– Неужели вы этого не знали? – опять вторгся в его размышления голос Александры.
– Почему же, знал. Но успешно забыл. Спасибо, что вы напомнили.
И он широко улыбнулся, старательно скрывая, что на самом деле, кроме названий и общих фраз, он ничего не знает и не пытался узнать. Нужды не было.
– Арабы – это кочевники, – продолжала Александра. – Народ, название которого дословно переводится как «жители пустыни». И они, надо отдать им должное, довольно быстро поглощали элементы культуры покоренных народов, о чем потом благополучно забывали историки.
– М-да, – вздохнул Лямзин. – История – самая ненадежная наука, потому что основана на воспоминаниях очевидцев, которые вполне могут привирать. Да и документы, если они имеются, часто подделываются и фальсифицируются.
– Вот-вот, – кивнула Александра. – А забывающий об уроках истории рискует получить по лбу от тех же грабель.
– Александра, я начинаю вас бояться.
– Только начинаете? Вы смелый человек. Обычно меня после таких речей обходят десятой дорогой. Да, кстати, мне эти неучи пытались еще доказать, что исконно русское имя – это Иван. Тоже мне аргумент. Они даже не подозревают, что почти все имена после крещения Руси давались или греческие, или еврейские. Подлинно же русских имен почти нет в святцах, их туда не допустили. А ведь они такие красивые, как песня, – Ратмир, Светозар, Снежана…
– Да, красиво. Может, когда у меня будут дети, назову их такими именами. Между прочим, мы уже приехали. Вот он, ресторан. Предлагаю расслабиться и наконец с аппетитом поесть.
Александра коснулась горящих щек ладонями и засмеялась.
– Согласна.
Они вышли и с наслаждением принюхались. Из небольшого окошка, расположенного под самым потолком первого этажа, доносились просто умопомрачительные запахи. Вероятно, именно там находилась кухня.
Дворик был уютный, мощенный гладким булыжником, выложенным по кругу. В центре его располагался небольшой, выполненный в восточном стиле фонтан. Слева и справа стояли деревянные столики со скамьями под легкими навесами, но все они сейчас пустовали из-за невероятной жары.
Эдуард открыл дверь, пропуская вперед Александру, она вошла и с удивлением огляделась. Это был небольшой полутемный зал с уютными шелковыми диванами вдоль стен и с множеством вышитых подушек на них. Столы тоже оказались необычными, должно быть, выполненными на заказ. Низкие, с восточным орнаментом, они манили ожиданием щедрых яств, которые вот-вот появятся на них.
– Эдик, вы волшебник, – изумленно озираясь, произнесла Александра, – у меня такое чувство, что я попала в сказку. Надеюсь, это не пещера Али-Бабы и нам не придется спасаться бегством.
– Все нормально, – успокоил ее Лямзин.
А к ним, радушно улыбаясь и делая приветственные знаки руками, уже торопился хозяин – седовласый мужчина в пестром национальном халате, доходящем до середины икр.
Фархад, так звали хозяина, горячо приветствовал Лямзина. Он обнял его как старого друга и рассыпался в приветствиях.
– А вы, я вижу, здесь частый гость, – ехидно заметила Александра, как только они остались одни. – Ишь, как вокруг вас человек-то суетился.
– Отучайтесь думать о людях сразу худшее. Лучше потом разочароваться, чем обидеть кого дурным словом и после жалеть об этом.
– Вы это к чему? – опешила Александра.
– К тому, что в этом человеке нет ни грамма фальши. И если бы он мог, то жизнь бы за меня отдал. Потому что когда-то я его сына от смерти спас.
– Ой, простите. – Она густо покраснела и впервые за много лет действительно испытала чувство жгучего стыда. Александра и язвила-то по привычке, в ее кругу было не принято выставлять напоказ эмоции, да и искренность была не в чести. – Расскажите, как это было, – попросила она.
– Да ничего особенного. Мальчика, в числе других, взяли в заложники, а я вместо него на обмен пошел. Преступник оказался психом, начал палить куда попало, и только чудом никто серьезно не пострадал. Обошлось парой легких ранений.
– Да вы герой!
– Не говорите ерунды.
– Хотите сказать, что это у нас обычное явление – жизнью ради чужого ребенка рисковать?
– Нет. Но я – понимаете? – именно я не мог поступить иначе. Мне потом бы не давала покоя совесть и невозможно было бы спокойно спать.
– А как это произошло?
Александра подперла щеки руками, поставив локти на стол, и приготовилась слушать.
– Это случилось два года назад, во Внуково. Я встречал прилетавших из Австрии друзей. Самолет опаздывал, я скучал, и как-то так получилось, что из всех ожидающих разговорился только с одним человеком, мужчиной с восточными чертами лица, но европейским лоском. Сочетание, привлекающее взгляд само по себе, но когда еще и чувствуешь какое-то родство души… В общем, вскоре мы нашли множество общих тем для разговора и болтали с Фархадом, как старые друзья. Он рассказал, что давно живет в Москве, объездил всю Европу, в некоторых странах подолгу жил. Говорил, что два раза был женат и его двое сыновей погибли в Афганистане перед самым выводом оттуда наших войск. Жена недолго после того прожила – сломалась от горя. И после ее смерти он остался совсем один. Поверьте, Александра, в жизни каждого человека бывают такие периоды, когда кажется, будто больше нечего ждать от судьбы хорошего. Все уже было, все кончено, и надо только тихонько отползти в сторонку и ждать своего смертного часа. Такие мысли могут появиться у человека в любом возрасте, что-то подобное приходилось переживать и мне, но, осмелюсь предположить, когда тебе далеко за сорок, они особенно остры. Весь нынешний социум подпитывает индивидуума в мысли – попробуйте-ка устроиться на работу, когда вам сорок и больше. Да, я отвлекся. К счастью, судьба оказалась милостива к нему и подарила спустя годы новую любовь. Фархаду было уже пятьдесят два, когда родился мальчик. Сыну только исполнилось десять лет, когда жена Фархада подала на развод и увезла его с собой в Австрию. Может быть, этому можно было помешать, но вырывать ребенка из рук матери, наносить тем самым травму сыну Фархад не решился. Из-за огромной отцовской любви Фархад не смог причинить мальчику боль. И вот два года назад ситуация разрешилась сама собой. Бывшая жена написала, что мальчик стал неуправляемым, и попросила отца забрать его к себе. Но, лично мое мнение, причина была в том, что отчим и ребенок невзлюбили друг друга. Спустя два долгих года сын впервые летел к отцу, и не погостить, а навсегда. Представляете чувства Фархада?
– Думаю, он был рад.
– Да он светился от счастья! Он рассказывал мне, как все это время мечтал прижать сына к груди, слезы наворачивались на его глаза. Неладное мы почувствовали, когда самолет начал кружить над аэродромом и никак не приземлялся. Вот тут-то и выяснилось, что на борту террорист, он требует освобождения брата, осужденного в России на длительный срок, и крупную сумму денег. Если требования его не будут удовлетворены, он обещал взорвать самолет. Даже у меня было состояние шока от неожиданности, а что уж говорить о Фархаде. Мне до сих пор страшно вспоминать его глаза – столько боли, растерянности перед коварством судьбы и бессильного отчаяния было в них. Мне кажется, если бы он мог, сам бы по молекулам разобрал самолет, но ребенка своего оттуда достал.
Руководителем совместной операции ФСБ и транспортной милиции по освобождению заложников оказался мой старый приятель со времени работы в ФСБ. У меня уже был опыт работы с террористами. И когда удалось уговорить преступника на обмен одного офицера милиции на пятерых детей, я, с разрешения руководителя операции, пошел в самолет. Главным аргументом, убедившим начальство, было отсутствие у меня семьи и то, что в салоне находились мои друзья, бывшие борцы, на помощь которых я рассчитывал. К тому же они могли рассказать об обстановке, которая сложилась в салоне самолета до моего появления. В числе освобожденных детей был и сын хозяина этого замечательного ресторана. Потом у психа сдали нервы, он открыл пальбу и ранил двоих, как я уже сказал, а затем застрелился сам. Вот так все и случилось. Ничего героического.
– А как террорист пронес оружие в самолет? Неужели это настолько просто сделать?
– О, это отдельная история. У парня приятель оказался сотрудником аэропорта. Кажется, они снимали вместе квартиру. Я уж не знаю, что он своему другу рассказал и как объяснил, почему хочет избежать проверки багажа, но тридцативосьмилетний сотрудник пошел на должностное преступление. Он пронес черную вместительную сумку с оружием через багажное отделение и обменял на точно такую же, с которой уже прошел досмотр в секторе службы безопасности террорист. А вот взрывчатки – преступник грозился взорвать самолет – у него не оказалось. Блефовал парень. Кстати, год спустя аналогичный случай с подменой сумок произошел в США, только там дело до стрельбы все-таки не дошло.
– Сняли кальку с происшествия в России?
– Может, и сами додумались. Кто ж их знает?
Александра промокнула глаза и со вздохом сказала:
– Я бы за своих детей тоже самолет на клочки разнесла. Представляю, что бедный отец пережил.
Она встала и, старательно скрывая слезы, которые все-таки потекли по щекам, отправилась в туалетную комнату. Когда она вернулась, на столе уже, благоухая пряными приправами, стояла часть блюд.
– Какое царское великолепие! А вы чего не едите? Ждете меня? – спросила она.
– Разумеется. Начните вот с этого салата, рекомендую. – Эдуард подвинул к ней пиалу. – И ассорти из солений попробуйте, и еще закуска из баклажанов – это что-то невероятное, я вас уверяю.
– Ага, теперь я понимаю, почему вы были так недовольны тем салатиком, который мы ели в кабинете Артура, – удовлетворенно урча, простонала Александра, – вас просто избаловали вкусной пищей.
– Кстати, я бы теперь хотел послушать вас. Я ведь почти ничего о вас не знаю, – внезапно сказал он, и Александра от неожиданности поперхнулась.
– Да уж! Принимая во внимание вашу профессию, я, безусловно, с легкостью поверю во все! И в то, что вы обо мне ничего не знаете, и в то, что ни разу обо мне справок не навели.
Эдуард открыл было рот, чтобы соврать, но передумал и сказал правду:
– Ну, было, да.
– Вот видите.
– Да я и узнал-то совсем чуть-чуть. Самую малость…
– То есть насчет года рождения уже можно не врать? – перебила его Александра, хитро прищурившись.
Он смущенно засмеялся.
– Грешен, да. Признаться, первым делом это выяснил. И был чрезвычайно удивлен, так как думал, что вы намного моложе. Лет на десять как минимум.
– Вот уж спасибо, что сказали. Даже не знаю, радоваться вашему признанию или пойти утопиться.
– Да бросьте. Это не комплимент, а констатация факта. Я до сих пор считал себя большим знатоком женской красоты, который под любым слоем макияжа и невзирая на усилия пластических хирургов узнает возраст дамы. Но с вами я промахнулся. Ей-богу, был уверен, что вам двадцать два, двадцать три, ну, максимум – двадцать пять!
Александра внезапно почувствовала себя задетой, и, хотя постаралась скрыть это, ответ ее все равно был довольно эмоциональным.
– Да, вот так вам не повезло, – вспылила она. – Вместо интрижки с юной прелестницей нарвались на меня!
Она с вызовом взглянула на него, но лицо ее тут же приняло обескураженное выражение. А все потому, что Лямзин совершенно неприличным образом расхохотался.
– Вы смеетесь? И что же вам кажется смешным? – спросила она.
– Александра, какой же вы еще ребенок, – он вытер выступившие на глазах слезы. – На самом деле мне страшно нравится все в вас. И умная, и красивая, и уверенная в себе. Я, признаться, очень боялся, что нашему общению помешает разница в возрасте. Знаете, иногда так случается, что после пары встреч просто не о чем с девушкой говорить.
– Эх, Эдик, Эдик, – покачала головой она, – что ж вы, мужчины, все норовите штампами мыслить? Если молодая и блондинка – так уже и не о чем поговорить?!
– Я вовсе не это хотел сказать, – отрицательно мотнул головой он, старательно вылавливая из салата малосольный грибок, – просто у меня уже был неудачный опыт. А я, признаться, болтун еще тот. Мне с женщиной нужно общий язык найти и поговорить всласть. Не люблю, когда скучно.
– Ладно, пусть так.
– Вы обещали рассказать о себе.
– Хорошо, но коротко. – Он сделал предостерегающий жест рукой, собираясь возразить, что хотел бы узнать как можно больше, но она не дала ему ничего сказать: – Очень коротко, а то ничего не скажу.
– Согласен, – смиренно сказал он.
– Родилась я в Москве, но уже в возрасте нескольких месяцев очутилась в Бронницах. Отец нашел работу на местном ювелирном заводе и перевез всю семью, включая меня и моего старшего брата Виктора. Почему у него не было работы на тот момент в Москве, я не знаю, меня в это не посвящали. Но сдается мне, у него случился какой-то конфликт. Мать, которая ранее сидела со мной и братом дома, пошла в школу преподавать литературу. Думаю, намеренно погрузилась по уши в работу, чтобы заглушить тоску по столичной жизни. Ей было скучно в Бронницах, она часто раздражалась, и нам с братом – он на пять лет старше меня – тогда доставалось «на орехи». Отец, наоборот, был всем доволен, всегда улыбался. Он любил и баловал меня, чего, кстати, не могу сказать о брате – к нему он был суров.
– Вы обижены на мать, – констатировал Лямзин.
Александра коротко взглянула на него, но возражать не стала и продолжила рассказ:
– Я из той, домосковской, жизни почти ничего не помню, кроме, пожалуй, пустыря, где гоняла с мальчишками в футбол. Почему-то с девочками у меня отношения не складывались, я дружила только с мальчиками.
Лямзин хотел вставить, что ничего удивительного: это результат внутреннего конфликта с матерью, но не решился и сказал:
– А история с зонтиком, помните, вы мне как-то ее рассказывали. Это где произошло?
Александра засмеялась:
– Надо же, а вы не забыли! Это было на отдыхе на Азовском море, мне тогда всего шесть лет исполнилось. Я уже говорила, что в детстве дружила только с мальчишками, и там, куда мы приехали, тоже сразу обросла лучшими друзьями. И вот как-то раз в чью-то светлую голову – не мою – пришла идея спрыгнуть с горы. Точнее, с обрыва. На право прыгать первым мы тянули жребий. Выпало мне. Я открыла зонтик и храбро сиганула вниз. М-да… – она помолчала. – В общем, там довольно высоко было, метров пятнадцать-двадцать. Зонтик сразу сложился, и я полетела камнем… Как не разбилась насмерть – не знаю. Мальчишки едва увидели, что произошло, как тут же разбежались по домам. К счастью, кто-то из взрослых заподозрил неладное, заметил по их испуганным физиономиям. Меня обнаружили, вызвали неотложку, и очнулась я уже в больнице. – Она замолчала, вспоминая и задумчиво глядя вдаль затуманенным взором. Потом грустно и тепло улыбнулась. – Открываю глаза, а папа надо мной сидит. Плачет. Помню, я его еще успокаивала: «Папочка, ну что ты, вот же я! Я здесь, я жива!» Не знаю, почему именно такими словами. Наверное, я чувствовала, как он боится меня потерять. Ему ужасно хотелось схватить меня на руки и прижать к себе, я это тоже чувствовала, но он боялся причинить мне боль. И только гладил и гладил мою руку и нежно так смотрел…
– Он вас очень любил.
– Да. – Она отвернулась, стараясь скрыть слезы, но они потекли по щекам и закапали на платье. Тогда она, уже не скрываясь, промокнула их салфеткой и повернулась к Эдуарду. – Он… он составил завещание, оставив мне все свое имущество, а через неделю его убили какие-то маргиналы. Труп был так изуродован, что только по вещам мы смогли его опознать. Его не стало два года назад, а я все никак не могу поверить в это. Мне постояно кажется, что он где-то рядом. Вот даже сейчас. И еще – будто он оберегает меня. Я всегда была безбашенной авантюристкой, вечно влипала в разные истории. Но с тех пор меня в последний момент будто останавливает что-то. Срабатывает внутренний звонок: дзинь – стоп! Я уверена, это папа предостерегает меня. В сущности, остальные сведения обо мне не представляют интереса. Скажу только, что, когда мне исполнилось двадцать два, брат Виктор эмигрировал в Америку. Пытался и меня с собой забрать, но я уперлась и не поехала. Я тогда как раз переживала большую любовь, окончившуюся, как и все слишком бурные романы, громким пшиком. Правда, я в этом скоротечном браке успела родить своих близнецов. Вот так «империя» отца, как он иронично свое дело называл, досталась мне.
– Да-а, – задумчиво протянул Лямзин, который в этот момент вспомнил своего отца, ведь он так и не успел сказать, как его любил, – печально…
Эдуард склонил голову, и перед глазами невольно побежали воспоминания о редких встречах с отцом в последние годы. Их было до обидного мало, он все был занят, все откладывал на потом. И теперь очень жалел об этом. Почувствовав, что начинает расклеиваться – а он очень в себе этого не любил, Лямзин встрепенулся и спросил:
– Александра, я хотел узнать у вас, почему вы тогда вечером оказались на дороге одна?
Она лукаво улыбнулась:
– Это когда вы меня сбили? Какой вы невнимательный водитель, однако!
– Не увиливайте.
– Ах, да ладно, скажу, – она обреченно махнула рукой, – я в тот день рассталась со своим бойфрендом. Точнее, почти что мужем – у нас свадьба назначена была на октябрь. Но ее не будет.
– Почему? – Лямзин поймал себя на мысли, что слышать о ее свадьбе, пусть даже и отмененной, ему неприятно. Сам тут же испугался этого и постарался принять равнодушный вид.
– Потому что я замуж не хочу. Было какое-то помутнение, когда я вообразила, что смогу жить в браке, но, к счастью, вовремя одумалась.
– А, ну это не причина, – сказал он, и в голосе его Александра явственно услышала разочарование. – Вы еще двадцать раз передумать успеете до октября.
– А вам хотелось бы, чтоб я передумала?
Она прищурилась, и в глазах ее забегали чертенята.
Лямзин посмотрел на нее, понял, что прокололся, и поспешно, нарочито грубовато сменил тему:
– Не представляю вас в роли бизнес-леди. Как вы все успеваете?
– А я и не успеваю.
– Да? И сколько же у вас магазинов?
– Сущая ерунда, всего три. – Глаза ее откровенно смеялись. – Два в центре и третий, совсем маленький, на окраине. Даже не знаю, нравится ли мне этим заниматься. Я всегда любила музыку, танец. А пришлось с головой погрузиться в торговлю. Танцую теперь только изредка, правда, у станка стараюсь каждый день постоять, чтобы форму не терять. Да еще группу девочек веду из балетной студии. Но это единственное, что я оставила себе от прежней жизни.
– Не получается совмещать?
– Нет. Трудно. Чувствую, что скоро и от преподавания придется отказаться, я не имею права уделять детям внимания меньше, чем должна. А жаль. Ладно, это к делу не относится, давайте лучше я расскажу, зачем вы мне понадобились.
– Весь внимание. – Он приготовился слушать.
Александра открыла сумочку, достала из нее блокнот и ручку, словно была уверена, что сейчас ей придется что-то писать. Потом немного подумала, собираясь с мыслями, и начала методично рассказывать Лямзину все, что ранее успела узнать от Фаины.
– Вот так и получилось, – закончила она. – Вора нет, но деньги украли.
– Ясно. Похоже, это все-таки кто-то из своих. Я сейчас дам телефоны одного парня, – он быстро написал в ее блокнот номера, – сам переговорю с ним предварительно и потом вам перезвоню. И только после этого Фаина пусть ему звонит и договаривается о встрече. Он все сделает в лучшем виде.
– О, спасибо.
– Спасибо – это слишком мало.
Александра вздернула бровь, и глаза ее стали колючими.
– Вот как? И чего же вы еще хотите?
Лямзин засмеялся.
– Ух, какой взгляд! Мой друг через три недели проводит костюмированный старинный бал. Я туда приглашен и очень хочу, чтобы и вы поехали со мной. Будут дамы в кринолинах, гусары в мундирах, полонезы, мазурки, томные разговоры, веера и абсолютно точная атмосфера той чудесной поры.
У Александры азартно загорелись глаза.
– О, как здорово! Поеду заказывать себе наряд.
– Но только после того, как мы все съедим, – и он указал на полный еды стол.
Глава 4
– Почему же, знал. Но успешно забыл. Спасибо, что вы напомнили.
И он широко улыбнулся, старательно скрывая, что на самом деле, кроме названий и общих фраз, он ничего не знает и не пытался узнать. Нужды не было.
– Арабы – это кочевники, – продолжала Александра. – Народ, название которого дословно переводится как «жители пустыни». И они, надо отдать им должное, довольно быстро поглощали элементы культуры покоренных народов, о чем потом благополучно забывали историки.
– М-да, – вздохнул Лямзин. – История – самая ненадежная наука, потому что основана на воспоминаниях очевидцев, которые вполне могут привирать. Да и документы, если они имеются, часто подделываются и фальсифицируются.
– Вот-вот, – кивнула Александра. – А забывающий об уроках истории рискует получить по лбу от тех же грабель.
– Александра, я начинаю вас бояться.
– Только начинаете? Вы смелый человек. Обычно меня после таких речей обходят десятой дорогой. Да, кстати, мне эти неучи пытались еще доказать, что исконно русское имя – это Иван. Тоже мне аргумент. Они даже не подозревают, что почти все имена после крещения Руси давались или греческие, или еврейские. Подлинно же русских имен почти нет в святцах, их туда не допустили. А ведь они такие красивые, как песня, – Ратмир, Светозар, Снежана…
– Да, красиво. Может, когда у меня будут дети, назову их такими именами. Между прочим, мы уже приехали. Вот он, ресторан. Предлагаю расслабиться и наконец с аппетитом поесть.
Александра коснулась горящих щек ладонями и засмеялась.
– Согласна.
Они вышли и с наслаждением принюхались. Из небольшого окошка, расположенного под самым потолком первого этажа, доносились просто умопомрачительные запахи. Вероятно, именно там находилась кухня.
Дворик был уютный, мощенный гладким булыжником, выложенным по кругу. В центре его располагался небольшой, выполненный в восточном стиле фонтан. Слева и справа стояли деревянные столики со скамьями под легкими навесами, но все они сейчас пустовали из-за невероятной жары.
Эдуард открыл дверь, пропуская вперед Александру, она вошла и с удивлением огляделась. Это был небольшой полутемный зал с уютными шелковыми диванами вдоль стен и с множеством вышитых подушек на них. Столы тоже оказались необычными, должно быть, выполненными на заказ. Низкие, с восточным орнаментом, они манили ожиданием щедрых яств, которые вот-вот появятся на них.
– Эдик, вы волшебник, – изумленно озираясь, произнесла Александра, – у меня такое чувство, что я попала в сказку. Надеюсь, это не пещера Али-Бабы и нам не придется спасаться бегством.
– Все нормально, – успокоил ее Лямзин.
А к ним, радушно улыбаясь и делая приветственные знаки руками, уже торопился хозяин – седовласый мужчина в пестром национальном халате, доходящем до середины икр.
Фархад, так звали хозяина, горячо приветствовал Лямзина. Он обнял его как старого друга и рассыпался в приветствиях.
– А вы, я вижу, здесь частый гость, – ехидно заметила Александра, как только они остались одни. – Ишь, как вокруг вас человек-то суетился.
– Отучайтесь думать о людях сразу худшее. Лучше потом разочароваться, чем обидеть кого дурным словом и после жалеть об этом.
– Вы это к чему? – опешила Александра.
– К тому, что в этом человеке нет ни грамма фальши. И если бы он мог, то жизнь бы за меня отдал. Потому что когда-то я его сына от смерти спас.
– Ой, простите. – Она густо покраснела и впервые за много лет действительно испытала чувство жгучего стыда. Александра и язвила-то по привычке, в ее кругу было не принято выставлять напоказ эмоции, да и искренность была не в чести. – Расскажите, как это было, – попросила она.
– Да ничего особенного. Мальчика, в числе других, взяли в заложники, а я вместо него на обмен пошел. Преступник оказался психом, начал палить куда попало, и только чудом никто серьезно не пострадал. Обошлось парой легких ранений.
– Да вы герой!
– Не говорите ерунды.
– Хотите сказать, что это у нас обычное явление – жизнью ради чужого ребенка рисковать?
– Нет. Но я – понимаете? – именно я не мог поступить иначе. Мне потом бы не давала покоя совесть и невозможно было бы спокойно спать.
– А как это произошло?
Александра подперла щеки руками, поставив локти на стол, и приготовилась слушать.
– Это случилось два года назад, во Внуково. Я встречал прилетавших из Австрии друзей. Самолет опаздывал, я скучал, и как-то так получилось, что из всех ожидающих разговорился только с одним человеком, мужчиной с восточными чертами лица, но европейским лоском. Сочетание, привлекающее взгляд само по себе, но когда еще и чувствуешь какое-то родство души… В общем, вскоре мы нашли множество общих тем для разговора и болтали с Фархадом, как старые друзья. Он рассказал, что давно живет в Москве, объездил всю Европу, в некоторых странах подолгу жил. Говорил, что два раза был женат и его двое сыновей погибли в Афганистане перед самым выводом оттуда наших войск. Жена недолго после того прожила – сломалась от горя. И после ее смерти он остался совсем один. Поверьте, Александра, в жизни каждого человека бывают такие периоды, когда кажется, будто больше нечего ждать от судьбы хорошего. Все уже было, все кончено, и надо только тихонько отползти в сторонку и ждать своего смертного часа. Такие мысли могут появиться у человека в любом возрасте, что-то подобное приходилось переживать и мне, но, осмелюсь предположить, когда тебе далеко за сорок, они особенно остры. Весь нынешний социум подпитывает индивидуума в мысли – попробуйте-ка устроиться на работу, когда вам сорок и больше. Да, я отвлекся. К счастью, судьба оказалась милостива к нему и подарила спустя годы новую любовь. Фархаду было уже пятьдесят два, когда родился мальчик. Сыну только исполнилось десять лет, когда жена Фархада подала на развод и увезла его с собой в Австрию. Может быть, этому можно было помешать, но вырывать ребенка из рук матери, наносить тем самым травму сыну Фархад не решился. Из-за огромной отцовской любви Фархад не смог причинить мальчику боль. И вот два года назад ситуация разрешилась сама собой. Бывшая жена написала, что мальчик стал неуправляемым, и попросила отца забрать его к себе. Но, лично мое мнение, причина была в том, что отчим и ребенок невзлюбили друг друга. Спустя два долгих года сын впервые летел к отцу, и не погостить, а навсегда. Представляете чувства Фархада?
– Думаю, он был рад.
– Да он светился от счастья! Он рассказывал мне, как все это время мечтал прижать сына к груди, слезы наворачивались на его глаза. Неладное мы почувствовали, когда самолет начал кружить над аэродромом и никак не приземлялся. Вот тут-то и выяснилось, что на борту террорист, он требует освобождения брата, осужденного в России на длительный срок, и крупную сумму денег. Если требования его не будут удовлетворены, он обещал взорвать самолет. Даже у меня было состояние шока от неожиданности, а что уж говорить о Фархаде. Мне до сих пор страшно вспоминать его глаза – столько боли, растерянности перед коварством судьбы и бессильного отчаяния было в них. Мне кажется, если бы он мог, сам бы по молекулам разобрал самолет, но ребенка своего оттуда достал.
Руководителем совместной операции ФСБ и транспортной милиции по освобождению заложников оказался мой старый приятель со времени работы в ФСБ. У меня уже был опыт работы с террористами. И когда удалось уговорить преступника на обмен одного офицера милиции на пятерых детей, я, с разрешения руководителя операции, пошел в самолет. Главным аргументом, убедившим начальство, было отсутствие у меня семьи и то, что в салоне находились мои друзья, бывшие борцы, на помощь которых я рассчитывал. К тому же они могли рассказать об обстановке, которая сложилась в салоне самолета до моего появления. В числе освобожденных детей был и сын хозяина этого замечательного ресторана. Потом у психа сдали нервы, он открыл пальбу и ранил двоих, как я уже сказал, а затем застрелился сам. Вот так все и случилось. Ничего героического.
– А как террорист пронес оружие в самолет? Неужели это настолько просто сделать?
– О, это отдельная история. У парня приятель оказался сотрудником аэропорта. Кажется, они снимали вместе квартиру. Я уж не знаю, что он своему другу рассказал и как объяснил, почему хочет избежать проверки багажа, но тридцативосьмилетний сотрудник пошел на должностное преступление. Он пронес черную вместительную сумку с оружием через багажное отделение и обменял на точно такую же, с которой уже прошел досмотр в секторе службы безопасности террорист. А вот взрывчатки – преступник грозился взорвать самолет – у него не оказалось. Блефовал парень. Кстати, год спустя аналогичный случай с подменой сумок произошел в США, только там дело до стрельбы все-таки не дошло.
– Сняли кальку с происшествия в России?
– Может, и сами додумались. Кто ж их знает?
Александра промокнула глаза и со вздохом сказала:
– Я бы за своих детей тоже самолет на клочки разнесла. Представляю, что бедный отец пережил.
Она встала и, старательно скрывая слезы, которые все-таки потекли по щекам, отправилась в туалетную комнату. Когда она вернулась, на столе уже, благоухая пряными приправами, стояла часть блюд.
– Какое царское великолепие! А вы чего не едите? Ждете меня? – спросила она.
– Разумеется. Начните вот с этого салата, рекомендую. – Эдуард подвинул к ней пиалу. – И ассорти из солений попробуйте, и еще закуска из баклажанов – это что-то невероятное, я вас уверяю.
– Ага, теперь я понимаю, почему вы были так недовольны тем салатиком, который мы ели в кабинете Артура, – удовлетворенно урча, простонала Александра, – вас просто избаловали вкусной пищей.
– Кстати, я бы теперь хотел послушать вас. Я ведь почти ничего о вас не знаю, – внезапно сказал он, и Александра от неожиданности поперхнулась.
– Да уж! Принимая во внимание вашу профессию, я, безусловно, с легкостью поверю во все! И в то, что вы обо мне ничего не знаете, и в то, что ни разу обо мне справок не навели.
Эдуард открыл было рот, чтобы соврать, но передумал и сказал правду:
– Ну, было, да.
– Вот видите.
– Да я и узнал-то совсем чуть-чуть. Самую малость…
– То есть насчет года рождения уже можно не врать? – перебила его Александра, хитро прищурившись.
Он смущенно засмеялся.
– Грешен, да. Признаться, первым делом это выяснил. И был чрезвычайно удивлен, так как думал, что вы намного моложе. Лет на десять как минимум.
– Вот уж спасибо, что сказали. Даже не знаю, радоваться вашему признанию или пойти утопиться.
– Да бросьте. Это не комплимент, а констатация факта. Я до сих пор считал себя большим знатоком женской красоты, который под любым слоем макияжа и невзирая на усилия пластических хирургов узнает возраст дамы. Но с вами я промахнулся. Ей-богу, был уверен, что вам двадцать два, двадцать три, ну, максимум – двадцать пять!
Александра внезапно почувствовала себя задетой, и, хотя постаралась скрыть это, ответ ее все равно был довольно эмоциональным.
– Да, вот так вам не повезло, – вспылила она. – Вместо интрижки с юной прелестницей нарвались на меня!
Она с вызовом взглянула на него, но лицо ее тут же приняло обескураженное выражение. А все потому, что Лямзин совершенно неприличным образом расхохотался.
– Вы смеетесь? И что же вам кажется смешным? – спросила она.
– Александра, какой же вы еще ребенок, – он вытер выступившие на глазах слезы. – На самом деле мне страшно нравится все в вас. И умная, и красивая, и уверенная в себе. Я, признаться, очень боялся, что нашему общению помешает разница в возрасте. Знаете, иногда так случается, что после пары встреч просто не о чем с девушкой говорить.
– Эх, Эдик, Эдик, – покачала головой она, – что ж вы, мужчины, все норовите штампами мыслить? Если молодая и блондинка – так уже и не о чем поговорить?!
– Я вовсе не это хотел сказать, – отрицательно мотнул головой он, старательно вылавливая из салата малосольный грибок, – просто у меня уже был неудачный опыт. А я, признаться, болтун еще тот. Мне с женщиной нужно общий язык найти и поговорить всласть. Не люблю, когда скучно.
– Ладно, пусть так.
– Вы обещали рассказать о себе.
– Хорошо, но коротко. – Он сделал предостерегающий жест рукой, собираясь возразить, что хотел бы узнать как можно больше, но она не дала ему ничего сказать: – Очень коротко, а то ничего не скажу.
– Согласен, – смиренно сказал он.
– Родилась я в Москве, но уже в возрасте нескольких месяцев очутилась в Бронницах. Отец нашел работу на местном ювелирном заводе и перевез всю семью, включая меня и моего старшего брата Виктора. Почему у него не было работы на тот момент в Москве, я не знаю, меня в это не посвящали. Но сдается мне, у него случился какой-то конфликт. Мать, которая ранее сидела со мной и братом дома, пошла в школу преподавать литературу. Думаю, намеренно погрузилась по уши в работу, чтобы заглушить тоску по столичной жизни. Ей было скучно в Бронницах, она часто раздражалась, и нам с братом – он на пять лет старше меня – тогда доставалось «на орехи». Отец, наоборот, был всем доволен, всегда улыбался. Он любил и баловал меня, чего, кстати, не могу сказать о брате – к нему он был суров.
– Вы обижены на мать, – констатировал Лямзин.
Александра коротко взглянула на него, но возражать не стала и продолжила рассказ:
– Я из той, домосковской, жизни почти ничего не помню, кроме, пожалуй, пустыря, где гоняла с мальчишками в футбол. Почему-то с девочками у меня отношения не складывались, я дружила только с мальчиками.
Лямзин хотел вставить, что ничего удивительного: это результат внутреннего конфликта с матерью, но не решился и сказал:
– А история с зонтиком, помните, вы мне как-то ее рассказывали. Это где произошло?
Александра засмеялась:
– Надо же, а вы не забыли! Это было на отдыхе на Азовском море, мне тогда всего шесть лет исполнилось. Я уже говорила, что в детстве дружила только с мальчишками, и там, куда мы приехали, тоже сразу обросла лучшими друзьями. И вот как-то раз в чью-то светлую голову – не мою – пришла идея спрыгнуть с горы. Точнее, с обрыва. На право прыгать первым мы тянули жребий. Выпало мне. Я открыла зонтик и храбро сиганула вниз. М-да… – она помолчала. – В общем, там довольно высоко было, метров пятнадцать-двадцать. Зонтик сразу сложился, и я полетела камнем… Как не разбилась насмерть – не знаю. Мальчишки едва увидели, что произошло, как тут же разбежались по домам. К счастью, кто-то из взрослых заподозрил неладное, заметил по их испуганным физиономиям. Меня обнаружили, вызвали неотложку, и очнулась я уже в больнице. – Она замолчала, вспоминая и задумчиво глядя вдаль затуманенным взором. Потом грустно и тепло улыбнулась. – Открываю глаза, а папа надо мной сидит. Плачет. Помню, я его еще успокаивала: «Папочка, ну что ты, вот же я! Я здесь, я жива!» Не знаю, почему именно такими словами. Наверное, я чувствовала, как он боится меня потерять. Ему ужасно хотелось схватить меня на руки и прижать к себе, я это тоже чувствовала, но он боялся причинить мне боль. И только гладил и гладил мою руку и нежно так смотрел…
– Он вас очень любил.
– Да. – Она отвернулась, стараясь скрыть слезы, но они потекли по щекам и закапали на платье. Тогда она, уже не скрываясь, промокнула их салфеткой и повернулась к Эдуарду. – Он… он составил завещание, оставив мне все свое имущество, а через неделю его убили какие-то маргиналы. Труп был так изуродован, что только по вещам мы смогли его опознать. Его не стало два года назад, а я все никак не могу поверить в это. Мне постояно кажется, что он где-то рядом. Вот даже сейчас. И еще – будто он оберегает меня. Я всегда была безбашенной авантюристкой, вечно влипала в разные истории. Но с тех пор меня в последний момент будто останавливает что-то. Срабатывает внутренний звонок: дзинь – стоп! Я уверена, это папа предостерегает меня. В сущности, остальные сведения обо мне не представляют интереса. Скажу только, что, когда мне исполнилось двадцать два, брат Виктор эмигрировал в Америку. Пытался и меня с собой забрать, но я уперлась и не поехала. Я тогда как раз переживала большую любовь, окончившуюся, как и все слишком бурные романы, громким пшиком. Правда, я в этом скоротечном браке успела родить своих близнецов. Вот так «империя» отца, как он иронично свое дело называл, досталась мне.
– Да-а, – задумчиво протянул Лямзин, который в этот момент вспомнил своего отца, ведь он так и не успел сказать, как его любил, – печально…
Эдуард склонил голову, и перед глазами невольно побежали воспоминания о редких встречах с отцом в последние годы. Их было до обидного мало, он все был занят, все откладывал на потом. И теперь очень жалел об этом. Почувствовав, что начинает расклеиваться – а он очень в себе этого не любил, Лямзин встрепенулся и спросил:
– Александра, я хотел узнать у вас, почему вы тогда вечером оказались на дороге одна?
Она лукаво улыбнулась:
– Это когда вы меня сбили? Какой вы невнимательный водитель, однако!
– Не увиливайте.
– Ах, да ладно, скажу, – она обреченно махнула рукой, – я в тот день рассталась со своим бойфрендом. Точнее, почти что мужем – у нас свадьба назначена была на октябрь. Но ее не будет.
– Почему? – Лямзин поймал себя на мысли, что слышать о ее свадьбе, пусть даже и отмененной, ему неприятно. Сам тут же испугался этого и постарался принять равнодушный вид.
– Потому что я замуж не хочу. Было какое-то помутнение, когда я вообразила, что смогу жить в браке, но, к счастью, вовремя одумалась.
– А, ну это не причина, – сказал он, и в голосе его Александра явственно услышала разочарование. – Вы еще двадцать раз передумать успеете до октября.
– А вам хотелось бы, чтоб я передумала?
Она прищурилась, и в глазах ее забегали чертенята.
Лямзин посмотрел на нее, понял, что прокололся, и поспешно, нарочито грубовато сменил тему:
– Не представляю вас в роли бизнес-леди. Как вы все успеваете?
– А я и не успеваю.
– Да? И сколько же у вас магазинов?
– Сущая ерунда, всего три. – Глаза ее откровенно смеялись. – Два в центре и третий, совсем маленький, на окраине. Даже не знаю, нравится ли мне этим заниматься. Я всегда любила музыку, танец. А пришлось с головой погрузиться в торговлю. Танцую теперь только изредка, правда, у станка стараюсь каждый день постоять, чтобы форму не терять. Да еще группу девочек веду из балетной студии. Но это единственное, что я оставила себе от прежней жизни.
– Не получается совмещать?
– Нет. Трудно. Чувствую, что скоро и от преподавания придется отказаться, я не имею права уделять детям внимания меньше, чем должна. А жаль. Ладно, это к делу не относится, давайте лучше я расскажу, зачем вы мне понадобились.
– Весь внимание. – Он приготовился слушать.
Александра открыла сумочку, достала из нее блокнот и ручку, словно была уверена, что сейчас ей придется что-то писать. Потом немного подумала, собираясь с мыслями, и начала методично рассказывать Лямзину все, что ранее успела узнать от Фаины.
– Вот так и получилось, – закончила она. – Вора нет, но деньги украли.
– Ясно. Похоже, это все-таки кто-то из своих. Я сейчас дам телефоны одного парня, – он быстро написал в ее блокнот номера, – сам переговорю с ним предварительно и потом вам перезвоню. И только после этого Фаина пусть ему звонит и договаривается о встрече. Он все сделает в лучшем виде.
– О, спасибо.
– Спасибо – это слишком мало.
Александра вздернула бровь, и глаза ее стали колючими.
– Вот как? И чего же вы еще хотите?
Лямзин засмеялся.
– Ух, какой взгляд! Мой друг через три недели проводит костюмированный старинный бал. Я туда приглашен и очень хочу, чтобы и вы поехали со мной. Будут дамы в кринолинах, гусары в мундирах, полонезы, мазурки, томные разговоры, веера и абсолютно точная атмосфера той чудесной поры.
У Александры азартно загорелись глаза.
– О, как здорово! Поеду заказывать себе наряд.
– Но только после того, как мы все съедим, – и он указал на полный еды стол.
Глава 4
Матвей
Время летело катастрофически быстро, будто его сжали в пружину и забыли распрямить. Александра коротко взглянула на часы, тихо ойкнула и заторопилась.
– Куда? А десерт? – вскочил вслед за ней Лямзин.
– Чувствую себя преступницей, – жалобно сказала она. – Я даже не думала, что так надолго задержусь. А у меня в магазине куча дел. Бедная Зина, должно быть, каждую минуту меня вспоминает «добрым» словом.
– Александра, если вы уже опоздали, лишние четверть часа вас не спасут. Пейте свой кофе, и обязательно с пирожным. Это вкусно, уверяю вас. А потом в три секунды домчимся.
Она села обратно, подчиняясь его натиску, и повеселела. Придвинув к себе пирожное, весело спросила:
– Я что-то пропустила и вы успели разыскать здесь в запасниках ковер-самолет?
– Полагаете, он тут есть?
– Думаю, да. В этом месте должна скрываться масса невиданных сокровищ, поражающих воображение. Я чувствую это.
Она засмеялась.
Эдуард бросил внимательный взгляд на снующих официантов и на метрдотеля у двери и кивнул в его сторону:
– А я-то все думаю – кого мне «главный по тарелочкам» напоминает?! Да волшебника же Мурвея из «Чао» Аматуни, он просто его копия. Поэтому если что и было, то уже «ушло».
Александра оценивающе посмотрела на метрдотеля и согласно кивнула:
– Полагаете, Мурвей украл не только чертежи робота Чао, но и сокровища из пещеры Али-Бабы?
– Все может быть, я ничему в этой жизни не удивляюсь.
– Хорошо бы, чтоб где-нибудь здесь еще и вертолет оказался.
– Это вы к чему?
– К тому, что нам пора. Полетели.
До стройки, где Лямзин должен был встретиться с Тамбовцевым, они действительно доехали очень быстро. Это один из феноменов пространства-времени: обратная дорога всегда почему-то кажется короче и заканчивается быстрее.
Александра бодро вылетела из автомобиля и, обежав его, попыталась сесть на место водителя.
– Подождите, мы еще не успели договориться о следующей встрече! – сказал Эдуард, уступая ей водительское кресло и пересаживаясь на заднее сиденье за ней, поленившись обойти машину и сесть рядом.
– Так на балу и встретимся! – нарочито изумленно взмахнула ресницами Александра.
– Нет, слишком долго ждать. У меня есть предложение, подкупающее если и не оригинальностью, то уж консерватизмом точно. А пойдемте-ка завтра в театр. – И, не дав ей опомниться и вставить хотя бы слово, скороговоркой произнес: – Антреприза. Премьера. Аншлаг. Самые известные актеры.
Александра захлопнула рот, беспомощно моргнула и просто сказала:
– Согласна.
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул Лямзин. – Кстати, а что это вы читаете?
Он взял с сиденья рядом с собой книгу и заинтересованно посмотрел на обложку:
– «Технология бессмертия». Павел Солоненко. Вы это читаете?
– Нет, просто вожу с собой, – иронично хмыкнула Александра.
Лямзин полистал книгу и, выхватив взглядом фразу, прочел вслух:
– «Лжец научит, как отличить ложь, и уйдет, взяв свою плату за науку. Вор облегчит нашу ношу и тоже уйдет, отягощенный ненужными нам вещами. Не имея опыта ошибок, как нам утвердиться в правильности Пути?» Хм, а в этом что-то есть. И то, что насчет вечной молодости здесь написано, тоже правда?
– А отчего, вы полагаете, я так хорошо выгляжу? – подмигнула ему она и засмеялась. – Я вас жду завтра.
– Хорошо, ровно в пять я приеду.
Она быстрым движением достала визитку, написала на ее обратной стороне адрес и, подав ему, помахала на прощание рукой.
– Ну так до встречи, оригинальный консерватор!
Он вышел, и она, сорвавшись с места, умчалась. А Эдуард еще долго глядел ей вслед и счастливо улыбался.
В магазине, куда так торопилась Александра, жизнь шла своим чередом. В приемной, нетерпеливо поглядывая на часы и прислушиваясь к шагам, ждала верная Зина, а в прохладном торговом зале со страхом поглядывала в окно Ася. На улице явно усиливалась жара, и думать о том, как «приятно» будет добираться в метро домой, не хотелось. Опять потекут по телу струйки пота, потом начнется приступ дурноты от духоты и запаха разгоряченных тел, и чужие прикосновения будут казаться в сто крат неприятнее, чем обычно. И что самое ужасное, вырвавшись из подземки на улицу, ты снова окунешься в горячее марево от плавящегося на солнце асфальта и поймешь – спасения нет нигде. Ася всхлипнула от жалости к себе, вспомнила, что еще надо забежать за сыном в детский сад, и совсем загрустила.
– Мерзкая противная жара, когда же ты закончишься? – пробормотала она.
Покупателей по-прежнему не было, и кассир Мария за своим стеклянным окошком неторопливо читала книгу. Ася со вздохом достала учебник английского, раскрыла его на заложенной странице и принялась зубрить. То ли ей способностей не хватало, то ли с учителями не повезло, но язык ей давался тяжело. Английский учила-учила, с самого детского сада, но так и осталась на уровне «читаю со словарем».
Серебряные трубочки на двери мелодично зазвенели, и в помещение с жарким знойным воздухом ворвалась Лера. Она c порога плюхнулась на стул и, закинув ногу на ногу, тут же достала сигарету.
– Здесь нельзя курить, – мягко сказал охранник, откладывая в сторону журнал.
– Мне теперь все можно. – Она злорадно засмеялась и, вынув из пачки крошечную зажигалку, прикурила.
– Сказал же – нельзя!
Матвей встал и подскочил к Лере, намереваясь выхватить сигарету, но та ловким движением руки спрятала ее за спину.
– Куда? А десерт? – вскочил вслед за ней Лямзин.
– Чувствую себя преступницей, – жалобно сказала она. – Я даже не думала, что так надолго задержусь. А у меня в магазине куча дел. Бедная Зина, должно быть, каждую минуту меня вспоминает «добрым» словом.
– Александра, если вы уже опоздали, лишние четверть часа вас не спасут. Пейте свой кофе, и обязательно с пирожным. Это вкусно, уверяю вас. А потом в три секунды домчимся.
Она села обратно, подчиняясь его натиску, и повеселела. Придвинув к себе пирожное, весело спросила:
– Я что-то пропустила и вы успели разыскать здесь в запасниках ковер-самолет?
– Полагаете, он тут есть?
– Думаю, да. В этом месте должна скрываться масса невиданных сокровищ, поражающих воображение. Я чувствую это.
Она засмеялась.
Эдуард бросил внимательный взгляд на снующих официантов и на метрдотеля у двери и кивнул в его сторону:
– А я-то все думаю – кого мне «главный по тарелочкам» напоминает?! Да волшебника же Мурвея из «Чао» Аматуни, он просто его копия. Поэтому если что и было, то уже «ушло».
Александра оценивающе посмотрела на метрдотеля и согласно кивнула:
– Полагаете, Мурвей украл не только чертежи робота Чао, но и сокровища из пещеры Али-Бабы?
– Все может быть, я ничему в этой жизни не удивляюсь.
– Хорошо бы, чтоб где-нибудь здесь еще и вертолет оказался.
– Это вы к чему?
– К тому, что нам пора. Полетели.
До стройки, где Лямзин должен был встретиться с Тамбовцевым, они действительно доехали очень быстро. Это один из феноменов пространства-времени: обратная дорога всегда почему-то кажется короче и заканчивается быстрее.
Александра бодро вылетела из автомобиля и, обежав его, попыталась сесть на место водителя.
– Подождите, мы еще не успели договориться о следующей встрече! – сказал Эдуард, уступая ей водительское кресло и пересаживаясь на заднее сиденье за ней, поленившись обойти машину и сесть рядом.
– Так на балу и встретимся! – нарочито изумленно взмахнула ресницами Александра.
– Нет, слишком долго ждать. У меня есть предложение, подкупающее если и не оригинальностью, то уж консерватизмом точно. А пойдемте-ка завтра в театр. – И, не дав ей опомниться и вставить хотя бы слово, скороговоркой произнес: – Антреприза. Премьера. Аншлаг. Самые известные актеры.
Александра захлопнула рот, беспомощно моргнула и просто сказала:
– Согласна.
– Вот и хорошо, – облегченно вздохнул Лямзин. – Кстати, а что это вы читаете?
Он взял с сиденья рядом с собой книгу и заинтересованно посмотрел на обложку:
– «Технология бессмертия». Павел Солоненко. Вы это читаете?
– Нет, просто вожу с собой, – иронично хмыкнула Александра.
Лямзин полистал книгу и, выхватив взглядом фразу, прочел вслух:
– «Лжец научит, как отличить ложь, и уйдет, взяв свою плату за науку. Вор облегчит нашу ношу и тоже уйдет, отягощенный ненужными нам вещами. Не имея опыта ошибок, как нам утвердиться в правильности Пути?» Хм, а в этом что-то есть. И то, что насчет вечной молодости здесь написано, тоже правда?
– А отчего, вы полагаете, я так хорошо выгляжу? – подмигнула ему она и засмеялась. – Я вас жду завтра.
– Хорошо, ровно в пять я приеду.
Она быстрым движением достала визитку, написала на ее обратной стороне адрес и, подав ему, помахала на прощание рукой.
– Ну так до встречи, оригинальный консерватор!
Он вышел, и она, сорвавшись с места, умчалась. А Эдуард еще долго глядел ей вслед и счастливо улыбался.
В магазине, куда так торопилась Александра, жизнь шла своим чередом. В приемной, нетерпеливо поглядывая на часы и прислушиваясь к шагам, ждала верная Зина, а в прохладном торговом зале со страхом поглядывала в окно Ася. На улице явно усиливалась жара, и думать о том, как «приятно» будет добираться в метро домой, не хотелось. Опять потекут по телу струйки пота, потом начнется приступ дурноты от духоты и запаха разгоряченных тел, и чужие прикосновения будут казаться в сто крат неприятнее, чем обычно. И что самое ужасное, вырвавшись из подземки на улицу, ты снова окунешься в горячее марево от плавящегося на солнце асфальта и поймешь – спасения нет нигде. Ася всхлипнула от жалости к себе, вспомнила, что еще надо забежать за сыном в детский сад, и совсем загрустила.
– Мерзкая противная жара, когда же ты закончишься? – пробормотала она.
Покупателей по-прежнему не было, и кассир Мария за своим стеклянным окошком неторопливо читала книгу. Ася со вздохом достала учебник английского, раскрыла его на заложенной странице и принялась зубрить. То ли ей способностей не хватало, то ли с учителями не повезло, но язык ей давался тяжело. Английский учила-учила, с самого детского сада, но так и осталась на уровне «читаю со словарем».
Серебряные трубочки на двери мелодично зазвенели, и в помещение с жарким знойным воздухом ворвалась Лера. Она c порога плюхнулась на стул и, закинув ногу на ногу, тут же достала сигарету.
– Здесь нельзя курить, – мягко сказал охранник, откладывая в сторону журнал.
– Мне теперь все можно. – Она злорадно засмеялась и, вынув из пачки крошечную зажигалку, прикурила.
– Сказал же – нельзя!
Матвей встал и подскочил к Лере, намереваясь выхватить сигарету, но та ловким движением руки спрятала ее за спину.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента