Страница:
Выйдя из дверей отеля, я почти бегом спустился к пляжу и, увязая в горячем белом песке, устремился к воде. Скинув на бегу легкие сандалии, шорты и ямайскую рубаху, я с наслаждением прыгнул в объятия пенистых волн. Тысячи приятных колючих иголок тут же пронзили мое тело с головы до пят, и я не в силах сдержать щенячьего восторга, завопил во все горло:
– Свобода, свобода, свобода!!!
Уверенными взмахами рук, разрезая взлохмаченную морскую гладь, я поплыл на восток. Отплыв от берега добрую сотню метров, я перевернулся на спину и, раскинув руки в стороны, встретился глазами с бездонной синевой неба. Мною вдруг овладело счастливое состояние безмятежности и искусственного небытия. Я превратился в маленькую инертную песчинку мировой Космогонии, подсоединенную к гигантской психоэнергетической цепи океана. Я с душевным трепетом и возбуждением чувствовал, как через меня проходят мощные информационные токи, пронизывающие бескрайнюю плоть Атлантической мокроты. Сейчас я был микромембраной водной макро Вселенной, через которую получал всю информацию, накопившуюся в ее глубинах за миллионы земных лет.
Очистившись от суетных мыслей и обретя относительный покой, я нехотя вернулся в собственную оболочку, покрытую гусиной кожей. Теперь я вполне был готов к принятию солнечных ванн.
Пляж в этот жаркий чудесный день на удивление был почти пуст. Лишь кое-где по берегу бегали с веселыми криками маленькие дети и загорали в разноцветных шезлонгах с десяток пожилых мужчин и женщин.
Подобрав с песка свою одежду, я медленно побрел вдоль кромки воды. За мной, слизывая темные следы с мокрого песка, ползли, в обрамлении белой пеной, синие языки. Я шел в сторону порта Лок. Постепенно песчаная полоса передо мной сузилась, и надо мной нависли пики потрескавшихся скал, на которых суетливо копошились колонии крикливых буревестников, тупиков и бакланов. Придерживаясь пальцами за жесткие каменные грани, я миновал последний отрезок пути и вышел к длинному пирсу, покрытому мощным деревянным настилом. Рядом были пришвартованы несколько небольших торговых пароходиков и целая флотилия прогулочных яхт и лодок. На шумном пирсе, громко обмениваясь шутливыми замечаниями и советами, загорелые портовые рабочие разгружали суда от объемистых ящиков и бочек. Среди них важно вышагивали бравые моряки в белых штанах и рубахах, направляющиеся в сторону местного паба.
Поднявшись вверх по крутой лестнице, вырубленной в скале, я присел на ступеньку, решив немного перевести дух.
Отсюда мне открылась захватывающая дух панорама с видом на бухту Лок. Сверху она напоминала огромную овальную чашу с длинной ручкой, в виде далеко выдающегося в океан каменного мола откосного типа. Кипящая громада солнца, склонившись над мятежными прядями волн, заполнивших ковш бухты, норовила запустить свои острые щупальца в их бархатные локоны. Насмехаясь над коварством небесного светила, океан плевался в небо миллиардами мелких брызг, отражающихся в свете солнечных лучей сказочной палитрой красок.
– Красиво, не правда ли! – послышался за моей спиной хриплый голос, скованный легким немецким акцентом.
Я резко обернулся на голос и увидел стоящего за моей спиной мужчину средних лет в камуфлированных штанах, обрезанных ниже колена. Он был выбрит под «ноль», а в левом его ухе посверкивала массивная золотая серьга. Чешуя плотного бронзового загара, покрывавшая его стройное мускулистое тело, удачно маскировала европейское происхождение, и если бы незнакомец сейчас заговорил на языке кечуа, я бы без сомнения решил, что он чистокровный индеец из Южной Америки.
– Да, красиво, – прищурив левый глаз, с подозрением посмотрел я на «лысого» снизу вверх.
– Давай знакомиться. – дружелюбно улыбнулся мне незнакомец и протянул широкую ладонь.
– Меня зовут Стэнли, можно коротко Стэн. А как тебя зовут? – пожал я крепкую руку мужчины.
– Все зовут меня Тибетец. Можешь и ты меня так звать, Стэн. Разрешись? – мой новый знакомый присел подле меня на ступеньку и, достав пачку «Marlboro Gold Tuch Fine», протянул ее мне.
– Нет, не курю, – отрицательно помотал я головой.
– Тогда я закурю с твоего позволения, – Тибетец закурил сигарету и обратился ко мне со следующим вопросом. – Говорят, что ты сын нашего хозяина, это так, Стэн?
– Хм, узнаю Saligia: здесь все про всех все знают! – удивленно цокнул я языком.
– Не все, почти все, Стэн, – выдыхая из легких ароматный дым, протянул Тибетец. – Так ты не ответил на мой вопрос: ты, правда, сын нашего хозяина?
– Да, я родной сын сэра Дрюона Стинсона. Приехал сюда ненадолго навестить его.
– Не знал, что у сэра Дрюона есть сын? – искоса глядя на меня, тихо обронил Тибетец.
– А ты давно знаешь моего отца? – раздраженно бросил я.
– Да, вот уже почти пять лет как я работаю на него. Я вожу на его яхте приезжих туристов и отдыхающих на морские прогулки и рыбную ловлю. Я штурман, но иногда подрабатываю лоцманом. Провожу грузовые суда по фарватеру, по местам представляющим опасность для судоходства.
– Ясно, и как тебе мой отец? – настороженно поинтересовался я.
– Мы большие друзья с твоим отцом и часто выезжаем вместе на рыбалку. Ты ведь знал, что он заядлый рыбак. Он много рассказывал мне о своей жизни, но вот только никогда не говорил мне, что у него есть взрослый сын, прости за подробности Стэн.
– Да, я не часто навещал отца и если честно, до сего дня не был здесь десять лет, – отведя глаза в сторону, смущенно выдавил я.
– Ну, это ваши внутрисемейные дела и меня это не должно касаться, – докурив сигарету, Тибетец поднялся со ступеньки и пристально посмотрел вдаль. – Пять лет живу здесь и никогда не устаю восторгаться красотой этой бухты. Может поэтому я здесь уже, столько времени?
– А почему тебя зовут Тибетец? – не утерпев, спросил я нового знакомого.
– Это не секрет и я обязательно отвечу тебе на этот вопрос, но только не сейчас, идет? Я предлагаю вот что, приходи сегодня в паб «Nuclear sub»: там сегодня собирается узкий круг моих друзей. Надеюсь, тебе будет приятно пообщаться с нами, и мы будем рады новому хорошему человеку. Как ты относишься к регги, Стэн? – выжидающе посмотрел Тибетец мне в глаза.
– Вообще – то я люблю панк и «нью вейф», но и регги сойдет. Почему бы нет, конечно, приду. – Снисходительно пожал я плечами, чувствуя, что если не соглашусь, то неизбежно обреку себя в этот вечер на скучное время провождение в стенах отцовского дома.
– Ну, вот и отлично, Стэн! Значит, забились до вечера, оʼкей? – звонко хлопнул Тибетец в ладоши и разведя длинные руки в стороны попятился назад.
– Оʼкей! – соединив указательный и большой палец, я в ответ продемонстрировал магический знак согласия из международной азбуки жестов.
Вечером, одолжив у отца его автомобиль «BMW Е 21», я отправился по приглашению Тибетца в портовый паб. Было где-то около семи и полуденная жара, сдобренная свежим юго-западным ветерком, уже порядком спала.
Когда я подъехал к автомобильной стоянке у паба, там было уже с десяток автомобилей. У главного входа в клубах табачного дыма толпились подвыпившие матросы и местные туристы. Протиснувшись сквозь галдящую биомассу разгоряченных тел, я зашел в просторное помещение паба, окутанное приглушенным светом. Паб был поделен на два одинаковых зала. В одном всю стену занимала дубовая барная стойка, заставленная разнообразными спиртными напитками и стеклянной посудой. Но основное его пространство занимали бильярдные столы и столы под пул и кикер. Здесь в основном отдыхали заядлые игроки в дартс и бильярд. Поискав взглядом своего нового знакомого, я подошел к барной стойке и обратился с вопросом к высокому усатому бармену лет пятидесяти:
– Добрый вечер. Извините, вы не подскажете мне, где я могу найти Тибетца? Он еще не приходил?
«Пабликэн» не переставая натирать пивной бокал белой салфеткой, молча, кивнул подбородком на дверь, ведущую в соседний зал, из которого доносились звуки «живой» музыки. Поблагодарив «разговорчивого» усача, я пересек пространство, заполненное сосредоточенными игроками и, вдохнув полную грудь воздуха, ввалился во второй зал. Мои уши тут же наполнились ритмами ямайского регги, а в нос ударили спертые запахи табака и пивных паров. За двумя рядами четырехместных столиков у противоположной от входной двери стены высилась небольшая овальная сцена. Ее занимала группа поющих и играющих чернокожих музыкантов в цветастых африканских нарядах. Перед самой сценой медленно раскачивались в такт ритмичной музыке несколько молодых парней и девушек. Большинство же из присутствующих в зале посетителей сидели за столами и совсем немногие из них проявляли интерес к громкой музыке. Громко чокаясь бокалами со спиртным и чадя сигаретным дымом, шумные компании дружно коротали приятный летний вечер.
За одним из столов я приметил Тибетца в обществе молодого крепкого парня и ярко накрашенной девушки с обесцвеченными волосами. Они о чем – то оживленно разговаривали и, смеясь, иногда поглядывали на сцену.
Увидев меня, Тибетец приветливо махнул мне рукой и, перекрикивая музыку, коротко рявкнул:
– Стэн иди к нам!
Не заставляя себя долго ждать, я сел на предложенный стул и громко представился:
– Меня зовут Стэн. А как вас зовут?
Молодой крепыш, сидящий около Тибетца, стянул с головы джинсовое кепи и, склонив выскобленный блестящий череп, глухо выдавил:
– «Панцер».
Я перевел взгляд на свою хорошенькую соседку. Облокотившись на ладонь, она с интересом осмотрела на меня и томно выдохнула:
– Я, Ева, Стэн.
– Ну вот, кажется, все формальности соблюдены. Теперь можно приступить к самой важной части нашей вечеринки, – с облегчением выдохнул Тибетец, и вожделенно окинув густой ряд пивных бутылок, стоящих на столе, добавил. – Сегодня мы здесь не просто так Стэн: сегодня мы празднуем день рождения нашего дорого друга Маркуса.
А где сам виновник торжества? – недоуменно осмотрелся я по сторонам.
– Виновник торжества торжествует на сцене! Он в центре внимания, – и Тибетец, привстав со стула, с уважением показал на поющего в микрофон чернокожего парня с гитарой «Gibson Les Paul» в руках. В его исполнении звучала знаменитая кавер-версия песни Боба Марли «No woman, no cry». Я слышал ее несколько раз по радио в семьдесят пятом в Лондоне.
– Давай «ска», Маркус – зараза! – неожиданно с силой грохнув кулаком по крышке стола, вызывающе крикнул «Панцер».
– Заглохни «Панцер», тебя еще не спросили, что играть, а что нет! – Тибетец, обхватив друга за голову, с силой потер ему ладошкой лысую макушку.
– Отпусти Генри, отпусти, кому сказал! – словно молодой бычок, скрученный петлей лассо, забился «Панцер» в железных объятиях Тибетца.
– Ребята, может, хватит, а? Стэн, не обращая внимания на этих мужланов. Они находят любой повод, чтобы побравировать друг перед другом. – Коснувшись моей руки прохладными пальцами, улыбнулась мне Ева. Заглянув в ее густо подведенные тушью синие глаза, я отметил для себя, что если с нее смыть всю эту косметику, то она превратится в настоящую красавицу.
«Неужели она не видит, что краска ее только уродует»? – машинально подумал я и тут же отвел горящие глаза, опасаясь, что Ева сможет прочитать в них мои не приличные мысли.
Извинившись за несдержанность, Тибетец отпустил голову «Панцера» и стал быстро откупоривать бутылки со светлым элем.
– Бронзовый «Pale Ale» из Бертона самый популярный у нас сорт эля. Он нередко согревает наши сердца и души в скучные вечера на Saligia и именно ему мы обязаны тем, что находимся сейчас все вместе за этим замечательным столом. А чем замечателен этот стол, спросишь ты меня Стэн? Да хотя бы тем, что именно за этим столом мы собрались все вместе ровно год назад, – чокаясь со всеми бутылкой со светлым элем, с пафосом в голосе рассказывал мне историю своей компании Тибетец. – И с тех самых пор это место стало нашим rub-a-dub-dub.
– Мне нравится. В Манчестере, где я живу, у меня с друзьями тоже есть такое место. Мы тусуемся во Фри Трэйд Холле, где слушаем местные панк и «нью вейф» команды. Но из-за плотного графика учебы у меня не всегда получается там бывать, – отхлебывая терпко-горьковатый эль, сказал я.
– О, тебе нравится английская панк-волна, Стэн?! – вдруг встрепенулась Ева и вплотную придвинулась ко мне.
– Да и не только, например, позавчера я собирался в Нью-Йорк, чтобы живьем увидеть Television, но из-за роковых обстоятельств моя поездка временно обломилась, – улыбнулся я Еве, почувствовав, как она вдруг стала симпатизировать мне.
– Все что не делается Стэн, все делается к лучшему и если бы не эти роковые обстоятельства, то ты бы никогда не познакомился с такими хорошими людьми как мы. – перегнувшись через стол, дохнул на меня Тибетец свежими пивными парами.
– Да, да, так и есть. В самом деле, тогда я бы точно не сидел сегодня здесь! – рассмеялся я и звонко чокнулся бутылкой с Тибетцем.
– А так бы ты сидел с какими-нибудь молодыми «янки» и бухал их «Budweiser», под звуки местного панк-рока, – отозвался со своего места «Панцер», переворачивая кепи козырьком назад.
– Да, Тибетец, ты обещал мне рассказать, почему тебя так странно зовут, – решил перевести я разговор в новое русло.
– Ну почему странно, просто я люблю Тибет и все что с ним связано, – пожал плечами Тибетец.
– И все же, можно поподробнее. Я люблю узнавать новое и хорошо забытое старое. Это у меня профессиональное, – выжидающе посмотрел я на Тибетца.
– Не прокурор ли ты часом, парень? – напрягся вдруг «Панцер» и с недоверием посмотрел на меня.
– Нет, какой я прокурор, я всего лишь учусь на археолога, ха-ха! – успокоил я «Панцера».
– Мой покойный батюшка был немецким офицером и состоял на службе в СС. Слышал ли ты когда-нибудь об исследовательском обществе СС «Аненербе»? Так вот мой отец занимал одно время важный пост в Исследовательском отделе Центральной Азии и экспедиций и отвечал за информацию по Тибету и Индии. Он был лично знаком со знаменитыми исследователями Тибета Эрнстом Шефером, Бруном Бегером и входил в узкий круг доверенных лиц Гиммлера и Адольфа Гитлера. Круто? Еще бы! Я родился в сорок третьем в Берлине и естественно был слишком мал, чтобы помнить своего отца. Он погиб через год после моего рождения в Восточной Пруссии девятого апреля. Намного позже я узнал, что он был одним из последних защитников крепости Der Dona в Кенигсберге, – Тибетец вдруг замолчал и тяжело вздохнув, склонил вниз голову.
– Вы часом не нацисты ли, мужчины? – Нахмурился я, вспомнив прошлогоднюю кровавую стычку с местными «скинами» в Бирмингеме.
– Я человек терпимый в расовом отношении и не приемлю чрезмерной агрессии, не смотря на то, что в шестидесятых служил два года в западногерманском «Bundeswehr» в военно-морских силах. А что касается этого лысого «кокни» из Лондона, то он просто помешан на своем кумире Курте Мейере, командире дивизии «Gitlerjugend». И ты сам понимаешь, что ничего хорошего ждать не приходится от парня, наизусть знающего все немецкие военные марши.
– Ладно, ладно ты, Тибетец. Зачем пугаешь новенького всякой словесной ерундой. Не верь ему Стэн, я совсем не такой как он говорит. Если бы я был реальным нацистом, то никогда бы не дружил с Маркусом, – толкая Тибетца в плечо, стал оправдываться «Панцер».
– Шучу, шучу, не толкайся! – отбиваясь от кулаков друга, заржал как конь Тибетец.
– Итак, узнав про биографию своего отца, ты решил всерьез продолжить его дело, я правильно понял? – терпеливо подождав пока успокоится «Панцер», задал я очередной вопрос Тибетцу.
– Не совсем так. Во-первых, я в отличие от отца не состоял в СС, а во-вторых, никогда не был на Тибете. Просто мне близок по духу буддизм, и я стараюсь поступать в своей жизни так, как поступил бы на моем месте просветленный бодхисатва из Тибета.
– Я встречал разных религиозных типов, но они, как правило, нудные и скучные. Но ты как я вижу, не такой и мне интересно слушать тебя.
– Сам не люблю всех этих доморощенных фанатиков, думающих только о собственной наживе, но никак не о душе человеческой, – скрипнул зубами Тибетец.
– Ты говорил, что живешь на острове уже пять лет, а как насчет «Панцера» и Евы? – повернулся я к скучающей девушке.
Та, смахнув с себя легкое оцепенение, мягко улыбнулась мне и не спеша заговорила:
– Я местная. Мои родители родом из Северной Ирландии, но они переехали на остров, когда меня еще и в проекте не было. В восемнадцать лет я уехала в Бирмингем и поступила в университет Астон на факультет международных отношений и политологии. Учусь там уже два года, но мне не очень нравится. Скукотища там страшная. Столько разных «рыцарей печального образа» и нелепых персонажей вокруг, что иногда хочется все бросить и уехать, куда глаза глядят. Вот приехала отдохнуть от учебы, чтобы повидать своих родителей и друзей непутевых.
– Глядя сейчас на тебя, я никогда бы не подумал, что ты учишься в таком крутом университете. – Обводя взглядом стройную фигурку девушки, заметил я. Ева была «прикинута» в ирландский клетчатый килт со спорраном, английские армейские ботинки, приталенную «косуху» на молнии и в белую майку с очень жизнерадостной надписью «Dead».
– Ха-ха, ты это точно заметил Стэн. На учебе я стараюсь быть хорошей девочкой и наши университетские профессора во мне души не чают, а вот когда я принимаю участие в городских роковых тусовках, то тут уж держись! – глаза у Евы разгорелись как у игривого котенка и она, клацнув белыми зубками на «Панцера», коротко рыкнула.
– Она у нас бешеная Стэн: если переберет эля, то начинает смеяться и танцевать до тех пор, пока не упадет, – показав розовый язык Еве, брякнул «Панцер». – А если курнет «травки» то тогда вообще полный аврал!
– Кстати, Стэн, если как нибудь надумаешь посетить Бирмингем, то милости просим. Я тебе напишу свой телефон: созвонимся, словимся и оттопыримся по полной, можешь мне верить, – взяв меня за руку, предложила Ева.
– Меня долго упрашивать не нужно. Тем более я уже был в Бирмингеме и не раз. У меня там есть хорошие знакомые в местной рок-тусовке.
– Тогда какие могут быть вопросы: добро пожаловать на Родину великих «Black Sabbath»! – протянула мне девушка открытую ладонь.
– Заметано Ева, – согласно кивнул я головой и накрыл своей ладонью ее маленькие розовые пальцы.
– Ну а как на счет тебя «Панцер»? Остался только ты, расскажи, если хочешь, откуда ты, – обратился я к хмелеющему парню.
– Да, что особо рассказывать. Я из Лондона из семьи рабочих. Учебу бросил рано и сразу пошел работать в лондонский порт. Особых увлечений у меня никогда не было. Так, кроме работы, тусовался со своими одноклассниками. Играли в футбол, дрались с «узкоглазыми» и арабами, терпеть их не могу. Естественно квасили немилосердно в местных пабах с девками легкого поведения. Кстати, я большой фанат стретфордских «Манчестер Юнайтед». Болел как-то за них на одном из матчей в семьдесят пятом. Они как раз тогда по итогам сезона 74/75 в Первой дивизион вернулись. Помню, побили мы там одну борзую братву, так мне в той драке передний зуб один сучонок выставил. – «Панцер» наглядно продемонстрировал всем новый зуб, отсвечивающий стальным блеском. – Вот, пришлось новый вставлять. Здесь я уже год. Работаю грузчиком в порту. Мне нравится: красиво здесь, воздух, пляж. Да и самое главное, «узкоглазых» и арабов почти нет. Одним словом культура! Думаю, если бы я остался в Лондоне, то меня бы уже давно посадили или прирезали враги.
– У тебя так много врагов «Панцер»?
– Да есть немного, хе-хе. – «Панцер» извлек из кармана джинсов пачку «Dunhill Fine Cut blue» и закурил, – советовался тут на днях с Тибетцем: может мне пойти в армию? К примеру, в САС, а почему бы и нет? Там нужны такие крутые парни как я. Как ты думаешь, а, Стэн?
– Решай сам, я тебе не советчик. Хотя, я тоже слышал, что САС это круто. … «Панцер», могу я тебя попросить не дышать на меня. Извини, просто не выношу запаха табака, – отгоняя от себя клубы сигаретного дыма, поморщился я.
– А как насчет «волшебного дымка», а чувак?! – раздался над моим ухом смешливый высокий голос.
Я обернулся и увидел долговязого чернокожего парня с густой копной афрокос на голове. Его смеющиеся слегка на выкате глаза бесцеремонно заглядывали прямо мне в душу. В это мгновение у меня появилось такое ощущение, как будто кто-то шумный и непоседливый забрался ко мне внутрь и громким голосом пытается меня разбудить. Я сразу понял, что этот странный парень далеко не такой как все. От него веяло такой чистой энергией и не лицемерной доброжелательностью, что я сразу же проникся к нему симпатией.
– Я Маркус, а ты, наверное, Стэн, я угадал, чувак? – по-дружески хлопнул меня по плечу Маркус и, подтянув стул от соседнего стола, шумно плюхнулся в него. – Так, народ, я сегодня спел все, что хотел. Пора и честь знать!
В «Nuclear sub» мы пробыли до самого закрытия, а после Маркус предложил нам прогуляться до заброшенного бенедиктинского монастыря и покурить там «забойного волшебного дымка» для крепкого сна. Оказаться на чистом воздухе после душного помещения паба, для меня показалось верхом блаженство. На улице уже вечерело и на лазурном покрывале неба выступили первые точки далеких звезд. Багровый диск солнца, достойно выдержав суточное искушение манящей прохладой океана, теперь медленно погружался своими округлыми боками в темнеющую бездну. Там в глубине небесное светило найдет уютную колыбель и, забывшись глубоким сном, будет нежиться в ней до самого утра.
Останки древнего монастыря мирно покоились на вершине одной из скал, опоясывающих бухту. Ориентиром для нас был каменный мол, начинающийся от основания самой высокой скалы, и заканчивающийся полутораметровым возвышением, увенчанным сверкающим сигнальным огнем, что служил ориентиром для кораблей. Поднявшись вверх по старой каменной лестнице, мы очутились на широкой прямоугольной площадке, поросшей редкой травой и кустарником. Две трети ее занимали руины монастыря, спрятанные за полуразрушенной кладкой забора.
– Мрачноватое место! Никогда здесь раньше не был, если честно, – слегка присвистнул я, опасливо разглядывая бесформенную тушу монастыря, зловещей тенью возвышающуюся над нами.
– Совершенно согласна с тобой Стэн: место и вправду немного брутальное, – взяв меня под локоть, дрожащим голосом прошептала Ева.
– А мне здесь нравится. Не знаю почему, но мне это место напоминает мой родной кингстонский район Тренчтаун. Там тоже всяких развалин хватает, – с ностальгией в голосе, выдохнул Маркус и извлек из кармана тугой целлофановый пакет.
– Ты с самой Ямайки Маркус? – обратив внимание на объем пакета, спросил я.
– Да чувак! Я родился на Ямайке в Кингстоне. Именно в том районе, где родился и великий Боб Марли и я этим очень горжусь, в натуре, – с гордостью посмотрев на меня, ответил Маркус.
– Короче, мы зачем сюда приперлись: чтобы вспоминать о твоем вонючем Дрочтауне или курить «дурь»? – Нетерпеливо посапывая, рыкнул на Маркуса «Панцер».
– Обожди немного старичок. Скоро, уже скоро начнется наше долгожданное путешествие в страну бога Джа, – ободряюще засмеялся Маркус. – Кто что предпочитает, чуваки и чувихи: есть первоклассный «шарас» и улетный «киф».
– Конечно «шарас», не трави ты нам душу, панджаби! – воскликнул Тибетец, обнимая за плечи Маркуса и «Панцера». – Ты как, Стэн, с нами?
– Еще бы, куда я от вас, – положительно кивнул я головой.
– Ты как, Ева, будешь? – Тибетец перевел взгляд на девушку.
– А ты еще сомневаешься, Тибетец? – притворно обиженным голосом, отозвалась Ева.
– Тогда поехали ребята! Держитесь крепче на поворотах! – Маркус передал каждому по туго набитой папиросе и первым «взорвал» свою «торпеду». Все остальные тут же последовали его примеру.
– А-а-а, хорошо-о-о, продрало до самой задницы! – с наслаждением выдохнул ароматный дым музыкант. – Чуваки, а вы знаете, что мы курим?
– Знаем, самую классную «дурь» на свете: бханг, в натуре! – чертыхаясь в складках «волшебного» тумана, прогудел «Панцер».
– Ни фига вы не знаете! Вчера с Луны на Землю вернулся советский космический спутник «Луна 24». Но вернулся он не пустой. …Провел Маркус пальцем по звездному небу.
– Ну и что за подарок привез этот спустник «советам» с Луны, уж не розового ли Лунтика? – пьяно хохотнул «Панцер», сильно шатаясь на ногах.
– Не угадал, чувачок. Он привез с Луны пробы грунта, взятые с глубины двух метров, так-то, – понизив голос до шепота, ответил Маркус.
Я сразу «прорубил» что будет какой-то прикол и потому, заранее придерживая ладонью живот, приготовился к веселому сумасшествию.
– А причем здесь «дурь» которую мы курим, старик? – делая глубокую затяжку, просипел Тибетец.
– А притом, что на глубине двух метров местный абориген Лунтик припрятал серебристый пакетик, набитый классным лунным Cannabis. Но ему не суждено было его покурить, потому что его выкопал советский луноход и привез на Землю, – продолжал рассказывать Маркус медленным голосом.
– Так ты что, спер что ли его у самих «советов»? – ошарашенно произнес «Панцер» и, не удержавшись на ватных ногах, бухнулся спиной на землю.
– Какой ты догадливый «Панцер»! Да, именно эту траву мы сейчас и курим чуваки. Это самый настоящий лунный Cannabis! – торжественно возвестил Маркус, воздев руки к небу. – О великий бог Джа, я уже на пути к тебе.
– Свобода, свобода, свобода!!!
Уверенными взмахами рук, разрезая взлохмаченную морскую гладь, я поплыл на восток. Отплыв от берега добрую сотню метров, я перевернулся на спину и, раскинув руки в стороны, встретился глазами с бездонной синевой неба. Мною вдруг овладело счастливое состояние безмятежности и искусственного небытия. Я превратился в маленькую инертную песчинку мировой Космогонии, подсоединенную к гигантской психоэнергетической цепи океана. Я с душевным трепетом и возбуждением чувствовал, как через меня проходят мощные информационные токи, пронизывающие бескрайнюю плоть Атлантической мокроты. Сейчас я был микромембраной водной макро Вселенной, через которую получал всю информацию, накопившуюся в ее глубинах за миллионы земных лет.
Очистившись от суетных мыслей и обретя относительный покой, я нехотя вернулся в собственную оболочку, покрытую гусиной кожей. Теперь я вполне был готов к принятию солнечных ванн.
Пляж в этот жаркий чудесный день на удивление был почти пуст. Лишь кое-где по берегу бегали с веселыми криками маленькие дети и загорали в разноцветных шезлонгах с десяток пожилых мужчин и женщин.
Подобрав с песка свою одежду, я медленно побрел вдоль кромки воды. За мной, слизывая темные следы с мокрого песка, ползли, в обрамлении белой пеной, синие языки. Я шел в сторону порта Лок. Постепенно песчаная полоса передо мной сузилась, и надо мной нависли пики потрескавшихся скал, на которых суетливо копошились колонии крикливых буревестников, тупиков и бакланов. Придерживаясь пальцами за жесткие каменные грани, я миновал последний отрезок пути и вышел к длинному пирсу, покрытому мощным деревянным настилом. Рядом были пришвартованы несколько небольших торговых пароходиков и целая флотилия прогулочных яхт и лодок. На шумном пирсе, громко обмениваясь шутливыми замечаниями и советами, загорелые портовые рабочие разгружали суда от объемистых ящиков и бочек. Среди них важно вышагивали бравые моряки в белых штанах и рубахах, направляющиеся в сторону местного паба.
Поднявшись вверх по крутой лестнице, вырубленной в скале, я присел на ступеньку, решив немного перевести дух.
Отсюда мне открылась захватывающая дух панорама с видом на бухту Лок. Сверху она напоминала огромную овальную чашу с длинной ручкой, в виде далеко выдающегося в океан каменного мола откосного типа. Кипящая громада солнца, склонившись над мятежными прядями волн, заполнивших ковш бухты, норовила запустить свои острые щупальца в их бархатные локоны. Насмехаясь над коварством небесного светила, океан плевался в небо миллиардами мелких брызг, отражающихся в свете солнечных лучей сказочной палитрой красок.
– Красиво, не правда ли! – послышался за моей спиной хриплый голос, скованный легким немецким акцентом.
Я резко обернулся на голос и увидел стоящего за моей спиной мужчину средних лет в камуфлированных штанах, обрезанных ниже колена. Он был выбрит под «ноль», а в левом его ухе посверкивала массивная золотая серьга. Чешуя плотного бронзового загара, покрывавшая его стройное мускулистое тело, удачно маскировала европейское происхождение, и если бы незнакомец сейчас заговорил на языке кечуа, я бы без сомнения решил, что он чистокровный индеец из Южной Америки.
– Да, красиво, – прищурив левый глаз, с подозрением посмотрел я на «лысого» снизу вверх.
– Давай знакомиться. – дружелюбно улыбнулся мне незнакомец и протянул широкую ладонь.
– Меня зовут Стэнли, можно коротко Стэн. А как тебя зовут? – пожал я крепкую руку мужчины.
– Все зовут меня Тибетец. Можешь и ты меня так звать, Стэн. Разрешись? – мой новый знакомый присел подле меня на ступеньку и, достав пачку «Marlboro Gold Tuch Fine», протянул ее мне.
– Нет, не курю, – отрицательно помотал я головой.
– Тогда я закурю с твоего позволения, – Тибетец закурил сигарету и обратился ко мне со следующим вопросом. – Говорят, что ты сын нашего хозяина, это так, Стэн?
– Хм, узнаю Saligia: здесь все про всех все знают! – удивленно цокнул я языком.
– Не все, почти все, Стэн, – выдыхая из легких ароматный дым, протянул Тибетец. – Так ты не ответил на мой вопрос: ты, правда, сын нашего хозяина?
– Да, я родной сын сэра Дрюона Стинсона. Приехал сюда ненадолго навестить его.
– Не знал, что у сэра Дрюона есть сын? – искоса глядя на меня, тихо обронил Тибетец.
– А ты давно знаешь моего отца? – раздраженно бросил я.
– Да, вот уже почти пять лет как я работаю на него. Я вожу на его яхте приезжих туристов и отдыхающих на морские прогулки и рыбную ловлю. Я штурман, но иногда подрабатываю лоцманом. Провожу грузовые суда по фарватеру, по местам представляющим опасность для судоходства.
– Ясно, и как тебе мой отец? – настороженно поинтересовался я.
– Мы большие друзья с твоим отцом и часто выезжаем вместе на рыбалку. Ты ведь знал, что он заядлый рыбак. Он много рассказывал мне о своей жизни, но вот только никогда не говорил мне, что у него есть взрослый сын, прости за подробности Стэн.
– Да, я не часто навещал отца и если честно, до сего дня не был здесь десять лет, – отведя глаза в сторону, смущенно выдавил я.
– Ну, это ваши внутрисемейные дела и меня это не должно касаться, – докурив сигарету, Тибетец поднялся со ступеньки и пристально посмотрел вдаль. – Пять лет живу здесь и никогда не устаю восторгаться красотой этой бухты. Может поэтому я здесь уже, столько времени?
– А почему тебя зовут Тибетец? – не утерпев, спросил я нового знакомого.
– Это не секрет и я обязательно отвечу тебе на этот вопрос, но только не сейчас, идет? Я предлагаю вот что, приходи сегодня в паб «Nuclear sub»: там сегодня собирается узкий круг моих друзей. Надеюсь, тебе будет приятно пообщаться с нами, и мы будем рады новому хорошему человеку. Как ты относишься к регги, Стэн? – выжидающе посмотрел Тибетец мне в глаза.
– Вообще – то я люблю панк и «нью вейф», но и регги сойдет. Почему бы нет, конечно, приду. – Снисходительно пожал я плечами, чувствуя, что если не соглашусь, то неизбежно обреку себя в этот вечер на скучное время провождение в стенах отцовского дома.
– Ну, вот и отлично, Стэн! Значит, забились до вечера, оʼкей? – звонко хлопнул Тибетец в ладоши и разведя длинные руки в стороны попятился назад.
– Оʼкей! – соединив указательный и большой палец, я в ответ продемонстрировал магический знак согласия из международной азбуки жестов.
Вечером, одолжив у отца его автомобиль «BMW Е 21», я отправился по приглашению Тибетца в портовый паб. Было где-то около семи и полуденная жара, сдобренная свежим юго-западным ветерком, уже порядком спала.
Когда я подъехал к автомобильной стоянке у паба, там было уже с десяток автомобилей. У главного входа в клубах табачного дыма толпились подвыпившие матросы и местные туристы. Протиснувшись сквозь галдящую биомассу разгоряченных тел, я зашел в просторное помещение паба, окутанное приглушенным светом. Паб был поделен на два одинаковых зала. В одном всю стену занимала дубовая барная стойка, заставленная разнообразными спиртными напитками и стеклянной посудой. Но основное его пространство занимали бильярдные столы и столы под пул и кикер. Здесь в основном отдыхали заядлые игроки в дартс и бильярд. Поискав взглядом своего нового знакомого, я подошел к барной стойке и обратился с вопросом к высокому усатому бармену лет пятидесяти:
– Добрый вечер. Извините, вы не подскажете мне, где я могу найти Тибетца? Он еще не приходил?
«Пабликэн» не переставая натирать пивной бокал белой салфеткой, молча, кивнул подбородком на дверь, ведущую в соседний зал, из которого доносились звуки «живой» музыки. Поблагодарив «разговорчивого» усача, я пересек пространство, заполненное сосредоточенными игроками и, вдохнув полную грудь воздуха, ввалился во второй зал. Мои уши тут же наполнились ритмами ямайского регги, а в нос ударили спертые запахи табака и пивных паров. За двумя рядами четырехместных столиков у противоположной от входной двери стены высилась небольшая овальная сцена. Ее занимала группа поющих и играющих чернокожих музыкантов в цветастых африканских нарядах. Перед самой сценой медленно раскачивались в такт ритмичной музыке несколько молодых парней и девушек. Большинство же из присутствующих в зале посетителей сидели за столами и совсем немногие из них проявляли интерес к громкой музыке. Громко чокаясь бокалами со спиртным и чадя сигаретным дымом, шумные компании дружно коротали приятный летний вечер.
За одним из столов я приметил Тибетца в обществе молодого крепкого парня и ярко накрашенной девушки с обесцвеченными волосами. Они о чем – то оживленно разговаривали и, смеясь, иногда поглядывали на сцену.
Увидев меня, Тибетец приветливо махнул мне рукой и, перекрикивая музыку, коротко рявкнул:
– Стэн иди к нам!
Не заставляя себя долго ждать, я сел на предложенный стул и громко представился:
– Меня зовут Стэн. А как вас зовут?
Молодой крепыш, сидящий около Тибетца, стянул с головы джинсовое кепи и, склонив выскобленный блестящий череп, глухо выдавил:
– «Панцер».
Я перевел взгляд на свою хорошенькую соседку. Облокотившись на ладонь, она с интересом осмотрела на меня и томно выдохнула:
– Я, Ева, Стэн.
– Ну вот, кажется, все формальности соблюдены. Теперь можно приступить к самой важной части нашей вечеринки, – с облегчением выдохнул Тибетец, и вожделенно окинув густой ряд пивных бутылок, стоящих на столе, добавил. – Сегодня мы здесь не просто так Стэн: сегодня мы празднуем день рождения нашего дорого друга Маркуса.
А где сам виновник торжества? – недоуменно осмотрелся я по сторонам.
– Виновник торжества торжествует на сцене! Он в центре внимания, – и Тибетец, привстав со стула, с уважением показал на поющего в микрофон чернокожего парня с гитарой «Gibson Les Paul» в руках. В его исполнении звучала знаменитая кавер-версия песни Боба Марли «No woman, no cry». Я слышал ее несколько раз по радио в семьдесят пятом в Лондоне.
– Давай «ска», Маркус – зараза! – неожиданно с силой грохнув кулаком по крышке стола, вызывающе крикнул «Панцер».
– Заглохни «Панцер», тебя еще не спросили, что играть, а что нет! – Тибетец, обхватив друга за голову, с силой потер ему ладошкой лысую макушку.
– Отпусти Генри, отпусти, кому сказал! – словно молодой бычок, скрученный петлей лассо, забился «Панцер» в железных объятиях Тибетца.
– Ребята, может, хватит, а? Стэн, не обращая внимания на этих мужланов. Они находят любой повод, чтобы побравировать друг перед другом. – Коснувшись моей руки прохладными пальцами, улыбнулась мне Ева. Заглянув в ее густо подведенные тушью синие глаза, я отметил для себя, что если с нее смыть всю эту косметику, то она превратится в настоящую красавицу.
«Неужели она не видит, что краска ее только уродует»? – машинально подумал я и тут же отвел горящие глаза, опасаясь, что Ева сможет прочитать в них мои не приличные мысли.
Извинившись за несдержанность, Тибетец отпустил голову «Панцера» и стал быстро откупоривать бутылки со светлым элем.
– Бронзовый «Pale Ale» из Бертона самый популярный у нас сорт эля. Он нередко согревает наши сердца и души в скучные вечера на Saligia и именно ему мы обязаны тем, что находимся сейчас все вместе за этим замечательным столом. А чем замечателен этот стол, спросишь ты меня Стэн? Да хотя бы тем, что именно за этим столом мы собрались все вместе ровно год назад, – чокаясь со всеми бутылкой со светлым элем, с пафосом в голосе рассказывал мне историю своей компании Тибетец. – И с тех самых пор это место стало нашим rub-a-dub-dub.
– Мне нравится. В Манчестере, где я живу, у меня с друзьями тоже есть такое место. Мы тусуемся во Фри Трэйд Холле, где слушаем местные панк и «нью вейф» команды. Но из-за плотного графика учебы у меня не всегда получается там бывать, – отхлебывая терпко-горьковатый эль, сказал я.
– О, тебе нравится английская панк-волна, Стэн?! – вдруг встрепенулась Ева и вплотную придвинулась ко мне.
– Да и не только, например, позавчера я собирался в Нью-Йорк, чтобы живьем увидеть Television, но из-за роковых обстоятельств моя поездка временно обломилась, – улыбнулся я Еве, почувствовав, как она вдруг стала симпатизировать мне.
– Все что не делается Стэн, все делается к лучшему и если бы не эти роковые обстоятельства, то ты бы никогда не познакомился с такими хорошими людьми как мы. – перегнувшись через стол, дохнул на меня Тибетец свежими пивными парами.
– Да, да, так и есть. В самом деле, тогда я бы точно не сидел сегодня здесь! – рассмеялся я и звонко чокнулся бутылкой с Тибетцем.
– А так бы ты сидел с какими-нибудь молодыми «янки» и бухал их «Budweiser», под звуки местного панк-рока, – отозвался со своего места «Панцер», переворачивая кепи козырьком назад.
– Да, Тибетец, ты обещал мне рассказать, почему тебя так странно зовут, – решил перевести я разговор в новое русло.
– Ну почему странно, просто я люблю Тибет и все что с ним связано, – пожал плечами Тибетец.
– И все же, можно поподробнее. Я люблю узнавать новое и хорошо забытое старое. Это у меня профессиональное, – выжидающе посмотрел я на Тибетца.
– Не прокурор ли ты часом, парень? – напрягся вдруг «Панцер» и с недоверием посмотрел на меня.
– Нет, какой я прокурор, я всего лишь учусь на археолога, ха-ха! – успокоил я «Панцера».
– Мой покойный батюшка был немецким офицером и состоял на службе в СС. Слышал ли ты когда-нибудь об исследовательском обществе СС «Аненербе»? Так вот мой отец занимал одно время важный пост в Исследовательском отделе Центральной Азии и экспедиций и отвечал за информацию по Тибету и Индии. Он был лично знаком со знаменитыми исследователями Тибета Эрнстом Шефером, Бруном Бегером и входил в узкий круг доверенных лиц Гиммлера и Адольфа Гитлера. Круто? Еще бы! Я родился в сорок третьем в Берлине и естественно был слишком мал, чтобы помнить своего отца. Он погиб через год после моего рождения в Восточной Пруссии девятого апреля. Намного позже я узнал, что он был одним из последних защитников крепости Der Dona в Кенигсберге, – Тибетец вдруг замолчал и тяжело вздохнув, склонил вниз голову.
– Вы часом не нацисты ли, мужчины? – Нахмурился я, вспомнив прошлогоднюю кровавую стычку с местными «скинами» в Бирмингеме.
– Я человек терпимый в расовом отношении и не приемлю чрезмерной агрессии, не смотря на то, что в шестидесятых служил два года в западногерманском «Bundeswehr» в военно-морских силах. А что касается этого лысого «кокни» из Лондона, то он просто помешан на своем кумире Курте Мейере, командире дивизии «Gitlerjugend». И ты сам понимаешь, что ничего хорошего ждать не приходится от парня, наизусть знающего все немецкие военные марши.
– Ладно, ладно ты, Тибетец. Зачем пугаешь новенького всякой словесной ерундой. Не верь ему Стэн, я совсем не такой как он говорит. Если бы я был реальным нацистом, то никогда бы не дружил с Маркусом, – толкая Тибетца в плечо, стал оправдываться «Панцер».
– Шучу, шучу, не толкайся! – отбиваясь от кулаков друга, заржал как конь Тибетец.
– Итак, узнав про биографию своего отца, ты решил всерьез продолжить его дело, я правильно понял? – терпеливо подождав пока успокоится «Панцер», задал я очередной вопрос Тибетцу.
– Не совсем так. Во-первых, я в отличие от отца не состоял в СС, а во-вторых, никогда не был на Тибете. Просто мне близок по духу буддизм, и я стараюсь поступать в своей жизни так, как поступил бы на моем месте просветленный бодхисатва из Тибета.
– Я встречал разных религиозных типов, но они, как правило, нудные и скучные. Но ты как я вижу, не такой и мне интересно слушать тебя.
– Сам не люблю всех этих доморощенных фанатиков, думающих только о собственной наживе, но никак не о душе человеческой, – скрипнул зубами Тибетец.
– Ты говорил, что живешь на острове уже пять лет, а как насчет «Панцера» и Евы? – повернулся я к скучающей девушке.
Та, смахнув с себя легкое оцепенение, мягко улыбнулась мне и не спеша заговорила:
– Я местная. Мои родители родом из Северной Ирландии, но они переехали на остров, когда меня еще и в проекте не было. В восемнадцать лет я уехала в Бирмингем и поступила в университет Астон на факультет международных отношений и политологии. Учусь там уже два года, но мне не очень нравится. Скукотища там страшная. Столько разных «рыцарей печального образа» и нелепых персонажей вокруг, что иногда хочется все бросить и уехать, куда глаза глядят. Вот приехала отдохнуть от учебы, чтобы повидать своих родителей и друзей непутевых.
– Глядя сейчас на тебя, я никогда бы не подумал, что ты учишься в таком крутом университете. – Обводя взглядом стройную фигурку девушки, заметил я. Ева была «прикинута» в ирландский клетчатый килт со спорраном, английские армейские ботинки, приталенную «косуху» на молнии и в белую майку с очень жизнерадостной надписью «Dead».
– Ха-ха, ты это точно заметил Стэн. На учебе я стараюсь быть хорошей девочкой и наши университетские профессора во мне души не чают, а вот когда я принимаю участие в городских роковых тусовках, то тут уж держись! – глаза у Евы разгорелись как у игривого котенка и она, клацнув белыми зубками на «Панцера», коротко рыкнула.
– Она у нас бешеная Стэн: если переберет эля, то начинает смеяться и танцевать до тех пор, пока не упадет, – показав розовый язык Еве, брякнул «Панцер». – А если курнет «травки» то тогда вообще полный аврал!
– Кстати, Стэн, если как нибудь надумаешь посетить Бирмингем, то милости просим. Я тебе напишу свой телефон: созвонимся, словимся и оттопыримся по полной, можешь мне верить, – взяв меня за руку, предложила Ева.
– Меня долго упрашивать не нужно. Тем более я уже был в Бирмингеме и не раз. У меня там есть хорошие знакомые в местной рок-тусовке.
– Тогда какие могут быть вопросы: добро пожаловать на Родину великих «Black Sabbath»! – протянула мне девушка открытую ладонь.
– Заметано Ева, – согласно кивнул я головой и накрыл своей ладонью ее маленькие розовые пальцы.
– Ну а как на счет тебя «Панцер»? Остался только ты, расскажи, если хочешь, откуда ты, – обратился я к хмелеющему парню.
– Да, что особо рассказывать. Я из Лондона из семьи рабочих. Учебу бросил рано и сразу пошел работать в лондонский порт. Особых увлечений у меня никогда не было. Так, кроме работы, тусовался со своими одноклассниками. Играли в футбол, дрались с «узкоглазыми» и арабами, терпеть их не могу. Естественно квасили немилосердно в местных пабах с девками легкого поведения. Кстати, я большой фанат стретфордских «Манчестер Юнайтед». Болел как-то за них на одном из матчей в семьдесят пятом. Они как раз тогда по итогам сезона 74/75 в Первой дивизион вернулись. Помню, побили мы там одну борзую братву, так мне в той драке передний зуб один сучонок выставил. – «Панцер» наглядно продемонстрировал всем новый зуб, отсвечивающий стальным блеском. – Вот, пришлось новый вставлять. Здесь я уже год. Работаю грузчиком в порту. Мне нравится: красиво здесь, воздух, пляж. Да и самое главное, «узкоглазых» и арабов почти нет. Одним словом культура! Думаю, если бы я остался в Лондоне, то меня бы уже давно посадили или прирезали враги.
– У тебя так много врагов «Панцер»?
– Да есть немного, хе-хе. – «Панцер» извлек из кармана джинсов пачку «Dunhill Fine Cut blue» и закурил, – советовался тут на днях с Тибетцем: может мне пойти в армию? К примеру, в САС, а почему бы и нет? Там нужны такие крутые парни как я. Как ты думаешь, а, Стэн?
– Решай сам, я тебе не советчик. Хотя, я тоже слышал, что САС это круто. … «Панцер», могу я тебя попросить не дышать на меня. Извини, просто не выношу запаха табака, – отгоняя от себя клубы сигаретного дыма, поморщился я.
– А как насчет «волшебного дымка», а чувак?! – раздался над моим ухом смешливый высокий голос.
Я обернулся и увидел долговязого чернокожего парня с густой копной афрокос на голове. Его смеющиеся слегка на выкате глаза бесцеремонно заглядывали прямо мне в душу. В это мгновение у меня появилось такое ощущение, как будто кто-то шумный и непоседливый забрался ко мне внутрь и громким голосом пытается меня разбудить. Я сразу понял, что этот странный парень далеко не такой как все. От него веяло такой чистой энергией и не лицемерной доброжелательностью, что я сразу же проникся к нему симпатией.
– Я Маркус, а ты, наверное, Стэн, я угадал, чувак? – по-дружески хлопнул меня по плечу Маркус и, подтянув стул от соседнего стола, шумно плюхнулся в него. – Так, народ, я сегодня спел все, что хотел. Пора и честь знать!
В «Nuclear sub» мы пробыли до самого закрытия, а после Маркус предложил нам прогуляться до заброшенного бенедиктинского монастыря и покурить там «забойного волшебного дымка» для крепкого сна. Оказаться на чистом воздухе после душного помещения паба, для меня показалось верхом блаженство. На улице уже вечерело и на лазурном покрывале неба выступили первые точки далеких звезд. Багровый диск солнца, достойно выдержав суточное искушение манящей прохладой океана, теперь медленно погружался своими округлыми боками в темнеющую бездну. Там в глубине небесное светило найдет уютную колыбель и, забывшись глубоким сном, будет нежиться в ней до самого утра.
Останки древнего монастыря мирно покоились на вершине одной из скал, опоясывающих бухту. Ориентиром для нас был каменный мол, начинающийся от основания самой высокой скалы, и заканчивающийся полутораметровым возвышением, увенчанным сверкающим сигнальным огнем, что служил ориентиром для кораблей. Поднявшись вверх по старой каменной лестнице, мы очутились на широкой прямоугольной площадке, поросшей редкой травой и кустарником. Две трети ее занимали руины монастыря, спрятанные за полуразрушенной кладкой забора.
– Мрачноватое место! Никогда здесь раньше не был, если честно, – слегка присвистнул я, опасливо разглядывая бесформенную тушу монастыря, зловещей тенью возвышающуюся над нами.
– Совершенно согласна с тобой Стэн: место и вправду немного брутальное, – взяв меня под локоть, дрожащим голосом прошептала Ева.
– А мне здесь нравится. Не знаю почему, но мне это место напоминает мой родной кингстонский район Тренчтаун. Там тоже всяких развалин хватает, – с ностальгией в голосе, выдохнул Маркус и извлек из кармана тугой целлофановый пакет.
– Ты с самой Ямайки Маркус? – обратив внимание на объем пакета, спросил я.
– Да чувак! Я родился на Ямайке в Кингстоне. Именно в том районе, где родился и великий Боб Марли и я этим очень горжусь, в натуре, – с гордостью посмотрев на меня, ответил Маркус.
– Короче, мы зачем сюда приперлись: чтобы вспоминать о твоем вонючем Дрочтауне или курить «дурь»? – Нетерпеливо посапывая, рыкнул на Маркуса «Панцер».
– Обожди немного старичок. Скоро, уже скоро начнется наше долгожданное путешествие в страну бога Джа, – ободряюще засмеялся Маркус. – Кто что предпочитает, чуваки и чувихи: есть первоклассный «шарас» и улетный «киф».
– Конечно «шарас», не трави ты нам душу, панджаби! – воскликнул Тибетец, обнимая за плечи Маркуса и «Панцера». – Ты как, Стэн, с нами?
– Еще бы, куда я от вас, – положительно кивнул я головой.
– Ты как, Ева, будешь? – Тибетец перевел взгляд на девушку.
– А ты еще сомневаешься, Тибетец? – притворно обиженным голосом, отозвалась Ева.
– Тогда поехали ребята! Держитесь крепче на поворотах! – Маркус передал каждому по туго набитой папиросе и первым «взорвал» свою «торпеду». Все остальные тут же последовали его примеру.
– А-а-а, хорошо-о-о, продрало до самой задницы! – с наслаждением выдохнул ароматный дым музыкант. – Чуваки, а вы знаете, что мы курим?
– Знаем, самую классную «дурь» на свете: бханг, в натуре! – чертыхаясь в складках «волшебного» тумана, прогудел «Панцер».
– Ни фига вы не знаете! Вчера с Луны на Землю вернулся советский космический спутник «Луна 24». Но вернулся он не пустой. …Провел Маркус пальцем по звездному небу.
– Ну и что за подарок привез этот спустник «советам» с Луны, уж не розового ли Лунтика? – пьяно хохотнул «Панцер», сильно шатаясь на ногах.
– Не угадал, чувачок. Он привез с Луны пробы грунта, взятые с глубины двух метров, так-то, – понизив голос до шепота, ответил Маркус.
Я сразу «прорубил» что будет какой-то прикол и потому, заранее придерживая ладонью живот, приготовился к веселому сумасшествию.
– А причем здесь «дурь» которую мы курим, старик? – делая глубокую затяжку, просипел Тибетец.
– А притом, что на глубине двух метров местный абориген Лунтик припрятал серебристый пакетик, набитый классным лунным Cannabis. Но ему не суждено было его покурить, потому что его выкопал советский луноход и привез на Землю, – продолжал рассказывать Маркус медленным голосом.
– Так ты что, спер что ли его у самих «советов»? – ошарашенно произнес «Панцер» и, не удержавшись на ватных ногах, бухнулся спиной на землю.
– Какой ты догадливый «Панцер»! Да, именно эту траву мы сейчас и курим чуваки. Это самый настоящий лунный Cannabis! – торжественно возвестил Маркус, воздев руки к небу. – О великий бог Джа, я уже на пути к тебе.