Ровно в четверть восьмого зазвенел телефон. Кэйт вытерла слезы и заговорила первой.
   - Он такой красивый, Джулио. Я просто не знаю, что сказать.
   - Я хочу начать все сначала, Кэйт. - Голос его звучал хрипловато, казалось, ему трудно говорить. - Как ты думаешь, мы могли бы вернуться к нашей первой встрече?
   - Нет, не к началу. Давай лучше с сегодняшнего дня... С тобой все в порядке? Голос у тебя звучит ужасно - как будто горло забито битым льдом.
   - С того самого дня, как ты ушла от меня во вторник я не спал.
   - Так это целых три ночи!
   - Я знаю, - произнес печально он.
   - Ты бы хотел поехать сегодня со мной в Вудсток? Я как раз собираюсь туда?
   - Остановишься у своих друзей? - В его голосе явно не слышалось восторга.
   Кэйт засмеялась, почувствовав, как ему не хочется, чтобы их уединение нарушали посторонние.
   - Нет, мы будем одни. Я наконец-то решила купить эту развалюху.
   - Прекрасно. А как мы туда доберемся?
   - Я возьму напрокат машину.
   - Это просто идеально. Заезжай за мной через полтора часа.
   Когда Кэйт подъехала, Джулио ждал ее у дверей. Его окружали корзинки и сумки.
   - Это еще что такое? - спросила она с недоумением, открывая багажник.
   - Продукты. Чем ты собираешься питаться там?
   - Мы бы заехали в магазин по дороге и купили бы антрекотов или готовых котлет.
   - Так я и думал, - сказал он, укладывая корзины в багажник. - А эту надо поставить на заднее сиденье. Хочешь, чтобы я сел за руль?
   Она с радостью отдала ему ключи. За ними на узенькой улочке выстроились уже четыре машины, нетерпеливо сигналя.
   - Ты не против, если мы поедем не через туннель? - спросила она. Ненавижу туннели.
   Теперь, когда они были вдвоем, Кэйт почему-то чувствовала себя страшно скованно. Джулио был невероятно вежлив и предупредителен. Они выехали из города по мосту Джорджа Вашингтона, затем свернули на север и поехали по Пэлисейдз Паркуей.
   - Я тебя даже как следует не поблагодарила за прекрасного серебряного рыцаря.
   - Я хотел, чтобы он символизировал что-то вроде обещания.
   - Я поняла. - Кэйт ужасно хотелось дотронуться до него, нарушить эту скованность. Но он так крепко держал руль, что даже пальцы его побелели. Кэйт проковыряла пальцем небольшую дырочку на своих белых джинсах.
   - Может быть, открыть окно? - спросил он, глядя прямо перед собой.
   - Да, это было бы неплохо.
   Он опустил стекло.
   - Не сильно дует?
   - Нет, хорошо. Ты не будешь возражать, если я включу радио?
   - Нет, нет, Она повернула ручку, и та осталась у нее в руке.
   - Ну, вечно так с этими автомобилями, - сказала она. - Надо купить себе машину - пусть подержанную, не слишком шикарную, лишь бы была достаточно надежна и могла бы возить меня в Вудсток и обратно. Только я ничего не понимаю в машинах.
   - Если хочешь, я помогу тебе? Я тоже, конечно, не специалист, однако воздушный фильтр от насоса отличу. И какую машину ты бы хотела?
   - Красную.
   Он засмеялся, и напряженность, существовавшая между ними, чуть-чуть ослабла.
   Дырка на ее джинсах была уже размером с десятицентовую монету.
   - Джулио, я больше так не могу! Мы ведем себя, как пара дикобразов.
   - Дикобразов?
   - Ну да, дикобразов. Ты разве не знаешь, как они занимаются любовью?
   - Нет, - сказал он, уже улыбаясь. - Так как дикобразы занимаются любовью?
   - Очень-очень-очень осторожно. Он так и фыркнул и сразу же свернул на обочину, где и остановил машину.
