МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: Британское руководство в целом и Черчилль в частности оказались слишком ослеплены перспективами предстоящей операции, чтобы беспристрастно оценить силы противника.«Атака индийских войск оказалась очень важной, поскольку именно по ее результатам мы смогли сформировать мнение о нашем противнике и сделать дальнейшие выводы о готовности турок к сопротивлению, – скажет Черчилль в сентябре 1916 года членам Комиссии по Дарданеллам. – Я признаюсь, что все время, пока велась разработка операции, полагал, что мы имеем дело с плохо подготовленными военными формированиями. И для меня было вполне очевидно, что очень скоро мы уже вступим с ними в переговоры»[243].
Предположения Черчилля еще больше укрепились после неудачной атаки турок в феврале 1915 года. Тогда двадцатипятитысячное войско под командованием бывшего военно-морского министра Джамаля Паши пересекло Синайскую пустыню и начало переправу через Суэцкий канал. Атака была с легкостью предотвращена британскими частями, которые, пе рейдя в контрнаступление, убили около двух с половиной тысяч турок и еще четыреста взяли в плен. Также в плен были захвачены 3 пулемета и 90 верблюдов, груженных амуницией и продовольствием. Со стороны Соединенного Королевства потери составили 160 человек, в основном индусов.
В отчете главнокомандующего британскими войсками в Египте сэра Джона Максвелла говорилось:
«Число анатолийских турок, хорошо обмундированных, накормленных и снаряженных, небольшое. Согласно полученной информации, многие солдаты собираются бежать из четвертого армейского корпуса и лишь единицы готовы сражаться с англичанами и вторгаться в Египет. Также пленные утверждают, что офицеры плохо обращаются со своими подопечными»[244].
Мнение о низкой боеспособности турецкой армии было тогда очень популярно среди военно-политических кругов Великобритании. Одна из немногих трезвых оценок прозвучала на заседании военного совета 3 марта 1915 года. Премьер-министр Герберт Асквит высказал предположение, что «турки не сдадутся так легко»[245]. Но его голос оказался гласом вопиющего в пустыне. Военный совет не прислушался к предостережению премьера. Не прислушался к нему и Черчилль, принимавший активное участие в планировании Дарданелльской кампании. При разработке военно-морской операции был недооценен как сам противник, так и те трудности, с которыми придется столкнуться высадившемуся десанту.
Переоценка собственных возможностей
Одним из следствий недооценки противника стала переоценка собственных возможностей. Наглядней всего это проявилось, когда еще до начала самой операции члены военного совета принялись смаковать выгоды неизбежной (по их мнению) победы. Им тогда казалось, что они вершат судьбу Ближнего Востока и Восточной Европы, а на самом деле они просто пытались разделить еще невыпеченный пирог.
«Британские вооруженные силы, поддерживаемые мощным флотом, сформируют костяк союзнической армии, – писал он. – На левом фланге сербы и греки вторгнутся в Боснию и Герцеговину. На правом – румыны соединятся с русскими войсками в районе Карпат. Британская армия атакует с фланга войска, воюющие против румынской армии, что позволит последней нанести удар по коммуникациям противника в районе Карпат. Все это время франко-британские силы будут продолжать давление на Западе»[246].
В заключительной части своего меморандума Хэнки проанализировал, как посредством удара британского флота по Дарданеллам можно заставить Турцию капитулировать и какие требования следует предложить турецкому правительству для заключения перемирия.
Послевоенные вопросы занимали и Черчилля. В тот же день, когда военный совет рассмотрел меморандум Хэнки, Уинстон написал министру иностранных дел сэру Эдварду Грэю письмо, посвященное послевоенному устройству в этом регионе.
На следующий день, 3 марта, Черчилль открыл заседание военного совета, зачитав две телеграммы вице-адмирала Сэквилла Кардена, который 19 февраля начал планомерный обстрел внешних турецких береговых батарей огнем корабельной артиллерии. Адмирал сообщал, что в настоящее время он занят разрушением восьмого и девятого фортов и что вход в Дарданеллы «практически открыт». После этого военный совет приступил к обсуждению «будущего Константинополя», захват которого еще не был даже начат[247].
К будущему Константинополя военный совет вернулся через неделю, 10 марта, только на этот раз заседание проводилось в расширенном составе. На совет были приглашены члены Консервативной партии – лидер оппозиции Эндрю Бонар Лоу и пятый маркиз Лэнсдаун. В 1928 году, просматривая черновик рукописи мемуаров своего друга Макса Бивербрука «Политики и война», Черчилль следующим образом объяснит присутствие этих двух джентльменов:
«Успешное разрушение турецких укреплений в Дарданеллах прибавило мне на тот момент влияния, и я решил вернуться к своему плану по созданию коалиции. Я убедил премьер-министра пригласить лидеров оппозиции на заседание совета. Это было сделано якобы, чтобы обсудить будущее Константинополя. На самом же деле я тоже хотел привлечь их в наш круг»[248].
Предчувствие скорой победы превратило заседание совета, по словам сэра Мартина Гилберта, в «рискованную спекуляцию»[249]. Ллойд Джордж заявил, что во избежание ссоры с Францией по поводу Александретты ее следует отдать галлам, а в ответ у них можно потребовать Палестину. В этот момент слово взял Герберт Китченер, который отметил, что «никакой пользы от Палестины нам не будет», и предложил сохранить Александретту. Его поддержал первый морской лорд адмирал Фишер, подчеркнувший, что Александретта «представляет для нас особую важность, поскольку открывает доступ к нефтяным скважинам Месопотамии и Персии». После этого министры занялись обсуждением немецких колоний в Восточной Африке. Когда все закончилось, Бонар Лоу и Лэнсдаун попросили больше на заседания совета их не приглашать.
Все эти дискуссии, безусловно, преследовали благородную цель, если бы не одно «но». Столь частый и детальный анализ вариантов использования захваченных территорий заслонил по своей важности разработку планов по захвату этих территорий. Даже уже после начала операции, когда нависла угроза военной катастрофы, британское руководство продолжало обсуждать будущие территориальные приобретения. В частности, на заседании 19 марта решались вопросы создания независимого мусульманского государства в Аравии, Сирии и Месопотамии, перевода Мекки под контроль британцев и компенсации потерь индийских войск передачей им турецкой провинции Басра, которая отныне должна «стать частью Британской империи»[250].
Всем этим планам не суждено будет сбыться. Спустя несколько месяцев британским политикам придется думать уже не о захвате чужих земель, а об эвакуации собственных войск и кардинальном пересмотре стратегии в Ближневосточном регионе.
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: одним из следствий недооценки противника стала переоценка собственных возможностей.За две с половиной недели до начала военно-морской операции – 2 марта 1915 года – на суд военного совета был представлен меморандум, составленный накануне вечером Морисом Хэнки. Красноречивое название меморандума «После Дарданелл: Следующие шаги» говорило само за себя. На семи страницах секретарь военного кабинета в подробностях описывал, какие дальнейшие шаги следует предпринять после успешного завершения кампании, чтобы максимизировать внешнеполитические и военные выгоды. В частности, Хэнки указывал на необходимость дальнейшего продвижения войск в сторону Дуная с защитой Сербии и угрозой Австро-Венгрии.
«Британские вооруженные силы, поддерживаемые мощным флотом, сформируют костяк союзнической армии, – писал он. – На левом фланге сербы и греки вторгнутся в Боснию и Герцеговину. На правом – румыны соединятся с русскими войсками в районе Карпат. Британская армия атакует с фланга войска, воюющие против румынской армии, что позволит последней нанести удар по коммуникациям противника в районе Карпат. Все это время франко-британские силы будут продолжать давление на Западе»[246].
В заключительной части своего меморандума Хэнки проанализировал, как посредством удара британского флота по Дарданеллам можно заставить Турцию капитулировать и какие требования следует предложить турецкому правительству для заключения перемирия.
Послевоенные вопросы занимали и Черчилля. В тот же день, когда военный совет рассмотрел меморандум Хэнки, Уинстон написал министру иностранных дел сэру Эдварду Грэю письмо, посвященное послевоенному устройству в этом регионе.
На следующий день, 3 марта, Черчилль открыл заседание военного совета, зачитав две телеграммы вице-адмирала Сэквилла Кардена, который 19 февраля начал планомерный обстрел внешних турецких береговых батарей огнем корабельной артиллерии. Адмирал сообщал, что в настоящее время он занят разрушением восьмого и девятого фортов и что вход в Дарданеллы «практически открыт». После этого военный совет приступил к обсуждению «будущего Константинополя», захват которого еще не был даже начат[247].
К будущему Константинополя военный совет вернулся через неделю, 10 марта, только на этот раз заседание проводилось в расширенном составе. На совет были приглашены члены Консервативной партии – лидер оппозиции Эндрю Бонар Лоу и пятый маркиз Лэнсдаун. В 1928 году, просматривая черновик рукописи мемуаров своего друга Макса Бивербрука «Политики и война», Черчилль следующим образом объяснит присутствие этих двух джентльменов:
«Успешное разрушение турецких укреплений в Дарданеллах прибавило мне на тот момент влияния, и я решил вернуться к своему плану по созданию коалиции. Я убедил премьер-министра пригласить лидеров оппозиции на заседание совета. Это было сделано якобы, чтобы обсудить будущее Константинополя. На самом же деле я тоже хотел привлечь их в наш круг»[248].
Предчувствие скорой победы превратило заседание совета, по словам сэра Мартина Гилберта, в «рискованную спекуляцию»[249]. Ллойд Джордж заявил, что во избежание ссоры с Францией по поводу Александретты ее следует отдать галлам, а в ответ у них можно потребовать Палестину. В этот момент слово взял Герберт Китченер, который отметил, что «никакой пользы от Палестины нам не будет», и предложил сохранить Александретту. Его поддержал первый морской лорд адмирал Фишер, подчеркнувший, что Александретта «представляет для нас особую важность, поскольку открывает доступ к нефтяным скважинам Месопотамии и Персии». После этого министры занялись обсуждением немецких колоний в Восточной Африке. Когда все закончилось, Бонар Лоу и Лэнсдаун попросили больше на заседания совета их не приглашать.
Все эти дискуссии, безусловно, преследовали благородную цель, если бы не одно «но». Столь частый и детальный анализ вариантов использования захваченных территорий заслонил по своей важности разработку планов по захвату этих территорий. Даже уже после начала операции, когда нависла угроза военной катастрофы, британское руководство продолжало обсуждать будущие территориальные приобретения. В частности, на заседании 19 марта решались вопросы создания независимого мусульманского государства в Аравии, Сирии и Месопотамии, перевода Мекки под контроль британцев и компенсации потерь индийских войск передачей им турецкой провинции Басра, которая отныне должна «стать частью Британской империи»[250].
Всем этим планам не суждено будет сбыться. Спустя несколько месяцев британским политикам придется думать уже не о захвате чужих земель, а об эвакуации собственных войск и кардинальном пересмотре стратегии в Ближневосточном регионе.
Внутренние конфликты
Значительно больший вред для разработки плана Дарданелльской операции, чем просчет в оценке противника и собственных возможностей, оказали те «напряженные и натянутые»[251] отношения, которые сложились между основными ее разработчиками – первым лордом Адмиралтейства Уинстоном Черчиллем и военным министром, фельдмаршалом Гербертом Китченером.
Конфликт между двумя министрами начался во второй половине февраля 1915 года. Как и в большинстве других конфликтов, причиной всему послужило недопонимание. Фельдмаршал пожаловался премьер-министру Герберту Асквиту, что по информации, полученной им от главнокомандующего британскими экспедиционными силами фельдмаршала сэра Джона Френча, Черчилль пообещал передать Френчу одну бригаду из состава военно-морской дивизии и два эскадрона бронеавтомобилей. Китченер был возмущен тем, что узнал об этом от Френча, а не от Черчилля, который даже не удосужился лично сообщить ему об этих изменениях.
«Для Китченера гораздо правильней было бы передать копии писем Френча мне и узнать, что я думаю по этому поводу. До тех пор пока я не увижу писем, я не смогу обсуждать их содержание. Если Китченер хочет поднять этот вопрос в моем присутствии, я буду только „за“. У меня к вам убедительная просьба: настоятельно рекомендовать ему именно этот вариант.
Вообще, это какой-то кошмар. У меня нет никаких полномочий для передачи войск сэру Джону Френчу. Все, что я могу, это передать Военному министерству, если им это действительно необходимо, какие-то соединения Адмиралтейства, которые могут быть использованы армией на полях сражений.
К тому же, и Вы, и Китченер это прекрасно знаете, я предполагаю использовать военно-морские бригады для совершенно других целей».
В заключении Черчилль отметил: «Это не первый раз, когда Китченер беспокоит вас вопросами, которые можно решить всего за пару минут личной беседы».
Также он написал:
«Я думаю, вы поторопились предположить, что я нарушил строгие рамки межведомственного этикета». Однако в заключительной редакции он вычеркнул последнее предложение[252].
На следующий день, 18 февраля, Черчилль отправил письмо своему обидчику:
«Уважаемый Китченер!
Что касается бронемашин. Я сказал Френчу, что, если они ему необходимы, с Вашего одобрения я буду рад передать два эскадрона Военному министерству. Они изначально предполагались для использования армией за границей, и некоторое время назад вы сами сказали мне, что, если они нужны Френчу, он может их получить. Теперь все дело за Вами. Мой разговор с Френчем был, разумеется, неофициальным»[253].
Асквит был на стороне Китченера. Согласно дневнику его супруги Марго, премьер назвал Уинстона «невыносимым», обвинив в «чрезмерном тщеславии»[254].
18 февраля Герберт написал своей подруге Венетии Стэнли:
«Я очень возмущен поведением Уинстона, у которого хватило наглости предложить сэру Джону Ф. (за спиной и без ведома К.) бригаду из состава военно-морской дивизии и два эскадрона бронеавтомобилей. Френч был очень озадачен этими подарками – военно-морские батальоны слишком сыры, а единственная польза от бронеавтомобилей – снять с них пулеметы „Максим“ и передать их в войска»[255].
Возможно, об этой ссоре вскоре забыли бы, если бы не одно весьма неприятное обстоятельство. Совершенно ненужное препирательство совпало с куда более важной Дарданелльской кампанией, планирование которой начало давать сбои.
– Согласно последним данным, полученным из Египта, турки отступили у Суэцкого канала, – сказал Китченер. – Для отражения их атак вполне достаточно существующего контингента в Египте даже без помощи австралийских и новозеландских войск, численность которых составляет тридцать тысяч человек. Эти войска могут быть использованы в Дарданелльской операции вместо 29-й дивизии.
Черчилль оказался не готовым к такому развитию событий.
– Нападение на Дарданеллы – это сложная военная операция, выгоды от которой очень трудно переоценить. Для ее успешного завершения нам необходимы как минимум пятьдесят тысяч человек. Я уже послал десять специально обученных батальонов из состава военно-морской дивизии. Однако их – как, впрочем, и австралийцев с новозеландцами – вряд ли можно назвать первоклассным войсками. Найти замену девятнадцати тысячам хорошо обученных солдат 29-й дивизии очень трудно.
