Но кого точно – вспомнить не мог никто.
   Выглядел он как обычный московский бомж – грязный и вонючий, в длинном неопрятном пальто и стоптанных сапогах. Странно было только то, что у него не росла борода, да еще чудной казалась привычка носить на шее веревочку с болтавшимися на ней блестящими цацками – крышками от консервных банок, чайными ложками, медалями с собачьих выставок.
   Он приходил на Красную площадь каждый день, за исключением тех случаев, когда она была закрыта. Но и тогда он маячил где-то у внешнего кордона оцепления и иногда делал попытки проникнуть внутрь.
   Пару раз это получалось.
   Иногда у него выходило пробраться внутрь Кремля. Его видели около колокольни Ивана Великого, рядом со зданием бывшего Арсенала и даже у Благовещенской башни. Пару раз выводили силой, а однажды, когда во время приема иностранного гостя чуть не случился небольшой скандал, собрались поколотить, но почему-то ни у кого не поднялась рука.
   Чаще всего он просто стоял около Спасской башни, смотрел на нее и морщился, точно пытался что-то вспомнить. Или шагал к Мавзолею и дальше, к Сенатской башне, и бродил по некрополю, подолгу останавливаясь у каждой могилы. Вглядывался в надписи и шевелил губами.
   Голос его слышали немногие, звучал он неприятно, слова произносились с трудом и с причмокиванием. Это наводило на мысли о вставной челюсти, но откуда она у нищего бродяги?
   Особенно часто он останавливался у той могилы, что располагалась между Дзержинским и Свердловым.
   И еще имелась у него чудная особенность – теряться из виду, пропадать из поля зрения. Вроде бы только что он был, стоял рядом, хмурился и вонял помойкой, а вдруг пропадал, точно сквозь брусчатку проваливался.
   Порой так же внезапно, как и исчезал, он появлялся, и увидевший его прямо перед собой невольно вздрагивал.
   По слухам этот плотный, среднего роста мужчина впервые появился на Красной площади в начале девяностых. После того как великая страна превратилась в кучку независимых осколков, а те погрузились в пучину экономического кризиса. Тогда бомжи сделались привычным элементом городского пейзажа, а милиции стало не до того, чтобы их гонять.
   Позже на Красной площади навели порядок. Бомжи там появляться перестали, а многие из тех, кто начал бродяжничать в начале девяностых, умерли от холода, пьянства или болезней.
   Но любитель разглядывать Спасскую башню выжил и даже вроде бы не постарел. Черные глаза его не выцвели, темные с проседью волосы не вылезли, и столь же густыми остались брови.
   А коллекция металлических побрякушек на веревочке стала больше.

Глава 2

   Быть русским – значит созерцать Россию в Божьем луче, в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и с любовью принимать ее как одну из главных и заветных своей личной жизни. Быть русским – значит верить в Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все ее гении и строители. Только на этой вере мы можем утверждать нашу борьбу за нее и нашу победу.
И.А. Ильин «Почему мы верим в Россию»

   Открыв глаза, Игорь обнаружил над собой потолок. Перевел взгляд, увидел темно-бордовый ковер с развешанными на нем кинжалами. Повернувшись, понял, что лежит на мягком диване в полутемной комнате и что через щель в шторах прорывается яркий луч солнца.
   В нем танцевали пылинки, похожие на очень маленьких фей.
   Послышался шорох, точно по воздуху ударили большие крылья, и прямо посреди комнаты из пустоты возник громадный серый кот. Посмотрел на Игоря неодобрительно и произнес:
   – Мурр.
   – Что такое, Саныч? – донесся из-за дверного проема негромкий голос, и в комнату вошел Олег.
   Он был в черном шелковом халате, расшитом белыми черепами.
   – А я так надеялся, что вы мне приснились, – с горечью сказал Игорь. – Что со мной случилось? Там, в клубе.
   – Обычному человеку тяжело долгое время находиться рядом с такими, как мы, – ответил Олег. – А ты провел около меня целый день. Вот твое тело и не выдержало. А ну-ка вставай. Хватит лежать. Нужно двигаться, пересиливать себя. Тогда быстрее привыкнешь.
   Саныч бросил на гостя еще один сердитый взгляд и завалился на бок, вытянув лапы.
   Игорь поднялся с тахты, пригладил встрепанные волосы.
   – А это и вправду с нами был… – он немного поколебался и назвал фамилию, что вчера все время вертелась на языке.
   – Да.
   Голова у Игоря немного закружилась, он даже присел на тахту. Лопнула последняя надежда, что все можно объяснить рационально, что это всего лишь случайное сходство и не более.
   – Но это же невозможно! По-моему, он умер… ну или его убили злобные агенты НКВД.
   – Иди вымойся. Потом поедим и поговорим, – предложил Олег. – Сейчас ты мало на что годен.
   Игорь вздохнул и спорить не стал. Получил махровое полотенце, жесткое, точно щетка, и банный халат, почти такой же, как у хозяина, только украшенный не черепами, а желтыми драконами. Поплескался под душем, меняя воду с ледяной на очень горячую, и дурманящая слабость ушла.
   А когда растерся до красноты, и вовсе почувствовал себя бодрым, словно молодой кот.
   – Вымылся? – встретил вышедшего из ванной Игоря Олег. – Пошли, мясо готово. Чай заварен.
   На стол была подана сковорода со скворчащими кусками свинины, кастрюля с отваренными макаронами и банка консервированного лечо. Игорь ел торопливо, жадно, а вот Олег неспешно смаковал каждую ложку. Потом они пили ароматный зеленый чай.
   – Поели, теперь можно и поговорить, – сказал Олег. – Ты до сих пор не веришь в то, что видишь собственными глазами. И в то же время веришь тому, что говорят по телевизору и пишут в газетах.
   Игорь не нашелся, что ответить.
   – Большинство людей поступают точно так же, – добавил Олег. – Именно поэтому мы и живем спокойно. Если кто-то видит знакомое по учебнику истории или литературы лицо, он решает, что ему показалось.
   – Но откуда вы взялись? – спросил Игорь. – По-моему, ожившие мертвецы бывают только в кино.
   – Вера – могучая сила. Абсолютно все, во что верят люди, существует. – Олег покачал головой. – И многое из того, о чем они просто помнят. Даже мертвое, напитанное верой, насыщенное духом, имеет склонность оживать. Раньше были боги, потом их времена миновали. Но людям нужны идолы, и их проще всего сотворить из мертвых сородичей, которые чем-то прославились. Из Александра Невского в России сделали покровителя войны, из Андрея Рублева – божество искусства. И чем первый лучше Перуна, а второй – Аполлона?
   Игорь подумал и предположил:
   – Тем, что не требуют жертв.
   – Материальных – не требуют, тут ты прав. Но они жаждут духовных жертв – поклонения, обожания. Все же мы не боги, а люди, и о нашем значении нужно постоянно напоминать. И на мертвецов мы мало похожи. А откуда взялись… – глаза Олега потемнели. – На это я тебе ответить не могу…
   Игорь налил себе еще чаю.
   Олег помолчал и сказал:
   – Ты просыпаешься однажды, голый, неподалеку от места, где умер, ничего не помня о предыдущей жизни, но понимая, что в тебя верят. Не так, как в бога, нет, по-другому. Просто верят, что ты был героем… или чудовищем. И ты с этой верой поделать ничего не можешь, потому что она тебя и создала. И ты пытаешься жить… как-то существовать, и память понемногу возвращается…
   Игорь сидел и слушал, а по коже его бегали мурашки. Еще позавчера бы он счел этот рассказ причудливой фантазией, но за последние дни повидал слишком многое. Не то чтобы он поверил во все до конца, но обычная картина мироздания, предсказуемого и уютного, рухнула.
   – Ладно, чрево неба, это теория, – сказал Олег. – Нас с тобой должна интересовать практика.
   Он встал из-за стола, вручил Игорю полотенце, и они принялись мыть посуду. Когда последняя чашка оказалась убрана на полку, хозяин квартиры повел гостя в комнату. Полез в стоявшую на полу сумку и вытащил из нее конверт из плотной синей бумаги.
   – Что это? – спросил Игорь.
   – Подарок. Загляни внутрь.
   В конверте обнаружился новый паспорт на имя Петрова Игоря Александровича, а в нем – фотография Игоря, немного испуганного, с блуждающим взглядом, но узнаваемого. К паспорту прилагался билет на поезд номер двадцать два, отправлявшийся сегодня в двадцать три пятьдесят два с Курского вокзала.
   – Это… мы едем в Нижний Новгород? – спросил Игорь.
   – И немного дальше. Но времени до вечера еще много, поэтому займемся делом, – Олег указал на книжный шкаф. – Давно хотел разобраться с библиотекой, составить каталог. Все руки не доходили. Да и одному неудобно.
   Последующие несколько часов были заполнены работой.
   Игорь вытаскивал книги из шкафа, что казался бездонным. Раскладывал их по темам – общая история, история оружия, фехтование, технология изготовления мечей. Олег записывал названия в толстую тетрадь с покемонами на обложке, и почерк у него был вычурный, очень странный.
   Лежавший на полу Саныч поглядывал на людей с недоумением.
   Через пару часов шкаф опустел, пыли в комнате значительно прибавилось, а около тахты возникло несколько могучих башен из книг.
   – Никогда не думал, что их так много, – сказал Олег. – Ладно, давай теперь назад. Общую историю – на нижнюю полку…
   Игорь вздохнул и принялся запихивать книги обратно.
   Когда они почти закончили, раздался звонок в дверь. Саныч вскочил, раздулся, точно серое облако, но мгновенно успокоился и шлепнулся обратно. Даже глаза закрыл.
   – Свои, – глянув на кота, заметил Олег и пошел открывать.
   Он исчез в прихожей, клацнул замок, и раздался веселый голос, услышав который, Игорь вздрогнул:
   – Вот и я! Встречай гостя!
   Через минуту Сергей ворвался в комнату, словно маленький золотоволосый ураган. Саныч растворился в воздухе, а вот Игорю деваться было некуда.
   – Привет, милый, привет! – воскликнул Сергей. – Рад видеть, что ты жив! Ради бога, этот бородатый приставил тебя к делу?
   Костюм он сменил на клетчатую рубаху навыпуск и джинсы. На ноги натянул кроссовки, а за спину повесил черно-красный рюкзак и в такой одежде стал похож на американского туриста.
   От завсегдатая ночного клуба остались лишь темные тени под синими глазами.
   – Приставил. А куда деваться? – и Игорь вымученно улыбнулся.
   – Ха-ха, вот негодяй! – Сергей крутанулся на месте, точно балерина. – А я решил поехать с вами. Надоела мне эта Москва хуже горькой водки. Одни и те же морды. Примелькались – сил нет.
   Он вытащил из кармана джинсов портсигар, щелкнул крышкой.
   – Курить тут не вздумай, – предупредил Олег. – Ехать с нами ты можешь, конечно. Тебя там встретят много дружелюбнее, чем меня. Но только сам понимаешь, что тебе придется самому позаботиться о том, чтобы выжить.
   – Обижаешь! – Сергей нахмурился, торопливо убрал портсигар обратно. – Я не первый год на этом свете лямку тяну…
   Он снял рюкзак, расстегнул молнию. Внутри обнаружилась литровая бутылка водки «Столичная», а рядом с ней – нечто продолговатое в полиэтиленовом пакете. Из него Сергей извлек автомат с коротким, будто обрубленным стволом и длинный, точно глист, магазин к нему.
   – «Айнгрэм», – сказал Олег. – Да, ты серьезно снарядился. А я обхожусь старым добрым «ПМ» и парой клинков.
   Он вынул из собственной сумки небольшой черный пистолет, затем показал два ножа в кожаных чехлах.
   – Так мы что, на войну собрались? – спросил Игорь.
   – Нет, но всякое может быть. – Олег развел руками. – Слуги зла есть везде, а не только в Москве.
   – Тогда зачем мне с вами ехать? Может быть, безопаснее тут отсидеться?
   Сергей и Олег переглянулись, и глаза второго странно блеснули.
   – Да, Саныч о тебе позаботится, это понятно, – сказал он. – Но, во-первых, я тебя в это втянул, мне и отвечать. А мне будет легче, если ты останешься рядом. Во-вторых, ты – человек. А человек может увидеть то, что не увидит никто из нас. Понял?
   Аргументы не выглядели особенно убедительными, но Игорь осознавал, что в Москве его не оставят.
   – Будем считать, что да, – буркнул он.
   – Тогда давай, заканчивай с книгами. Я пойду, отведу гостя туда, где он сможет покурить.
   Сергей ехидно подмигнул и вслед за хозяином поплелся на кухню. Игорь вздохнул и вернулся к толстенным альбомам. Засовывал их в верхнюю полку, для чего приходилось вставать на табуретку. Слышал приглушенные голоса, но особенно не вслушивался. Руки от таскания тяжеленных книг болели, хотелось пить.
   Засунув на место последний альбом, посвященный кортикам двадцатого века, Игорь задвинул стекло и спрыгнул на пол.
   – Эй, иди сюда, – позвал Олег с кухни.
   – Да, иду.
   Олег и Сергей обнаружились за столом, на котором стояли три стопки и бутылка водки, та самая, что лежала в рюкзаке. Золотоволосый улыбался, но криво, совсем не весело. Хозяин квартиры выглядел, как обычно, невозмутимым, вот только взгляд его рыскал из стороны в сторону.
   – Присядь, – сказал Олег, вытаскивая из-под стола табуретку. – У меня дурные новости.
   Игорь сглотнул, ощутил, как ослабели ноги. Опустился на табуретку и дрожащим голосом спросил:
   – Что случилось?
   Сергей поморщился, а Олег сказал, медленно и тяжело:
   – Твоя жена мертва. Ее убили сегодня утром.
   – Что?
   Сначала Игорь не понял, что именно услышал. Потом подумал, что они шутят, что это не может быть правдой. Катю убили – как такое возможно? Она должна быть жива, не может умереть вот так неожиданно.
   Сердце дернулось, и тут Игорь осознал: все всерьез, все так и есть. Открыл рот, но не смог ничего сказать.
   – Поганое дело, но такое случается, – проговорил Сергей.
   – Такое случается… – повторил Игорь, и тут оцепенение прошло. Он ощутил, что вновь может двигаться и говорить, что в жилах бьется горячая кровь и только в сердце осталась толстая холодная заноза. – Случается?! Все произошло из-за вас! Из-за тебя, бородатый козел!
   Захотелось стукнуть Олега, врезать ему изо всех сил, чтобы разбить мерзкую харю в кровь…
   Игорь едва сдержался. Сжал кулаки и заорал:
   – Если бы я не послушался тебя, если бы остался с ней, она была бы жива! Жива! Ты понимаешь это?!
   – Вряд ли, – сказал Олег. – Вас просто убили бы обоих.
   – Мурр, – раздалось над самым ухом у Игоря. Обернувшись, он обнаружил, что Саныч сидит на полке для посуды и шерсть его стоит дыбом, а в желтых хищных глазищах – сочувствие.
   – Скоты, вот скоты… – простонал Игорь. – Это невозможно. Почему так?! Может быть, вы все это выдумали? Ведь так! – он схватил Олега за руку, с мольбой поглядел в глаза. – Это шутка?!
   – Боюсь, что нет, – вздохнул Сергей – Плакать хочется, на тебя глядя. Но я сам в новостях видел: найдено тело Екатерины Ветровой, тридцати лет, и так далее. У этого бородатого телевизора нет, а то мы бы включили…
   Игорь пошатнулся, накатило головокружение, а сердце забилось болезненно и часто. В следующее мгновение осознал, что плачет, уткнувшись в твердое, как валун, плечо Олега.
   Чувство было такое, что рухнуло что-то внутри, сломалось навсегда. А на самом деле разбилось все, что было вокруг, – скорлупа обыденного, размеренного быта, скучной, зато безопасной жизни. Рухнуло окончательно, исчезло последнее звено, что связывало Ветрова с его личным прошлым…
   – А ну-ка, выпей, легче будет, – сказал Олег и похлопал Игоря ладонью по спине. – А ну-ка, давай…
   Зажурчала наливаемая в стопку водка. Игорь с трудом выпрямился, вытер мокрое лицо. Ухватился за поданную Сергеем посудину. Тот налил еще две порции и сказал мрачно:
   – Не чокаясь. Помянем.
   Вкуса и крепости Игорь не почувствовал, словно пил обыкновенную воду.
   – Я должен пойти на похороны, – проговорил он. – Обязан. И даже не отговаривайте меня. Я никуда не еду…
   Сергей вздернул темную бровь, тряхнул волосами.
   – Чтобы тебя там и взяли? – спросил Олег. – Они тебя ждут, не сомневайся. Дежурят около квартиры. Вряд ли ты успеешь попрощаться с женой.
   – Выпей еще, – предложил Сергей и потянулся за бутылкой.
   После второй стопки Игорь впал в тяжелое, болезненное оцепенение. Его трясло, по телу прокатывались волны жара и озноба. Тело ломило, двигаться было трудно, словно руки и ноги отказали вовсе.
   Сергей и Олег отвели его в комнату, заставили переодеться.
   – Так, похоже, что все, – сказал хозяин квартиры. – Можно двигать. Транспорт нас ждет.
   «Куда двигать?» – захотел сказать Игорь, но не сумел. Губы не послушались.
   Они вышли на улицу и сели в ожидавший у подъезда черный «Мерседес», тот же самый, что и вчера. Машина двинулась, и Игорь с удивлением обнаружил, что на улицах понемногу темнеет.
   Он полусидел-полулежал на заднем сиденье, и мысли обращались в прошлое.
   …вот он идет по супермаркету, катит тележку с продуктами. Заглядевшись, едва не сбивает стройную русоволосую девушку. Он смущается, пытается извиниться, она в ответ заливисто смеется…
   …вот они в Египте, на пляже. Синее небо, синее море, и глаза Кати, блестящие, яркие…
   …вот они дома, сидят перед телевизором…
   …на даче у родителей…
   …в гостях…
   И все это никогда больше не повторится. Прошлое не вернется, оно останется в памяти и более нигде. От накатившей горечи Игорь заскрипел зубами, закрыл глаза и задышал тяжело-тяжело, чтобы сдержать слезы.
   Хватит одного раза.
   К тому моменту, когда показался Курский вокзал, он почти совсем успокоился. Осталась только боль в сердце, похожая на вшитый в тело кусочек очень тяжелого льда. Оцепенение в мышцах прошло не до конца, но озноб исчез.
   «Мерседес» свернул с Земляного Вала и в ряду прочих машин подъехал к самому вокзалу. Тот был ярко освещен, через огромные окна виднелись строительные леса. Торопились люди с сумками, чемоданами и рюкзаками, всюду бродили потрепанные бомжи.
   – Приехали, – сказал Олег. – Вылезаем.
   Игорь с некоторым трудом выбрался наружу. Взял сумку, что ему дали, даже не глядя на нее, повесил на плечо.
   – Держись рядом с нами, – сказал Сергей в ухо. – Тогда тебя не увидит никто из тех, кто не должен увидеть.
   Игорь кивнул.
   Они прошли мимо выхода к пригородным поездам и через центральный подъезд проникли в вокзал. Напротив дверей обнаружился милицейский патруль – двое парней с автоматами и офицер, толстый, словно боров. Глаза у всех троих были черными, точно в черепа налили угольного киселя.
   Черными и мертвыми, как у парней, что громили кафе.
   Как у тех, кто убил Катю…
   Игорь почувствовал злость, желание заорать и ринуться вперед. Взять жирного за горло и сдавить…
   – Спокойно, – проговорил Олег и взял Игоря за локоть. Сильно сжал, точно сдавил клещами.
   Патрульные смотрели на входивших в вокзал людей. Взгляды их были жадными и в то же время равнодушными.
   – Пока ты спокоен, ты невидим, – вполголоса сказал Сергей. – Только разозлись – все, нам хана, милый…
   В первый момент патрульные не обратили на троицу внимания. Затем офицер недоуменно моргнул, уставился прямо на Игоря и близоруко прищурился. Тот снова задышал глубоко, постарался задушить собственную злость, загнать ее в недра души.
   Командир патруля отвел взгляд в сторону, и они прошли мимо.
   – Вот так-то лучше, – Олег кивнул и опустил локоть Игоря. – Посадка началась. Поспешим.
   Поезд на Горький отправлялся от первого пути, так что спускаться в тоннель не пришлось. Миновали зал ожидания, где огромный телевизор показывал фильм Копполы «Дракула», а на сиденьях спали люди, и вышли к составу, темно-зеленому, точно старый крокодил.
   На вагонах красовалась сделанная крупными буквами надпись «Нижегородец». Рядом с каждым, будто суслик около норки, стояла проводница в темно-синей, с золотом форме.
   У седьмого вагона, куда у всех троих были билеты, обнаружилась розовощекая, молоденькая блондинка. Увидев ее, Сергей плотоядно ухмыльнулся, пробормотал чуть слышно:
   – Ох, какая красавица.
   Девушка вздрогнула, недоуменно посмотрела на троих мужчин, словно только что их увидела.
   – Билеты, – сказал Олег. – Паспорта.
   Игорь попытался вспомнить, куда дел синий конверт, но не смог. Оказалось, что документы у Олега.
   – Привет, красавица, – сказал Сергей, протягивая проводнице собственный паспорт и глядя ей прямо в лицо.
   В синих глазах его читалось восхищение, немного наигранное, но зато явственное.
   – Здравствуйте… – ответила девушка и покраснела.
   Сергей удовлетворенно заулыбался. Они поднялись в вагон и свернули в первое же купе. Тут было полутемно и уютно, пахло свежим бельем и цветами, окно украшали кружевные занавески, на столике стояла вазочка с небольшим букетом. Игорь убрал сумку вниз, под полку, и сел к окну.
   Проводница прошла по коридору, призывая провожающих выйти из вагона, и спустя пять минут поезд тронулся. Поплыли назад огни вокзала, стоявший на соседнем пути состав.
   В купе они так и остались втроем.
   – Я спать, – сказал Олег после того, как у них проверили билеты.
   – А мы, я думаю, посидим, – Сергей глянул на Игоря вопросительно. – Ведь ты не хочешь спать?
   Игорь покачал головой. Он вообще ничего не хотел: ни спать, ни есть, ни жить…
   Олег стащил джинсы, ловко запрыгнул на верхнюю полку. Сергей исчез на какое-то время, а когда вернулся, на его лице красовалась хитрая, довольная улыбка, а в руках держал два стакана с чаем.
   – Я с Машенькой договорился, – сообщил он. – Сейчас нам из вагона-ресторана закуски принесут.
   – Машенька – это кто?
   – Милый, да ты совсем мертвый. Это наша проводница. Попозже я к ней загляну, а пока можно и поболтать.
   Игорь вздохнул, подумал, не отказаться ли от выпивки. Но Сергей уже вытащил бутылку.
   – Так, пей чай, – распорядился он. – И побыстрее.
   Олег на верхней полке перестал возиться, послышалось его мерное дыхание. Потом в двери купе появился официант в белой рубашке. Принялся снимать с подноса тарелки – два салата, картошка с рыбой, селедочка с луком, графин с персиковым соком и жюльен.
   – Спасибо, приятель, – сказал Сергей. – Сколько я должен?
   Официант забрал деньги и ушел, а Сергей потянулся к бутылке.
   – Ну, давай, – сказал он и подвинул к себе один из салатов. – Что тут у нас? Оливье? Тогда второй – рыбный. Вздрогнули…
   Он выпил свою порцию махом, а вот Игорь замялся, долго собирался с духом. Водка колом встала в горле, пришлось просто запихивать ее в себя. Из глаз полились слезы. Зато когда проморгался, почувствовал, что стало много легче. Из мускулов ушло напряжение, из рук и ног – противный холод.
   – Закусывай, – предложил Сергей. – А я пока музыку включу…
   Он вытащил коммуникатор, положил его на стол. Потыкал в сенсорный экран стилусом, и в купе зазвучал сорванный голос Гарика Сукачева: «Мне осталась одна забава – пальцы в рот да веселый свист…»
   Сергей улыбнулся, тепло и отстраненно, словно вспомнил нечто приятное.
   – Вот так-то лучше, – сказал он. – Ешь давай. Легче будет, поверь мне. И давай вмажем по второй.
   После второй Игорь и вправду захотел есть. Расправившись с салатом и жареным судаком, ощутил желание разговаривать. Некоторое время помялся, вслушиваясь в стук колес, а потом спросил:
   – Что вообще происходит? Куда я угодил? Ради чего умерла моя жена?
   Сергей ухмыльнулся.
   – Сколько вопросов сразу. Этот бородатый тебе, наверное, про добро и зло рассказывал?
   – Да. Только я, по-моему, мало чего понял.
   – Ладно, попробую объяснить по-своему. – Сергей оперся локтями о стол и сплел пальцы перед лицом. – Пойми, человечество – единый живой организм, люди – его мельчайшие клетки. Каждый народ – это орган, как печень, сердце или легкие, а его синклит – нечто вроде нервной системы. Пока она жива, орган работает, если отмирает, ему тоже не жить.
   Колеса вагона постукивали, за окном вспыхивали, уносились в прошлое огоньки, а Игорь сидел и слушал.
   – Еще, как и в любом живом организме, есть паразит, не способный к самостоятельному существованию, – тут Сергей прищурился, – которого мы называем злом. Он питается энергией распада, уничтожения. Громадный тысячеротый червь, обитающий в теле человечества. Вряд ли он разумен, скорее инстинктивно делает то, что доставляет ему пищу, – отравляет и разрушает. Поэтому дьяволопоклонники выглядят смешно – как можно поклоняться червяку?
   – А вы пытаетесь ему противостоять? – спросил Игорь.
   – По большей части мы просто живем, или скорее существуем. Уничтожить паразита нельзя. Какой прок с ним воевать? Но случаются времена, когда он становится слишком большим, чрезмерно сильным. Как сейчас в России.
   – Но у нас же все хорошо – экономический рост, восстановление обороноспособности и все такое…
   Сергей рассмеялся. Потом зажал себе рот ладонью и глянул вверх, на спавшего Олега.
   – Ты говоришь сейчас как диктор новостей, – сказал он. – На самом деле это судороги, предсмертная агония некогда великого народа. Последние попытки сделать живым то, что умирает.
   – Но президент, премьер, они говорят… – забормотал Игорь.
   – Они политики, а работа политика – говорить народу, что все хорошо, даже если страна в полной заднице.
   На это Игорь не нашел что возразить.
   – Есть такая штука – бюрократия, – сказал Сергей. – Та самая, что сейчас правит Россией, сосет ее соки. Она – часть народа, но в то же время и симптом болезни. Словно раковая опухоль, она появляется лишь тогда, когда народ болен. У нас возникла после создания Московского государства и с того времени только росла и крепла. Даже большевики не смогли с ней ничего поделать.