Демидова Светлана. Интерьер для птицы счастья

   Новый начальник что-то сказал Марьяне, но она ответила тихо и, видимо, невпопад, потому что Ирина Федоровна вынуждена была ее прикрыть:
   – Ну… это Марьяна Валерьевна что-то засмущалась, а на самом деле она прекрасно разбирается в данном вопросе.
   Владимир Викторович кивнул, развернулся к коллективу и опять улыбнулся. И опять у всех женщин отдела учетности и анализа одинаково затрепетало в груди. Может быть, это затрепетали сердца, а может быть, какие-то особые органы, о наличии которых у себя они и не подозревали до прихода в инспекцию Халаимова.
   Каждой женщине показалось, что он по-особенному улыбнулся ей одной, а остальным так, только из вежливости. Каждая сравнила его со своим мужем, и все мужья до единого сразу проиграли. Более того, стало ясно: все они заполучат нынче ночью в свои постели жен, которые в пиковый интимный момент будут представлять, что предаются любви вовсе не с опостылевшим мужем, а с заместителем начальницы налоговой инспекции.
   Саша, как и все остальные женщины, тоже представила себя в постели с новым замом. Неужели даже этот человек с округлыми чертами и кошачьими движениями в интимные минуты превращается в жестокого резкого самца? А, собственно, почему бы нет? Ее муж Юрий внешне тоже ничем не напоминал полового садиста… Именно на этом месте Сашиных размышлений начальство подошло к ней.
   – А это Александра Сергеевна Арбенина, – представила ее Волгина.
   – Арбенина? – переспросил Владимир Викторович, улыбнувшись еще шире и обворожительней. – «Маскарад»?
   – И не говорите, сплошной «Маскарад», – ответно и несколько вымученно улыбнулась Саша.
   Новый начальник так понимающе посмотрел на нее, что Саше показалось, будто между ними протянулась невидимая нить взаимопонимания. Она почувствовала, как на виске вдруг нервно запульсировала жилка. К чему бы это? Неужели в ней все-таки жива надежда на то, что не все мужчины такие, как ее бывший муж? Неужели она, битая-перебитая жизнью и изнасилованная мужчиной разными садистскими способами, еще на что-то рассчитывает?
   – Надеюсь, вы не имеете в виду работу? – спросил Халаимов.
   Саша не успела ему ответить, потому что начальница уже представляла ему третью сотрудницу их отдела – молоденькую и очень хорошенькую татарочку Эльмиру. Смуглое Эльмирино личико от смущения немедленно приобрело оттенок красно-оранжевых китайских мандаринов.
   Саша не пожелала смотреть, как Владимир Викторович будет реагировать на знойную Эльмирину красоту, и отвернулась к компьютеру. Ей хотелось сохранить в памяти тот особый взгляд и ту особенную улыбку, которыми одарил ее новый зам. На его правой руке не было обручального кольца. Конечно, это обстоятельство еще ни о чем не говорило, но все-таки Саше было приятно.
 
   – Д-а-а… Ольга была права-а-а… настоящий Голливу-у-уд… – протянула после ухода начальства Тамара Ивановна Михайлова, старший налоговый инспектор и мать троих детей. – Хоть в кино снимай. Правда, Марьяна Валерьевна?
   Марьяна почему-то не ответила, и Тамара Ивановна несколько переиначила вопрос:
   – Как вам все-таки новый зам, Марьяна Валерьевна?
   – Ничего, – индифферентно ответила Терехова, и Саше это почему-то показалось подозрительным. Она отвернула голову от своего отчета и посмотрела на Марьяну. Лицо той пылало похлеще китайских мандаринов.
   Халаимов произвел на нее неизгладимое впечатление, поняла Саша. До этого додумалась и Тамара Ивановна. Но, разумеется, она не стала демонстрировать начальству свою прозорливость и поспешила обернуться к Эльмире. Эльмира тоже была потрясена красотой нового зама до глубины души и никак не могла оторвать взгляда от двери, за которой он только что скрылся.
   – Никак влюбилась с первого взгляда? – расхохоталась Тамара Ивановна своим громким дробным смехом, от которого все в отделе всегда вздрагивали и к которому за много лет совместной работы так и не могли привыкнуть.
   – Вы, Тамарочка Ивановна, грохочете вечно, как ударная установка, – недовольно проворчала Эльмира, а потом с удовольствием потянулась и ответила вместо Марьяны: – В такого красавца грех не влюбиться! Он на меня та-а-ак посмотрее-е-ел! Прямо не могу-у-у… У меня прямо все внутри съежилось!
   – На чужой каравай, подруга, свой жалкий ротишко не разевай! – посоветовала ей Тамара Ивановна. – Не про твою честь мужчинка!
   – Это еще почему? – возмутилась Эльмира.
   – Девчонка ты еще совсем! А новый зам – мужчина солидный, сразу видно.
   – С чего это видно? Вот как вы думаете, сколько ему лет?
   – Ну… думаю, лет сорок, – предположила Тамара Ивановна.
   – А я так думаю, что тридцать, – заявила Эльмира. – Может, конечно, с маленьким хвостиком. А это мне в самый раз!
   – Перебьешься, вертишейка!
   – Почему это я должна перебиваться? Мне уже двадцать шесть. Самый смак! Я не замужем, и, в отличие от всех вас, семеро по лавкам меня дома не дожидаются.
   – Зато он наверняка женат, и его дома, может, и не семеро, но сколько-нибудь по лавкам да ждут.
   – Да ну-у-у… Такие мужчины не бывают многодетными. Ну… один-два ребенка – не больше!
   – Что ты задумала, мусульманское отродье? – опять загрохотала Тамара Ивановна. – Вы посмотрите на нее! Вместо того чтобы паранджой прикрыться и помалкивать, она на наших мужиков зарится, и даже дети ее не смущают!
   – А представляете, какие у нас с ним детишки могут получиться! – тоненько засмеялась в ответ Эльмира. – Один черненький, как я, другой – беленький, как Владимир Викторович!
   Тамара Ивановна с Эльмирой еще долго смеялись, незлобиво перебранивались. Они обсудили новое начальство не только с ног до головы, но даже представили, как он может выглядеть без элегантного костюма. Саша бросала косые взгляды на Марьяну Валерьевну. Та, естественно, не участвовала в разговоре сослуживиц, но, что уже не так естественно, не прерывала его, хотя очень не любила, когда женщины, как она говорила, трепали языками. Марьяна Валерьевна сидела, уставившись в экран монитора и методично ударяла двумя пальцами обеих рук по одним и тем же клавишам. А поскольку ее монитор был развернут так, что Саша могла его видеть, она и увидела, как по белому полю документа бегут строчки, состоящие всего из букв: сбсбсбсбсбсбс…
 
   – Слушай, Сашка! Новый зам – такая душка! – щебетала Ольга, когда они с Сашей отправились в обеденный перерыв в соседнее кафе «Восторг».
   Честно говоря, этот «Восторг» был весьма жалкой забегаловкой, которая расположилась в бывшем помещении магазина скобяных товаров и паразитировала на телах и здоровье служащих налоговой инспекции. Рядом с инспекцией больше не было ни одного заведения общепита, поэтому инспекторши вынуждены были без всякого восторга посещать этот «Восторг». Они, правда, дружно и не сговариваясь игнорировали красочный плакат, предлагавший бизнес-ленч «всего за девяносто пять рублей», и брали в кафе только салаты и выпечку с кофе.
   На губах Ольги уже сверкала платиной новая помада, которая, как поняла Саша, явно не сумеет дожить до летних времен и палевого костюма с вышивкой. Ольга с удовольствием оглядела себя в зеркале, поправила ноготком и без того безупречную линию помады на нижней губе и продолжила свой щебет:
   – Наши все выпали в осадок. Я и сама-то почти что выпала… Красавец! Князь Игорь!
