— С тобой все будет в порядке?
   — Разумеется. Все будет в полном порядке, — ответила спокойно она. — Мне часто приходилось выезжать по вызовам.
   Черт меня побери, подумал Джиб. Я, кажется, начинаю волноваться за нее. Всю оставшуюся жизнь он будет волноваться, страдать и переживать за нее. Он впервые почувствовал, что желает ей всяческого счастья.
   Она посмотрела на его отражение в зеркале. — Ты все-таки поедешь на шахту сегодня?
   — Да, — кратко сказал он. Ему еще надо заехать к Чэпменам.
   Джулия опустила глаза. По выражению ее глаз Джиб понял, что она хочет попросить его, чтобы он вернулся к ней, но она этого не сделала. Она была слишком горда, чтобы пойти на это.
   Он подошел к ней и положил руки на ее талию — узкую и твердую в плотно обтягивающей ткани платья. — Помни о том, о чем мы условились этой ночью. — Он говорил это скорее себе, чем ей. — Больше никаких дел, которые могут втянуть нас обоих в серьезные неприятности.
   Джулия приколола к волосам последнюю заколку и повернулась к нему. Она поцеловала его, но этот поцелуй тянулся слишком долго, вызвав у него очередной приступ возбуждения. Он крепко прижал ее к себе, стараясь почувствовать ее тело сквозь плотно облегающую ткань ее костюма.
   — Я люблю тебя, Джиб.
   Он глубоко вздохнул в ее волосы. — Я тоже люблю тебя, принцесса, — сказал он. — Я люблю тебя даже больше, чем ты можешь себе представить.
   Она выскользнула из его крепких рук. Джиб почувствовал, что ему очень больно отпускать ее.
   На кухне она выпила чашку кофе. Мосси еще спал, поэтому Джиб подготовил к дороге ее кабриолет и погрузил ее вещи. Он поймал себя на мысли, что старается замедлить ход времени и оттянуть момент расставания с Джулией. Ему очень хотелось приготовить ей завтрак, посидеть с ней немного за кухонным столом, подержать немного ее руку и по-настоящему попрощаться с ней. Но она уже металась по дому, и все ее мысли были прикованы к женщине на ранчо Кимбэлла. Ребенок уже ждал того момента, когда он появится на божий свет.
   Джулия одарила Джиба последним и очень коротким поцелуем и быстро взобралась в свой кабриолет. Когда она выезжала из ворот двора, он пристально смотрел на нее, зная, что уже никогда не увидит ее.
   Через секунду карета Джулии исчезла за углом. Джиб вернулся в дом, чувствуя себя как старая усталая лошадь. Гонка закончилась и началось осуществление его плана. Но он почему-то никогда в жизни не чувствовал себя так скверно, как сейчас.
   Весь процесс принятия родов у миссис Кимбэлл оказался серьезной проверкой медицинских познаний и мастерства Джулии. Мать была большой и мускулистой женщиной, которая, как показалось вначале Джулии, должна была рожать легко. Но уже после первого осмотра оказалось, что ее бедренные кости были слишком массивными для легких родов. Они были необыкновенно толстыми, что, естественно, сужало выход в родовом месте. Когда появившаяся голова ребенка натолкнулась на это препятствие, роды тут же замедлились. Голова ребенка пыталась хоть как-то выйти наружу, но из этого ничего не получалось. А любое применение физической силы извне могло привести к серьезным нарушениям в организме ребенка и болезненным разрывам матки.
   Джулия очень опасалась, что ей придется выбирать из трех возможных вариантов, в равной степени опасных для роженицы: кесарево сечение на теле измученной матери, что было достаточно рискованной процедурой даже при самых благоприятных обстоятельствах; перелом тазобедренной кости женщины и, наконец, самое страшное — смерть ребенка. Но все обошлось. Небольших усилий оказалось достаточно, чтобы женщина разрешилась от бремени, хотя миссис Кимбэлл пришлось немало выстрадать.
   Пока мать и ребенок отдыхали от трудных родов, Джулия провела разъяснительную беседу с мистером Кимбэллом. Она старалась доказать ему, что любая беременность его жены в будущем может представлять серьезную угрозу ее жизни и жизни ребенка. Она подробно рассказала ему о всевозможных способах предотвращения беременности — презервативах, прерывания полового акта и использования определенных дней, которые наименее опасны для зачатия. Все эти вещи смутили мистера Кимбэлла до смерти.
   После этого она устало взобралась в свою карету и отправилась домой. Когда Джулия вошла в свой дом после двухдневного отсутствия, ей очень захотелось принять ванну и хорошо отоспаться.
   Но не успела она войти в спальню и снять шляпу, как у входной двери появился мистер Бичем.
   — Я пришел к вам со списком всех необходимых вещей, миссис Мэткаф, — сказал он.
   Был жаркий день, и доктор весь покрылся пылью и потом. Не обнаружив во дворце никакой кареты, Джулия пришла к выводу, что он пришел из города пешком. Она провела его в гостиную и широко открыла окна, чтобы проветрить помещение.
   — Извините меня, что не могу вам предложить ничего освежающею, — сказала усталым голосом Джулия. — Я только сейчас вернулась из долины, где принимала очень трудные роды. — Потом она все же пошла на кухню и принесла стакан холодной воды.
   Глаза доктора Бичема удивленно замигали под толстыми стеклами очков. Джулия поспешила объяснить ситуацию. — Я говорила мистеру Кимбэллу, что в городе есть новый доктор, но он очень настаивал, чтобы именно я приехала к его жене. Понимаете, — продолжала Джулия, — я часто навещала ее во время беременности и хорошо знала ее состояние.
   Она показала доктору жестом на кушетку, а сама устало опустилась в кресло. — Миссис Кимбэлл отличается некоторыми особенностями. У нее таз мужского типа и поэтому роды были в значительной мере затруднены. Вы знакомы с подобными обстоятельствами?
   Доктор Бичем заметно покраснел. — Я много читал о подобных случаях, но по правде признаться, мне никогда не приходилось иметь дело с такими родами.
   О, господи, — подумала Джулия. — Он еще такой зеленый и неопытный. Очень плохо, что он не поработал под руководством какого-нибудь опытного врача хотя бы пару лет, прежде чем претендовать на клиническую практику.
   — При мужском тазобедренном строении, — поучающим голосом начала Джулия, — тазобедренные кости являются слишком толстыми, а не узкими, как это бывает у женщин. Причем внешнее обследование не раскрывает всей сложности этой проблемы. Роды проходят нормально до тех пор, пока не покажется голова ребенка. И вот тут-то и начинаются трудности. Ребенок не может появиться на свет без посторонней помощи.
   Доктор Бичем сидел в напряженной позе и внимательно слушал Джулию. — Могу я спросить вас, — сказал он, — как вам удалось выйти из этого затруднения?
   — Мне пришлось немного поднажать, — спокойно ответила Джулия. — Если бы это не помогло, то пришлось бы делать кесарево сечение брюшной полости.
   Доктор Бичем смотрел на нее с нескрываемым удивлением. — Простите меня, миссис Мэткаф, но я так понял, что вы были ассистентом вашего мужа и прежде всего его женой. Я никогда не предполагал, что вы можете проводить операции.
   — Я проводила операции, когда это было необходимо, — терпеливо объясняла Джулия. — Если бы я этого не делала, то кто бы помог нашим пациентам? Ведь в нашем городе долгое время не было доктора.
   — И, несмотря на это, вы хотите оставить свои медицинские обязанности?
   Неожиданная прямота его вопросов и поразительное любопытство в его глазах заставили Джулию быть более откровенной с ним, чем она намеревалась ранее. — Я совсем не хочу бросать свою медицинскую практику, — сказала она. — Но я уступаю это место вам, так как вы нужны нашему городу. Я не хочу конкурировать с вами из-за гонораров наших пациентов.
   Доктор Бичем почесал свою коленку и хмыкнул. Он выглядел еще моложе и еще неуверенней в себе, после всего того, что он здесь услышал. А его козлиная бородка придавала ему какой-то глуповатый вид.
   — Ваш брат, доктор Фрай, очень опасался, что без присмотра специалиста вы можете наделать много серьезных ошибок. Он говорил, что женщины часто ищут акушерок, которые способны сделать им нелегальный аборт.
   Джулии понадобилось некоторое время, чтобы понять весь смысл произнесенных доктором слов. Когда она наконец сообразила о чем идет речь, ее щеки покраснели от охватившего ее гнева и злости. — Если вы хотите сказать, что я занимаюсь преступными делами, совершая нелегальные аборты и лишая жизни нерожденных детей, доктор, то вы ошибаетесь. Я провожу операции достаточно умело, хотя и не получила формального медицинского образования в отличие от вас. Но я приобрела очень хороший опыт, находясь рядом с превосходным врачом, которым оказался мой муж. Когда мне приходилось принимать решение о жизни или смерти, я всегда отдаю предпочтение матери. Если вы имели в виду что-либо другое, то я воспринимаю ваши слова как личное оскорбление.
   Доктор Бичем слегка сгорбился и густо покраснел. Он достал из кармана носовой платок и протер запотевшие стекла очков. — Я приношу вам свои извинения, миссис Мэткаф, — сказал он взволнованным голосом. — Мне не следовало бы этого говорить, но мне это вдолбили в голову.
   Если бы Рэндэлл был здесь в эту минуту, подумала Джулия, она бы отвесила ему пару затрещин. Она посмотрела на Бичема, согнувшегося в три погибели от неловкости, и почувствовала себя немного виноватой за то, что погорячилась. — Извините, что я так грубо обошлась с вами, — сказала она примирительным тоном. — Главный виновник этого доктор Фрай. а не вы.
   После этих слов доктор Бичем облегченно вздохнул. Он поднялся с кушетки и достал из кармана листок бумаги. — Вот здесь список вещей, которые я хотел бы получить из операционной вашего покойного мужа. Возможно, я смогу заехать за ними где-то в конце этой недели.
   Джулия быстро пробежала глазами список. — Если вы приедете в пятницу, это будет просто прекрасно.
   Бичем покашлял, чтобы прочистить горло. — Если мое присутствие будет вам не в тягость, может быть, вы позволите мне сопровождать вас во время акушерских вызовов. И если позволите, я буду обращаться к вам за консультацией в случае необходимости… — Он помолчал, как бы раздумывая, стоит ли ему продолжать дальше. — Я был бы крайне вам благодарен за это.
   Джулия с удивлением посмотрела на него. — Послушайте, доктор Бичем, вы хотите сказать, что не будете возражать, если я продолжу свою медицинскую практику?
   — Мадам, — вежливо сказал Бичем, — я думаю, что для вас было бы большой ошибкой отказаться от такой практики. Насколько я могу судить по разговорам в этом городе, вас здесь уважают и ценят, и к тому же мне кажется, что я просто не обойдусь без вашей помощи и вашего опыта. — Он улыбнулся ей многообещающей улыбкой.
   Джулия собралась с мыслями, чтобы придумать ответ, соответствующий профессиональной манере. — В таком случае будем коллегами, доктор Бичем.
   — Я весьма польщен слышать это, миссис Мэткаф. Это приятная новость для меня.
   Джулия проводила доктора до двери и попрощалась с ним, не веря тому, что только что произошло. Это означало, что она сохранит свое любимое дело. Но не только в этом было дело. Теперь у нее появился коллега, человек, с которым она могла бы обсуждать многочисленные медицинские проблемы и обмениваться идеями. И если доктор Бичем займется огнестрельными ранениями, несчастными случаями, ожогами и другими неожиданными травмами, то, возможно, она сможет сосредоточиться на акушерстве и посвятить себя женщинам и детям.
   Джулия устало поднялась по лестнице наверх в спальню, расстегивая по дороге жакет. Если бы она не так устала, то, вероятно, чувствовала бы себя окрыленной. Господи, подумала она, я действительно очень рада тому, что произошло, несмотря на усталость.
   Она подошла к двери спальни и остановилась. Два дня назад она оставила свою комнату в жутком беспорядке. Все вещи были разбросаны. Теперь же она просто не узнала свою комнату. Кровать была аккуратно застелена, все ее тапочки были сложены в один ряд на коврике, в шкафу был полный порядок. На тумбочке возле кровати стояла ваза со свежими полевыми цветами, перевязанная симпатичной желтой лентой.
   Джулия смотрела на все это, и на ее глазах показались слезы. — О, Джиб!
   Она присела на край кровати и взяла с тумбочки букет цветов. В букете между цветами она обнаружила свернутый листок бумаги.
   «Дорогая принцесса, — было написано там, — я не поэт, но для меня ты такая же прекрасная и дикая, как эти цветы. Я хотел очень многое тебе объяснить, но от этого нет абсолютно никакой пользы. Скоро ты услышишь, что я уехал из города. Думаю, что так будет лучше и для меня, и для тебя. В конце концов, я всегда причиняю беспокойство тем людям, которые связаны со мной. Ты всегда останешься в моей памяти. Твой Дж. Бут».
   Джулия тупо уставилась на листок бумаги. Она читала эту записку снова и снова, как будто слова и их значение могли измениться от количества прочтений. Но чуда не произошло. Значение слов не менялось. Они просто становились понятнее.
   Джиб уехал. Но почему? И насколько? Она спустилась вниз, чувствуя, как голова пошла кругом. Она нашла Мосси во дворе. Он стоял возле кучи дров с топором в руках. Вся его рубашка была пропитана потом.
   — Мосси, где Джиб?
   Мосси молча уставился в землю. — Он уехал. Уехал навсегда.
   Какая-то боль зародилась где-то внизу живота и стала медленно подниматься к горлу, как будто собиралась удушить ее. — Но почему? — спросила она Мосси.
   Мосси отвернулся в сторону, чтобы не смотреть в ее глаза. Он вытер нос рукавом рубашки. — Он сказал мне, что уезжает. Это все, что я знаю. Он также просил передать, что он сожалеет об этом.
   Джулия медленно поднялась наверх. В спальне она села на кровать, размышляя о случившемся. В одной руке она держала букет полевых цветов, а в другой — листок бумаги. — Я не поэт, — снова прочитала она, — но для меня ты так же прекрасна, как эти полевые цветы. — Эта строчка вихрем пронеслась в ее затуманенном сознании, накладываясь на другие слова. Джулия вспомнила его ласки и почувствовала, что уже не может справиться с собой. Обида душила ее, хватала за горло, мешала думать. Ее охватил невероятный приступ отчаяния, и она залилась горячими слезами. Через секунду этот плач превратился в настоящую истерику.
   О, Джиб, повторяла она, я так любила тебя! Я так тебе доверяла!
   Она судорожно смяла листок бумаги и закрыла лицо руками. Слезы лились сквозь пальцы и капали на ее колени. И это после всего того, что между ними было, после всех его нежных слов, трогательных ласк, страстных объятий, горячих поцелуев. А как же его доброта, его клятвы в любви? Ведь он заставил ее полюбить себя. Он довел ее до грани безумия. И после всего этого он уехал.
   Она услышала какой-то звук у входной двери дома. Затем послышался стук в дверь. Джулия закрыла уши руками и свернулась калачиком на кровати. Она никого не хотела видеть и слышать.
   — Джулия, мы знаем, что ты здесь, — послышался голос Дотти, невнятный и далекий. Затем послышались шаги на лестнице. Джулия зарылась поглубже в подушку и зарыдала еще громче, захлебываясь слезами.
   — Мое бедное дитя, — сказала вошедшая в комнату Дотти. Она подошла к кровати и присела на край. Джулия почувствовала ее руку на своем плече. Другой рукой Дотти гладила ее по голове. — Ну ладно, успокойся, посмотри на меня.
   Джулия повернулась на спину. Все ее лицо горело от слез и горя. — Он уехал, Дотти.
   Дотти вытащила свой носовой платок и вытерла слезы на щеках Джулии, а затем поднесла его к лицу. — Я должна сказать тебе, что поведение Джиба достигло крайней низости по сравнению с другими нечестными поступками мужчин.
   Джулия облизала губы языком. — Он сказал, что собирается на шахту.
   — Он действительно поехал на шахту, — сказала Дотти. — Но там, в своей хижине, он оставил записку, в которой сообщал, что передает свою долю Ратлинг Рока Джилберту Чэпмену. Затем вчера Чэпмен появился возле банка с огромной суммой денег. Он и его жена нашли в кармане детской корзинки несколько тысяч долларов.
   Джулия ничего не понимала. Она стала что-то говорить о том, что у Джиба не было никаких денег. Но вдруг она вспомнила, что у него были деньги — ее деньги.
   — Мы знаем, что ты вложила в его шахту свои деньги, дорогая, — сказала Дотти. — Джиб закрыл этот счет и забрал с собой все деньги. Мистер Кулидж сказал, что он ничего не мог поделать. Все деньги были на его имя.
   Эта новость обрушилась на Джулию как жестокий удар.
   Деньги и сексуальные удовольствия — вот все, что ему было нужно от нее с самого начала. Господи! И он получил все это! А все остальное — ее любовь, сама ее душа — ровным счетом ничего не значили для него. Его предательство было выше всякого человеческого понимания.
   — Что это? — Дотти подняла скомканный листок бумаги. Она посмотрела на Джулию. — Можно мне прочитать?
   Джулия молча кивнула головой. Ей хотелось кричать, визжать от боли и обиды. Ей хотелось рвать на себе одежду, но у нее уже не было для этого сил. Ей оставалось лишь тихо лежать на своей кровати и медленно умирать от горя и отчаяния.
   Дотти расправила листок бумаги и начала читать. Затем она посмотрела на букет полевых цветов и укоризненно покачала головой. — Бедное дитя.
   — Я любила его, Дот. Я так любила его!
   Дотти наклонилась к Джулии и прикоснулась к ней щекой. Джулия прильнула к ее большой, мягкой, материнской груди и зарыдала.
   Через некоторое время Дотти выпустила ее и выпрямилась. — Пойдем вниз, — сказала она. — Там нас ждут Барнет, мистер Кулидж и шериф Маккьюиг. Они хотят поговорить с тобой.
   — А Гарлан тоже с ними?
   — Нет. Я сказала ему, чтобы он какое-то время не показывался тебе на глаза. — Дотти продолжала гладить Джулию по голове. — Он, конечно же, в гневе и все время страшно ругал Джиба.
   Джулия вспомнила, как Гарлан предупреждал ее: Бут скрытный человек. Он намерен завоевать твое доверие, а затем обманет тебя, заберет твои деньги и опорочит твою репутацию.
   Боже мой, подумала Джулия, невыносимо даже думать об этом.
   Она поднялась с кровати, умыла лицо и переоделась. Спускаясь вниз по лестнице, она старалась опираться на руку Дотти. Ее ноги подкашивались, и она боялась, что может рухнуть прямо на лестнице. Она была крайне измотана и истощена произошедшими событиями.
   Мужчины стояли кругом в гостиной комнате и держали в руках свои шляпы. Эта сцена почему-то напомнила ей тот самый день, когда Барнет и шериф пришли к ней домой, чтобы сообщить, что Эдварда уже нет в живых. Тогда ей удалось сдержать себя и не впасть в истерику, стало быть нужно держать себя в руках и сейчас.
   Вперед выступил мистер Кулидж. Банкир был круглым и розовощеким человеком в полосатых брюках и строгого покроя пиджаке. — Моя дорогая миссис Мэткаф, — начал он. — Я очень сожалею о том, что случилось.
   Они все сели в кресла. Барнет объяснил Джулии, что поскольку она перевела деньги на его счет вопреки его совету, то теперь уже ничего нельзя сделать. Он напомнил ей, что Джиб имел право распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению. Но если он убедил ее перевести деньги на свой счет, используя при этом ложные аргументы и обещания, то против него вполне может быть возбуждено уголовное дело. Если Джулия решит возбудить против него дело в суде, то ей придется огласить перед судом содержание всех ее частных разговоров, имеющих хоть какое-либо отношение к банковскому счету.
   — Так же, впрочем, как и все обстоятельства, при которых велись ваши разговоры, — добавил Барнет, ласково, но многозначительно посмотрев на Джулию.
   Джулия подумала о последствиях унизительной судебной процедуры. Ведь ей придется столкнуться там с Джибом, смотреть ему в глаза, пересказать все их разговоры. Затем она должна будет выслушать его объяснения, его точку зрения относительно того, что было правдой, а что нет. Это будет совершенно невыносимо для нее.
   Она также представила себе газетный очерк на первой странице «Сентайнел», «Хелена Дейли Геральд» и даже «Чикаго Трибьюн»: «Обманутая и покинутая: богатая вдова стала жертвой преступного искусителя». Этот процесс сделает из нее еще большую дуру, чем она была на самом деле.
   — Я не могу этого сделать, Барнет.
   Мужчины откашлялись и посмотрели друг на друга. — К счастью, у вас все еще осталась приличная сумма денег, — утешительно произнес мистер Кулидж. — Вы очень много потеряли — примерно половину всех ваших сбережений: Но могло быть еще хуже.
   Дотти принесла всем чай. Мужчины вели вежливый разговор. Когда они уже уходили, Маккьюиг задержался у двери. — Его очень легко можно будет разыскать и задержать, — сказал он. — Кучер дилижанса, который отвез его в Диллон, сообщил мне, что он отправился в Юту, а затем дальше на север в Бат. Но я думаю, что он на самом деле поехал на юг в Солт Лейк. Пусть будет так. Я сам поеду в Бат и притащу сюда этого сукиного сына, простите меня, мадам. Я запру его за решетку. Это единственное место, где он может находиться. Мне нужно только ваше согласие.
   — Спасибо вам, господин начальник, — тихо сказала Джулия. — Вы очень добры ко мне.
   Она закрыла за ними дверь и вернулась в гостиную, где Дотти мыла чайные чашки. Она молча наблюдала, как работает Дотти, удивляясь своей странной отрешенности. Ей казалось, что все это случилось не с ней, а с кем-то другим.
   — Джиб сказал Мосси о том, что он уезжает, — тихо произнесла Джулия.
   — Он сказал не только Мосси, но и Ли, — ответила ей Дотти. — Он остановился возле конюшни и вернул ему деньги, которые раньше брал у него.
   Джулия провела пальцем по пыльной крышке пианино. Он сообщил о своем решении всем, кою считал важным для себя. Всем, кроме нее. — Гэрриэт. вероятно, очень довольна тем, что произошло, — сказала Джулия. — Теперь она будет просто счастлива.
   — Гэрриэт не может быть чем-либо довольной в эти дни, — сказала Дотти, поднимая голову от подноса. — Совсем недавно Ли сообщил ей. что женился на Сейрабет Браун.
   — Что? — Джулия изумленно уставилась на Дотти, потрясенная услышанным. — Ли и Сейрабет поженились?
   — Да. Барнет оформил их брак в нашей гостиной. Я предложила им подождать, пока вернется священник Дадли, но они очень спешили и не обращали внимания на неофициальную и не слишком торжественную обстановку. Я была подружкой Сейрабет. Гэрриэт просто сходит с ума от злости и не знает теперь, что ей делать. Сейчас она лежит в постели, притворяясь больной и, вероятно, будет лежать там до тех пор, пока не придумает, как нам всем отомстить.
   Дотти взяла со стола поднос и понесла его на кухню. Джулия последовала за ней, чувствуя как ее снова охватывает приступ отчаяния. Ли и Сейрабет поженились. Она должна была радоваться за них, но вместе с тем ей почему-то стало жалко Гэрриэт. Чувство жалости тут же переросло в ноющую боль, переполнившую ее измученную душу. Эта боль не давала ей спокойно дышать и двигаться. Затем она поняла, что ей просто-напросто жаль себя, а не Гэрриэт. Ей было очень жаль, что она навсегда утратила то счастье, которое испытывала, находясь вместе с Джибом. В одночасье разрушились все ее мечты, которым она предавалась столько времени.
   Джулия снова начала плакать.
   Дотти вытерла тряпкой руки и обняла ее за плечи, прижав к себе. — Ну все, хватит, успокойся, дорогая. Со временем все пройдет, и ты забудешь его.
   — Он причинил мне страшную боль, — Джулия вытерла слезы рукавом. — Он ужасно обидел меня. Он выставил меня на посмешище.
   — Тебе нужно хорошо отдохнуть, — участливо сказала Дотти. — Я отведу тебя в спальню прямо сейчас.
   В спальной комнате Дотти раздела Джулию, как ребенка, и уложила ее в кровать. Точно также она поступила с ней в октябре прошлого года, когда умер Эдвард.
   — Спасибо, Дотти, — сказала Джулия. — Спасибо за то, что ты не говоришь мне: «я предупреждала тебя».
   Дотти присела на край кровати и погладила Джулию по щеке. — Господи! Я даже не думала об этом. А сейчас послушай меня. Я посижу с тобой, пока ты не уснешь. Чуть позже к тебе придет Луиза с готовым ужином. А утром придет Рената. Тебе не следует ни о чем беспокоиться.
 
   На следующее утро Джулия обнаружила на кухне Ренату Блюм и Рут. Вся кухня была наполнена запахом кофе, а в печи выпекались какие-то сладости.
   Джулия собрала все силы и попыталась отбросить в сторону неприятные воспоминания вчерашнего дня. — Как хорошо, что вы пришли, — сказала она им, стараясь казаться веселой и беззаботной. — Сегодня чудесный день.
   Рената выглянула из окна и посмотрела на хмурое небо, которое не предвещало ничего хорошего, кроме проливного дождя. — Я рада, что ты так думаешь.
   — Выпей немного кофе, — сказала Рут.
   Джулия посмотрела на мать, а потом на дочь. Рут была беременна и ждала ребенка, ребенка от человека, которого любила. Глядя на нее, Джулия вдруг ощутила прилив неожиданной и острой зависти.
   — Я не хочу говорить о Джибе, — сразу же предупредила она.
   — Разумеется, — сказала Рената, — мы и не собирались говорить о нем. — Она подошла к столу и налила Джулии чашку кофе.
   — Мы не будем упоминать даже его имени, — сразу же согласилась Рут.
   Джулия села за кухонный стол. Прошлой ночью, когда она лежала в своей кровати и обливалась горячими слезами, она вдруг напомнила себе, что жизнь продолжается, что это не самое страшное, что может случиться с человеком. В сущности, это довольно банальная история. Из любого несчастья можно извлечь полезные уроки. Когда-то она уже оказалась в глупом положении и не извлекла никаких уроков. Теперь ей представился еще один шанс.