– Разыщи наручники, старая кляча! – крикнул он выбравшейся наконец из-под кровати Филипповне. – Шевелись, блин!
   Но та, оглушенная падением и ошалевшая от страха, никак не отреагировала. Наручники принес Коля-«косила», вытащив их из кармана застывшего как соляной столб санитара Гриши.
   – Надевай! – прохрипел Владимир, усиливая до предела захват. Наручники с грехом пополам защелкнули. – Теперь ноги!
   Подоспевшие призывники спутали лодыжки Уткина изъятой у того же осовевшего Гриши веревкой.
   – У-у-уф! – выдохнул Ермолов, растирая ноющую от боли помятую шею. – Правду говорил Половинкин! Наворотил хмырь делов!
   – Это только начало, малыш! Маленькая разминка! Прелюдия! – как ни в чем не бывало захихикал лежащий на полу Уткин. – Думаешь, обезвредил меня? Не-еет, любезный! Рано радуешься! Скоро я покажу вам кузькину мать.
   «Совершено убийство, – не обращая внимания на бесноватого, размышлял Ермолов. – Уткина необходимо отправить в специальную лечебницу тюремного типа. Лучше б, конечно, в монастырское подземелье, как Салтычиху, да время нынче не то! О Господи! Почему люди упорно не желают замечать столь очевидные вещи?! Зациклились на «науке», кретины долбаные, с умным видом рассуждают о неврозах, психозах, синдромах, маниях, а в действительности они, так называемые «ученые-психиатры», обыкновенные страусы, прячущие головы под крыло! Ладно, в закрытой спецпсихушке по крайней мере охрана надежнее. Там наш «египтолог» особо не разгуляется!» Придя к подобному умозаключению, он не мешкая направился звонить, но ни один телефон почему-то не работал. Пришлось идти в соседний корпус, в «инсулиновое отделение».
* * *
   Едва Ермолов покинул здание «Острого отделения», связанный Уткин оскалился в широчайшей глумливой ухмылке.
   – Повеселимся, детки? – обратился он к безмолвным окружающим, по-прежнему не оправившимся от пережитого кошмара. – Предлагаю замечательную игру! Называется «Салочки со смертью!», или «Драпай, драпай, пока цел!» Только, чур, я вожу!
   С этими словами одержимый, словно тонюсенькую ниточку, разорвал стальные наручники, змеиным движением выскользнул из веревки, вскочил на ноги, легко отломал железную ножку от перевернутой кровати и обрушил ее на голову первого подвернувшегося под руку человека. Им оказался один из не желающих служить в армии призывников. Голова бедняги раскололась на две части, а ножка согнулась. Уткин демонически захохотал, извлек из разбитого черепа шматок серого мозгового вещества и метко запустил им в лицо Козицкой:
   – Закуси, пьянота! Нельзя же одну голую водяру хлестать! Желудок испортишь!
   Любовь Филипповна грохнулась в обморок, а остальные, даже ничего не соображающие дебилы, дружно ломанулись к выходу.
   – До-о-о-о-гоню-ю-ю! – взревел бесноватый, в гигантском прыжке настиг замешкавшегося санитара Гришу, повалил на пол и зубами разодрал сонную артерию. «Общий отсек» опустел. И больные, и остатки медперсонала, за исключением бесчувственной Любани, попрятались кто куда... Вволю напившись крови, одержимый, почему-то проигнорировав беспомощную Филипповну, без задержки проследовал к выходу и небрежным пинком вышиб массивную, окованную железом дверь. Очутившись на улице, он заскочил на минутку в расположенную поблизости кухню, мимоходом прикончил двух поваров (третий успел спрятаться в пустом котле) и похитил тесак. Дальнейший путь «египтолога» лежал в административный корпус. На втором этаже он случайно столкнулся с Викой Кукиной, сбил старшую медсестру с ног, прижал коленом к полу извивающееся тело, неторопливо отпилил тесаком голову и в таком виде ввалился в кабинет Кудряшкина...
* * *
   Невзирая на бесчисленные попытки, Ермолову не удалось дозвониться никуда, кроме ближайшего отделения милиции. Дежурный обещал выслать наряд, но Владимир, хорошо зная нынешних стражей закона, не особенно им доверял. Если и притащатся, то эдак часа через два, не раньше! С тяжелым сердцем вернулся он в «Острое отделение», увидел кровь, свежие трупы, всеобщую панику и заскрипел зубами. Пинками и угрозами бывший спецназовец кое-как привел в чувство оставшихся в живых «косил» и предупредил: «Если кто замандражирует в неподходящий момент, подведет – то не обессудьте! Учиню такое, что Уткин вам кроткой овечкой покажется!» – и, возглавив наспех сколоченный, сомнительной боеспособности отряд, принялся планомерно обшаривать территорию больничного комплекса. По пути к ним присоединились некоторые санитары из других отделений. Ермолов искал беглеца в наиболее потаенных уголках, а также на подступах к проходной. Правда, ради подстраховки он все-таки отправил двух дюжих санитаров проверить административный корпус...
* * *
   – Ты поможешь мне скрыться или сдохнешь! – предупредил успевший переодеться Уткин голого, трясущегося психиатра.
   – Д-да, д-да, – проблеял тот. – К-конечно!
   – Но сперва я трахну тебя в задницу. В позу, пидор!
   Зиновий Михайлович послушно нагнулся, уперевшись руками в пол. И без того трусоватый по натуре, сейчас заместитель главного врача ПНД № 3 был полностью парализован страхом и безропотно соглашался на все, лишь бы остаться в живых.
   – Приступаем к процедуре дефлорации, – с издевательской торжественностью объявил Уткин, пристраиваясь сзади. – Ух ты мой пухлячок бородатый! – сладострастно урчал он в процессе «процедуры». – То-олстенький, откормленный...
   Психиатр лишь вздрагивал да икал.
   Закончив, «египтолог» пинком колена отшвырнул психиатра к стене. Кудряшкин больно ударился лбом и всхлипнул.
   – Стоп! – вдруг насторожился Уткин. – Идут! Замри, «борода», слюни вытри!
   В дверь затарабанили крепкие кулаки.
   – Зиновий Михайлович! Зиновий Михайлович! Тревога! Буйный сбежал! – загалдели взволнованные мужские голоса. – С вами все в порядке?!
   – Говори, недоносок! – прошипел одержимый.
   – Все нормально! – громко ответил Кудряшкин. – Прекратите паниковать!
   – Вы разве ничего не слышали? – удивились санитары. – В десяти шагах от нас обезглавленный труп старшей медсестры! Он был здесь!
   – Был, да, значит, сплыл! – в обычной своей хамской манере гаркнул кандидат медицинских наук. – Нечего попусту время терять! Обыщите больничный сад!
   Послышался удаляющийся топот ног.
   – А ты ничего, козлик, сообразительный! – похвалил бесноватый. – Пожалуй, я не стану тебя покамест убивать!
   Психиатр заискивающе улыбнулся. В сердце у него затеплилась надежда.
   – Откроешь запасный пожарный выход, – приказал Уткин. – Не суетись, мудак! Ключи в письменном столе. А ну пошел!..
* * *
   – Я ничего не мог поделать! Он угрожал мне смертью! Нож к горлу приставил! – прикрывая одной рукой срам, а другой развороченную задницу, визгливо доказывал психиатр наряду милиции, вопреки ожиданиям Ермолова прибывшему довольно оперативно. – Вика, Викушенька погибла! – рыдал крокодиловыми слезами он, тыча указательным пальцем в сторону отпиленной тесаком головы Кукиной.
   – Пациент сбежал через пожарный выход в вашей одежде? – деловито уточнил старший наряда, плотный, краснолицый лейтенант.
   – Д-да-да!
   – И вы лично проводили его туда, отперли дверь?!
   – Я н-ничего н-не м-мог п-поделать, – захлебывался соплями заместитель главного врача.
   – Показывай дорогу, слизняк! – бесцеремонно перешел на «ты» лейтенант и, повернувшись к подчиненным, распорядился: – В случае чего открывайте огонь на поражение!..
   Объявленная по городу операция «Перехват» не принесла никаких результатов. Уткин будто в воду канул...

Глава 8

   Не будь грабителем бедного, потому что он беден, и не притесняй несчастных у ворот, потому что Господь вступится в дело их и исхитит душу у грабителя их.
Притч, 22,22—23


   А сыны царства извержены будут во тьму внешнюю. Там будет плач и скрежет зубов.
Евангелие от Матфея, 8,12

   Прошло двое суток. К вечеру третьего ноября все приготовления к началу операции «Борода многогрешная» (так в шутку называл Ермолов захват психиатра) были завершены. Рудаков по своим каналам выяснил домашний адрес Кудряшкина, местонахождение его загородной дачи и провел тщательную рекогносцировку[39] Владимир взял у Свиридова пентонал. Совместно разработали план действий. Зиновий Михайлович всегда, даже вусмерть пьяный, передвигался исключительно на машине – красной «Ниве». Брезговал ходить пешком заместитель главного врача! Поэтому ловить его решили возле гаража рядом с кудряшкинским домом, в укромном темном закутке, гарантирующем отсутствие нежелательных свидетелей. На случай, если Кудряшкин вздумает после работы отправиться не домой, а куда-нибудь еще – предусмотрели несколько запасных вариантов. Огнестрельного оружия брать не стали. Владимир лишь прихватил десантный нож, сохранившийся у него со времен кавказской войны, да длинную веревку. Клиента решили «вести[40] прямо от ворот клиники...
* * *
   Весь день Зиновий Михайлович пребывал в мерзопакостнейшем расположении духа. Дерзкий побег Уткина создал уйму проблем. Начальство метало громы и молнии, мстительный полковник Бодряков, не забывший фиаско[41] психиатра в истории с Рудаковым, грозился завести уголовное дело по факту «содействия побегу общественно опасного элемента», мучительно болела изнасилованная одержимым задница, а зловредные подчиненные, каким-то образом пронюхавшие о сем позорном инциденте, за глаза называли заместителя главврача «петухом,[42] опущенным и Зинкой-мочалкой.[43] Во вторник утром они тайком подбросили в кабинет Зиновия Михайловича дешевую губную помаду, тушь для ресниц и женские гигиенические прокладки. Дисциплина сотрудников ПНД № 3 упала ниже нулевой отметки. Теперь даже Любаня отказывалась безвозмездно бегать в магазин за «бухлом», нахально требуя половину купленного! По ночам к психиатру являлся во сне Уткин, кривлялся, дразнился и предлагал в виде компенсации за моральный ущерб «использовать по назначению» отрезанную Викину голову. Словом, мрак кромешный!
   Третьего ноября тысяча девятьсот девяносто восьмого года, в начале седьмого вечера, психиатр, угрюмый и злой как медведь-шатун, запер свой рабочий кабинет, стиснув зубы прошел мимо кучки прячущих похабные улыбочки молодых врачей, охнув от жжения в заду, уселся в машину и поехал домой. «Нужно уматывать из города! – думал он. – Хоть в самую наиглухую провинцию. Здесь нормальной жизни не будет! Заклюют! Но куда податься?! На периферии не разгуляешься! Нищета полнейшая, особенно в медицинских учреждениях! И украсть-то нечего!» – Кудряшкин вспомнил показанных однажды по телевизору истощенных сумасшедших, гремящих пустыми мисками напротив владивостокской мэрии. Углубленный в тягостные размышления, он не обратил внимания на черную «девятку», неотступно следующую по пятам за «Нивой». Добравшись до гаража, Зиновий Михайлович вышел из машины, намереваясь отпереть замок, внезапно получил сильнейший удар сзади по шее и лишился чувств...
* * *
   Очнувшись, психиатр обнаружил, что запихнут в тесный холодный ящик, тело скрючено, колени прижаты к подбородку, руки-ноги крепко связаны, рот заткнут кляпом, а на голове пахнущий пылью мешок. Полностью придя в сознание, он по некоторым признакам определил, что находится в багажнике машины, несущейся в неизвестном направлении. «Кто?! Почему?! Куда меня везут?!» – блохами запрыгали в мозгу истерические мысли. Но ни позвать на помощь, ни тем более освободиться Кудряшкин не мог. Неизвестные похитители потрудились на славу. Своей беспомощностью, сочетающейся с безысходным отчаянием, заместитель главного врача напоминал зародыша в утробе безответственной мамаши, собравшейся делать аборт. Неожиданно машина резко затормозила. Психиатр услышал начальственный тенорок, придирающийся к внешнему облику автомобиля. «Гаишники! – осенило Зиновия Михайловича. – Хоть бы потребовали открыть багажник! Милые, любимые, открыть багажник! Милые, любимые! Загляните в багажник! Спасите!» Однако ментов интересовало совсем другое. Что именно?! Ха! Спросите любого водителя – вам доходчиво объяснят! Получив надлежащую мзду, стражи порядка с чувством выполненного долга удалились, а машина возобновила движение.
   «Конец!» – обреченно подумал психиатр и, окончательно утратив надежду на избавление, впал в полуобморочное состояние... Вторую остановку на посту ГАИ он вовсе не заметил...
* * *
   Заместителя главного врача ПНД № 3 везли на расправу в багажнике его собственной «Нивы». За рулем сидел Ермолов. Рудаков ехал впереди, показывая дорогу к даче Кудряшкина, являвшейся конечной точкой намеченного маршрута. «Ниву» дважды останавливали гаишники. В первый раз они, лишь мельком взглянув в документы и не обратив внимания на вопиющее несоответствие между пожилой бородатой физиономией в правах и молодой, чисто выбритой личностью водителя, с ходу придрались к заляпанному грязью кузову, начали интересоваться давностью техосмотра и т.д. и т.п. Видимо, гаишники попались молодые, неопытные, дюже «голодные», а посему торопливые. Да и освещение на посту было паршивое. Буквально вырвав из рук Владимира триста деноминированных рублей, они радостно убрались восвояси.
   – Зачем показал права? – набросился на товарища Рудаков. – Могли влететь по полной программе!
   – Затмение какое-то нашло! – смущенно поник плечами Ермолов.
   – Больше так не делай! – нравоучительно произнес Вадим. – Вместо прав давай баксы. Действует безотказно.
   – Может, нас больше не остановят? – предположил Владимир.
   – Остановят! – уверенно сказал Рудаков. – Вот увидишь! Лучше сразу приготовь деньгу!
   Слова Вадима оказались пророческими. При выезде из города «Ниву» снова тормознули. К машине, предшествуемый вместительным пузом, подошел матерый мордастый тип с офицерскими погонами и плутоватой рожей закоренелого взяточника.
   – Предъявите права, техпаспорт и талон на техосмотр! – потребовал он.
   – Извини, начальник, – сделал глупо-виноватое лицо бывший спецназовец. – Барсетку с правами дома забыл. Торопился очень!
   – А обязанности, надеюсь, помнишь? – сощурился гаишник, недвусмысленно потирая большой палец об указательный. Владимир со вздохом протянул стражу порядка стодолларовую купюру.
   – Помнишь! – сыто проурчал «мордастый». – Езжай!
   Благодарно улыбнувшись, Ермолов выжал газ... Дальнейшее путешествие обошлось без приключений. Больше их никто не потревожил...
   Загородная резиденция господина Кудряшкина располагалась в двадцати километрах от кольцевой дороги, на окраине маленького, почти безлюдного по случаю холодной погоды дачного поселка и представляла собой каменный двухэтажный дом, обнесенный высоким глухим забором. Отперев отмычкой массивный замок на воротах, Ермолов с Рудаковым загнали обе машины во двор, выкинули из багажника скрюченного пленника, затащили в дом (снова задействовав отмычку), грубо швырнули на пол и сорвали с головы мешок.
   – У-бу-бду! – подал голос психиатр, недоуменно озираясь по сторонам.
   – Заглохни, козел! Не буди во мне зверя! – посоветовал Рудаков, пнув психиатра ногой в бок, и обратился к Владимиру: – Готовь «сыворотку», братан!..
* * *
   Дождавшись, пока пентонал начнет действовать, Ермолов задал первый вопрос:
   – Помнишь Ольгу Свиридову, погибшую в твоем дурдоме приблизительно месяц назад?
   – Да, – бесстрастно ответил заместитель главного врача. – Очень хорошо помню.
   – Как это случилось?!
   Кудряшкин равнодушно безмолвствовал, уставившись в стену тусклыми глазами. Обозленный Ермолов хотел было прибегнуть к «традиционным методам» допроса, безотказно действовавшим на упрямых чичей, но вовремя вспомнил, что человеку, уколотому пентоналом, нужно задавать четко сформулированные вопросы, требующие конкретных ответов.
   – От чего именно погибла Ольга? – взяв себя в руки, переспросил он.
   – Задохнулась в веревочной петле, – Зиновий Михайлович как две капли воды походил на человекообразного, но начисто лишенного эмоций андроида из фантастического фильма.
   – Она повесилась сама?
   – Нет, ее сперва удавили и затем инсценировали самоубийство.
   – Кто?!
   – Я. При помощи Васьки-санитара.
   – Того, которого загрыз Уткин? – уточнил Владимир.
   – Да.
   – Почему ты убил девушку?
   – Она оскорбила меня, угрожала местью.
   – Как?
   – Обозвала сексуально неполноценным извращенцем, психическим уродом, жертвой пьяной акушерки. Обещала пожаловаться брату-спецназовцу. Я решил избежать возможных неприятностей. Самоубийства душевнобольных – заурядное явление. Никто не станет докапываться.
   – Почему девушка угрожала тебе? – Ермолов едва сдерживал клокочущую в груди ненависть.
   – Я ее избил и изнасиловал в задний проход.
   – А при чем тут Васька?
   – В тот раз он тоже попользовался.
   – Па-а-а-нятно, – протянул Владимир. От голоса бывшего спецназовца веяло смертельным холодом. Даже видавший виды Рудаков зябко поежился. Поборов страстное желание немедленно прикончить гадину, Ермолов задал следующий вопрос: – А с Журавлевой, новенькой блондинкой из отдельной палаты, ты то же самое делал?
   – Да.
   – Много девушек ты «использовал»?
   – Точно не помню. Тридцать девять или сорок.
   – Сколько из них погибли?
   – Восемь. Свиридову мы убили. Остальные сами.
   – Тебе было их жаль? Совесть мучила?
   – Нет.
   – Пожалуй, достаточно, – сквозь зубы процедил Владимир. – Пора мочить падлу, или ты, Вадик, хочешь что-нибудь спросить?
   – Да, – немного подумав, сказал Рудаков. – Кто заказал упрятать меня в психушку?
   – Полковник Бодряков.
   – За деньги?
   – Само собой.
   – А деда Куницына?
   – Журналист Кадыков.
   – Сколько заплатил?
   – Три тысячи долларов. Старик должен был загнуться в течение недели, максимум полторы, и освободить в пользу Кадыковых занимаемую жилплощадь.
   – Ты, гад, собирался уморить дедушку? – Лицо Вадима отражало крайнюю степень негодования.
   – Да.
   – Ответственности не боялся?!
   – Нет. Смерть выглядела бы вполне естественной. Я врач, кандидат медицинских наук, хорошо разбираюсь в физиологии и однажды успешно провернул подобное дело.
   – Ты не врач, а... – длинной матерной тирадой Рудаков с предельной точностью охарактеризовал внутреннюю сущность Кудряшкина.
   – Пора кончать подлюгу! – напомнил Владимир.
   – Раз государственное правосудие бездействует – мы его заменим.
   Психиатру набросили на шею заранее свернутую петлю, подтащили в угол, к поддерживающей потолок прочной балке, подвесили там, дождались, пока тело, перестав дергаться, застыло с вываленным наружу языком, развязали руки-ноги и положили рядом опрокинутую табуретку.
   – Самоубийство! – вымученно усмехнулся Рудаков. – Знать ничего не знаем, ведать не ведаем.
   – И свидетелей нет, – поддакнул Ермолов.
   – Классно сработано, мальчики! – похвалил писклявый голосок.
   У входной двери стоял Уткин с увесистой железной палкой в руках.
   – Я давненько тут прогуливался. Вас, детки, поджидал! – гримасничал одержимый. – Рассчитывал полюбоваться на забавное представление и, честно сказать, не разочаровался. Пьеса срежиссированна превосходно! В шекспировском духе. Я восхищен! Буквально в восторге, но... тем не менее вас обоих убью. Просто так. Забавы ради!
   – Что это за придурок? – удивился Вадим.
   – Будь осторожен. Он крайне опасен! – одними губами ответил Ермолов.
   – Почему?
   – Потом объясню!
   – Шепчетесь, шалунишки?! – гаденько захихикал «египтолог». – Ну-ну! Не стесняйтесь! Говорите вслух. Недолго вам осталось.
   Сделав стремительный выпад, он ткнул концом палки в солнечное сплетение Рудакова. Согнувшись пополам, Вадим рухнул на пол.
   – Один ноль в мою пользу, – заметил бесноватый, обрушивая железяку на голову Ермолова. Несмотря на великолепную реакцию, бывший спецназовец еле-еле успел увернуться.
   Следующий молниеносный удар пришелся по ногам. Владимир высоко подпрыгнул, одновременно резко выбросив вперед обе ступни, угодил «египтологу» в грудь и приземлился на спину. Уткин отлетел к стене, но устоял на ногах.
   – Слабовато, головорез Шаманова! Ох, слабовато! Я ожидал большего! Щенок ты, просто ще... к-р-р-кхе-е-е-е.
   Из положения лежа Ермолов метнул нож, по самую рукоятку вонзившийся в горло одержимого. По телу Уткина прошла длинная судорога. Из разинутого рта хлынула кровь. Покачнувшись, он повалился на стену и медленно сполз вниз. Ермолов поднялся, вытащил из раны нож и вытер об одежду мертвеца. Затем ликвидировал на рукоятке свои отпечатки пальцев, держась за лезвие носовым платком, всунул рукоятку в ладонь повешенного, несколько секунд подержал и отпустил. Вывалившийся нож гулко стукнулся об пол.
   – Сваливаем, братан, – протянул он руку Вадиму, с натугой переводящему дыхание. – Спектакль закончен!!!

Эпилог

   Трупы Кудряшкина и Уткина обнаружил на следующее утро поселковый пьяница дядя Леша, заметивший распахнутые ворота, «Ниву» во дворе и решивший стрельнуть у зажиточного соседа на опохмелку. Приехавшая по вызову оперативно-следственная группа зафиксировала факты убийства и самоубийства. После опознания тел дело объединили с другим, изучающим обстоятельства бойни в ПНД № 3, и передали в соответствующие инстанции. Хотя расследование, как положено в подобных случаях, вела прокуратура, полковник Бодряков во всеуслышание огласил собственную версию: смачную, скандальную, настоящую находку для бульварной прессы, а главное – не требующую дополнительных телодвижений от правоохранительных органов и исключающую возможность висяка.[44] С версией Бодрякова за неимением более подходящей в конце концов согласились и следователи прокуратуры. Вкратце выглядела она так: «З.М.Кудряшкин, работавший заместителем главного врача по лечебной части в ПНД № 3, длительное время состоял в интимной связи гомосексуального характера со своим постоянным пациентом Уткиным С.Г. После того как Уткин, впав в буйство, совершил ряд зверских убийств среди больных и сотрудников клиники, Кудряшкин, используя служебное положение, помог ему скрыться с места преступления и предоставил убежище у себя на загородной даче. 3 ноября 1998 года примерно в районе девяти-десяти часов вечера между любовниками вспыхнула ссора, очевидно на почве ревности. В процессе ссоры Кудряшкин убил Уткина ударом ножа в горло (на рукоятке обнаружили его отпечатки пальцев), а потом повесился с горя».
   Ну чем не сюжет для модернистского эротического детектива? Быть может, на книжных прилавках вскоре появится толстый роман на заданную тему, пользующийся бешеным успехом у представителей «сексуальных меньшинств»?! Впрочем, черт с ними и с извращенцами! И с писаками-модернистами! Вернемся лучше к нашим героям.
   Вадим Рудаков успешно отбился от ментовских посягательств и ведет прежнюю жизнь, описание которой потребует отдельной повести. Обещание разменять злополучную коммуналку, чуть не погубившую несчастного старика, он добросовестно выполнил в максимально короткие сроки. Ветеран войны Антон Петрович Куницын проживает теперь в превосходной однокомнатной квартире в центре города с телефоном, евроремонтом, в двух шагах от станции метро, а супруги Кадыковы ютятся в вонючей полуразвалившейся трущобе на окраине. Недавно Николай Андреевич чудом избежал смерти от пьяных приблатненных бомжей, прочно обосновавшихся на ближайшей свалке. Журналист исхитрился вывернуться из лап злодеев и удрать. Правда, корреспонденту газеты «Ныне» придется делать пластическую операцию и вставлять передние зубы.
   Исполнив данную бывшему командиру клятву, Владимир Ермолов незамедлительно уволился из ПНД № 3, так и не оправдав сексуальных надежд спившейся потаскушки Филипповны. Он по-прежнему учится в мединституте и, судя по слухам, участвует в некоторых делах Рудакова.
   Александр Свиридов смог с чистым сердцем заказать заупокойную службу по убиенной рабе Божьей Ольге.[45] Царствие ей небесное, бедняжке! Жизнь между тем идет своим чередом. Вот только куда идет?! Вы не знаете?! Нет?! Я тоже не знаю. И-эх! Ладно! Время покажет!
   И увидел я в деснице у сидящего на престоле книгу... запечатанную семью печатями...
   И никто не мог ни на небе, ни на земле, ни под землей раскрыть сию книгу, ни посмотреть в нее.
Откровение Святого Иоанна Богослова