– Я увидела, что в кабинете горят свечи, и поняла, что ты еще не ложился, – сказала она.
– Табита заснула?
– Заснула бедняжка. – Леди Хантли села в кресло. – Поверить не могу, что Ричард Монтекью мог пасть так низко. Неужели он хотел… – Она замолчала.
– Да, он хотел надругаться над ней, абсолютно в этом уверен. Но не успел. Я помешал ему.
– А как ты поступил с Ричардом? Почему он не поднял шума, когда мы уезжали? Надеюсь, ты не убил его?
– К сожалению, нет, – с горечью ответил Доминик. – Просто выбил из него дух. Когда я выносил Табби, эта скотина все еще валялась на полу.
– Господи, Доминик… – ужаснулась леди Хантли.
– Мама, нечего ему сочувствовать! – резко бросил Доминик. – Я этого не потерплю!
– А я и не сочувствую. Ты разговаривал с Табитой? – спросила она, помолчав. – Знаешь, как ему удалось заманить ее в библиотеку?
По лицу сына она поняла, что с девушкой он не говорил, и передала ему то, чем с ней поделилась Табита.
– Он поджидал ее на лестнице. Ей было очень тяжело после очередного разговора с тетей. А Ричард, этот… это чудовище, убедил ее в том, что все его симпатии на стороне Табиты. Сказал, что хочет помириться с ней, притворился, будто раскаивается в своих прежних поступках, просил прощения. Она поверила ему, а потом поняла, что все это обман, разгадала его истинные намерения, но было уже поздно. Все остальное ты видел собственными глазами.
Доминик в ярости метался по кабинету, и леди Хантли с трудом его утихомирила.
– И все-таки, Доминик, – вздохнула она, – что нам делать?
– Я уже сказал. Оставить Табиту у нас.
– Но ведь Минерва наверняка постарается этому помешать. Тем более что Табита еще не достигла совершеннолетия. Закон не на нашей стороне.
– Закон? Думаешь, Минерва Монтекью прибегнет к законным средствам? Захочет скомпрометировать себя и свою семейку в тяжбе за опекунство своей племянницы? Никогда. Оставь Минерву мне. Я завтра с ней переговорю.
Он поднялся и с улыбкой протянул матери руку:
– Уже поздно, ты устала, ложись спать. – Графиня поднялась с кресла.
– Да, день сегодня нелегкий. Спокойной ночи, Доминик.
Он поцеловал ее в щеку.
– Спокойной ночи, мама.
Утро следующего дня было пасмурным и хмурым. Небо затянули тучи. Принялся дождь, и, казалось, ему не будет конца.
Девушка проснулась раньше обычного, в окна барабанил дождь. Комната была объята мраком. Табита села на постели и с удивлением огляделась, не поняв, где находится. Но, сделав резкое движение, почувствовала сильную головную боль и сразу вспомнила о случившемся. Она в доме у леди Хантли. Ее привез сюда Доминик поздно вечером. Табита в изнеможении откинулась на подушки и попыталась собраться с мыслями.
Какое счастье, что она здесь, вне досягаемости для своих мучителей. Но что ей делать дальше? Доминик сделает все, чтобы она подольше пожила у них в доме. Но рано или поздно ей придется возвратиться в Роксли.
Иначе отношения между двумя старинными дворянскими родами Монтекью и Риз неизбежно испортятся. И виноватой окажется она. Это не могло не взволновать Табиту.
К тому же нельзя злоупотреблять великодушием этой семьи. Чем она сможет отплатить им за их доброту? Но тяжелее всего был думать о том, что однажды Доминик привезет в Брекенбридж жену. Он должен думать о продлении рода.
Табита уже не раз пыталась представить себе, какие достоинства Доминик захочет видеть в будущей жене. Прежде всего дворянское происхождение, красоту, впрочем, утонченность и изящество манер для него важнее красоты. Но трудно представить себе Доминика рука об руку с непривлекательной женщиной.
Табита подумала, что и сама не дурнушка, Амелия ей об этом как-то сказала. Но красота для него не самое главное, а остальных достоинств у нее, увы, нет.
Доминик был с ней неизменно ласков и добр, относился с сочувствием, когда она была маленькой, охотно играл. Но то время ушло безвозвратно.
В комнате становилось все светлее. Табита огляделась и с болью вспомнила, что сказала ей накануне вечером леди Монтекью. Он занимал слишком высокое положение в обществе, чтобы жениться на ней, если бы даже пожелал. Только вряд ли ему нечто подобное придет в голову. Тут ее тетя права.
Табита слишком много времени провела в постели, и ей не терпелось подняться. Она села на постели. На ней была одна лишь ночная сорочка, которую дала ей графиня, и девушка вдруг поняла, что ей нечего надеть. Единственное платье из светло-зеленого шелка, которое ей подарила Амелия, вряд ли можно починить. К тому же платье постоянно напоминало бы ей о случившемся.
А ей хотелось об этом поскорее забыть. Но это оказалось нелегко.
В дверь постучали, и в комнату вошла Гортензия, французская служанка леди Хантли.
– Доброе утро, мадемуазель Табита. Леди Хантли полагает, что вы уже хорошо себя чувствуете, и прислала вам одежду мадемуазель Люси.
Табита поднялась с постели.
– Это очень любезно с ее стороны, – сказала Табита, поблагодарив служанку, взяла одно из платьев и приложила к себе.
Гортензия окинула ее взглядом.
– Длинновато, да? Я могу подшить подол.
– Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Мне очень приятно будет носить платья Люси, я просто могу приподнять подол во время ходьбы, вот и все.
– Тогда постарайтесь на него не наступать.
– Я буду очень осторожной, – улыбнулась Табита и начала с помощью Гортензии одеваться.
Леди Хантли не сочла необходимым объяснять Гортензии, почему Табита Монтекью оказалась у нее в доме, но прислуга уже начала перешептываться. Когда же француженка увидела синяк под глазом у Табиты, то сделала свои собственные выводы. Она хорошо помнила Табиту с детства – тихая, серьезная и всегда немного печальная. Служанка ее любила, чего не скажешь о ее шумных и крикливых кузене и кузине.
Платье и в самом деле оказалось слишком длинным для Табиты, ведь она была на полголовы ниже Люси. Кроме того, оно было ей широковато. Однако безобразным не выглядело. Табита, оглядев себя, кивнула, сказав, что ее все устраивает.
Она старательно причесалась перед зеркалом и, собрав волосы в пучок на затылке, перехватила их лентой. Потом еще раз поблагодарила Гортензию, приподняла юбки и вышла из комнаты.
Глава 11
Глава 12
– Табита заснула?
– Заснула бедняжка. – Леди Хантли села в кресло. – Поверить не могу, что Ричард Монтекью мог пасть так низко. Неужели он хотел… – Она замолчала.
– Да, он хотел надругаться над ней, абсолютно в этом уверен. Но не успел. Я помешал ему.
– А как ты поступил с Ричардом? Почему он не поднял шума, когда мы уезжали? Надеюсь, ты не убил его?
– К сожалению, нет, – с горечью ответил Доминик. – Просто выбил из него дух. Когда я выносил Табби, эта скотина все еще валялась на полу.
– Господи, Доминик… – ужаснулась леди Хантли.
– Мама, нечего ему сочувствовать! – резко бросил Доминик. – Я этого не потерплю!
– А я и не сочувствую. Ты разговаривал с Табитой? – спросила она, помолчав. – Знаешь, как ему удалось заманить ее в библиотеку?
По лицу сына она поняла, что с девушкой он не говорил, и передала ему то, чем с ней поделилась Табита.
– Он поджидал ее на лестнице. Ей было очень тяжело после очередного разговора с тетей. А Ричард, этот… это чудовище, убедил ее в том, что все его симпатии на стороне Табиты. Сказал, что хочет помириться с ней, притворился, будто раскаивается в своих прежних поступках, просил прощения. Она поверила ему, а потом поняла, что все это обман, разгадала его истинные намерения, но было уже поздно. Все остальное ты видел собственными глазами.
Доминик в ярости метался по кабинету, и леди Хантли с трудом его утихомирила.
– И все-таки, Доминик, – вздохнула она, – что нам делать?
– Я уже сказал. Оставить Табиту у нас.
– Но ведь Минерва наверняка постарается этому помешать. Тем более что Табита еще не достигла совершеннолетия. Закон не на нашей стороне.
– Закон? Думаешь, Минерва Монтекью прибегнет к законным средствам? Захочет скомпрометировать себя и свою семейку в тяжбе за опекунство своей племянницы? Никогда. Оставь Минерву мне. Я завтра с ней переговорю.
Он поднялся и с улыбкой протянул матери руку:
– Уже поздно, ты устала, ложись спать. – Графиня поднялась с кресла.
– Да, день сегодня нелегкий. Спокойной ночи, Доминик.
Он поцеловал ее в щеку.
– Спокойной ночи, мама.
Утро следующего дня было пасмурным и хмурым. Небо затянули тучи. Принялся дождь, и, казалось, ему не будет конца.
Девушка проснулась раньше обычного, в окна барабанил дождь. Комната была объята мраком. Табита села на постели и с удивлением огляделась, не поняв, где находится. Но, сделав резкое движение, почувствовала сильную головную боль и сразу вспомнила о случившемся. Она в доме у леди Хантли. Ее привез сюда Доминик поздно вечером. Табита в изнеможении откинулась на подушки и попыталась собраться с мыслями.
Какое счастье, что она здесь, вне досягаемости для своих мучителей. Но что ей делать дальше? Доминик сделает все, чтобы она подольше пожила у них в доме. Но рано или поздно ей придется возвратиться в Роксли.
Иначе отношения между двумя старинными дворянскими родами Монтекью и Риз неизбежно испортятся. И виноватой окажется она. Это не могло не взволновать Табиту.
К тому же нельзя злоупотреблять великодушием этой семьи. Чем она сможет отплатить им за их доброту? Но тяжелее всего был думать о том, что однажды Доминик привезет в Брекенбридж жену. Он должен думать о продлении рода.
Табита уже не раз пыталась представить себе, какие достоинства Доминик захочет видеть в будущей жене. Прежде всего дворянское происхождение, красоту, впрочем, утонченность и изящество манер для него важнее красоты. Но трудно представить себе Доминика рука об руку с непривлекательной женщиной.
Табита подумала, что и сама не дурнушка, Амелия ей об этом как-то сказала. Но красота для него не самое главное, а остальных достоинств у нее, увы, нет.
Доминик был с ней неизменно ласков и добр, относился с сочувствием, когда она была маленькой, охотно играл. Но то время ушло безвозвратно.
В комнате становилось все светлее. Табита огляделась и с болью вспомнила, что сказала ей накануне вечером леди Монтекью. Он занимал слишком высокое положение в обществе, чтобы жениться на ней, если бы даже пожелал. Только вряд ли ему нечто подобное придет в голову. Тут ее тетя права.
Табита слишком много времени провела в постели, и ей не терпелось подняться. Она села на постели. На ней была одна лишь ночная сорочка, которую дала ей графиня, и девушка вдруг поняла, что ей нечего надеть. Единственное платье из светло-зеленого шелка, которое ей подарила Амелия, вряд ли можно починить. К тому же платье постоянно напоминало бы ей о случившемся.
А ей хотелось об этом поскорее забыть. Но это оказалось нелегко.
В дверь постучали, и в комнату вошла Гортензия, французская служанка леди Хантли.
– Доброе утро, мадемуазель Табита. Леди Хантли полагает, что вы уже хорошо себя чувствуете, и прислала вам одежду мадемуазель Люси.
Табита поднялась с постели.
– Это очень любезно с ее стороны, – сказала Табита, поблагодарив служанку, взяла одно из платьев и приложила к себе.
Гортензия окинула ее взглядом.
– Длинновато, да? Я могу подшить подол.
– Нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Мне очень приятно будет носить платья Люси, я просто могу приподнять подол во время ходьбы, вот и все.
– Тогда постарайтесь на него не наступать.
– Я буду очень осторожной, – улыбнулась Табита и начала с помощью Гортензии одеваться.
Леди Хантли не сочла необходимым объяснять Гортензии, почему Табита Монтекью оказалась у нее в доме, но прислуга уже начала перешептываться. Когда же француженка увидела синяк под глазом у Табиты, то сделала свои собственные выводы. Она хорошо помнила Табиту с детства – тихая, серьезная и всегда немного печальная. Служанка ее любила, чего не скажешь о ее шумных и крикливых кузене и кузине.
Платье и в самом деле оказалось слишком длинным для Табиты, ведь она была на полголовы ниже Люси. Кроме того, оно было ей широковато. Однако безобразным не выглядело. Табита, оглядев себя, кивнула, сказав, что ее все устраивает.
Она старательно причесалась перед зеркалом и, собрав волосы в пучок на затылке, перехватила их лентой. Потом еще раз поблагодарила Гортензию, приподняла юбки и вышла из комнаты.
Глава 11
Табита хорошо знала этот дом. В детстве она сотни раз играла здесь с Люси и Домиником. Знала она и историю этого дома, ей рассказывала о нем Люси, не жалея красок, не обошлось, разумеется, и без привидений.
Хотя поместье Брекенбридж и называлось Аббатством, монахини в нем не жили, точнее монахини во плоти, потому что, по словам Люси, их неприкаянные души за прошедшие четыреста с лишним лет обосновались в поместье. В конце четырнадцатого века Аббатство захватил сумасбродный король Ричард и подарил его одной из своих фавориток. Столетие сменяло столетие, поместье перестраивалось, достраивалось, и теперь уже невозможно было определить, где его самая старая часть.
Ныне особняк являл собой беспорядочное сочетание самых разных архитектурных стилей – напоминавшие о четырнадцатом веке замшелые каменные стены и сводчатые арочные потолки; комнаты оклеены обоями, отделаны деревянными панелями или оштукатурены, как, например, столовая, в которую вошла Табита. Эта комната была ее самой любимой, потому что под потолком висела изумительной красоты люстра, а всю западную стену занимал мраморный камин. Выполненная с поразительным мастерством лепнина над камином изображала веселый хоровод юношей и девушек вокруг дуба. В детстве Табита, оказавшись в столовой, глаз не могла отвести от этого хоровода, мечтая перерисовать его себе в альбом. Возможно, теперь у нее такая возможность появится.
Доминик уже завтракал за большим столом красного дерева. Увидев Табиту, он вскочил и поспешил ей навстречу.
– Я не ждал тебя так рано. Ты просыпаешься гораздо раньше наших дам. Не слишком ли быстро ты поднялась с постели? – с тревогой в голосе спросил он. – Как себя чувствуешь?
Табита вдруг так смутилась, что не нашла в себе сил встретиться с ним взглядом.
– Спасибо, хорошо, – ответила она, потупившись.
– Тогда садись завтракать.
Доминик усадил ее в кресло и придвинул к ней тарелки с едой – нашинкованными говяжьими почками в остром соусе с грибами, жареной пикшей и вареными яйцами с горячей ветчиной.
Стараясь справиться с охватившим ее волнением, Табита стиснула руки на коленях и подняла наконец на Доминика глаза:
– Доминик, я вчера даже не успела тебя поблагодарить за помощь. Страшно подумать, что было бы, не подоспей ты вовремя… – Голос у нее дрогнул, и она умолкла.
– Не думай об этом, – ласково сказал он. – По крайней мере я воспользовался случаем и хорошенько проучил этого негодяя. Так что это я должен тебя благодарить. А теперь как следует поешь. А то платье на тебе болтается.
– Я, наверное, выгляжу чучелом? – рассмеялась Табита.
– Выглядишь как беспризорное дитя. Впрочем, ты и есть дитя, – поддразнил он ее.
Табита наконец перестала смущаться и принялась за еду. Доминик, потягивая кофе, посматривал на девушку.
Выглядела она очень юной, особенно в этом непомерно широком для нее платье. Юной и исполненной ангельской невинности.
Стоило Доминику вспомнить о том, что собирался с ней сделать этот подонок Ричард, как ярость снова охватила его. Однако он не дал воли чувствам и спокойно обратился к Табите:
– Сегодня до полудня я намереваюсь нанести визит твоим родственникам. Тебе что-нибудь привезти оттуда?
Табита растерянно смотрела на Доминика, не зная, что сказать. Потом наконец спросила:
– Зачем ты туда поедешь?
– Не волнуйся, Табби, – мягко заметил Доминик. – Я просто собираюсь сообщить твоей тете, что ты теперь будешь жить у нас, и попросить ее отказаться от прав на твое опекунство.
– Думаешь, она согласится? – с тревогой в голосе спросила Табита.
– У нее не будет выхода, – весело ответил Доминик. – Предоставь это мне. Но ты так и не ответила на мой вопрос. Что тебе привезти оттуда?
Ничего, чем она особенно дорожила бы, у Табиты не было. Разве что рисунки.
– Пусть Верити соберет мою одежду, – нерешительно проговорила она и смущенно добавила: – И еще краски, мольберт, кисти, альбомы и рисунки.
Доминик поднялся из-за стола. Табита тоже встала. Предстоящее сражение с тетей подняло Доминику настроение. Лицо его выражало радость. Табита скорее бы умерла, чем согласилась не то что участвовать в предстоящем сражении, а просто наблюдать за ним. Но Доминик с самого детства ничего не боялся. И Табите захотелось стать такой же смелой, как он.
Доминик надел пальто, натянул перчатки, прошел к двери и обернулся, чтобы попрощаться. Он уже повернул ручку, но задержался и, слегка нахмурившись, внимательно посмотрел на Табиту.
– Ты чем-то встревожена, Табби?
– Не хочу, чтобы ты разговаривал с тетей, – тихо ответила девушка.
Он подошел к ней.
– Боишься, что они оскорбят меня словом или делом?
– Не знаю. Но думаю, одному тебе нелегко придется. И все из-за меня.
– Не будь наивной, Табби. Неужели я возьму тебя с собой на растерзание к твоей дражайшей тетушке? Успокойся, моя милая Табби. Я скоро вернусь. До встречи.
Когда за Домиником закрылась дверь, Табита, посидев еще немного в столовой, перебралась в уютную гостиную в передней части дома, совсем маленькую и весьма скромно обставленную. Здесь она решила дожидаться леди Хантли.
Чтобы как-то отвлечься, Табита принялась читать названия на корешках книг, стоявших на полке. Среди них был роман «Чувства и сопереживания», пользовавшийся популярностью, и именно поэтому тетя Монтекью запретила Табите его читать. В классной комнате имелись лишь те произведения, которые одобряла тетя. Табита читала об известной писательнице Джейн Остин, но ни разу не держала ее книг в руках. Поэтому села в кресло и погрузилась в чтение.
Леди Хантли не была ранней пташкой и спустилась на первый этаж лишь после полудня. Не успела она поздороваться и поинтересоваться самочувствием Табиты, как в коридоре послышались шаги и на пороге появился Доминик, промокший до нитки. Дождь зарядил с самого утра.
– Доминик, ты весь вымок! – воскликнула леди Хантли, когда он поцеловал ее в щеку. – Только не говори, что уже съездил в Роксли да еще по такой погоде.
– Съездил.
Женщины в ужасе смотрели на него, не в силах произнести ни слова. Доминик рассмеялся.
– Ну что? – нетерпеливо спросила леди Хантли. – Или ты решил держать нас в неведении до вечера?