   - Кэйт, родная моя, - сказал он, обнимая ее. - Ну, как тебе удается всегда сказать то, что нужно, когда я веду себя, как последний дурак?
   - Наверное, женская интуиция.., а, может быть, любовь.
   - Я люблю тебя, - прошептал он, нежно прижимая ее к себе и зарываясь лицом в ее волосы. Они прильнули друг к другу, как люди, благодарные судьбе за спасение после ужасной катастрофы, уже в безопасности, в объятиях друг друга.
   Постепенно она почувствовала, как их идиллию нарушает какой-то резкий прерывистый звук. Где-то в глубине сознания возникло предположение: дятел? Нет, это был не дятел, скорее, кто-то стучал по стеклу машины. Она отодвинулась от Джулио и посмотрела через его плечо.
   В открытое окно машины просунул голову полицейский. Его широченные плечи закрывали свет. Кэйт увидела в его зеркальных очках свое с Джулио отражение.
   - Эй, приятель, здесь не аллея влюбленных. - Голос полицейского был похож на шуршание гравия под колесами.
   - Да я знаю, командир... - начал было Джулио.
   - Сейчас вы у меня заплатите штраф за то, что остановились в неположенном месте.
   - Это я виновата, сержант... Фринци, - сказала Кэйт, взглянув на его бляху, приколотую над карманом. - Я.., м-м-м.., только что сказала моему мужу, мистеру Бонду, что у нас будет ребенок, и он.., немного отвлекся, - Она почувствовала, что, говоря эти слова, начинает краснеть до корней волос. Стараясь сохранить серьезность, она бросила взгляд на Джулио. У него был такой вид, как будто его оглушили дубиной.
   - О, прекрасно! - сказал сержант Фринци.
   Выкручивая свои мощные плечи обратно из окна, он протянул Кэйт руку. Поздравляю, юная леди!
   Кэйт поморщилась, когда его массивная пряжка царапнула по дверце машины, и она с грустью подумала, что агентство по прокату машин сдерет с нее за эту царапину примерно столько же, во сколько бы обошелся штраф.
   Фринци наконец удалось выбраться из окна, и он начал трясти руку Джулио.
   - Будьте осторожнее на дорогах, - сказал он, расплываясь в широченной улыбке. - Желаю хорошо провести время!
   Джулио повернулся к ней с расширенными от удивления глазами.
   - Кэйт, ты не...
   - Конечно, нет, дорогой.
   Он так долго выпускал сдерживаемый в груди воздух, что, казалось, он не дышал все это время. Она так и не поняла, это был вздох облегчения или сожаления. Несколько секунд он молчал. Затем, вливаясь в поток машин, спросил:
   - И что это вдруг ты решила сказать такое?
   - Мне не хотелось, чтобы ты платил штраф. Это первое, что пришло мне в голову.
   - Понятно, - пробормотал он. Она примостилась к нему, прижимаясь щекой к его плечу.
   - Ты сменил лосьон? Пахнешь так вкусно, как копченая корейка.
   - Так и знал, что тебе понравится, - сказал он, его голос опять звучал спокойно и беззаботно. - Он называется "Эссенс де Ленч".
   - Восхитительно, - сказала она и принюхалась. - Именно это и лежит в твоей корзине на заднем сиденье?
   Он кивнул.
   - Мне надо предупредить тебя, когда я путешествую, на меня всегда нападает голод. Как только я сажусь в машину и проезжаю миль пять, так начинаю умирать от голода. - Она потянулась за корзинкой и поставила ее у себя в ногах. Думаю, что это как-то связано с моими норвежскими предками-кочевниками, которые бродили по глухой замерзшей и покрытой снегами тундре в поисках северных оленей.
   - Здесь только яичный салат, бутерброды с корейкой и кофе.
   - И он еще говорит "только", - Она с удовольствием вонзила зубы в бутерброд и передала еще один Джулио.
   - А ты помнишь, - спросил он, - тот первый день, когда мы вместе обедали?
   - Я помню каждый кусочек, каждую крошечку.
   - А я запомнил, как ты уплетала вторую порцию дала.
   - М-м-м-м. Это было восхитительно.
   - У тебя на подбородке осталась капелька соуса, и я чуть с ума не сошел мне так хотелось наклониться к тебе и слизнуть ее.
   - Не правда.
   - Нет, правда. И потом, когда ты вернулась на работу, я не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, насколько сочными и вкусными выглядели твои губы.
   - Милый, а тебе не кажется, что ты - сексуальный маньяк.
   - И чем больше ты вещала о своей независимости, тем больше я желал тебя.
   - Ты хочешь сказать, что даже не слушал меня?
   - Нет, слушал. Слушал и говорил себе:
   "Джулио, эта женщина предназначена для тебя. У нее есть темперамент, она прекрасна и ест как настоящая итальянка".
   - Я ни о чем не догадывалась. Мне казалось, что с тобой не так уж просто вести дела.
   - И это все? Разве ты не ощущала волн магнетизма, которые я излучал в твою сторону? Соус был вот здесь. - Он нагнул голову и лизнул кончик ее подбородка.
   - Милый, смотри на дорогу. - Она поцеловала его в уголок рта и уютно прижалась к его плечу.
   Они долго ехали в молчании, и им было хорошо, затем машина свернула с Пайн Лайн и поехала по ухабистому проселку, извивавшемуся мимо некошеных лугов, на которых росли дикий тимьян, горчица и ромашки.
   - Как же здесь можно будет проехать после дождя? - проворчал Джулио, ловко объезжая выбоину на дороге.
   - Ужасно грязно. Делл и Ходж говорят, что мне нужно заказать машину гравия, чтобы как-то сделать ее проходимой.
   - А кто такие Делл и Ходж?
   - Мои друзья, у которых я покупаю дом. Они живут через лес.
   Они втащили свои корзины внутрь дома.
   - Как видишь, - сказала Кэйт, - это совсем маленький домик.
   На первом этаже было всего две комнаты и лестница, ведущая наверх, где находились две спальни. Обшарпанная гостиная могла вместить лишь продавленный диван, стоящий напротив камина, два таких же продавленных кресла, две настольные лампы с пожелтевшими картонными абажурами и старый стол, около которого стоял единственный стул.
   - Кухня здесь неплохая, - сказал Джулио.
   Она была большой и просторной, достаточно светлой. Посередине стоял стол, за которым могло разместиться человек восемь, и деревянный буфет. Три окна смотрели на три разные стороны, Делл и Ходж провели еще водопровод, устроили душ, поставили старую плиту и холодильник.
   Джулио осмотрел весь дом, заглядывая в каждый угол и каждый чулан и выстукивая балки.
   - Это крепкий старый дом, но чтобы привести его в порядок, придется немало потрудиться, - сказал он.
   - Мне ли не знать! Первым делом займусь полами. Под этой ужасной коричневой краской - великолепные сосновые доски.
   - А что под ними?
   - Подпол.
   - Знаешь, если здесь устроить хорошую вентиляцию, то получится прекрасный винный подвал.
   - Правда?
   - И потом можно будет с северной стороны пристроить еще столовую внизу и еще одну спальню наверху, - увлеченно продолжал он.
   - Но мне вполне нравится есть на кухне и совсем не нужны дополнительные спальни. Так что успокойся, Бонд, - она поймала его взгляд и увидела, как его лицо расплылось в веселой улыбке.
   - Разумеется, вы правы, Марпл. Иногда меня заносит. Вы должны меня останавливать.
   - Обязательно, Бонд, обязательно. - Она засмеялась и взяла его за руку. Пошли на улицу, я покажу тебе мой ручей. Если только ты не будешь пытаться перестроить и его, - поддразнила она.
   Узенькая тропинка вела через благоухающий цветами луг прямо в лес. Джулио оглядел березы, темные ели, клены и дубы.
   - Вот этот надо бы срубить, - сказал он, указывая на пораженный какой-то болезнью вяз, затем виновато взглянул на нее.
   Она засмеялась.
   - На этот раз ты прав.
   Рука об руку они прошли мимо камыша и папоротника, болотных ноготков и дикой петрушки, растущих по берегам ручейка, журчащего по камешкам и бурлящего в небольших омутах.
   - Ты слышишь? - спросила Кэйт. Он склонил голову набок, непонимающе глядя на нее.
   - Это мой водопадик. Там всего чуть больше полуметра высоты, но все же это самый настоящий водопад. - Они пригнулись, проходя под плакучей ивой, и вышли к небольшому пруду, не больше двух с половиной метров в диаметре.
   - Так это здесь прячется твоя форель? В этом крошечном омуте? - Голос его звучал недоверчиво.
   - Но это же не акулы, - возразила она, смеясь и потянув его за собой на землю. Она легла на спину, глядя сквозь заросли дикой сирени на ветки деревьев там, наверху. - Правда здесь здорово? - спросила она, блаженно вздыхая.
   Джулио перевернулся на живот и начал рассматривать траву и мох, с таким сосредоточенным вниманием перебирая каждую травинку, как будто искал бриллианты. Затем он откашлялся.
   - И в каком возрасте ребята могут научиться ловить рыбу так, как ты?
   - Ловить рыбу? Девочки могут научиться и в одиннадцать, по крайней мере, мне было столько, а у мальчиков в этом возрасте неважная координация, так что они - лет в тринадцать.
   - Такие взрослые? Было так тихо, что она слышала его дыхание.
   - Кэйт, ты помнишь тот вечер, когда мы пошли на банкет, посвященный премьере, когда я сказал тебе, что мне все равно, будешь ли ты жить со мной? Я лгал сам себе - для меня это действительно очень важно. Важнее всего на свете. Ты нужна мне, Кэйт. - Но глаза его смотрели на нее не умоляюще, а с гордостью. - Мне кажется, я люблю тебя больше жизни.
   - Милый, может быть, меня немного и пугает такая перспектива, но я бы переехала к тебе хоть завтра, если бы мы смогли найти в воскресенье транспорт и рабочих.
   - О, Кэйт, - воскликнул он, сгребая ее в охапку. - Ты увидишь, как все будет здорово. И тебе больше никогда в жизни не придется есть рагу из консервированного тунца - уж это я тебе обещаю. Нет, если ты действительно так уж любишь тунца, я приготовлю тебе вителло томато, о, Кэйт?
   - М-м-м-м?
   - А ты не боишься меня? Не боишься, что я стану подавлять тебя?
   - Нет, больше не боюсь. Может быть, это звучит и странно, но в спорах с тобой я нашла в себе силы по-настоящему любить тебя - перестать бояться потерять свою индивидуальность, свою силу. Я сама решаю, как мне распорядиться собой, и чем добровольнее я отдаю себя тебе, тем сильнее становлюсь.
   - Я обещаю тебе, что ты всегда будешь свободна, - сказал он, щекоча ее губы мимолетными поцелуями. - Даже если бы я не хотел этого, ты бы все равно не согласилась бы на другое. Ты сильнее, чем сама думаешь. Ты всегда была такой - просто раньше сама этого не знала.
   - Так мне однажды говорил один художественный редактор, - пробормотала она, - который назвал меня упрямой и настырной и...
   Его поцелуй прервал ее обличительную речь, губы его лишь коснулись ее рта, легко и бережно, как в первый раз, но она вздрогнула, чувствуя таящуюся под этой ласковой нежностью страсть. Тоскливые дни и безрадостные ночи стали отдаленным и грустным воспоминанием и сделали этот момент еще более прекрасным, радость более сильной, а ее желание быть с ним все более невыносимым. Она забыла обо всем на свете и прижалась к нему своим томящимся телом, чувствуя его каждой своей клеточкой. Она раскрыла губы, и их языки сплелись, пробуждая пламя в самой глубине их тел.
   Он просунул руку ей под блузку.
   - У тебя там ничего нет, - сказал он с явным удовольствием.
   - У тебя тоже, - сказала она, кладя под рубашкой ладонь на его обнаженную грудь.
   - Ты когда-нибудь занималась любовью в лесу? - Он расстегнул ее блузку и, стянув ее с плеч, начал целовать по очереди ее груди.
   - Никогда в жизни. Я чувствую себя лесной нимфой.
   Сломив веточку сирени, он стал легко поглаживать ее кистью бледных цветочков, как будто ее ласкали тысячи нежных поцелуев.
   - Ты, действительно, похожа на лесную нимфу, - сказал он, обрывая цветочки с ветки, чтобы они водопадом падали на ее грудь. - Ты прекрасна, как сама заря. - Он стал целовать ее сквозь цветы, слегка покусывая соски.
   Мучительно медленно он стянул с нее остальную одежду, ласкающими, поглаживающими движениями. Губы его повторяли движения рук, как бы играя в догонялки с ними, пробуждая в ней огонь в каждой клеточке, в каждой жилке. Она обвила руками его плечи и провела ими по его гладкой мускулистой спине, по круглым и крепким ягодицам. Он глухо застонал и чуть выпрямился, чтобы было легче освободиться от одежды. Затем он привлек ее к себе, приподнимая ее бедра, чтобы проникнуть в ее лоно. Их губы опять слились - они стали единым существом, наполненным любовью и желанием.
   Он снова и снова повторял ее имя, тихо, ритмично, в одном темпе с движениями своего горячего тела, пока в самый блаженный миг из его горла не вырвался счастливо восторженный возглас. Кэйт услышала, как с близстоящих деревьев вспорхнули испуганные птицы и затем его крик, эхом прокатившийся по лесу:
   - Я люблю тебя.., люблю тебя.., тебя.., тебя.. тебя.., тебя...
   - Затем она опять услышала журчанье водопадика и щебет возвратившихся на свои ветки птиц.
   - Я люблю тебя, - в ответ прошептала она. - Мы больше никогда не расстанемся.
   Воздух был тихим и теплым, в ранних сумерках начали перекликаться птицы, и солнце еще не коснулось холмов. Кэйт хотела, чтобы это мгновенье длилось вечно, так наполнено оно было любовью, обещанием счастья и радостного будущего. В тихом воздухе носились птицы, и на потемневшем небе стали видны яркие остроконечные звездочки.
   Он нежно и страстно поцеловал ее, и она вздрогнула от охватившего ее желания.
   - Тебе не холодно? - спросил он. - Может быть, вернемся в дом?
   - Нет, мне тепло, дорогой. Не шевелись. Мне бы хотелось остаться вот так навсегда. Мне никогда не было так хорошо - как в сказке. - Она не могла сказать, где кончается ее любовь и начинается его. Она не знала, где кончается его тело и начинается ее. Мы поднимемся на небо, подумала она. Мы рассыплемся на тысячу сверкающих кусочков в ночном небе и станем созвездием - путеводным созвездием для влюбленных.
   - Скажи мне, - прошептал он. - Что ты слышишь?
   Кэйт прислушалась: крики ночных птиц, жужжание насекомых, стрекот кузнечиков, знаменующих конец дня.
   - Я слышу сумерки, - сказала она наконец.
   - Ты знаешь, чего здесь не хватает? - спросил он. - Чего ты не слышишь?
   - М-м-м-м?
   - Детского смеха... Кэйт, дорогая, выходи за меня замуж.
   - Да, милый мой, конечно.
   К их сиреневом укрытии стало совсем темно, тяжелые гроздья цветов слегка колыхались в последних лучах заходящего солнца.
   - Мы начнем с сегодняшнего дня, - сказала она.
   Их любовь в этом напоенном лесными ароматами уголке, под ленивым вечерним солнцем, тягучим и светлым, как сироп с комочками попавших в него пчел, была блаженством.
   - С этого мгновения, - сказал он, и прежде чем она успела ответить, почувствовала его губы на своих, и он взял ее под водопадом сыпавшихся на них цветов сирени.