«Поэтому нужно непременно разыскать Николь…»
   Город сиял и переливался; ярко сверкало солнце, отражаясь в стеклах машин, грузовиков и автобусов, летящих на полной скорости по узким парижским улицам. Увы, ни один из сигнальных красных огоньков не обозначал местонахождение ведьмы Николь Андерсон-Мур, вдовы Джеймса Мура, невестки сэра Уильяма, ради которой Илай в отчаянии создавал одно поисковое заклинание за другим.
   И разумеется, ради ее сына.
   Ребенок его. Иначе и быть не может! Николь его, только его.
   Колдун уперся ладонями в парапет; в висках часто стучала кровь, в ушах звенело, по телу растекалась магическая сила. Да, когда-то он только и делал, что ждал да наблюдал. Ну так хватит!
   Хватит.
   Расстроенный, в смятенном состоянии духа, Илай еле добрался до номера и, захлопнув дверь, с тяжелым вздохом бросился на кровать. Требовалось составить план дальнейших действий.
 
   Никогда еще Филипп не чувствовал себя таким одиноким, как сейчас, в соборе Парижской Богоматери. Он преклонил колени, зажег две белые свечи и, глядя на трепещущие язычки пламени, вознес жаркую молитву. Огоньки символизировали две группы дорогих его сердцу людей, которых он мечтал найти. Филипп молился о том, чтобы отыскать и тех и других, в душе надеясь выйти хоть на кого-нибудь.
   «Зачем же я, дурак, оставил Николь!» – клял он себя на чем свет стоит.
   Но жуткий, страдальческий зов Пабло напугал ведьмака донельзя, сон как рукой сняло. За две недели он отследил путь ковена до Кельна… и все: Пабло с друзьями словно испарились.
   Убедившись в бесплодности дальнейших поисков, Филипп решил вернуться к Николь однако выяснилось, что разыскать ее по непонятным причинам тоже не может. А ведь благодаря связывающим их магическим узам, которые нельзя разъединить, он всегда должен определять местонахождение своей госпожи! Тем не менее Николь от взора Филиппа скрывала темная густая завеса… Темная завеса застила его разум, а невидимая рука погасила огоньки свечей.
 
   Илай вскрикнул – и проснулся. Его колотило, пот лил градом. По телевизору шел фильм «Собор Парижской Богоматери» на французском языке. Колдун не помнил, как уснул, не помнил, как включил телевизор…
   Часы показывали два пополудни – значит, проспал он по меньшей мере минут тридцать. Илай чувствовал себя совершенно разбитым, выжатым как лимон.
   Он и прежде порой доходил до полного изнеможения, но такого с ним еще не бывало – как будто умер и тут же воскрес. От жуткой мысли его передернуло.
   Колдун встал, прошелся, разминаясь, по комнате и произнес несколько простеньких заклинаний. На первый взгляд ничего особенного с ним не произошло, и тем не менее казалось, будто чего-то не хватает…
   – По всей видимости, мозгов, – буркнул он раздраженно.
   К настоящему моменту поисковое заклинание должно было сработать. В конце концов, он ведь очень могущественный колдун!
   А может, Николь просто не желает, чтобы он ее нашел? Мысль ранила Илая в самое сердце, взбесив ничуть не меньше, чем неудавшееся колдовство.
   Я требую ответа! прорычал он в застывшую холодную пустоту.
   Магические силы пришли в действие. На экране крупным планом высветился собор Парижской Богоматери – и телевизор отключился.
   Илай потрясенно уставился на погасший экран. Он не стал искать логических объяснений: в воздухе витала магия, колдун чувствовал ее каждой клеточкой тела.
   Очевидно, следующий пункт назначения – известнейший парижский собор, новая точка отсчета для поисков. Какая ирония! Ведь Илай все утро бродил там по крыше.
   – Ну почему непременно в церкви? – вздохнул он.
 
   Илай давно занимался темной магией, а потому прекрасно знал: не важно, что ты делаешь, не важно, кому приносишь жертвы, – иногда все равно не получаешь желаемое.
   Наблюдая из глубины собора за людьми, истово молящимися перед зажженными свечами, колдун размышлял о том, что, в сущности, все религии схожи. Каждая оставила последователям вопросы без ответов, утраченные артефакты и горькое разочарование в попытках усмирить тягу к удовольствиям. Кроме того, они привили своим приверженцам стойкую любовь к обрядам.
   Глядя на коленопреклоненных перед свечами прихожан, Илай вспоминал, сколько ночей он провел практически за тем же занятием.
   Что следует искать в соборе?
   Впрочем, полученное сообщение толковалось предельно ясно, поэтому колдун еще какое-то время побродил по зале, рассматривая древнюю каменную кладку и пытаясь охватить взглядом величественную постройку. Наконец за неимением лучших идей Илай тоже зажег свечу и, выбрав место подальше от других молящихся, с улыбкой встал на колени.
   Спустя несколько минут рядом с ним опустился старик, шевеля губами в беззвучной молитве.
   Колдун же изо всех сил сдерживался, чтобы не воззвать к Рогатому Богу вслух. Пожалуй, было бы забавно, но… бессмысленно к Николь это ни на шаг не приблизит.
   В руках молящегося соседа блеснуло серебро. Заинтересовавшись, Илай слегка повернул голову, ожидая увидеть четки, а увидел пентаграмму. Старик поднял глаза – взгляды пересеклись.
   – Это же знак… магов, – тихо сказал Илай, намеренно избежав слова «викка».
   Не обязательно. Долгое время пентаграмма символизировала пять ран на теле Христа и пять чувств человека.
   Впервые слышу.
   Да, это известно немногим. Но я, юноша, из тех мест, где христиане знают о своей религии куда больше остальных. Знают, кто они и чего ищут.
   По спине пробежал холодок; даже в детстве Илай не испытывал такого страха, какой по необъяснимым причинам внушал ему старик. Он, несомненно, посланник но от кого?
   Молодой колдун облизнул внезапно пересохшие губы.
   Что же это за волшебное место?
   Бомбей.
   «Ага! Значит, мне в Бомбей…»
   Илай еще немного постоял на коленях, а потом загасил свечу.

3. Гвоздика

   Смейтесь, время ведьм прошло!
   Вознесутся Деверо!
   Бог Рогатый любит нас,
   Кровь прольем еще не раз.
 
   Тени прошлого шуршат,
   Задыхается душа…
   Что ж, пора сорвать покров
   С мрачных тайн былых веков.

Аманда

Особняк Мур, Скарборо
   Дом жил, у него стучало сердце… По коридорам струилась кровь, мерно пульсировали стены – там-бам, там-бам, там-бам, – но об этом никто не догадывался. И она тоже забудет, едва проснется.
   Покачиваясь, Аманда медленно спускалась по винтовой лестнице к подвалу, все глубже и глубже под землю, туда, где похоронены тайны, где во тьме на каждом шагу расставлены коварные ловушки.
   – Аманда, одна не приходи… – прошелестел над ухом голос, призрачный, скользкий, холодный. Слова черными снежинками кружили перед глазами, разлетались в разные стороны и рассыпались в прах. Ты знаешь, что принести… Знаешь, что мне нужно…
   Пол под ногами напоминал шкурку ящерицы…
   Аманда вздрогнула и проснулась. Тяжело дыша, она включила стоящую на прикроватной тумбочке лампу. Свет озарил злобные физиономии, придерживающие красно-зеленый полог над кроватью. Девушка невольно поежилась. Ухмыляющаяся маска с глубокими впадинами глаз и высунутым языком украшала все четыре эбеновых столбика под балдахином. Впрочем, изображение Зеленого человека было повсюду. Стоило ли тогда удивляться, что особняк Мур снится ей каждую ночь?
   Только Аманда не помнила ни одного сна – это и тревожило. Остальным, похоже, ничего подобного не снилось.
   Выбравшись из-под одеяла, она лишний раз порадовалась, что одета в теплую пижаму (светло-розовую, с коровками, – такую же носила Николь, и желтую – Оуэн). Аманда спрыгнула с кровати на черный мраморный пол, потянула за шелковый шнур у окна – тяжелые шторы послушно разъехались в стороны. В спальню хлынуло кремово-сиреневое сияние, и, хотя ведьмы предпочитают лунный свет, у девушки вырвался лишь облегченный вздох: вот и еще одна ночь закончилась.
   Она нащупала под подушкой амулет – сплетенный из серебряных нитей ловец снов, с черными и серебряными лентами, на которых болтались голубые и зеленые авантюрины. Черный и серебряный, цвета древнего ведьминского рода Каор, чья кровь бежала в венах Аманды, Николь и Холли… Их ветвь носила фамилию Катере. О родстве с французской семьей три кузины узнали всего два года назад, когда утонули родители Холли. Прежде они винили несчастное стечение обстоятельств, но вскоре узнали правду…
   Аманда спрятала ловца снов в маленькую серебряную шкатулку. Голубой авантюрин, целебный камень, усиливал дар предвидения. Зеленый, называемый также небесным камнем, предназначался для лечебных целей, для защиты и руководства в опасных путешествиях.
   Сунув шкатулку под мышку, девушка взяла с тумбочки фонарик и осторожно, на цыпочках, вышла в коридор. Комната Томми находилась напротив. Спали они раздельно, так что Аманда могла без лишних хлопот самостоятельно изучить природу своих ночных кошмаров.
   «Хм… Как-никак мы соединены духовными узами… Наверное, следовало бы заняться этой работой вместе с Томми», – терзалась она угрызениями совести, бесшумно крадясь мимо запертой спальни.
   Дверь Николь тоже оказалась закрыта. Маленький племянник, наверное, крепко спал в колыбельке, рядом с кроватью матери. Дедушка Оуэна разместился в смежной комнате; его спальню завалили волшебными амулетами, оплели заклинаниями, а сам Ричард неизменно держал под рукой пистолет-пулемет.
   С тех пор как месяц назад они въехали в особняк, между ними то и дело вспыхивали споры о том, стоит ли здесь оставаться. Аманда настаивала на отъезде; Томми, господин своей госпоже, поддерживал ее целиком и полностью. Сестра же считала, что Оуэну безопаснее всего оставаться в доме. Благодаря адвокату Дереку Николь удостоверилась, что чары, оберегающие дом от чужаков, не действуют ни на нее, ни на сына, ни на тех, кого она пригласила переступить порог.
   Впрочем, и тут могла таиться ловушка…
   Николь убедительно доказывала, что лучше пожить в особняке, – по крайней мере, пока они не придут в себя после битвы в лондонской резиденции Верховного ковена. Будущее покрыто мраком неизвестности, а защитить Оуэна вряд ли удастся, если постоянно перебегать с места на место, скрываясь от возможного преследования. Словом, нужна хоть какая-то крыша над головой.
   Ведьмы развесили повсюду защитные заклинания, в несколько слоев опутали дом чарами белой магии – и все же…
   Все же…
   Возможно, сестре хотелось остаться в особняке на тот случай, если ее разыскивает Филипп. Он ушел вскоре после рождения Оуэна, а на прощание пообещал отчитываться каждый день, как продвигаются поиски Холли. Но однажды Филипп исчез. Тогда они еще были в бегах и знать ничего не знали о наследстве семейства Мур. Разумеется, заклинанию легче вычислить местонахождение человека, если он не носится из города в город.
   Едва ли Филипп бросил Николь связанные духовными узами перво-наперво хранили верность друг другу. Просто отчаянный зов Пабло не на шутку его встревожил. Возможно, существовала какая-то зависимость между странным состоянием юного ведьмака и безопасностью Николь с сыном.
   Аманда ежечасно взывала к Богине, умоляя ее оберегать Филиппа и помогать ему в поисках. Шли дни, недели, а вестей от француза не поступало; девушка волновалась все больше и больше.
   Напрашивались два вывода: либо кто-то не давал Филиппу выйти на связь, либо он погиб. От одной мысли о подобном исходе Аманду бросило в дрожь.
   Особняк клана Мур, несомненно, насквозь пропитан могущественной магией. Тем лучше. Если получится, Аманда непременно задействует его волшебную силу, чтобы разыскать Филиппа! Вот и еще один из немногих поводов остаться в заколдованном доме.
   Яркий луч скользнул по фамильным портретам, возраст которых порой исчислялся веками. Целая толпа злых колдунов и колдуний недобро взирала на Аманду со старых полотен; по спине побежали мурашки. Чтобы разогнать мрачные тени, девушка создала светящийся шар – конечно, это обойдется недешево: любое волшебство имеет цену. В некоторых частях старинного особняка до сих пор не было электричества.
   «Если мы тут задержимся, придется благоустраивать дом».
   На лестничной площадке она резко остановилась и уставилась на уходящую вниз спираль ступеней. Лестница! Она видела во сне лестницу! Больше Аманде ничего не вспомнилось.
   Решительно стиснув зубы, девушка нырнула в сумрак комнат первого этажа, с вызовом раздвинула тяжелые парчовые шторы и выглянула в сад, тронутый бледным светом зари. На фоне бурой лужайки с лабиринтами живой изгороди высились фигурно стриженные деревья в форме соколов и львов. Там же стояла мраморная статуя Пана, играющего на сиринге. Из трубок тоненько струилась вода, стекая в зеркальный пруд, где, несмотря на холод, плавали водяные лилии.
   Так куда же все-таки подевался сэр Уильям? Неужели просто перевоплотился в демона? Интересно, вернется ли он?
   Аманда направилась в глубину темного зала, стараясь обходить стоявшие по стойке «смирно» рыцарские доспехи; стены украшала целая коллекция оружия. История рода Мур была неразрывно связана с историей Англии с тех времен, когда действовало правило «кто силен, тот и прав».
   Сотни битв, сотни побед – за землю, за честь, за власть…
   «А ведь до сих пор ничего не изменилось», – подумала со вздохом про себя Аманда, очутившись наконец в кухне.
   Девушка щелкнула выключателем – и ее взору предстала роскошная смесь классики с современностью: к мраморным полам, гранитным столешницам и каменным аркам, обрамляющим великолепные шкафчики из красного дерева, прилагались новейшие бытовые приборы.
   Шкатулку с ловцом снов Аманда поставила у плиты. Выбрав среди изобилия кастрюль блестящий медный горшочек, она налила в него святой воды, добавила щепотку соли и поставила на огонь. Пока вода не закипела, девушка включила электрочайник, чтобы заварить чай.
   Когда в горшочке забулькало, она быстро подняла амулет над бурлящей водой и нараспев забормотала на латыни:
   – Все расскажи, мне покажи, сдерни покров тайны со снов…
   Затем Аманда вытащила из ящика простенькую записную книжку, купленную в деревенском магазинчике, аккуратно вывела на новой странице число: «1 августа». Вооружившись ручкой, девушка замерла над листком, ожидая, когда над серебряной паутинкой начнут подниматься материализовавшиеся образы. Первыми, разумеется, появились размытые лица самых близких – они ей снились каждую ночь. Следом поплыли картинки эпизодов минувшего дня: вот она подметает пол, готовит тосты с сыром, играет с Оуэном…
   Наконец возникли смутные очертания бессмысленных образов, ради которых она читала молитву, – в них лежал ключ к разгадке ее ночных кошмаров и тайны самого дома: лилия («Символ Дев Лилии – я, Николь и Холли»), огромный черный демон с огненными клыками и темными змеиными глазами («Сэр Уильям? А может, его погибший сын Джеймс?»), хрустальный ключ («Ммм… белая магия? Разоблачение?»), кролик («Плодородие. Или Оуэн?»)…
   Больше ничего так и не появилось. Удивленная Аманда выжидающе смотрела на амулет – ловец снов выдавал десятки, а иногда и сотни различных видений. По крайней мере, меньше тридцати девяти она еще никогда не записывала. Тридцать девять считалось волшебным числом, так как оно заключало в себе три раза по тринадцать. А сейчас появилось всего четыре образа…
   Что-то не так!
   Девушка снова произнесла заклинание.
   Вода в горшочке булькала, брызгала во все стороны, свистела и шипела, как разъяренная кошка. Чтобы не обжечься, Аманда на шаг отступила от плиты. На миг ее окутало густое облако пара, а потом над горшочком закружились картинки, один образ сменялся другим – только успевай записывать: «Голубые глаза; прекрасная улыбка; лицо Оуэна; веточка остролиста; вода (океан или озеро?); пирамида; желтый цветок; шитое золотом голубое облачение; овраг; автобус, проезжающий мимо замка; цветы; тени; деревья; солнечный свет…»
   Через минуту вода выкипела, а Аманда исписала три страницы. Заваренный чай тем временем настоялся. Девушка пробормотала над ловцом снов несколько заклинаний, чтобы очистить его от старых видений и подготовить для новой ночной охоты. Разобравшись с амулетом, она помолилась Богине в воплощении Афины попросила помочь разгадать значение образов. По мнению многих ведьм, каждый сон содержал тайные шифры, послания из бессознательного, призванные направить и защитить.
   Однако Холли запрещала членам ковена заниматься толкованием снов, опасаясь, что враги попытаются атаковать их посредством ночных кошмаров. Кроме того, работы ведьмам и во время бодрствования вполне хватало. Только Холли была далеко…
   Интересно, где же она теперь?
   По настоянию отца пользоваться настроенными друг на друга радиолокаторами решили только в крайних случаях: чем меньше людей знают об их нынешнем местонахождении, тем лучше.
   А как же Филипп?
   Вздохнув, девушка направилась к холодильнику.
   Аманда… Всегда милая, всегда спокойная, хорошая сестра, верный член ковена, готовит завтраки, моет посуду… Только недавно она научилась высказывать свое мнение и, пока еще робко, отстаивать свои взгляды.
   «Аманда!..»
   Девушка удивленно вскинула голову: позвали или показалось? Тишина. Она пожала плечами и открыла холодильник.
   «Та-а-ак, яйца, молоко, хлеб… Соорудим французские тосты, Николь их обожает. Как-никак кормящей матери нужна калорийная пища – Оуэн жуть какой прожорливый».
   Разложив продукты на столе, Аманда отправилась за миской для смешивания ингредиентов.
   Стена у двойной раковины из нержавейки выложена кафелем с изображением зеленых и красных соколов – чтобы брызги не летели. Над раковиной висел шкафчик из красного дерева, в котором Аманда держала сушеные травы и пустышки Оуэна.
   Внезапно ей почудилось, что где-то сбоку промелькнул смутный образ двери.
   Аманда хмуро огляделась по сторонам, внимательно осмотрела раковины, кафель, шкафчики и наконец, прижимая к груди упаковку яиц, вслух спросила в пустоту:
   – Хм… Мне сейчас что-то привиделось? Ну?
   Ответом ей было молчание. Ничего странного или лишнего девушка не заметила, только накатило умиротворяющее спокойствие, так что даже пришлось помотать головой – стряхнуть оцепенение.
   «Нет-нет… Все замечательно, мы в полной безопасности!» – твердо сказала себе Аманда и принялась за завтрак.