   – Почему князь Игорь? – спросила Саша.
   – Ну… не знаю, почему… так… как в опере… Можно и князем Владимиром назвать. Очень русская у него красота. Без всякой примеси. Князь Владимир – Ясно Солнышко!
   Саше не хотелось признаваться, что Халаимов на нее тоже произвел очень большое впечатление, и она перебила Ольгу:
   – Нашла тоже Солнышко! С такой фамилией он вряд ли чистокровный русский.
   – Да какая разница, какая у него фамилия! Русский – не русский… Все равно суперстар! Неужели будешь утверждать, что тебе он не понравился?
   – Не буду, – ответила Саша. – Он действительно интересный мужчина. Но не про нашу честь.
   – Почему не про нашу? – беспечно спросила Ольга, выбирая себе тарелки с горкой салата повыше и с пирожным покрупнее.
   – Потому что у тебя есть Кирюха, а я для такого супермена рылом не вышла, – ответила Саша и понесла свои тарелки к столику.
   – Не скажи, – Ольга шлепнулась на стул и вилкой показала на Сашины волосы. – Твоим волосам вся налоговая завидует.
   – Волосы в женщине не главное, – ответила Саша и вспомнила, как Марьяна Валерьевна прикрывала обеими ладонями свою редкую поросль. – Надо, чтобы еще и лицо… Да и все остальное тоже…
   – У тебя и лицо вполне приличное, и фигура нормальная. Слушай, Сашка, а может, ты поморгаешь ему, а?
   – Зачем?
   – Затем! Что ты все одна да одна…
   – Он наверняка женат.
   – Ну и что? Сегодня женат, а завтра, глядишь, и…
   – Что ты говоришь, Ольга! – возмутилась Саша. – Представь, что где-нибудь вот так же обсуждают твоего Кирилла!
   Ольга чуть не подавилась пирожным, которое почти наполовину засунула в рот, закусывая им, как хлебом, салат из свеклы с яйцом. Она постаралась прожевать как можно быстрее, чтобы сказать:
   – Мой Кирилл, во-первых, не такой супермен, как этот, а во-вторых, ему никто, кроме меня, не нужен, так что я могу быть за него совершенно спокойна. Но ты все-таки обдумай мое предложение, а я со своей стороны обещаю тебе всяческое содействие.
   – Например?
   – Ну… еще пока не знаю какое, но как только понадобится – я к твоим услугам. Поговорить с ним, например, намекнуть… или вызвать куда-нибудь для переговоров… В общем, Александра, ты всегда можешь на меня рассчитывать.
 
   Всю вторую половину дня Саша доделывала отчет, потому что Марьяна Валерьевна сказала, что завтра понесет его на ознакомление новому заму. То, что она помянула Владимира Викторовича, Саше очень мешало. Она стала бояться, что напишет какую-нибудь глупость и будет бледно выглядеть перед этим красивым мужчиной. Она три раза переделывала две последние страницы отчета и аналитическую записку к нему, потому что, перечитывая, находила все новые и новые нелепые ошибки. Это ее испугало не на шутку, ведь обычно она была очень внимательна и ошибок в работе никогда не допускала. Терехова в последнее время даже перестала проверять ее отчеты, так как они всегда оказывались безупречными и начальнице стало жаль зря тратить на них время.
   После окончания рабочего дня Саша выходила из инспекции вместе с Ольгой. На крыльце мимо них проскользнул Халаимов, одарив обеих прощальной улыбкой, и пошел вдоль домов в ту сторону, где не было транспортных остановок.
   – Нет, ты только посмотри, что у него за походка! Прямо снежный барс! Ирбис! – восхитилась Ольга, а потом заодно и удивилась: – Странно, неужели у него нет машины? Такие люди в трамваях не ездят.
   – Видишь же, что он пошел пешком. Может быть, рядом живет, – предположила Саша.
   – Слушай, он пошел в твою сторону! – обрадовалась Ольга. – Может, догонишь?
   – Зачем?
   – Завяжешь легкий треп, мол, нам по пути и все такое…
   – Отстань, Ольга, – нахмурилась Саша.
   – Отстану, конечно, – заверила ее подруга, – потому что, видишь, мой автобус катит! А завтра начну сначала! Готовься!
   Последние слова Ольга крикнула уже из дверей автобуса, в который проворно впрыгнула чуть ли не на ходу. Саша улыбнулась ей на прощание и пошла к дому по давно проторенному маршруту: дворами и переулками. Халаимова впереди уже видно не было, да и вряд ли он ходит теми же подворотнями, что и Саша. Она, кстати, так и не смогла вспомнить, откуда, из-за какого угла, он вынырнул утром.
   Она зашла в универсам, находящийся недалеко от ее дома, чтобы что-нибудь купить себе на ужин. Первым делом положила в корзинку пирог с абрикосовой начинкой, который уже как-то брала и с большим удовольствием съела чуть ли не весь сразу. Рядом на полке увидела точно такой же, но с голубикой. Может, взять и этот? В таких упаковках они долго могут храниться. Или вот этот? Яблоки с корицей… Тоже, наверное вкусно…
   – Я смотрю, у вас в семье – сплошные сладкоежки! – услышала она рядом веселый голос.
   С двумя коробками в руках и одной – в корзинке Саша повернулась на голос и увидела Владимира Викторовича Халаимова, нового зама Волгиной. Отворот его кепки был загнут на место, и волосы красиво золотились между черным фетром головного убора и темно-синей тканью куртки. Глаза при ярком магазинном освещении казались не голубоватыми, а темно-серыми и лукавыми. Халаимов по-доброму улыбался, держа в руках две винные бутылки.
   – А у вас, судя по… – Саша подбородком показала на бутылки, но не договорила, потому что новый зам засмеялся, и ей тоже пришлось улыбнуться.
   – Нет, это не домой. В подарок. У моего друга сегодня день рождения. Ему нравится коньяк «Медный всадник», а вино «Саперави» – для его жены. Она обожает грузинские вина.
   – Оправдывайтесь, оправдывайтесь… – все так же улыбаясь, проговорила Саша, а потом добавила: – А я вот оправдываться не буду, потому что съем все сама! – и положила в корзинку и «голубику», и «яблоки с корицей».
   – Что ж, вам можно, – ответил Халаимов, вставая за ней в небольшую очередь в кассу. – У вас прекрасная фигура.
   Саша почувствовала, что краснеет. Она стояла к Халаимову как раз той щекой, которая утром была помята, и ей почему-то казалось, что тавро с пуговицей от наволочки опять проступило. Она с ужасом схватилась за щеку рукой.
   – У вас и руки очень красивые, – склоняясь к самому ее уху, проговорил новый начальник. – На запястье только не хватает браслета… Нины Арбениной.
   Саша вскинула на него встревоженные глаза. Что он такое говорит? Зачем?
   – С вас сто тридцать пять рублей за три пирога, – сказала кассирша, что дало возможность Саше отвлечься от Халаимова и его странных слов.
   Она заплатила деньги. Ей хотелось бежать от нового зама со всех ног, но пока она трясущимися руками тщетно пыталась засунуть в пакет коробки, он тоже успел рассчитаться на кассе.
   – Давайте помогу, – предложил Владимир Викторович, поставив свои бутылки на столик с корзинками, и без церемоний вырвал у нее пакет.
   Саша, все так же путаясь в своих собственных руках и коробках, с трудом упаковала пироги.
   – Спасибо, – сказала она и зачем-то добавила: – А браслеты иногда расстегиваются и теряются, что приносит их владелицам несчастье.
   – Существуют браслеты без застежки, – многозначительно проговорил Халаимов, и Саша совершенно растерялась.
   Зачем он ей все это говорит? Почему так странно смотрит? Видимо, у него в арсенале несколько взглядов. Один, карамазовский, – для женского коллектива в целом, другой, тот которым он сейчас смотрит на нее, – влекущий, соблазняющий и отнюдь не невинный. Лицемер… Совратит и никакой индульгенции не выдаст. И что ему от нее нужно? Саша нервно дернулась, нелепо пожала плечами и сказала:
   – Ну… Я пойду. До свидания, – и поскорее повернулась к нему спиной, в которую тут же ударило его утверждение:
   – Меня тремя пирогами не обмануть. Вы ведь не замужем!
   Она медленно развернулась и с вызовом спросила:
   – И что?
   – Хотите пойти со мной на день рождения? – Халаимов спрашивал так, будто был полностью уверен в ее положительном ответе.
   Саша чувствовала, что готова пойти с ним куда угодно, но односложно ответила:
   – Нет.
   – Почему? – искренне удивился он. Видимо, женщины ему никогда не отказывали или, во всяком случае, очень редко.
   – Я вас не знаю, – ответила Саша. – Вижу первый раз в жизни.
   – Четвертый, – рассмеялся Халаимов, и лицо его опять приобрело выражение добрейшего Ивана-царевича.
   – Как это четвертый?
   – Так это! Второй раз – в вашем отделе, третий раз – вечером на крыльце инспекции, четвертый – сейчас.
   – А первый? – испуганно спросила Саша.
   – А первый – утром. Вы же позади меня шли на работу. Разве не так?
   – А у вас разве глаза на затылке?
   – Я видел вас, когда поднимался на крыльцо. И не буду скрывать, вы мне сразу понравились. Честно говоря, я хотел вам сказать об этом завтра, когда приглашу на переговоры по отчету, но раз уж так получилось, то почему бы не сказать сегодня? Так как?
   – Что как?
   – Пойдете со мной на день рождения?
   – Нет.
   – Но почему? – еще искренней удивился Халаимов. Он явно не понимал, что могло удерживать ее теперь, когда он сказал, что она ему нравится.
   – Потому что, несмотря на наши «многочисленные встречи», я все-таки вас совершенно не знаю.
   – И чего вы боитесь?
   – Ничего, кроме неловкости. Я не люблю быть на людях и чувствовать себя не в своей тарелке.
   – Какую ерунду вы говорите, Сашенька!
   – Разве? Вот вы меня назвали Сашенькой. А мне вас как называть? Неужели Володечкой? Или лучше Вовочкой? Как вы привыкли?
   Халаимов опять заливисто рассмеялся. Она невольно улыбнулась тоже.
   – Нет, вы не зря мне понравились с первого взгляда, – отсмеявшись, сказал Халаимов. – Зовите Володей, если вам не трудно.
   – Мне трудно! – уже довольно сердито ответила Саша и развернулась к выходу из магазина.
   Он грубовато задержал ее за руку и уже без всякого смеха спросил:
   – А хотите, я не пойду на день рождения?
   – Можете и не ходить. Мне-то что за дело? – Саша вырвалась и стремительно пошла к выходу. Сердце ее тревожно билось и совершало какие-то невозможные взлеты и падения внутри ее тела. Она чувствовала, что очень хочет, чтобы он не пошел на день рождения. Она хочет, чтобы он смотрел на нее своим манящим взглядом и цепко держал за руку.
   Он догнал ее на крыльце универсама, развернул к себе за плечо и совсем другим тоном, ласково-обволакивающим и слегка заискивающим, попросил:
   – А пригласите меня к себе на пироги… Вон у вас сколько. Вам одной не съесть…
   Саша растерялась. Не слишком ли быстро развиваются события? Всего восемь рабочих часов прошло с того момента, когда она впервые увидела этого мужчину и пожелала его, и вот ее желания уже начинают исполняться. Не странно ли это? И как ей к этому относиться?
   Она отвернулась от него и медленно пошла по направлению к дому, молча и не оглядываясь.
   – Означает ли это, что я приглашен? – спросил Халаимов, который тут же ее догнал и мягко, пружинисто зашагал рядом, не отставая ни на шаг.
   Саша по-прежнему молчала. Она боялась его прогнать. Она боялась его не прогонять. Она боялась сказать что-нибудь не то. Она боялась молчать. Ей мешали проклятые коробки с пирогами, которые своими острыми углами уже прорвали пакет и грозились сделать то же самое с ее колготками.
   Халаимов, будто почувствовав ее опасения, взял у нее из рук пакет. От его руки к Сашиной пробежала электрическая искра и насквозь пробила ее. Саша вздрогнула, посмотрела на нового зама и поняла, что теперь уже не прогонит. Может быть, это судьба? Или всего лишь одно ее мгновение, то самое, которое просят остановиться, ибо оно прекрасно? Будь потом что будет, но она, Саша, сегодняшним вечером будет рядом с самым красивым мужчиной из тех, которые ей только встречались в жизни. Она потом выкупит у Владимира Викторовича ту самую индульгенцию, которая виделась ей в его руках при знакомстве в инспекции.
   Они молчали всю дорогу до Сашиной квартиры. Открыв дверь ключом, она еще раз заглянула в его глаза, поняла, что готова ради них на все, и прошла в коридор. Вошедший следом Халаимов повесил на ручку двери пакет, помог снять верхнюю одежду Саше, потом скинул свои куртку с кепкой и тут же, в коридоре, заключил ее в объятия.
   Саша хотела воспротивиться, но он закрыл ей рот своими красивыми губами, и она задохнулась от неожиданности и того трепетного чувства, которое считала давно утраченным и не поддающимся восстановлению. Он покрывал поцелуями ее лицо, волосы, шею, а руки уже забирались под джемпер из ангоры.
   Саша напряглась, ожидая, что Владимир Викторович сейчас грубо стащит с нее одежду и начнет насиловать прямо на полу в прихожей, как иногда любил делать Арбенин, которого очень возбуждала нестандартность обстановки. Но Халаимов, ласково проведя прохладными пальцами по ее груди, вдруг подхватил ее на руки и понес в комнату. Он покружил Сашу по квартире и не нашел, куда ее можно возложить, потому что оба имеющиеся в наличии дивана были собраны и не располагали к занятиям любовью.
   Тогда он, не спуская ее с рук, выбросил вперед длинную гибкую ногу и носком выдвинул вперед диван. Не привыкшая к подобному обращению мебелина издала протяжный стон, и Халаимов опустил Сашу на слегка сбившееся покрывало. Она сама сдернула джемпер. Он раздевался рядом. Они смотрели друг другу в глаза. За джемпер – пиджак, за белую футболочку – рубашку в тонкую клетку, за юбку – брюки, за бюстгальтер… Ему нечего было сбросить взамен, и он припал губами к ее обнажившейся груди.
   Саша зажмурилась и сжала губы в ожидании боли и приступа отвращения. Она уже не понимала, зачем решилась на этот шаг. Что за первобытное желание в ней взыграло? Неужели на нее так завораживающе подействовала красота лица и необыкновенная мягкость и грациозность движений нового зама? Неужели красивые люди всегда все получают по первому требованию?
   В отличие от Юрия, Владимир Викторович был терпелив и нежен. И вдобавок никуда не спешил. Привыкшая к бешеному штурму и натиску, Саша не понимала, что происходит. Ей казалось, что он нарочно медлит, чтобы ее помучить. Он специально целует и ласкает ее грудь, гладит ее своими шелковыми пальцами, чтобы потом неожиданно вгрызться в нее и одновременно взрезать тело снизу до жгучих искр из глаз. Халаимов, удобно устроившись у нее на груди, почему-то не спешил этого делать.
   Саша замерла в ожидании ужаса, который должен вот-вот ее накрыть и которым она должна заплатить за то, что пожелала мужчину. Владимир Викторович наконец спустился ниже. Саша закусила губу. Сейчас ей будет больно. Надо перетерпеть. Но, наверное, не стоит ему показывать, что она не умеет наслаждаться сексом. Пусть он думает, что ей приятно.
   Она соорудила на лице выражение, которое видела у женщин в подобной ситуации в сериалах, и вдруг… поняла, что это мускульное состояние как нельзя лучше соответствует выражению ее собственных эмоций на настоящий момент. Она почувствовала, что ей действительно приятно. Более чем приятно. В ее словаре не было слов, чтобы описать свои новые ощущения.
   Неожиданно для себя Саша застонала, а тело ее непроизвольно выгнулось дугой под руками Халаимова. Ей стало казаться, что оно, ее тело, превратилось в сплошной нарыв: еще немного, и она разорвется на части от прихлынувшей ко всем его точкам крови.
   Саша не знала, что делать. Она извивалась под телом заместителя начальницы налоговой инспекции. Ей хотелось кричать и плакать, и просить о чем-то, но она никак не могла сообразить, о чем. Она, прожившая в браке восемь лет, была совершенно неопытна. Но Владимир Викторович знал, что надо делать. Она ждала рвущей на части боли, а получила освобождение от всех земных тягот. Ее тело сделалось легким и невесомым. Может быть, это смерть? Как она прекрасна в таком случае! Или не смерть… Может, это… любовь…
   – Ты прекрасна, Сашенька, – шепнул ей на ухо Халаимов и лег с ней рядом на спину.
   Разве они уже на «ты»? Вроде после «этого» все всегда на «ты»… Она не сможет. Да, она не сможет назвать его Володей. Они совершенно незнакомы. Он начальник, она – его подчиненная и даже не по прямой. Их разделяет целый пролет служебной лестницы… пропасть… вечность…
   Саша решила, что сеанс окончен, схватила рукой валяющийся под рукой джемпер и, стыдливо прикрывшись им, поднялась с дивана. Владимир Викторович не стеснялся. Он лежал перед ней, красивый и совершенный, как античная скульптура. Саша не могла отвести от него глаз, а он улыбался, довольный собой, своим ослепляющим телом и тем, что произошло. И, похоже, довольный ею, Сашей.
   И она не устояла. Она отбросила свой джемпер и впервые в своей жизни опустилась на колени перед мужчиной. Вздрагивая и пугаясь собственной смелости, она провела рукой по рельефной тугой мускулатуре и с опаской посмотрела в глаза Халаимова. То ли она делает? Его взгляд сказал: то. И она, не помня себя, принялась целовать прекрасное лицо, крепкое, долгое тело. А потом ей опять показалось, что отлетела душа и вместо нее слетела с небес сама Любовь.
   Одеваться он начал неожиданно и сосредоточенно, будто куда-то опаздывал. Саша решила, что он хочет еще поспеть на день рождения, и даже не сделала попытки его задержать. Она сидела на диване обнаженной, уже не спеша одеваться, и завороженно следила, как он натягивает брюки, застегивает рубашку. Халаимов все делал красиво и грациозно. Процесс вульгарного одевания превращался в иллюзион.
   – Ну, мне надо бежать, – сказал он, будто только так и положено прощаться после интимной близости.
   Саша не шелохнулась. Он подошел к ней, поднял с дивана своими сильными руками и прижал к себе. Все тело ее опять задрожало, но его это уже не интересовало. Он чмокнул ее в щеку и стремительно вышел в коридор.
   Когда за ним захлопнулась входная дверь, Саша долго еще стояла столбом посреди комнаты, пока не почувствовала, что замерзла. Она побрела в Сережину комнату за халатом. У большого зеркала шкафа задержалась и посмотрела на себя. Да-а-а… Прямо скажем, не нимфа… С нее скульптуру лепить не станут. Грудь несколько обвисла. Что не удивительно – Сережу она кормила долго, почти до года. Молока было много, и теперь под сосками красовались белые червеобразные растяжки. Такие же червячки змеились и на животе. Как же она об этом забыла? Стоило ли себя демонстрировать во всей такой красе? Можно было хоть свет притушить… Впрочем, теперь это уже не имеет значения.