Однако сейчас по брусчатке плаца не печатали шаг солдаты. Новые хозяева устроили тут стоянку самой разнообразной техники, преимущественно большегрузной – от новеньких «Сканий» до ржавых, разваливающихся «Уралов», тоже, наверное, доставшихся грузинам в наследство от российских военных.
   Наш склад находился где-то на отшибе базы. Он был огорожен двумя рядами колючей проволоки, между которыми когда-то ходили караульные. Сейчас караульных я не заметил, да и колючка поизносилась, однако ворота в заборе оказались запертыми и в относительно исправном виде.
   Началась рутина. Счет, платежка, накладная, счет-фактура, разрешение на вывоз, опись, таможенная декларация… Муть еще та. Наконец дело дошло до погрузки. Вино было упаковано в тридцать деревянных ящиков довольно крупных размеров – по двенадцать коробок с вином в каждом согласно сопроводительным документам, а в коробке, как водится, двенадцать бутылок емкостью ноль запятая семь… Упиться можно!
   – Эх! М-м! Слушай, дорогой, вот ведь кому-то повезет, же! – то и дело восклицал один из грузин-«разбойников». – Настоящий «Хванчкара», такой сейчас только по специальной заявке отгружают!.. Нет, дорогой, погоди вскрывать ящик, сначала мы обязательно выпьем, потом вскроем… Да и зачем его вскрывать, слушай, да! Вот заводской пломба, вот русским языком написано: «Самое лучшее вино в мире»!
   На плотно подогнанной евровагонке изгибалась сделанная по трафарету надпись: «Genuine Georgian Wine». Над ней была набита виноградная кисть. Мне это не очень нравилось. Я отлично понимал, что все это – чистейшей воды контрабанда, и так явно разрисовывать ее по меньшей мере глупо. Да и сама деревянная тара – тоже не самый остроумный ход, приведший в конце концов только к увеличению веса брутто. Курт и Майк здорово бранились по этому поводу.
   Я так и не сумел настоять на вскрытии всех ящиков. В процессе насильственного влития вина (и притом превосходного) в мою глотку мне удалось добиться вскрытия только одной тары. Там действительно были коробки с «Хванчкарой». На остальные я махнул рукой, тем более, что погрузчик уже ставил их в кузов грузовика.
   Я решил, что если с этими грузинами вести деловые разговоры на складском уровне бессмысленно, то надо будет проверить ящики в момент погрузки на самолет, а лучше сразу перед ним.
   Дальше пошло как-то странно. Во-первых, водитель длинномерного «ЗИЛа» изображал из себя глухонемого дебила, и судя по его дальнейшему поведению я даже заподозрил, что это примерно так и есть. При этом, когда шофер поднимался в кабину, я заметил, что его куртка слегка оттопыривается в том месте, где бандюки обычно носят пистолеты, а такие нюансы меня жизнь уже научила примечать. А вооруженный молчун-дебил – далеко не самый приятный водитель.
   Да и путь до аэропорта неблизкий. Шофер очень напряженно себя вел, когда мы проезжали мимо мобильных блок-постов – боевых машин с бойцами национальной гвардии, которых хватало близ шоссе. Но с другой стороны, мне-то чего бояться? Ведь документы на груз в порядке! Или нет? А ведь если что-то не так, крайним действительно окажусь я. Кто захочет искать невесть где находящегося грузополучателя и неизвестно какого грузоотправителя? Тем более, что экспедитор не умеет писать объяснительные на грузинском языке.
   Однако все прошло на удивление гладко. Дважды машина попадала в небольшие пробки у перекрестков, но вдруг откуда-то выныривала легковушка с синим маячком, оттуда вылезал автоинспектор с жезлом, и принимался разруливать ситуацию. При этом, к моему удивлению, преимущество всегда получала полоса движения, по которой ехал наш грузовик. Не думаю, что дело было именно в нем, но подобная предупредительность вызывала некоторое недоумение.