Дэниел и Мари Клер Катерс

Сиэтл, 1971 год
   – Ты какой-то мрачный, – заметила Мари Клер с недовольной гримаской.
   Вздохнув, Дэниел Катере обернулся к сестре: та небрежно лежала на диване в гостиной. Ее длинное черное платье на тонких бретелях восхитительно контрастировало с безупречно белоснежной обивкой мебели. На изящных запястьях девушки мерцали серебряные браслеты.
   – Только испортишь мне вечеринку, – надула она губки.
   – А что, всем плясать вокруг тебя? – огрызнулся брат.
   – Разумеется, – пожала точеными плечами Мари Клер.
   Самовлюбленная красавица сестра с младых ногтей отличалась редкостным эгоизмом, видимо считая, что умопомрачительная внешность компенсирует отсутствие иных достоинств. Дэниел давно смирился с таким поведением, а потому просто отвернулся, зная по опыту, что препираться бесполезно. Однако Мари Клер грациозно встала с дивана и тронула брата за плечо. Дэниел удивленно обернулся – сестра нервно хмурилась, на лбу между бровями залегла морщинка.
   – Понимаешь, сегодня будет Ричард… Хочется, чтобы все прошло безупречно, – объяснила она.
   Дэниел насмешливо улыбнулся.
   – А! Фаворит нынешнего дня!
   – Не смей его так называть! – выпалила, вспыхнув, Мари Клер.
   Но молодой человек не мог удержаться от подколок – в конце концов, она же родная сестра. Святое дело немного ее пошпынять!
   Прости, запамятовал. Действительно, ты встречаешься с ним уже третью неделю!
   – Между прочим, мы встречаемся три месяца! – ответила она, гневно сверкая глазами.
   Видя ее яростный взгляд, Дэниел счел за лучшее прекратить насмешки.
   Ты… э-э… серьезно на счет него?
   Мари Клер уверенно кивнула.
   – Но он же… псих, дебошир! Такие мужчины не для семейной жизни.
   Я смотрю на это иначе, вскинула она голову.
   – А Ричард?
   – Уже сделал предложение.
   Вот оно что! Тогда ясно. Мама, я так понимаю, еще не знает? Чудненько… – Дэниел криво усмехнулся, представляя, какой нагоняй ожидает сестрицу.
   – Расскажу ей сегодня вечером.
   Брат вздохнул.
   – Ты же знаешь, его со дня на день призовут в армию.
   И что с того? Мари Клер вызывающе вздернула подбородок.
   – А то – вдруг Ричард не вернется?
   – Вернется! – твердо отрезала она, хотя вид у нее был не слишком уверенный.
   Девушка скрестила руки на груди, на запястьях звякнули тоненькие браслеты.
   – И?.. Может, тогда он тебе не особенно понадобится? Я имею в виду, допустим, ты его дождешься, а он приедет из Вьетнама калекой?
   Мари Клер залепила брату звонкую пощечину. Несмотря на то что щека горела а возможно, именно из-за жгучей боли, – у Дэниела появилось к сестре уважение: возможно, она все-таки взрослеет… Впрочем, в роли жены он по-прежнему с трудом ее представлял.
   Слабо улыбнувшись, Дэниел вышел из комнаты и поднялся к себе в спальню. Там он запер дверь, медленно выдвинул ящик письменного стола… Из-под поддона с ручками и скрепками молодой человек вытащил завернутый в черный шелк древний манускрипт в кожаном переплете. Шелк украшала прекрасная вышивка: серебряная хищная птица и лилии.
   С легким волнением он открыл книгу на заложенной прежде странице и вновь принялся за чтение. Манускрипт был на старо-французском, но Дэниел, обладая склонностью к языкам, читал и писал по-французски с шести лет, так что трудностей с пониманием старинного текста у него не возникло.
   Благодаря рукописи, найденной днем раньше, он и выяснил, что принадлежит к ведьминскому роду. Собственно, это не оказалось для него такой уж неожиданностью.
   Их семья всегда отличалась от остальных: у всех имелась склонность к предвидению грядущих событий, а самому Дэниелу не раз снились вещие сны. Когда пару лет назад умер отец, характер властной, решительной матери стал еще хуже. Кроме того, у нее появилась привычка непрерывно бормотать себе под нос и сидеть часами на чердаке в полном одиночестве. Однажды Дэниел поднялся к матери. Застигнутая врасплох, она торопливо запихнула в старый сундук какой-то предмет, а сыну грозно велела убираться вон. Загадочным предметом оказалась та самая рукопись, которую он теперь внимательно, с интересом, читал. Сюжет напоминал волшебную сказку, причем невероятно запутанную, только злую ведьму олицетворяла целая семья по фамилии Деверо – правда, в книге они назывались колдунами, но в чем заключалась принципиальная разница между этими понятиями, Дэниел пока не разобрался.
   Услышав за дверью странное царапанье, он подпрыгнул как ужаленный и резко крутанулся на стуле – дверь была закрыта, да и шум вроде стих. Едва Дэниел опять взялся за манускрипт, в коридоре раздался торопливый топот.
   – Очень остроумно, Мари! Обхохочешься! – крикнул он.
   Снова царапанье… Дэниел решительно вскочил, быстро распахнул дверь – никого. На лбу выступил холодный пот, волосы на голове зашевелились от ужаса.
   – А, все эта чертова рукопись… – пробормотал он, закрывая дверь.
   Неожиданно комната затряслась, Дэниела швырнуло на пол, грудную клетку пронзила невыносимая острая боль – и тут же грянул жуткий, безумный хохот. Перекатившись на спину, молодой человек с мучительным стоном схватился за бока. Перед глазами, как в тумане, плавало маленькое белое личико.
   – Мари?
   – Не Мари-и-и, не Мари-и-и, мы одни-и-и, мы одни-и-и, – пропел неизвестный голосок.
   Проморгавшись, Дэниел увидел зеленое чешуйчатое существо: рост не выше фута, колючие глазки, большой острый нос, длинные тонкие ноги, лысая заостренная голова – и ни клочка одежды. Существо вскочило на стул, захлопнуло костлявыми пальчиками манускрипт, скатилось на пол и ринулось под кровать.
   Дэниел же, стеная от боли, тем временем пытался сесть. Он огляделся по сторонам в надежде найти хоть какое-то оружие, но ничего подходящего поблизости не оказалось.
   Ты кто? – спросил он в пустоту, торопливо осматривая комнату.
   – Какоф. Так меня зовут, так меня зовут, о Дэниел Каор!
   – Моя фамилия Катере. Да что ты за тварь? – выкрикнул Дэниел, стараясь успокоиться.
   Он подполз к кровати и, приготовившись к возможной атаке, осторожно приподнял покрывало.
   – Что ж-же ты за ведьмак, раз не узнаеш-шь бес-с-са? – прошипел Какоф, оскалив зубы.
   – Никакой я не ведьмак! Моя мать…
   Тварь с визгом бросилась вперед. Молодой человек попытался увернуться, но не успел – Какоф прыгнул ему на живот, схватил за грудки и наклонился к самому лицу, почти вплотную. В нос Дэниелу ударил запах прелой травы.
   – Она не уме-е-ет, она развлекаетс-ся, – пропело существо. Она ищет з-знание, которое воскресит твоего отца. Но это не для нее. Она не ис-с-стинная Каор, не из этого рода. А вот ты настоящий Каор! Только и тебе я не с-скажу! Таким, как ты, я не отвечаю! – сорвался на визг Какоф.
   Бесенок стукнул Дэниела кулаком по гудящим ребрам, тот снова взвыл от боли.
   – Мой хоз-з-зяин прикончит тебя, твоих детей и детей твоих детей!
   – Но у меня нет детей! – выпалил молодой человек, пытаясь сбросить с себя Какофа.