадцать тысяч долларов на счет Куропатова ровно через три месяца, то есть когда я закончу работать с Алиной.
   – Мне кажется, в этой истории что-то нечисто, – нахмурился Сергей.
   – Да, ты проявляешь чудеса логики и интуиции. А тебе самому не грозят неприятности из-за меня?
   – А, – махнул рукой Сергей, – все равно увольняться собирался.
   – Да? И какие твои дальнейшие карьерные перспективы? – я села за стол и достала из сумки ноутбук.
   – Самые радужные. Слушай, хорош прикалываться, – Сергей лежал и продолжал курить.
   – А за что ты сидел?
   – Подставили в девяностые, мутное время было, дела не по понятиям делались, – он нахмурился.
   – Все говорят, что их подставили, – осторожно заметила я.
   Мне показалось, что Сергей начал злиться.
   – Я пойду из холодильника выпить принесу. А ты лучше пока подумай, чьих рук это дело. Водку будешь?
   – Нет, спасибо. А вино есть?
   – Какого тебе? Мартини? Сухое? Полусладкое? Может быть, коктейль приготовить, «Секс на пляже» или «Кровавую Мэри»? – начал издеваться Сергей. – Я тебе не официант, пей, что дают.
   Несмотря на свою непонятную биографию, мой новый знакомый почему-то не казался мне опасным человеком. С ним, как это ни парадоксально, было даже спокойно.
   – Ладно, давай грамм пятьдесят, только в чистый бокал.
   Вскоре он вернулся с бутылкой для себя и стаканом для меня.
   – Лучше бы ты надел халат, – процедила я.
   – Я тебе не нравлюсь? Что ты краснеешь, как первокурсница?
   – Да пошел ты! Мне надо вернуться к Алине.
   – А это не она устроила тебе эту веселую жизнь? – прищурился Сергей.
   – Но зачем? Нет, это невозможно.
   – А твой престарелый воздыхатель тут не замешан? Перебирай всех знакомых, самый лучший друг способен на подлянку, в каждом человеке полно гнили, – с благостной улыбкой сообщил Сергей, уже сделавший несколько глотков из пол-литровой бутылки «Столичной».
   – Может быть, это какие-то медицинские штучки местных врачей и дело в самой больнице? – я тоже глотнула водки, чтобы успокоиться.
   – Нет, это вряд ли, – покачал головой Сергей.
   Потом я напилась, чувствовала себя отвратительно и долго рассказывала моему новому другу о Славе и повторяла как мантру ту истину, что никакая другая женщина не будет любить моего бывшего мужа так, как я. Сергей пытался меня успокоить с помощью ласковых слов вперемешку с нежными комбинациями различных матерных выражений. Он тоже был очень пьян. Еще мой новый друг все время зачем-то просил меня дать ему мой паспорт, говорил, что мне нужно срочно оформить заграничный, визу и купить авиабилеты, у него есть некая гениальная идея, благодаря которой мы сказочно разбогатеем. Вроде бы я дала ему свой документ, удостоверяющий личность. Любимый спросил, куда я хочу полететь, и я ответила, что только в Париж. Когда я проснулась на злополучном матрасе, ужасно болела голова. На столе лежала записка «Пойду в клинику, разведаю, что да как, никуда не уходи, аспирин на столе». Я выпила таблетку, в холодильнике было пиво, которое немного подняло мне настроение. Однако больше подкрепиться было нечем, кроме высохшего куска сыра. Я посмотрела из окна, унылые серые новостройки и чахлые деревца оживляла только горка для малолетних граждан. Меня охватило уныние. Что предпринять дальше? Вернуться к Алине? Не знаю почему, но я чувствовала, что этого делать нельзя. Мне почему-то становилось не по себе при одном воспоминании о несчастной девушке, с которой я подружилась. Но как же быть с долгом Куропатову? Последний мог, судя по его громким заявлениям, с одинаковым успехом достать меня из-под земли и закопать в оную. Вообще, что со мной происходит? Мне уже почти тридцать, как я докатилась до такой жизни, что переспала с бывшим уголовником в квартире, забитой пустыми бутылками? К тому же Сергей забрал вчера мой паспорт, неизвестно, что он задумал, может быть, он в сговоре с моими зложелателями и все закончится очень плохо. Тогда нужно срочно бежать. Я попробовала открыть дверь, но она была заперта снаружи. Чтобы ее взломать, у меня явно не хватит сил, я в изнеможении опустилась на диван. У меня при себе даже нет денег, только около пятисот долларов, отложенных на лечение на банковской карте, вот и все, что я заработала за тридцать лет. Я расплакалась. Ни семьи, ни ребенка, ни нормальной работы, я изо всех старалась, и ничего не получилось в жизни. Виновата ли я в этом? Кто виноват? Что делать? Неужели за одну ошибку Господь наказывает так сурово? А ведь вроде бы по религиозной гипотезе Он любит людей. Я разрыдалась и долго не могла успокоиться. Я металась по квартире из угла в угол как загнанный зверь, переключала каналы телевизора, швыряла пульт, бросалась на матрас и снова вскакивала. Мне было так плохо, что я стала опасаться за свое психическое здоровье. Я не помню, сколько времени прошло. Наконец дверь открылась, и вошел Сергей: