Страница:
здесь в столь неурочный час и, скорее всего, к глубокому нашему сожалению,
мы должны сообщить об этом досадном недоразумении феям. Что вы сами об этом
думаете?
- Я думаю, - твердо сказала Мейми, - что так делать не следует.
Это несколько сбило деревья с толку.
- Я бы не стала вам перечить, - уверила их Мейми, - если бы была
неправа.
Старые деревья еще долго качали кронами, присвистывали и шептали: "Ну и
дела", "Такова жизнь", но Мейми вдруг стало жалко тех из них, которым не на
что было опираться, и она сказала с состраданием:
- Прежде чем отправиться на бал к феям, я была бы счастлива прогуляться
с вами по аллее. Пожалуйста, не откажите в любезности, обопритесь на меня...
И она около часу сопровождала их в прогулке вдоль аллеи, поддерживая за
ветви и помогая переставлять скрюченные корни. С экзотическими деревьями она
вела беседу на изысканном английском, как учили ее взрослые разговаривать с
иностранцами. Правда, она так старалась, что не поняла ни слова ни в их
ответах, ни в своих собственных, ужасно замысловатых вопросах. В общем, они
остались довольны друг другом, хотя некоторые деревья капризно укоряли
Мейми, что она с Дороти и Грейс прошлась дальше, чем с ними. А некоторые
кололи ее своими шипами, - конечно, не нарочно, и Мейми была слишком
воспитанной леди, чтобы расплакаться из-за такой ерунды.
Единственное, что ее беспокоило, так это бал. Ведь время наступило
вполне бальное. А больше ничего в ночном безлюдном Саду она не боялась.
Страх исчез, потому что наступила ночь, а в темноте, как вы знаете, Мейми
становилась странной девочкой.
Деревья ни за что не хотели отпускать ее. "Если феи увидят тебя, то
обязательно защиплют до смерти... или приставят навсегда нянькой к своим
детям... или превратят тебя во что-нибудь ужасно скучное, например, в
вечнозеленый дуб", - и все деревья устремили нарочито сочувственные взоры на
вечно- зеленый дуб.Сами-то они дрожали своими голыми ветками и страшно
завидовали всем вечнозеленым.
- Ой-ой-ой, - язвительно ответил дуб, - как это скучно: стоять здесь
застегнутым на все пуговицы и любоваться вечно дрожащими голыми созданьями!
Эту фразу деревья не без основания приняли на собственный счет, и
настроение у них испортилось. Они мрачно посулили Мейми все мыслимые ужасы,
если она только посмеет сунуть нос на бал.
От лиловой лещины девочка узнала, что двор сейчас не в самом лучшем
настроении. Причиной тому - несокрушимое сердце Герцога Рождественских
Маргариток. Он был Восточным эльфом, невыносимо капризным, самовлюбленным и
безразличным к другим. Королева Мэб, правительница Сада, была уверена, что
ее дочери очаруют Герцога, но - увы! Его сердце, как констатировал личный
доктор Герцога, оставалось совершенно холодным. Этот пожилой и сведущий в
вопросах исцеления недугов эскулап исследовал сердце своего пациента всякий
раз, как тому представляли очередную хорошенькую придворную, затем доктор
разочарованно тряс своей лысой головой: "Холодно, совсем холодно!" Королева
Мэб была просто вне себя, она, во-первых, приказала придворным плакать целых
девять минут, а затем всю ответственность за происходящее возложила на
Купидонов и принудила их носить дурацкие колпачки, пока сердце Герцога не
оттает.
Обнаружить место проведения бала оказалось несложно: из всех населенных
феями и эльфами уголков Сада к нему тянулись цветные ленточки, чтобы
приглашенные шли по ним, как по дорожкам, не боясь испачкать платье.
В этот раз ленточки были красными и замечательно смотрелись на белом
снегу.
Мейми пошла вдоль одной из них, стараясь держаться в тени деревьев, и
вот наконец она увидела длинную вереницу фей.
Впереди бежали шесть слуг и расчищали дорогу,за ними следом- шесть
форейторов, и столько же замыкали шествие. В середине шествовала Первая
Фрейлина в платье с длинным шлейфом, а в этом шлейфе, поддерживаемом двумя
пажами, как в гамаке восседала прелестная юная фея. Она была укутана в
золотой дождь, но самым примечательным в ней была ее шея - бархатистая на
ощупь и благородного темно-синего цвета.
Такая шея наилучшим образом оттеняет роскошные бриллиантовые украшения.
Перед балом все знатные феи слегка покалывают свои шеи перышками - так,
чтобы к коже прилила их аристократическая голубая кровь. Не верите? Тогда
загляните в витрины ювелирных магазинчиков - вы увидите там синие бархатные
бюсты, увешанные драгоценностями. Ювелиры позаимствовали этот секрет у фей.
Мейми отметила, что все участники процессии были чем-то раздражены и
феи задирали свои носики даже выше, чем это считается у них приличным.
Мейми, посмотрев на их надменные мордашки, решила, что непомерно задранные
носы - еще одна причина, по которой сердце Герцога остается холодным.
И вдруг возле мостика через подсыхающую лужу Мейми заметила еще одну
фею. Но Боже, в каком плачевном виде она была! Бедняжка свалилась в липкую
прибрежную грязь и отчаянно барах- талась там, увязая все глубже.
Мейми, с присущим ей добросердечием, кинулась на помощь малютке, чем
напугала ее до полусмерти. Впрочем, уже через минуту фея преспокойно сидела
у нее на ладошке и весело болтала. Она сообщила Мейми, что зовут ее Брауни,
Брауни- Смуглянка, что она - простая уличная певичка, но все равно
направляется на бал. Глупо не попытать счастья. А вдруг Герцог выберет ее?!
- Конечно, - вздохнула Брауни, - для Герцога я слишком проста...
Девочка смутилась-для феи ее знакомая и правда была довольно неказиста,
поэтому Мейми замялась с ответом.
- Я вижу, вы тоже думаете, что у меня нет никаких шансов, - в отчаянии
воскликнула Брауни.
- Я этого не сказала, - уклончиво ответила Мейми.- Конечно, ваше лицо и
впрямь простовато, но...- Мейми умолкла, ругая себя за чудовищную
бестактность.
К счастью, она вспомнила один случай с ее папой. Как-то раз он пошел на
благотворительный вечер, где самые знаменитые леди Лондона, точнее, жены
самых знаменитых джентльменов, а также их дочери, сестры и прочие
родственницы в бриллиантах и перьях старались обратить на себя всеобщее
внимание в надежде на главную награду сезона - титул Королевы Бала. При этом
им надо было еще прикидываться добрыми - в специальные бархатные мешочки,
вышитые золотыми нитками, они собирали мелкие монеты на строительство приюта
для сирот... Папа вернулся домой поздно и в плохом расположении духа. Но
вместо того,чтобы сделать маме замечание, что она не следит за
модой,чурается общества и сидит тут со штопкой у камина, он вдруг кинулся к
ней, расцеловал в обе щеки и воскликнул:
- Ты не представляешь, дорогая, как приятно снова увидеть нормальное
человеческое лицо!
Мейми рассказала эту историю исключительно для того, чтобы немножко
утешить Брауни, но на фею рассказ произвел неожиданное впечатление: теперь
она НЕ СОМНЕВАЛАСЬ, что Герцог выберет именно ее! Она вприпрыжку поскакала
по ленточке, крикнув напоследок, чтобы Мейми не вздумала идти следом, а то
Королева Мэб ее накажет. Но Мейми уже видела невдалеке волшебное сияние, и
ничто не могло заставить ее отступить. Она подкралась поближе и спряталась в
тени испанских каштанов.
Огоньки исходили от тысяч светлячков, которые, цепляясь друг за друга,
образовывали причудливые гирлянды над танцевальным кругом. Толпы эльфов и
фей пришли поглазеть на празднество, но все они держались в сторонке и были
одеты попроще, чем знатные особы внутри круга. Мейми даже прищурилась,
ослепленная блеском этих сиятельных особ.
Ее очень рассердило то, как вызывающе демонстрировал свое равнодушие
Герцог Рождественских Маргариток. Холодность сквозила в каждой черточке лица
Его Мрачной Светлости. Самые прелестные феи подходили к Герцогу, надеясь на
его одобрение, и разражались слезами даже прежде, чем прислуга выкрикивала:
"Следующая!", ибо приговор заранее был написан на скучающем лице капризного
эльфа.
Особенно Мейми стало жаль Купидонов.Они робко жались в самом темном
месте и, услышав очередное "холодно, совершенно холодно", все ниже и ниже
опускали свои попавшие в немилость милые головки в дурацких колпачках.
Мейми ужасно расстроилась, не обнаружив на балу Питера Пена. Дело в
том, что как раз в эту ночь его лодочку затерло льдинами на Серпантине, и он
храбро боролся со смертельной опасностью, разбивая лед своим понарошечным
веслом. Феи вряд ли заметили его отсутствие, потому что были неспособны
танцевать, так тяжело было у них на сердце. Они забывают про танцы, когда
печальны, и вспоминают, когда веселы. Дэвид сказал мне как-то, что феи
обычно не говорят: "мы счастливы", а говорят: "мы танцевальны".
Итак, все выглядели весьма нетанцевально, как вдруг веселый, звонкий
смех нарушил гробовое молчание. Конечно, это появилась смуглянка Брауни и
решительно заявила о своем желании быть представленной Герцогу.
Мейми подалась вперед, приготовившись увидеть, как развернут ее
подружку, потому что у бедняжки действительно не было никаких шансов. Ведь
она выглядела такой нелепой и жалкой. Это все понимали и начали сочувственно
(а кое-кто и злорадно) шушукаться. Всем все было ясно. Всем, кроме...
Брауни. Она весело и уверенно приблизилась к Герцогу. И вот в полной тишине
она предстала пред ним. Вот доктор привычно приложил палец к сердцу Его
Светлости, которое лежало в специальном нагрудном кармане, украшенном
позументом. Вот он начал было привычно выкликать: "Холодно, совершен...", и
вдруг потрясенно умолк.
- Что это? - воскликнул он и даже потряс сердце возле уха, как трясут
испортившиеся часы. - Черт побери! - завопил он, и тут поднялась
невообразимая суматоха. Многие феи попадали в обморок. Оставшиеся, затаив
дыхание, уставились на Герцога, а тот смертельно побледнел и выглядел так,
будто собирался убежать куда глаза глядят.
"Неужели свершилось?" - слышалось бормотание доктора. Теперь сердце
Герцога пылало огнем, и доктор, поспешно отдернув палец, сунул его в рот.
Потом громким и торжественным голосом доктор объявил: "Мой Господин и
Повелитель!.. - и добавил, утирая слезу умиления, - мой дорогой Герцог!
Наконец-то я имею честь объявить Вам, что Вы, Ваша Светлость, влюбились!"
Что тут началось! Брауни протянула Герцогу руки, и тот заключил ее в
объятия. Королева схватила за руки лорда Чемберлена; придворные дамы и
кавалеры тоже взялись за руки, потому что по правилам двора все должны
следовать примеру Королевы. В этот исторический момент было сговорено около
пятидесяти свадеб, - ведь по обычаю фей, если вы взяли кого-то за руку, то
должны немедленно пожениться. Конечно, если при этом присутствует священник
или юрист. Все ликовали и обнимались! Забили барабаны, выглянула луна, и
немедленно сотни пар обмотались ее лучами, как в Майский праздник влюбленные
парни и девушки связываются ленточками. И вот уже феи и эльфы понеслись по
кругу в вихре вальса. В довершение всеобщего ликования Купидоны сорвали с
себя ненавистные колпачки...
Но тут Мейми вышла и все испортила!
Она ничего не могла с собой поделать. Она просто голову потеряла от
радости за свою маленькую подружку. Сделав несколько шагов вперед, девочка
восторженно воскликнула:
- О Брауни, какое счастье!!!
...Все замерли. Музыка оборвалась. Огоньки погасли. Мейми вдруг остро
осознала опасность своего положения, слишком поздно вспомнив, что она
всего-навсего маленький ребенок, заблудившийся в таком месте, где людям
запрещено появляться от Закрытия до Открытия. Она услышала сердитое
бормотание тысяч маленьких существ, она увидела, как блеснули в свете луны
острые мечи и шпаги эльфов... Мейми громко вскрикнула от ужаса.
Как она бежала! Без оглядки. Не чуя под собой ног. Много раз падала, но
тут же вскакивала и бежала дальше. От страха она перестала понимать, где
находится. Единственное, что она сознавала вполне отчетливо, - это то, что
ей ни в коем случае нельзя останавливаться. Поэтому, когда она свалилась,
как подкошенная, и заснула на Фиговой Аллее, то все еще продолжала
перебирать ногами, даже во сне спасаясь от погони.
Мейми думала, что снежинки, падающие ей на лицо,- это нежные мамины
поцелуи на сон грядущий. Ей казалось, что огромный сугроб, растущий над ней,
- это теплое одеяло, и она старалась натянуть его на голову. А когда сквозь
дрему Мейми услышала голоса, то решила, что это мама привела папу к дверям
детской посмотреть, как сладко спит их дорогая доченька. Но это были не мама
с папой. Это были феи...
Я хочу вас успокоить: феи больше не горели желанием расправиться с
Мейми. Сначала, когда она в испуге убежала, все маленькие существа
испытывали единственное желание: наказать дерзкую девчонку! Превратить ее во
что-нибудь противное! Но исполнение этого намерения несколько задержалось
из-за споров, кто возглавит преследование. Даже самые кровожадные эльфы и
феи предпочитали уступить это право кому-нибудь другому. Пока все
препирались, Герцогиня Брауни протиснулась к Королеве Мэб и потребовала
исполнить ее желание.
Каждая невеста имела право на такой свадебный подарок от Королевы. У
Брауни была единственная просьба - чтобы Мейми даровали жизнь.
- Что угодно, только не это, - вскричала раздосадованная Королева, и
все придворные эхом повторили ее слова. Но когда они услышали, при каких
обстоятельствах Брауни свела знакомство с Мейми, феи и эльфы огласили
окрестности троекратным "ура" в честь благородного человеческого существа. В
строгом боевом порядке они двинулись вслед за Мейми, чтобы выразить ей свою
благодарность. Королева и ее советник, Лорд Чемберлен, возглавляли шествие,
а над ними вилась живая гирлянда из светлячков. Они быстро нашли Мейми по
цепочке следов.
И хотя девочка спокойно лежала глубоко под снегом на Фиговой аллее,
отблагодарить ее представлялось совершенно невозможным, потому что никто не
мог ее разбудить.
Волшебный народец все же попытался поприветствовать девочку - юный
король залез к ней на плечо и зачитал длинную речь, но она не услышала ни
слова. Тогда феи и эльфы освободили Мейми от снега, но вскоре ее снова
замело. Тут они встревожились не на шутку. Все поняли, что человечьему
ребенку угрожает страшная опасность - замерзнуть насмерть! Эльфы предприняли
героическую попытку отнести девочку в защищенное место, но - увы! - она была
слишком тяжелой даже для непобедимой армии Ее Величества. И вот уже
некоторые дамы начали печально сморкаться в свои пла- точки, как вдруг
купидонам пришла в головы гениальная идея:
- Постройте вокруг нее домик!
И, конечно, именно теперь всем стало ясно, что это - как раз то, что
каждый из них имел в виду, и, более того, это - единственное, что спасет
несчастного ребенка от неминуемой гибели! Моментально сотня
эльфов-дровосеков оседлала ветки ближайших деревьев, архитекторы забегали
вокруг Мейми, снимая мерки, тут же у ее ног была расчищена стройплощадка,
семьдесят пять каменщиков притащили камень для фундамента, и Королева
торжественно заложила его. Словно в волшебном сне вокруг Мейми выросли
строительные леса, ночной Сад огласился стуком топоров, визгом пил и рокотом
отбойных молотков. Вы бы не успели и глазом моргнуть, как чудесный домик был
готов, крыша покрыта черепицей, окна застеклены...
Получился он как раз по размеру Мейми. Одна ее рука была откинута во
сне,но это ничуть не смутило строителей. Более того, это дало феям и эльфам
прекрасную возможность пристроить к до- мику веранду с цветными окошками,
прикрыв заодно и руку от непогоды. Правда, окошки в домике были размером с
картинку в детской книжке, а дверь - меньше форточки в человеческом доме.
Маленькие существа бурно радовались собственной сообразительности. Не в
силах остановиться, они добавляли к домику новые и новые детали.
Двое юных и прекрасных, как рыцари в Энциклопедии, эльфов залезли на
крышу и приладили там трубу.
- Боюсь, что это все, - грустно сказал один из них.
- Ну нет, - возразили двое других эльфов. Они в свою очередь забрались
на крышу и запустили в трубу дымок.- Вот теперь закончено, - сказали они.
- Не совсем, - заметил светлячок. - Если девочка проснется, то
испугается темноты. Я буду ее ночником.
- Минуточку, - окликнул его иностранный эльф, китайский купец, -я
приготовлю вам исключительно душистое ламповое масло.
Теперь, увы, дело было сделано.
Впрочем, нет! Подождите!
- Как можно было забыть о колокольчике у двери?- возмутился литейщик. И
он навесил звонкий латунный колокольчик. Жестянщик навинтил у порога скребок
для обуви. Пожилая фея, завсегдатай благотворительных базаров, принесла
полосатый коврик для ног. Бочары прикатили кадку для дождевой воды.Художники
расписали ее веселыми красками. Ну теперь уж точно все.
- Как же - все! Как может быть "все", я вас спрашиваю? - негодующе
вопрошал водопроводчик,-Ведь еще не подведена горячая и холодная вода! - И
он подключил воду.
Подошла бригада садовников с семенами,саженцами, луковицами и клубнями.
С лопатами, лейками, газонокосилками и покрытием для теплиц. И вот справа от
террасы раскинулся цветник, а слева - огород. Не прошло и пяти минут, как
все буйно расцвело.
О! Теперь волшебный домик был чарующе прекрасен! И тут всем стало ясно,
что дело подошло к концу. Феи стали неохотно расхо- диться. Они вспомнили,
что бал не закончен, и это их немного утешило. Последней уходила - угадайте
кто? - конечно, Брауни,
Юная Герцогиня. Она отстала на секундочку от своего влюбленного мужа,
взлетела на крышу и спустила вниз по дымоходу самый чудесный сон для Мейми.
Всю ночь удивительный домик простоял в Кенсинг-тонском Саду, охраняя
покой Мейми. Она досмотрела волшебный сон и проснулась от робкого стука. Это
новорожденное утро стучалось в ее окно. Потом она опять провалилась в
сладкий сон и сквозь дрему позвала: "Тони!" Поскольку Тони не отозвался, она
резко села, упершись головой в крышу, и домик открылся, как коробка с
рождественским подарком. Каково же было изумление Мейми, когда она увидела
Кенсингтонский Сад, занесенный снегом! Он ни капельки не был похож на ее
детскую. Он не был похож на детскую в такой степени, что девочка усомнилась,
что она - это на самом деле она. Мейми ущипнула себя за щеку и взвизгнула от
боли. Сомнений не оставалось - это была она, собственной персоной. Но как же
она очутилась в таком восхитительном месте? Мейми перешагнула через стену и
обернулась. И наконец-то разглядела свой ночной приют.
- Боже, какое чудо!
Возможно, человеческий голос испугал домик, а может быть, он понял, что
его задача выполнена, только, пока Мейми восторгалась им, домик стал
уменьшаться. Он съеживался так медленно, что Мейми сначала этого не
заметила. Но вдруг она поняла, что домик явно маловат для нее. Он
по-прежнему был целехонек, только размером не больше собачьей конуры. Потом
окошки, труба на крыше, бочка под водосточной трубой, а также сад с огородом
еще чуть-чуть уменьшились... И вот уже домик не больше коробки из-под торта!
А снег продолжает наступать на него с четырех сторон. Хотя еще слышен звон
колокольчика на ветру и розы цветут под окном, но свет светлячка уже меркнет
в предутренней мгле.
- Домик, миленький, не исчезай! - заплакала Мейми. Она упала на колени,
потому что теперь домик был не больше катушки для ниток. Но едва Мейми
протянула к нему ладошки, сугробы зимнего Кенсингтонского Сада сомкнулись.
Вокруг не было ничего, кроме гладкого, не тронутого следами снежного
покрывала.
Мейми с досады принялась топать ножками (она знала, что это
недопустимое поведение, но ведь рядом не было никого, кто мог бы НЕ
ДОПУСТИТЬ!). Потом она уткнулась лицом в ладони и горько заплакала.
Поскольку горе ее было БЕЗМЕРНО, то и плакать она собиралась как минимум
ВЕЧНОСТЬ. Но вдруг она услышала чей-то сочувственный голосок:
- Не плачь, маленький человечек, не надо...
Она обернулась. Слезы, которые она намеревалась лить вечно, мгновенно
высохли. Перед ней стоял прекрасный маленький мальчик, глаза у него были
странные и ясные, как звезды. Кудри нежные и спутанные, как ветви ветел на
ветру. Руки у него были в цыпках. Мейми видела этого мальчика первый раз в
жизни, но знала его всегда.
Это был Питер Пен.
Конечно, Мейми слегка растерялась. И даже чуточку испугалась. Ее, в
общем-то, легко понять.
Но Питер Пэн не знал, что такое страх.
- Я надеюсь, вы хорошо провели сегодняшнюю ночь? - любезно
поинтересовался он. Впрочем, в этом он нисколько не сомневался, ибо феи уже
успели ему все уши прожужжать про свой замечательный домик.
- Спасибо, - не уступила ему в вежливости Мейми, - мне было очень уютно
и тепло, а вот ты... - она поглядела на голенького Питера и поежилась, - ты,
наверное, умираешь от холода?
"Холод" было одно из тех слов, которые Питер начисто позабыл. Поэтому
он ответил уклончиво:
- Я думаю, что нет, хотя могу и ошибаться. Видите ли, мое образование
оставляет желать лучшего. Собственно говоря, я ведь даже не мальчик, в
строгом смысле этого слова. Соломон говорит, что я - Ни то Ни се, типичный
представитель Серединки- Наполовинку...
- Так вот, оказывается, как это называется, - задумчиво произнесла
Мейми.
- Не подумайте только, что это мое имя, - поторопился объяснить он, -
зовут меня Питер Пэн.
- Да, конечно, - согласилась она, - я знаю это. Кто же этого не знает?
Вы себе даже представить не можете, как приятно было Питеру, что люди
по Ту Сторону Ворот знают о нем. Это так понравилось нашему
Серединке-Наполовинку, что Мейми пришлось битый час расписывать, КАК и ЧТО
ИМЕННО знают люди о Питере Пэне. Все это время они сидели на поваленном
дереве, причем Питер старательно очистил от снега место для Мейми,а сам
плюхнулся прямо в сугроб. Бедняжка Мейми! Она дрожала от одного вида Питера.
- Давай обнимемся, тебе сразу станет теплее, - сказала Мейми.
- А как это?
Мейми показала, и Питер не без удовольствия последовал ее совету. Так
они и сидели посреди притихшего, предутреннего Сада - крепко обнявшись и
мило болтая. Питер нашел, что люди действительно много о нем знают, но -
увы! - их сведения несколько устарели. Они были, как минимум, столетней
давности! Например, люди не знали, что Питер летал к своей маме, а та
отгородилась от него. Тем не менее, рассказывать об этом Мейми он не стал,
потому что до сих пор еще чувствовал себя уязвленным.
- Все ли знают, что я играю в человеческие игры, почти совсем как
настоящий мальчик? - раздуваясь от гордости, спросил Питер.
Но когда он поведал Мейми, КАК ИМЕННО он это делает - как запускает
обруч в Круглый пруд, как играет в прятки, что делает с ведерком, - Мейми
ПРОСТО УЖАСНУЛАСЬ!
- Все правила, по которым ты играешь, ну ни капельки не похожи на
настоящие, - вытаращив глаза, прошептала она. - Настоящие мальчики играют
совсем по-другому!
Несчастный Питер издал короткий горестный стон и разразился бурными
слезами. Мейми почувствовала себя не только гадкой, заносчивой и
невоспитанной девочкой, но еще и совершенно несчастной. Она протянула
всхлипывающему Питеру свой носовой платок. Слезы его тут же высохли, и он
начал с неподдельным интересом изучать занятную вещицу. Тогда Мейми показала
ему, как этим пользоваться, промокнув по очереди оба своих глаза. "Теперь
ты", - подбодрила она Питера. Но вместо того, чтобы вытереть свои глаза,
Питер осторожно утер глаза Мейми, а она сделала вид, что именно это и имела
в виду.
Умирая от жалости к Питеру, девочка решилась на самую боль- шую жертву.
Она некоторое время ковыряла носком ботинка снег, потом, чтобы скрыть
смущение, откашлялась и произнесла:
- Если хочешь, я могу подарить тебе поцелуй.
Питер когда-то знал, что такое "поцелуй", но он уже очень давно
позабыл, что означает это чудесное слово. Поэтому, вежливо сказав "спасибо",
он протянул руку, думая, что она собралась что-то туда положить. И вот
тут-то Мейми слукавила - не потому, что побоялась обидеть Питера, а просто
постеснялась сказать ему правду. С прелестной, свойственной лишь женщинам
хитринкой, она вручила Питеру наперсток, по странной случай- ности
оказавшийся у нее в кармане: "Вот он, поцелуй".
Милый несмышленыш! Он принял эту уловку за чистую монету, и по сей день
носит на пальчике наперсток, хотя трудно представить себе существо, которому
эта вещь была бы нужна меньше, чем ему.
Вы, конечно, понимаете, что хотя Питер и оставался маленьким мальчиком,
на самом деле мимо пронеслось много времени. И я осмелюсь предположить, что
младенец, заменивший Питера его маме, давным-давно стал джентльменом и носит
усы.
Но вы не думайте, что одинокий, вечно маленький Питер заслуживал только
жалости! Нет, во многом он был достоин восхищения. Мейми, например, очень
скоро это поняла. Ее глаза засияли от восторга, когда он поведал о своих
похождениях. Особое же впечатление на нее произвел рассказ о героическом
плавании в дроздином гнезде между Островом и Садом.
- Как романтично! - воскликнула Мейми.
К сожалению, порой очень трудно бывает прийти к взаимопониманию. Питер
Пэн и этого слова тоже не знал. Он понурил голову, решив, что девочка его
осуждает или даже - о ужас! - презирает за столь жалкое суденышко.
- Я полагаю, твой Тони так никогда бы не сделал?- застенчиво
поинтересовался он.
- Никогда! НИ-КОГ-ДА! - убежденно заявила Мейми. - Он бы просто
струсил!
- Что значит "струсил"? - с интересом спросил Питер. Он решил, что это
мы должны сообщить об этом досадном недоразумении феям. Что вы сами об этом
думаете?
- Я думаю, - твердо сказала Мейми, - что так делать не следует.
Это несколько сбило деревья с толку.
- Я бы не стала вам перечить, - уверила их Мейми, - если бы была
неправа.
Старые деревья еще долго качали кронами, присвистывали и шептали: "Ну и
дела", "Такова жизнь", но Мейми вдруг стало жалко тех из них, которым не на
что было опираться, и она сказала с состраданием:
- Прежде чем отправиться на бал к феям, я была бы счастлива прогуляться
с вами по аллее. Пожалуйста, не откажите в любезности, обопритесь на меня...
И она около часу сопровождала их в прогулке вдоль аллеи, поддерживая за
ветви и помогая переставлять скрюченные корни. С экзотическими деревьями она
вела беседу на изысканном английском, как учили ее взрослые разговаривать с
иностранцами. Правда, она так старалась, что не поняла ни слова ни в их
ответах, ни в своих собственных, ужасно замысловатых вопросах. В общем, они
остались довольны друг другом, хотя некоторые деревья капризно укоряли
Мейми, что она с Дороти и Грейс прошлась дальше, чем с ними. А некоторые
кололи ее своими шипами, - конечно, не нарочно, и Мейми была слишком
воспитанной леди, чтобы расплакаться из-за такой ерунды.
Единственное, что ее беспокоило, так это бал. Ведь время наступило
вполне бальное. А больше ничего в ночном безлюдном Саду она не боялась.
Страх исчез, потому что наступила ночь, а в темноте, как вы знаете, Мейми
становилась странной девочкой.
Деревья ни за что не хотели отпускать ее. "Если феи увидят тебя, то
обязательно защиплют до смерти... или приставят навсегда нянькой к своим
детям... или превратят тебя во что-нибудь ужасно скучное, например, в
вечнозеленый дуб", - и все деревья устремили нарочито сочувственные взоры на
вечно- зеленый дуб.Сами-то они дрожали своими голыми ветками и страшно
завидовали всем вечнозеленым.
- Ой-ой-ой, - язвительно ответил дуб, - как это скучно: стоять здесь
застегнутым на все пуговицы и любоваться вечно дрожащими голыми созданьями!
Эту фразу деревья не без основания приняли на собственный счет, и
настроение у них испортилось. Они мрачно посулили Мейми все мыслимые ужасы,
если она только посмеет сунуть нос на бал.
От лиловой лещины девочка узнала, что двор сейчас не в самом лучшем
настроении. Причиной тому - несокрушимое сердце Герцога Рождественских
Маргариток. Он был Восточным эльфом, невыносимо капризным, самовлюбленным и
безразличным к другим. Королева Мэб, правительница Сада, была уверена, что
ее дочери очаруют Герцога, но - увы! Его сердце, как констатировал личный
доктор Герцога, оставалось совершенно холодным. Этот пожилой и сведущий в
вопросах исцеления недугов эскулап исследовал сердце своего пациента всякий
раз, как тому представляли очередную хорошенькую придворную, затем доктор
разочарованно тряс своей лысой головой: "Холодно, совсем холодно!" Королева
Мэб была просто вне себя, она, во-первых, приказала придворным плакать целых
девять минут, а затем всю ответственность за происходящее возложила на
Купидонов и принудила их носить дурацкие колпачки, пока сердце Герцога не
оттает.
Обнаружить место проведения бала оказалось несложно: из всех населенных
феями и эльфами уголков Сада к нему тянулись цветные ленточки, чтобы
приглашенные шли по ним, как по дорожкам, не боясь испачкать платье.
В этот раз ленточки были красными и замечательно смотрелись на белом
снегу.
Мейми пошла вдоль одной из них, стараясь держаться в тени деревьев, и
вот наконец она увидела длинную вереницу фей.
Впереди бежали шесть слуг и расчищали дорогу,за ними следом- шесть
форейторов, и столько же замыкали шествие. В середине шествовала Первая
Фрейлина в платье с длинным шлейфом, а в этом шлейфе, поддерживаемом двумя
пажами, как в гамаке восседала прелестная юная фея. Она была укутана в
золотой дождь, но самым примечательным в ней была ее шея - бархатистая на
ощупь и благородного темно-синего цвета.
Такая шея наилучшим образом оттеняет роскошные бриллиантовые украшения.
Перед балом все знатные феи слегка покалывают свои шеи перышками - так,
чтобы к коже прилила их аристократическая голубая кровь. Не верите? Тогда
загляните в витрины ювелирных магазинчиков - вы увидите там синие бархатные
бюсты, увешанные драгоценностями. Ювелиры позаимствовали этот секрет у фей.
Мейми отметила, что все участники процессии были чем-то раздражены и
феи задирали свои носики даже выше, чем это считается у них приличным.
Мейми, посмотрев на их надменные мордашки, решила, что непомерно задранные
носы - еще одна причина, по которой сердце Герцога остается холодным.
И вдруг возле мостика через подсыхающую лужу Мейми заметила еще одну
фею. Но Боже, в каком плачевном виде она была! Бедняжка свалилась в липкую
прибрежную грязь и отчаянно барах- талась там, увязая все глубже.
Мейми, с присущим ей добросердечием, кинулась на помощь малютке, чем
напугала ее до полусмерти. Впрочем, уже через минуту фея преспокойно сидела
у нее на ладошке и весело болтала. Она сообщила Мейми, что зовут ее Брауни,
Брауни- Смуглянка, что она - простая уличная певичка, но все равно
направляется на бал. Глупо не попытать счастья. А вдруг Герцог выберет ее?!
- Конечно, - вздохнула Брауни, - для Герцога я слишком проста...
Девочка смутилась-для феи ее знакомая и правда была довольно неказиста,
поэтому Мейми замялась с ответом.
- Я вижу, вы тоже думаете, что у меня нет никаких шансов, - в отчаянии
воскликнула Брауни.
- Я этого не сказала, - уклончиво ответила Мейми.- Конечно, ваше лицо и
впрямь простовато, но...- Мейми умолкла, ругая себя за чудовищную
бестактность.
К счастью, она вспомнила один случай с ее папой. Как-то раз он пошел на
благотворительный вечер, где самые знаменитые леди Лондона, точнее, жены
самых знаменитых джентльменов, а также их дочери, сестры и прочие
родственницы в бриллиантах и перьях старались обратить на себя всеобщее
внимание в надежде на главную награду сезона - титул Королевы Бала. При этом
им надо было еще прикидываться добрыми - в специальные бархатные мешочки,
вышитые золотыми нитками, они собирали мелкие монеты на строительство приюта
для сирот... Папа вернулся домой поздно и в плохом расположении духа. Но
вместо того,чтобы сделать маме замечание, что она не следит за
модой,чурается общества и сидит тут со штопкой у камина, он вдруг кинулся к
ней, расцеловал в обе щеки и воскликнул:
- Ты не представляешь, дорогая, как приятно снова увидеть нормальное
человеческое лицо!
Мейми рассказала эту историю исключительно для того, чтобы немножко
утешить Брауни, но на фею рассказ произвел неожиданное впечатление: теперь
она НЕ СОМНЕВАЛАСЬ, что Герцог выберет именно ее! Она вприпрыжку поскакала
по ленточке, крикнув напоследок, чтобы Мейми не вздумала идти следом, а то
Королева Мэб ее накажет. Но Мейми уже видела невдалеке волшебное сияние, и
ничто не могло заставить ее отступить. Она подкралась поближе и спряталась в
тени испанских каштанов.
Огоньки исходили от тысяч светлячков, которые, цепляясь друг за друга,
образовывали причудливые гирлянды над танцевальным кругом. Толпы эльфов и
фей пришли поглазеть на празднество, но все они держались в сторонке и были
одеты попроще, чем знатные особы внутри круга. Мейми даже прищурилась,
ослепленная блеском этих сиятельных особ.
Ее очень рассердило то, как вызывающе демонстрировал свое равнодушие
Герцог Рождественских Маргариток. Холодность сквозила в каждой черточке лица
Его Мрачной Светлости. Самые прелестные феи подходили к Герцогу, надеясь на
его одобрение, и разражались слезами даже прежде, чем прислуга выкрикивала:
"Следующая!", ибо приговор заранее был написан на скучающем лице капризного
эльфа.
Особенно Мейми стало жаль Купидонов.Они робко жались в самом темном
месте и, услышав очередное "холодно, совершенно холодно", все ниже и ниже
опускали свои попавшие в немилость милые головки в дурацких колпачках.
Мейми ужасно расстроилась, не обнаружив на балу Питера Пена. Дело в
том, что как раз в эту ночь его лодочку затерло льдинами на Серпантине, и он
храбро боролся со смертельной опасностью, разбивая лед своим понарошечным
веслом. Феи вряд ли заметили его отсутствие, потому что были неспособны
танцевать, так тяжело было у них на сердце. Они забывают про танцы, когда
печальны, и вспоминают, когда веселы. Дэвид сказал мне как-то, что феи
обычно не говорят: "мы счастливы", а говорят: "мы танцевальны".
Итак, все выглядели весьма нетанцевально, как вдруг веселый, звонкий
смех нарушил гробовое молчание. Конечно, это появилась смуглянка Брауни и
решительно заявила о своем желании быть представленной Герцогу.
Мейми подалась вперед, приготовившись увидеть, как развернут ее
подружку, потому что у бедняжки действительно не было никаких шансов. Ведь
она выглядела такой нелепой и жалкой. Это все понимали и начали сочувственно
(а кое-кто и злорадно) шушукаться. Всем все было ясно. Всем, кроме...
Брауни. Она весело и уверенно приблизилась к Герцогу. И вот в полной тишине
она предстала пред ним. Вот доктор привычно приложил палец к сердцу Его
Светлости, которое лежало в специальном нагрудном кармане, украшенном
позументом. Вот он начал было привычно выкликать: "Холодно, совершен...", и
вдруг потрясенно умолк.
- Что это? - воскликнул он и даже потряс сердце возле уха, как трясут
испортившиеся часы. - Черт побери! - завопил он, и тут поднялась
невообразимая суматоха. Многие феи попадали в обморок. Оставшиеся, затаив
дыхание, уставились на Герцога, а тот смертельно побледнел и выглядел так,
будто собирался убежать куда глаза глядят.
"Неужели свершилось?" - слышалось бормотание доктора. Теперь сердце
Герцога пылало огнем, и доктор, поспешно отдернув палец, сунул его в рот.
Потом громким и торжественным голосом доктор объявил: "Мой Господин и
Повелитель!.. - и добавил, утирая слезу умиления, - мой дорогой Герцог!
Наконец-то я имею честь объявить Вам, что Вы, Ваша Светлость, влюбились!"
Что тут началось! Брауни протянула Герцогу руки, и тот заключил ее в
объятия. Королева схватила за руки лорда Чемберлена; придворные дамы и
кавалеры тоже взялись за руки, потому что по правилам двора все должны
следовать примеру Королевы. В этот исторический момент было сговорено около
пятидесяти свадеб, - ведь по обычаю фей, если вы взяли кого-то за руку, то
должны немедленно пожениться. Конечно, если при этом присутствует священник
или юрист. Все ликовали и обнимались! Забили барабаны, выглянула луна, и
немедленно сотни пар обмотались ее лучами, как в Майский праздник влюбленные
парни и девушки связываются ленточками. И вот уже феи и эльфы понеслись по
кругу в вихре вальса. В довершение всеобщего ликования Купидоны сорвали с
себя ненавистные колпачки...
Но тут Мейми вышла и все испортила!
Она ничего не могла с собой поделать. Она просто голову потеряла от
радости за свою маленькую подружку. Сделав несколько шагов вперед, девочка
восторженно воскликнула:
- О Брауни, какое счастье!!!
...Все замерли. Музыка оборвалась. Огоньки погасли. Мейми вдруг остро
осознала опасность своего положения, слишком поздно вспомнив, что она
всего-навсего маленький ребенок, заблудившийся в таком месте, где людям
запрещено появляться от Закрытия до Открытия. Она услышала сердитое
бормотание тысяч маленьких существ, она увидела, как блеснули в свете луны
острые мечи и шпаги эльфов... Мейми громко вскрикнула от ужаса.
Как она бежала! Без оглядки. Не чуя под собой ног. Много раз падала, но
тут же вскакивала и бежала дальше. От страха она перестала понимать, где
находится. Единственное, что она сознавала вполне отчетливо, - это то, что
ей ни в коем случае нельзя останавливаться. Поэтому, когда она свалилась,
как подкошенная, и заснула на Фиговой Аллее, то все еще продолжала
перебирать ногами, даже во сне спасаясь от погони.
Мейми думала, что снежинки, падающие ей на лицо,- это нежные мамины
поцелуи на сон грядущий. Ей казалось, что огромный сугроб, растущий над ней,
- это теплое одеяло, и она старалась натянуть его на голову. А когда сквозь
дрему Мейми услышала голоса, то решила, что это мама привела папу к дверям
детской посмотреть, как сладко спит их дорогая доченька. Но это были не мама
с папой. Это были феи...
Я хочу вас успокоить: феи больше не горели желанием расправиться с
Мейми. Сначала, когда она в испуге убежала, все маленькие существа
испытывали единственное желание: наказать дерзкую девчонку! Превратить ее во
что-нибудь противное! Но исполнение этого намерения несколько задержалось
из-за споров, кто возглавит преследование. Даже самые кровожадные эльфы и
феи предпочитали уступить это право кому-нибудь другому. Пока все
препирались, Герцогиня Брауни протиснулась к Королеве Мэб и потребовала
исполнить ее желание.
Каждая невеста имела право на такой свадебный подарок от Королевы. У
Брауни была единственная просьба - чтобы Мейми даровали жизнь.
- Что угодно, только не это, - вскричала раздосадованная Королева, и
все придворные эхом повторили ее слова. Но когда они услышали, при каких
обстоятельствах Брауни свела знакомство с Мейми, феи и эльфы огласили
окрестности троекратным "ура" в честь благородного человеческого существа. В
строгом боевом порядке они двинулись вслед за Мейми, чтобы выразить ей свою
благодарность. Королева и ее советник, Лорд Чемберлен, возглавляли шествие,
а над ними вилась живая гирлянда из светлячков. Они быстро нашли Мейми по
цепочке следов.
И хотя девочка спокойно лежала глубоко под снегом на Фиговой аллее,
отблагодарить ее представлялось совершенно невозможным, потому что никто не
мог ее разбудить.
Волшебный народец все же попытался поприветствовать девочку - юный
король залез к ней на плечо и зачитал длинную речь, но она не услышала ни
слова. Тогда феи и эльфы освободили Мейми от снега, но вскоре ее снова
замело. Тут они встревожились не на шутку. Все поняли, что человечьему
ребенку угрожает страшная опасность - замерзнуть насмерть! Эльфы предприняли
героическую попытку отнести девочку в защищенное место, но - увы! - она была
слишком тяжелой даже для непобедимой армии Ее Величества. И вот уже
некоторые дамы начали печально сморкаться в свои пла- точки, как вдруг
купидонам пришла в головы гениальная идея:
- Постройте вокруг нее домик!
И, конечно, именно теперь всем стало ясно, что это - как раз то, что
каждый из них имел в виду, и, более того, это - единственное, что спасет
несчастного ребенка от неминуемой гибели! Моментально сотня
эльфов-дровосеков оседлала ветки ближайших деревьев, архитекторы забегали
вокруг Мейми, снимая мерки, тут же у ее ног была расчищена стройплощадка,
семьдесят пять каменщиков притащили камень для фундамента, и Королева
торжественно заложила его. Словно в волшебном сне вокруг Мейми выросли
строительные леса, ночной Сад огласился стуком топоров, визгом пил и рокотом
отбойных молотков. Вы бы не успели и глазом моргнуть, как чудесный домик был
готов, крыша покрыта черепицей, окна застеклены...
Получился он как раз по размеру Мейми. Одна ее рука была откинута во
сне,но это ничуть не смутило строителей. Более того, это дало феям и эльфам
прекрасную возможность пристроить к до- мику веранду с цветными окошками,
прикрыв заодно и руку от непогоды. Правда, окошки в домике были размером с
картинку в детской книжке, а дверь - меньше форточки в человеческом доме.
Маленькие существа бурно радовались собственной сообразительности. Не в
силах остановиться, они добавляли к домику новые и новые детали.
Двое юных и прекрасных, как рыцари в Энциклопедии, эльфов залезли на
крышу и приладили там трубу.
- Боюсь, что это все, - грустно сказал один из них.
- Ну нет, - возразили двое других эльфов. Они в свою очередь забрались
на крышу и запустили в трубу дымок.- Вот теперь закончено, - сказали они.
- Не совсем, - заметил светлячок. - Если девочка проснется, то
испугается темноты. Я буду ее ночником.
- Минуточку, - окликнул его иностранный эльф, китайский купец, -я
приготовлю вам исключительно душистое ламповое масло.
Теперь, увы, дело было сделано.
Впрочем, нет! Подождите!
- Как можно было забыть о колокольчике у двери?- возмутился литейщик. И
он навесил звонкий латунный колокольчик. Жестянщик навинтил у порога скребок
для обуви. Пожилая фея, завсегдатай благотворительных базаров, принесла
полосатый коврик для ног. Бочары прикатили кадку для дождевой воды.Художники
расписали ее веселыми красками. Ну теперь уж точно все.
- Как же - все! Как может быть "все", я вас спрашиваю? - негодующе
вопрошал водопроводчик,-Ведь еще не подведена горячая и холодная вода! - И
он подключил воду.
Подошла бригада садовников с семенами,саженцами, луковицами и клубнями.
С лопатами, лейками, газонокосилками и покрытием для теплиц. И вот справа от
террасы раскинулся цветник, а слева - огород. Не прошло и пяти минут, как
все буйно расцвело.
О! Теперь волшебный домик был чарующе прекрасен! И тут всем стало ясно,
что дело подошло к концу. Феи стали неохотно расхо- диться. Они вспомнили,
что бал не закончен, и это их немного утешило. Последней уходила - угадайте
кто? - конечно, Брауни,
Юная Герцогиня. Она отстала на секундочку от своего влюбленного мужа,
взлетела на крышу и спустила вниз по дымоходу самый чудесный сон для Мейми.
Всю ночь удивительный домик простоял в Кенсинг-тонском Саду, охраняя
покой Мейми. Она досмотрела волшебный сон и проснулась от робкого стука. Это
новорожденное утро стучалось в ее окно. Потом она опять провалилась в
сладкий сон и сквозь дрему позвала: "Тони!" Поскольку Тони не отозвался, она
резко села, упершись головой в крышу, и домик открылся, как коробка с
рождественским подарком. Каково же было изумление Мейми, когда она увидела
Кенсингтонский Сад, занесенный снегом! Он ни капельки не был похож на ее
детскую. Он не был похож на детскую в такой степени, что девочка усомнилась,
что она - это на самом деле она. Мейми ущипнула себя за щеку и взвизгнула от
боли. Сомнений не оставалось - это была она, собственной персоной. Но как же
она очутилась в таком восхитительном месте? Мейми перешагнула через стену и
обернулась. И наконец-то разглядела свой ночной приют.
- Боже, какое чудо!
Возможно, человеческий голос испугал домик, а может быть, он понял, что
его задача выполнена, только, пока Мейми восторгалась им, домик стал
уменьшаться. Он съеживался так медленно, что Мейми сначала этого не
заметила. Но вдруг она поняла, что домик явно маловат для нее. Он
по-прежнему был целехонек, только размером не больше собачьей конуры. Потом
окошки, труба на крыше, бочка под водосточной трубой, а также сад с огородом
еще чуть-чуть уменьшились... И вот уже домик не больше коробки из-под торта!
А снег продолжает наступать на него с четырех сторон. Хотя еще слышен звон
колокольчика на ветру и розы цветут под окном, но свет светлячка уже меркнет
в предутренней мгле.
- Домик, миленький, не исчезай! - заплакала Мейми. Она упала на колени,
потому что теперь домик был не больше катушки для ниток. Но едва Мейми
протянула к нему ладошки, сугробы зимнего Кенсингтонского Сада сомкнулись.
Вокруг не было ничего, кроме гладкого, не тронутого следами снежного
покрывала.
Мейми с досады принялась топать ножками (она знала, что это
недопустимое поведение, но ведь рядом не было никого, кто мог бы НЕ
ДОПУСТИТЬ!). Потом она уткнулась лицом в ладони и горько заплакала.
Поскольку горе ее было БЕЗМЕРНО, то и плакать она собиралась как минимум
ВЕЧНОСТЬ. Но вдруг она услышала чей-то сочувственный голосок:
- Не плачь, маленький человечек, не надо...
Она обернулась. Слезы, которые она намеревалась лить вечно, мгновенно
высохли. Перед ней стоял прекрасный маленький мальчик, глаза у него были
странные и ясные, как звезды. Кудри нежные и спутанные, как ветви ветел на
ветру. Руки у него были в цыпках. Мейми видела этого мальчика первый раз в
жизни, но знала его всегда.
Это был Питер Пен.
Конечно, Мейми слегка растерялась. И даже чуточку испугалась. Ее, в
общем-то, легко понять.
Но Питер Пэн не знал, что такое страх.
- Я надеюсь, вы хорошо провели сегодняшнюю ночь? - любезно
поинтересовался он. Впрочем, в этом он нисколько не сомневался, ибо феи уже
успели ему все уши прожужжать про свой замечательный домик.
- Спасибо, - не уступила ему в вежливости Мейми, - мне было очень уютно
и тепло, а вот ты... - она поглядела на голенького Питера и поежилась, - ты,
наверное, умираешь от холода?
"Холод" было одно из тех слов, которые Питер начисто позабыл. Поэтому
он ответил уклончиво:
- Я думаю, что нет, хотя могу и ошибаться. Видите ли, мое образование
оставляет желать лучшего. Собственно говоря, я ведь даже не мальчик, в
строгом смысле этого слова. Соломон говорит, что я - Ни то Ни се, типичный
представитель Серединки- Наполовинку...
- Так вот, оказывается, как это называется, - задумчиво произнесла
Мейми.
- Не подумайте только, что это мое имя, - поторопился объяснить он, -
зовут меня Питер Пэн.
- Да, конечно, - согласилась она, - я знаю это. Кто же этого не знает?
Вы себе даже представить не можете, как приятно было Питеру, что люди
по Ту Сторону Ворот знают о нем. Это так понравилось нашему
Серединке-Наполовинку, что Мейми пришлось битый час расписывать, КАК и ЧТО
ИМЕННО знают люди о Питере Пэне. Все это время они сидели на поваленном
дереве, причем Питер старательно очистил от снега место для Мейми,а сам
плюхнулся прямо в сугроб. Бедняжка Мейми! Она дрожала от одного вида Питера.
- Давай обнимемся, тебе сразу станет теплее, - сказала Мейми.
- А как это?
Мейми показала, и Питер не без удовольствия последовал ее совету. Так
они и сидели посреди притихшего, предутреннего Сада - крепко обнявшись и
мило болтая. Питер нашел, что люди действительно много о нем знают, но -
увы! - их сведения несколько устарели. Они были, как минимум, столетней
давности! Например, люди не знали, что Питер летал к своей маме, а та
отгородилась от него. Тем не менее, рассказывать об этом Мейми он не стал,
потому что до сих пор еще чувствовал себя уязвленным.
- Все ли знают, что я играю в человеческие игры, почти совсем как
настоящий мальчик? - раздуваясь от гордости, спросил Питер.
Но когда он поведал Мейми, КАК ИМЕННО он это делает - как запускает
обруч в Круглый пруд, как играет в прятки, что делает с ведерком, - Мейми
ПРОСТО УЖАСНУЛАСЬ!
- Все правила, по которым ты играешь, ну ни капельки не похожи на
настоящие, - вытаращив глаза, прошептала она. - Настоящие мальчики играют
совсем по-другому!
Несчастный Питер издал короткий горестный стон и разразился бурными
слезами. Мейми почувствовала себя не только гадкой, заносчивой и
невоспитанной девочкой, но еще и совершенно несчастной. Она протянула
всхлипывающему Питеру свой носовой платок. Слезы его тут же высохли, и он
начал с неподдельным интересом изучать занятную вещицу. Тогда Мейми показала
ему, как этим пользоваться, промокнув по очереди оба своих глаза. "Теперь
ты", - подбодрила она Питера. Но вместо того, чтобы вытереть свои глаза,
Питер осторожно утер глаза Мейми, а она сделала вид, что именно это и имела
в виду.
Умирая от жалости к Питеру, девочка решилась на самую боль- шую жертву.
Она некоторое время ковыряла носком ботинка снег, потом, чтобы скрыть
смущение, откашлялась и произнесла:
- Если хочешь, я могу подарить тебе поцелуй.
Питер когда-то знал, что такое "поцелуй", но он уже очень давно
позабыл, что означает это чудесное слово. Поэтому, вежливо сказав "спасибо",
он протянул руку, думая, что она собралась что-то туда положить. И вот
тут-то Мейми слукавила - не потому, что побоялась обидеть Питера, а просто
постеснялась сказать ему правду. С прелестной, свойственной лишь женщинам
хитринкой, она вручила Питеру наперсток, по странной случай- ности
оказавшийся у нее в кармане: "Вот он, поцелуй".
Милый несмышленыш! Он принял эту уловку за чистую монету, и по сей день
носит на пальчике наперсток, хотя трудно представить себе существо, которому
эта вещь была бы нужна меньше, чем ему.
Вы, конечно, понимаете, что хотя Питер и оставался маленьким мальчиком,
на самом деле мимо пронеслось много времени. И я осмелюсь предположить, что
младенец, заменивший Питера его маме, давным-давно стал джентльменом и носит
усы.
Но вы не думайте, что одинокий, вечно маленький Питер заслуживал только
жалости! Нет, во многом он был достоин восхищения. Мейми, например, очень
скоро это поняла. Ее глаза засияли от восторга, когда он поведал о своих
похождениях. Особое же впечатление на нее произвел рассказ о героическом
плавании в дроздином гнезде между Островом и Садом.
- Как романтично! - воскликнула Мейми.
К сожалению, порой очень трудно бывает прийти к взаимопониманию. Питер
Пэн и этого слова тоже не знал. Он понурил голову, решив, что девочка его
осуждает или даже - о ужас! - презирает за столь жалкое суденышко.
- Я полагаю, твой Тони так никогда бы не сделал?- застенчиво
поинтересовался он.
- Никогда! НИ-КОГ-ДА! - убежденно заявила Мейми. - Он бы просто
струсил!
- Что значит "струсил"? - с интересом спросил Питер. Он решил, что это