После ответного выступления Китченера, который указал, что в связи с ухудшением ситуации на Восточном фронте и возможным переводом немецких войск на Запад 29-ю дивизию следует оставить в Европе, слово взял министр финансов Дэвид Ллойд Джордж. Он согласился с военным министром, что ситуация на Восточном фронте действительно представляет опасность. Однако, по его мнению, в случае неудач русской армии немцы выдвинут войска против Сербии. Поэтому он готов поддержать требования Черчилля о присутствии на Востоке большого контингента, который «можно использовать либо для захвата Константинополя, либо для обороны Сербии». С Ллойд Джорджем согласился премьер-министр, сказав, что лучший способ защитить Сербию – это «нанести удар по Дарданеллам».
Несмотря на доводы коллег, Китченер остался непреклонен. По его подсчетам, для проведения планируемой операции было вполне достаточно австралийских и новозеландских войск.
После военного министра снова выступил Дэвид Ллойд Джордж, на этот раз предложивший сосредоточить в Дарданеллах армию из 97 тысяч человек: 39 тысяч австралийцев и новозеландцев, 19 тысяч – 29-я дивизия, 10 тысяч – военно-морская дивизия, 4 тысячи – Королевская военно-морская пехота, 15 тысяч французов и 10 тысяч русских.
В конце заседания Черчилль попытался подвести итог:
«Все приготовления для отправки 29-й дивизии должны идти полным ходом. Снаряжение транспорта, которое уже было начато, должно продолжаться»[256].
Несмотря на столь многообещающее заявление, проблема отсутствия слаженности в работе Военного и Военно-морского министерств так и не была устранена. В процессе загрузки судов были допущены серьезные ошибки. По прибытии транспорта в Александрию разгрузчики с удивлением обнаружили, что необходимые материалы и снаряжение уложены в неправильном порядке. Огнестрельное оружие, например, было отделено от боеприпасов, а детонаторы – от бомб. Ответственность за этот беспорядок была возложена на военное ведомство, ранее получившее четкие указания о распределении материалов между кораблями.
– Вы думаете, что одна дивизия может оказать решающее влияние на Западном фронте? – возмутился Черчилль.
– А что будет делать большой контингент войск, когда достигнет Дарданелл? – парировал Китченер.
– Существует несколько вариантов, – последовал ответ. – Если флот удачно пройдет сквозь Дарданеллы, сухопутная армия может двинуться на Константинополь. Или она может направиться в европейскую часть Турции, к границе с Болгарией, и далее вместе с болгарскими войсками идти в район Ниша. Другим вариантом является отправка этих войск в Салоники с целью давления на Балканские страны. Наконец, армия может проследовать к Дунаю, если Румыния присоединится к союзникам.
– Войска необходимо направить в этот район, чтобы после очищения флотом Дарданелл их можно было использовать для занятия полуострова Галлиполи или Константинополя, – поддержал предложение Черчилля министр финансов Дэвид Ллойд Джордж.
– Я не возражаю против того, чтобы пойти на риск и захватить Дарданеллы, – продолжал отстаивать свою позицию Китченер. – Но я не понимаю, зачем для этого необходимо использовать столько войск.
По мнению военного министра, едва флот захватит Дарданеллы, как гарнизон в Галлиполи и Константинополе оставит свои позиции, и уже можно будет говорить о начале переговоров.
Конфликт между двумя министрами начался во второй половине февраля 1915 года. Как и в большинстве других конфликтов, причиной всему послужило недопонимание. Фельдмаршал пожаловался премьер-министру Герберту Асквиту, что по информации, полученной им от главнокомандующего британскими экспедиционными силами фельдмаршала сэра Джона Френча, Черчилль пообещал передать Френчу одну бригаду из состава военно-морской дивизии и два эскадрона бронеавтомобилей. Китченер был возмущен тем, что узнал об этом от Френча, а не от Черчилля, который даже не удосужился лично сообщить ему об этих изменениях.
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: значительно больший вред для разработки плана Дарданелльской операции, чем просчет в оценке противника и собственных возможностей, оказали те «напряженные и натянутые» отношения, которые сложились между основными ее разработчиками.Едва Асквит передал Черчиллю о недовольстве военного министра, как тот тут же написал премьеру ответное письмо:
«Для Китченера гораздо правильней было бы передать копии писем Френча мне и узнать, что я думаю по этому поводу. До тех пор пока я не увижу писем, я не смогу обсуждать их содержание. Если Китченер хочет поднять этот вопрос в моем присутствии, я буду только „за“. У меня к вам убедительная просьба: настоятельно рекомендовать ему именно этот вариант.
Вообще, это какой-то кошмар. У меня нет никаких полномочий для передачи войск сэру Джону Френчу. Все, что я могу, это передать Военному министерству, если им это действительно необходимо, какие-то соединения Адмиралтейства, которые могут быть использованы армией на полях сражений.
К тому же, и Вы, и Китченер это прекрасно знаете, я предполагаю использовать военно-морские бригады для совершенно других целей».
В заключении Черчилль отметил: «Это не первый раз, когда Китченер беспокоит вас вопросами, которые можно решить всего за пару минут личной беседы».
Также он написал:
«Я думаю, вы поторопились предположить, что я нарушил строгие рамки межведомственного этикета». Однако в заключительной редакции он вычеркнул последнее предложение[252].
На следующий день, 18 февраля, Черчилль отправил письмо своему обидчику:
«Уважаемый Китченер!
Что касается бронемашин. Я сказал Френчу, что, если они ему необходимы, с Вашего одобрения я буду рад передать два эскадрона Военному министерству. Они изначально предполагались для использования армией за границей, и некоторое время назад вы сами сказали мне, что, если они нужны Френчу, он может их получить. Теперь все дело за Вами. Мой разговор с Френчем был, разумеется, неофициальным»[253].
Асквит был на стороне Китченера. Согласно дневнику его супруги Марго, премьер назвал Уинстона «невыносимым», обвинив в «чрезмерном тщеславии»[254].
18 февраля Герберт написал своей подруге Венетии Стэнли:
«Я очень возмущен поведением Уинстона, у которого хватило наглости предложить сэру Джону Ф. (за спиной и без ведома К.) бригаду из состава военно-морской дивизии и два эскадрона бронеавтомобилей. Френч был очень озадачен этими подарками – военно-морские батальоны слишком сыры, а единственная польза от бронеавтомобилей – снять с них пулеметы „Максим“ и передать их в войска»[255].
Возможно, об этой ссоре вскоре забыли бы, если бы не одно весьма неприятное обстоятельство. Совершенно ненужное препирательство совпало с куда более важной Дарданелльской кампанией, планирование которой начало давать сбои.
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: совершенно ненужное препирательство совпало с куда более важной Дарданелльской кампанией, планирование которой начало давать сбои.19 февраля состоялся военный совет. Один из вопросов, рассматриваемых на нем, касался подтверждения переброски для операции в Дарданеллах 29-й дивизии, которую всего три дня назад Китченер обещал передать Адмиралтейству. Теперь же, после ссоры с Черчиллем, глава Военного министерства предоставить войска отказался.
– Согласно последним данным, полученным из Египта, турки отступили у Суэцкого канала, – сказал Китченер. – Для отражения их атак вполне достаточно существующего контингента в Египте даже без помощи австралийских и новозеландских войск, численность которых составляет тридцать тысяч человек. Эти войска могут быть использованы в Дарданелльской операции вместо 29-й дивизии.
Черчилль оказался не готовым к такому развитию событий.
– Нападение на Дарданеллы – это сложная военная операция, выгоды от которой очень трудно переоценить. Для ее успешного завершения нам необходимы как минимум пятьдесят тысяч человек. Я уже послал десять специально обученных батальонов из состава военно-морской дивизии. Однако их – как, впрочем, и австралийцев с новозеландцами – вряд ли можно назвать первоклассным войсками. Найти замену девятнадцати тысячам хорошо обученных солдат 29-й дивизии очень трудно.
После ответного выступления Китченера, который указал, что в связи с ухудшением ситуации на Восточном фронте и возможным переводом немецких войск на Запад 29-ю дивизию следует оставить в Европе, слово взял министр финансов Дэвид Ллойд Джордж. Он согласился с военным министром, что ситуация на Восточном фронте действительно представляет опасность. Однако, по его мнению, в случае неудач русской армии немцы выдвинут войска против Сербии. Поэтому он готов поддержать требования Черчилля о присутствии на Востоке большого контингента, который «можно использовать либо для захвата Константинополя, либо для обороны Сербии». С Ллойд Джорджем согласился премьер-министр, сказав, что лучший способ защитить Сербию – это «нанести удар по Дарданеллам».
Несмотря на доводы коллег, Китченер остался непреклонен. По его подсчетам, для проведения планируемой операции было вполне достаточно австралийских и новозеландских войск.
После военного министра снова выступил Дэвид Ллойд Джордж, на этот раз предложивший сосредоточить в Дарданеллах армию из 97 тысяч человек: 39 тысяч австралийцев и новозеландцев, 19 тысяч – 29-я дивизия, 10 тысяч – военно-морская дивизия, 4 тысячи – Королевская военно-морская пехота, 15 тысяч французов и 10 тысяч русских.
В конце заседания Черчилль попытался подвести итог:
«Все приготовления для отправки 29-й дивизии должны идти полным ходом. Снаряжение транспорта, которое уже было начато, должно продолжаться»[256].
Несмотря на столь многообещающее заявление, проблема отсутствия слаженности в работе Военного и Военно-морского министерств так и не была устранена. В процессе загрузки судов были допущены серьезные ошибки. По прибытии транспорта в Александрию разгрузчики с удивлением обнаружили, что необходимые материалы и снаряжение уложены в неправильном порядке. Огнестрельное оружие, например, было отделено от боеприпасов, а детонаторы – от бомб. Ответственность за этот беспорядок была возложена на военное ведомство, ранее получившее четкие указания о распределении материалов между кораблями.
МЕНЕДЖМЕНТ ПО ЧЕРЧИЛЛЮ: несмотря на многообещающие заявления, проблема отсутствия слаженности в работе Военного и Военно-морского министерств так и не была устранена.Нерешенным оставался вопрос и с отправкой в Дарданеллы злополучной 29-й дивизии. На заседании военного совета 24 февраля Китченер заметил, что атака в Галлиполи должна вестись исключительно с моря, без участия сухопутных войск.
– Вы думаете, что одна дивизия может оказать решающее влияние на Западном фронте? – возмутился Черчилль.
– А что будет делать большой контингент войск, когда достигнет Дарданелл? – парировал Китченер.
– Существует несколько вариантов, – последовал ответ. – Если флот удачно пройдет сквозь Дарданеллы, сухопутная армия может двинуться на Константинополь. Или она может направиться в европейскую часть Турции, к границе с Болгарией, и далее вместе с болгарскими войсками идти в район Ниша. Другим вариантом является отправка этих войск в Салоники с целью давления на Балканские страны. Наконец, армия может проследовать к Дунаю, если Румыния присоединится к союзникам.
– Войска необходимо направить в этот район, чтобы после очищения флотом Дарданелл их можно было использовать для занятия полуострова Галлиполи или Константинополя, – поддержал предложение Черчилля министр финансов Дэвид Ллойд Джордж.
– Я не возражаю против того, чтобы пойти на риск и захватить Дарданеллы, – продолжал отстаивать свою позицию Китченер. – Но я не понимаю, зачем для этого необходимо использовать столько войск.
По мнению военного министра, едва флот захватит Дарданеллы, как гарнизон в Галлиполи и Константинополе оставит свои позиции, и уже можно будет говорить о начале переговоров.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента