‘Ринг улыбнулся, вспомнив их разговор. Он сумел-таки осушить эти слезы. В ее глазах очень быстро вместо слез засверкала настоящая ненависть. Хорошо еще, что в руке у нее в тот момент не было никакого оружия. Интересно, воспользовалась бы она им, если бы оно у нее было? И она была прекрасной наездницей. Глядя, как она взбирается на лошади по крутому склону, трудно было поверить, что всему этому она научилась в герцогском парке. Она…
   — Что это? — внезапный вопрос Тоби прервал его размышления.
   ‘Ринг бросил взгляд на стрелу, которую только что достал из своего мокасина. — Стрела. Кроу, мне кажется. Ты согласен?
   — Откуда мне знать? Для меня все эти «черноногие» одинаковы. Где ты ее раздобыл?
   Мгновение ‘Ринг задумчиво разглядывал стрелу, держа ее перед собой.
   — Мне ее прислали, возможно, как предупреждение.
   — Предупреждение о чем?
   — Точно не знаю, — он вспомнил, как они с женщиной боролись, катаясь по земле. Похоже, против этого индеец ничего не имел. — Но, думаю, этот кроу ее охраняет.
   — Как герцогиню из…
   — Ланконии.
   — Вот именно. Как иностранную леди может охранять какой-то индеец?
   ‘Ринг рассмеялся и снова лег на одеяло.
   — Это самое малое, что мне хотелось бы знать о нашей маленькой леди. Завтра я начну искать ответы на некоторые вопросы. Спокойной ночи, — добавил он и закрыл глаза.
 
   Мэдди сидела на жестком, из конской шкуры, сиденье в карете, устремив взгляд в окно. Она всячески избегала смотреть на человека, который расположился напротив. Этим утром капитан Монтгомери сообщил ей, что поедет в карете вместе с ней. Не попросил. Сообщил. Он, правда, сказал ей, что устал от постоянной скачки и хотел немного передохнуть, но она-то понимала, для чего ему это было нужно. Несомненно, он сделал это, намереваясь как можно больше у нее выведать.
   Сон ее этой ночью был необычайно тревожным, и с самого утра Мэдди не давала покоя мысль, что накануне, когда капитан делал ей массаж, помогая расслабиться, она чуть было не рассказала ему о Лорел.
   Что если бы она случайно проговорилась? Ей показалось, что она слышит слова Монтгомери: «Мне приказано, мэм, брать под стражу любого мужчину, женщину, ребенка или животное, если они покушаются на свободу этой страны». Мэдди представила себе, как умоляет его пощадить жизнь сестры, а он отвечает, что долгий приказы значат для него неизмеримо больше, чем жизнь какой-то маленькой девочки.
   — Простите, — сказала она, поняв в эту минуту, что он обратился к ней с каким-то вопросом.
   — Я спросил, Ла Рейна — это ваше полное имя?
   — Да, — ответила Мэдди, глядя ему в глаза. Однажды она уже пыталась сказать ему, что Ла Рейна — ее сценическое имя, но он тогда не захотел ее слушать, и у нее не было никакого желания говорить об этом снова.
   — Тогда странно, что мисс Хани называет вас Мэдди, а все ваши сундуки и баулы помечены инициалами «М. У.».
   — Если вам так уж непременно хочется это знать, Ла Рейна — мое второе имя. Меня зовут Мэдди Ла Рейна… — Она попыталась припомнить подходящую ланконийскую фамилию, но ничто так и не пришло ей в голову.
   — Итак, никакой фамилии, как у королевских особ, или я должен сказать — у аристократии? Ваша семья из обычных герцогов или герцогов королевской крови?. Такие вещи — как, различаются в Ланконии?
   Мэдди не имела ни малейшего понятия, о чем он говорит. «Спросите меня о разнице между трелью и каденцией, — подумала она. — Или между меццо и сопрано. Спросите меня слова к любой опере на итальянском, французском, немецком или испанском, но не задавайте, пожалуйста, вопросов, которые не имеют никакого отношения к музыке».
   — Нет, не различаются. — Мэдди улыбнулась, надеясь, что выглядит вполне уверенной. — Герцог есть герцог.
   — Да, конечно, но тогда, выходит, король ваш родственник?
   — Четвероюродный брат, — ответила она, не моргнув глазом. Просто удивительно, как быстро она научилась врать. Видимо, здесь, как и с гаммами, большую роль играла постоянная практика.
   — Со стороны вашей матери или отца?
   Мэдди открыла было рот, чтобы сказать «матери», но он заговорил прежде, чем она успела ответить.
   — Это был глупый вопрос. — Капитан замолчал и, стараясь удержаться, так как в этот момент карету сильно тряхнуло, вытянул вперед длинные ноги. — Конечно же, отца, ведь только так и передается титул. — В глазах его блеснули веселые искорки. — Этого вашего отца, который так плохо лазает по скалам. Если только в Ланконии титул не передается по женской линии или же ваша мать не обладает одним из тех редких титулов, которые может унаследовать женщина, но в таком случае ваш отец не мог бы, вероятно, взять ее титул. — Он на мгновение умолк, так как карету опять тряхнуло. — Но если титул унаследовали вы, тогда ваши родители, скорее всего, уже умерли, и он передается-таки по женской линии.
   — Смотрите-ка, олень, — проговорила Мэдди. — Сегодня вечером у меня концерт, но завтра я непременно отправлюсь знакомиться с окрестностями. Все здесь так отличается от того, к чему я привыкла дома.
   — Так как?
   — Что «как»? — переспросила Мэдди, прекрасно понимая, что он имеет в виду.
   — Ваш титул передается по женской линии? Мэдди стиснула зубы. В чем, в чем, а в настойчивости капитану Монтгомери не откажешь.
   — Пожалуйста, капитан. Мы в Америке, и, пока я здесь, мне хотелось бы, по возможности, быть настоящей американкой. Быть герцогиней — это так… так…
   — Обязывает.
   — Да. Именно так. Моя жизнь дома, во дворце, была весьма однообразной. Для меня существовало только пение. Все свои дни я проводила с мадам Бранчини. Кроме уроков, меня ничто не интересовало.
   «Наконец-то, — подумала она, — я сказала чистую правду». Мэдди поправила шляпку. Может, если она ему что-нибудь расскажет, он успокоится и перестанет донимать ее вопросами?
   — Однажды в Париже, после того как я три вечера подряд пела в «Пуританах», меня пригласил в свой загородный дом на ужин один русский князь. В ту ночь там было с полдюжины женщин, все весьма знатные дамы: итальянка, француженка, английская леди и красивая и очень печальная русская княгиня. На первое нам подали чудесный густой и ароматный суп, в который было добавлено немного шерри; когда мы его доели, каждая леди на дне своей тарелки обнаружила жемчужину. Большую и очень красивую.
   С минуту капитан в глубокой задумчивости смотрел на Мэдди.
   — И после жизни во дворце и ужинов с жемчугами в супе вы попали в Америку. Вероятно, она вас сильно разочаровала?
   — Ну, здесь не так уж и плохо. Полагаю, Америке и американцам есть чем гордиться.
   — Спасибо за добрые слова, но такая дама, как вы… Вам, должно быть, здесь не хватает всего этого: шампанского, роз, джентльменов, осыпающих вас бриллиантами.
   — Нет-нет, — она наклонилась вперед, — мне этого совсем не нужно. Я хочу сказать, все это было у меня всю мою жизнь. Даже ребенком я должна была в торжественных случаях надевать маленькую корону.
   «Удивительно, — подумала Мэдди, — как это Господь еще не поразил меня на месте». Он улыбнулся:
   — А какие титулы были у ваших сестер? Мэдди понимала, что это ловушка. Как бы мало она ни знала, ей все же было известно, что в семье могла быть только одна герцогиня.
   — Простите, капитан, но у меня ужасно разболелась голова.
   — Может, сделать массаж, как в прошлый раз?
   — Да скорее я буду играть со змеей, — ответила она и закрыла глаза, но тут же опять их открыла, услышав его негромкий смех. Она не совсем понимала, в какую игру они только что здесь играли, но у нее было такое чувство, что проиграла она.
 
   Был полдень, когда они прибыли в Денвер-Сити. Пара сотен бревенчатых хижин, несколько палаток да тысячи мужчин, полных решимости во что бы то ни стало разбогатеть, — вот и все, чем мог похвастаться этот «город».
   Не успела карета остановиться, как их окружила шумная городская толпа. Кто-то тут же сообщил им, что здесь вообще нет никакого золота, кто-то — что в ручьях лежат самородки с куриное яйцо. Многие просили у них денег в счет будущей доли, но были и просто любопытные. Недалеко от города находился лагерь ютов, и они тоже пришли взглянуть на красную карету и женщину в ярко-голубом платье.
   Мэдди, казалось, нисколько не смутили ни этот шум и суматоха, ни вопросы старателей о том, как ее зовут и что означает надпись «поющая герцогиня». Она любезно улыбнулась окружавшим ее людям и приказала Фрэнку с Сэмом установить палатку и начать раздавать афишки о сегодняшнем представлении. Когда палатка была готова, она прошла внутрь и переоделась в темную шерстяную юбку, доходящую лишь до щиколоток, и простую белую хлопчатобумажную блузку. У выхода из палатки ее уже поджидал капитан Монтгомери.
   — Добрый день, капитан, — бросила она ему на ходу и хотела было пройти мимо, но он загородил ей дорогу. Мэдди вздохнула. — Ну хорошо, чего вы хотите?
   — Куда вы идете?
   — Хотя это вас и не касается, я отвечу. Я собираюсь позавтракать, а затем прогуляться по городу.
   — И кто вас будет сопровождать?
   — Я пойду одна, как делала это всегда, с тех пор как в год начала ходить.
   — Вы не можете находиться среди этого отребья одна.
   Она плотно сжала губы, попыталась его обойти и, когда он снова загородил ей дорогу, с силой ударила его под ребра так, что он охнул, и прошла мимо. Эдит уже накрыла стол. На всем пути от Сент-Луиса до Денвера они постоянно закупали свежие продукты у фермеров, и к тому же у них было с собой копченое мясо. Сейчас перед Мэдди на тарелке лежали кусок окорока и зеленая фасоль.
   — Если вы и дальше собираетесь сверлить меня глазами, то по крайней мере будьте добры сесть. И съешьте что-нибудь.
   Монтгомери присел на табурет, но покачал головой, когда Эдит предложила положить ему что-нибудь на тарелку.
   — Не примите это за оскорбление, но я не прикоснусь ни к еде, ни к питью, которые побывали у вас в руках.
   В первый раз за все утро Мэдди улыбнулась.
   — Наконец-то непогрешимый капитан Монтгомери решил проявить мудрость. Жаль, что вы так осторожны. Окорок просто превосходный.
   Откуда-то появился Тоби и замер подле стола. Мэдди кивнула Эдит, и та поставила перед ним полную тарелку.
   — Надеюсь, вам это понравится, рядовой?
   — О, даже не сомневайтесь в этом, мэм, — пробормотал Тоби с набитым ртом. — И называйте меня Тоби, просто Тоби. И я не рядовой, не настоящий рядовой. Я стараюсь не иметь с армией никаких дел. Вот мальчик, тот в армии, хотя почему он решил покинуть Уорбрук…
   — Тоби! — рявкнул ‘Ринг. — Извините его, мэм, он иногда слишком много болтает.
   — O! — Она улыбнулась Тоби. — И где этот Уорбрук?
   — В Мэне. Мальчик уехал…
   — Тоби!
   Тоби положил вилку.
   — Черт, придется мне, видно, все же заткнуться. Что на него нашло, не понимаю.
   Он вышел из-за стола и, прихватив с собой тарелку, скрылся за палаткой.
   — Так что же на вас нашло, капитан?
   — Ничего особенного. Просто стараюсь уберечь вас от смерти, только и всего.
   — От смерти? И кто же мне угрожает?
   Внезапно он схватил ее руку и, как она ни пыталась вырваться, быстро повернул ее ладонью кверху. Во всю ладонь шла глубокая царапина, а на запястье виднелся большой кровоподтек.
   Мэдди отняла у него руку и встала.
   — А теперь, капитан, извините, но я должна идти.
   — Только не одна.
   На мгновение она закрыла глаза, прося небеса дать ей сил. Первой мыслью было попытаться его убедить, что никто не сделает ей ничего плохого. Но она не могла ему ничего доказать, не рассказав прежде многого другого. В конце концов Мэдди решила просто не обращать на него внимания и зашагала прочь. Однако не так-то легко было игнорировать человека шести футов трех дюймов ростом да еще и весившего, как она понимала, более двухсот фунтов. К тому же он весь так и кипел от возмущения.
   Жителям Денвера нечасто приходилось видеть непродажных женщин, так что ее продвижение по широким грязным тропам, громко именующимися улицами, вызвало настоящий переполох. Время от времени она останавливалась у палаток, где на грубых деревянных столах были разложены различные товары с Востока. Нередко люди, собираясь на золотые прииски, тратили последние деньги на покупку фургонов и самых необходимых вещей, а приехав сюда, тут же все продавали, чтобы приобрести старательский инструмент, лотки для промывки золота, а иногда и небольшой кусок земли подле какого-нибудь ручья.
   Мгновение Мэдди разглядывала стоявшие на столе фонари, затем ее внимание привлек хорошенький кружевной воротничок, и она как раз протянула к нему руку, когда рядом остановились трое старателей и так и замерли, не сводя с нее глаз. Она обернулась и с улыбкой произнесла:
   — Доброе утро. Они молча кивнули.
   — Вы уже нашли золото?
   Один из старателей сунул руку в карман, но так и не успел ее вытащить. Внезапно рядом с ним вырос капитан Монтгомери и с силой сдавил его запястье. Мэдди смутилась и яростно дернула капитана за рукав.
   — Извините, джентльмены, — сказала она старателям и отвернулась.
   — У него в кармане мог быть револьвер, — услышала она за спиной голос капитана. — Я просто хотел вас защитить…
   — От кого? — Мэдди обернулась. — От этих бедных старателей? Уйдите, капитан! Оставьте меня одну!
   — Я буду вас защищать, чего бы мне это ни стоило. И как бы неприятно это ни было для нас обоих.
   «Ну вот, — подумала она, — теперь он дает понять, что находиться рядом со мной для него тяжкое бремя». Она шагала впереди Монтгомери, высоко подняв голову и сжав пальцы в кулаки. Все встречные мужчины останавливались, пораженные видом элегантной женщины, за которой следовал высокий военный, и толкали друг друга в бок, так как женщина была явно разгневана.
   «Теперь я стала объектом насмешек», — подумала Мэдди. Как она могла до такого дойти?
   Такое положение вещей становилось просто невыносимым, и она решила положить ему конец. Мэдди обернулась к капитану и нежно улыбнулась.
   — Капитан Монтгомери, я проголодалась.
   — Но вы только что завтракали.
   Куда делись мужчины, готовые без рассуждений исполнить любой женский каприз?
   — Да, но мне снова хочется есть. Не могли бы мы где-нибудь перекусить?
   ‘Ринг огляделся. Сказать по правде, он был невероятно голоден. Ему приходилось довольствоваться одним только сушеным мясом и галетами, тогда как все вокруг ели свежее мясо и, что важнее, свежие овощи. Но после опиума в виски он не собирался есть за ее столом.
   — Вон там я вижу фургон, в котором, по-моему, продается еда.
   Через минуту обе его руки были заняты тарелками с едой, и Мэдди также сунула ему под мышку буханку свежего хлеба, который собиралась отнести Эдит.
   — Не могли бы вы все это подержать, пока я на минутку отлучусь в… ну, вы знаете куда?
   От тарелок поднимался густой пар. Мясо. Картошка. Кукурузный хлеб. Зеленая фасоль. Почти не вслушиваясь в ее слова, ‘Ринг кивнул и направился к скамейке рядом с фургоном. Он был ужасно голоден и успел полностью опорожнить свою и наполовину ее тарелку, когда до него дошло, что она так и не появилась.
   — Черт ее возьми! — вырвалось у него. — Черт меня возьми, — тут же поправил он себя и бросился на поиски певицы.
   Разыскать кого-либо в городе было практически невозможно, но, полагая, что она достаточно заметна и должна бросаться в глаза, он начал всех подряд расспрашивать. Казалось, в городке не было ни одного мужчины, который бы ее не видел, но в отношении того, куда она направилась, мнения их были весьма противоречивы.
   Прошел, наверное, час, когда ‘Ринг наконец нашел ее в лагере ютов. Ла Рейна стояла в толпе индейских женщин и весело смеялась. Недоумевая, как она сумела с ними объясниться, он направился к ней. Скво заметили его первыми и предупредили Мэдди, которая тут же бросилась бежать. ‘Ринг побежал за ней, крича, чтобы она остановилась. Индейские женщины, всегда готовые веселиться по любому поводу, смеясь, загораживали ему дорогу, пока он не схватил одну из них в охапку и не отставил в сторону.
   Мэдди неслась по деревне во весь опор, ловко лавируя между детьми и собаками. Один раз она, правда, едва не сбила с ног какого-то индейца, попросила у него извинения, но так и не остановилась. Добежав до конца индейского лагеря, она развернулась и помчалась назад, к городу.
   Достигнув окраин, Мэдди замедлила сумасшедший бег и, переведя дух, улыбнулась. Ей удалось не только его одурачить, но и обогнать.
   Несколько секунд спустя она почувствовала на своем плече чью-то руку и, обернувшись, увидела перед собой капитана Монтгомери, в глазах которого, как ей показалось, светилось торжество. Она одарила его взглядом, который словно говорил: «Ну, я тебе покажу», и громко закричала:
   — Помогите! Помогите! Ой, пожалуйста, не бейте меня больше.
   Не успел ‘Ринг опомниться, как на него набросилось не менее восьми человек, и, воспользовавшись этим, Мэдди тут же скрылась. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что его обычно аккуратно зачесанные волосы растрепались, на щеке алеет яркое пятно, а форма вся в пыли. Ухмыльнувшись, она побежала еще быстрее.
   Мэдди уже не помнила, когда эти гонки начали доставлять ей несказанное наслаждение, но в том, что так оно и было, не могло быть никаких сомнений. Один раз она спряталась в пустой бочке и едва не расхохоталась, глядя, как капитан в поисках ее оглядывается, вытянув шею, по сторонам. Потом она вбежала в толпу мужчин, которые играли на земле в кости, сорвала с одного из них шляпу и, нахлобучив ее себе на голову, присела на корточки. Мужчины придвинулись ближе, стараясь ее прикрыть. По существу, один из них придвинулся даже слишком близко, и Мэдди недовольно пискнула, когда тот ущипнул ее за бедро. Она вскочила на ноги, увидела, что капитан Монтгомери повернулся и заметил ее, и снова бросилась бежать.
   Она влетела в одну из многочисленных палаток-салунов, проскользнула к бару и, облокотившись на грубо обтесанную деревянную стойку, прошептала: — Виски…
   Залпом выпив, Мэдди протянула бармену пустой стакан, чтобы он наполнил его снова, и в этот момент увидела в дверях капитана Монтгомери. — Платит он, — бросила она бармену, кивнув в сторону капитана, и выбежала на улицу через заднюю дверь.
   Капитану же пришлось задержаться. Бармен и пришедшие ему на помощь двое посетителей не выпустили его, пока он не расплатился за выпитое ею виски.
   Выбежав на улицу, Мэдди тут же обратилась к каким-то двум мужчинам с просьбой помочь ей взобраться на одно из немногих строений в Денвер-Сити, у которого имелась крыша. Они охотно исполнили просьбу Мэдди, ощупав ее при этом с головы до ног.
   Она стояла на крыше, глядя, как капитан Монтгомери в поисках ее вертит головой по сторонам. Боясь расхохотаться, она зажала рот рукой. Затем, забыв на мгновение обо всем на свете, Мэдди глубоко вдохнула в себя воздух, потянулась и, откинув назад голову, закрыла глаза. Многие месяцы она не чувствовала себя такой счастливой. Как же сладка свобода!
   Когда она наконец открыла глаза, капитан Монтгомери стоял внизу и смотрел вверх, прямо на нее.
   Громко рассмеявшись, Мэдди бросилась к дальнему концу строения, где у стены стояли бочки и лежали старые колеса от фургонов, и начала осторожно спускаться. Но не успела она спрыгнуть на землю, как капитан Монтгомери был уже рядом. Мэдди попыталась убежать, но он поймал ее за подол и рывком подтянул к себе.
   Она боролась. О небеса, как же она боролась! Но он все время увертывался, не давая возможности вцепиться ему в лицо, и наконец изловчился и, схватив ее за талию, поднял попкой кверху.
   — Только попробуйте меня снова укусить, и вы не сможете сидеть по крайней мере неделю.
   В таком положении она чувствовала себя словно куль с мукой, но ей было ясно, что он ужасно рассержен, а рассерженные мужчины делали иногда совершенно непредсказуемые вещи. Поэтому Мэдди прекратила всякие попытки вырваться и расслабила мышцы, повиснув на его руке всем телом. Но он, похоже, этого даже не заметил и продолжал все так же быстро нести ее по направлению к лесу.
   Вскоре шумный городок остался позади, и они вступили в лес, где ‘Ринг тут же опустил ее на поросший мягкой густой травой пригорок.
   — Капитан Монтгомери, я…
   — Не говорите ни слова, слышите, ни слова! Мне было приказано вас защищать, и я намерен, черт подери, выполнить этот приказ! Вам, вероятно, кажется, что эта ваша небольшая эскапада была необычайно умной, но вы не имеете ни малейшего представления о том, что здесь происходит. Вы ничего не знаете об этих людях. Они…
   — Это вы ничего не знаете, — спокойно проговорила Мэдди и легла на спину.
   Эти веселые утренние гонки на свежем воздухе помогли ей расслабиться, и в первый раз с тех пор, как Мэдди узнала об исчезновении Лорел, она не была вся как натянутая струна и чувствовала себя просто превосходно.
   — О, капитан, неужели у вас нет никакого чувства юмора?
   У нее было такое ощущение, будто она в первый раз видит полевые цветы, деревья, синее небо над головой.
   Помолчав с минуту, он лег на траву не далее чем в футе от нее.
   — Должен вам сказать, что, по существу, у меня довольно развитое чувство юмора, но, кажется, за этот год я его совсем утратил.
   — Да? — вопросительно произнесла Мэдди, поощряя его продолжать.
   Но он молчал.
   — Трудно представить себе, что у человека, назвавшего свою лошадь Сатаной, может быть какое-то чувство юмора. Насколько я могу судить, капитан, для вас существует одно только дело и никакого веселья. Вы даже не мыслите себе каких-то других отношений с женщиной, как только запугать ее, вызвать в ней страх. Возможно, каким-то женщинам это и нравится, но не думаю, что вы пользовались большим успехом.
   — Вы ничего обо мне не знаете, — с некоторым возмущением проговорил ‘Ринг. — Вообще ничего.
   — Тогда, полагаю, мы квиты, так как вы тоже обо мне ничего не знаете.
   Оперевшись на локоть, он привстал, пытаясь поймать ее взгляд, но она смотрела в небо.
   — А вот тут вы ошибаетесь. Дело в том, мисс Ла Рейна, что мне многое о вас известно.
   Она фыркнула.
   — Ничего, я уверена. ‘Ринг перевернулся на спину.
   — Хотите пари?
   — Какое? Спать с вами?
   — Нет, — мягко произнес он. — На этот раз мы выберем что-нибудь более важное. — Он не заметил взгляда, каким она посмотрела на него при этих словах. — Вы пообещаете, что в течение двадцати четырех часов никуда не убежите. В это время я смогу спокойно спать, зная, что вы не сделаете никакой глупости.
   — А то, что понимать под глупостью, вы определите сами?
   — Да.
   — А что получу я?
   — В течение двадцати четырех часов я буду держаться от вас в отдалении.
   Мэдди улыбнулась, продолжая смотреть на деревья.
   — Итак, остается только узнать, известно ли вам что-нибудь обо мне или нет, не так ли?
   Она не думала, что многим рискует. Во-первых, с человеком относительно писем она должна встретиться сегодня вечером прямо здесь, в Денвер-Сити, и не было никаких сомнений, что она сможет проделать это прямо у капитана под носом. И потом, как она уже не раз могла убедиться, он вообще не видел дальше собственного носа. Он считал всех женщин слабыми созданиями, и к тому же у него было предвзятое мнение об оперных певицах.
   — Ну хорошо, заключаем пари. Итак, что вы обо мне знаете?
   — Прежде всего, если вы герцогиня, то я королева Виктория. Вам мало что известно об аристократических родах, да и о Ланконии тоже. А эта брошь, которую вы, э… потеряли, та, что принадлежала еще вашей бабушке, хотя и довольно красива, но бриллианты и жемчуг на ней несколько простоваты для герцогини. Что вы знаете, так эту страну. Вы взбираетесь по склонам, словно родились и выросли здесь. Вы ездите на лошади лучше многих мужчин, а виски пьете так, будто делали это уже не раз. Ну, как вам понравилось мое начало?
   — Я еще не заснула.
   — Вы также чувствуете себя совершенно свободно в обществе индейцев. Довольно необычно для европейской дамы, вы не находите? Вы не очень хорошо знаете Сэма с Фрэнком и вы недолюбливаете Эдит. Похоже, их выбирали не вы. Я прав?
   — Возможно.
   — Так, что еще? Ах да. Думаю, вы девственница или весьма и весьма неопытны.
   — Мне это не нравится, капитан.
   Мэдди попыталась встать, но он не позволил ей этого сделать.
   — Я совсем не хотел вас обидеть. Уверен, у такой красавицы, как вы, было много предложений, но, судя по всему, мужчины вас не интересуют.
   — Во всяком случае, такие, которых мне навязывают. Ну все. Мне пора возвращаться.
   Монтгомери схватил ее за руку.
   — Я могу вам рассказать много больше, и позвольте напомнить, это вы сказали, что я ничего про вас не знаю. Так на чем это я остановился? Ах да, вас явно кто-то шантажирует. Пока я еще не знаю, почему, но это, во всяком случае, не бывший любовник. Нет, это что-то серьезное — намного более серьезное. Вас не так-то легко напугать, и, однако, все время вы чего-то смертельно боитесь.
   Мэдди не ответила — она была просто не в состоянии.
   Очень нежно, очень осторожно он взял ее за руку.
   — Я благородный человек… Мэдди, — прошептал он, обращаясь к ней так, как он, слышал, называла ее Эдит. — Расскажи мне об этом, и, клянусь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебе помочь. Но ты должна мне довериться.