Страница:
Глава 2
ТАК КТО ЖЕ ПРИВЕЛ ГИТЛЕРА К ВЛАСТИ?
Так вот кому мостили дорогу несчастные лавочники!
А. и Б. Стругацкие, «Трудно быть богом»
Начать же целесообразно с события, без которого Второй мировой войны вообще бы не было. Это событие и произошло – и тоже в начале 1930-х гг.: Гитлер стал рейхсканцлером Германии. Как же он им стал? Об этом уже много лет ведутся дискуссии.
В 2009 г. вышла книга В. Веселова «Новый АнтиСуворов». Это, по моему мнению, чуть ли не единственная «антиледокольная» книга, которую можно читать и не плеваться. По крайней мере, до определенного момента. Достаточно разумно и логично (хотя и не неопровержимо – меня лично он не убедил) Веселов доказывает, что Сталин не готовил нападение на Гитлера уже летом 1941 г., а хотел лишь, дозируя поставки Германии сырья, как можно дольше затянуть войну на Западе и лишь после этого, дождавшись взаимного ослабления Германии и Британии, вмешаться.
Но вот когда Веселов пытается «отмазать» Сталина от ответственности за приход Гитлера к власти и вообще когда он пишет о 1930-х гг., он выглядит столь же жалко и неубедительно, как и прочие «критики» Суворова. Попробуем проанализировать его книгу и ответить на вопрос: что же происходило в Германии в начале 1930-х гг. в действительности?
Итак, Германия 1920-х гг. находилась в состоянии «вялотекущей гражданской войны», которую коммунисты постепенно проигрывали (Буровский А.М. Великая Гражданская война. С. 51). Проигрывали по многим причинам. Так, они видели Германию частью «Всемирного СССР» во главе, естественно, с Советской Россией. А нацисты говорили о Великой Германии. Какая позиция среднему обывателю ближе? Как говорится, догадайтесь с трех раз. Поэтому, когда в 1929 г. социал-демократическое правительство Германии запретило «Рот Фронт», многие рядовые его участники перешли к нацистам в СА.
Возможно, именно это обстоятельство побудило Сталина отказаться от поддержки «коммунистической революции» в Германии и сделать ставку на Гитлера как на «ледокол революции».
В. Веселов утверждает, что «коммунисты Германии возглавляли все выступления против национал-социалистов» (Веселов В. Новый АнтиСуворов. М., 2009. С. 260). Мы еще увидим, что это, мягко говоря, не так. Но даже и тогда, когда коммунисты выступали против нацистов, то зачастую это делалось просто из чувства соперничества.
Любой биолог вам скажет, что самая большая конкуренция имеет место между близкими видами. Нечто подобное происходит и в политике: тоталитаристы всех мастей борются друг с другом за влияние на людей с примерно одинаковым типом мышления. «Из коммуниста хороший нацист получается за две недели, а из социал-демократа нацист не получится никогда», – скажет немного времени спустя Гитлер Г. Раушнингу (Rauschning H. Hitler Speaks. N.Y., 1940. Р. 134). Кстати, именно поэтому мечта некоторых тоталитаристов о том, чтобы все враги демократии объединились, так и останется мечтой: если «пастухи» объединятся, то «баранов» на всех не хватит. А между тем именно как на «пастухов» на себя (носителей «единственно верного учения») и как на «баранов» на остальных людей и смотрят тоталитаристы всех цветов и оттенков.
Но вернемся к Германии 1932—1933 гг. В. Веселов отмечает, что 30 января 1933 г. коммунисты предложили социал-демократам провести всеобщую забастовку против назначения Гитлера канцлером. Те отказались. Отсюда Веселов делает вывод: на 30 января 1933 г. немецкие коммунисты еще не получали указаний от Сталина не заключать союза с социал-демократами. Далее красочно описываются выборы 5 марта 1933 г. с действительно вопиющими нарушениями со стороны нацистов (использование, как бы сказали сейчас, административного ресурса – едва ли не самое безобидное из них) и говорится, что, если нацисты на них действительно получили (вернее, насчитали себе) 43% голосов, то коммунисты и социал-демократы вместе – не 49%, как утверждает В. Суворов, а 30,6% (Новый АнтиСуворов. С. 263—264).
Отметим, что Суворов действительно допустил ляп, говоря о 43% у нацистов и 49% у коммунистов и социал-демократов (Последняя республика. С. 114). Этим не замедлили воспользоваться его оппоненты. Но как было на самом деле?
Вот тут многие защитники Сталина, отрицая его ответственность за приход Гитлера к власти, намеренно или ненамеренно путают выборы 5 марта 1933 г. (когда Гитлер уже был канцлером, нацисты вовсю мухлевали с подсчетом голосов и были просто «обречены на победу», а их противникам было поздно что-то предпринимать; впрочем, отметим, что абсолютного большинства НСДАП и на этих выборах не набрала) с последними «догитлеровскими» выборами 6 ноября 1932 г. И вот они вовсю используют и ошибки Суворова – как о 43% голосов у нацистов (и тут Суворов тоже путает выборы 6 ноября 1932 и 5 марта 1933 гг.), так и «49 процентов голосов у коммунистов и социал-демократов» – а столько у тех и у других вместе взятых никогда не было.
А теперь вернемся в 1920-е годы. Уже в январе 1924 г., после провала немецкой коммунистической революции, Сталин на пленуме ЦК РКП(б) заявил: «Не коалиция с социал-демократией, а смертельный бой с ней!» За девять лет до того самого «предложения коммунистов социал-демократам провести забастовку». А, как мы выше предположили, только что, после провала попытки коммунистической революции в ноябре 1923 г., Сталин окончательно убедился, что в Германии коммунисты не победят, поэтому упор был сделан на приход к власти НСДАП как «ледокола революции». Совпадение?
А тут и мировой кризис 1929—1933 гг. подоспел. И уже через неполный год после его начала, 14 сентября 1930 г., НСДАП впервые добилась серьезного успеха на выборах, завоевав 107 мест. А что же коммунисты? Они продолжали «смертельный бой» с социал-демократией. И в 1931 г. (опять 1931 год!) этот «бой» принял громадные размеры. Доходило до того, что на прусском референдуме 1931 г. и в общегерманской железнодорожной забастовке 1932 г., где нужно было «свалить» социал-демократов как правящую партию, нацисты и коммунисты выступали под общим красным флагом с серпом, молотом и свастикой, причем приказ о совместных действиях исходил от Коминтерна (Коминтерн в документах. М., 1963. С. 976).
В июле 1932 г. НСДАП добилась наибольшего успеха, набрав на общегерманских выборах 13 745 тыс. голосов (34,36%). Социал-демократы набрали 8 млн (20%), коммунисты – 5,4 млн (13,5%). Это был пик популярности НСДАП, после которого началось ее падение. На выборах 6 ноября нацисты получили уже только 11,8 млн (29,5% – почти на 5% меньше!), тогда как социал-демократы – 8,1 (20,25%), коммунисты – 5,8 (14,5%), т.е. больше, чем в июле (Мельников Д.Е., Черная Л.Б. Преступник номер 1. С. 117).
Таким образом, нацисты потеряли за четыре месяца почти 5% голосов, а число голосов, поданных за левых, выросло с 33,5% до 34,75% (а не 49%, уважаемый Виктор Суворов!) И вот политики Германии дружно хоронят Гитлера. Канцлер Шлейхер, например, заявляет: «Господин Гитлер – уже не проблема, ... его движение не является больше политической опасностью. Эта забота принадлежит вчерашнему дню». Сам Геббельс в те дни записал в дневнике: «Будущее темно и мрачно. Все предположения и надежды полностью исчезли» (там же. С. 118).
И вот тут-то произошло «чудо», которого никто не ждал. В. Веселов, «отмазывая» Сталина от ответственности за него, ни к селу ни к городу говорит, что коммунисты не поджигали Рейхстаг по заданию Сталина (Новый АнтиСуворов. С. 266) (а кто, кроме нацистских обвинителей на Лейпцигском процессе 1933 г., это утверждает!? – Д.В.), но ясно, что запрет создавать левую коалицию был озвучен, точнее, вновь подтвержден где-то между 6 ноября 1932 и 30 января 1933 гг.
Можно, конечно, признать частичную правоту В. Веселова и допустить, что немецкие коммунисты или часть их ослушались Сталина и 30 января 1933 г. призвали социал-демократов провести совместную забастовку (а не ослушаться они не могли, так как официально установка на «смертельный бой с социал-демократией» была отменена только летом 1935 г., на VII конгрессе Коминтерна), но социал-демократы имели все основания ответить примерно так: «Раз левая коалиция не создана (не будем напоминать, по чьей вине), то Гитлер, как глава пусть относительного, но все же парламентского большинства, вполне законно становится канцлером. Создали бы коалицию, канцлером был бы Курт Шумахер (тогдашний лидер СДПГ. – Д.В.), а часть мест в правительстве и коммунистам бы досталась. А теперь-то, товарищи коммунисты, чего после драки кулаками махать?»
Глава 3
КОГДА СТАЛИН НАЧАЛ ДУМАТЬ О ПАКТЕ С ГИТЛЕРОМ
Стоя на Рейне, надо думать о Висле.
Наполеон
Ну ладно, когда В. Веселов спорит с теми, кто считает Сталина ответственным за приход Гитлера к власти, это еще по крайней мере выглядит серьезно. Но когда он заявляет, что Сталин до 19 августа 1939 г. не думал о пакте с Гитлером (Новый АнтиСуворов. С. 191), хочется спросить, как говорится, «с какой планеты он прилетел».
Понятно, что сразу после прихода к власти нацистов, в условиях антикоммунистического (в том числе) террора, нападений СС и СА на советских граждан в Германии, заявлений нового немецкого руководства о том, что оно «рассматривает всю Восточную Европу, включая Украину, как объект германской экспансии» и т.д., о нормализации отношений не могло быть и речи. Впрочем, когда в мае 1933 г. в СССР прибыла с прощальным визитом (военные школы, помогавшие возрождению германской военной мощи с 1922 г., теперь сворачивались, окончательно к 1935 г.) германская военная делегация, то сам Нарком обороны К.Е. Ворошилов заявил, что «Красная Армия продолжает выступать за сохранение дружеских отношений с Рейхсвером» (Hilger G., Meyer A. The Incompatible Allies. N.Y., 1953. Р. 256). Едва ли он это сделал, хотя бы не посоветовавшись со Сталиным...
Но и на государственном уровне, например, А. Енукидзе заявил 16 августа 1933 г. послу Германии: «После того как острый период пройдет, восстановится прежняя гармония в советско-германских отношениях» (Некрич А.М. 1941. 22 июня. М., 1995. С. 13). Опять-таки едва ли по своей инициативе... И уж подавно не осмелился бы Енукидзе без указаний сверху в подобных беседах выискивать общие черты между советским коммунизмом и германским нацизмом (Karlheinz N. Die Sowjetunion und Hitlermachtergreifung. Bonn, 1966. S.120—121), официально проклятым в СССР как «порождение наиболее реакционных кругов империализма».
А.М.Некрич приводит и другие подобные высказывания Тухачевского, Литвинова, Радека и других (1941. 22 июня. С. 14—15). Особенно необходимо отметить заявления Радека, который, по словам Р. Конквеста, после своего ухода из оппозиции и «раскаяния» пресмыкался перед Сталиным сверх всякой меры (Конквест Р. Большой террор. Флоренция, 1974. С. 80, 298). Вряд ли он (как, впрочем, и все остальные упомянутые здесь) делал подобные заявления без санкции сверху.
А на XVII съезде ВКП(б) высказался сам Сталин: мы, мол, далеки от того, чтобы восторгаться германским фашизмом, но дело не в фашизме, фашизм, например, в Италии не мешает СССР иметь наилучшие отношения с этой страной (Сталин И.В. Сочинения. Т.13. М., 1951. С. 293) (интересно, кстати, что этим 13-м томом публикация сталинских сочинений и оборвалась в 1951 г., хотя до смерти Сталина оставалось еще два года). И в самом деле, за полгода до этого, 2 сентября 1933 г., СССР подписал с Италией договор о дружбе и сотрудничестве, а, например, на проводах осенью 1935 г. итальянских войск в Абиссинию именно советская делегация была самой представительной (Воронов Н.Н. На службе военной. М., 1963. С. 76—77).
Тогда Гитлер не принял протянутой руки Сталина. После чего СССР взял курс на «коллективную безопасность», причем есть основания думать, что это делалось только для того, чтобы толкнуть-таки Гитлера к пакту: мол, не заключишь со мной пакт – я против тебя всю Европу подниму (Суворов В. Святое дело. М., 2008. С. 97).
Но и теперь от реверансов в адрес Гитлера не отказывались. Так, 29 марта 1935 г. в беседе с главой МИД Британии А.Иденом Сталин хвалит отказ Гитлера от статей Версальского договора, ограничивающих вооружения Германии: «Рано или поздно германский народ должен был освободиться от цепей Версаля»; «Германцы великий и храбрый народ. Мы этого никогда не забываем» (Внешняя политика СССР. М., 1937. Т.18. С. 249—250).
А в июле 1935 г. Сталин поручил торгпреду в Берлине Канделаки «прощупать» возможность улучшения отношений. Контакты идут по двум каналам – через главу Рейхсбанка Я. Шахта и третье в то время лицо в НСДАП Г. Геринга. 21 декабря 1935 г. советник советского полпредства (посольства) в Берлине Бессонов прямо заявляет о желательности пакта с Германией (Некрич А.М. 1941. 22 июня. С. 23). А в декабре 1936 г. советская разведка получает приказ ослабить разведывательную работу в Германии (Krivitsky W. In Stalin’s Secret service. N.Y., 1939. Р. 215).
И вот 11 февраля 1937 г. тогдашний глава МИД Германии К. фон Нейрат ответил Шахту, что Гитлер отклонил предложение СССР, но может и изменить свою точку зрения, если СССР «и дальше будет развиваться по линии абсолютного деспотизма» (Ibid. Р. 21). Есть серьезные основания думать, что задаче заключения пакта с Германией было подчинено и похищение и убийство в Париже агентами НКВД главы Русского Общевоинского союза генерала Миллера, которого заменил Скоблин, связанный и с СД, и с НКВД (Конквест Р. Большой террор. С. 411).
Но наступил, наконец, момент, когда «абсолютный деспотизм» в СССР установился. Весна 1939 г., XVIII съезд ВКП(б), «съезд победителей». Страна подчинена Сталину, можно делать все, что угодно, никто и не пикнет. И вот 17 апреля 1939 г. полпред СССР в Берлине А. Мерекалов говорит статс-секретарю МИД Германии Вайцзеккеру о том, что хорошо бы установить нормальные отношения. Еще раньше, 7 апреля, поверенный в делах в Берлине Г. Астахов заявляет о «бессмысленности идеологической борьбы с нацизмом» (Некрич А.М. 1941. 22 июня. С. 27—29). 3 мая на посту Наркома иностранных дел М.М. Литвинова сменяет В.М. Молотов. Дальнейшее всем известно, повторяться не стану.
Так когда Сталин начал думать о пакте с Гитлером, Владимир Веселов?
Глава 4
ЧЕГО СТОИЛИ БРИТАНСКИЕ ГАРАНТИИ
«Мобилизация – одиум войны».
Б.М. Шапошников
Когда заходит речь о сговоре 28—30 сентября 1938 г. в Мюнхене, то мы попадаем в Эльдорадо коммунистической и прокоммунистической пропаганды. Предавшие Чехословакию западные державы клеймили и клеймят позором, а когда примерно 20 лет назад стали достоянием гласности секретные протоколы к пакту Молотова – Риббентропа и вообще советско-германская «заклятая дружба», то оппоненты тут же припомнили Мюнхен и стали спрашивать: если им можно заключать пакт с Гитлером, почему нам нельзя?
Даже Андрей Буровский отчасти поддался этим настроениям. Он поминает англо-германскую декларацию о ненападении, принятую 30 сентября 1938 г. прямо в Мюнхене, и франко-германскую, подписанную 6 декабря того же года и являвшуюся прямым следствием все того же Мюнхена. Во франко-германской декларации говорится, в частности, об отсутствии между Францией и Германией неразрешимых противоречий и о том, что нынешняя граница между ними – окончательная. Тогда «почему им можно, а нам нельзя?» (Буровский А.М. Великая Гражданская война. С. 79).
Начнем с того, что, как бы ни относиться к Мюнхенскому соглашению, сами Британия и Франция в разделе Чехословакии (между Германией, Польшей и Венгрией) участия не принимали и ничего с этого раздела не поимели. И «окончательная» франко-германская граница была установлена без присоединения Францией и даже (на этом направлении) нацистской Германией каких-либо чешских или чьих-то еще территорий.
А теперь вернемся на двадцать лет назад. Чехословакия возникла в результате распада Австро-Венгрии осенью 1918 г., а в границах, существовавших на момент Мюнхена, зафиксирована Сен-Жерменским мирным договором Антанты с Австрией 10 сентября 1919 г. и Трианонским с Венгрией 4 июня 1920 гг. Однако в одной стране оказались собраны три народа – чехи, словаки и карпатороссы (русины), не считая поляков, немцев и венгров. Поэтому страна, как и многие другие в Восточной Европе, находилась в состоянии «вялотекущей гражданской войны» (подробнее об этом ниже).
В марте 1938 г. Гитлер захватил Австрию. Мало кто знает, что после распада Австро-Венгрии Австрия приняла решение присоединиться к Германии, но Версальский и Сен-Жерменский мирные договоры запретили это присоединение – причем не только к Германии, но и к какому-либо другому государству. Так что с присоединением к Германии чисто немецкой страны не так все однозначно. Если отвлечься от одиозной личности Гитлера, то, может быть, аншлюс Австрии был не так уж плох? Равно как, если отвлечься от одиозной личности Сталина, не так плохо было воссоединение полтора года спустя с Россией украинских и белорусских областей бывшей Польши (кроме цивилизационно чуждой нам Галичины, которую в свое время Екатерина II предпочла отдать Австрии, но это отдельная тема).
Вернемся теперь к Чехословакии. Так вот, уже в апреле 1938 г. западные державы заявили, что они «не видят средств» помешать Гитлеру захватить и эту страну. Дальнейшее известно. Чехословакию уломали и в Мюнхене заставили капитулировать. Почему? А. Буровский считает, что на Западе Чехословакия просто не пользовалась уважением, поскольку «прихватизировала» (руками белочешских легионеров) золото России (сохранявшееся Колчаком), потом, теми же руками, выдала того же Колчака на расправу красным ну и т.д. (Буровский А.М. Великая Гражданская война. С. 76).
Но может быть, все гораздо проще? Западные страны просто хотели, говоря словами Чемберлена, «избежать войны ценой позора»? О чем-то подобном говорит один из героев Солженицына в романе «В круге первом»: отдавали, мол, Гитлеру и Сталину по пол-Европы, теперь (действие романа происходит в декабре 1949 г. – Д.В.) Китай, завтра отдадут Турцию, если это на неделю отсрочит мобилизацию у них». И действительно, страны Европы, где доживал свой век классический марксов капитализм (об отличии его от социально ориентированного посткапитализма после Второй мировой войны см. первую книгу «Виктор Суворов прав! Сталин проиграл Вторую мировую. С. 41– 42»), вели себя похожим образом тогда.
Да, была трусость, было предательство. Но все же прямого содействия агрессору – не было! В отличие от того, что делал СССР в Польше (и не только) год спустя. Однако и по отношению к Чехословакии поведение СССР небезупречно. Отчасти я об этом тоже писал в первой книге (там же. С. 53—54), но это не все.
Не имея общих границ ни с Германией, ни с Чехословакией, СССР мог пройти на помощь чехам только через территории Польши или Румынии. Коли так, в первую очередь договариваться надо было с ними, просить коридоры через их территории. Но СССР – не просил (Суворов В. Святое дело. С. 88—90)! Скажете: все равно отказали бы? Может быть, и да, но здесь речь о другом. Надо было попросить, а вот если бы отказали, тогда и объявить на весь мир: это Польша виновата, что мы не можем помочь Чехословакии защититься! Но никто не просил и ничего не говорил. Вывод: Сталин не хотел помогать Чехословакии, он хотел, чтобы западные державы столкнулись из-за Чехословакии с Гитлером. Или Германия, Польша, Венгрия – с Чехословакией. А уж потом, как все взаимно друг друга ослабят, навалиться на всех сразу (Буровский А.М. Великая Гражданская война. С. 78).
Даже если бы Сталин и не заявил публично, что, войдя в Польшу и Чехословакию, его войска оттуда уже не выйдут (Авторханов А.Г. Империя Кремля. Вильнюс, 1990. С115), то и тогда его поведение с промедлением с предложением помощи Чехословакии (Суворов В. Святое дело. С. 89—90) и с необращением к Польше и Румынии по поводу коридоров показалось бы подозрительным.
А теперь перенесемся в весну 1939 г. и обратим внимание на положение и поведение Польши.
Помощи СССР Польша явно не хочет. Одна она против Германии тоже не устоит. Британия и Франция дают (в марте – апреле 1939 г.) гарантии государственных границ Польши, а немного позднее – Греции и Румынии. Но, помнится, полгода назад, после Мюнхена, они так же гарантировали и новые (после отторжения Судет) границы Чехословакии. 15 марта 1939 г. Гитлер остаток Чехословакии захватил, и где те западные демократии были со своими гарантиями? И чего такие гарантии стоят?
На мой взгляд, однако, гарантии Польше в отличие от предыдущих кое-чего стоили. Чтобы это понять, обратим внимание на хронологию событий.
15 марта 1939 г. в нарушение мюнхенского соглашения Гитлер захватывает остаток Чехословакии. На ее территории создаются «протекторат Богемии и Моравии» и «Словацкое государство».
29 марта Британия и Франция дают Польше гарантии ее государственных границ.
7 апреля Италия оккупирует Албанию. Вскоре аналогичные британско-французские гарантии даются Греции и Румынии.
А 27 апреля 1939 г. в Британии вводится всеобщая воинская обязанность. И вот это уже серьезно. Пусть Черчилль называл этот акт символическим, поскольку армию надо было сперва обучить, а потом вооружить, однако, для сравнения, в годы Первой мировой войны всеобщая воинская обязанность в Британии была введена в мае 1916 г., то есть на исходе второго года войны. Так что намерения у Британии и Франции на сей раз явно были серьезные. Сам В. Веселов это признает: раз ввели всеобщую воинскую обязанность, значит, собирались воевать (цит. по: Новый АнтиСуворов. С. 253). Применительно к Британии, почти никогда в своей истории не имевшей всеобщей воинской повинности, вынесенную в эпиграф фразу можно переделать так: введение всеобщей воинской повинности – одиум войны. Кстати, отменила Британия всеобщую воинскую повинность в 1966 г. Почему? Об этом в конце книги.
Почему же Британия и Франция в марте 1939 г. так поступили? Похоже, западные державы поняли наконец, что все уступки Гитлер воспринимает лишь как проявление слабости и наглеет все больше. Как говорится, посади свинью за стол...
Теперь вспомним опять, что у Гитлера к 1939 г. не было необходимых для войны сырьевых ресурсов. Вспомним, что война с Британией автоматически означала морскую блокаду Германии, после чего получить необходимые ресурсы Германия могла только из СССР либо через его территорию (за исключением явно недостаточных запасов румынской нефти) (подробнее об этом автор писал в первой книге «Виктор Суворов прав!..» С. 48).
Так что по крайней мере после введения в Британии всеобщей воинской обязанности у Сталина выбор был. Просто не протягивать руку Гитлеру и на его протянутую руку тоже никак не реагировать. И тогда Гитлер либо не решился бы воевать, либо, решившись, через 6—8 месяцев вынужден был бы войну прекратить просто из-за отсутствия сырья. И вся война заглохла бы, едва начавшись.
Глава 5
ЗАЧЕМ СТАЛИНУ ПАКТ С ЮГОСЛАВИЕЙ?
Балканы – пороховой погреб Европы.
Расхожий афоризм, приписывается Бисмарку, Черчиллю и многим другим
6 февраля 1933 г., через неделю после назначения Гитлера рейхсканцлером, СССР впервые выдвинул доктрину «коллективной безопасности» (История Великой Отечественной войны Советского Союза. М., 1961. Т.1. С. 82). А 12 декабря 1933 г. ЦК ВКП(б) принял решение о развертывании борьбы за «коллективную безопасность» как внешнеполитическую стратегию. Зачем это было нужно? Зачем Сталину заботиться о безопасности буржуазного Запада? И если уж идут переговоры о «коллективной безопасности», зачем информацию о них сообщать Гитлеру? Виктор Суворов выдвигает свою версию – Сталину надо было дать Гитлеру понять: «подписывай пакт со мной, иначе всю Европу на тебя подниму!» (Суворов В. Святое дело. С. 97).
Но не будем повторяться, спросим себя лучше: а зачем Сталину весной 1941 г. понадобилось подписывать пакт «О дружбе и ненападении с Югославией». Датой подписания пакта считается 5 апреля 1941 г., однако реально, в силу того, что при Сталине было нормой затягивать различные мероприятия до глубокой ночи, подписание состоялось в 2:30 ночи 6 апреля (Солонин М. 25 июня. Глупость или агрессия? М., 2011. С. 266) – за считаные часы до того, как Германия начала агрессию против этого балканского государства, а заодно и против Греции, с 28 октября 1940 г. успешно воевавшей против Италии. 18 апреля было покончено с сопротивлением югославской армии, греческая продержалась на полторы недели дольше – до 29 апреля.
Многие авторы, включая, например, как антисталиниста И. Бунича (Бунич И.Л. Гроза. СПб., 1997. С. 429—430), так и сталиниста С. Кремлева (и Л.П. Берия, чьи дневники он комментирует), не понимают поведение Сталина, считают его ошибочным или попросту неумным. Берия 10 апреля 1941 г. пишет в своем дневнике: «Сербы оглядывались на англичан, переворот устроили англичане, а мы при чем?». А С. Кремлев добавляет: Гитлер, мол, разозлился, и советско-югославский пакт стал одним из поводов для нападения на СССР. «Этот шаг Сталина для меня абсолютно непостижим», – резюмирует С. Кремлев (Берия Л.П. Сталин слезам не верит. Дневники 1938—1941 с комментариями С. Кремлева. М., 2011. С. 233—234).
Поведение Сталина действительно необъяснимо с точки зрения поборников «мирной внешней политики СССР». Но необъяснимо оно и с точки зрения классических сторонников «Ледокола»: Виктор Суворов, как известно, убежден, что Сталин не ждал нападения Гитлера и не верил в него.