— Каким образом?
Малко выехал на авеню Элмер Фаусетт. Угрюмые дома смотрели пустыми окнами. В темноте не было видно даже линялых флагов, вывешенных к приезду папы.
— Народ сметет прогнившее правительство! — с жаром воскликнула Моника. — Это будет настоящая революция. Страну разлагают империалисты, олигархия, продажные генералы...
Веселенькая перспектива для генерала Пепе Сан-Мартина...
Когда они добрались до авеню Арекипа, Малко уже знал все о политических убеждениях Моники — немного анархистка, сочувствующая сендеровцам, настроенная против американцев, с небольшим гошистским уклоном. Разговорившись, молодая женщина не могла остановиться. Малко положил руку на ее круглое, крепкое колено.
— Я просто умираю от жажды. Как насчет писко? Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали побольше о «Сендеро Луминосо» — это тема моего будущего исследования.
Последняя фраза явно заинтересовала Монику Перес.
— Ладно, — решилась она, — я знаю неплохой бар рядом с вашим отелем, «Таверна». Там изумительные гитаристы. Только ненадолго.
Когда они вошли, в баре было не больше дюжины человек. Трое гитаристов выводили тягучую испанскую мелодию.
Музыканты приветствовали Монику улыбками, как старую знакомую. Малко заказал два писко. Они устроились за маленьким столиком рядом со стойкой. Приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга — гитаристы надрывались вовсю.
— Есть ли возможность познакомиться с кем-нибудь из «Сендеро Луминосо»? — спросил Малко. — Я слышал, что они в глубоком подполье.
Моника одним глотком выпила половину своего писко. От возлияний и возбуждения глаза ее так разгорелись, что Малко стало не по себе.
— Они скрываются от врагов, — сказала она, — но поддерживают связь с теми, кому доверяют.
— Вы их знаете?
— Немного.
— А вам они доверяют?
— Я никогда их не предам! — с горячностью заявила Моника.
Гитаристы подошли к их столику, и молодая женщина принялась подпевать им. Это была грустная песня о черных бархатных глазах и большой Любви. Убаюканный монотонной мелодией и слащавыми словами Хулио Иглесиаса местного значения, Малко терпеливо ждал. Девушка за стойкой бара то и дело наполняла рюмку Моники, которой мало-помалу овладевало романтическое настроение.
Вместо того, чтобы отстраниться, она приоткрыла свой пухлый рот и прильнула к Малко липким от писко поцелуем, зажмурившись с видом сытой кошечки. Гитаристы подбодрили обнимающуюся парочку высоким вибрирующим аккордом. Моника вдруг оживилась и, сцепив руки у него на затылке, впилась в его губы так крепко, что он едва не задохнулся. Тело ее стало мягким и податливым, сквозь тонкий девственно-белый батист блузки проступили острые соски. Юбка задралась до самых бедер, но молодая женщина, казалось, даже не замечала этого.
Трое музыкантов уже убирали свои гитары. Малко поднялся. Моника безропотно последовала за ним, слегка пошатываясь, глядя перед собой невидящим взглядом. Свежий воздух немного привел ее в себя. Томно прижавшись к Малко, она зевнула.
— Спать хочется...
Повиснув на нем, она добралась до «тойоты» и со вздохом рухнула на сиденье.
— Куда вас отвезти? — спросил Малко.
Ответом ему был истерический смешок.
— А черт его знает! Прямо... пересечь кольцевую дорогу, а потом... третий пово...
Моника икнула и уронила голову на плечо Малко. Больше ему ничего не удалось от нее добиться. Похоже, доставить ее домой будет непросто. К счастью, его отель был в двух шагах. Он решительно вышел из машины и выволок свою спутницу. Она открыла глаза и вздохнула, как Спящая Красавица:
— Приехали?..
Объяснять что-либо было бесполезно. Поддерживая ее за талию, Малко вошел в холл «Эль Кондадо». Портье с понимающей улыбкой вручил ему ключ. В лифте Моника вновь обрела вкус к жизни и, приникнув к его губам, продолжила прерванный в баре поцелуй, отрываясь на миг, чтобы пробормотать какие-то непристойности по-испански, из которых Малко понял лишь то, что она давно не занималась любовью. Властно прижимающееся к нему тело без слов говорило о том же. Девственно-белый, как для первого причастия, наряд придавал объятию особую пикантность. Увы, едва оказавшись в его номере, Моника рухнула на кровать, как мертвая — писко сделало свое дело.
Впрочем, Малко чувствовал себя не лучше. Чтобы приободриться, он достал из бара бутылку «Перье» и налил себе рюмку. Затем осторожно снял с Моники юбку и блузку, белый лифчик и крошечные кружевные трусики, обнажив великолепные изгибы бронзового тела. Моника даже не шевельнулась. Он тоже разделся и лег рядом с ней. Палец его пробежался по смуглой спине и круглым ягодицам, не вызвав никакого отклика. Разочарованный, он отвернулся и провалился в сон.
Она спала, лежа на животе, и, казалось, даже не чувствовала его напрягшейся плоти. Малко бросило в жар; он колебался перед выбором между холодным душем и поведением, недостойным порядочного мужчины. Движение молодой женщины едва не решило дело: Моника перекатилась набок, и его вожделение оказалось как раз между се ног.
Малко затаил дыхание. Стоило чуть-чуть податься вперед — и он овладеет ею. Однако последние остатки рыцарства удержали его. Он принялся поглаживать загорелую спину; Моника вздрогнула и, не просыпаясь, вновь перевернулась на живот.
Не подозревая о том, что возбудила его еще сильнее. Это был перст судьбы. Малко вспомнил, как она прижималась к нему всего несколько часов назад, и это развеяло последние сомнения. Рука его скользнула между ног, туда, где кожа была нежной, словно истертой множеством прикосновений. Когда он ощутил под пальцами теплую влагу, Моника снова вздрогнула; ноги ее слегка раздвинулись, тело выгнулось дугой. Рука Малко продолжала нежно ласкать самое чувствительное местечко.
Он ожидал, что она проснется — ничуть не бывало! Она лишь пробормотала что-то невнятное и слегка заколыхалась под его рукой, по-прежнему не открывая глаз.
Это было невыносимо! Малко весь горел. Он прервал ласку, встал на колени и осторожно раздвинул ноги Моники.
У нее вырвался глубокий вздох. Он взял ее двумя руками за бедра и приподнял, готовый войти в нее. Ощущение было восхитительное, и он помедлил несколько секунд.
Затем резким движением притянул молодую женщину к себе, одним мощным толчком овладел ею и вновь остановился, немного пристыженный, но исполненный блаженства. Моника, казалось, ничего не чувствовала; это уже начинало его бесить. Однако он, продолжая свое дело, медленно задвигался взад и вперед.
Моника наконец немного ожила: бедра ее заколыхались в такт его движениям все быстрее и быстрее. Она застонала, судорожно вцепившись пальцами в простыню, но глаз так и не открыла. Колени ее согнулись, ягодицы приподнялись ему навстречу. Тогда, обхватив ее бедра, Малко дал себе полную волю.
Моника отвечала на его пыл с томностью сомнамбулы, еще усиливая своей полной отрешенностью его желание.
Наконец, не в силах больше сдерживаться, он достиг пика наслаждения. Тело Моники затрепетало, прогнулось, прижавшись к нему, и Малко показалось, что она испытывает то же самое. Он не спешил уходить; она мало-помалу обмякла, уткнулась лицом в подушку и, не ощущая его в себе, снова уснула.
Там он набрал номер приятельницы генерала Сан-Мартина. На этот раз трубку сняли, не сказав даже «алло».
— Лаура?
Молчание.
— Лаура, — повторил Малко, — я друг Пепе.
— Кто говорит? — негромко спросил женский голос по-испански.
— Меня зовут Малко, я друг Пепе. Мне нужно с вами увидеться.
После долгого молчания голос раздался снова.
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше.
— Я сегодня работаю.
— После работы.
Пауза...
— Ладно. В Римаке, на углу улицы Рикардо Бертуса, под часами. В шесть вечера.
Голос был низкий, хрипловатый, полный недоверия. Малко положил трубку, вернулся в комнату и застыл на пороге. Лампа на тумбочке у кровати была зажжена. Моника Перес сидела в постели, прикрыв простыней обнаженную грудь, и смотрела на него испепеляющим взглядом.
— Подонок! — выкрикнула она. — Мразь!
Рука ее метнулась к валявшейся возле кровати сумочке, и Малко увидел дуло огромного черного пистолета.
— Скотина! Я размозжу тебе башку!
Глаза ее остекленели, рот искривился, палец дрожал на спусковом крючке.
Сейчас выстрелит...
Глава 5
Глава 6
Малко выехал на авеню Элмер Фаусетт. Угрюмые дома смотрели пустыми окнами. В темноте не было видно даже линялых флагов, вывешенных к приезду папы.
— Народ сметет прогнившее правительство! — с жаром воскликнула Моника. — Это будет настоящая революция. Страну разлагают империалисты, олигархия, продажные генералы...
Веселенькая перспектива для генерала Пепе Сан-Мартина...
Когда они добрались до авеню Арекипа, Малко уже знал все о политических убеждениях Моники — немного анархистка, сочувствующая сендеровцам, настроенная против американцев, с небольшим гошистским уклоном. Разговорившись, молодая женщина не могла остановиться. Малко положил руку на ее круглое, крепкое колено.
— Я просто умираю от жажды. Как насчет писко? Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали побольше о «Сендеро Луминосо» — это тема моего будущего исследования.
Последняя фраза явно заинтересовала Монику Перес.
— Ладно, — решилась она, — я знаю неплохой бар рядом с вашим отелем, «Таверна». Там изумительные гитаристы. Только ненадолго.
Когда они вошли, в баре было не больше дюжины человек. Трое гитаристов выводили тягучую испанскую мелодию.
Музыканты приветствовали Монику улыбками, как старую знакомую. Малко заказал два писко. Они устроились за маленьким столиком рядом со стойкой. Приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга — гитаристы надрывались вовсю.
— Есть ли возможность познакомиться с кем-нибудь из «Сендеро Луминосо»? — спросил Малко. — Я слышал, что они в глубоком подполье.
Моника одним глотком выпила половину своего писко. От возлияний и возбуждения глаза ее так разгорелись, что Малко стало не по себе.
— Они скрываются от врагов, — сказала она, — но поддерживают связь с теми, кому доверяют.
— Вы их знаете?
— Немного.
— А вам они доверяют?
— Я никогда их не предам! — с горячностью заявила Моника.
Гитаристы подошли к их столику, и молодая женщина принялась подпевать им. Это была грустная песня о черных бархатных глазах и большой Любви. Убаюканный монотонной мелодией и слащавыми словами Хулио Иглесиаса местного значения, Малко терпеливо ждал. Девушка за стойкой бара то и дело наполняла рюмку Моники, которой мало-помалу овладевало романтическое настроение.
* * *
Малко украдкой взглянул на светящийся циферблат «Сейко» — половина третьего ночи. Голова была тяжелой. Они сидели уже больше часа, перебор гитарных струн становился все жалобнее. Головка Моники склонилась к нему на плечо; она больше не курила, только слушала музыку с блаженной улыбкой на лице. О том, чтобы расспрашивать ее о «Сендеро Луминосо», не могло быть и речи. Он наклонился к ней как раз в тот миг, когда она повернула голову, и их губы соприкоснулись.Вместо того, чтобы отстраниться, она приоткрыла свой пухлый рот и прильнула к Малко липким от писко поцелуем, зажмурившись с видом сытой кошечки. Гитаристы подбодрили обнимающуюся парочку высоким вибрирующим аккордом. Моника вдруг оживилась и, сцепив руки у него на затылке, впилась в его губы так крепко, что он едва не задохнулся. Тело ее стало мягким и податливым, сквозь тонкий девственно-белый батист блузки проступили острые соски. Юбка задралась до самых бедер, но молодая женщина, казалось, даже не замечала этого.
Трое музыкантов уже убирали свои гитары. Малко поднялся. Моника безропотно последовала за ним, слегка пошатываясь, глядя перед собой невидящим взглядом. Свежий воздух немного привел ее в себя. Томно прижавшись к Малко, она зевнула.
— Спать хочется...
Повиснув на нем, она добралась до «тойоты» и со вздохом рухнула на сиденье.
— Куда вас отвезти? — спросил Малко.
Ответом ему был истерический смешок.
— А черт его знает! Прямо... пересечь кольцевую дорогу, а потом... третий пово...
Моника икнула и уронила голову на плечо Малко. Больше ему ничего не удалось от нее добиться. Похоже, доставить ее домой будет непросто. К счастью, его отель был в двух шагах. Он решительно вышел из машины и выволок свою спутницу. Она открыла глаза и вздохнула, как Спящая Красавица:
— Приехали?..
Объяснять что-либо было бесполезно. Поддерживая ее за талию, Малко вошел в холл «Эль Кондадо». Портье с понимающей улыбкой вручил ему ключ. В лифте Моника вновь обрела вкус к жизни и, приникнув к его губам, продолжила прерванный в баре поцелуй, отрываясь на миг, чтобы пробормотать какие-то непристойности по-испански, из которых Малко понял лишь то, что она давно не занималась любовью. Властно прижимающееся к нему тело без слов говорило о том же. Девственно-белый, как для первого причастия, наряд придавал объятию особую пикантность. Увы, едва оказавшись в его номере, Моника рухнула на кровать, как мертвая — писко сделало свое дело.
Впрочем, Малко чувствовал себя не лучше. Чтобы приободриться, он достал из бара бутылку «Перье» и налил себе рюмку. Затем осторожно снял с Моники юбку и блузку, белый лифчик и крошечные кружевные трусики, обнажив великолепные изгибы бронзового тела. Моника даже не шевельнулась. Он тоже разделся и лег рядом с ней. Палец его пробежался по смуглой спине и круглым ягодицам, не вызвав никакого отклика. Разочарованный, он отвернулся и провалился в сон.
* * *
Проснулся он от ощущения сладостного ожога внизу живота. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что, во-первых, он пребывает в состоянии, какого устыдился бы и шимпанзе, а во-вторых, причиной тому — упругое бедро Моники, которым она, повернувшись во сне, прижалась к нему.Она спала, лежа на животе, и, казалось, даже не чувствовала его напрягшейся плоти. Малко бросило в жар; он колебался перед выбором между холодным душем и поведением, недостойным порядочного мужчины. Движение молодой женщины едва не решило дело: Моника перекатилась набок, и его вожделение оказалось как раз между се ног.
Малко затаил дыхание. Стоило чуть-чуть податься вперед — и он овладеет ею. Однако последние остатки рыцарства удержали его. Он принялся поглаживать загорелую спину; Моника вздрогнула и, не просыпаясь, вновь перевернулась на живот.
Не подозревая о том, что возбудила его еще сильнее. Это был перст судьбы. Малко вспомнил, как она прижималась к нему всего несколько часов назад, и это развеяло последние сомнения. Рука его скользнула между ног, туда, где кожа была нежной, словно истертой множеством прикосновений. Когда он ощутил под пальцами теплую влагу, Моника снова вздрогнула; ноги ее слегка раздвинулись, тело выгнулось дугой. Рука Малко продолжала нежно ласкать самое чувствительное местечко.
Он ожидал, что она проснется — ничуть не бывало! Она лишь пробормотала что-то невнятное и слегка заколыхалась под его рукой, по-прежнему не открывая глаз.
Это было невыносимо! Малко весь горел. Он прервал ласку, встал на колени и осторожно раздвинул ноги Моники.
У нее вырвался глубокий вздох. Он взял ее двумя руками за бедра и приподнял, готовый войти в нее. Ощущение было восхитительное, и он помедлил несколько секунд.
Затем резким движением притянул молодую женщину к себе, одним мощным толчком овладел ею и вновь остановился, немного пристыженный, но исполненный блаженства. Моника, казалось, ничего не чувствовала; это уже начинало его бесить. Однако он, продолжая свое дело, медленно задвигался взад и вперед.
Моника наконец немного ожила: бедра ее заколыхались в такт его движениям все быстрее и быстрее. Она застонала, судорожно вцепившись пальцами в простыню, но глаз так и не открыла. Колени ее согнулись, ягодицы приподнялись ему навстречу. Тогда, обхватив ее бедра, Малко дал себе полную волю.
Моника отвечала на его пыл с томностью сомнамбулы, еще усиливая своей полной отрешенностью его желание.
Наконец, не в силах больше сдерживаться, он достиг пика наслаждения. Тело Моники затрепетало, прогнулось, прижавшись к нему, и Малко показалось, что она испытывает то же самое. Он не спешил уходить; она мало-помалу обмякла, уткнулась лицом в подушку и, не ощущая его в себе, снова уснула.
* * *
Малко взглянул на часы — было уже восемь. Любовные утехи давно закончились, а Моника Перес все еще спала. Он встал, взял телефон и направился в ванную.Там он набрал номер приятельницы генерала Сан-Мартина. На этот раз трубку сняли, не сказав даже «алло».
— Лаура?
Молчание.
— Лаура, — повторил Малко, — я друг Пепе.
— Кто говорит? — негромко спросил женский голос по-испански.
— Меня зовут Малко, я друг Пепе. Мне нужно с вами увидеться.
После долгого молчания голос раздался снова.
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше.
— Я сегодня работаю.
— После работы.
Пауза...
— Ладно. В Римаке, на углу улицы Рикардо Бертуса, под часами. В шесть вечера.
Голос был низкий, хрипловатый, полный недоверия. Малко положил трубку, вернулся в комнату и застыл на пороге. Лампа на тумбочке у кровати была зажжена. Моника Перес сидела в постели, прикрыв простыней обнаженную грудь, и смотрела на него испепеляющим взглядом.
— Подонок! — выкрикнула она. — Мразь!
Рука ее метнулась к валявшейся возле кровати сумочке, и Малко увидел дуло огромного черного пистолета.
— Скотина! Я размозжу тебе башку!
Глаза ее остекленели, рот искривился, палец дрожал на спусковом крючке.
Сейчас выстрелит...
Глава 5
Малко не двинулся с места. В голове его билась одна мысль: объясняется ли поведение Моники тем, что она слышала телефонный разговор, или чем-то другим?
— В чем дело? — спросил он со всем спокойствием, на какое был способен в такую минуту.
— Как я здесь оказалась? — взвизгнула она. — Что вы со мной сделали?
Малко почувствовал несказанное облегчение. Стало быть, дело только в этом...
— Вы оказались здесь, потому что были не в состоянии объяснить мне, где вы живете, — сказал он. — Вы засыпали на ходу. Я решил, что лучше вам провести ночь в постели, чем в моей машине. Я был не прав?
В глазах молодой женщины мелькнула растерянность, огромные зрачки сузились.
— О, простите, — пробормотала она, — я иногда сама не знаю, что делаю. У меня сейчас столько неприятностей...
Рука, державшая пистолет, бессильно упала. Малко воспользовался этим и, разжав ее пальцы, положил оружие на стол.
— Вы всегда носите в сумочке револьвер?
— Мне угрожали, — вздохнула она, — я боюсь.
Он сел на край кровати и внимательно посмотрел на нее. Лицо молодой женщины осунулось, под глазами залегли темные круги. Она снова натянула на грудь простыню и смущенно улыбнулась.
— Вчера я, должно быть, наговорила массу глупостей. Я выпила много писко...
— Ничего страшного, — улыбнулся Малко.
Она огляделась и вдруг уставилась на него с испугом.
— Но... Где же спали вы?
— Здесь, — сказал Малко.
— Со мной?
— Да.
Темные глаза снова вспыхнули недобрым огнем.
— Зачем вы меня раздели?
— Неужели вы считаете, что я способен изнасиловать спящую женщину? — оскорбился Малко.
— Нет, что вы! — поспешно ответила Моника.
Он наклонился и поцеловал смуглое плечо.
— Вы совершенно правы. Я вас не изнасиловал. Но мы занимались любовью к обоюдному удовольствию...
— Что?
Моника так резко выпрямилась, что простыня соскользнула, обнажив безупречной формы грудь; но она даже не попыталась прикрыться. Ее черные глаза сверкали.
— Скотина! — взорвалась она. — Я так и знала. Вы изнасиловали меня! Я ничего с вами не хотела.
— Когда вы еще держались на ногах, — мягко заметил Малко, — ваше поведение позволяло предположить обратное. Да и этой ночью мне показалось, что вы испытали нечто похожее на удовольствие.
— Неправда! Я убью вас!
Она рывком вскочила, совершенно голая, и, оттолкнув Малко, метнулась к столу. Он едва успел поймать ее руку, готовую схватить пистолет. Они яростно боролись; от прикосновения ее теплого, бархатистого тела на Малко вдруг накатила волна желания. Сцепившись, они упали на кровать. Ее отчаянное сопротивление только еще сильнее возбудило Малко. Заметив это, Моника принялась царапаться, как обезумевшая кошка, выкрикивая грязные ругательства. Воспользовавшись моментом, когда она оказалась на спине под ним, он навалился на нее всем телом и одним махом овладел ею.
У Моники вырвался сдавленный крик. Она внезапно замерла, как если бы он ее ударил, бормоча дрожащими губами: «Подонок, подонок...» — и не пытаясь больше высвободиться. Тело ее немного расслабилось, хотя ногти по-прежнему впивались в спину Малко. Она бросила на него злобный взгляд.
— Ну что ж, давайте, пользуйтесь! Насилуйте меня, вам ведь только этого и надо!
Такое неслыханное лицемерие вывело Малко из себя. Он принялся за дело, медленно, мощными толчками. Моника лежала неподвижно, раскинув руки, глядя в потолок широко открытыми глазами. Когда он, вскрикнув, рухнул на нее, молодая женщина бросила на него угрюмый взгляд и процедила сквозь зубы:
— Вот видите, я сказала правду! Я вас не хотела, а вы меня изнасиловали. Я ничего не почувствовала. Можете продолжать, если вам неймется...
Ну и стерва!
— Я не хотел вас обидеть, — примирительно сказал Малко. — Ладно, поиграли и хватит.
Он встал и отправился под душ. Когда он уже собирался выключить воду, в ванную вошла Моника. Ее пухлые губы сложились в гримаску ребенка, который хочет, чтобы его простили. Поколебавшись, она забралась к нему в ванну и бросила отрывисто, но уже без прежней злобы:
— А если вы сделали мне ребенка?
— Мы воспитаем его вместе, — ответил Малко.
Появится еще один маленький революционер... Моника зажмурилась, подставив лицо струям воды. Малко с улыб кой наблюдал за ней. Вдруг молодая женщина подалась вперед, и ее тело прижалось к нему, изгиб в изгиб. Она укусила его за плечо — не больно, как игривый зверек.
— Знаешь, ночью я не совсем спала, — пробормотала она. — Мне было очень хорошо. Но утром я сама на себя разозлилась. Я ведь не шлюха какая-нибудь, мы с тобой едва знакомы...
— Ты же не потребовала с меня денег" — заметил Малко, по ее примеру переходя на «ты».
Она укусила его чуть сильнее.
— Дурак!
Они еще постояли обнявшись в клубах пара, потом она тихонько высвободилась.
— Мне пора. Возьму такси.
— Я тебя отвезу, — решительно сказал Малко. — Хоть это я могу для тебя сделать, к тому же вчера вечером нам не удалось толком поговорить.
Она встряхнула мокрыми черными волосами.
— Ах, да, я забыла, ты же социолог...
— Да, — кивнул Малко, — и ты наверняка можешь мне помочь.
Моника быстро оделась и невольно рассмеялась, увидев свое отражение в зеркале — фигурку в девственно-белом, немного помятом одеянии...
— Что подумают в отеле...
— То, что есть, — улыбнулся Малко.
Едва усевшись в «тойоту», она закурила. Сероватый туман окутывал Мирафлорес, сгущаясь в той стороне, где угадывался океан. Они миновали авеню Бенавидес, въехали в бетонную траншею Виа Экспрессо и свернули на север. Моника с восхищением разглядывала салон новенькой «тойоты».
— Такая машина, должно быть, стоит бешеных денег...
— Да нет, не слишком, — покачал головой Малко.
Как по своему размаху, так и по ценам «Баджет» был вне конкуренции. Даже для такого требовательного клиента, как он.
Они въехали на мост, перекинутый через кольцевую автостраду. Внизу грохотали тяжелые грузовики.
— Налево, — показала Моника. — Вон тот недостроенный домик.
Малко затормозил перед небольшим зданием. Собственно, построен был только первый этаж; выше торчали стальные балки, заляпанные цементом. Чуть поодаль возвышались две роскошные белые виллы за каменными стенами. Пришлось обойти огромную кучу строительного мусора, чтобы добраться до двери, запертой на тяжелый висячий замок и на цепочку.
— Это все, что я могу себе позволить, — вздохнула Моника Перес. — Жилье в Лиме дорогое.
Первое, что увидел Малко, войдя в комнату, — многократно увеличенную фотографию Че Гевары прямо напротив двери. На другой стене красовался плакат с портретом Мао, испещренный оскорбительными надписями в адрес Дэн Сяопина. В комнате царил невообразимый хаос. Везде громоздились стопки книг и валялись всевозможные предметы женского туалета.
В дверь постучали. Моника открыла, загородив проем и не приглашая посетителя войти. Малко лишь успел разглядеть худое, изможденное лицо мужчины. Они довольно долго шептались по-испански. Монике явно не хотелось, чтобы ее гость увидел Малко...
Наконец она захлопнула дверь и предложила:
— Хочешь, сварю тебе кофе?
Пока она возилась в крошечной кухоньке, Малко рассматривал книги — настоящая библиотечка революционера. К стенам были прикноплены газетные вырезки со статьями Моники; некоторые фразы подчеркнуты красным карандашом. Все о «Сендеро Луминосо». Молодая женщина сбросила юбку и блузку и уселась на кровать — больше в комнате сесть было некуда.
— Зачем ты носишь лифчик? — спросил Малко. — У тебя же великолепная грудь.
Быстрым движением она расстегнула лифчик и отшвырнула его с раздраженным смешком.
— Атавизм! Здесь все женщины их носят. Вековая испанская стыдливость. Идиотизм, конечно. После революции мы не будем их носить, клянусь тебе.
Что ж, хоть какая-то польза от грядущей революции...
Малко выпил чашку отвратительного кофе и поднялся. Все складывалось лучше, чем он мог надеяться.
— Когда мы сможем пообедать вместе? — спросил он. Моника пожала плечами.
— Не знаю... Позвони мне. Только меня здесь редко можно застать...
— Тогда давай договоримся прямо сейчас, — предложил Малко.
Она на минуту задумалась.
— Можем перекусить завтра днем в университетском городке Сан-Маркос. Скажем, в час.
— Почему бы и нет? Где мы встретимся?
— Перед факультетом социологии. Там памятник Че. Это наше обычное место встреч.
— Идет, в час у памятника Че, — кивнул Малко.
На пороге она быстро чмокнула его в щеку и рассмеялась:
— Ничего, я даже рада, что ты меня изнасиловал. Я так давно не занималась любовью...
Малко вновь оказался под палящим солнцем. Грохот грузовиков, сотрясавший стены хрупкого домика, оглушил его. По дороге к центру он подумал, что ему необходимо оружие. Опасаясь таможенного контроля, он не взял с собой даже свой суперплоский пистолет. Помочь ему могли в Лиме только двое — генерал Сан-Мартин и Фелипе Манчаи. Он решил начать с журналиста.
— Что случилось?
— Ничего серьезного, — ответил Малко. — Просто вчера я забыл вас спросить, не можете ли вы достать мне какое-нибудь оружие.
Манчаи почесал в затылке.
— Я, пожалуй, дам вам мой «таурус». Только вы с ним осторожней, спусковой крючок совсем истерся. Стреляет мгновенно.
Он провел Малко в гостиную, усадил в кресло, скрылся в кабинете и через минуту вернулся с пистолетом, пригорошней патронов и сложенной вчетверо бумажкой.
— Вот, держите. Это разрешение на ношение оружия. Фамилии тут нет, впишите вашу...
Очаровательная страна, подумалось Малко. Журналист задумчиво смотрел на него.
— Будьте осторожны. «Сендерос» шутить не любят. Я бы не хотел, чтобы с вами что-нибудь случилось. Кстати, как там у вас с Моникой?
— Неплохо, — ответил Малко. — Постарайтесь узнать для меня еще что-нибудь. Я пришлю вам полторы тысячи долларов сегодня вечером.
— Малко? Это Моника...
— Ты что-нибудь забыла?
Она тяжело дышала, голос был встревоженный.
— Нет-нет. Я только хотела попросить тебя об одном одолжении.
— Я весь к твоим услугам.
— Дело в том, что мне надо до двух часов забрать одну вещь. Машина сломана, а такси поймать невозможно. Ты не мог бы съездить?
— Конечно, — отозвался Малко. — А что надо забрать?
— Кое-какие лекарства для бедняков, — помедлив, ответила она. — Срок годности истек, но их еще можно употреблять. Аптекарь не имеет права их продавать, так что он мне их дарит.
— Где это?
— Недалеко от тебя. На авеню Прадо, маленькая аптека рядом с кинотеатром «Эль Пасифико». Спросишь Хорхе и скажешь, что ты от меня.
— Еду, — сказал Малко.
— Спасибо. Принеси мне их завтра. Целую тебя.
— Хорхе здесь?
Она обернулась и крикнула куда-то в глубину лавки:
— Хорхе!
Из задней комнаты вышел маленький сморщенный старичок, явно «чуло», и подозрительно уставился на посетителя. Малко наклонился к нему через прилавок.
— Я к вам от Моники, за лекарствами.
Старик повел себя довольно странно: не говоря ни слова, он повернулся и стремительно скрылся в задней комнате. Словно перед ним был сам дьявол. Малко ждал. «Чуло» появился вновь и махнул рукой в сторону двери.
Малко вышел на тротуар. Через минуту из-за угла появился старик со свертком под мышкой. Он молча сунул пакет Малко и тут же исчез, так ничего и не сказав. Малко сел в «тойоту», заинтригованный. Что за тайны? Он взвесил сверток на руке — не очень тяжелый. Похоже, действительно лекарства. Но почему же старик казался насмерть перепуганным? Ломая голову над этой загадкой, Малко вернулся в «Эль Кондадо».
Таинственный сверток не давал ему покоя. Он развязал бечевку и обнаружил внутри конверт, заклеенный липкой лентой. Малко осторожно отлепил край и увидел дюжину одинаковых бело-голубых коробочек. Он взял одну, чтобы рассмотреть — это было швейцарское лекарство под названием «Лазиликс». На коробочке был указан только состав и дозировка. Малко был недостаточно подкован в медицине, чтобы догадаться о его назначении. Однако ясно было одно — Моника Перес сказала ему неправду. Это были не какие-то лекарства с истекшим сроком годности для бедняков, а редкий импортный препарат.
Пожав плечами, он тщательно запаковал оба пакета, перевязал бечевкой. Чего же так боялся старый индеец? Какая тайна здесь кроется?
— В чем дело? — спросил он со всем спокойствием, на какое был способен в такую минуту.
— Как я здесь оказалась? — взвизгнула она. — Что вы со мной сделали?
Малко почувствовал несказанное облегчение. Стало быть, дело только в этом...
— Вы оказались здесь, потому что были не в состоянии объяснить мне, где вы живете, — сказал он. — Вы засыпали на ходу. Я решил, что лучше вам провести ночь в постели, чем в моей машине. Я был не прав?
В глазах молодой женщины мелькнула растерянность, огромные зрачки сузились.
— О, простите, — пробормотала она, — я иногда сама не знаю, что делаю. У меня сейчас столько неприятностей...
Рука, державшая пистолет, бессильно упала. Малко воспользовался этим и, разжав ее пальцы, положил оружие на стол.
— Вы всегда носите в сумочке револьвер?
— Мне угрожали, — вздохнула она, — я боюсь.
Он сел на край кровати и внимательно посмотрел на нее. Лицо молодой женщины осунулось, под глазами залегли темные круги. Она снова натянула на грудь простыню и смущенно улыбнулась.
— Вчера я, должно быть, наговорила массу глупостей. Я выпила много писко...
— Ничего страшного, — улыбнулся Малко.
Она огляделась и вдруг уставилась на него с испугом.
— Но... Где же спали вы?
— Здесь, — сказал Малко.
— Со мной?
— Да.
Темные глаза снова вспыхнули недобрым огнем.
— Зачем вы меня раздели?
— Неужели вы считаете, что я способен изнасиловать спящую женщину? — оскорбился Малко.
— Нет, что вы! — поспешно ответила Моника.
Он наклонился и поцеловал смуглое плечо.
— Вы совершенно правы. Я вас не изнасиловал. Но мы занимались любовью к обоюдному удовольствию...
— Что?
Моника так резко выпрямилась, что простыня соскользнула, обнажив безупречной формы грудь; но она даже не попыталась прикрыться. Ее черные глаза сверкали.
— Скотина! — взорвалась она. — Я так и знала. Вы изнасиловали меня! Я ничего с вами не хотела.
— Когда вы еще держались на ногах, — мягко заметил Малко, — ваше поведение позволяло предположить обратное. Да и этой ночью мне показалось, что вы испытали нечто похожее на удовольствие.
— Неправда! Я убью вас!
Она рывком вскочила, совершенно голая, и, оттолкнув Малко, метнулась к столу. Он едва успел поймать ее руку, готовую схватить пистолет. Они яростно боролись; от прикосновения ее теплого, бархатистого тела на Малко вдруг накатила волна желания. Сцепившись, они упали на кровать. Ее отчаянное сопротивление только еще сильнее возбудило Малко. Заметив это, Моника принялась царапаться, как обезумевшая кошка, выкрикивая грязные ругательства. Воспользовавшись моментом, когда она оказалась на спине под ним, он навалился на нее всем телом и одним махом овладел ею.
У Моники вырвался сдавленный крик. Она внезапно замерла, как если бы он ее ударил, бормоча дрожащими губами: «Подонок, подонок...» — и не пытаясь больше высвободиться. Тело ее немного расслабилось, хотя ногти по-прежнему впивались в спину Малко. Она бросила на него злобный взгляд.
— Ну что ж, давайте, пользуйтесь! Насилуйте меня, вам ведь только этого и надо!
Такое неслыханное лицемерие вывело Малко из себя. Он принялся за дело, медленно, мощными толчками. Моника лежала неподвижно, раскинув руки, глядя в потолок широко открытыми глазами. Когда он, вскрикнув, рухнул на нее, молодая женщина бросила на него угрюмый взгляд и процедила сквозь зубы:
— Вот видите, я сказала правду! Я вас не хотела, а вы меня изнасиловали. Я ничего не почувствовала. Можете продолжать, если вам неймется...
Ну и стерва!
— Я не хотел вас обидеть, — примирительно сказал Малко. — Ладно, поиграли и хватит.
Он встал и отправился под душ. Когда он уже собирался выключить воду, в ванную вошла Моника. Ее пухлые губы сложились в гримаску ребенка, который хочет, чтобы его простили. Поколебавшись, она забралась к нему в ванну и бросила отрывисто, но уже без прежней злобы:
— А если вы сделали мне ребенка?
— Мы воспитаем его вместе, — ответил Малко.
Появится еще один маленький революционер... Моника зажмурилась, подставив лицо струям воды. Малко с улыб кой наблюдал за ней. Вдруг молодая женщина подалась вперед, и ее тело прижалось к нему, изгиб в изгиб. Она укусила его за плечо — не больно, как игривый зверек.
— Знаешь, ночью я не совсем спала, — пробормотала она. — Мне было очень хорошо. Но утром я сама на себя разозлилась. Я ведь не шлюха какая-нибудь, мы с тобой едва знакомы...
— Ты же не потребовала с меня денег" — заметил Малко, по ее примеру переходя на «ты».
Она укусила его чуть сильнее.
— Дурак!
Они еще постояли обнявшись в клубах пара, потом она тихонько высвободилась.
— Мне пора. Возьму такси.
— Я тебя отвезу, — решительно сказал Малко. — Хоть это я могу для тебя сделать, к тому же вчера вечером нам не удалось толком поговорить.
Она встряхнула мокрыми черными волосами.
— Ах, да, я забыла, ты же социолог...
— Да, — кивнул Малко, — и ты наверняка можешь мне помочь.
Моника быстро оделась и невольно рассмеялась, увидев свое отражение в зеркале — фигурку в девственно-белом, немного помятом одеянии...
— Что подумают в отеле...
— То, что есть, — улыбнулся Малко.
Едва усевшись в «тойоту», она закурила. Сероватый туман окутывал Мирафлорес, сгущаясь в той стороне, где угадывался океан. Они миновали авеню Бенавидес, въехали в бетонную траншею Виа Экспрессо и свернули на север. Моника с восхищением разглядывала салон новенькой «тойоты».
— Такая машина, должно быть, стоит бешеных денег...
— Да нет, не слишком, — покачал головой Малко.
Как по своему размаху, так и по ценам «Баджет» был вне конкуренции. Даже для такого требовательного клиента, как он.
Они въехали на мост, перекинутый через кольцевую автостраду. Внизу грохотали тяжелые грузовики.
— Налево, — показала Моника. — Вон тот недостроенный домик.
Малко затормозил перед небольшим зданием. Собственно, построен был только первый этаж; выше торчали стальные балки, заляпанные цементом. Чуть поодаль возвышались две роскошные белые виллы за каменными стенами. Пришлось обойти огромную кучу строительного мусора, чтобы добраться до двери, запертой на тяжелый висячий замок и на цепочку.
— Это все, что я могу себе позволить, — вздохнула Моника Перес. — Жилье в Лиме дорогое.
Первое, что увидел Малко, войдя в комнату, — многократно увеличенную фотографию Че Гевары прямо напротив двери. На другой стене красовался плакат с портретом Мао, испещренный оскорбительными надписями в адрес Дэн Сяопина. В комнате царил невообразимый хаос. Везде громоздились стопки книг и валялись всевозможные предметы женского туалета.
В дверь постучали. Моника открыла, загородив проем и не приглашая посетителя войти. Малко лишь успел разглядеть худое, изможденное лицо мужчины. Они довольно долго шептались по-испански. Монике явно не хотелось, чтобы ее гость увидел Малко...
Наконец она захлопнула дверь и предложила:
— Хочешь, сварю тебе кофе?
Пока она возилась в крошечной кухоньке, Малко рассматривал книги — настоящая библиотечка революционера. К стенам были прикноплены газетные вырезки со статьями Моники; некоторые фразы подчеркнуты красным карандашом. Все о «Сендеро Луминосо». Молодая женщина сбросила юбку и блузку и уселась на кровать — больше в комнате сесть было некуда.
— Зачем ты носишь лифчик? — спросил Малко. — У тебя же великолепная грудь.
Быстрым движением она расстегнула лифчик и отшвырнула его с раздраженным смешком.
— Атавизм! Здесь все женщины их носят. Вековая испанская стыдливость. Идиотизм, конечно. После революции мы не будем их носить, клянусь тебе.
Что ж, хоть какая-то польза от грядущей революции...
Малко выпил чашку отвратительного кофе и поднялся. Все складывалось лучше, чем он мог надеяться.
— Когда мы сможем пообедать вместе? — спросил он. Моника пожала плечами.
— Не знаю... Позвони мне. Только меня здесь редко можно застать...
— Тогда давай договоримся прямо сейчас, — предложил Малко.
Она на минуту задумалась.
— Можем перекусить завтра днем в университетском городке Сан-Маркос. Скажем, в час.
— Почему бы и нет? Где мы встретимся?
— Перед факультетом социологии. Там памятник Че. Это наше обычное место встреч.
— Идет, в час у памятника Че, — кивнул Малко.
На пороге она быстро чмокнула его в щеку и рассмеялась:
— Ничего, я даже рада, что ты меня изнасиловал. Я так давно не занималась любовью...
Малко вновь оказался под палящим солнцем. Грохот грузовиков, сотрясавший стены хрупкого домика, оглушил его. По дороге к центру он подумал, что ему необходимо оружие. Опасаясь таможенного контроля, он не взял с собой даже свой суперплоский пистолет. Помочь ему могли в Лиме только двое — генерал Сан-Мартин и Фелипе Манчаи. Он решил начать с журналиста.
* * *
Ему пришлось раз десять нажимать кнопку звонка, прежде чем в дверях появился Фелипе — в трусах и майке, с красными, слезящимися глазами. Он посмотрел на Малко с тревогой.— Что случилось?
— Ничего серьезного, — ответил Малко. — Просто вчера я забыл вас спросить, не можете ли вы достать мне какое-нибудь оружие.
Манчаи почесал в затылке.
— Я, пожалуй, дам вам мой «таурус». Только вы с ним осторожней, спусковой крючок совсем истерся. Стреляет мгновенно.
Он провел Малко в гостиную, усадил в кресло, скрылся в кабинете и через минуту вернулся с пистолетом, пригорошней патронов и сложенной вчетверо бумажкой.
— Вот, держите. Это разрешение на ношение оружия. Фамилии тут нет, впишите вашу...
Очаровательная страна, подумалось Малко. Журналист задумчиво смотрел на него.
— Будьте осторожны. «Сендерос» шутить не любят. Я бы не хотел, чтобы с вами что-нибудь случилось. Кстати, как там у вас с Моникой?
— Неплохо, — ответил Малко. — Постарайтесь узнать для меня еще что-нибудь. Я пришлю вам полторы тысячи долларов сегодня вечером.
* * *
Малко изучал карту Лимы, готовясь к встрече с Лаурой, когда зазвонил телефон.— Малко? Это Моника...
— Ты что-нибудь забыла?
Она тяжело дышала, голос был встревоженный.
— Нет-нет. Я только хотела попросить тебя об одном одолжении.
— Я весь к твоим услугам.
— Дело в том, что мне надо до двух часов забрать одну вещь. Машина сломана, а такси поймать невозможно. Ты не мог бы съездить?
— Конечно, — отозвался Малко. — А что надо забрать?
— Кое-какие лекарства для бедняков, — помедлив, ответила она. — Срок годности истек, но их еще можно употреблять. Аптекарь не имеет права их продавать, так что он мне их дарит.
— Где это?
— Недалеко от тебя. На авеню Прадо, маленькая аптека рядом с кинотеатром «Эль Пасифико». Спросишь Хорхе и скажешь, что ты от меня.
— Еду, — сказал Малко.
— Спасибо. Принеси мне их завтра. Целую тебя.
* * *
Малко без труда нашел аптеку между кинотеатром и ювелирным магазинчиком. Народу внутри было немного. Он обратился к стоявшей за прилавком смуглой девушке:— Хорхе здесь?
Она обернулась и крикнула куда-то в глубину лавки:
— Хорхе!
Из задней комнаты вышел маленький сморщенный старичок, явно «чуло», и подозрительно уставился на посетителя. Малко наклонился к нему через прилавок.
— Я к вам от Моники, за лекарствами.
Старик повел себя довольно странно: не говоря ни слова, он повернулся и стремительно скрылся в задней комнате. Словно перед ним был сам дьявол. Малко ждал. «Чуло» появился вновь и махнул рукой в сторону двери.
Малко вышел на тротуар. Через минуту из-за угла появился старик со свертком под мышкой. Он молча сунул пакет Малко и тут же исчез, так ничего и не сказав. Малко сел в «тойоту», заинтригованный. Что за тайны? Он взвесил сверток на руке — не очень тяжелый. Похоже, действительно лекарства. Но почему же старик казался насмерть перепуганным? Ломая голову над этой загадкой, Малко вернулся в «Эль Кондадо».
Таинственный сверток не давал ему покоя. Он развязал бечевку и обнаружил внутри конверт, заклеенный липкой лентой. Малко осторожно отлепил край и увидел дюжину одинаковых бело-голубых коробочек. Он взял одну, чтобы рассмотреть — это было швейцарское лекарство под названием «Лазиликс». На коробочке был указан только состав и дозировка. Малко был недостаточно подкован в медицине, чтобы догадаться о его назначении. Однако ясно было одно — Моника Перес сказала ему неправду. Это были не какие-то лекарства с истекшим сроком годности для бедняков, а редкий импортный препарат.
Пожав плечами, он тщательно запаковал оба пакета, перевязал бечевкой. Чего же так боялся старый индеец? Какая тайна здесь кроется?
Глава 6
Малко спрятал пакет с лекарствами и задумался. Прежде чем передать «Лазиликс» Монике Перес, необходимо было выяснить хотя бы, что это за препарат. Поразмыслив, он пришел к выводу, что самое простое решение проблемы обычно оказывается самым верным.
Он спустился в холл и осведомился у портье, где находится ближайшая аптека. Она оказалась совсем рядом, на авеню Бенавидес, и Малко отправился туда пешком. Внутри было пусто. Очаровательное создание в белом халате с задорным и чувственным личиком обратилось к нему:
— Что угодно, сеньор?
Малко протянул ей листок с написанным на нем названием лекарства. Взглянув на него, девушка нахмурилась.
— Это для вас?
— Нет, для моего друга.
— Нужен рецепт, — твердо сказала аптекарша. — Иначе вам его не отпустят. Это очень сильнодействующее средство и довольно редкое. Даже не знаю, есть ли оно у нас сейчас.
— Вот как? — протянул Малко. — А от чего оно?
— Сильное мочегонное. Приходите с рецептом, я постараюсь заказать его для вас.
Бросив на Малко зазывный взгляд, она вернула ему бумажку. Все эти крошки-"чулас", соприкоснувшись с цивилизацией, становились настоящими секс-бомбами. Малко в задумчивости вышел из аптеки. Ему вспомнилась фраза из досье ЦРУ на «Сендеро Луминосо»: «товарищ Гонсало» страдал тяжелой болезнью почек...
Конечно, это могло быть простым совпадением. Но кое-что подсказывало обратное: предполагаемые связи Моники Перес с «Сендеро Луминосо», странное поведение аптекаря. Малко вернулся к своей машине и устремился в Виа Экспрессо.
Кажется, ему улыбнулась удача. Моника Перес использовала его, чтобы выполнить опасное поручение, — возможно, у нее не было другого выхода. Весьма вероятно, что лекарство предназначено для руководителя «Сендеро Луминосо», который скрывается где-то в Лиме... Значит, Рон Фицпатрик указал ему верный след. Но журналистка наверняка была всего лишь посредницей. Распутать нить, ведущую к «товарищу Гонсало», будет делом долгим, сложным и небезопасным. Сендеровцы — профессионалы высокого класса, они, должно быть, все предусмотрели и не допустят прокола. Малко нащупал за поясом «таурус» Фелипе Манчаи и подумал, что это чертовски полезная штука. Кстати, надо было еще заехать в банк.
— Как дела, амиго?
От него несло смесью дешевой водки, писко и «Джи энд Би». Завидное здоровье! Малко сел на колченогий стул.
— Есть новости?
— Они устроили взрыв на «Индумиле», — сообщил журналист. — Это крупнейший в стране завод военного оборудования. Сегодня в шесть утра. Четверо парней и девица. Приехали на голубой «тойоте», битком набитой динамитом.
— Кто «они»?
— Сендеровцы, черт возьми! Кто же еще? «Република» сообщает все подробности.
Малко пробежал глазами статью. Типичный террористический акт. Он отложил газету и спросил, переходя в испанских традициях на «ты»:
Он спустился в холл и осведомился у портье, где находится ближайшая аптека. Она оказалась совсем рядом, на авеню Бенавидес, и Малко отправился туда пешком. Внутри было пусто. Очаровательное создание в белом халате с задорным и чувственным личиком обратилось к нему:
— Что угодно, сеньор?
Малко протянул ей листок с написанным на нем названием лекарства. Взглянув на него, девушка нахмурилась.
— Это для вас?
— Нет, для моего друга.
— Нужен рецепт, — твердо сказала аптекарша. — Иначе вам его не отпустят. Это очень сильнодействующее средство и довольно редкое. Даже не знаю, есть ли оно у нас сейчас.
— Вот как? — протянул Малко. — А от чего оно?
— Сильное мочегонное. Приходите с рецептом, я постараюсь заказать его для вас.
Бросив на Малко зазывный взгляд, она вернула ему бумажку. Все эти крошки-"чулас", соприкоснувшись с цивилизацией, становились настоящими секс-бомбами. Малко в задумчивости вышел из аптеки. Ему вспомнилась фраза из досье ЦРУ на «Сендеро Луминосо»: «товарищ Гонсало» страдал тяжелой болезнью почек...
Конечно, это могло быть простым совпадением. Но кое-что подсказывало обратное: предполагаемые связи Моники Перес с «Сендеро Луминосо», странное поведение аптекаря. Малко вернулся к своей машине и устремился в Виа Экспрессо.
Кажется, ему улыбнулась удача. Моника Перес использовала его, чтобы выполнить опасное поручение, — возможно, у нее не было другого выхода. Весьма вероятно, что лекарство предназначено для руководителя «Сендеро Луминосо», который скрывается где-то в Лиме... Значит, Рон Фицпатрик указал ему верный след. Но журналистка наверняка была всего лишь посредницей. Распутать нить, ведущую к «товарищу Гонсало», будет делом долгим, сложным и небезопасным. Сендеровцы — профессионалы высокого класса, они, должно быть, все предусмотрели и не допустят прокола. Малко нащупал за поясом «таурус» Фелипе Манчаи и подумал, что это чертовски полезная штука. Кстати, надо было еще заехать в банк.
* * *
Фелипе Манчаи клевал носом за пишущей машинкой. При виде пачки стодолларовых банкнот он вмиг проснулся и прижал Малко к груди.— Как дела, амиго?
От него несло смесью дешевой водки, писко и «Джи энд Би». Завидное здоровье! Малко сел на колченогий стул.
— Есть новости?
— Они устроили взрыв на «Индумиле», — сообщил журналист. — Это крупнейший в стране завод военного оборудования. Сегодня в шесть утра. Четверо парней и девица. Приехали на голубой «тойоте», битком набитой динамитом.
— Кто «они»?
— Сендеровцы, черт возьми! Кто же еще? «Република» сообщает все подробности.
Малко пробежал глазами статью. Типичный террористический акт. Он отложил газету и спросил, переходя в испанских традициях на «ты»: