Дэвид Годман. Жизнь с Раманой Махарши

   С философской точки зрения учение Бхагавана относится к индийской школе мысли, известной как адвайта-веданта. (Сам он, однако, говорил, что его учение возникло в результате его собственного переживания, а не всего того, что он слышал или читал). Бхагаван, как и другие учителя адвайты, учит, что Я (Атман), или Брахман, – единственная существующая реальность и что все феномены – это неделимые проявления, или видимости, внутри нее. Окончательная цель жизни, согласно Бхагавану и другим учителям адвайты, – выйти за пределы иллюзии того, что ты – отдельная личность, функционирующая посредством тела и ума в мире отделенных, взаимодействующих между собой объектов. Однажды достигнув этого, ты осознаешь, чем на самом деле являешься: имманентным бесформенным сознанием. Этого окончательного состояния осознавания, известного как Я-реализация, можно достичь, с точки зрения Бхагавана, практикуя технику, называемую им самоисследованием.

   Стоит дать несколько более детальное объяснение этой техники, поскольку она неоднократно упоминается в повествовании Аннамалая Свами. Нижеследующее объяснение суммирует практику и теорию, стоящую за ней. Оно взято из книги «Не ум – я есть Я», с. 14–15. Основное положение Шри Раманы заключалось в том, что индивидуальное «я» – не более чем мысль, или идея. Он говорил, что эта мысль, которую он называл «я»-мыслью, возникает в месте, называемом Сердечным центром, которое, по его определению, находится с правой стороны грудной клетки человеческого тела. Оттуда «я»-мысль поднимается к мозгу и отождествляет себя с телом: «Я – это тело». Затем она создает иллюзию того, что существует ум, или индивидуальное «я», которое обитает в теле и контролирует все мысли и действия. В итоге «я»-мысль отождествляет себя со всеми мыслями и ощущениями, возникающими в теле. К примеру, «я» («я»-мысль) делаю это, «я» думаю это, «я» чувствую себя счастливым и т. д. Таким образом, идея о том, что ты – отдельная личность, создается и поддерживается «я»-мыслью и ее привычкой постоянно привязывать себя ко всем возникающим мыслям. Шри Рамана утверждал, что можно остановить этот процесс, лишив «я»-мысль всех мыслей и ощущений, с которыми она, как правило, отождествляет себя. Шри Рамана учил, что эта «я»-мысль по сути нереальная сущность и что только кажется, будто она существует, когда она отождествляет себя с другими мыслями. Он говорил, что если суметь разорвать связь между «я»-мыслью и мыслями, с которыми она себя отождествляет, то сама «я»-мысль утихнет и в конце концов исчезнет. Шри Рамана считал, что это возможно, если держаться «я»-мысли, внутреннего ощущения «я», или «я есть», и исключить все прочие мысли. В качестве вспомогательного средства для удержания внимания на внутреннем ощущении «я» он рекомендовал постоянно задавать себе вопрос «Кто я?» или «Откуда появилось это „я“?». Он говорил, что если научиться удерживать внимание на внутреннем ощущении «я» и исключить все остальные мысли, то «я»-мысль начнет погружаться в Сердечный центр.
   Согласно Шри Рамане, это то, что ученик может выполнить самостоятельно. Когда он освобождает свой ум от всех мыслей, за исключением «я»-мысли, сила Я втягивает «я»-мысль обратно в Сердечный центр и в конце концов разрушает ее, так что она никогда больше не возникает. Это момент Я-реализации. Когда она происходит, ум и индивидуальное «я» (оба они приравнивались Шри Раманой к «я»-мысли) уничтожаются навсегда. И тогда остается только Атман, или Я. Следующий практический совет был записан самим Бхагаваном в 1920-е годы. Взятый из «Будь тем, кто ты есть», он содержит в себе суть учения. Всем вновь прибывшим рекомендовалось прочитать эссе (озаглавленное «Кто я?»), из которого взят этот отрывок. Оно было выпущено отдельной брошюрой, и Бхагаван убедил управляющего ашрамом продавать ее задешево на многих языках, чтобы все новички имели доступное и заслуживающее доверия краткое изложение его практического учения.

   Ум утихнет только путем исследования «Кто я?». Мысль «Кто я?», уничтожая все прочие мысли, в итоге сама будет уничтожена, подобно палке, используемой для поддержания погребального костра. Когда возникают другие мысли, следует, не пытаясь завершить их, спросить себя: «У кого они возникли?» Насколько важно, какое количество мыслей возникло? Если в момент появления какой-либо мысли внимательно исследовать вопрос «У кого она возникла?», то ответом будет «У меня». Если затем спросить себя: «Кто я?», ум вернется к своему источнику, и мысль, которая появилась, так же исчезнет. Если постоянно практиковать это, сила, позволяющая уму пребывать в своем источнике, будет возрастать.

   В последующие годы у меня было множество других духовных разговоров с Бхагаваном, но основной его посыл никогда не менялся. Он всегда заключался в следующем: «Проводи самоисследование, прекрати отождествлять себя с телом и попытайся осознать Я, которое есть твоя истинная природа».
   До этих ранних разговоров я потратил много часов на тщательное проведение пудж и ануштан. Когда я спросил Бхагавана, стоит ли мне продолжать выполнять их, он ответил: «Тебе больше не нужно выполнять ни одну из этих пудж. Если ты будешь практиковать самоисследование, одного этого будет достаточно».
   Мои обязанности помощника были весьма простыми, и вскоре я уже полностью освоил их. Когда приверженцы приносили подношения, я возвращал им некоторую их часть в качестве прасада. Я также должен был следить за тем, чтобы мужчины сидели с одной стороны холла, а женщины – с другой. Когда Бхагаван выходил, один из помощников шел с ним, а другой оставался, чтобы убраться в холле. Мы должны были держать в чистоте ткани, покрывавшие его софу, стирать его одежду; ранним утром мы грели воду для его ванны; и, если он уходил на прогулку в течение дня, один из нас всегда сопровождал его.

   Одежда Бхагавана состояла из каупины и дхоти. Чаще всего он носил только каупину – полосу ткани, закрывавшую гениталии и центральную часть ягодиц. Ее поддерживала другая полоса ткани, завязывавшаяся вокруг талии. Иногда, если было холодно, он оборачивался в дхоти. Дхоти – отрезы ткани, которые обычно носят как юбку. Бхагаван предпочитал носить свою таким образом, чтобы она закрывала тело от подмышек до бедер. Прибыв в 1896 году в Тируваннамалай, Бхагаван выкинул все свои пожитки, включая одежду. Обычную одежду он никогда больше не носил.

   Бхагаван обычно совершал короткие прогулки три раза в день. Иногда он шел в Палакотту, место, примыкавшее к Шри Раманашрамаму, где жили некоторые из его последователей, иногда отправлялся к нижним склонам Аруначалы.
   Он прекратил ходить на гири прадакшину в 1926 году, но продолжал время от времени совершать длительные прогулки.

   Хождение по часовой стрелке вокруг человека или объекта в качестве акта почитания или богослужения называется «прадакшина». Гири означает «холм» или «гора». В данном контексте гири прадакшина означает хождение вокруг горы Аруначала. Вокруг основания горы идет тропа длиной восемь миль. Тысячи последователей регулярно пользуются этим маршрутом для выполнения гири прадакшины.

   Помню, как дважды ходил с ним на озеро Самудрам, расположенное в миле к юго-западу от ашрама. Один раз мы отправились туда во время разлива, в другой раз – когда открылась соседняя водонасосная станция. Однажды я сопровождал его в лес рядом с Катту Шива Ашрамом, где-то в двух милях от ашрама. В тот день с нами пошел Ганапати Муни, потому как Бхагаван хотел показать ему необычное дерево, росшее там. Специально ради этой прогулки мы незаметно выскользнули из ашрама, пока все дремали после обеда. Если бы нас заметили, все присутствующие в ашраме попытались бы последовать за нами. Бхагаван всегда наслаждался своими прогулками. Он говорил, что если не будет гулять по холмам хотя бы раз в день, то его ноги одеревенеют и начнут болеть.
   Бхагаван спал всего по четыре-пять часов в сутки. Это означало длительную многочасовую работу для его помощников, поскольку один из нас всегда должен был выполнять свои обязанности, пока он бодрствовал. Он никогда не спал после обеда в отличие от большинства своих последователей. Бхагаван часто использовал это спокойное время дня, чтобы накормить живших в ашраме животных или обойти его, осматривая все ведущиеся строительные работы.
   Бхагаван, как правило, ложился спать около го вечера, но обычно в час ночи вставал в туалет. Вернувшись, он часто сидел полчаса или около часа, прежде чем снова уйти спать. Затем, где-то в три-четыре утра, он просыпался и шел на кухню резать овощи.
   Его ночные походы в туалет превратились в нечто вроде ритуала как для самого Бхагавана, так и для его помощников. Когда он просыпался, помощник должен был принести камандалу Бхагавана, наполнить ее горячей водой и подать ему. Вода разогревалась на кумутти (угольной жаровне), которая всегда стояла рядом с кроватью Бхагавана. Помощник затем должен был подать Бхагавану его трость и фонарь, открыть ему дверь и последовать за ним в ночь. Бхагаван обычно шел к месту, где сейчас находится самадхи Муруганара (могила и гробница), поскольку в те времена у нас не было пристойных туалетов. Когда он возвращался, помощник должен был вытереть ноги Бхагавана куском ткани.
   Бхагаван никогда не будил своих помощников. Это было их обязанностью – проснуться и собраться к часу ночи. Однажды я не сумел проснуться, потому что мне приснился сон, в котором я пробудился в час ночи и исполнил все описанные выше обязанности. В конце сна я вернулся в постель, довольный, что выполнил свою работу. Я проснулся позднее, услышав, как Бхагаван один вернулся в холл. Я извинился за то, что проспал, и сказал Бхагавану, что мне снилось, будто я выполнил всю работу для него и снова отправился спать.
   Бхагаван посмеялся и сказал: «Работа, которую ты проделал для Свами во сне, предназначена только для меня».
   Когда я впервые появился в ашраме, в округе все еще водились леопарды. Они редко приходили в ашрам, однако ночью часто посещали место, куда Бхагаван уходил справлять нужду. Помню, как-то раз во время одного из его ночных выходов ему повстречался этот зверь. Бхагаван абсолютно не испугался, просто посмотрел на леопарда и сказал: «Пода\ (Уходи!)». И леопард просто ушел.
   Вскоре после своего прихода я получил от Бхагавана новое имя. Моим настоящим именем было Селлаперумал. Однажды Бхагаван между делом заметил, что я напоминаю ему человека по имени Аннамалай Свами, который был его помощником в Скандашраме. Он начал использовать это имя в качестве прозвища для меня. Когда его приверженцы услышали это, все они последовали его примеру, и за пару дней мое новое имя прочно закрепилось за мной.

   Бхагаван жил в Скандашраме, на восточных склонах Аруначалы, с 1916 по 1922 гг. Аннамалай Свами скончался там во время вспышки чумы в 1922 году.

   Спустя две недели после того как я стал помощником, сборщик налогов из Веллора пришел на даршан к Бхагавану. Его звали Ранганатан, и он принес большую тарелку сладостей в качестве подношения для Бхагавана. Бхагаван попросил меня раздать сладости всем в ашраме, включая тех, кого не было в холле. Раздавая сладости людям снаружи холла, я пришел туда, где никто не мог меня увидеть, и втайне поглотил двойную порцию того, что предлагал каждому. Когда раздача закончилась, я вернулся в холл и поставил тарелку под кровать Бхагавана.
   Бхагаван посмотрел на меня и сказал: «Ты съел в два раза больше, чем каждый?»
   Я был поражен, поскольку был уверен, что никто не мог видеть меня за этим занятием. «Я сделал это, когда никто не смотрел. Откуда Бхагаван знает?»
   Бхагаван не ответил. Этот случай заставил меня понять, что спрятать что-либо от Бхагавана невозможно.
   С тех пор я стал непроизвольно думать, что Бхагаван всегда знает, чем я занимаюсь. Это новое знание сделало меня более бдительным и более внимательным к своей работе, поскольку мне не хотелось вновь совершить подобную оплошность.
   В работу помощника также входила защита Бхагавана от эксцентричных и пребывающих в заблуждениях последователей. Я очень ясно помню один такой случай. Юноша лет двадцати появился в холле в одной набедренной повязке. Объявив всем, что тоже является джняни, он подошел и сел на софу рядом с Бхагаваном. Бхагаван ничего не сказал на это, но вскоре после того поднялся и вышел из холла. Пока его не было, я воспользовался возможностью выгнать самозванца. Все мы, находящиеся в холле, были раздражены его высокомерием и самонадеянностью, и должен признаться, что обошелся с ним достаточно грубо, выставляя его за дверь. Я также запретил ему снова возвращаться в холл. Когда покой в конце концов был восстановлен, Бхагаван вернулся в холл и занял свое обычное место на софе.
   Я был неимоверно счастлив, что нашел такого Гуру, как Бхагаван. Как только я увидел его, то почувствовал, что смотрю на Самого Бога. Тем не менее поначалу я был не в особом восторге от ашрама и последователей, собравшихся вокруг него. Управляющие были крайне автократичны, большинство же последователей, казалось, не питало большого интереса к духовной жизни. Насколько я мог судить, их прежде всего интересовали сплетни. Это первое впечатление сильно мешало мне.
   Про себя я думал: «Бхагаван очень велик. Но если я буду жить в компании этих людей, то могу утратить преданность, которая у меня уже есть».
   Я пришел к выводу, что в духовном плане мне не пойдет на пользу общение с людьми, не обладавшими, как казалось, большой преданностью. Теперь я знаю,
   что это была очень высокомерная позиция, но таковыми были мои подлинные чувства в то время. Эти чувства мешали мне столь сильно, что три или четыре ночи подряд я не мог спать. В итоге я решил, что продолжу считать Бхагавана своим Гуру, но поселюсь в другом месте.
   Помню, я думал: «Пойду и буду медитировать на Я где-нибудь в другом месте. Не отвлекаясь на общение с людьми, я уйду в незнакомое место и буду медитировать о Боге. Я буду ходить и просить бикшу^[19] и вести уединенную жизнь».
   Где-то три недели спустя после моего первого прихода в ашрам я ушел, чтобы начать новую жизнь. Я никому не сказал о своем решении, даже Бхагавану. Я ушел в час ночи, в полнолуние, и начал двигаться в сторону города. Я пересек город, прошел мимо Исанья Матха (монашеское учреждение в северо-восточной части Тируваннамалая) и направился в Полур. У меня не было определенной цели, я просто хотел уйти из ашрама. Я шел всю ночь и достиг Полура (в двадцати милях к северу от Тируваннамалая), как только рассвело. Ходьба вызвала у меня сильный голод, поэтому я решил пойти на бикшу в городе. Особой удачей это не увенчалось. Я обил пороги почти пятисот различных домов, но никто не дал мне никакой еды. Один человек сказал мне, что мне следует вернуться в Тируваннамалай, а другой, сервировавший еду, когда я приблизился к нему, прокричал, чтобы я убирался. В конце концов я сдался и пошел на окраину города. Я нашел водоем в поле и провел около получаса, стоя по горло в воде, надеясь, что благодаря прохладе воды голодные боли стихнут. Этого не случилось. Тогда я отправился к самадхи Виттхобы и сидел там какое-то время.

   Виттхоба был эксцентричным святым, наподобие Шешадри Свами, жившим в Полуре в первую декаду столетия. Он умер за несколько лет до того, как туда пришел Аннамалай Свами.

   Мне наконец удалось перекусить, когда пожилая женщина пришла делать пуджу. Она посмотрела на меня и сказала: «Похоже, ты очень голоден. Твои глаза начинают вваливаться. У меня самой немного еды, но я могу поделиться с тобой похлебкой из раги (проса)».
   Говоря это, она дала мне выпить полторы чашки похлебки. Похлебка не сильно помогла мне от голодной боли, но я, тем не менее, был очень рад ей.
   Долгий путь и отсутствие еды сильно утомили меня. Усевшись там, я начал подвергать сомнению мудрость решения уйти от Бхагавана. Было ясно, что все обернулось не так, как я ожидал. Это указывало на то, что, возможно, мое решение не было правильным. Я придумал способ, который, как я сказал себе, позволит проверить, было ли мое решение верным или нет. Я взял горсть цветов, положил их на самадхи Виттхобы и начал считать их, убирая по два. Я заранее решил, что если количество цветов окажется нечетным, то я вернусь к Бхагавану. Если количество окажется четным, то я продолжу следовать своему изначальному плану. Когда результат показал, что я должен вернуться к Бхагавану, я немедленно последовал этому решению и отправился в сторону Тируваннамалая.
   Как только я принял как данность тот факт, что моей прарабдхой (судьбой) было остаться с Бхагаваном, удача стала улыбаться мне. Когда я вошел в город, хозяин отеля пригласил меня к себе и дал мне бесплатную еду и денег. Он даже сделал простирание передо мной. Я решил поехать в Тируваннамалай поездом, поскольку хотел вернуться к Бхагавану как можно скорее, но прежде чем я успел добраться до станции, другие люди пригласили меня в свой дом и предложили еды. Я поел немного и там, но затем попросил извинить меня, поскольку совсем недавно уже съел большую порцию. Я решил попробовать проехать без билета, неверно полагая, что денег, которые мне дали, не хватит для поездки. Удача продолжала благоволить мне и в поезде. На полпути кТируваннамалаю появился контролер, проверяющий билеты. Похоже, я остался для него невидим, поскольку оказался единственным человеком в вагоне, которого не попросили предъявить билет.
   Похожая вещь случилась и в конце путешествия. Когда я замешкался перед контролером на платформе станции, он сказал: «Ты уже показал свой билет. Иди же! Ты задерживаешь других!» Таким образом, милостью Бхагавана, в обоих случаях я не был пойман.
   Оставшееся расстояние до ашрама я прошагал пешком. По приходу я сразу отправился к Бхагавану, простерся перед ним и рассказал обо всем, что случилось. Бхагаван затем подтвердил, что моим предназначением было остаться в Раманашрамаме.
   Глядя на меня, он сказал: «У тебя есть здесь работа, которую тебе нужно выполнить. Если ты попытаешься уйти, не сделав предназначенную тебе работу, куда ты пойдешь?»
   Сказав так, Бхагаван пристально смотрел на меня около пятнадцати минут. Пока он смотрел на меня, я слышал внутри себя повторяющуюся фразу. Она звучала настолько громко и отчетливо, словно кто-то вмонтировал мне в голову радиоприемник. Раньше я нигде не сталкивался с этой фразой. Лишь позже я узнал, что это был один из стихов из «Улладу Нарпаду Анубандхама»^[20]. В стихе говорилось:

 
Предельное состояние, которое восхваляется
и которое достигается здесь, в этой жизни,
путем ясного самовопрошания,
возникающего в Сердце,
когда достигается соединение с садху^[21],
недостижимо посредством
слушания проповедников,
посредством обучения и заучивания смысла писаний,
посредством добродетельных поступков
или любыми иными средствами.
 

   Значение было предельно ясным: пребывание рядом с Бхагаваном будет более ценным для меня, чем выполнение садхан в одиночестве в каком-либо другом месте.
   По прошествии пятнадцати минут я выполнил намаскарам перед Бхагаваном и сказал: «Я сделаю любую работу, какую ты велишь мне сделать, но, пожалуйста, дай и мне мокшу (освобождение). Я не хочу становиться рабом майи (иллюзии)».
   Бхагаван не ответил, но меня не смутило его молчание. Каким-то образом сама эта просьба успокоила мой ум. Бхагаван затем сказал, чтобы я пошел и съел что-нибудь. Я ответил, что не голоден, так как ел совсем недавно, и добавил: «Я не хочу еды. Все, что я хочу, – это мокшу, свободу от страдания». На этот раз Бхагаван взглянул на меня, кивнул и сказал: «Да, да».

   Этот стих из «Улладу Нарпаду Анубандхама» о величии соединения с реализовавшими Я существами – один из пяти стихов на эту тему, которые Бхагаван включил в поэму. Он нашел оригинальные стихи на санскрите на листе бумаги, которую кто-то использовал для заворачивания сладостей. Ему настолько понравились те идеи, которые они выражали, что он сам перевел их на тамильский и поместил в начало «Улладу Нарпаду Анубандхама». Остальные четыре стиха звучат так:

 
На сатсанге связь с объектами мира
будет устранена.
Когда эта мирская связь исчезнет, привязанности,
или тенденции, ума будут уничтожены.
Те, кто освободился от ментальной привязанности,
исчезают в том, что недвижимо.
Таким образом они достигают дживан мукти^[22].
Дорожите их обществом.
Когда ты оказываешься в духовной связи с садху,
какая польза от всех религиозных ритуалов?
Когда дует непревзойденно свежий южный бриз,
какая польза от веера?
Жара будет уничтожена прохладной луной,
нужда – божественным деревом,
исполняющим желания, и грех– Гангой.
Но знай, что все это, начиная с жары,
будет устранено одним лишь даршаном^[23]
несравненного садху.
Места для священных омовений,
наполненные водой,
и образы божеств из камня и земли
не могут сравниться с теми великими душами.
Ах, какое чудо!
Места для омовений и божества
даруют чистоту ума
спустя бесчисленное количество дней,
тогда как та же чистота даруется людям
в тот самый момент,
как садху останавливают на них свой взгляд.
 

   Несколько лет спустя после этого случая Аннамалай Свами спросил Бхагавана об одном из этих стихов:

 
«Мы знаем, где находится луна и где находится Ганга, но где это исполняющее желания дерево?»
«Если я скажу тебе, где оно, – отвечал Бхагаван, – сможешь ли ты его оставить?»
 

   Я был озадачен этим странным ответом, но не упорствовал в расспросах. Несколькими минутами позже я открыл экземпляр «Йога Васиштхи», лежавший рядом с Бхагаваном. На первой же странице, по которой я пробежал взглядом, я обнаружил стих, в котором говорилось: «Джняни есть исполняющее желания дерево». Я немедленно понял странный ответ Бхагавана на мой вопрос. Прежде чем у меня появился шанс сказать об этом Бхагавану, он посмотрел на меня и улыбнулся. Казалось, он знал, что я нашел правильный ответ. Я сказал Бхагавану о стихе, но он ничего не ответил. Он просто продолжал мне улыбаться.

Строительные работы

   Моя работа в качестве помощника продолжалась около месяца. В конце этого периода Бхагаван решил, что мне больше подойдет наблюдение за строительными работами на территории ашрама. Первый намек на то, что Бхагаван имеет на меня подобные планы, был сделан, когда я занимался своими обычными обязанностями в холле.
   Бхагаван внезапно повернулся ко мне и сказал: «Один человек строит стену рядом с баком для воды. Пойди и посмотри, что он делает».
   Это указание показалось мне довольно неопределенным, но я исполнил его, как мог. Я понаблюдал за каменщиком в течение нескольких минут, а затем спросил его, что он делает.
   Он ответил: «Рамасвами Пиллай велел мне построить здесь стену, вот я ее и строю».
   Я вернулся в холл, передал Бхагавану то, что сказал каменщик, и дал ему краткий отчет о том, как продвигаются работы.
   Несколько минут спустя Бхагаван снова посмотрел на меня и повторил свои изначальные указания: «Иди и посмотри, что он делает». Несколько озадаченный, я вышел и снова спросил каменщика, что он делает. Каменщик ответил: «Я уже сказал тебе – строю стену».
   Поскольку я не обнаружил никаких огрехов в стене или в том, как он ее строит, то не мог понять, почему Бхагаван так настаивает на том, чтобы я провел осмотр его работы. Я вернулся к Бхагавану и дал ему очередной отчет об успехах. Через несколько минут Бхагаван повторил свое указание в третий раз: «Пойди и посмотри, что он делает».
   Каменщик, понятное дело, был несколько раздражен, когда я вновь возник перед ним и в третий раз поинтересовался, чем он занимается. «Ты сошел с ума? – спросил он. – Я ведь уже сказал тебе, что строю стену. Ты разве сам не видишь, что я делаю?»
   Я бы не удивился, если бы узнал, что он действительно принял меня за сумасшедшего, поскольку любому было бы очевидно, что он строит стену и делает это вполне умело. Моим повторяющимся вопросам и впрямь не было никакого оправдания. Я чувствовал себя обязанным задать их только потому, что Бхагаван явно хотел знать, что происходит. Я вернулся в холл в третий раз и передал Бхагавану слова каменщика.
   Помолчав несколько минут, Бхагаван повернулся ко мне и сказал: «Отныне кто-нибудь другой пусть выполняет твою работу в холле. Иди и присматривай за каменщиком. Убедись, что он делает свое дело, как надо».
   Моей первой реакцией на это новое назначение было: «Почему Бхагаван не дал мне это указание с самого начала? Почему он заставил меня ходить туда-сюда три раза, прежде чем сказать мне о своих подлинных намерениях?»