– Нет-нет, мама, сейчас все расскажу. – Он опустился в кресло. – Все произошло, как я и ожидал. Я заявил, что желаю лично побеседовать с леди Монтекью. Сказать, что она была не в духе, значит, ничего не сказать. Прежде всего она спросила, что я сделал с ее племянницей. Я описал ей обстоятельства, при которых обнаружил тебя, Табби, накануне вечером в библиотеке, ни слова не сказал о том, что думаю о ее сыне, оказывается, у него сломана челюсть. – Заметив смятение на лице матери, Доминик бросил в сердцах: – Этот подлец еще не того заслужил! Небось лезет на стену от боли. – Он повернулся к Табите. Она побледнела и судорожно сжимала руки. – Твоей тете я сообщил, что жить теперь ты будешь у нас, ей придется с этим смириться, если она не хочет, чтобы я всем рассказал, с какой жестокостью она с тобой обращалась все последние годы. И еще сказал ей, чтобы она по-дружески посоветовала мистеру Теккерею навсегда оставить все попытки добиться твоей руки.
Заметив изумление в глазах Табиты, он объяснил:
– Это Амелия. Я недавно встретил ее у озера. Табби, почему ты мне об этом не рассказала? Ты же знаешь, я бы непременно помог.
– О чем ты говоришь, Доминик? – удивленно спросила леди Хантли. – Кто этот мистер Теккерей?
– Это долгая история, мэм, – вмешалась в разговор Табита. – Не стоит тратить на нее время. – Она почувствовала на себе внимательный взгляд Доминика, опустила глаза и густо покраснела. К счастью, он не продолжил этот разговор, а вернулся к подробностям утреннего визита.
– Итак, Минерва начала было напыщенно разглагольствовать о своем бескорыстном милосердии и черной неблагодарности Табиты, не говоря уже о ее горячем желании предать меня в руки правосудия за жестокое избиение ни в чем не повинного сына. Все это были пустые угрозы. Она до смерти боится дурной славы. Я ей сказал, что все будет выглядеть так, будто Люси пригласила Табби погостить у нас, а потом вместе съездить в Лондон.
Табита сидела молча, пытаясь переварить услышанное.
– Не знаю, что и думать, – проговорила она наконец. – Я, пожалуй, откажусь.
– Конечно, ты не откажешься, Табби! – быстро возразила леди Хантли. – Люси будет на седьмом небе от счастья. Светский сезон только-только начинается. Ты будешь ездить с нами на званые вечера, в театр. Тебе понравится! – Леди Хантли увлеклась своей идеей и с энтузиазмом сказала: – Мы отправимся в столицу, как только ты придешь в себя. Необходимо обновить твой гардероб, нельзя появляться в свете в этих ужасных платьях, которые Минерва заставляла тебя носить.
Эти слова были словно бальзам для измученного сердца Табиты, однако она сказала:
– Мэм, не надо, прошу вас. Вы оба очень добры ко мне, но я не могу остаться у вас.
– Почему? – приподняла брови леди Хантли. – Тебе у нас не нравится?
– Нет, что вы, напротив! – искренне возразила Табита. – Но…
– Говори, не стесняйся, – перебил ее Доминик. – Назови хотя бы одну убедительную причину.
Табита молчала, переводя взгляд с матери на сына, потом наконец решилась и со вздохом сказала:
– Вы окончательно испортите отношения с семьей Монтекью.
– О каких отношениях можно говорить после того, как я сломал твоему кузену челюсть? Или ты полагаешь, что я горю желанием наладить отношения с твоими родственниками? У тебя что-то не в порядке с головой. Других причин нет?
– Нет, – покачала головой Табита. – Но войди в мое положение. – Она замолчала и густо покраснела. – Я в полной зависимости от моей тети. У меня нет средств к существованию. В этом смысле я не могу и не хочу полагаться на твою доброту и намерена сама зарабатывать себе на жизнь.
– Зарабатывать на жизнь? – воскликнула пораженная леди Хантли. – Каким образом?
– Пока не знаю, – ответила Табита. – Я умею рисовать, неплохо говорю по-французски. Буду учительствовать.
– Но ты совсем еще ребенок и вряд ли найдешь себе подходящее место.
– Мама, не надо обижать Табиту, – вмешался в разговор Доминик, который прислушивался к спору с большим интересом и не без юмора. – Ты просто недооцениваешь таланты Табиты.
Табита подарила ему благодарный взгляд, но леди Хантли сердито выпалила:
– Да ты сошел с ума! И Табита тоже!
– Умоляю вас, мэм, не сердитесь, – попросила Табита. – Пожалуйста, постарайтесь понять…
– Хватит, – решительно заявил Доминик. – Все очень просто. Табита, ты можешь устроиться учительницей где-нибудь в округе. Но сначала исполни желание мамы, съезди с нами в Лондон. Встретишь там новых людей, и у тебя появится больше возможностей найти работу себе по душе.
Графиня хотела возразить, однако Доминик дал ей понять, что не стоит.
– Я виделся в Роксли с Амелией, – продолжил Доминик. – Она собрала твои вещи. Их, наверное, уже принесли в дом, так что можешь переодеться во что-нибудь более удобное.
– Спасибо. – Табита поднялась с кресла, приподняв подол. – Мне и в самом деле надо переодеться. Ты прав, Доминик, в городе гораздо больше возможностей найти работу, которая нравится.
Не успела за Табитой закрыться дверь, как леди Хантли повернулась к сыну:
– Зачем ты ее в этом поддерживаешь? Ты же не хочешь, чтобы она всю жизнь проработала гувернанткой.
– Ради Бога, успокойся. Конечно, я не желаю Табите такой судьбы. В Лондоне у нее отбоя не будет от женихов. Такая красавица, да еще с такой опекуншей, как ты. Многие закроют глаза на скромное приданое.
– Доминик, ты хочешь, чтобы она вышла замуж за… – Леди Хантли хотела сказать за другого, но прикусила язык.
– Конечно! Пусть выйдет за того, кого полюбит. Больше всего я хочу, чтобы она была счастлива.
Леди Хантли задумчиво взглянула на Доминика. Господи, как же трудно порой понять ее сына! Она готова поклясться, что он любит Табиту. Он с такой нежностью смотрит на эту девочку. Всегда ласков с ней, несмотря на свой вспыльчивый характер. Леди Хантли часто думала о том, не испытывает ли Доминик неловкость из-за своего шрама. Особенно в дамском обществе, однако спросить у него об этом не решалась. На ее вопросы о войне он отвечал неохотно, сразу переводя разговор на другую тему.
Доминик с самого детства был уверен в себе и надеялся только на свои силы. Так Что вряд ли он стал бы расстраиваться из-за такого изъяна во внешности. Но недоброе слово или подозрительный жест при виде его пораненного лица могли задеть Доминика за живое. Самой леди Хантли стоило немалых усилий скрыть ужас, когда она увидела вернувшегося с войны сына. Но не всем его знакомым и друзьям это удалось, и, быть может, Табите тоже.
Она внимательно посмотрела на Доминика, но ничего не сумела прочесть на его невозмутимом лице.
Хотя поместье Брекенбридж и называлось Аббатством, монахини в нем не жили, точнее монахини во плоти, потому что, по словам Люси, их неприкаянные души за прошедшие четыреста с лишним лет обосновались в поместье. В конце четырнадцатого века Аббатство захватил сумасбродный король Ричард и подарил его одной из своих фавориток. Столетие сменяло столетие, поместье перестраивалось, достраивалось, и теперь уже невозможно было определить, где его самая старая часть.
Ныне особняк являл собой беспорядочное сочетание самых разных архитектурных стилей – напоминавшие о четырнадцатом веке замшелые каменные стены и сводчатые арочные потолки; комнаты оклеены обоями, отделаны деревянными панелями или оштукатурены, как, например, столовая, в которую вошла Табита. Эта комната была ее самой любимой, потому что под потолком висела изумительной красоты люстра, а всю западную стену занимал мраморный камин. Выполненная с поразительным мастерством лепнина над камином изображала веселый хоровод юношей и девушек вокруг дуба. В детстве Табита, оказавшись в столовой, глаз не могла отвести от этого хоровода, мечтая перерисовать его себе в альбом. Возможно, теперь у нее такая возможность появится.
Доминик уже завтракал за большим столом красного дерева. Увидев Табиту, он вскочил и поспешил ей навстречу.
– Я не ждал тебя так рано. Ты просыпаешься гораздо раньше наших дам. Не слишком ли быстро ты поднялась с постели? – с тревогой в голосе спросил он. – Как себя чувствуешь?
Табита вдруг так смутилась, что не нашла в себе сил встретиться с ним взглядом.
– Спасибо, хорошо, – ответила она, потупившись.
– Тогда садись завтракать.
Доминик усадил ее в кресло и придвинул к ней тарелки с едой – нашинкованными говяжьими почками в остром соусе с грибами, жареной пикшей и вареными яйцами с горячей ветчиной.
Стараясь справиться с охватившим ее волнением, Табита стиснула руки на коленях и подняла наконец на Доминика глаза:
– Доминик, я вчера даже не успела тебя поблагодарить за помощь. Страшно подумать, что было бы, не подоспей ты вовремя… – Голос у нее дрогнул, и она умолкла.
– Не думай об этом, – ласково сказал он. – По крайней мере я воспользовался случаем и хорошенько проучил этого негодяя. Так что это я должен тебя благодарить. А теперь как следует поешь. А то платье на тебе болтается.
– Я, наверное, выгляжу чучелом? – рассмеялась Табита.
– Выглядишь как беспризорное дитя. Впрочем, ты и есть дитя, – поддразнил он ее.
Табита наконец перестала смущаться и принялась за еду. Доминик, потягивая кофе, посматривал на девушку.
Выглядела она очень юной, особенно в этом непомерно широком для нее платье. Юной и исполненной ангельской невинности.
Стоило Доминику вспомнить о том, что собирался с ней сделать этот подонок Ричард, как ярость снова охватила его. Однако он не дал воли чувствам и спокойно обратился к Табите:
– Сегодня до полудня я намереваюсь нанести визит твоим родственникам. Тебе что-нибудь привезти оттуда?
Табита растерянно смотрела на Доминика, не зная, что сказать. Потом наконец спросила:
– Зачем ты туда поедешь?
– Не волнуйся, Табби, – мягко заметил Доминик. – Я просто собираюсь сообщить твоей тете, что ты теперь будешь жить у нас, и попросить ее отказаться от прав на твое опекунство.
– Думаешь, она согласится? – с тревогой в голосе спросила Табита.
– У нее не будет выхода, – весело ответил Доминик. – Предоставь это мне. Но ты так и не ответила на мой вопрос. Что тебе привезти оттуда?
Ничего, чем она особенно дорожила бы, у Табиты не было. Разве что рисунки.
– Пусть Верити соберет мою одежду, – нерешительно проговорила она и смущенно добавила: – И еще краски, мольберт, кисти, альбомы и рисунки.
Доминик поднялся из-за стола. Табита тоже встала. Предстоящее сражение с тетей подняло Доминику настроение. Лицо его выражало радость. Табита скорее бы умерла, чем согласилась не то что участвовать в предстоящем сражении, а просто наблюдать за ним. Но Доминик с самого детства ничего не боялся. И Табите захотелось стать такой же смелой, как он.
Доминик надел пальто, натянул перчатки, прошел к двери и обернулся, чтобы попрощаться. Он уже повернул ручку, но задержался и, слегка нахмурившись, внимательно посмотрел на Табиту.
– Ты чем-то встревожена, Табби?
– Не хочу, чтобы ты разговаривал с тетей, – тихо ответила девушка.
Он подошел к ней.
– Боишься, что они оскорбят меня словом или делом?
– Не знаю. Но думаю, одному тебе нелегко придется. И все из-за меня.
– Не будь наивной, Табби. Неужели я возьму тебя с собой на растерзание к твоей дражайшей тетушке? Успокойся, моя милая Табби. Я скоро вернусь. До встречи.
Когда за Домиником закрылась дверь, Табита, посидев еще немного в столовой, перебралась в уютную гостиную в передней части дома, совсем маленькую и весьма скромно обставленную. Здесь она решила дожидаться леди Хантли.
Чтобы как-то отвлечься, Табита принялась читать названия на корешках книг, стоявших на полке. Среди них был роман «Чувства и сопереживания», пользовавшийся популярностью, и именно поэтому тетя Монтекью запретила Табите его читать. В классной комнате имелись лишь те произведения, которые одобряла тетя. Табита читала об известной писательнице Джейн Остин, но ни разу не держала ее книг в руках. Поэтому села в кресло и погрузилась в чтение.
Леди Хантли не была ранней пташкой и спустилась на первый этаж лишь после полудня. Не успела она поздороваться и поинтересоваться самочувствием Табиты, как в коридоре послышались шаги и на пороге появился Доминик, промокший до нитки. Дождь зарядил с самого утра.
– Доминик, ты весь вымок! – воскликнула леди Хантли, когда он поцеловал ее в щеку. – Только не говори, что уже съездил в Роксли да еще по такой погоде.
– Съездил.
Женщины в ужасе смотрели на него, не в силах произнести ни слова. Доминик рассмеялся.
– Ну что? – нетерпеливо спросила леди Хантли. – Или ты решил держать нас в неведении до вечера?
– Нет-нет, мама, сейчас все расскажу. – Он опустился в кресло. – Все произошло, как я и ожидал. Я заявил, что желаю лично побеседовать с леди Монтекью. Сказать, что она была не в духе, значит, ничего не сказать. Прежде всего она спросила, что я сделал с ее племянницей. Я описал ей обстоятельства, при которых обнаружил тебя, Табби, накануне вечером в библиотеке, ни слова не сказал о том, что думаю о ее сыне, оказывается, у него сломана челюсть. – Заметив смятение на лице матери, Доминик бросил в сердцах: – Этот подлец еще не того заслужил! Небось лезет на стену от боли. – Он повернулся к Табите. Она побледнела и судорожно сжимала руки. – Твоей тете я сообщил, что жить теперь ты будешь у нас, ей придется с этим смириться, если она не хочет, чтобы я всем рассказал, с какой жестокостью она с тобой обращалась все последние годы. И еще сказал ей, чтобы она по-дружески посоветовала мистеру Теккерею навсегда оставить все попытки добиться твоей руки.
Заметив изумление в глазах Табиты, он объяснил:
– Это Амелия. Я недавно встретил ее у озера. Табби, почему ты мне об этом не рассказала? Ты же знаешь, я бы непременно помог.
– О чем ты говоришь, Доминик? – удивленно спросила леди Хантли. – Кто этот мистер Теккерей?
– Это долгая история, мэм, – вмешалась в разговор Табита. – Не стоит тратить на нее время. – Она почувствовала на себе внимательный взгляд Доминика, опустила глаза и густо покраснела. К счастью, он не продолжил этот разговор, а вернулся к подробностям утреннего визита.
– Итак, Минерва начала было напыщенно разглагольствовать о своем бескорыстном милосердии и черной неблагодарности Табиты, не говоря уже о ее горячем желании предать меня в руки правосудия за жестокое избиение ни в чем не повинного сына. Все это были пустые угрозы. Она до смерти боится дурной славы. Я ей сказал, что все будет выглядеть так, будто Люси пригласила Табби погостить у нас, а потом вместе съездить в Лондон.
Табита сидела молча, пытаясь переварить услышанное.
– Не знаю, что и думать, – проговорила она наконец. – Я, пожалуй, откажусь.
– Конечно, ты не откажешься, Табби! – быстро возразила леди Хантли. – Люси будет на седьмом небе от счастья. Светский сезон только-только начинается. Ты будешь ездить с нами на званые вечера, в театр. Тебе понравится! – Леди Хантли увлеклась своей идеей и с энтузиазмом сказала: – Мы отправимся в столицу, как только ты придешь в себя. Необходимо обновить твой гардероб, нельзя появляться в свете в этих ужасных платьях, которые Минерва заставляла тебя носить.
Эти слова были словно бальзам для измученного сердца Табиты, однако она сказала:
– Мэм, не надо, прошу вас. Вы оба очень добры ко мне, но я не могу остаться у вас.
– Почему? – приподняла брови леди Хантли. – Тебе у нас не нравится?
– Нет, что вы, напротив! – искренне возразила Табита. – Но…
– Говори, не стесняйся, – перебил ее Доминик. – Назови хотя бы одну убедительную причину.
Табита молчала, переводя взгляд с матери на сына, потом наконец решилась и со вздохом сказала:
– Вы окончательно испортите отношения с семьей Монтекью.
– О каких отношениях можно говорить после того, как я сломал твоему кузену челюсть? Или ты полагаешь, что я горю желанием наладить отношения с твоими родственниками? У тебя что-то не в порядке с головой. Других причин нет?
– Нет, – покачала головой Табита. – Но войди в мое положение. – Она замолчала и густо покраснела. – Я в полной зависимости от моей тети. У меня нет средств к существованию. В этом смысле я не могу и не хочу полагаться на твою доброту и намерена сама зарабатывать себе на жизнь.
– Зарабатывать на жизнь? – воскликнула пораженная леди Хантли. – Каким образом?
– Пока не знаю, – ответила Табита. – Я умею рисовать, неплохо говорю по-французски. Буду учительствовать.
– Но ты совсем еще ребенок и вряд ли найдешь себе подходящее место.
– Мама, не надо обижать Табиту, – вмешался в разговор Доминик, который прислушивался к спору с большим интересом и не без юмора. – Ты просто недооцениваешь таланты Табиты.
Табита подарила ему благодарный взгляд, но леди Хантли сердито выпалила:
– Да ты сошел с ума! И Табита тоже!
– Умоляю вас, мэм, не сердитесь, – попросила Табита. – Пожалуйста, постарайтесь понять…
– Хватит, – решительно заявил Доминик. – Все очень просто. Табита, ты можешь устроиться учительницей где-нибудь в округе. Но сначала исполни желание мамы, съезди с нами в Лондон. Встретишь там новых людей, и у тебя появится больше возможностей найти работу себе по душе.
Графиня хотела возразить, однако Доминик дал ей понять, что не стоит.
– Я виделся в Роксли с Амелией, – продолжил Доминик. – Она собрала твои вещи. Их, наверное, уже принесли в дом, так что можешь переодеться во что-нибудь более удобное.
– Спасибо. – Табита поднялась с кресла, приподняв подол. – Мне и в самом деле надо переодеться. Ты прав, Доминик, в городе гораздо больше возможностей найти работу, которая нравится.
Не успела за Табитой закрыться дверь, как леди Хантли повернулась к сыну:
– Зачем ты ее в этом поддерживаешь? Ты же не хочешь, чтобы она всю жизнь проработала гувернанткой.
– Ради Бога, успокойся. Конечно, я не желаю Табите такой судьбы. В Лондоне у нее отбоя не будет от женихов. Такая красавица, да еще с такой опекуншей, как ты. Многие закроют глаза на скромное приданое.
– Доминик, ты хочешь, чтобы она вышла замуж за… – Леди Хантли хотела сказать за другого, но прикусила язык.
– Конечно! Пусть выйдет за того, кого полюбит. Больше всего я хочу, чтобы она была счастлива.
Леди Хантли задумчиво взглянула на Доминика. Господи, как же трудно порой понять ее сына! Она готова поклясться, что он любит Табиту. Он с такой нежностью смотрит на эту девочку. Всегда ласков с ней, несмотря на свой вспыльчивый характер. Леди Хантли часто думала о том, не испытывает ли Доминик неловкость из-за своего шрама. Особенно в дамском обществе, однако спросить у него об этом не решалась. На ее вопросы о войне он отвечал неохотно, сразу переводя разговор на другую тему.
Доминик с самого детства был уверен в себе и надеялся только на свои силы. Так Что вряд ли он стал бы расстраиваться из-за такого изъяна во внешности. Но недоброе слово или подозрительный жест при виде его пораненного лица могли задеть Доминика за живое. Самой леди Хантли стоило немалых усилий скрыть ужас, когда она увидела вернувшегося с войны сына. Но не всем его знакомым и друзьям это удалось, и, быть может, Табите тоже.
Она внимательно посмотрела на Доминика, но ничего не сумела прочесть на его невозмутимом лице.
Глава 12
Предрассветное небо едва начало светлеть, когда Табиту разбудили доносившиеся с улицы шум и голоса.
Они приехали на Беркли-сквер вчера поздно вечером, и после шестичасового путешествия в дорожной карете леди Хантли девушка буквально валилась с ног от усталости. Немного поев, она с трудом добралась до кровати.
Она хорошо выспалась и чувствовала себя отдохнувшей, посвежевшей и полной сил. Отбросив одеяло, девушка соскочила с кровати и босиком подбежала к окну. Увиденное ее поразило до глубины души. Затерявшийся на равнинах Англии городок Уоррик показался ей огромным. Множество плоских крыш, бесчисленные дымовые трубы, а по улице, несмотря на столь ранний час, куда-то спешат люди, скорее всего по важным делам.
Забираться обратно в постель Табите расхотелось. Она ополоснула над тазом руки и лицо водой из кувшина, нисколько не обеспокоившись тем, что он простоял у нее на ночном столике всю ночь и вода в нем давно остыла. Умывшись, Табита подошла к массивному дубовому шкафу, в который прошлой ночью повесили ее вещи. Почти вся мебель в комнате, да и во всем доме, как она успела заметить, была старинной и массивной. Однако мрачным дом не казался благодаря изысканным тканям и обоям. В комнате Табиты преобладал розовый цвет, нежного светлого оттенка, который как нельзя лучше оттенял темное дерево мебели. Кто-то поставил на ее ночной столик вазу с тюльпанами.
В прекрасном настроении Табита надела свое любимое муслиновое платье, подаренное Амелией, уже не новое, но желтый цвет был Табите к лицу. Одернув юбку и оглядев себя со всех сторон в зеркало, девушка спустилась на первый этаж.
Вскоре из своей спальни выплыла хозяйка и, бросив взгляд на Табиту, заявила, что платье никуда не годится. Девушка замечательно провела утро в компании Доминика, который показывал ей дом и все его укромные уголки, и совершенно не была готова к такому повороту событий. Леди Хантли, поинтересовавшись, хорошо ли Табита спала, сообщила ей, что после обеда они отправятся к портнихе леди Хантли на Братон-стрит.
– Для Уорикшира это платье еще сгодится, но в Лондоне в нем появляться нельзя. Да и в остальных твоих платьях тоже, – добавила она тоном, не терпящим возражений.
– Я знаю, у меня скромный гардероб, – стала оправдываться Табита, – но есть пара вполне приличных платьев. Тем более что я недолго пробуду здесь.
Они сидели в зале для приемов, выходившем прямо на площадь перед домом. Здесь леди Хантли предпочитала проводить первую половину дня. Частенько, взяв с собой книгу или шитье, она устраивалась у окна в своем любимом кресле, подкладывала под спину подушечку и с удовольствием наблюдала за торопливой жизнью улицы, подставив лицо проникавшим в комнату солнечным лучам, чтобы оно приобрело более живой цвет. Как и многим женщинам, некогда радовавшим глаз своей красотой, Памеле Риз ничего не оставалось, как вздыхать об ушедшей молодости. Табита должна выглядеть блестяще, решила леди Хантли.
– Не упрямься, Табби. Поедем к портнихе. Ты не можешь появляться в таком виде.
– Но я не хочу, чтобы вы тратились на меня, – стояла на своем Табита. – Я не для этого приехала в Лондон.
– Подумай о маминой репутации, – вмешался в разговор Доминик. – Знакомые сочтут ее скрягой, если ты будешь плохо одета.
Табита густо покраснела. Заметив это, Доминик поспешил добавить:
– Табби, не расстраивайся. Ты очаровательна в любом наряде. Но мама права, ты не можешь появляться в городе вместе с ней, одетая как бедная родственница.
– Вы ко мне очень добры. И я сделаю, как вы просите. Но должна знать, сколько вы на меня потратите, чтобы потом вернуть долг.
Доминику не пришлось делать матери знаки, чтобы она не возражала. Леди Хантли была умной женщиной и согласилась с условием Табиты.
После обеда леди Хантли повезла девушку к своей портнихе, мадам де Вальме, считавшейся одной из лучших в Лондоне. Табита интересовалась ценой каждого платья, которое примеряла, не замечая взглядов, которыми обменивались мадам с графиней, и была поражена тем, как дешево стоят такие модные и дорогие на вид вещи.
Они купили у мадам де Вальме три дневных и два шелковых платья и целую кучу аксессуаров женского туалета. Леди Хантли удалось уговорить Табиту принять в качестве подарка бальное платье из белой парчи, которое она ей заказала. Девушка никак не могла понять, зачем ей такое роскошное платье, куда она в нем будет ходить.
Вернувшись на Беркли-сквер, леди Хантли с Табитой расположились в Желтой гостиной, чтобы не спеша выпить по чашке чаю. Гостиная в этот час вполне оправдывала свое название благодаря солнечному свету, лившемуся сквозь эркеры.
Табита подумала, что в такой уютной комнате она еще не бывала, и наслаждалась, сидя в обтянутом бархатом кресле с чашкой ароматного чая в руке, беседуя с леди Хантли. Не прошло и десяти минут, как дверь распахнулась и в комнату влетела Люси.
– Доминик мне сказал, что ты здесь, но я подумала, что это шутка. Табби! Как замечательно, что ты приехала!
Она крепко обняла подругу и расцеловала в обе щеки. Затем отступила на шаг и оглядела Табиту с ног до головы.
– Выглядишь ты просто замечательно! Вся светишься. Тебе понравился Лондон?
Табита поставила чашку тонкого китайского фарфора на низенький чайный столик около кресла.
– Очень понравился, – расплылась она в счастливой улыбке. – Твоя мама и Доминик так хорошо ко мне относятся.
Леди Хантли поднялась с кресла и поцеловала дочь в щеку.
– Откуда ты узнала, что мы приехали, дорогая?
– Я встретила Доминика, буквально столкнулась с ним нос к носу в парке! Как только он мне сказал, что Табби приехала вместе с вами, я сразу примчалась сюда. Мама, можно я заберу Табби с собой? Мы с ней так долго не виделись, нам надо о многом поговорить!
– Пожалуйста, дорогая. Если, конечно, Табита не возражает.
Люси подняла Табиту с кресла и увлекла за собой. На пороге она обернулась, пообещала скоро вернуться, и девушки выпорхнули в коридор. Графиня не сдержала улыбки, глядя на них. Обе очаровательные, юные, обе красавицы, одна брюнетка, другая блондинка.
Они приехали на Беркли-сквер вчера поздно вечером, и после шестичасового путешествия в дорожной карете леди Хантли девушка буквально валилась с ног от усталости. Немного поев, она с трудом добралась до кровати.
Она хорошо выспалась и чувствовала себя отдохнувшей, посвежевшей и полной сил. Отбросив одеяло, девушка соскочила с кровати и босиком подбежала к окну. Увиденное ее поразило до глубины души. Затерявшийся на равнинах Англии городок Уоррик показался ей огромным. Множество плоских крыш, бесчисленные дымовые трубы, а по улице, несмотря на столь ранний час, куда-то спешат люди, скорее всего по важным делам.
Забираться обратно в постель Табите расхотелось. Она ополоснула над тазом руки и лицо водой из кувшина, нисколько не обеспокоившись тем, что он простоял у нее на ночном столике всю ночь и вода в нем давно остыла. Умывшись, Табита подошла к массивному дубовому шкафу, в который прошлой ночью повесили ее вещи. Почти вся мебель в комнате, да и во всем доме, как она успела заметить, была старинной и массивной. Однако мрачным дом не казался благодаря изысканным тканям и обоям. В комнате Табиты преобладал розовый цвет, нежного светлого оттенка, который как нельзя лучше оттенял темное дерево мебели. Кто-то поставил на ее ночной столик вазу с тюльпанами.
В прекрасном настроении Табита надела свое любимое муслиновое платье, подаренное Амелией, уже не новое, но желтый цвет был Табите к лицу. Одернув юбку и оглядев себя со всех сторон в зеркало, девушка спустилась на первый этаж.
Вскоре из своей спальни выплыла хозяйка и, бросив взгляд на Табиту, заявила, что платье никуда не годится. Девушка замечательно провела утро в компании Доминика, который показывал ей дом и все его укромные уголки, и совершенно не была готова к такому повороту событий. Леди Хантли, поинтересовавшись, хорошо ли Табита спала, сообщила ей, что после обеда они отправятся к портнихе леди Хантли на Братон-стрит.
– Для Уорикшира это платье еще сгодится, но в Лондоне в нем появляться нельзя. Да и в остальных твоих платьях тоже, – добавила она тоном, не терпящим возражений.
– Я знаю, у меня скромный гардероб, – стала оправдываться Табита, – но есть пара вполне приличных платьев. Тем более что я недолго пробуду здесь.
Они сидели в зале для приемов, выходившем прямо на площадь перед домом. Здесь леди Хантли предпочитала проводить первую половину дня. Частенько, взяв с собой книгу или шитье, она устраивалась у окна в своем любимом кресле, подкладывала под спину подушечку и с удовольствием наблюдала за торопливой жизнью улицы, подставив лицо проникавшим в комнату солнечным лучам, чтобы оно приобрело более живой цвет. Как и многим женщинам, некогда радовавшим глаз своей красотой, Памеле Риз ничего не оставалось, как вздыхать об ушедшей молодости. Табита должна выглядеть блестяще, решила леди Хантли.
– Не упрямься, Табби. Поедем к портнихе. Ты не можешь появляться в таком виде.
– Но я не хочу, чтобы вы тратились на меня, – стояла на своем Табита. – Я не для этого приехала в Лондон.
– Подумай о маминой репутации, – вмешался в разговор Доминик. – Знакомые сочтут ее скрягой, если ты будешь плохо одета.
Табита густо покраснела. Заметив это, Доминик поспешил добавить:
– Табби, не расстраивайся. Ты очаровательна в любом наряде. Но мама права, ты не можешь появляться в городе вместе с ней, одетая как бедная родственница.
– Вы ко мне очень добры. И я сделаю, как вы просите. Но должна знать, сколько вы на меня потратите, чтобы потом вернуть долг.
Доминику не пришлось делать матери знаки, чтобы она не возражала. Леди Хантли была умной женщиной и согласилась с условием Табиты.
После обеда леди Хантли повезла девушку к своей портнихе, мадам де Вальме, считавшейся одной из лучших в Лондоне. Табита интересовалась ценой каждого платья, которое примеряла, не замечая взглядов, которыми обменивались мадам с графиней, и была поражена тем, как дешево стоят такие модные и дорогие на вид вещи.
Они купили у мадам де Вальме три дневных и два шелковых платья и целую кучу аксессуаров женского туалета. Леди Хантли удалось уговорить Табиту принять в качестве подарка бальное платье из белой парчи, которое она ей заказала. Девушка никак не могла понять, зачем ей такое роскошное платье, куда она в нем будет ходить.
Вернувшись на Беркли-сквер, леди Хантли с Табитой расположились в Желтой гостиной, чтобы не спеша выпить по чашке чаю. Гостиная в этот час вполне оправдывала свое название благодаря солнечному свету, лившемуся сквозь эркеры.
Табита подумала, что в такой уютной комнате она еще не бывала, и наслаждалась, сидя в обтянутом бархатом кресле с чашкой ароматного чая в руке, беседуя с леди Хантли. Не прошло и десяти минут, как дверь распахнулась и в комнату влетела Люси.
– Доминик мне сказал, что ты здесь, но я подумала, что это шутка. Табби! Как замечательно, что ты приехала!
Она крепко обняла подругу и расцеловала в обе щеки. Затем отступила на шаг и оглядела Табиту с ног до головы.
– Выглядишь ты просто замечательно! Вся светишься. Тебе понравился Лондон?
Табита поставила чашку тонкого китайского фарфора на низенький чайный столик около кресла.
– Очень понравился, – расплылась она в счастливой улыбке. – Твоя мама и Доминик так хорошо ко мне относятся.
Леди Хантли поднялась с кресла и поцеловала дочь в щеку.
– Откуда ты узнала, что мы приехали, дорогая?
– Я встретила Доминика, буквально столкнулась с ним нос к носу в парке! Как только он мне сказал, что Табби приехала вместе с вами, я сразу примчалась сюда. Мама, можно я заберу Табби с собой? Мы с ней так долго не виделись, нам надо о многом поговорить!
– Пожалуйста, дорогая. Если, конечно, Табита не возражает.
Люси подняла Табиту с кресла и увлекла за собой. На пороге она обернулась, пообещала скоро вернуться, и девушки выпорхнули в коридор. Графиня не сдержала улыбки, глядя на них. Обе очаровательные, юные, обе красавицы, одна брюнетка, другая блондинка.