Страница:
Мой приятель, инвестбанкир, в ответ на «как дела?» к привычному «рынка нет» неожиданно добавляет «да, собственно, никогда и не было».
– Понимаешь, – учит меня основам ремесла человек, заработавший свой первый миллион в 25 лет, – смысл игры на фондовом рынке не в том, чтобы предугадать колебания курса. А в том, чтобы вложиться в хороший бизнес, который недооценен. То есть не выиграть, а заработать.
– Что значит «хороший бизнес»? – спрашиваю я.
– Во, начинаешь врубаться! – радуется он. – Хороший бизнес – это бизнес, который производит востребованный продукт. И это бизнес, который технологически хорошо отлажен. Как говаривал Уоррен Баффет, следует покупать акции тех компаний, которыми сможет управлять идиот, потому что рано или поздно это случится. А Баффет заработал сорок миллиардов! Для этого и открывается информация о компании перед IPO, чтобы инвестор мог ее оценить…
– Ну? – говорю я, еще не понимая, куда он клонит. – У нас то же самое. Но те, кто вложились в акции Сбера, потеряли 80 %…
– Если бы Сбер был в Европе или США, с ним было бы все ясно: низкотехнологичный рилейловый банк, ориентированный на беднейший, к тому же исчезающий слой. Но мы в России. А в России я в 2003-м вложился в самую лучшую, технологически безупречную компанию, производящую сверхнужный продукт. Знаешь, как компания называлась? «ЮКОС»…
– У нас сильны политические риски, – вздыхаю я.
– Опять не догоняешь, – вздыхает приятель. – Политика – это выражение экономики. У нас нет рынка. И не было. Наша политика означает, что экономика в России устроена так: своим можно все, а чужим ничего. Царь, опричнина, крепостное право. Поищи рынок при Екатерине! Что, был?! Там фавориты вместо рынка были. А делать ставки на фаворитов – это казино, а не рынок.
– Ну, так и? – говорю ошарашенно я, потому что возразить мне нечего.
– Ну, и… – мрачнеет приятель. – Либо менять профессию, либо наниматься на работу к фавориту, либо уезжать туда, где рынок есть. Это и называется кризис. Вот ты, умник, догадайся, что я выберу?
2008
– Понимаешь, – учит меня основам ремесла человек, заработавший свой первый миллион в 25 лет, – смысл игры на фондовом рынке не в том, чтобы предугадать колебания курса. А в том, чтобы вложиться в хороший бизнес, который недооценен. То есть не выиграть, а заработать.
– Что значит «хороший бизнес»? – спрашиваю я.
– Во, начинаешь врубаться! – радуется он. – Хороший бизнес – это бизнес, который производит востребованный продукт. И это бизнес, который технологически хорошо отлажен. Как говаривал Уоррен Баффет, следует покупать акции тех компаний, которыми сможет управлять идиот, потому что рано или поздно это случится. А Баффет заработал сорок миллиардов! Для этого и открывается информация о компании перед IPO, чтобы инвестор мог ее оценить…
– Ну? – говорю я, еще не понимая, куда он клонит. – У нас то же самое. Но те, кто вложились в акции Сбера, потеряли 80 %…
– Если бы Сбер был в Европе или США, с ним было бы все ясно: низкотехнологичный рилейловый банк, ориентированный на беднейший, к тому же исчезающий слой. Но мы в России. А в России я в 2003-м вложился в самую лучшую, технологически безупречную компанию, производящую сверхнужный продукт. Знаешь, как компания называлась? «ЮКОС»…
– У нас сильны политические риски, – вздыхаю я.
– Опять не догоняешь, – вздыхает приятель. – Политика – это выражение экономики. У нас нет рынка. И не было. Наша политика означает, что экономика в России устроена так: своим можно все, а чужим ничего. Царь, опричнина, крепостное право. Поищи рынок при Екатерине! Что, был?! Там фавориты вместо рынка были. А делать ставки на фаворитов – это казино, а не рынок.
– Ну, так и? – говорю ошарашенно я, потому что возразить мне нечего.
– Ну, и… – мрачнеет приятель. – Либо менять профессию, либо наниматься на работу к фавориту, либо уезжать туда, где рынок есть. Это и называется кризис. Вот ты, умник, догадайся, что я выберу?
2008
ПЧЕЛЫ СНОВА ПРОТИВ МЕДА
На Дальнем Востоке люди выходят на улицы, протестуя против повышения пошлин на иномарки. В Тольятти и Набережных Челнах людей выводят на улицы, чтобы они приветствовали повышение этих пошлин.
Те, кто следит за конфликтом интересов, понимают, что российская вертикаль должна определиться: либо поддерживать Приморье, где доход сотен тысяч людей зависит от импорта японских машин, – либо Поволжье, где доход сотен тысяч людей зависит от выпуска отечественных авто. И понимают, что подходов к вопросу два: либо количественный (производителей «Жигулей» больше, чем перегонщиков «Тойот»), либо качественный (даже старая «Тойота» лучше новых «Жигулей»).
Вариант в теории возможен и такой, и такой, однако дело в другом: в ответственности за принятое решение.
В тот момент, когда я пишу этот текст, уже ясно, что государство поддержит «АвтоВАЗ»: пошлины повысит, а покупку недорогих «Жигулей» поддержит субсидиями на небольшие (до 350000 рублей) автокредиты. И точно так же ясно, что за это решение никто не будет отвечать. Хотя бы потому, что в «Жигули» не пересядет даже руководство «АвтоВАЗа»: переход завода под контроль «Рособоронэкспорта» в 2005-м начинался с того, что для новых начальников были закуплены Toyota Land Cruiser (как мило, что против их ввоза в Россию борются их пассажиры!)
Во всем мире руководители автоконцернов ездят только на собственном автопродукте, подобно тому как любой повар ест собственную стряпню. Единственное исключение – «АвтоВАЗ». Во всем мире главы автопроизводящих стран ездят на только на отечественных автомобилях. Исключений два – премьер-министр Италии (Audi) и президент России (Mercedes).
Может, потому, Берлускони и Путин так нравятся друг другу, и им так нравится кошмарить политических оппонентов – вместо того, чтобы разбираться с отвратительным качеством «Фиата» и «Жигулей»?
2008
Те, кто следит за конфликтом интересов, понимают, что российская вертикаль должна определиться: либо поддерживать Приморье, где доход сотен тысяч людей зависит от импорта японских машин, – либо Поволжье, где доход сотен тысяч людей зависит от выпуска отечественных авто. И понимают, что подходов к вопросу два: либо количественный (производителей «Жигулей» больше, чем перегонщиков «Тойот»), либо качественный (даже старая «Тойота» лучше новых «Жигулей»).
Вариант в теории возможен и такой, и такой, однако дело в другом: в ответственности за принятое решение.
В тот момент, когда я пишу этот текст, уже ясно, что государство поддержит «АвтоВАЗ»: пошлины повысит, а покупку недорогих «Жигулей» поддержит субсидиями на небольшие (до 350000 рублей) автокредиты. И точно так же ясно, что за это решение никто не будет отвечать. Хотя бы потому, что в «Жигули» не пересядет даже руководство «АвтоВАЗа»: переход завода под контроль «Рособоронэкспорта» в 2005-м начинался с того, что для новых начальников были закуплены Toyota Land Cruiser (как мило, что против их ввоза в Россию борются их пассажиры!)
Во всем мире руководители автоконцернов ездят только на собственном автопродукте, подобно тому как любой повар ест собственную стряпню. Единственное исключение – «АвтоВАЗ». Во всем мире главы автопроизводящих стран ездят на только на отечественных автомобилях. Исключений два – премьер-министр Италии (Audi) и президент России (Mercedes).
Может, потому, Берлускони и Путин так нравятся друг другу, и им так нравится кошмарить политических оппонентов – вместо того, чтобы разбираться с отвратительным качеством «Фиата» и «Жигулей»?
2008
ОСТОРОЖНО, ДВЕРИ ЗАКРЫВАЮТСЯ!
Когда-то в Петербурге я не любил губернатора Яковлева. Был такой, если помните, сразу после Собчака, городской руководитель, с имиджем твердого хозяйственника. При этом грязь в Питере была непролазная даже не Невском.
Я, наивно разоблачая этого ныне поглощенного историей персонажа, даже написал как-то в ярости, после очередной протечки в питерской квартире, статью под названием «Газообразный Яковлев», где много какие претензии предъявил. Я там написал, что все эти якобы твердые хозяйственники только и умеют, что начальствовать, сидя в своих кабинетах. Что надо развивать инициативы снизу – жилтоварищества, частные управляющие компании, потому что люди, объединившись снизу, лучше знают, как убирать снег зимой, как бороться с пылью летом и как содержать в чистоте ухоженные и не унижающие достоинства парадные.
О, как же наивен я был! Жилтоварищества, ТСЖ, в Питере организовались в неимоверном количестве. Вот, например, я и мои соседи – это теперь ТСЖ. Нам передали в общую собственность дом, построенный в 1958-м году и с тех пор ни разу не ремонтировавшийся, и мы сами скидывались и меняли входную дверь, за свой счет ремонтировали подъезд и так далее.
И вот этой зимой, когда Петербург завалило снегом, а потом вышло солнце и снег потек – у нас в доме протекли все квартиры верхних этажей. Включая и мою, свежеотремонтированную. А еще протекла квартира моей тещи. А еще квартиры моих знакомых. И они протекли мощно и хорошо – заливая компьютеры, книги и паркет.
И вот тут выяснилось, что мы делимся на две неравные партии. Та партия, которая не организовала ТСЖ, может требовать от городских властей делать ремонт, называть нынешнюю губернаторшу Матвиенко жидкой хозяйственницей и вообще качать те права, которые в Питере есть у униженных и оскорбленных.
А мы, создавшие ТСЖ, не можем предъявлять претензии никому, ведь Валентина Матвиенко публично сказала – в неубранном снеге виновата не она, а дурные управляющие компании, и дурные ТСЖ, которые эти дурные компании себе на крышу выбрали.
Так что делюсь с вами опытом: если только у вас не совсем новый дом – не спешите создавать ТСЖ. Иначе окажетесь со мной в одной компании.
То есть в дураках.
2010
Я, наивно разоблачая этого ныне поглощенного историей персонажа, даже написал как-то в ярости, после очередной протечки в питерской квартире, статью под названием «Газообразный Яковлев», где много какие претензии предъявил. Я там написал, что все эти якобы твердые хозяйственники только и умеют, что начальствовать, сидя в своих кабинетах. Что надо развивать инициативы снизу – жилтоварищества, частные управляющие компании, потому что люди, объединившись снизу, лучше знают, как убирать снег зимой, как бороться с пылью летом и как содержать в чистоте ухоженные и не унижающие достоинства парадные.
О, как же наивен я был! Жилтоварищества, ТСЖ, в Питере организовались в неимоверном количестве. Вот, например, я и мои соседи – это теперь ТСЖ. Нам передали в общую собственность дом, построенный в 1958-м году и с тех пор ни разу не ремонтировавшийся, и мы сами скидывались и меняли входную дверь, за свой счет ремонтировали подъезд и так далее.
И вот этой зимой, когда Петербург завалило снегом, а потом вышло солнце и снег потек – у нас в доме протекли все квартиры верхних этажей. Включая и мою, свежеотремонтированную. А еще протекла квартира моей тещи. А еще квартиры моих знакомых. И они протекли мощно и хорошо – заливая компьютеры, книги и паркет.
И вот тут выяснилось, что мы делимся на две неравные партии. Та партия, которая не организовала ТСЖ, может требовать от городских властей делать ремонт, называть нынешнюю губернаторшу Матвиенко жидкой хозяйственницей и вообще качать те права, которые в Питере есть у униженных и оскорбленных.
А мы, создавшие ТСЖ, не можем предъявлять претензии никому, ведь Валентина Матвиенко публично сказала – в неубранном снеге виновата не она, а дурные управляющие компании, и дурные ТСЖ, которые эти дурные компании себе на крышу выбрали.
Так что делюсь с вами опытом: если только у вас не совсем новый дом – не спешите создавать ТСЖ. Иначе окажетесь со мной в одной компании.
То есть в дураках.
2010
РОБИН ГУД ПРОТИВ ПУТИНА
Меня пригласили на телешоу по теме «богач-бедняк». Повод: премьера голливудского «Робин Гуда» с Расселом Кроу и Кейт Бланшетт.
Когда телесъемку планировали, фильм на экраны еще не вышел, и редакторы программы не знали, что «Робин Гуд» ограничивается историей знаменитого разбойника в той части, когда он еще был не разбойником, а наоборот, честным воякой и слугой королю.
Это старый прием: показать становление героя, чтобы зритель понял, какие несправедливости мира принудили его идти на бой.
В нашем английском случае несправедливостью были непомерные налоги на войны, ведшиеся Ричардом Львиное Сердце, а затем и его братом, – плюс практика внесудебной расправы с несогласными. То есть, в сумме, беспредел вертикали королевской власти. В реальной истории этот беспредел привел к маршу несогласных, то есть войне баронов против своего короля. Король проиграл: в 1215 году он вынужден был подписать Великую Хартию Вольности – главный закон, гарантирующей запрет на новые налоги без согласования с вассалами, равенство прав, суд присяжных и вообще, контроль за властью короля. А пока равенства не наблюдалось, Робин Гуд восстанавливал справедливость доступными ему средствами. Робин Гуд бился не за бедных. Он бился за справедливость. А потому и стал кумиром – причем не только своего народа.
И как только эта мысль становится ясна, вполне себе высокобюджетный, но предсказуемо средний по качеству блокбастер начинает стремительно превращаться в антипутинское кино.
Ведь что такое Россия при Ельцине до Путина? Это, условно, страна, принявшая Хартию Вольности. Король, то есть Ельцин, не мог ввести закон без одобрения в нижней палате парламента, куда входили как политические партии, так и прямые представители народа – одномандатные депутаты. Затем закон проходил верхнюю палату, состоящую из губернаторов, то есть баронов, – но баронов, избираемых населением. А что сделал Путин? Он уничтожил одномандатников как класс, заменил партии единственной «Единой Россией», отменил выборы губернаторов, да и самих губернаторов из Думы убрал, оставив марионеток. То есть Путин уподобил себя королю Иоанну Безземельному – самому неприятному в фильме «Робин Гуд» персонажу.
Политическая система современной России и Англии XII–XIII веков совпадают настолько, что любой современный российский разбойник, ведущий борьбу с властью под лозунгами равенства и справедливости, пусть он трижды осужден Басманным судом, – в наших сердцах все равно герой. А в планах продюсеров Голливуда – я так понимаю, герой на экранизацию.
Не знаю, дождемся ли мы когда в России свободы, равенства и братства, без которых справедливости не существует, – но, полагаю, голливудского блокбастера про Ходорковского мы дождемся непременно.
2010
Когда телесъемку планировали, фильм на экраны еще не вышел, и редакторы программы не знали, что «Робин Гуд» ограничивается историей знаменитого разбойника в той части, когда он еще был не разбойником, а наоборот, честным воякой и слугой королю.
Это старый прием: показать становление героя, чтобы зритель понял, какие несправедливости мира принудили его идти на бой.
В нашем английском случае несправедливостью были непомерные налоги на войны, ведшиеся Ричардом Львиное Сердце, а затем и его братом, – плюс практика внесудебной расправы с несогласными. То есть, в сумме, беспредел вертикали королевской власти. В реальной истории этот беспредел привел к маршу несогласных, то есть войне баронов против своего короля. Король проиграл: в 1215 году он вынужден был подписать Великую Хартию Вольности – главный закон, гарантирующей запрет на новые налоги без согласования с вассалами, равенство прав, суд присяжных и вообще, контроль за властью короля. А пока равенства не наблюдалось, Робин Гуд восстанавливал справедливость доступными ему средствами. Робин Гуд бился не за бедных. Он бился за справедливость. А потому и стал кумиром – причем не только своего народа.
И как только эта мысль становится ясна, вполне себе высокобюджетный, но предсказуемо средний по качеству блокбастер начинает стремительно превращаться в антипутинское кино.
Ведь что такое Россия при Ельцине до Путина? Это, условно, страна, принявшая Хартию Вольности. Король, то есть Ельцин, не мог ввести закон без одобрения в нижней палате парламента, куда входили как политические партии, так и прямые представители народа – одномандатные депутаты. Затем закон проходил верхнюю палату, состоящую из губернаторов, то есть баронов, – но баронов, избираемых населением. А что сделал Путин? Он уничтожил одномандатников как класс, заменил партии единственной «Единой Россией», отменил выборы губернаторов, да и самих губернаторов из Думы убрал, оставив марионеток. То есть Путин уподобил себя королю Иоанну Безземельному – самому неприятному в фильме «Робин Гуд» персонажу.
Политическая система современной России и Англии XII–XIII веков совпадают настолько, что любой современный российский разбойник, ведущий борьбу с властью под лозунгами равенства и справедливости, пусть он трижды осужден Басманным судом, – в наших сердцах все равно герой. А в планах продюсеров Голливуда – я так понимаю, герой на экранизацию.
Не знаю, дождемся ли мы когда в России свободы, равенства и братства, без которых справедливости не существует, – но, полагаю, голливудского блокбастера про Ходорковского мы дождемся непременно.
2010
РОССИЙСКИЙ БЮРОКРАТ КАК ЕДИНСТВЕННЫЙ ЕВРОПЕЕЦ
Я каждую неделю езжу из Петербурга на работу в Москву. Длится это уже десять лет, и я давно не обращаю внимание на глупости вроде того, что Петербург – это европейский город, а вот Москва – азиатская столица.
Да ничего подобного. Петербург, на мой взгляд, город самый что ни на есть русский. Он, как всякий русский человек, одет во все европейское, с уклоном в итальянское и французское, однако ж внутри безответственен и безалаберен. Проспекты и мосты здесь закрывают на ремонт без предупреждений, указателей на латинице не сыскать, люди дают обещания – и исчезают, по улицам ветер метет пыль, починить домофон – история на пару месяцев. И вообще, как Бродский писал, за рубашкой полезешь в комод – и день потерян.
Другое дело Москва. Да, внешне, конечно, тут азиатчина, византийщина, и когда шах с визирем едут во дворец, ради них перекрывают полгорода, а за шахом и визирем скачет свита с мигалками, – однако внутри это никакой не азиатский город, а вполне европейской организации бизнес-центр. Сантехник прибывает через полчаса после вызова, тротуары на Тверской моют с шампунем, через интернет сыскивается любой товар, и ту же Тверскую асфальтируют исключительно в ночи, так что поутру на работу катишь по свеженькому асфальту.
Интересно, впрочем, даже не это, а чем это достигается. В Москве главный контролер качества жизни и главный за ним надсмотрщик – чиновник и примкнувший к нему миллионщик-бизнесмен, то есть свита визиря. Это Матвиенко может закрывать улицы и мосты, как ей удобно, потому что она главная и единственная, и на возмущение хотела плевать – но если Лужков закроет хоть на день на ремонт Тверскую, тут же получит по полной программе от администрации президента и премьера, от ФСБ и ФСО, от МЧС и МИДа, то есть от той сотни людей, которые главнее Лужкова в негласной табели о рангах.
Получается, что московские бюрократы-сановники, радея о личных удобствах, невольно обеспечивают кое-какие удобства и всем остальным. Парадокс, но факт. Это не народ, мечтая жить по-европейски, жмет на Лужкова, требуя новых дорог, переходов, эстакад, цветущих клумб – это высшие бюрократы, мечтая о европейских удобствах, вынуждают городские власти их устраивать.
Помните, небось, странную пушкинскую фразу, что правительство у нас – единственный европеец?
Теперь вы понимаете, в каком смысле ее следует понимать.
2010
Да ничего подобного. Петербург, на мой взгляд, город самый что ни на есть русский. Он, как всякий русский человек, одет во все европейское, с уклоном в итальянское и французское, однако ж внутри безответственен и безалаберен. Проспекты и мосты здесь закрывают на ремонт без предупреждений, указателей на латинице не сыскать, люди дают обещания – и исчезают, по улицам ветер метет пыль, починить домофон – история на пару месяцев. И вообще, как Бродский писал, за рубашкой полезешь в комод – и день потерян.
Другое дело Москва. Да, внешне, конечно, тут азиатчина, византийщина, и когда шах с визирем едут во дворец, ради них перекрывают полгорода, а за шахом и визирем скачет свита с мигалками, – однако внутри это никакой не азиатский город, а вполне европейской организации бизнес-центр. Сантехник прибывает через полчаса после вызова, тротуары на Тверской моют с шампунем, через интернет сыскивается любой товар, и ту же Тверскую асфальтируют исключительно в ночи, так что поутру на работу катишь по свеженькому асфальту.
Интересно, впрочем, даже не это, а чем это достигается. В Москве главный контролер качества жизни и главный за ним надсмотрщик – чиновник и примкнувший к нему миллионщик-бизнесмен, то есть свита визиря. Это Матвиенко может закрывать улицы и мосты, как ей удобно, потому что она главная и единственная, и на возмущение хотела плевать – но если Лужков закроет хоть на день на ремонт Тверскую, тут же получит по полной программе от администрации президента и премьера, от ФСБ и ФСО, от МЧС и МИДа, то есть от той сотни людей, которые главнее Лужкова в негласной табели о рангах.
Получается, что московские бюрократы-сановники, радея о личных удобствах, невольно обеспечивают кое-какие удобства и всем остальным. Парадокс, но факт. Это не народ, мечтая жить по-европейски, жмет на Лужкова, требуя новых дорог, переходов, эстакад, цветущих клумб – это высшие бюрократы, мечтая о европейских удобствах, вынуждают городские власти их устраивать.
Помните, небось, странную пушкинскую фразу, что правительство у нас – единственный европеец?
Теперь вы понимаете, в каком смысле ее следует понимать.
2010
NOIZE MC СЕГОДНЯ КАК ЮРИЙ ШЕВЧУК ЗАВТРА
Когда в СССР вертикаль власти бросила Бродского под суд, Ахматова произнесла знаменитое: «Они этому рыжему биографию делают». Вряд ли волгоградская вертикаль, влепив рэперу Noize MC десять суток ареста, сделала ему биографию (по аналогии с Бродским это предполагало бы эмиграцию и конкуренцию с Jay-Z и 5 °Cent на их канонической территории). Но вертикаль уже делает кроющемуся за псевдонимом Noize Mc Ивану Алексееву банковский счет.
У меня в почте свеженькое предложение от Ozon.ru – только с 17 по 23 августа! Спешите, спешите, а то не достанется! – лучшие r’n’b, хип-хоп, рэп-диски.
Что же выложил на лоток «Озон» в качестве горячих пирожков? Ну, Snoop Dog, понятно, ну, Jay-Z, а еще Бейонсе, а куда ж без этой дитяти судьбы, если под судьбой понимать обручение рэпа с гламуром…
Но на первом месте – Иван Алексеев. «Последний альбом» от Noize MC стоит 431 рубль. Это самый дорогой диск среди прочих. OutCast, для сравнения, «Озоном» оценен в 377 рублей, Jay-Z – в 306, Snoop Dog – в 288. Еще бы! Noize MC выложил в сети ролик против вице-президента «ЛУКОЙЛа», предположительно сбившего «мерсом» двух женщин и избежавшего ответственности (эти, на членовозах, нас давно задолбали!). Noize MC назвал во время концерта ментов «животными с кокардами» (а животные с кокардами задолбали чисто конкретно вообще всех!). Noize MC, наконец, сел в каталажку (и был разлучен с только что родившейся дочкой) только за то, что сказал вслух то, что думает каждый.
Как диск такого героя не купить? И я не иронизирую (Иван Алексеев мне своей позицией весьма симпатичен), а пишу все это по причине потенциальной опасности, которой подвержен и Noize MC, и его поклонники. И опасность эта вовсе не в ментах или судах. А в коммерциализации и политизации (поскольку политика сегодня в России – главный бизнес-инструмент) всего того, что стоит за Иваном Алексеевым и его почитателями.
Процесс обналичивания протестных движений (когда манифестации и революции находят конец в магазинчиках с майками с Че Геварой) отлично описала в своей книге No Logo американская исследовательница корпоративного мира Наоми Кляйн. В этой же книге она задалась важным вопросом: «Почему все эти <антибуржуазные> тусовки и <протестные> идеи оказывались такими удобными для расфасовки, такими безобидными – и такими доходными?» И дала ответ: «Глядя назад, видишь, что главной проблемой была не подвергаемая особым сомнениям посылка: просто в силу того, что данная тусовка или идея – другая, она стоит в оппозиции мейнстриму. Многие из нас принимали как данность, что альтернативное – это и антикоммерческое».
Это и есть сегодня главная опасность для Noize MC & Co: уверовать, что ты разрушаешь систему, потому что представляешь альтернативу ей – и быть в перспективе поглощенным этой системой с потрохами.
Причем сама система предвидит такой исход: достаточно вспомнить недавнюю петербургскую встречу Владимира Путина с, хм, мастерами культуры.
И вот тут для культурных мастеров наступает переломный момент. Этот момент вовсе не в том, как вести себя, когда власть ждет подтявкивания или, как минимум, нетявканья на нее: Юрий Шевчук, как мы помним, на встрече ожиданий не оправдал и начал говорить премьеру примерно то же, что поет Noize MC. Ключевой вопрос в том, как вести себя в тот момент, когда раздраженная отказом от сотрудничества власть начинает хамить. Владимир Путин спросил, как зовут Юрия Шевчука, хотя прекрасно это знал. На что опрошенный спокойно ответил: «Юра Шевчук, музыкант» – и продолжил говорить то, что считал нужным.
Месяц назад в Петербурге, на 70-летии Севы Новгородцева, я спросил Шевчука, не хотелось ли ему на встрече с Путиным в ответ поинтересоваться, как самого Путина зовут. «Не хотелось, – ответил Шевчук. – Потому что это была типичная такая ментовская разводка. А меня родители с детства учили не бояться ментов и не хамить в ответ, а быть свободным человеком. Если бы я ответил, то мы бы сцепились, и никакого разговора бы не получилось, а так я сказал, что хотел сказать, и меня услышали. А через блатные и ментовские приемчики я давным-давно прошел!»
То есть вот оно в чем дело. Владимир Путин просто забыл, что менты в 1980-х упаковывали Шевчука, Науменко или Цоя точно так же, как в 2010-м упаковали Алексеева.
Но Владимир Путин, если я правильно понимаю, не из тех, кто легко мирится с собственными ошибками. И после его разговора с Шевчуком даже поспорил с Димой Быковым о дальнейшем ходе событий. Я полагал, что Шевчуку с его концертами теперь наступит капец. Быков же кривил нос и говорил, что я ни фига не понимаю – наоборот, теперь Шевчуку дадут карт-бланш и, лишь только дождутся круглой даты, орден «За заслуги перед отечеством». Ибо власть не может допустить, чтобы создалось ощущение, что она народному любимцу мстит.
Должен признать: я проиграл пари. Когда на юбилее Новгородцева я спросил у Шевчука, было ли продолжение у встречи в смысле оргвыводов, Шевчук ответил, что не было, кроме пришедшей из Кремля за подписью Путина телеграммы: «Типа, благодарю за откровенный разговор, желаю творческих удач и понимаю, что в стране немало людей, разделяющих точку зрения как ваша. Нормальная такая телеграмма душевная. У меня теперь в студии на стенке висит».
То есть ждать нам теперь награждения Шевчука орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени.
И награждения Noize MC в те же сроки тем же орденом, кстати.
Только степень будет – в порядке субординации – скорее всего, четвертой.
2010
У меня в почте свеженькое предложение от Ozon.ru – только с 17 по 23 августа! Спешите, спешите, а то не достанется! – лучшие r’n’b, хип-хоп, рэп-диски.
Что же выложил на лоток «Озон» в качестве горячих пирожков? Ну, Snoop Dog, понятно, ну, Jay-Z, а еще Бейонсе, а куда ж без этой дитяти судьбы, если под судьбой понимать обручение рэпа с гламуром…
Но на первом месте – Иван Алексеев. «Последний альбом» от Noize MC стоит 431 рубль. Это самый дорогой диск среди прочих. OutCast, для сравнения, «Озоном» оценен в 377 рублей, Jay-Z – в 306, Snoop Dog – в 288. Еще бы! Noize MC выложил в сети ролик против вице-президента «ЛУКОЙЛа», предположительно сбившего «мерсом» двух женщин и избежавшего ответственности (эти, на членовозах, нас давно задолбали!). Noize MC назвал во время концерта ментов «животными с кокардами» (а животные с кокардами задолбали чисто конкретно вообще всех!). Noize MC, наконец, сел в каталажку (и был разлучен с только что родившейся дочкой) только за то, что сказал вслух то, что думает каждый.
Как диск такого героя не купить? И я не иронизирую (Иван Алексеев мне своей позицией весьма симпатичен), а пишу все это по причине потенциальной опасности, которой подвержен и Noize MC, и его поклонники. И опасность эта вовсе не в ментах или судах. А в коммерциализации и политизации (поскольку политика сегодня в России – главный бизнес-инструмент) всего того, что стоит за Иваном Алексеевым и его почитателями.
Процесс обналичивания протестных движений (когда манифестации и революции находят конец в магазинчиках с майками с Че Геварой) отлично описала в своей книге No Logo американская исследовательница корпоративного мира Наоми Кляйн. В этой же книге она задалась важным вопросом: «Почему все эти <антибуржуазные> тусовки и <протестные> идеи оказывались такими удобными для расфасовки, такими безобидными – и такими доходными?» И дала ответ: «Глядя назад, видишь, что главной проблемой была не подвергаемая особым сомнениям посылка: просто в силу того, что данная тусовка или идея – другая, она стоит в оппозиции мейнстриму. Многие из нас принимали как данность, что альтернативное – это и антикоммерческое».
Это и есть сегодня главная опасность для Noize MC & Co: уверовать, что ты разрушаешь систему, потому что представляешь альтернативу ей – и быть в перспективе поглощенным этой системой с потрохами.
Причем сама система предвидит такой исход: достаточно вспомнить недавнюю петербургскую встречу Владимира Путина с, хм, мастерами культуры.
И вот тут для культурных мастеров наступает переломный момент. Этот момент вовсе не в том, как вести себя, когда власть ждет подтявкивания или, как минимум, нетявканья на нее: Юрий Шевчук, как мы помним, на встрече ожиданий не оправдал и начал говорить премьеру примерно то же, что поет Noize MC. Ключевой вопрос в том, как вести себя в тот момент, когда раздраженная отказом от сотрудничества власть начинает хамить. Владимир Путин спросил, как зовут Юрия Шевчука, хотя прекрасно это знал. На что опрошенный спокойно ответил: «Юра Шевчук, музыкант» – и продолжил говорить то, что считал нужным.
Месяц назад в Петербурге, на 70-летии Севы Новгородцева, я спросил Шевчука, не хотелось ли ему на встрече с Путиным в ответ поинтересоваться, как самого Путина зовут. «Не хотелось, – ответил Шевчук. – Потому что это была типичная такая ментовская разводка. А меня родители с детства учили не бояться ментов и не хамить в ответ, а быть свободным человеком. Если бы я ответил, то мы бы сцепились, и никакого разговора бы не получилось, а так я сказал, что хотел сказать, и меня услышали. А через блатные и ментовские приемчики я давным-давно прошел!»
То есть вот оно в чем дело. Владимир Путин просто забыл, что менты в 1980-х упаковывали Шевчука, Науменко или Цоя точно так же, как в 2010-м упаковали Алексеева.
Но Владимир Путин, если я правильно понимаю, не из тех, кто легко мирится с собственными ошибками. И после его разговора с Шевчуком даже поспорил с Димой Быковым о дальнейшем ходе событий. Я полагал, что Шевчуку с его концертами теперь наступит капец. Быков же кривил нос и говорил, что я ни фига не понимаю – наоборот, теперь Шевчуку дадут карт-бланш и, лишь только дождутся круглой даты, орден «За заслуги перед отечеством». Ибо власть не может допустить, чтобы создалось ощущение, что она народному любимцу мстит.
Должен признать: я проиграл пари. Когда на юбилее Новгородцева я спросил у Шевчука, было ли продолжение у встречи в смысле оргвыводов, Шевчук ответил, что не было, кроме пришедшей из Кремля за подписью Путина телеграммы: «Типа, благодарю за откровенный разговор, желаю творческих удач и понимаю, что в стране немало людей, разделяющих точку зрения как ваша. Нормальная такая телеграмма душевная. У меня теперь в студии на стенке висит».
То есть ждать нам теперь награждения Шевчука орденом «За заслуги перед Отечеством» третьей степени.
И награждения Noize MC в те же сроки тем же орденом, кстати.
Только степень будет – в порядке субординации – скорее всего, четвертой.
2010
ОПИСКА В НАСЕЛЕНИИ
Прошла перепись населения, а я не додал государству информации о своем домохозяйстве. Не рассказал, что у меня с женой высшее образование и два иностранных языка, и что у пасынка, которого я считаю сыном, иностранных языков пять, хотя в переписной анкете граф для них всего три.
Наш ребенок живет отдельно от нас, в квартире, где прописана теща, но теща живет в у сестры, да и мы с женой живем не по прописке, а в недавно купленной для тещи квартире-«однушке», которая, однако, в перепись должна войти как «трешка», поскольку перепланирована, а перепись требует кухню-столовую считать жилой комнатой, хотя, ясно дело, в столовой у нас никто не живет. А в квартире, где мы прописаны, сейчас ремонт, а вообще я по будням в Москве, где еще одну квартиру снимаю.
Вот видите: я вас совсем со своим домохозяйством запутал, в отличие от переписчиков, которых в тот дом, где кухня-столовая, не пустила консьержка, о чем мы узнали задним числом, а заходили ли переписчики в других домах, я не знаю, следов нет. Знаю, что нас не переписали. Как не переписали и тьму моих коллег и друзей. Не переписали, например, экс-главреда «Независимой газеты» Третьякова и вообще весь его загородный поселок. Не переписали главреда «Огонька» Лошака. Не переписали звукооператоров и режиссеров эфира станции «Вести ФМ», где у меня утренние эфиры. Не переписали, полагаю, по очевидной причине. Ведь перепись как процедура построена на почти советской идее, что головы и принадлежащие им комнаты легко пересчитать, и что обладатели комнат и голов вне работы сидят дома, а дверь дома легко открывают дверь представителю государства. В действительности мы давно вступили в сложные отношения собственности, а государство для нас давно враг, нацеленный на нашу жизнь и карманы, мы его боимся и от него прячемся. Если мы кому-то и доверяем, то Фейсбуку и Живому Журналу.
Очень может быть, что государство посредством переписи действительно хочет узнать о нас правду. Однако реалии таковы, что все частные двери перед ним закрыты. Включая, кстати, и дверь премьер-министра Путина – не верить же нам, что показанная по телевизору казенная и вульгарно обставленная комната, в какой он встречался с переписчицей, и впрямь его домохозяйство?
Логика говорит о том, что некоторую правду о жизни в России можно узнать, лишь объединяя электронные базы данных: базы наших зарегистрированных автомобилей и базы наших приватизированных квартир, базы налоговых инспекций, пенсионных фондов, ЗАГСов, школ, вузов, бюро кредитных историй, – а если таких баз нет, их надо создавать. Переписчики эффективны там, где двери открыты, и тогда, когда нет интернета. Это элементарная логика.
Но наша страна по-прежнему держится на инерции, а не на логике.
Потому-то, кстати, Россия и не Европа.
2010
Наш ребенок живет отдельно от нас, в квартире, где прописана теща, но теща живет в у сестры, да и мы с женой живем не по прописке, а в недавно купленной для тещи квартире-«однушке», которая, однако, в перепись должна войти как «трешка», поскольку перепланирована, а перепись требует кухню-столовую считать жилой комнатой, хотя, ясно дело, в столовой у нас никто не живет. А в квартире, где мы прописаны, сейчас ремонт, а вообще я по будням в Москве, где еще одну квартиру снимаю.
Вот видите: я вас совсем со своим домохозяйством запутал, в отличие от переписчиков, которых в тот дом, где кухня-столовая, не пустила консьержка, о чем мы узнали задним числом, а заходили ли переписчики в других домах, я не знаю, следов нет. Знаю, что нас не переписали. Как не переписали и тьму моих коллег и друзей. Не переписали, например, экс-главреда «Независимой газеты» Третьякова и вообще весь его загородный поселок. Не переписали главреда «Огонька» Лошака. Не переписали звукооператоров и режиссеров эфира станции «Вести ФМ», где у меня утренние эфиры. Не переписали, полагаю, по очевидной причине. Ведь перепись как процедура построена на почти советской идее, что головы и принадлежащие им комнаты легко пересчитать, и что обладатели комнат и голов вне работы сидят дома, а дверь дома легко открывают дверь представителю государства. В действительности мы давно вступили в сложные отношения собственности, а государство для нас давно враг, нацеленный на нашу жизнь и карманы, мы его боимся и от него прячемся. Если мы кому-то и доверяем, то Фейсбуку и Живому Журналу.
Очень может быть, что государство посредством переписи действительно хочет узнать о нас правду. Однако реалии таковы, что все частные двери перед ним закрыты. Включая, кстати, и дверь премьер-министра Путина – не верить же нам, что показанная по телевизору казенная и вульгарно обставленная комната, в какой он встречался с переписчицей, и впрямь его домохозяйство?
Логика говорит о том, что некоторую правду о жизни в России можно узнать, лишь объединяя электронные базы данных: базы наших зарегистрированных автомобилей и базы наших приватизированных квартир, базы налоговых инспекций, пенсионных фондов, ЗАГСов, школ, вузов, бюро кредитных историй, – а если таких баз нет, их надо создавать. Переписчики эффективны там, где двери открыты, и тогда, когда нет интернета. Это элементарная логика.
Но наша страна по-прежнему держится на инерции, а не на логике.
Потому-то, кстати, Россия и не Европа.
2010
ЛУЖКОВ, СТАЛИН, СТИЛЬ И СМЕРТЬ
Уже, наверное, десяток человек – от дамы, у которой снимал в Москве жилье, до френдов в ЖЖ – попросили написать, что я думаю про отставку Лужкова. Я писать не хочу: в коллективной травле – хотя бы с псами лисы – от животного остается кровавый сгусток. А я за живую природу. Но высказаться про лужковский стиль – извольте.
«Лужковский» стиль любой, даже иностранец, ощущает мгновенно, как ощущают стиль «сталинский».
Однако сталинский определить проще.
Сталинский – гимн империи, в чем бы он ни выражался: в музыке, кино, балете, но особенно, конечно, в архитектуре. Рррра-бам, – бьют литавры, и поют трубы, и солнце плещет по расклеенной имперской меди и бронзе, отражаясь в миллионных толпе и войске. Сталинский стиль – он весь про величие идеи, грандиозной настолько, что и логика, и жизнь миллионов ничто по сравнению с нею. Отсюда – и масштаб, и пышность, особенно хорошо заметная в метро, этом втором (после Красной площади и Кремля) интуристском аттракционе. Хотя во всем сталинском метро по-настоящему элегантна лишь одна станция – «Маяковская», с ее невесомым арочным всплеском – но челюсть неизменно отвисает на всей кольцевой линии, по-эйнштейновски сворачивающей линию в кольцо.
Идеи, не обладая физическим телом, живут вечно, – вот почему современникам кажется вечной Империя. А ради вечности не жалко ничего – ни мрамора, ни злата, ни сверхусилий, ни жизней подданных, для которых растворение в Империи, пусть и насильственное, есть шанс на бессмертие. Тут, конечно, между Сталиным и Рамзесом особой разницы нет. И эстетической тоже.
Так вот: лужковский стиль – это изменник, ренегат по отношению к сталинскому.
Мы недавно обсуждали этот стиль на радио «Вести ФМ», где я по понедельникам и пятницам веду утренний эфир. Суждениями делились: Наталья Самовер из движения «Архнадзор»; Иосиф Бакштейн, комиссар московских бьеналле; Наташа Барбье, главред «Мезонина».
Лужков превратил общественное – общее, всехнее – в приватизированное и коммерциализированное, он поступил так и со зданиями, и с пространством, это и есть основа лужковского стиля, сказала Самовер. Лужковский стиль служит не горожанам, он служит частным интересам.
Лужков со своими архитектурными и эстетическими идеалами невероятно убог, и в этой отсталости, убогости, в этом представлении не видевшего, а если и видевшего, то не понявшего мира провинциала и есть основа лужковского стиля, сказал Бакштейн. Вот почему Москва Лужкова, в отличие от Петербурга Петра, не выставка достижений мирового зодчества, но архитектурная деревня.
Лужков приучил относиться к подделке, к фальшивке с пиететом, в отличие от оригинала, и это отношение к новоделу как к драгоценности, а к подлинной вещи как к ерунде, и есть основа лужковского стиля, сказала Барбье. Москва – это квартира, в которую Лужкова пустили делать ремонт, а он взял, да и все старые картины заменил копиями, а наши картины выкинул на помойку.
И кто бы со всем этим спорил.
Я только ждал, что кто-то скажет главное: что лужковский стиль – это представление о прекрасном никакого не Лужкова и даже не Батуриной (хотя, конечно, и Лужкова с Батуриной), а москвича и россиянина, которым в руки свалились деньги. Потому что в Москве и Питере, Нижнем Новгороде и Новосибирске, Вологде и Владивостоке – всюду одно. Охреневший от денег россиянин захапывает часть общей земли, и строит на ней в железобетонный полу-замок, полу-дворец, полу-терем, в котором за историю отвечают башенки и колонны, а за прогресс – фронтальное остекление, а еще устраивает подземный гараж, и если на пути встречаются старые стены, фундаменты, предметы, то немедленно их уничтожает, и потирает руки, предвкушая умножение инвестиций.
Лужков – это русский человек образца 2000-х. А русский человек образца 2000-х – это Лужков.
И никакими аргументами про фальшак, вторичность или про ущемление общественных интересов его не прошибешь, потому что то, что для Барбье с Бакштейном фальшак и вторичность, для русского человека – великолепные свежесть и новизна. А то, что для Самовер ущемление общих интересов, для него называется «конец-то стали жить в свое удовольствие». Вот, герой Марселя Пруста Сван, влюбившись в Одетту – женщину, по вкусам вульгарную – приходит к выводу, что «абсолютных ценностей в области искусства не существует, что тут все зависит от эпохи, от класса, что тут на всем лежит отпечаток мод, причем самые пошлые ничуть не хуже считающихся самыми благородными». И это утонченный Сван – что уж говорить про втюрившегося в деньги россиянина!
У меня к лужковскому стилю только одна претензия. Он не говорит о вечности. В нем нет ничего про бессмертие и про торжество идеи, духа. В нем как бы даже не про торговлю в храме, а про храм торгашей, – а этот храм любой санэпидстанции или пожарнадзору легко прихлопнуть. Оттого-то, не успело кресло мэра от зада Лужкова остыть, как тут же пошли разговоры о том, куда лучше передвинуть церетелиевско-лужковского Петра, – да меня самого за три дня попросили о двух интервью на тему «какие здания Лужкова необходимо снести».
Мой ответ – никакие. Лужковский стиль – это нашедшая материальное воплощение идея, что за деньги купить можно все, включая счастье и вечную жизнь.
Идея оказалась тухлой.
Вот именно затем, чтоб она служила уроком, из лужковского стиля трогать ничего не надо. Придется кривить нос, конечно, но пусть лучше воняет, чем получает от потомков прощение.
«Лужковский» стиль любой, даже иностранец, ощущает мгновенно, как ощущают стиль «сталинский».
Однако сталинский определить проще.
Сталинский – гимн империи, в чем бы он ни выражался: в музыке, кино, балете, но особенно, конечно, в архитектуре. Рррра-бам, – бьют литавры, и поют трубы, и солнце плещет по расклеенной имперской меди и бронзе, отражаясь в миллионных толпе и войске. Сталинский стиль – он весь про величие идеи, грандиозной настолько, что и логика, и жизнь миллионов ничто по сравнению с нею. Отсюда – и масштаб, и пышность, особенно хорошо заметная в метро, этом втором (после Красной площади и Кремля) интуристском аттракционе. Хотя во всем сталинском метро по-настоящему элегантна лишь одна станция – «Маяковская», с ее невесомым арочным всплеском – но челюсть неизменно отвисает на всей кольцевой линии, по-эйнштейновски сворачивающей линию в кольцо.
Идеи, не обладая физическим телом, живут вечно, – вот почему современникам кажется вечной Империя. А ради вечности не жалко ничего – ни мрамора, ни злата, ни сверхусилий, ни жизней подданных, для которых растворение в Империи, пусть и насильственное, есть шанс на бессмертие. Тут, конечно, между Сталиным и Рамзесом особой разницы нет. И эстетической тоже.
Так вот: лужковский стиль – это изменник, ренегат по отношению к сталинскому.
Мы недавно обсуждали этот стиль на радио «Вести ФМ», где я по понедельникам и пятницам веду утренний эфир. Суждениями делились: Наталья Самовер из движения «Архнадзор»; Иосиф Бакштейн, комиссар московских бьеналле; Наташа Барбье, главред «Мезонина».
Лужков превратил общественное – общее, всехнее – в приватизированное и коммерциализированное, он поступил так и со зданиями, и с пространством, это и есть основа лужковского стиля, сказала Самовер. Лужковский стиль служит не горожанам, он служит частным интересам.
Лужков со своими архитектурными и эстетическими идеалами невероятно убог, и в этой отсталости, убогости, в этом представлении не видевшего, а если и видевшего, то не понявшего мира провинциала и есть основа лужковского стиля, сказал Бакштейн. Вот почему Москва Лужкова, в отличие от Петербурга Петра, не выставка достижений мирового зодчества, но архитектурная деревня.
Лужков приучил относиться к подделке, к фальшивке с пиететом, в отличие от оригинала, и это отношение к новоделу как к драгоценности, а к подлинной вещи как к ерунде, и есть основа лужковского стиля, сказала Барбье. Москва – это квартира, в которую Лужкова пустили делать ремонт, а он взял, да и все старые картины заменил копиями, а наши картины выкинул на помойку.
И кто бы со всем этим спорил.
Я только ждал, что кто-то скажет главное: что лужковский стиль – это представление о прекрасном никакого не Лужкова и даже не Батуриной (хотя, конечно, и Лужкова с Батуриной), а москвича и россиянина, которым в руки свалились деньги. Потому что в Москве и Питере, Нижнем Новгороде и Новосибирске, Вологде и Владивостоке – всюду одно. Охреневший от денег россиянин захапывает часть общей земли, и строит на ней в железобетонный полу-замок, полу-дворец, полу-терем, в котором за историю отвечают башенки и колонны, а за прогресс – фронтальное остекление, а еще устраивает подземный гараж, и если на пути встречаются старые стены, фундаменты, предметы, то немедленно их уничтожает, и потирает руки, предвкушая умножение инвестиций.
Лужков – это русский человек образца 2000-х. А русский человек образца 2000-х – это Лужков.
И никакими аргументами про фальшак, вторичность или про ущемление общественных интересов его не прошибешь, потому что то, что для Барбье с Бакштейном фальшак и вторичность, для русского человека – великолепные свежесть и новизна. А то, что для Самовер ущемление общих интересов, для него называется «конец-то стали жить в свое удовольствие». Вот, герой Марселя Пруста Сван, влюбившись в Одетту – женщину, по вкусам вульгарную – приходит к выводу, что «абсолютных ценностей в области искусства не существует, что тут все зависит от эпохи, от класса, что тут на всем лежит отпечаток мод, причем самые пошлые ничуть не хуже считающихся самыми благородными». И это утонченный Сван – что уж говорить про втюрившегося в деньги россиянина!
У меня к лужковскому стилю только одна претензия. Он не говорит о вечности. В нем нет ничего про бессмертие и про торжество идеи, духа. В нем как бы даже не про торговлю в храме, а про храм торгашей, – а этот храм любой санэпидстанции или пожарнадзору легко прихлопнуть. Оттого-то, не успело кресло мэра от зада Лужкова остыть, как тут же пошли разговоры о том, куда лучше передвинуть церетелиевско-лужковского Петра, – да меня самого за три дня попросили о двух интервью на тему «какие здания Лужкова необходимо снести».
Мой ответ – никакие. Лужковский стиль – это нашедшая материальное воплощение идея, что за деньги купить можно все, включая счастье и вечную жизнь.
Идея оказалась тухлой.
Вот именно затем, чтоб она служила уроком, из лужковского стиля трогать ничего не надо. Придется кривить нос, конечно, но пусть лучше воняет, чем получает от потомков прощение.