– Не выходил еще? – прогудел Ферзь, рыжий детина двух метров ростом и шириной с Амазонку в самой широкой части эстуария.
   – Нет, – Танюшка отрицательно мотнула головой, будучи, как и я, морально подавлена величием двух туш.
   Стоило ей это сказать, как Иванец вышел. Снова довольный до соплей, и снова тщательно скрывающий причину своего хорошего настроения.
   – Погнали, пацаны?! – вопросил он. Весь такой румяный, с улыбкой, как у жабы – уголки рта за ушами терялись, хрен найдешь.
   В машине наконец выяснилось, отчего Сергей Федорович нынче такие веселые. Оказалось, причина была вовсе не в том, что его жена накануне увлеклась изучением «Камасутры», результатом чего стало обилие новых ощущений, испытанных директором ночью. Все было куда прагматичнее: компания «Сибуголь-МР» приобрела у компании «Технопарк» три шагающих экскаватора стоимостью под миллион баксов каждый, и рассчитываться за них решила черным налом. Долго решала, но решила. Вот и бурлили в Сергее Федоровиче соки, воды и моча – в предвкушении солидного барыша.
   Все это он с полнейшей откровенностью выложил Ферзю и Кокону, пока мы ехали к месту назначения. От этих двоих амбалов у него, видимо, секретов не было. То ли доверял им на все сто процентов, то ли просто не ожидал никакой хохмы с их стороны, будучи уверенным, что обилие мускулов природа всегда компенсирует недостатком серого вещества. Второй вариант выглядел более вероятным – оба шкафа слушали его с каменными лицами, и даже в момент озвучивания общей суммы – два с половиной миллиона баксов, между прочим, – в их глазах не промелькнуло и намека на мысль. Это я со всей ответственностью заявляю, потому что изучал троицу в зеркало заднего вида. Идеальные охранники. Личной инициативы – ноль, потому что для нее нужно включать мозг. А приказы выполнять – с толстым удовольствием. Прикажут, к примеру, трахать друг друга – будут трахать друг друга. В выгребной яме – значит, в выгребной яме. Применяя физическую силу. Говорю же – идеальные исполнители.
   Что до меня, то, как уже говорилось, для директора я значил не больше, чем любой другой предмет интерьера. Немножко платное приложение к баранке – и все. А ежели он не стеснялся откровенничать при самой баранке, то уж о приложении к оной и говорить не приходится.
   Офис компании «Сибуголь – Малые разрезы», способной отваливать по два с половиной миллиона зеленью в наличном варианте, снаружи смотрелся потрясающе гадко. Мало того, что здание было старое, тысяча восемьсот похмельного года постройки, так еще и сто лет не ремонтировавшееся. Плюс – располагалось в подвале. Плюс – туда вели древние деревянные ступеньки и такие же перила. Все вместе – один огромный, можно сказать, безразмерный, минус. Впрочем, возможно, угледобытчикам и не нужно особо напрягаться, чтобы выглядеть представительнее. Покупателям черного золота на представительность плевать. А может, головной офис у них располагался где-то в другом месте, а здесь они держали всего лишь филиал по выдаче черного нала? Не знаю.
   Иванец выпихнул Ферзя из машины, выбрался сам, и они вдвоем скрылись в подвале. Кокон тоже покинул салон, обогнул «Крузак» и принялся топтаться на тротуаре, ожидая возвращения напарника и шефа. Обычная процедура. Они всегда так делали.
   Я, слегка подумав, достал сигарету и присоединился к Кокону. В смысле – вылез и, подперев задницей дверь автомобиля, стал бездумно коптить небо. С охранником заговорить даже не пытался – они вообще были неразговорчивые. Оба. С Иванцом еще туда-сюда, порой даже целыми фразами перекидывались. А простое приложение к баранке переморщится и без общения со столь значительными персонами. Но, что характерно, они и друг с другом не очень-то разговаривали. Интересно – в каптерке, в ожидании призывного клича Иванца, свои дела тоже в полном молчании вершили?
   Ожидание затянулось. Кокон вертел по сторонам башкой и, кажется, слегка нервничал. Какие-то эмоции у него все-таки наличествовали.
   А вот я не нервничал абсолютно. Докурил сигарету, отшвырнул окурок и снова уселся за баранку. А чего мне нервничать? Во-первых, мое дело маленькое – я приложение. А во-вторых, директор задержался скорее всего из-за того, что уселся пересчитывать американских президентов. А что? Занятие приятное, к тому же, говорят, деньги счет любят. Так что пусть его побалуется арифметикой.
   Иванец действительно проторчал в подвале добрых полчаса. А появился аж пунцовый от удовольствия. Впереди, настороженно озираясь по сторонам в поисках врагов, шествовал Ферзь. Кокон предусмотрительно распахнул дверь машины. Все как всегда. Никаких отклонений от нормы.
   Отклонения начались, когда Ферзь подошел к «Крузаку». Спускавшийся вниз по тротуару невзрачный мужичонка в безразмерной куртке якобы из кожи вытянул вперед руку, в которой оказался, ни много ни мало, «Стечкин» с глушителем. Ферзь сразу поймал своей рыжей головой две пули и вышел из игры, медленно завалившись в салон и тем самым лишив Иванца возможности нырнуть в спасительное нутро машины. Кокон начал было оборачиваться, пихая руку за пазуху, где у него в заплечной кобуре болтался пистолет. Но в «Стечкине» слишком много патронов, и следующие три стрелок подарил Кокону.
   А Иванец, похоже, от неожиданности, просто примерз к мостовой. Стоял и тупо смотрел на происходящее. Мужичонка в три прыжка оказался рядом с ним и схватился за кейс. Только тогда Иванец очнулся и рванул ношу на себя – мол, не отдам, полчаса пересчитывал, время тратил!
   Мужик, однако, попался бессердечный. На потраченное Иванцом время ему было плевать. Он просто поднял пистолет и прострелил жадному директору руку, в которой тот сжимал кейс.

3

   Я наблюдал за происходящим посредством бокового зеркала. Можно было, конечно, для лучшего обзора, и голову повернуть, но после первого же выстрела меня как-то заклинило. От неожиданности. И вертеть головой не хотелось. Хотелось прикинуться ветошкой и не отсвечивать. А в салоне это было гораздо проще сделать, чем, скажем, выбравшись на тротуар с целью прикрыть грудью своего новоиспеченного шефа (до которого мне, честно говоря, и дела не было).
   Вчерашним вечером я как-то лихо и окончательно умудрился убедить себя в том, что, раз Иванец самолично ездит собирать деньги, значит он целиком уверен в собственной безопасности. Значит, ему ничего не грозит. А вместе с ним и мне. Тем более, когда рядом два таких мордоворота, как Ферзь с Коконом. Но подлый мужичонка со «Стечкиным» в одно мгновение разрушил все иллюзии.
   Каким-то образом у меня даже мысли не возникло о том, что неожиданная атака мужика может закончиться ничем. В смысле – постреляет и отвалит. Не знаю, может, действительно третий глаз открылся, – тот самый, что в будущее смотрит, – только я отчетливо понимал, что произойдет в каждое следующее мгновение. И совсем не удивлялся, когда это действительно происходило.
   Потому и сидел, окаменевший. Наблюдая, как сначала Ферзь, получивший свои две пули, сумел-таки засунуть руку под мышку – за пистолетом, – но, не закончив движения, осыпался в салон, расположив верхнюю часть туловища на заднем сиденье, а ногами оставшись снаружи; затем Кокон, тоже угостившись инъекцией свинца, вытащил-таки пистолет, но, лишившись остатка сил, выронил оружие и упал, придавив своего мертвого напарника дверью. После чего сполз на пятую точку и завалился набок.
   А затем дар предвидения покинул меня. События начали развиваться с потрясающей быстротой, и возникло навязчивое ощущение, что я просматриваю фильм в ускоренном режиме. И по-прежнему не возникало желания выбраться из машины и попробовать себя в качестве актера.
   Прострелив Иванцу руку, мужик выхватил у него кейс и скачками помчался вниз по улице. Ускакал, впрочем, недалеко – метрах в двадцати пяти-тридцати его поджидала красная «тойота-целика», в которую он и запрыгнул. Машина пыхнула дымом – видимо, дизелек, причем сильно уставший, – взвизгнула покрышками и исчезла за поворотом.
   И только тут меня отпустило. Я шумно выдохнул воздух – которого, как оказалось, успел наглотаться, что бык помоев, – и не очень уверенно вылез из машины.
   Иванец сидел на тротуаре, обнимая простреленное предплечье, и круглыми изумленными глазами таращился туда, где только что скрылся красный автомобиль с грабителем.
   Я присел рядом с ним на корточки и осторожно спросил:
   – Рана серьезная?
   – Сука! – Иванец перевел взгляд ошарашенных глаз на меня. – Не, ты видал?! Он в меня выстрелил! Сука!
   Несколько коротких фраз, больше похожих на выкрики истерички – и у него открылись шлюзы. Не только речевые – все. Дядька, похоже, наконец полностью осознал, что с ним произошло. И впал в панику. Я, надо сказать, вполне понимал дядькины чувства – только что при нем завалили двух охранников, ранили его самого, да еще и отобрали два с половиной миллиона американских денег. Для полноты картины не хватало только контрольного изнасилования в голову, но даже имевшегося набора Иванцу вполне хватило, чтобы перейти на визг:
   – Что ты стоишь?! – завопил он на меня. – Звони ментам! В «скорую» звони! Ты что, не видишь – меня подстрелили?! Я же кровью изойду!
   Я не стал ему отвечать. Неадекватен мужчинка в данный момент, все равно нормального диалога с ним не составишь. Просто поднялся, достал из «Крузака» аптечку и наложил ему жгут повыше локтя.
   – Все, – сообщил я. – Не изойдешь. Кровью, по крайней мере.
   Пока я возился с его рукой, Иванец молчал. А после моей фразы снова начал верещать:
   – Хрена ты мне эту веревку притулил? Ты мусорам звони, бабки уходят!
   – Ты чего нервный такой? – удивился я. – Ты радуйся, что он совсем тебя на смерть не пристрелил. Как Ферзя и Кокона.
   – Вызывай ментов!
   – Да как я их вызову?! – взорвался я. – Телепатией, что ли?
   Иванец залез здоровой рукой в нагрудный карман и, вынув оттуда трубку мобильного, сунул мне.
   Я послушно набрал сакральные «ноль два», но вместо ласкового милицейского приветствия услышал якобы женский голос робота, который сообщил, что номер не существует. Я парнишка настойчивый, я набрал еще раз. С тем же успехом. Засунув трубку Иванцу в карман, я пожал плечами:
   – Извини. С мобилы милиция не вызывается.
   – Идиот! – он даже не подумал снизить тон. Как визжал, так и продолжал визжать. И ведь, что характерно, связки выдерживали, не рвались. Двужильный, не иначе. – Нужно набирать девять-ноль-два или два ноля-два, я не помню!
   – А я тем более, – отрезал я. – У меня вообще никогда мобилы не было. Так что сам вызывай, если тебе приспичило.
   Что я, в конце концов, МЧС какое-нибудь? Ну, ладно – первую помощь оказал, потому что это святое. К тому же я относительно неплохо умею ее оказывать – для водилы, разумеется. Но разгадывать шарады вроде «Как вызвать ментов по мобильнику?» я не нанимался. Пусть Шойгу приезжает и разгадывает, если Иванцу так хочется. А с меня взятки гладки. Я свой гражданский долг выполнил. А то дай волю – так еще и психологическую реабилитацию директору заставят проводить. Нет уж. Водиле – водительское, остальное – по другим адресам.
   Я поднялся, достал сигареты и закурил. Иванец зло застонал, снова вынул телефон и принялся тыкать куда-то большим пальцем здоровой руки. Рука была левой, ему было неудобно, но он продолжал настойчиво давить на кнопки.
   Некоторое время я наблюдал за ним, даже не без сочувствия, потом сказал:
   – Успокойся, Федорыч. Ментов однозначно уже кто-то вызвал. Машины ездят, дома жилые кругом. А если не вызвали – давай я к этим твоим угольщикам спущусь, у них же должен быть стационарный телефон? Со стационарного я умею.
   Машины, кстати, действительно ездили. И мне было даже удивительно – отчего это вокруг еще не собралась толпа любопытствующих. Обычно зеваки косяком слетаются на место происшествия, когда опасность миновала и осталось самое вкусненькое – кровь и трупы. Причем слетаются быстро и в больших количествах. Не иначе, как кто-то заранее предупреждает их о своих планах и они бродят вокруг в ожидании зрелища, до поры, до времени оставаясь невидимыми. Я, кстати, уже сколько раз наблюдал сей феномен. А, учитывая, что одного из зевак – конопатого и лопоухого, которого ни с кем не спутаешь – я видел в толпе любопытствующих как минимум четырежды, и он мне, натурально, примелькался, то имею основание утверждать, что большая часть зевак есть контингент постоянный. И информацию им явно кто-то сливает. На зависть журналистам.
   Однако сейчас рядом не было никого из этих назойливых персонажей. Да и проезжающие не очень спешили поинтересоваться, что произошло. Скорее всего, мощная туша «Лэнд Круизера» скрывала от них большую часть пейзажа. А из жилых многоэтажек, коих в округе было пять штук, выстрелы вряд ли услышали – все-таки, нападающий присобачил на «Стечкин» глушитель. Разглядеть же из окна, что случилось, можно было только при очень хорошем зрении. Выходит, о том, что кто-то, скорее всего, уже вызвал милицию, я ляпнул в основном для успокоения раненного. Ну и, слегка, себя самого. Зато мое предложение сходить к угольщикам на предмет воспользоваться их телефоном было вполне серьезным.
   Жаль только, что откликнуться на него Иванец не успел, лишив меня, таким образом, возможности в будущем похвалиться, что я тоже принимал в происшествии более или менее деятельное участие.
   Милицию никто не вызывал, даже более – вызывать ее не пришлось. Она сама приехала. Противно заверещав колодками, позади «Крузака» остановился Уазик патрульно-постового цвета. Выбравшийся из машины парнишка лет двадцати трех осмотрел место происшествия, после чего почесал кепку и сказал:
   – Нихера себе!
   По этому пункту я был с ним полностью солидарен. А потому отбросил окурок и кивнул:
   – Вызывай бригаду, командир. И «скорую». Видишь, директора не добили.
   Иванец зло зыркнул на меня из положения «сидя», а молодой мент, сняв с пояса рацию, затараторил в нее:
   – Второй, второй, я семнадцатый. Тут на Толбухина, пять перестрелка… Была. Два, кажется, трупа, один раненый. Понял?
   – Понял, – прокрякала рация. – Высылаю группу.
   – Докторов вызови! – поспешно добавил мент.
   – Хорошо. Там сейчас тихо?
   – Да.
   – Все, парни выезжают. Отбой.
   Ментик вернул рацию на пояс, наклонился к Кокону и принялся изучать его. Занимался этим минуты две, после чего выпрямился и авторитетно сообщил мне:
   – Этот – готов.
   – Уверен? – я внимательно посмотрел на него.
   – А я что – жмуриков не видел? – обиделся парнишка. Не по-детски обиделся. Типа, ты что – мне, бывалому волку, на слово не веришь? Да я Крым и Рым прошел, самолеты плевками сбивал, у врага все ракетное топливо в одиночку вылакал!
   – А ты у него вот здесь щупал? – я потрогал себя за шею, где яремная вена.
   – Да ты что? Я покойников трогать боюсь!
   Я вздохнул и отвернулся. Кроме растопыренных до предела пальцев и отсутствия мозгов в голове, за душой у парнишки нихрена не было. Славная, славная патрульно-постовая служба! Кстати, интересно, а почему он один? Пэпээсники обычно по одному не то, что не ездят, но даже не ходят. А этот все один да один. Маньяк в погонах, что ли?
   На последний вопрос ответа долго ждать не пришлось. Хлопнула дверь Уазика и чей-то веселый голос поинтересовался:
   – Что здесь, Олежек? Что-то серьезное?
   Я обернулся. Молодой мент как раз изучал характер ранений у Ферзя, насколько это позволяла полупридавленная телом Кокона дверь. А подле Уазика стоял его соратник – лет на десять постарше и очень довольный жизнью. Рот до ушей, глаза красные. Видимо, тормознули где-то наркомана и скурили всю его коноплю.
   Обведя своими красными глазами место битвы, мент подвел резюме:
   – О, мля! А тут совсем все серьезно! Ты группу вызвал? Ты это, Олежек, ты тут оставайся, а мы сваливаем. А то сейчас опера приедут, спалят нас. А у меня и так последнее китайское предупреждение. Впаяют несоответствие, и пойду я вагоны грузить. Больше-то ничего делать не умею. Ты нас не сдавай, слышишь? Если что – мы погнали бандитов преследовать. Договорились?
   – Да езжай уже! – не оборачиваясь, раздраженно проворчал молодой. И едва слышно добавил: – Наркоша хренов.
   Уазик противно поскрипел кузовом, выруливая на дорогу, и умчался куда угодно, только не преследовать бандитов. Ментик поднял на меня глаза, ткнул пальцем в Ферзя и сказал, правда, уже не так уверенно, как в случае с Коконом:
   – Этот тоже готов.
   – Тоже шею проверял? – ухмыльнулся я. Тот смутился. – Да ладно тебе. Оба мертвые. Если сразу не померли, то потом кровью захлебнулись. Вон, у обоих легкие пробиты.
   Сообразив, что я и в мыслях не держу издеваться над ним, парнишка вздохнул с облегчением и перенес внимание на Иванца.
   Тот все так же сидел на асфальте, обняв руку, и хмуро смотрел в какую-то одному ему известную точку.
   – Это вы ему перевязку делали? – спросил меня ментик. Я кивнул, но поправил:
   – Это не перевязка. Это жгут. Он боялся кровью изойти. Теперь может не бояться.
   Ментик присел перед раненным на корточки и задал самый ожидаемый и самый идиотский вопрос:
   – Как вы себя чувствуете?
   – Прекрасно, мля! – ехидно отозвался Иванец. И, сфокусировав взгляд на ментике, поинтересовался: – А как бы ты себя чувствовал, если бы у тебя два с половиной лимона баксов сперли, да еще и в руку при этом ранили?
   – Хорошо, что в руку, – озвученная сумма заставила паренька поперхнуться, но с панталыку не сбила. – Могли ведь вообще убить. Как охранников. А рука – это ничего. Рука заживет.
   – Да он мне в грудь целился! – раздраженно заорал Иванец. – Я рукой прикрыться успел! А то лежал бы сейчас, как они…
   Я удивился. В грудь целился? Этого нюанса я не приметил. Хотя – очень может быть. Какой резон мужичку оставлять в живых свидетеля двух убийств и одного ограбления, если он уже встал на путь мокрушника? Меня-то убийца, понятное дело, в суматохе мог и не заметить, а вот Иванца просто обязан был валить.
   Прибыла спецгруппа и перехватила бразды правления в свои руки. Сперва немного поприставали к своему сослуживцу на предмет: ты куда, такой-сякой, соратников по наряду дел? Услышав, что те помчались за бандитами, подобрели лицом и переключились на меня и на Иванца. Вернее, сперва даже больше на Иванца, который наконец поднялся с тротуара и даже штаны отряхнул. Мне был адресован лишь один вопрос, зато самый первый:
   – Что здесь произошло? – спросил невысокий крепыш с лицом деревянного истукана – таким же грубым и незатейливо исполненным.
   – Не знаю, – я пожал плечами и повел рукой по сторонам. Мол, сами смотрите и разбирайтесь.
   Крепыш так и сделал – обернулся и посмотрел. И принялся разбираться.
   – Ты кто? – спросил он у Иванца.
   – Иванец, – проворчал тот.
   – Тот самый? – с налетом удивления уточнил крепыш.
   – Тот самый, – голос у директора был не очень довольный. Я понял, что он далеко не в первый раз пересекается с милицией. И его знакомство с органами было совсем не шапочным. Впрочем, чему удивляться? Сразу было видно, из какой среды вышел человек.
   А крепыш заржал. Весело так, заразительно. От души. Видно было, что случившееся его изрядно позабавило.
   – Что посеешь, то и пожнешь, а, уважаемый? – и он хлопнул директора по плечу. Раненной руки. Директор сказал «Ай!», но возмущаться не захотел.
   И началось. Пытали его, немножко – меня, фотографировали, рисовали мелом на асфальте, а потом приехала «скорая», забравшая Иванца и одного из оперов, которому было поручено продолжать опрашивать потерпевшего при любых обстоятельствах. Даже в больнице и даже под капельницей.
   Крепыш отдал кому-то распоряжение оставаться за старшего, подошел ко мне и интимным жестом взял под локоть:
   – А ты – водитель?
   – Ну да, – кивнул я и осторожно отнял руку. Не люблю, когда за разные личные места щупают. Особенно мужики. Особенно менты.
   – Все видел, что здесь произошло?
   – В зеркало. У меня, по ходу, очко сыграло, – признался я. – Сам от себя не ожидал. Боялся пошевелиться. Зато живой.
   – Нападавшего запомнил?
   – В общих чертах. Зеркало искажает.
   – Понятно. Поехали в отделение, там пообщаемся. А то я сдуру что-то куртку не взял. Холодно.
   И он, обойдя «Крузак», устроился на пассажирском сиденье. Мне ничего не оставалось делать, как занять водительское.
   По дороге в отделение крепыш продолжал гаденько подхихикивать. Я долго терпел это непотребство, но потом не выдержал:
   – Слушай, командир, ты чего ржешь? Там два трупака, а ты ржешь. Ты со мной поделись, я тоже хочу.
   Он искоса посмотрел на меня. Может быть, ему мой тон не понравился, а может, просто не хотел разглашать веселую информацию, а пользоваться ей в одиночку. Но, поразмыслив, все-таки сказал:
   – Ты знаешь, кто твой босс?
   – Иванец Сергей Федорович, – поделился я. – Генеральный директор и бла-бла-бла. И что?
   – Ты местный?
   – Ну да, – я насторожился. Не самый традиционный для мента вопрос. Обычно таким гопники в подворотнях балуются. Если бы опер сейчас сказал: «Слышь, мужик, закурить есть?», я бы не удивился. Но он воздержался, объяснив лишь:
   – Тогда ты должен помнить, что это за гусь. Он в свое время на «железке» привокзалку держал. Слышал?
   – Чего-то ты путаешь, – уверенно возразил я. – Его ваши еще в девяносто седьмом пристрелили. Я это точно знаю, потому что я все девяностые в третьем таксопарке отпахал, а отстойник у нас был как раз у железнодорожного вокзала. Так что не тренди.
   – А я не трендю, – хмыкнул крепыш-опер. – Много вас таких, информированных. И каждый бегает, пузыри носом надувает. В девяносто седьмом Иванца пристрелили, да. Только младшего. А старший ушел.
   – Врешь ты все, – я не сдавался. – Вы же тогда такую операцию провернули – привокзалка месяц о ней гудела. Всю группировку расколошматили, все сели. А главарь ушел?
   – Ну, ушел! – крепыш слегка разозлился. – И не такая уж крутая операция была. Потому что у него и группировка-то так себе, восемь человек основного состава. Отморозки одни, правда…

4

   Странно, но дневное происшествие не особо смутило мою чувствительную душу. Наверное, потому, что напрямую оно меня не коснулось. Нельзя же назвать касательством два часа, проведенные в отделении милиции, где крепыш долго и нудно выведывал, что мне известно – при том, что известно мне было не так уж много, и вся эта бодяга вполне себе втискивалась в двадцатиминутные рамки.
   Короче, сидя вечером дома перед телевизором, я отнюдь не терзался кошмарными воспоминаниями о перестрелке, свидетелем которой умудрился стать, но решал куда более насущную проблему – идти завтра на работу или нет. Потому что, ежели Сергей Федорович Иванец придумает слегка отлежаться в больнице, подлечивая свою руку и расшатанные нервы, то и мне, как его личному водителю, делать в конторе нечего. Распоряжений относительно того, что в отсутствие директора я должен буду обслуживать кого-то другого, он не давал. Более того, ежели Иванец в больнице, то и просыпаться завтра ни свет, ни заря, чтобы забрать его из дома, ни к чему. И я пожурил себя за то, что не догадался прояснить этот момент у Танюшки сразу по возвращении из отделения. Уж она-то точно должна быть в курсе подобных нюансов. Как всякая уважающая себя секретарша… Пардон, офис-менеджер. Но в тот момент девушка сразу насела на меня, выясняя детали происшествия, и через полчаса я думал уже только о том, как побыстрее слинять из офиса. Секретарша, несмотря на всю свою сексуальную привлекательность, умудрилась надоесть мне хуже горькой редьки. О каком выяснении рабочих моментов могла идти речь?!
   Вздохнув, я вырубил телек и приготовился отходить ко сну, решив, что, коли сам прошляпил момент истины, то в любом случае завтра нужно будет проснуться и подогнать машину к дому Иванца. Поедет он или не поедет – дело десятое.
   Потом в голову пришло, что я все-таки существо дикое, отсталое и по дороге от обезьяны до человека мне еще топать и топать. Как я мог сразу не вспомнить о визитке Иванца, на которой, среди прочей информации, значился и номер его мобильника? Извинение было только одно – что сам я мобильника никогда не имел. Неплохая отмазка. Но даже при этом никак не удавалось избавиться от чувства досады – а куда подевалась ваша хваленая сообразительность, Михал Семеныч? Свойство, благодаря которому вы, особо не напрягаясь, пережили бурные девяностые и докатились до того, что недавно отметили тридцатишестилетие? Стареете, Михал Семеныч, стареете…
   «Цыц!» – сказал я внутреннему голосу и, выбравшись из постели, побрел в прихожую. Поковырявшись в кармане куртки и достав директорскую визитку, я набрал номер и принялся ждать. Часы показывали половину одиннадцатого вечера, и мне было чрезвычайно стыдно беспокоить человека в столь поздний час, но, поскольку своя рубашка ближе к телу, я успешно заборол это глупое чувство.
   Иванец долго не брал трубку. Минуты две. Упрямый, сволочь. Но я оказался еще упрямее. Он таки сдался, прорычав далеко не самым приветливым тоном:
   – Да! Это кто?
   – Это Мешковский, – сообщил я, не вполне, впрочем, уверенный, что за три дня он сумел выучить мою фамилию. Как-никак, он – начальник, я – дурак. Согласно субординации, фамилию учить должен был я. И не свою, а его. Свою я и так знал.
   – Ты ничего не попутал? Мог бы часа в три ночи позвонить. Не, а че? – совсем уж неприветливо сказал директор.