   Наш транспорт у КПП летного поля вопреки ожиданию, встретил не шеф и даже не командир, а Толя. По его словам, босс «утрясает» неожиданно возникшие проблемы с оплатой горючего, но на КПП давно уже все «схвачено», и можно было проезжать. Я действительно собирался проверить ящики в момент погрузки на самолет, а лучше сразу перед ним. Но и тут я как экспедитор был почему-то не допущен к своим обязанностям. Вначале неприятный шофер, едва ли не впервые подав голос, заорал, что у него нет ни минуты лишнего времени, и чтобы я, если имею такое желание, проверял ящики после передачи. Автопогрузчик и такелажники уже ждали возле самолета с настежь распахнутым грузовым люком.
   «ЗИЛ» уехал. И тут же появился Кеженис. Кстати, на этот раз именно он не дал мне возможности изучить, насколько правильное вино доставлено на борт. Босс вручил мне выправленный на мое имя билет на самолет местной компании «Аирзена» рейсом до Каира, а также бумажку с телефонным номером некоего белого нигерийца, и заявил, что с грузом до моего прибытия справится сам. Регистрация на мой рейс начиналась через считанные минуты. Таким образом я в один момент превратился из авиатора в пассажира, и не могу сказать, что это мне сильно понравилось.
   Да и обиделся я слегка на господина Кежениса.

Глава седьмая

   Рукоятка неожиданно легко провернула вал двигателя. Гелендвагену, по моим прикидкам, уже стукнуло сорок лет, и перед его прежним владельцем можно было снять шляпу хотя бы за то, что техническое состояние машины тянуло на твердую «четверку» по пятибалльной системе. Масло немного подтекало, но системы охлаждения и питания были в отличном виде. Все было готово к пробному запуску.
   – Ну, что, Жаконя, – обратился я к обезьяне. – Попробуем запустить?
   Жаконя что-то заверещал, скаля зубы. Возможно, он был не против подобной попытки. Но все же почему-то побаивался этой машины. Он, правда, побаивался и оружия. Наверное, интересные эпизоды приходилось наблюдать этому шимпанзе…
   Я нагнулся, ухватился за «кривой стартер» как можно удобнее, и как следует рванул. Конечно, даже такой оптимист, как я, вряд ли может рассчитывать на то, что двигатель схватится с первого же раза… Или даже со второго. Но десять раз подряд я не смог прокрутить рукоятку, и буквально упал рядом с бампером, хватая воздух. Лихорадка, даже самая легкая, всегда отнимает силу, а я ведь еще пер на себе канистру черт знает сколько времени…
   Но рано или поздно, а отдышаться я смог. А что делать? Я уже устал себе повторять, что если сейчас все бросить и оставить дела на милость господа, то скоро мою шкуру будут проверять на прочность трезубцами черти. Надо продолжать. Все равно заведется – ведь исправен же!
   И я в этом убедился. Примерно через полчаса, когда в очередной раз упал на пыльный грунтовый пол гаража. Старый германский дизель понял, что я – куда более упрямое создание, чем он сам, и согласился немного поработать. Жаконя, услышав звук работающего двигателя, заметался. С одной стороны, ему очень хотелось удрать, с другой – видимо, он понимал, что нам предстоит совместное путешествие. И именно на этой машине, какие бы воспоминания она ни будила в обезьяньем мозгу.
   Руки у меня тряслись, когда я включал передачу и отпускал сцепление. Но ничего неприятного не случилось – «Мерседес» выкатился из гаража и сделал полукруг по летному полю; при этом я старался смотреть куда угодно, только не в сторону пиршества падальщиков, хотя там, по-моему, уже все было съедено. Машина слушалась. Все передачи работали, педали не западали, правда, руль оказался с большим люфтом, но это уже казалось мелочью. Я даже поорал на радостях немного, думаю, хорошо, что Жаконя не понимает по-русски.
   Вот теперь задерживаться здесь уже точно не было ни малейшего смысла. Я собрал все ценное, что только нашел в гараже, включая гаечные ключи, домкрат, лебедку и лопату. И, поскольку сейчас был оснащен гораздо основательнее, решил посетить сарай, более похожий на склад.
   Теперь дверь подалась легко – я прицепил один конец троса за замок, другой – за фаркоп машины и включил первую пониженную… Жаконя при виде вылетающих наружу дверей от возбуждения дважды перекувыркнулся через голову.
   Внутри склада я увидел несколько десятков ящиков из хорошо обработанных досок. Ящики были украшены спецсимволом в виде рюмки и изображением стилизованной виноградной кисти. Под рисунками полукругом изгибалась надпись: «Genuine Georgian Wine».
   Я не верил своим глазам. Ведь эти ящики сейчас должны плыть в Кейптаун! Что же они здесь делают? Или господин Кеженис уже давно водит меня за нос? Да и не только меня, а остальных членов экипажа тоже? И вообще, а действительно ли внутри «настоящее грузинское вино»?
   Я вскрыл монтировкой один из ящиков и сразу же понял, что жажду этим не утолить. Вместо благородного виноградного алкоголя в ящике находились плотно уложенные прямоугольные бруски, упакованные в жесткий вощеный картон. Вытащив один из них, довольно увесистый, я развернул упаковку. Там обнаружилась некая желтоватая масса, довольно податливая, вроде оконной замазки или пластилина. Что-то мне, однако, подсказывало – вряд ли даже такой бизнесмен как Кеженис, полагает, что в Африке на зиму замазывают окна. Да и дети здесь наверняка не лепят игрушки из грузинского пластилина…
   В другом ящике, я увидел частично разобранный и аккуратно уложенный ручной пулемет системы Калашникова. И к тому же не один. Да, похоже, здесь действительно целый склад игрушек. Для взрослых. И при этом, черт возьми, для очень взрослых людей…
   Вместе с оружием здесь лежала непонятного назначения полуметровая палка из очень плотного и тяжелого дерева, украшенная странными веревочками, с которых сыпалась труха, и инкрустированная блестящими камешками, наверное, самоцветами. С одной стороны палку венчало бронзовое кольцо с перекрестьем, удивительно похожее на классический кельтский крест, с другой – торчал бронзовый же шип длиной сантиметров пятнадцать. В своем основании оно имело четыре грани, каждая примерно по сантиметру с небольшим. Что это? На боевое оружие как-то не слишком похоже. Метать – неудобно, резать – вообще невозможно. Колоть и то замучаешься – коротковата эта штука для пики. Может, это какая-нибудь ритуальная приблуда местных жрецов?
   Вот только интересно – это каким же образом грузины смогли подсунуть мне для проверки ящик с правильным вином? Единственно возможный ответ был таким – прежде чем заняться торговлей старым советским оружием, кавказские разбойники долго практиковались в известной игре в наперсток. «Угадай, дорогой, под какой каской граната?»
   Я долго – минут пять – думал, есть ли смысл немного облегчить ящики, за которые не так давно сам нес материальную ответственность. Наконец решился взять несколько брикетов пластиковой взрывчатки (не будучи абсолютно уверенным, что это именно она), забрал два автомата, одну винтовку системы Драгунова и один пулемет. Долго разгребал ящики в поисках патронов, и поиски в конце концов увенчались успехом – четыре цинковых коробки с патронами калибра 7,62 скоро тоже оказались в багажнике. Прихватил и странный жезл – на всякий пожарный.
   В любом случае, думал я, закрывая багажник, если попадусь в лапы местным боевикам, мне будет почти стопроцентный каюк. Причем без разницы, с ворованным оружием или без. А если повезет выбраться к цивилизации, то я всегда успею избавиться от лишних килограммов металла и пластика… Должен успеть. Зато в случае чего, я вполне готов объявить войну небольшому отряду каких-нибудь недоумков.
   Приглашающе помахав Жаконе, я включил первую передачу и осторожно углубился в лес, двигаясь по едва заметной просеке со скоростью пешего туриста, сытого и здорового.
   Дорога оказалась на удивление выматывающей. Увидев знакомый силуэт бульдозера, я остановил машину – не чувствовал больше сил вести ее по заросшей, кочковатой просеке. В глазах было темно, мутило страшно. Сколько еще ехать – пес знает.
   Жаконя словно чувствовал мое состояние – он лопотал что-то ободряющее, даже погладил меня по плечу – наши, мол, не сдаются… И верно, чего уж тут сдаваться – я ведь на колесах, и с неплохим запасом горючего. И на ночевку есть где расположиться – в знакомой кабине, естественно. Беда только, что жрать нечего, но при мысли о еде и так становится плохо, так что ничего страшного. И вообще, некоторые врачи рекомендуют голодать при высокой температуре – по моим прикидкам, градусов тридцать восемь как минимум я имел, и к ночи были все основания ожидать подъема.
   Несмотря на протесты Жакони, в кабину трелевочного трактора я влез в одиночестве. Дружба-дружбой, а ночлег врозь. Кто ее знает, эту обезьяну – вроде добрая и отзывчивая, а вдруг что в башке щелкнет? Или помру я ночью – так что же: и мартышке помирать? Вдруг она не сможет открыть кабину изнутри?..
   Но увидеть новый день мне довелось, а это значило как минимум то, что ночью я не умер. Состояние, правда, было не хуже и не лучше, чем обычно, но, по крайней мере, озноб отступил, значит, температура приблизилась к нормальной.
   Скрипя зубами от боли в ногах, я вывалился из кабины и некоторое время просто стоял, прислонившись к борту машины – здорово же я притомился во время сна, раз отдых потребовался! А ведь еще машину заводить…
   Вспомнил, и опять стало плохо. Захотелось пить, но воду глотать было по-прежнему тяжело. Хорошо, хоть пока зубы не стучат о горлышко… Жаконя неприветливо скалился, глядя на меня – наверное, затаил обиду, что я не взял его с собой в кабину на ночь.
   Именно с запуска двигателя я и начал новый день в Африке. Боялся, что если займусь еще чем-нибудь, то подрастеряю последние силы. К счастью, ручку пришлось проворачивать всего дважды, так что я уже стал почти искренне верующим. Осталось заняться «еще чем-нибудь». Я собрал свой скарб, состоящий из пары драгоценных фляжек с водой, бинокля, ножа, небольшого запаса патронов… Позаботился о запасе горючего для гелендвагена – его двигатель оказался довольно прожорливым созданием. Наполнил под завязку оба бака и обе канистры. Поскольку больше никакой толковой тары под солярку не обнаружилось, я скрутил с бульдозера и трелевочника бензиновые баки от пускателей и тоже заполнил их соляркой. И на этом пришлось закончить, к тому же горючее и в большом баке иссякло. Оставалось надеяться, что мне хватит топлива до цивилизации. В нее мне уже с трудом верилось. Я периодически ощущал себя последним оставшимся в живых человеком на всей планете, и только природное упрямство, наверное, заставило меня снова вцепиться в руль и вдавить в пол педаль газа, чтобы поскакать дальше по проклятой просеке. Которая, как ни странно, километр от километра становилась все шире и ровнее.
   Жаконя смирно сидел на переднем сиденье, лишь иногда на что-то показывая пальцем и комментируя. По сторонам я не смотрел – дорога все равно была та еще, и мне приходилось внимательно глядеть, чтобы не ухнуть в какую-нибудь особенно глубокую яму, а трава, также как и листва деревьев с кустарниками сливалась в тошнотворные зеленые полосы по всем четырем сторонам от меня. Словом, я не обращал внимания на жесты шимпанзе. Пока что он не сильно волновался, да и меня не сильно беспокоил.
   Спидометр машины был отградуирован на привычные километры в час, а не мили. Он работал, и стрелка дрожала около тридцати, а порой и сорока. Счетчик километража тоже работал. Между аэродромом и стоянкой брошенной техники оказалось тридцать шесть километров, а от нее я за день отмахал почти двести в сторону запада. Но с каждым километром силы падали, иногда руки просто сваливались с баранки, а нога то и дело сама по себе теряла педаль газа. В глазах темнело, падающее к горизонту солнце слепило все сильнее. Я уже почти не следил за дорогой, и тем более мне было не до поведения обезьяны, потому я не сразу понял, кто и почему дергает меня за рукав.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента