– У нас могло бы быть куда больше времени...
   – И у нас оно будет, обещаю тебе. Я над этим как раз сейчас работаю. – Гарри снова потянулся к ее груди, – Дай мне, ну позволь... Я все устрою быстрее, чем ты думаешь.
   – Обещаешь? – надув губы, спросила она.
   – Я хочу то, что ты мне пообещала, – простонал Гарри. – Я хочу этого сейчас.
   Он не заметил ее всезнающей улыбочки. Он не видел ничего вокруг себя, когда, схватив ее за руку, потянул из комнаты. Он не мог ждать. Не мог дождаться, пока они поднимутся по ступеням. Гарри затолкал Найрин в каморку под лестницей, сорвал с нее одежду и утолил свой голод спелой, налитой соками плотью.
   Девушка довольно улыбалась в темноте, когда, обхватив его руками, позволяла Гарри делать то, что он хочет.
 
   Холм располагался на нейтральной полосе между Монтелетом и Бонтером. Все как он сказал. Дейн можно было ездить туда – Бою нужна разминка, и никто не удивился бы, если бы заметил, что она останавливается передохнуть в тени деревьев.
   А если ей случалось взглянуть в сторону Бонтера – что тут такого? Она лишь рассеянно осматривала окрестности. Что в том предосудительного? Дейн и раньше тут бывала.
   Но только на этот раз пребывание здесь приобретало еще один аспект, игнорировать который она не могла.
   Все это напоминало игру. Чем усерднее работал Гарри над отбором кандидатов в мужья, тем более дерзкой становилась потенциальная невеста. Язвительные комментарии Найрин и ее колючие взгляды лишь подстегивали Дейн. Включившись в игру, она стала спокойнее относиться к нравоучениям возлюбленной отца и не перечила ему.
   И каждый день она все больше времени проводила вне дома, подальше от душной атмосферы Монтелета, подальше от Найрин, которая все не унималась.
   – Кто, спрашиваю тебя, захочет в жены девушку, которая болтается целыми днями неизвестно где и вести себя не умеет? – возмущалась она, обращаясь к Гарри. – Она целыми днями дома не бывает. Случись ухажеру нанести визит, и где ее искать?
   Дейн в ответ на упреки Найрин отвечала так:
   – Зачем тебе так волноваться? Ведь это я должна проводить дни в ожидании, пока кому-нибудь не случится нас навестить. Если отец, разумеется, сумеет устроить такого рода визит.
   – Вот именно! Тебе надлежит сидеть дома и ждать, – воскликнула Найрин. – Ее никогда не бывает дома, – пожаловалась она Гарри. – Слуги совсем распустились – она забросила хозяйство, а меня они не слушают.
   – Им придется научиться слушать ее, – говорила Дейн отцу со злобной усмешкой, – куда им деваться – ведь ты меня гонишь из дома.
   Найрин предпочитала общаться с отцом Дейн, а не с самой виновницей ее переживаний.
   – Она делает все, чтобы расстроить брак. Она нарочно портит со всеми отношения. Я уже устала потакать ей. Дейн ведет себя недопустимо, Гарри. По отношению к домашним и по отношению к тем, кто мог бы составить ее счастье. Что ты собираешься по этому поводу предпринять?
   – Сбыть ее с рук как можно быстрее, – хмуро отвечал Гарри. – Слышишь, ты, юная леди? Я найду тебе дурака без гроша в кармане, который станет мириться с твоими выходками. Тогда узнаешь, чего ты стоишь. А у меня еще будут дочери, которые станут ценить то, что дает им отец.
   Найрин вытянулась в струнку и замерла.
   – Разумеется, они будут это ценить, Гарри, обещаю тебе, – сказала она, выйдя из оцепенения.
   – Прекрасно, – отвечала Дейн. – Я не собираюсь вшиваться здесь в ожидании, пока это случится, дорогой папочка. Прошу меня извинить. Если прекрасный рыцарь на белом коне, который является, чтобы вызволить меня, войдет в эту дверь, я с радостью упаду в его объятия. Но до тех пор мое время принадлежит только мне, и, поскольку Найрин твердо вознамерилась стать хозяйкой Монтелета, по справедливости работать тут должна она. Ты так не думаешь, отец?
   – Что ты сказала? – Гарри целиком занимала мысль о том, как Найрин будет носить его детей, и слова дочери пронеслись мимо. – Ты будешь помогать Найрин управляться с прислугой, моя юная леди, столько, сколько я тебе врио это делать. И ты будешь...
   – Не буду! Хотелось бы знать, нет ли у тебя какого-нибудь дальнего родственника, к которому я могла бы приехать с визитом лет на двадцать пять. Предпочтительно живущего где-нибудь в Англии или во Франции. Или, может в Канаде?
   Гарри едва сдерживался. Список кандидатов в мужья у него уже имелся, и все остальное было лишь вопросом времени. Он должен был действовать не торопясь, с толком и расстановкой. Сначала Найрин пустит в дело свой экзотический шарм, а потом дело довершит умопомрачительная красота Дейн. Гарри оставалось лишь надеяться на то, что последняя будет держать рот на замке, а перспективный жених сосредоточит внимание на красоте невесты и величине приданого.
   Все просто! Даже самую вредную каргу можно легко выдать замуж при наличии такого состояния. Дейн не дала отцу возможности ответить на дерзость. Она выбежала из комнаты, не обращая внимания на оклик Найрин.
   Дейн не раз задумывалась над тем, как могла позволить Найрин завоевать в доме столь прочные позиции и влиять на отца. Надо быть либо слепой, либо совсем глупой, чтобы допустить такое!
   Впрочем, дело ее было проиграно с самого начала: едва Найрин ступила на порог и послала изголодавшемуся по женской ласке Гарри свою коронную улыбочку.
   Дейн ничего не могла с этим поделать, не могла предотвратить дальнейшее развитие событий в той же мере, в какой не сумела предотвратить смерть матери. Рано или поздно Гарри женится на своей юной родственнице. Дейн видела этот взгляд в его глазах. Однажды Найрин Драгуне станет хозяйкой – осквернительницей святых для Дейн стен, а сама Дейн будет предусмотрительно удалена подальше, чтобы не быть свидетельницей творящегося здесь греха.
   Как это все похоже на сказку: рыцари в латах, тщетно осаждающие замок...
   Один рыцарь, верхом на коне, бешено скачет через поля Бонтера, заметный издали, спускается с холма...
   – Он там, Бой, – шепнула Дейн на ухо коню и вдруг почувствовала острое возбуждение.
   Она не отдавала себе отчета в том, что делает, ощущение обретенной власти, то, что она познала несколько дней назад, успело испариться. Теперь девушка понимала, что тогда навлекла на себя нескончаемые бедствия.
   А может, она сама хотела этого? Может, просто ждала подходящего момента?
   Может, это из-за него, из-за его ужасной отповеди? Или, возможно, Дейн напрашивалась на неприятности с того самого момента, как завела отношения с Клеем?
   Но зачем думать об этом? Клей исчез, а его брат был здесь, и она готова упасть в его объятия.
   Разве она не приветствовала его поцелуи?
   Не хотела, чтобы он целовал ее еще?
   Разве не так?
   И не по этой ли причине она сейчас находилась здесь? Не потому ли приезжала сюда каждый день, высматривая его в долине?
   Но нет, он всякий раз появлялся и ускользал, словно манил ее за собой.
   Он не стал бы...
   Дейн вспоминала глаза Флинта, эти черные непроницаемые глаза, исполненные какого-то непонятного чувства. Всякий раз как он смотрел на нее, в них появлялось это выражение.
   Разве она не...
   Дейн облизнула губы и почувствовала вкус... сахара...
   Она не смогла бы...
   На сей раз вкус был соленый...
 
   Все семейства в округе знали друг друга. Гарри был уверен, что ни один из подходящих мужей для его дочери не мог быть им позабыт. Если не лично, то понаслышке он знал всех. Он приготовил приглашения всем, кто мог бы составить для Дейн подходящую партию.
   Ключом ко всему были деньги, которых у него было в избытке. Его единственным врагом являлось время, а желание владеть безраздельно Найрин грозило выйти из-под контроля. Чем больше она позволяла ему брать, тем сильнее Гарри ее желал. Она умело питала его фантазии подробным описанием того, что могло бы быть между ними при условии, что Дейн не будет жить в отцовском доме.
   Если бы ему сошло с рук убийство собственной дочери, он и на это бы решился.
   Он только и думал, что о Найрин, воображение услужливо рисовало ему картины одну обольстительнее другой. Каждый ее отказ сопровождался рассуждением на тему, что могло бы быть, если бы не Дейн, и Гарри уже не мог думать ни о чем другом.
   Гарри не знал, как проживет еще один день без этого грешного и сладкого юного тела. Он догадывался, что Найрин им манипулирует, но не придавал этому значения. Он знал, чего хочет. Запах се тела сводил его с ума, Гарри жил лишь ожиданием того дня, когда все много раз описанное Найрин наконец произойдет.
   Она была квинтэссенцией женского существа и, как истинная женщина, могла отдаваться и ускользать, постоянно заставляя его мечтать о большем. Гарри мечтал создать сказочное королевство, где он был бы полновластным хозяином, королем, и где она была бы его королевой и в то же время послушной рабой его желаний.
   – Гарри, дорогой!..
   Какой у нее голос – низкий, соблазняющий!
   Гарри поднял глаза. Найрин стояла в дверях его кабинета. Встретив его потемневший от похоти взгляд, она медленно закрыла за собой дверь и подошла ближе, покачивая бедрами, – влекущая, соблазнительная сверх всякой меры.
   На ходу она принялась расстегивать лиф. Он упал с ее плеч, обнажив грудь. У Гарри перехватило дыхание, и признак его пола мгновенно ожил и восстал. Контраст между платьем, приличествующим настоящей леди, и обнаженной грудью с твердыми выступающими сосками возбудил его до последнего предела.
   Она позволила ему насмотреться на себя вдоволь. Она все читала в его глазах и знала, он уже почти не владеет собой. Все пока шло как надо. Ее фантазии, те, что она регулярно ему скармливала, делали свое дело. Гарри стал ручным.
   Она обошла его со спины и прижалась к плечу.
   – Надеюсь, ты работаешь над чем-то весьма прибыльным, Гарри, – хрипло прошептала Найрин, убедившись, что затвердевший сосок уткнулся ему прямо в ухо.
   Гарри сглотнул, почувствовав щекотливое прикосновение, а потом это давление мягкой, спелой плоти.
   – Прямо здесь, прямо сейчас, – прошептал он, повернув голову, чтобы захватить сосок ртом, но Найрин отклонилась.
   – Скажи мне кто... скажи мне как, – выдохнула она, скользнув голой грудью по его затылку.
   – Позволь мне дотронуться...
   – Гарри, милый, – укоризненно проворковала она, отстраняясь, – вот тебе наглядный пример того, как действительность вступает в противоречие с нашими желаниями. Вот она я – я здесь для того, чтобы провести остаток дня голой у тебя на коленях, но мне приходится волноваться за то, что в любую минуту сюда могут заглянуть. Спрашиваю тебя, по отношению ко мне это справедливо? Справедливо, да? Мы и десяти минут за день не можем провести наедине.
   Она наклонилась, дав ему вволю вкусить сладость созерцания своей нагой груди.
   – О, Гарри, кому это знать, как не тебе, но одно ведет к другому, и...
   Но голос его уже охрип от желания.
   – Мне все равно, Найрин, мне все равно. Позволь, позволь...
   – Обещай, – сказала она, обнимая его за шею и прижимаясь грудью к его затылку.
   – Все, что захочешь, – сдавленно проговорил Гарри, лаская тугой сосок. – Все, что захочешь. Завтра... Завтра к нам кое-кто придет, и мы увидим... увидим, что произойдет...
   – Завтра, Гарри? – Найрин целиком владела ситуацией. Стон в нужный момент, на высокой ноте, на низкой... а потом предельно четкий вопрос, немедленно требующий ответа.
   – Да, – простонал он, и она вознаградила его, соскользнув вниз так, чтобы он мог взять в рот ее сосок.
 
   Было жарко, очень жарко. Жарко в Монтелете и жарко внутри. Дейн должна была как-то скрыться от этого пепла – от ненависти, от жара собственного воображения.
   Ждать было труднее всего. Очень скоро отец выставит ее на продажу – будет демонстрировать самым предпочтительным из женихов.
   «Мисс Дейн Темплтон, господа! Крепкая здоровьем и телом, вполне способная к деторождению, а что касается ума, так он женщине без надобности».
   Женихи, вероятно, будут и на зубы ее смотреть, будто покупают породистую лошадь.
   Черт возьми, все так и есть! Они и в самом деле покупают породистую кобылу, и единственное, до чего им есть дело, так это ее способность рожать сыновей для продолжения династии. И как только с этим будет покончено, они примутся искать удовольствие где угодно. А жена становится пленницей плантации и рабыней, ибо ей надлежит следить за тем, чтобы все в доме шло как надо.
   Но в конце концов, разве не для этого она была рождена и выращена? Дейн испытывала ни с чем не сравнимый гнев, острую ярость, когда задумывалась над тем, на что обрекает ее отцовская похоть и эта змея Найрин.
   В итоге Гарри получит то, чего хочет: дочь исчезнет со сцены, Найрин будет целиком в его распоряжении, и дальше все будет так, словно ее, Дейн, никогда не существовало. А если Питер посмеет явиться домой и вмешаться, отец в одно мгновение выставит его вон без угрызений совести и не задумываясь о последствиях.
   Вот как можно крутить мужчинами... Как Найрин это удается?
   Как она смогла забрать всю волю отца в свой маленький кулак и сделать его своим рабом, рабом похоти?
   Впрочем, Дейн догадывалась о том, как это делается. Она заметила огонь похоти в черных глазах одного мужчины. Она почувствовала свою власть над ним, пусть на краткое мгновение. Всю глубину власти, всю сладость познания – ценой лишь отказа от девственности.
   И стоит ли ее потенциальный муж, который все равно будет пользоваться ею как пожелает, того, чтобы она преподнесла ему такой подарок?
   Они действительно почитают в женщине скромность и добродетель, эти плантаторские сынки...
   И в то же время ими можно манипулировать, прибегая к чувственным чарам, таким, каким оказался подвластен ее отец. Единственный вывод, который она сделала из всех этих рассуждений, состоял в том, что куда интереснее использовать против мужчин их же проклятую похоть, чем всю жизнь играть роль послушной и покорной жены.
   Итак, почему бы не попробовать?
   Разве она не была в шаге от того, чтобы...
   Она не изнывала от любопытства насчет...
   Разве ей не хотелось использовать страсть мужчины против его самого просто так, ради собственного удовольствия?
   Против какого-нибудь заносчивого типа вроде Флинта Ратледжа?
   Нет, но она не станет думать об этом... Не будет, и все тут. Иначе легко увлечься.
   А ей и так было слишком жарко. Слишком...
 
   Дейн спустилась с холма к пологому прохладному берегу мелководной речушки, к Оринде – тому единственному уголку, где никому бы не пришло в голову ее искать. У нее было такое чувство, что она не была здесь целую вечность. Со времени ее последнего визита прошло не больше двух недель, а столько всего случилось.
   Слишком много...
   И очень скоро она будет вынуждена уехать.
   Дейн соскочила с коня прямо в воду, намочив подол платья.
   Сюда, в Оринду, она всегда ездила босиком и налегке. Ни к чему было натягивать на себя корсет и прочие ненужные предметы туалета, которым надлежало подчеркнуть ее принадлежность к женскому полу. Здесь не надо думать о хороших манерах, не надо ни в чем себя ограничивать. Можно быть самой собой – нагой под платьем и закрытой от всего мира.
   Здесь она могла пройтись босиком по траве, ощущая приятное покалывание иссушенных солнцем стебельков. Она могла упасть в кресло-качалку на облезлой веранде и сколько душе угодно проклинать незадачливого и никчемного Клея.
   И еще она могла в тени поросшего мхом дерева плести эротические картины.
   Ей хватало пищи для фантазий. Хватало для того, чтобы представлять возможности развития событий. Достаточно после того, как она увидела тайны нагого мужского тела и ощутила горячую сладость поцелуев.
   Довольно...
   – Сладкий сахар в высокой траве, – пробормотал у нее за спиной мужской голос.
   Дейн замерла от страха. Или в ожидании чего-то? Она не повернула головы. Пусть смотрит на ее гордо развернутые плечи. Это все, чего он заслужил.
   – Да поможет мне Бог, – язвительно заметила она, – змея в траве тут, в самой Оринде.
   – Твой укус смертельнее моего, сахарок, – пробормотал он, присаживаясь рядом.
   – С удовольствием бы тебя укусила, – прошипела Дейн. Глаза его блеснули от удовольствия. Она его забавляла.
   – Ты настоящая отрава, сахарок, я бы не осмелился приблизиться и на десять шагов к твоему ядовитому языку.
   Видит Бог, она ощущала свою власть. Прямо там и тогда. Он совершенно ничего не делал, и в то же время лишь от звука его голоса то женское, что было в ней, давало о себе знать – разгибалось, извивалось, поднималось, расправлялось от гордости.
   Он желал ее. Он просто не хотел, чтобы она верховодила в их игре. А она так сильно этого хотела.
   – Даже Адам не смог устоять против змеи, – сказала Дейн, неторопливо расправляя влажную тонкую ткань платья на коленях.
   Ей нравилось, как материал облепил ноги, ткань была такой тонкой, что, казалось, таяла под ее прикосновениями. Вот так, и никак иначе.
   – Мне всего лишь хочется думать, что Адама заворожили эти вращательные движения со сложной траекторией, – понизив голос, продолжил он, – вверх и вниз, внутрь и наружу... – У Дейн перехватило дыхание от звука его голоса. – ...обволакивающих и округлых, привязывающих, завораживающих... – Губы его были в нескольких дюймах от ее губ. – Лижущих, пробующих, сосущих...
   Она была заворожена его взглядом – непостижимым, черным как ночь и как черное небо недоступным пониманию. О эти глаза...
   – Сосущих? – прошептала она.
   – Высасывающих жизнь из того мужчины, кто проявит излишнее любопытство, – сказал он спокойно и ровно и... отстранился от нее так внезапно, что Дейн чуть было не упала на спину.
   Она не сразу осознала его отступничество. Прошла секунда или две, покуда она продолжала пребывать в загипнотизированном состоянии.
   Змей!
   Она встретилась с ним взглядом. Его глаза блестели холодным светом. В них не было ни капли раскаяния и намека на доброту или желание защитить от собственных побуждений.
   Прекрасно! Она не напрашивалась на это. Она знала, чего хочет. Знала и отдавала себе в этом ясный отчет. Дейн хотела поработить его так, как Найрин поработила Гарри.
   И больше ей ничего от него не было нужно. Только одно – заставить его унижаться, ползать в ногах. Обрести над ним власть! И он станет молить ее о пощаде, если только ей вздумается его бросить.
   Дейн встретила этот черный, тяжелый взгляд с завидным спокойствием. Она получит его, чего бы ей это ни стоило, чего бы ей ни пришлось для этого сделать. Свое наступление она намеревалась начать немедленно – пока пышущий гнев сжигал мосты к отступлению.
   – Или вдохнуть жизнь в мужчину, который осмелится... на дерзость... – прошептала она, слегка приподняв подбородок, предлагая ему свои губы лишь намеком. Для нее это было поступком величайшей смелости.
   – Ну разве ты не маленькая бесстыдница...
   Она таковой не являлась, но собиралась стать. Она выпрямила спину, упираясь босыми ногами в землю.
   – Я представляю, как это бывает, мистер Ратледж. Мужчины могут быть сколь угодно бесстыдными, но стоит женщине попросить их о чем-то, ее тут же клеймят. – Дейн искоса взглянула на Флинта, медленно оправляя юбку.
   Он наблюдал за ней. Она видела, как взгляд его скользнул, повторяя движения ее рук.
   Вот где была эта власть! Она чувствовала ее, и все тело словно налилось сладостным нектаром. Вот чего хотят все мужчины: женщину, которая не против, но при этом прячет свою готовность за жеманными протестами. Дейн достаточно долго наблюдала за Найрин, чтобы освоить ее тактику. И старина Флинт оказался в этом смысле не лучше отца. Жар черных глаз грозился обжечь ей кожу. Дейн коснулась стоп. Да, она делает все правильно. Она видела этот блеск, могла его почувствовать.
   – Прекрасно блефуешь, сахарок, но ты так же девственна, как утренняя роса.
   Дейн тут же распрямилась. Она была в ярости. Она должна была покорить этого мужчину. Любой ценой. Любой!
   Девушка проглотила готовую сорваться с губ реплику и скромно потупила взгляд – чтобы он не догадался, что она на самом деле чувствует.
   – Разве, мистер Ратледж? В самом деле? – Она скользнула ладонями вверх по икрам, к подолу платья, и вдруг откинула край, обнажив колени и то, что выше.
   Она была нага. Никаких нижних юбок, никаких панталон. Эти тряпки были неуместны здесь, в Оринде, где разыгрывался великий роман. Ее бедра словно обдало горячим дыханием.
   Она откинулась на локти и вытянула одну ногу. Дейн чувствовала, как растет ее возбуждение, и это было странно, потому что оно словно отделилось от нее и зажило собственной жизнью. Новый опыт не был похож ни на что доселе испытанное ею.
   Дейн ощутила силу и власть своего тела. Он хотел ее, и это желание было ключом к науке управлять им. Они были наедине. Лицо Флинта теперь походило на стянутую маску. Он хотел ее так, что сдерживаться стоило ему огромного труда. Она это видела, чувствовала. Его сопротивление было подобно стеклянной стене, прозрачной и хрупкой, которую ничего не стоило разбить, если бы только она нашла в ней трещинку.
   Дейн слегка изменила позу так, что поднятый подол платья скользнул по искушающей округлости ягодицы. На его щеке дернулась мышца. Пока все шло хорошо.
   – Я изнемогаю, мистер Ратледж, – пробормотала она. – Жара невыносимая. Боюсь, у меня там ожог. – Дейн потерла бедро.
   Она лежала на боку. Ее ноги оставались совершенно обнаженными, а платье лишь прикрывало промежность.
   Дейн смотрела на Флинта в упор, оценивая, как далеко придется зайти, чтобы не доводить его до того состояния, когда он просто возьмет и потребует от нее полной капитуляции.
   – Представьте, мистер Ратледж, – продолжала она, невзначай поигрывая с задранным подолом, – разве я могла бы в Монтеле позволить себе такой комфорт? А здесь раньше, бывало, разденусь догола и гуляю себе...
   Ничего. Никаких действий. Он даже не шевельнулся, несмотря на то что она обнажила перед ним то место, которое ни один мужчина не должен видеть до дня свадьбы.
   Никаких признаков того, что он станет ее о чем-то просить. Никаких!
   Дейн, злобно сжав зубы, вернулась в сидячее положение, после чего встала на колени.
   – Я так изжарилась, что, пожалуй, так и поступлю...
   Флинт схватил ее за лодыжку в тот момент, когда Дейн собиралась подняться на ноги. Рука у него была сухая и горячая, а хватка такая крепкая, что он грозил перекрыть ей доступ крови к пальцам ног. Ей показалось, что сердце у нее прямо к горлу подскочило. И тут он излил на нее свой гнев – жаркий, пламенный и неукротимый, как торнадо.
   – Чертова девственница! Чертова девственная сука, ты и понятия не имеешь, с каким огнем играешь, сладкая, и лишь раскидываешь зажженные спички повсюду!
   Нет, Дейн знала, с каким огнем играет. Тело ее конвульсивно сжалось от его прикосновения, а рот приоткрылся сам по себе, поощряя к дальнейшим действиям несмотря ни на что.
   У нее было чувство, словно, начав эту игру, она больше не сможет остановиться.
   – А может, я просто знаю, как разогреть кровь мужчины, – проворковала она, превозмогая дающий о себе знать предательский страх. – Мне так жарко! Я имею полное право одеваться и вести себя так, чтобы мне было комфортно. Так что, мистер Ратледж, оставьте меня в покое, никто не просит вас здесь задерживаться.
   – Позволь не согласиться с тобой, сладкая. С тех пор как мы с тобой познакомились, ты постоянно намекаешь, что не против поиграть. А злишься оттого, что я не принимаю твоих приглашений.
   – Так стоит ли принимать мое приглашение сейчас? – злобно проговорила она, глядя прямо ему в глаза.
   «Послушай, мистер Ратледж. Сейчас ты бы не отказался меня взять, готова спорить на все, что угодно». Проблема была лишь в том, что теперь уже она сама не знала, готова ли получить то, на что напрашивалась.
   – О нет, милая! Я хочу получить немного того сладкого жара, что ты так настойчиво предлагаешь.
   Флинт сделал движение рукой, и Дейн подпрыгнула. Ей показалось, что ладонь его прикипела к ее ноге, она продвигалась все выше и выше под юбку, к ямочке под коленкой, затем по бедру и... она едва не взвизгнула, когда он слегка сжал нежную округлость ее ягодицы.
   Даже под угрозой смерти Дейн не смогла бы пошевелиться. Она никак не могла ожидать от себя такой реакции. Все ее тело стало ватным, она была готова упасть в объятия Флинта под воздействием одного лишь гипнотического, запретного ощущения, что даровали ей его ласкающие пальцы.
   Как такое случилось? Она думала, что все будет не так, а теперь оказалось, что они поменялись местами, и он достиг этого практически без усилий. У нее было такое чувство, будто она готова была целую вечность не двигаться с места, позволяя ему ласкать ее.
   Дейн чувствовала, как наливается тяжестью ее грудь, как твердеют соски, превращаясь в острые тугие пики, откровенно проступая сквозь тонкую ткань платья. Она готова была раскинуть ноги и предложить ему свое единственное сокровище лишь за одну ласку, эти нежные и непостижимо возбуждающие поглаживания опытных пальцев.
   И она хотела бежать как можно дальше и как можно быстрее от своего соблазнителя, чтобы стряхнуть наваждение.
   И все же Дейн не двигалась. Не могла шевельнуться. Теперь обе его ладони скользили вверх и вниз по ее обнаженным ногам, по ягодицам, нежно сжимая их. Его руки узнавали ее тело, знакомясь с ним так близко, так тонко, так умело, что Дейн почти позволила себе забыться от наслаждения.
   Именно этого он хотел от нее. Именно этого хотят от женщин все мужчины – полной капитуляции. Это обостряет их ощущения, дает новый импульс к тому, чтобы ласкать, обладать. Это и есть пропуск к власти: ее готовность, ее желание окунуться в море наслаждения и пировать... Это...