Диксон Гордон. Дракон и Джордж

   Джим сообщил ему о настроении отряда, сделав акцент на поведении предводителей.
   – Не бери в голову, – ответил Брайен.
   – Но сохранить единство отряда крайне важно. Представь, что Жиль неожиданно решит уехать и уведет с собой разбойников. Мы останемся с сорока воинами Малверна. И, я подозреваю, добрая половина из них ничего не смыслит в военном искусстве.
   – Жиль так не поступит, – возразил рыцарь. – Он знает, какое богатство достанется ему и его парням в цитадели Хьюго. И он дал слово! А джентльмен всегда держит свое слово!
   Даже если мы можем положиться на Жиля, – добавил Джим, – то возможны трения между Даниель и Дэффидом, причем ее отец не останется в стороне. Дэффид с каждой милей все больше погружается в себя, а остроты Даниель становятся все злее. Наверное, нам не следовало брать ее, хотя у кого хватит мужества открыто отказать Даниель?
   – Без нее валлиец не пошел бы.
   – Да, – признался Джим. – Но, согласись, воин из девушки никудышный.
   – Откуда такая уверенность? – спросил Брайен. – Ты видел, как она стреляет?
   – Только в тот день, когда ее стрелы едва не убили нас. И еще в разграбленной деревне. Согласен, с луком она умеет обращаться.
   – Позволь уточнить, – заметил рыцарь. – Даниель стреляет из стофунтового лука не хуже, чем добрая половина лучников из отряда Жиля.
   Джим заморгал от изумления. Много лет назад, еще в колледже, он некоторое время баловался стрельбой из лука. Начинал он с сорокафунтового, а остановился на шестидесятифунтовом; хотя он и не считал себя слабаком, это был его предел.
   – Откуда ты знаешь? – поинтересовался он.
   – Я видел, как она стреляла. Ведь когда тебя пронзили копьем, бой за Малвернский замок еще продолжался.
   – Она сражалась в замке? – настороженно спросил Джим. – Я думал, что она оставалась в лесу. Но как ты на глаз сумел оценить ее мастерство?
   Брайен с любопытством оглянулся на Джима.
   – Что и говорить, сэр Джеймс, диковинны заморские края, откуда ты родом, – заключил он. – Разумеется, я наблюдал за стрелой.
   – Наблюдал за стрелой?
   – Следил за моментом выстрела, – разъяснил Брайен. – Когда я увидел Даниель, она прицеливалась шагов с пятидесяти. Я стреляю из восьмидесятифунтового лука. Разумеется, я не лучник. Но все же Даниель слабой никак не назовешь.
   Джим молча ковылял рядом с Бланшаром. Слова рыцаря заставили его глубоко задуматься.
   – Если Даниель стреляет из стофунтового лука, то каким же луком пользуется Дэффид?
   – Одному Богу известно. В сто пятьдесят? Двести? Или больше? Валлиец – человек из другого теста. Он не только великий стрелок, но и золотых рук мастер. Ты же видел, как долго он возится с каждой стрелой! Он достиг совершенства в обоих ремеслах. Бьюсь о заклад, что любой лучник из отряда Жиля, если, конечно, ему под силу натянуть тетиву такого лука, отдал бы десятилетний заработок за лук, изготовленный мастером Дэффидом! Секрет английского лука кроется в способе крепления тетивы к излучинам. Даже обладая такой громадной силой, как твоя, большей тяжести лука не достаточно для того, чтобы стрелять метко и далеко. Искусство стрельбы и секреты изготовления лука Дэффида недоступны обычному лучнику. Ты слышал, что сказал Жиль, когда мастер Дэффид вызвался от обреза леса снять со стен замка часовых. И сие справедливо для стрел валлийца. Любой разбойник отдаст половину зубов за колчан стрел работы Дэффида.
   – Понято, – пробормотал Джим.
   Информация осела, оставив неприятный осадок. До встречи с сэром Хьюго Джим воспринял сие как любопытный факт. Теперь мастерство Дэффида и та снисходительность, с которой Брайен терпеливо и подробно, как ребенку, разъяснял ему на столь примитивном уровне простейшие вещи, вызвали у него легкое раздражение.
   Джим замолчал, Брайен что-то еще говорил по инерции – просто так, чтобы поддержать беседу. Наконец рыцарь оставил дракона в покое, развернул Бланшара и поскакал в конец колонны проверить отряд. Оставшись один, Джим, не разбирая дороги, шел вперед. Он находился в скверном расположении духа и не жаждал компании – ни людей, ни животных.
   Оглянувшись, он никого не увидел, даже колеи, которая, очевидно, сделала затейливый поворот: так обычно петляет лесная тропа, протоптанная по самому удобному и легчайшему пути. Колею намеренно никто не прокладывал, потому она и петляла как Бог на душу положит. Тропа отвернула, а Джим, погруженный в свои мысли, пер по прямой. Однако он был уверен, что скоро вновь обнаружит колею.
   Джим наслаждался одиночеством. Ему изрядно поднадоел этот странный мир с говорящими животными, кровью, битвами, суперменами и сверхъестественными силами – и все это на фоне скудной технологии и примитивного общественного устройства.
   Тщательно пораскинув мозгами, Джим пришел к выводу, что существует предел соседства с животными. Смргол и Арагх, как, впрочем, и остальные драконы, оставались-таки животными, даже несмотря на то, что умели говорить. Но и люди, с которыми он встречался, казались ему сейчас ничуть не лучше. Люди-животные, живущие обычаями, инстинктами, эмоциями, но никогда – разумом. Прекрасная Даниель была всего лишь одетой в шкуры женщиной каменного века. Дэффид, несмотря на искусное владение оружием, оставался кроманьонским охотником, а Жиль – обычным, пусть даже умным и ловким, разбойником. Брайен – машина смерти, безразличная к боли. Ну а Геронда? Чистый дикарь, живущий в счастливом предвкушении пыток, которые она учинит заклятому врагу, когда тот окажется в его лапах.
   Взглянув на этот мир с позиций комфорта большого и чистого двадцатого века, к которому он принадлежал, Джим понял, что вряд ли когда-нибудь покажется ему привлекательным, а тем более приятным, жить с такими людьми. Вероятность их морального совершенствования равнялась нулю, а любые обязательства или симпатии, рождавшиеся в его душе, – псевдоромантические бредни.
   Джим отвлекся от раздумий и отметил, что, хотя и преодолел значительное расстояние, дорогу не обнаружил. Она либо повернула в противоположную сторону, либо попросту кончилась. Отряд двинулся в другом направлении или же остановился на ночлег. Дождь усиливался. Словом, они позаботятся о себе сами, а завтра и он присоединится к ним. Потребности в их компании он не ощущал, а с благоприобретенной драконьей невосприимчивостью к температуре и погоде Джим мог махнуть рукой и на холод, и на сырость.
   Преждевременные мглистые сумерки, дождь, хлеставший по деревьям, и скользкая, влажная земля вполне соответствовали его настроению.
   Тем не менее он осмотрелся вокруг, приметил заросли и направился к ним. Выдернул несколько молодых деревцев и сплел макушки, соорудив шалаш. Переплетенные ветки и густая листва превосходно защищали от дождя.
   Джим удовлетворенно свернулся калачиком внутри шалаша. Сумерки сгущались. Он не имел представления, где расположился отряд, и не смог бы разыскать их, даже если бы очень захотел.
   Он собрался засунуть голову под крыло, но отдаленный звук, привлекший его внимание, усилился. Сознание отказывалось узнавать этот звук. Потом Джим вспомнил: это был посвист приближающихся сандмирков.

18

   Не в силах совладать с охватившей его паникой, Джим молнией выскочил из шалаша и едва не бросился куда глаза глядят. К счастью, сработал тот же инстинкт, который спас во время первого знакомства с сандмирками: безоглядное бегство означает верную гибель. Предостережение, всплыв из сознания Горбаша, остановило Джима.
   Тьма сгущалась. Джим-Горбаш стоял возле шалаша: пасть открыта, дыхание незаметно сменялось угрожающим рычанием, а раздвоенный язык так и мелькал взад-вперед. Знай Джим, в какой стороне разбили лагерь Брайен и Жиль, бегство имело бы какой-то смысл. Сумей он добраться до лагеря, и безопасность гарантирована самой численностью отряда.
   Почему? Он не смог сказать, но был уверен, что против отряда сандмирки бессильны, ведь они предпочитали всей кучей наваливаться на беззащитную жертву. Люди или животные совместно противостояли волне страха, исходившей от сандмирков. Если «жертвы» выставляли мощный психологический щит, то, устояв перед натиском, могли перейти в ответную атаку. Сандмирки – Джим сам тому был свидетель – пасовали перед тем, кто их не боялся. Он вспомнил, как позорно разбегались сандмирки, когда появился Арагх.
   Итак, где сейчас отряд, вставший на тропу войны против сэра Хьюго? Джим решил, что еще до наступления темноты отряд мог свернуть с дороги, если предводители нашли удобное для ночлега место.
   Главное – не паниковать и не бросаться в бегство, иначе он попадет в пасть сандмирков.
   И еще одно Джим знал наверняка: поблизости нет Арагха, готового в такой ситуации прийти на помощь. Волк еще у Малвернского замка проводил Джима взглядом и видел, как тот уходил вместе с отрядом. А затем Арагх, несомненно, отправился обратно в свой лес. Так что сейчас он в десятках миль от Джима и не может слышать воя сандмирков, кружащих вокруг.
   Страх и ярость полоснули Горбаша изнутри бритвенно-острыми языками. Хриплое дыхание опять сорвалось в душераздирающий крик. Бесполезно… Джим, как затравленный зверь, со всех сторон слышащий рожки загонщиков, опасливо и судорожно вертел головой из стороны в сторону.
   Путь к отступлению… Нет! К спасению! Этот путь должен существовать. Должен! И Джим-Горбаш обязан его найти!
   Но в воющей мгле его было не разглядеть.
   Начинала кружиться голова. Ярость утихала. Теперь Джим только боялся, и страх, как туман поднимаясь от земли, заполнял его дрожащее тело. Он понимал, что имеет право на страх. Но признание этой простой истины странным образом отдавало гнильцой. Ведь затем Джиму придется примириться и с очевидным фактом смерти – его смерти!
   Джим стоял в дождливой темноте, вслушиваясь в подвывание приближающихся сандмирков. Через несколько минут их кольцо сомкнется. Бежать некуда, да и поздно: сандмирки совсем рядом. Разум на пределе отчаяния смешался с бесцветной бесконечностью.
   Джим неожиданно увидел себя отчетливо со стороны. Сознание вновь и вновь прокручивало недостатки «Брайена и Co»… Прокручивало до тех пор, пока аргументы со знаком «минус», занесенные в графу «недостатки соратников», не заслонила дымовая завеса его собственных недостатков. Он не превосходил Брайена, Смргола, Арагха и остальных. Наоборот – каждый из них превосходил его! Все дело в слепом случае, переместившем испуганное сознание человека в могучую плоть дракона. Оставаясь в теле человека, он мог бы считать себя заурядным ничтожеством. Смог бы волейболист класса АА справиться с самым хилым разбойником из отряда Жиля? Смог бы ассистент Джим Эккерт натянуть тетиву стофунтового лука, не говоря уже о том, чтобы поразить стрелой цель? Смог бы водитель Оглоеда, облачившись в лучшие доспехи этого мира и сев на лучшего из боевых коней, выстоять хоть пару минут против Брайена или сэра Хьюго?
   Джим вдруг прозрел: как он нахваливал себя, гордясь, что на скорости врезался и повалил наземь солдат, которые, всем скопом, весили в пять раз меньше дракона. Было удобно и выгодно намекать этим людям, живущим в примитивном обществе, что он барон, при этом позволяя им думать, что на самом-то деле он носит титул принца! Но что произошло, когда его пронзило копье? Радость от «игры» стремительно улетучилась, и Джим был бы счастлив закрыть глаза и… оказаться дома.
   Окруженный сандмирками, Джим запоздало понял, что мир, в который он провалился вместе с Энджи, не столь удобен и приятен. Это жестокий мир. И все, с кем он повстречался, – Смргол, Брайен, Арагх, Жиль, Дэффид, Даниель и даже хозяин Джин и Секох – воины, выжившие после сражений. Они выжили только потому, что имели требуемый для выживания уровень храбрости. Джим презирал эту храбрость, когда бросался на копье Хьюго де Буа, но вдруг обнаружил, что смертен, как все остальные! Открытие дало жизни привкус нестерпимой горечи: в двадцатом веке он мог увильнуть и не лезть на рожон, выказывая отвагу, присущую жителям этого мира.
   Но теперь уже не до отваги и не до храбрости. Смерть неминуема вне зависимости от того, храбр он или нет. Сандмирки затаились за ближайшими деревьями, а паника разъедала мозг Джима. Поблизости даже нет костра, пламя которого удержит их на расстоянии. На сей раз они сыграли наверняка: явились в дождливую ночь; небо плотно затянуто облаками, а дракон не может взлететь, не наткнувшись на деревья или утес; как обычное, живущее на поверхности земли животное, дракон сейчас может спастись только бегством. Но именно этой кошмарной ночью – и этим она отличалась от прочих ночей – Джим наконец разобрался в себе. Ничтожный триумф! Только это и отличало Джима-Горбаша от обреченного на смерть дракона.
   Дыхание замерло в легких. На мгновение голоса сандмирков как бы смолкли. Джим увидел путь к спасению. Или к смерти? Презренна смерть от бездействия, когда можно воспользоваться последним шансом на спасение. Что он говорил Каролинусу в их первую встречу? «Но я же не дракон?»
   Он и не был драконом. У Горбаша, несомненно, выбора в данной ситуации не было, но Джим Эккерт знал, что делать! Он готов погибнуть во время штурма Презренной Башни ради спасения Энджи – если это потребуется, – но покорно стать ужином стаи сандмирков он не собирался!
   Вероятно, смерть подстерегала Джима и в воздухе, но уж лучше умереть, рухнув с небес, чем быть съеденным. Он раскрыл пасть и взревел на сандмирков; пригнулся и кинулся вверх, навстречу темноте и дождю; завывания быстро стихли, и тишина поглотила дракона.
   Он взмахивал крыльями, набирая высоту, в нем теплилась надежду, что слой облаков опустился низко и, пробив его, он вылетит под свод чистого звездного неба. Так и произошло. Но где под этими дождевыми облаками ему отыскать восходящий поток? Хороший ветер спас бы Джима, но дождливая погоду исключала сильный ветер среди серых одутловатых дождевых туч. Если не перейти на парящий полет, то рано или поздно крылья нальются усталостью и он начнет терять высоту. После чего падение станет неминуемым.
   Пока силы не покинули. Джим вновь и вновь настойчиво продирался наверх сквозь стену дождя. Темнота окружала и сжимала дракона: спереди и сзади, снизу и сверху. Он ощущал, что, несмотря на все усилия, неподвижно висит в мокрой и кромешной пустоте. Дождь шел безостановочно, и не было прорехи в плотном покрове темноты, через которую проглянуло бы звездное небо.
   Сравнивая нынешнюю скорость набора высоты со своими предыдущими полетами, Джим прикинул, что уже достиг пяти тысяч футов. Он попытался вспомнить некогда заученные, но потом позабытые за ненадобностью сведения о дождевых облаках. Как смутно вспоминалось Джиму, поливать его могут три вида облаков: nimbostratus – слоисто-дождевые, altostratus – высокослоистые, cumulonimbus – дождевые. Они и составляют нижний слой, а вот слоисто-дождевые и слоистые занимают средний слой, значит, дотягиваются до двадцати тысяч футов. Совершенно очевидно, на такую высоту дракону не взлететь. Его легкие, как ни крути, оставались легкими животного, приспособленного к Жизни на поверхности земли. На таких высотах дракону или не хватит кислорода, или он замерзнет от холода.
   Наконец облака немного разрядились: задул хоть слабый, но постоянный ветер. Джим поймал его и рискнул: расправил крылья и даже «перевел дыхание», не ощущая потери высоты. Крылья ощутили упругость воздуха, а мозг дракона зарегистрировал, что полет перешел в плавное снижение.
   Он интенсивно заработал крыльями, и рецепторы просигналили, что он опять пусть медленно, но поднимается вверх. Его мозг, раскаленный до белого каления с того момента, как он решил покинуть сандмирков, сыграл неожиданную, но удачную шутку: из закоулков памяти он выудил отрывок из старинной книги. В нем говорилось о заблудившемся под водой: несчастный ныряльщик не знал, как всплыть на поверхность. Джим вспомнил, что ныряльщику был необходим внутренний сонар. Но драконы обладают не только необычно громким голосом, а и сверхчувствительным зрением и слухом! Летучие мыши летают ночью вслепую, и, как обнаружили экспериментаторы, когда животных лишали возможности пользоваться зрением, те для передвижения превосходно обходились своим сонаром. Так почему бы и ему не попробовать? По крайней мере – не рискнуть?
   Джим открыл пасть, набрал полные легкие воздуха и испустил зычный вопль в окружающий его дождь и темноту.
   Он вслушался…
   Он не был уверен, что услышал эхо…
   Он крикнул снова. И слушал, слушал, напрягая уши…
   На сей раз ему показалось, что слабое эхо вернулось.
   Он издал повторный крик и вслушался в темноту. Эхо оказалось четким. Что-то пряталось внизу, чуть правее летящего дракона.
   Наклонив голову к земле, он прокричал снова.
   Слух драконе быстро приспосабливался. Джиму удалось даже различить оттенки звуков, отраженных от различных поверхностей. Вдалеке и справа эхо было приглушенным, но по мере приближения звук становился резче, а стоило Джиму взять чуть левее, звук опять приглушался. Согласно законам логики и акустики следовало, что прямо под Джимом находится твердая поверхность.
   Но тут Джим засомневался. Высота тональности эха вряд ли точно характеризовала поверхность. Вероятней всего, прямо под ним лежала открытая местность, а справа и слева тянулись леса, приглушавшие эхо.
   Он прекратил эксперименты и продолжил полет. Сложнее всего, решил он, определить расстояние между ним и источниками эха. Дрожь ликования пробежала по его телу. Но радовался он вовсе не оттого, что полностью уверовал в свои силы, и не оттого, что он может спасти себя, одержав полную победу над сандмирками. Он поверил в то, что всегда можно найти выход из любой тупиковой ситуации.
   Джим летел дальше, пытаясь набрать высоту, чтобы почувствовать разницу в силе и высоте звука эха. Расправив крылья и перейдя на парящий полет, он бросил пульсирующий крик в затопленную дождем темноту.
   Эхо вернулось и принесло с собой надежду на спасение: Джим почувствовал привычное распределение сильного и слабого звуков – показателя смыкания поверхностей с высоким и низким коэффициентом отражения, – в том же направлении, что и раньше. Но сила эха заметно ослабла, что помогало узнать высоту полета.
   Исследование захватило Джима. Лихорадка оптимизма зажгла кровь в венах. Шансы на то, что он не успеет набрать достаточно информации для безопасной посадки, оставались значительными, но ведь совсем недавно не было и тени сомнения, что он и вовсе погибнет.
   Джим чередовал подъемы и спуски, экспериментируя с перепадами высоты. Видимо, чем ближе был дракон к смерти, тем сильнее обострялось его восприятие и тем более возрастала его способность к обучению. Слух стал не только чутким, но избирательным. Джим различал уже не два типа поверхностей, а с полдюжины – включая узкую полоску «металлического» эха, означавшего, возможно, ручей или реку.
   Способность к обработке информации мало-помалу крепла. Используя эхо, Джим представил себе рельеф местности. Главное, что теперь он мог игнорировать два звука, которые едва не сбили его с толку в самом начале: шипящий шум дождя и мертвый звук ударяющих о землю капель. Слух дракона обрел избирательность.
   Джиму подумалось вдруг, что драконы и летучие мыши, вопреки общепринятому мнению, имеют много общего. Несомненно, крылья драконов напоминали увеличенные крылья летучих мышей. Если он способен делать то, чему научился сейчас, значит, на это способны все драконы. Поразительно, но в большинстве своем драконы не сомневались, что ночное время, за исключением полнолуния, непригодно для полетов.
   Разумеется, Джим помнил, что драконы ориентируются в темноте совершенно не так, как люда. Когда он оказался в драконьих пещерах, никакого приступа клаустрофобии не наблюдалось: ему было абсолютно безразлично, где он – под землей или в кромешной темноте. А когда в подвале трактирщика Дика во время героического уничтожения запасов провианта потух факел, Джима это нисколько не смутило. Темнота, невозможность видеть не таила в себе ни страха, ни чувства опасности. Истинная причина драконьего предубеждения против ночных полетов заключалась в другом.
   Считалось опасным и рискованным, если во время полета местность не видна, а отсутствие света было хорошим поводом не летать вообще. Джим припомнил, что длительные полеты Горбаша воспринимались драконами как нечто ненормальное. Зато сейчас опыт «ненормального» Горбаша, дополненный опытом «нормального» человека, в два голоса твердил: поверхность земли – прекрасное место для обитания; нами сказано новое слово в ночных полетах драконов…
   Тем не менее, хотя Джим все лучше контролировал ситуацию, он по-прежнему не мог точно определить высоту полета. Страшновато лететь к земле, не зная, лапы ударятся о нее или брюхо.
   Джим решил, что есть только один путь: лететь в направлении сильного эха, и как можно ближе к источнику звука, положившись на то, что, несмотря на кромешную мглу ночи, сквозь тучи может прорваться хотя бы слабый свет, и тогда мягкое приземление станет возможным. Это, наверное, похоже на русскую рулетку, но что делать?
   Дракон расправил крылья и начал плавно опускаться, но тут вдохновение вновь озарило его. Он вспомнил узкую полоску резкого эха; согласно его догадкам, она соответствовала реке или ручью – поверхности с большим коэффициентом отражения звука. Он стал спускаться в направлении такого эха. Если судьба приготовила ему сюрприз в виде неудачной посадки, то уж лучше искупаться, чем разбиться о землю или порвать брюхо о ветви деревьев.
   Он спускался, время от времени издавая крики. Эхо возвращалось, все звонче, резче и быстрее. Джим напряг зрение, но видел перед собой только мрак. Земля приближалась, но он ничего не мог разглядеть внизу.
   Он резко изменил положение крыльев – на взлет, и через мгновение ощутил, как хвост чиркнул по воде. Он опять набрал высоту, проклиная собственную тупость.
   Конечно! Черт побери! Голос, уши – но он совсем позабыл о носе. Он опять почуял воду. Драконье обоняние меркло перед совершенным даром Арагха, но оно было на несколько порядков выше человеческого. Джим инстинктивно приостановил подъем, выровнял корпус и зашел на снижение, вновь в направлении воды. На сей раз он сознательно принюхивался к запахам, щекочущим его ноздри.
   Джим обалдел: он почти видел все, что лежало или росло на поверхности земли. Он должен был почувствовать это еще во время предыдущего спуска. Но тогда он забыл про драконий нюх и не обратил внимания на запахи. Теперь, поводя носом, Джим различал не только воду, но и траву, хвою, листья и сырую землю.
   Спускаясь к воде, он и справа, и слева учуял землю. Так оно и оказалось. Под ним бежала небольшая речушка, ярдов пятьдесят шириной. Он опускался, пока хвост вновь не коснулся воды, затем чуть приподнялся в воздух и медленно полетел к правому берегу и медленно, под небольшим углом скользнул вниз…
   О-о-о! Джим вовремя взмыл в воздух, почуяв запах тридцати футовых вязов, стоявших прямо по курсу. Он развернулся над деревьями и вновь пошел на снижение…
   С шумным всплеском он бухнулся в речку.
   У берега было неглубоко, ему до лопаток. Джим постоял некоторое время в реке; холодная вода лениво обтекала его тело. Он радовался самому простому, он вновь стоит на твердой земле, и к тому же ничто не угрожает его жизни.
   Через несколько мгновений сердце перестало бешено колотиться и Джим выбрался на берег. Успех опьянил дракона.
   Ему вдруг подумалось, что он, пожалуй, приземлился бы и на берег. Но он отогнал эту мысль. Ночная посадка на твердую поверхность была бы чересчур рискованной затеей. Благоразумней – набраться опыта ночных перелетов…
   Наступило отрезвление. Чудесно остаться живым, чудесно спастись от сандмирков, но Джим лишился разом и соратников, и плана действий.
   Энджи не на кого было рассчитывать, кроме как на него, с запоздалым чувством вины подумал Джим, ведь в этом мире они фактически одни. Джим решил подождать рассвета, а затем, поднявшись в воздух, поискать Брайена с отрядом, вспомнив, что обещал им помочь взять замок сэра Хьюго де Буа. С другой стороны, коли он исчез, соратники имеют полное право посчитать, что они вовсе не обязаны спасать Энджи. Только сейчас до Джима дошло, как мало знает он своих новых друзей. Все они, даже люди, думали и действовали по стандартам, совершенно отличным от его собственных. Но дабы не судить о своих друзьях и всем этом мире облыжно, ему придется тщательно пересмотреть свое мнение.
   И помочь ему может только Каролинус.
   Джим поднял голову. Дождь сменился легкой моросью, тучи понемногу расползались. Джиму почудилось – или показалось? – что в прорехе между облаками он увидел молочное мерцание лунного света.
   Если выйдет луна или даже если не выйдет, решил Джим, с воздуха он сумеет разыскать Звенящую Воду. Мышцы крыльев, уставшие во время экспериментов Джима по эхолокации, достаточно отдохнули, еще раз доказав удивительную силу и выносливость драконов. Просто ужас какой-то: компетентные физиологи, зоологи и ветеринары могут изучить этих животных и понять суть щедрых физических даров, которыми природа наделила драконов.