Страница:
Я посмотрела на фотографии, вставленные в слишком вычурные рамки. На всех была изображена Марина Евгеньевна с разными знаменитостями.
Надо признать, немолодая уже актриса выглядит прекрасно, сохранила великолепную фигуру. Наверное, она сделала пластическую операцию. Что навело меня на мысль об этом? Слишком безупречный овал лица и отсутствие даже намека на двойной подбородок, который неизбежно возникает после сорока лет даже у самых стройных дам.
Кстати, в коридоре не было ни одного старого снимка. Похоже, самый ранний из представленных в «иконостасе» сделан лет восемь-девять назад. А места на стене много, можно разместить еще тьму «наглядной агитации». Тем более что успешная актриса наверняка имеет пухлые альбомы, где хранятся свидетельства ее общения с великими мира сего. И обычно пожилые лицедейки гордятся портретами, сделанными в юности, их демонстрируют намного чаще, чем те, что запечатлели их сегодняшние, пусть и ухоженные, но, увы, постаревшие лица. Но в доме Волковых все иначе. Интересно, почему? Может, пластика очень изменила внешность Марины и ей не хочется, чтобы гости заметили это?
– Смотри, тут еще и стеллаж с журналами, где про нее писали, – восхитилась Ира, двигаясь дальше. – Вот это любовь к себе!
Мы дошли до громадной гостиной, заставленной старинной мебелью, и были встречены хмурой домработницей, которая сурово произнесла:
– Скажите операторам, чтоб кресла и диваны двигать не пытались, они к полу прибиты.
– Впервые слышу, чтобы так поступали, – удивилась я. – А если хозяева захотят переместить мебель?
Домработница скривилась и, не ответив, ушла.
– Правда, странно? – повернулась я к Ирине.
Та исподлобья взглянула на меня и дернула плечом.
– Да нет, ничего особенного. У знаменитостей всегда так: в большинстве случаев хозяева сахарные, а прислуга нас ненавидит. Вернее, звезды тоже от приезда в дом съемочной группы радости не испытывают, но им пиар нужен, поэтому изображают из себя зайчиков в шоколаде. А домработницам поцарапанный пол натирать, порядок повсюду наводить, вот они и сочиняют байки про стулья, привинченные к паркету, чтоб им поменьше после нашего ухода работать. Ты чего, впервые на домашней съемке?
– Раньше работала на радио, – выкрутилась я.
– Понятненько, – кивнула Ирина. – Ну, сейчас увидишь кучку интересного…
– Что мне делать? – зачирикала тем временем Марина Евгеньевна.
– Лучше всего вас снимать на диване. На том, что в эркере стоит, – заявил Леонид.
– Дорогой, в комнате три окна и возле каждого есть диван. Уточни, какой ты имел в виду? – пропела Галина.
– Ну, началось… – шепнула мне Ира. – Творческий процесс стартовал, и главное – не стоять у него на пути. Не то переедет колесами.
– Естественно, красный, – ответил Леня, – будет суперская картинка.
– Милый, – нежно проворковала режиссер, – картинка – моя забота, а твоя головная боль – текст. Не утомляй себя излишне!
– Спасибо, родная, за заботу, – процедил сквозь зубы сценарист, – но мне, как руководителю группы, просто необходимо замечать любую мелочь.
– Так где мне устроиться? – напомнила о себе хозяйка дома. – На бордовом или голубом диванчике?
– На красном, – велел Леня.
– На синем, – приказала Галина.
Марина Евгеньевна заморгала.
– У окна плохо, – подал голос один из операторов, – у нас утконоса нет.
– Почему? – не забывая улыбаться, поинтересовалась Мамонтова.
И услышала меланхоличный ответ:
– Сломался.
Дальше начался диалог, во время которого я ощутила себя туристом в Чехии. Вроде большинство слов знакомо, но общий смысл фраз совершенно непонятен, а то, что понятно, звучит абсурдно.
– Вруби контровой.
– Он ей лицо срежет.
– Поставь боковик и заглуши потолок.
– Получатся стены и яма вместо головы.
– Добавь воздуха.
– И куда я дену ноги от щек?
– Отбей их.
– Выйдет винегрет.
– Стяни в центр и размажь дальний.
– Теодор Генрихович бесится, когда такое видит.
– Смикшируй утконосом.
– Сказал же, его нет, сломался.
Диалог плавно вернулся к тому месту, откуда начался, и закольцевался.
Я поняла, что подготовка к съемкам – процесс длительный, подошла к домработнице и тихо спросила:
– Простите, где у вас туалет для гостей?
– Сортир для прислуги у входа, из холла налево, – гаркнула баба.
Я пошла в указанном направлении, открыла дверь, пошарила рукой по стене, не нашла даже признаков выключателя и, решив воспользоваться унитазом в темноте, захлопнула створку. В то же мгновение под потолком вспыхнули лампы, и я зажмурилась. Потом открыла глаза и взвизгнула.
Прямо передо мной, у стены, стояла, улыбаясь во весь рот, Марина Евгеньевна.
В первую секунду я оторопела, потом забормотала:
– Извините, дверь была открыта, я не предполагала, что в санузле кто-то есть.
Быстро выскочила наружу и стала ждать, когда хозяйка выйдет.
Спустя некоторое время на смену смущению пришло удивление. Почему актриса решила посетить туалет, куда ходят домработница, водитель и прочие наемные работники? Как она ухитрилась раньше меня сюда добраться? Когда я уходила из гостиной, жена Волкова ожидала решения, на какой диван ей лучше сесть. И что она делает за закрытой дверью, из-под которой не пробивается ни лучика света, в полной темноте? А еще Марина Евгеньевна не заперлась изнутри!
– Петя, поди сюда, голубчик, – послышался издалека женский голос. – Петр! Быстрее!
– Иду, Марина Евгеньевна, – ответил незнакомый мужчина, – уже ботинки снимаю.
Я опешила. Значит, госпожа Волкова не покидала гостиную? Тогда кто оккупировал туалет? Может, у актрисы есть сестра-близнец? Ага, и пока звезда общается с журналистами, ближайшая родственница прячется возле рукомойника… Или ее наказали за то, что она воровала варенье? Поставили в угол и запретили нос оттуда высовывать?
Я осторожно постучала в дверь, потом приоткрыла ее.
– Простите, вам плохо?
Дама не ответила.
– Может, позвать кого на помощь? – предложила я. И снова не услышала ни звука.
– С кем вы разговариваете? – прочирикали сзади.
Я резко повернулась, стукнувшись головой о стену. Худенькая женщина в джинсах и свитере, стоявшая неподалеку, засмеялась.
– Испугались?
– Просто не ожидала, что кто-то беззвучно подкрадется сзади, – пояснила я, потирая затылок.
– Ты кто? – по-свойски спросила незнакомка.
– Лампа Романова, – представилась я, – корреспондент с телевидения. Мы приехали снимать фильм про Марину Евгеньевну.
– Да уж слышала, – хмыкнула худышка. – Я Роза Алахвердова, владелица оранжереи «Экзот». Это правда, что телевидение хорошие деньги платит за эксклюзивную правдивую информацию о звездах?
– Да, – кивнула я. И тоже перешла на свойский тон: – А о ком ты хочешь рассказать?
– Об этих жлобах, о Волковых, – зашептала Роза и прижала палец к губам. – Здесь нам не потрепаться. Дай мне свою визитку, позвоню, договоримся о встрече. Я такое знаю – закачаешься! Ты на моем рассказе карьеру сделаешь, уж поверь.
Я протянула ей карточку и услышала чье-то покашливание. Собеседница схватила визитку, развернулась и испарилась, а из-за поворота вышел мужчина в темно-синем комбинезоне.
– Здрасте, – вежливо произнес он. – Ищете кого?
– Простите, в доме есть еще туалет? – поинтересовалась я.
– С телевидения? – в свою очередь спросил рабочий. И, не дождавшись моего ответа, сказал: – Сортиров тут полно, но нам можно только сюда. А чего? Заходите спокойно и пользуйтесь, там очень чисто. Людмила грязь ненавидит, постоянно с тряпкой носится.
– Внутри находится женщина, как две капли воды похожая на хозяйку, – пояснила я.
Незнакомец рассмеялся и открыл створку.
– Эта, что ли?
Свет из коридора упал на Марину Евгеньевну, которая по-прежнему сияла голливудской улыбкой. Я кивнула, понимая, что происходит нечто странное. Рабочий посторонился и поманил меня рукой.
– Хозяйка летом отмечала день рождения, собрала в ресторане много народа, а Женечка придумала фишку – заказала картонную фигуру матери и поставила ее при входе около стола, на который предлагалось подарки класть. Я ухохотался, глядя, как народ к фотке кидается букеты вручать, а потом прочь шарахается. После праздника муляж домой забрали, но куда его запихнуть, не знали. Выбросить вроде жаль, а просто так где-нибудь поставить нельзя, все пугались. Таскали фигуру из комнаты в комнату, пока в туалет не запихнули.
Я почувствовала себя полной дурой и попыталась оправдаться:
– Похоже, мне нужны очки, я не поняла, что передо мной картонка.
– Со зрением у вас полный порядок, – еще больше развеселился собеседник. – Все посторонние, кто прикол впервые видит, с фотографией здороваются. Сделано здорово. Один в один Марина Евгеньевна, только молчит.
Глава 8
Глава 9
Надо признать, немолодая уже актриса выглядит прекрасно, сохранила великолепную фигуру. Наверное, она сделала пластическую операцию. Что навело меня на мысль об этом? Слишком безупречный овал лица и отсутствие даже намека на двойной подбородок, который неизбежно возникает после сорока лет даже у самых стройных дам.
Кстати, в коридоре не было ни одного старого снимка. Похоже, самый ранний из представленных в «иконостасе» сделан лет восемь-девять назад. А места на стене много, можно разместить еще тьму «наглядной агитации». Тем более что успешная актриса наверняка имеет пухлые альбомы, где хранятся свидетельства ее общения с великими мира сего. И обычно пожилые лицедейки гордятся портретами, сделанными в юности, их демонстрируют намного чаще, чем те, что запечатлели их сегодняшние, пусть и ухоженные, но, увы, постаревшие лица. Но в доме Волковых все иначе. Интересно, почему? Может, пластика очень изменила внешность Марины и ей не хочется, чтобы гости заметили это?
– Смотри, тут еще и стеллаж с журналами, где про нее писали, – восхитилась Ира, двигаясь дальше. – Вот это любовь к себе!
Мы дошли до громадной гостиной, заставленной старинной мебелью, и были встречены хмурой домработницей, которая сурово произнесла:
– Скажите операторам, чтоб кресла и диваны двигать не пытались, они к полу прибиты.
– Впервые слышу, чтобы так поступали, – удивилась я. – А если хозяева захотят переместить мебель?
Домработница скривилась и, не ответив, ушла.
– Правда, странно? – повернулась я к Ирине.
Та исподлобья взглянула на меня и дернула плечом.
– Да нет, ничего особенного. У знаменитостей всегда так: в большинстве случаев хозяева сахарные, а прислуга нас ненавидит. Вернее, звезды тоже от приезда в дом съемочной группы радости не испытывают, но им пиар нужен, поэтому изображают из себя зайчиков в шоколаде. А домработницам поцарапанный пол натирать, порядок повсюду наводить, вот они и сочиняют байки про стулья, привинченные к паркету, чтоб им поменьше после нашего ухода работать. Ты чего, впервые на домашней съемке?
– Раньше работала на радио, – выкрутилась я.
– Понятненько, – кивнула Ирина. – Ну, сейчас увидишь кучку интересного…
– Что мне делать? – зачирикала тем временем Марина Евгеньевна.
– Лучше всего вас снимать на диване. На том, что в эркере стоит, – заявил Леонид.
– Дорогой, в комнате три окна и возле каждого есть диван. Уточни, какой ты имел в виду? – пропела Галина.
– Ну, началось… – шепнула мне Ира. – Творческий процесс стартовал, и главное – не стоять у него на пути. Не то переедет колесами.
– Естественно, красный, – ответил Леня, – будет суперская картинка.
– Милый, – нежно проворковала режиссер, – картинка – моя забота, а твоя головная боль – текст. Не утомляй себя излишне!
– Спасибо, родная, за заботу, – процедил сквозь зубы сценарист, – но мне, как руководителю группы, просто необходимо замечать любую мелочь.
– Так где мне устроиться? – напомнила о себе хозяйка дома. – На бордовом или голубом диванчике?
– На красном, – велел Леня.
– На синем, – приказала Галина.
Марина Евгеньевна заморгала.
– У окна плохо, – подал голос один из операторов, – у нас утконоса нет.
– Почему? – не забывая улыбаться, поинтересовалась Мамонтова.
И услышала меланхоличный ответ:
– Сломался.
Дальше начался диалог, во время которого я ощутила себя туристом в Чехии. Вроде большинство слов знакомо, но общий смысл фраз совершенно непонятен, а то, что понятно, звучит абсурдно.
– Вруби контровой.
– Он ей лицо срежет.
– Поставь боковик и заглуши потолок.
– Получатся стены и яма вместо головы.
– Добавь воздуха.
– И куда я дену ноги от щек?
– Отбей их.
– Выйдет винегрет.
– Стяни в центр и размажь дальний.
– Теодор Генрихович бесится, когда такое видит.
– Смикшируй утконосом.
– Сказал же, его нет, сломался.
Диалог плавно вернулся к тому месту, откуда начался, и закольцевался.
Я поняла, что подготовка к съемкам – процесс длительный, подошла к домработнице и тихо спросила:
– Простите, где у вас туалет для гостей?
– Сортир для прислуги у входа, из холла налево, – гаркнула баба.
Я пошла в указанном направлении, открыла дверь, пошарила рукой по стене, не нашла даже признаков выключателя и, решив воспользоваться унитазом в темноте, захлопнула створку. В то же мгновение под потолком вспыхнули лампы, и я зажмурилась. Потом открыла глаза и взвизгнула.
Прямо передо мной, у стены, стояла, улыбаясь во весь рот, Марина Евгеньевна.
В первую секунду я оторопела, потом забормотала:
– Извините, дверь была открыта, я не предполагала, что в санузле кто-то есть.
Быстро выскочила наружу и стала ждать, когда хозяйка выйдет.
Спустя некоторое время на смену смущению пришло удивление. Почему актриса решила посетить туалет, куда ходят домработница, водитель и прочие наемные работники? Как она ухитрилась раньше меня сюда добраться? Когда я уходила из гостиной, жена Волкова ожидала решения, на какой диван ей лучше сесть. И что она делает за закрытой дверью, из-под которой не пробивается ни лучика света, в полной темноте? А еще Марина Евгеньевна не заперлась изнутри!
– Петя, поди сюда, голубчик, – послышался издалека женский голос. – Петр! Быстрее!
– Иду, Марина Евгеньевна, – ответил незнакомый мужчина, – уже ботинки снимаю.
Я опешила. Значит, госпожа Волкова не покидала гостиную? Тогда кто оккупировал туалет? Может, у актрисы есть сестра-близнец? Ага, и пока звезда общается с журналистами, ближайшая родственница прячется возле рукомойника… Или ее наказали за то, что она воровала варенье? Поставили в угол и запретили нос оттуда высовывать?
Я осторожно постучала в дверь, потом приоткрыла ее.
– Простите, вам плохо?
Дама не ответила.
– Может, позвать кого на помощь? – предложила я. И снова не услышала ни звука.
– С кем вы разговариваете? – прочирикали сзади.
Я резко повернулась, стукнувшись головой о стену. Худенькая женщина в джинсах и свитере, стоявшая неподалеку, засмеялась.
– Испугались?
– Просто не ожидала, что кто-то беззвучно подкрадется сзади, – пояснила я, потирая затылок.
– Ты кто? – по-свойски спросила незнакомка.
– Лампа Романова, – представилась я, – корреспондент с телевидения. Мы приехали снимать фильм про Марину Евгеньевну.
– Да уж слышала, – хмыкнула худышка. – Я Роза Алахвердова, владелица оранжереи «Экзот». Это правда, что телевидение хорошие деньги платит за эксклюзивную правдивую информацию о звездах?
– Да, – кивнула я. И тоже перешла на свойский тон: – А о ком ты хочешь рассказать?
– Об этих жлобах, о Волковых, – зашептала Роза и прижала палец к губам. – Здесь нам не потрепаться. Дай мне свою визитку, позвоню, договоримся о встрече. Я такое знаю – закачаешься! Ты на моем рассказе карьеру сделаешь, уж поверь.
Я протянула ей карточку и услышала чье-то покашливание. Собеседница схватила визитку, развернулась и испарилась, а из-за поворота вышел мужчина в темно-синем комбинезоне.
– Здрасте, – вежливо произнес он. – Ищете кого?
– Простите, в доме есть еще туалет? – поинтересовалась я.
– С телевидения? – в свою очередь спросил рабочий. И, не дождавшись моего ответа, сказал: – Сортиров тут полно, но нам можно только сюда. А чего? Заходите спокойно и пользуйтесь, там очень чисто. Людмила грязь ненавидит, постоянно с тряпкой носится.
– Внутри находится женщина, как две капли воды похожая на хозяйку, – пояснила я.
Незнакомец рассмеялся и открыл створку.
– Эта, что ли?
Свет из коридора упал на Марину Евгеньевну, которая по-прежнему сияла голливудской улыбкой. Я кивнула, понимая, что происходит нечто странное. Рабочий посторонился и поманил меня рукой.
– Хозяйка летом отмечала день рождения, собрала в ресторане много народа, а Женечка придумала фишку – заказала картонную фигуру матери и поставила ее при входе около стола, на который предлагалось подарки класть. Я ухохотался, глядя, как народ к фотке кидается букеты вручать, а потом прочь шарахается. После праздника муляж домой забрали, но куда его запихнуть, не знали. Выбросить вроде жаль, а просто так где-нибудь поставить нельзя, все пугались. Таскали фигуру из комнаты в комнату, пока в туалет не запихнули.
Я почувствовала себя полной дурой и попыталась оправдаться:
– Похоже, мне нужны очки, я не поняла, что передо мной картонка.
– Со зрением у вас полный порядок, – еще больше развеселился собеседник. – Все посторонние, кто прикол впервые видит, с фотографией здороваются. Сделано здорово. Один в один Марина Евгеньевна, только молчит.
Глава 8
Когда я вернулась в гостиную, съемочная группа определилась, куда усадить героиню, но Леня и Галина продолжали спорить.
– У нас портрет в интерьере, – зудела режиссер, – чего тебе надо, не пойму.
– Верно, дорогая, – соглашался сценарист, – но на диване она одна. Где семья? Муж, дети, внуки, правнуки…
– Марине Евгеньевне не сто лет-то, – влезла в беседу домработница, – у нас внучка Джина еще школьница. А народ весь на службе.
– Не люблю работать, когда постоянно мешают, – буркнула Галина, – но должна признать, Леонид, сейчас тот редкий случай, когда ты кое в чем прав. Марина Евгеньевна, нельзя ли пригласить кого-нибудь из домашних? Ну, хоть собаку!
– Вам какую псину надо? – деловито осведомилась хозяйка. – Большую? Маленькую? Черную? Белую?
– Есть выбор? – обрадовался Леня. – Думаю, хорошо бы смотрелось что-то типа чихуа-хуа. Рыженькая собачка на коленях у актрисы… Очень необычно получится.
– Ну да, – саркастически заметила Галина, – до сих пор мы мало снимали знаменитостей со всякими йорками, Марина Евгеньевна первой будет… Ну уж нет! Мне до нервной почесухи надоели кадры, когда звезда нежно целует свою четвероногую любимицу.
– Вчера на съемке у Харитоновых их кот шнур от удлинителя перегрыз, а потом нассал сверху и жив остался, – элегически заметил оператор Степа. – По мне, так чем меньше живности, тем лучше.
– Тебе и людей в кадре не надо, – ожил молчавший по сию пору его коллега. – А я собачек люблю. Вон у Смоляковой четыре мопса, и все очень даже милые.
– Жуткая гадость, – буркнул Степа. – Замолчи, Ванька.
– Тебе кто не понравился, – неожиданно рассердился Иван, – Милада или ее питомцы?
– Смолякова со своими мопсами на всю голову больная, – ответил Степан. – Везде с тупыми псами таскается, а те сопли-слюни роняют, пукают и линяют. Я, когда мы из ее собачьего террариума уехали, еле-еле шерсть от брюк отскреб и…
– Всем молчать! – заорала Галина. – Смолякову со стаей пучеглазых отсняли, смонтировали, сдали, так что забыли и проехали. Марина Евгеньевна, можно вас попросить позвать сюда вашу очаровательную собаку? Большую, черную. Наша группа обожает животных, правда?
Степан быстро влез на стул, Леня достал из кармана дозатор и прыснул себе в рот, а Ира горестно прошептала:
– Собачки, блин… Зачем я надела новые джеггинсы? Сейчас мне их когтями изорвут.
– Мы любим песиков! – угрожающе повторила Галина. – Ну, чего молчим?
– Да, – нестройно подхватили остальные члены съемочной группы, – обожаем.
– Можно водички? – воскликнул Степа. – Таблетку принять надо.
– Большая черная животина не в тему, – оживился Леонид, – нужна рыжая крошка.
– Чем крупнее, тем лучше! – повысила голос Галина.
– Вижу малепусенькую, – уперся Леонид, – цвета осенней листвы.
– По картинке лучше розовую, – объявил Степан.
– Сомневаюсь, что у хозяев живет фламинго, – прошептала Ирина.
– Огромную! – топнула ногой режиссер.
– В моем сценарии вообще-то кошка! – взвился Леня. – Я не позволю вот так, безо всяких причин, ломать хорошо прописанную линию!
– Есть и киска, – подала голос Марина Евгеньевна. – Вам какую? Рыжую?
– Черную, – заявила Галина.
Я покосилась на Леонида. Ну, ваше слово, сэр…
– Белую, – оправдал мои ожидания сценарист.
И спор начал набирать обороты.
– Черную!
– Белую!
Я не выдержала и спросила:
– Почему бы не позвать сюда всех четвероногих и не посмотреть, как они выглядят в кадре?
Ирина ущипнула меня за бок, и я захлопнула рот. В гостиной стало тихо.
– Молодец, Демонстрация! – в очередной раз переврал мое имя сценарист. – Гоните сюда стадо.
– Людмила, позови Петю, тащите Беатриче и Молли, – приказала Волкова.
Домработница ушла, съемочная группа застыла в ожидании.
Я покосилась на край большого стола, где Ирина расставила шеренгу баночек, и тихо спросила:
– Зачем так много всего?
Ира почесала переносицу.
– На телеэкране главное – естественный тон кожи. А как его получить? Сначала используем скраб, потом лосьон, крем, базу, выравнивающую поверхность лица. Потом на очереди корректор пигментных пятен, силиконовый заполнитель морщин, тональный крем – светлый на середину морды, темный по краям, чтобы создать безупречный овал, персиковый на спинку носа, а вот крылья и носогубные складки необходимо тщательно замазать розовым. Затем румяна на скулы, чуть перламутра на виски, точечку на подбородок, рассыпчатой пудрочки поверх – и получится натуральная кожа.
– Натуральнее только лимонад из нефти, – пробормотала я.
– Куда сажать Беатриче? – трубно спросила Людмила.
Я оторвалась от созерцания сотни средств, необходимых, чтобы выглядеть естественно прекрасной, и удивилась. Домработница, пусть крупная и грубая, но все же женщина, держала на руках здоровенную собачищу, похоже, плод страстной любви ротвейлера и слона, а Петр принес крохотную чхуню размером с чашку для кофе.
– Пусть Марина Евгеньевна посадит маленькую на колени, а большая должна сесть у ног хозяйки, – попросила Галина.
– Нет, черную на руки, рыжую вниз, – немедленно заспорил Леонид.
– И как Волкова удержит гибрид танка с водокачкой? – взвизгнула режиссер.
– Беатриче легонькая, – пробасила Людмила и протянула хозяйке черную тушу.
Глядя, как Марина Евгеньевна безо всякого напряжения берет огромного волкодава, я разинула рот от удивления.
– Чучело! – вдруг воскликнула Ирина. – Собачки-то неживые!
– А и правда, – пробормотал Леня.
– Беатриче и Молли умерли, но остались с нами, – объяснила актриса. – Они обожали участвовать в телесъемках, и сейчас их души радуются.
– Жесть… – прошептал Ваня.
– Картинка суперская, – одобрил Степа, – и брюки никто не порвет. Отлично придумано! Вот кто бы Смоляковой такое посоветовал с ее мопсами сделать.
– А кошки есть? – деловито спросил Леня.
– Какие хотите, на любой вкус, – гордо произнесла Людмила.
– Рыжая подойдет, – сделал выбор Леня.
Галина сдвинула брови, явно пытаясь сообразить, какой цвет будет контрастен морковному, но не нашла подходящего и взвилась:
– Нет! Черный и белый!
– Кирпичный, – изменил тональность сценарист.
– Несите всех, – подал голос Иван.
Минут через пятнадцать, после долгих споров, чучела были размещены вокруг Марины Евгеньевны. Галина и Леонид, отпихивая друг друга локтями, пялились в камеру, которую держал Степан.
– Жаль, она одна в кадре, – вздохнул Леня. – Нам бы для оживляжа ребенка. Дети и зверушки всегда смягчают картинку.
– Людмила, тащи сюда Джину, – распорядилась Марина Евгеньевна.
Домработница двинулась в коридор.
– Эй, не бегай по всему дому! – крикнула в спину прислуге хозяйка. – Джина на первом этаже, в угловой. Смотри, не перепутай ничего!
– А то я дура, – пробормотала себе под нос домработница, проходя мимо меня так близко, что мой нос уловил аромат очень дорогих духов «Гортензия».
Незадолго до майских праздников я зашла в парфюмерный отдел большого магазина, попала на презентацию новинки от всемирно известной французской фирмы, и мне достался в подарок крохотный пробничек. Спустя неделю, полностью опустошив пробирку, я прибежала в торговый центр с целью купить эти духи и была неприятно поражена их ценой. За миниатюрный флакончик, которого и на месяц не хватит, требовалось заплатить пять тысяч рублей. Минут десять мое желание заполучить парфюм боролось с севшей на плечи жабой, и в конце концов последняя победила. Интересно, сколько зарабатывает Людмила, если позволяет себе этот аромат? Или ей сделала подарок добрая хозяюшка?
– Сейчас появится моя внучка Джина, – радостно сообщила Марина Евгеньевна.
– Девочка тоже чучело? – уточнил Степа.
Ваня пнул его ногой.
– Я только спросил, – заныл Степан.
– Она совершенно живая, – заверила актриса. – Поздоровайся, дорогая.
Стройная темноволосая черноглазая девушка, вошедшая в гостиную, покорно произнесла:
– Добрый день.
– Прошу любить и жаловать, – защебетала Марина Евгеньевна. – Наша Джиночка десятиклассница, отличница, умница, красавица. Солнышко, поцелуй бабулю… Некоторые актрисы скрывают свой возраст, запрещают детям называть себя мамой. Но я не такая, горжусь ролью бабушки. Кстати! Вы знаете о новом проекте Теодора Генриховича?
– Нет, – дружно воскликнули телелюди.
Марина Евгеньевна сказала:
– Меня просили молчать, но поскольку через неделю начинаются эфиры, программа встала в сетку, открою тайну: мы с Джиной ведущие шоу «Бабуля». Оно будет выходить по воскресеньям, в девятнадцать сорок пять.
– Самый прайм-тайм, – выдохнул Леня. – Поздравляю.
– Джиночка, кошечка, не стой столбом, сядь около бабушки. Давай покажем, как мы начинаем шоу, – ласково пропела актриса.
Девочка умостилась возле Марины Евгеньевны, нежно обняла ее за талию, положила голову ей на плечо, изящно скрестила ноги и замерла.
– Юбка, детонька, – неожиданно резко произнесла актриса и почему-то поморщилась.
Джина одернула подол дорогого шелкового платья, снова замерла, а потом проникновенно сказала:
– Бабушка знает все.
– Бабушка не все знает, – ласково поправила Марина Евгеньевна, – просто она тебя любит.
– Бабушка всегда с тобой, – подхватила Джина.
Марина Евгеньевна погладила девушку по идеально уложенным локонам.
– Хочешь, чтобы я помогла тебе? Просто приходи к нам в студию, и любая проблема решится. Правда, внученька?
Джина выпрямилась, посмотрела прямо в камеру и опять проникновенно произнесла:
– Бабуля никогда не обманет. Мы ждем вас, мы вас любим.
Потом девочка быстро сползла с дивана на пол, села чуть левее Марины Евгеньевны, положила голову ей на колени, опять глянула на оператора, поднесла палец к губам и прошептала:
– Тсс… У бабушки сегодня много гостей.
Актриса дотронулась ладонью до макушки внучки и улыбнулась. Секунд двадцать обе пребывали в неподвижности, потом Марина Евгеньевна защебетала:
– Ну и пошло… Уже сняли двадцать четыре программы.
– Прекрасно! – восхитился Леонид. – Теперь понятно, почему Теодор Генрихович затеял съемки фильма.
Марина всплеснула руками.
– Неужели вам не сказали? Меня Теодор сразу предупредил: документалка пойдет в поддержку шоу. Ой! Может, я разболтала тайну? Вдруг Теодор не хотел вводить съемочную группу в курс дела?
– Хорошо, что вы рассказали про новую программу. Мы теперь слегка изменим концепцию нашей ленты. Эй, Конституция! Алле, Демонстрация! Она заснула, кто-нибудь пните Сигнализацию под зад! – заголосил Буйков.
– Вроде тебя зовут, – хихикнула Ирина.
Я вскочила.
– Слушаю.
– Встань за Степой, – распорядился Леонид. – Строим действие так. Марина Евгеньевна рассказывает Джиночке о семье Волковых. Девочка впервые слышит о том, кто ее родители, и полна любопытства. Джина сядет у ног Марины Евгеньевны. Иван, берешь девочку крупняком, а Степа общаком. Все внимание на актрису. Собаки, кошки, раскрыв рты, тоже внимают беседе.
– Стоп, стоп! – замахала руками Галя. – Ничего, что режиссер тут я?
– Сценарий мой, – взвизгнул Леонид.
– И он тупой, – в рифму отметила Мамонтова. – Джине не пять лет, она живет вместе с родителями и отлично их знает.
Я обвалилась на стул. Если таким образом снимают все киноленты, то удивительно, что фильмы вообще появляются на экране. Мы вот до сих пор начать не можем.
Прошло еще полчаса, и наконец-то я задала первый вопрос:
– Дорогая Марина Евгеньевна, наши телезрители очень хотят узнать, как вы познакомились с Федором Николаевичем.
– Стоп! – заорала Галина. – Отсебятина! Не «узнать», а «услышать»!
– В сценарии другие слова, – закапризничал Леонид, – там про первое свидание.
Я закрыла глаза. На что рассчитывал Макс, отправляя меня на интервью, которое должно проходить в присутствии постоянно ругающейся парочки – режиссера и сценариста? Как я могу найти скелет или хоть одну малюсенькую косточку в шкафах семьи Волковых, если мне не дают самостоятельно и слова произнести?
– Слушай внимательно, Эмиграция! Работаешь строго по сценарию, никакой отсебятины! И обязательно творчески импровизируешь! – напутствовал меня Леонид.
Я окончательно растерялась. Строго по сценарию и при этом с творческой импровизацией? Это как?
– Простите, у нас сегодня корреспондент с глюком, – поморщилась Галина. – Насобирают на помойке поганок и выдают за рыбу осетрину.
– Вернемся к нашим баранам. Мне нужен острый вопрос. Посмотри, Изоляция, там есть про гранату. Нашла? Озвучивай! – завопил Буйков.
Я прокашлялась.
– Марина Евгеньевна, если в ваших руках боевая граната, а вас не пускают в ресторан, то как вы поступите?
Не успело последнее слово вылететь изо рта, как я испугалась. Сейчас Волкова разозлится на идиотское интервью и уйдет. Ну и кто в этом будет виноват? Явно не Леонид, который сляпал сценарий!
Но актриса лишь улыбнулась.
– Деточка, если вас куда-то не пускают с гранатой, значит, вы просто не умеете ею пользоваться.
– Стоп! – заорала Галина. – Все прекрасно! Ха-ха! Чудесный ответ! Только мне не нравятся статичные животные. Пусть они запрыгнут на диван, приласкаются к хозяйке, полают. Нам не хватает драйва, лайфа! Хорошо по картинке, но не живенько.
– У нас портрет в интерьере, – зудела режиссер, – чего тебе надо, не пойму.
– Верно, дорогая, – соглашался сценарист, – но на диване она одна. Где семья? Муж, дети, внуки, правнуки…
– Марине Евгеньевне не сто лет-то, – влезла в беседу домработница, – у нас внучка Джина еще школьница. А народ весь на службе.
– Не люблю работать, когда постоянно мешают, – буркнула Галина, – но должна признать, Леонид, сейчас тот редкий случай, когда ты кое в чем прав. Марина Евгеньевна, нельзя ли пригласить кого-нибудь из домашних? Ну, хоть собаку!
– Вам какую псину надо? – деловито осведомилась хозяйка. – Большую? Маленькую? Черную? Белую?
– Есть выбор? – обрадовался Леня. – Думаю, хорошо бы смотрелось что-то типа чихуа-хуа. Рыженькая собачка на коленях у актрисы… Очень необычно получится.
– Ну да, – саркастически заметила Галина, – до сих пор мы мало снимали знаменитостей со всякими йорками, Марина Евгеньевна первой будет… Ну уж нет! Мне до нервной почесухи надоели кадры, когда звезда нежно целует свою четвероногую любимицу.
– Вчера на съемке у Харитоновых их кот шнур от удлинителя перегрыз, а потом нассал сверху и жив остался, – элегически заметил оператор Степа. – По мне, так чем меньше живности, тем лучше.
– Тебе и людей в кадре не надо, – ожил молчавший по сию пору его коллега. – А я собачек люблю. Вон у Смоляковой четыре мопса, и все очень даже милые.
– Жуткая гадость, – буркнул Степа. – Замолчи, Ванька.
– Тебе кто не понравился, – неожиданно рассердился Иван, – Милада или ее питомцы?
– Смолякова со своими мопсами на всю голову больная, – ответил Степан. – Везде с тупыми псами таскается, а те сопли-слюни роняют, пукают и линяют. Я, когда мы из ее собачьего террариума уехали, еле-еле шерсть от брюк отскреб и…
– Всем молчать! – заорала Галина. – Смолякову со стаей пучеглазых отсняли, смонтировали, сдали, так что забыли и проехали. Марина Евгеньевна, можно вас попросить позвать сюда вашу очаровательную собаку? Большую, черную. Наша группа обожает животных, правда?
Степан быстро влез на стул, Леня достал из кармана дозатор и прыснул себе в рот, а Ира горестно прошептала:
– Собачки, блин… Зачем я надела новые джеггинсы? Сейчас мне их когтями изорвут.
– Мы любим песиков! – угрожающе повторила Галина. – Ну, чего молчим?
– Да, – нестройно подхватили остальные члены съемочной группы, – обожаем.
– Можно водички? – воскликнул Степа. – Таблетку принять надо.
– Большая черная животина не в тему, – оживился Леонид, – нужна рыжая крошка.
– Чем крупнее, тем лучше! – повысила голос Галина.
– Вижу малепусенькую, – уперся Леонид, – цвета осенней листвы.
– По картинке лучше розовую, – объявил Степан.
– Сомневаюсь, что у хозяев живет фламинго, – прошептала Ирина.
– Огромную! – топнула ногой режиссер.
– В моем сценарии вообще-то кошка! – взвился Леня. – Я не позволю вот так, безо всяких причин, ломать хорошо прописанную линию!
– Есть и киска, – подала голос Марина Евгеньевна. – Вам какую? Рыжую?
– Черную, – заявила Галина.
Я покосилась на Леонида. Ну, ваше слово, сэр…
– Белую, – оправдал мои ожидания сценарист.
И спор начал набирать обороты.
– Черную!
– Белую!
Я не выдержала и спросила:
– Почему бы не позвать сюда всех четвероногих и не посмотреть, как они выглядят в кадре?
Ирина ущипнула меня за бок, и я захлопнула рот. В гостиной стало тихо.
– Молодец, Демонстрация! – в очередной раз переврал мое имя сценарист. – Гоните сюда стадо.
– Людмила, позови Петю, тащите Беатриче и Молли, – приказала Волкова.
Домработница ушла, съемочная группа застыла в ожидании.
Я покосилась на край большого стола, где Ирина расставила шеренгу баночек, и тихо спросила:
– Зачем так много всего?
Ира почесала переносицу.
– На телеэкране главное – естественный тон кожи. А как его получить? Сначала используем скраб, потом лосьон, крем, базу, выравнивающую поверхность лица. Потом на очереди корректор пигментных пятен, силиконовый заполнитель морщин, тональный крем – светлый на середину морды, темный по краям, чтобы создать безупречный овал, персиковый на спинку носа, а вот крылья и носогубные складки необходимо тщательно замазать розовым. Затем румяна на скулы, чуть перламутра на виски, точечку на подбородок, рассыпчатой пудрочки поверх – и получится натуральная кожа.
– Натуральнее только лимонад из нефти, – пробормотала я.
– Куда сажать Беатриче? – трубно спросила Людмила.
Я оторвалась от созерцания сотни средств, необходимых, чтобы выглядеть естественно прекрасной, и удивилась. Домработница, пусть крупная и грубая, но все же женщина, держала на руках здоровенную собачищу, похоже, плод страстной любви ротвейлера и слона, а Петр принес крохотную чхуню размером с чашку для кофе.
– Пусть Марина Евгеньевна посадит маленькую на колени, а большая должна сесть у ног хозяйки, – попросила Галина.
– Нет, черную на руки, рыжую вниз, – немедленно заспорил Леонид.
– И как Волкова удержит гибрид танка с водокачкой? – взвизгнула режиссер.
– Беатриче легонькая, – пробасила Людмила и протянула хозяйке черную тушу.
Глядя, как Марина Евгеньевна безо всякого напряжения берет огромного волкодава, я разинула рот от удивления.
– Чучело! – вдруг воскликнула Ирина. – Собачки-то неживые!
– А и правда, – пробормотал Леня.
– Беатриче и Молли умерли, но остались с нами, – объяснила актриса. – Они обожали участвовать в телесъемках, и сейчас их души радуются.
– Жесть… – прошептал Ваня.
– Картинка суперская, – одобрил Степа, – и брюки никто не порвет. Отлично придумано! Вот кто бы Смоляковой такое посоветовал с ее мопсами сделать.
– А кошки есть? – деловито спросил Леня.
– Какие хотите, на любой вкус, – гордо произнесла Людмила.
– Рыжая подойдет, – сделал выбор Леня.
Галина сдвинула брови, явно пытаясь сообразить, какой цвет будет контрастен морковному, но не нашла подходящего и взвилась:
– Нет! Черный и белый!
– Кирпичный, – изменил тональность сценарист.
– Несите всех, – подал голос Иван.
Минут через пятнадцать, после долгих споров, чучела были размещены вокруг Марины Евгеньевны. Галина и Леонид, отпихивая друг друга локтями, пялились в камеру, которую держал Степан.
– Жаль, она одна в кадре, – вздохнул Леня. – Нам бы для оживляжа ребенка. Дети и зверушки всегда смягчают картинку.
– Людмила, тащи сюда Джину, – распорядилась Марина Евгеньевна.
Домработница двинулась в коридор.
– Эй, не бегай по всему дому! – крикнула в спину прислуге хозяйка. – Джина на первом этаже, в угловой. Смотри, не перепутай ничего!
– А то я дура, – пробормотала себе под нос домработница, проходя мимо меня так близко, что мой нос уловил аромат очень дорогих духов «Гортензия».
Незадолго до майских праздников я зашла в парфюмерный отдел большого магазина, попала на презентацию новинки от всемирно известной французской фирмы, и мне достался в подарок крохотный пробничек. Спустя неделю, полностью опустошив пробирку, я прибежала в торговый центр с целью купить эти духи и была неприятно поражена их ценой. За миниатюрный флакончик, которого и на месяц не хватит, требовалось заплатить пять тысяч рублей. Минут десять мое желание заполучить парфюм боролось с севшей на плечи жабой, и в конце концов последняя победила. Интересно, сколько зарабатывает Людмила, если позволяет себе этот аромат? Или ей сделала подарок добрая хозяюшка?
– Сейчас появится моя внучка Джина, – радостно сообщила Марина Евгеньевна.
– Девочка тоже чучело? – уточнил Степа.
Ваня пнул его ногой.
– Я только спросил, – заныл Степан.
– Она совершенно живая, – заверила актриса. – Поздоровайся, дорогая.
Стройная темноволосая черноглазая девушка, вошедшая в гостиную, покорно произнесла:
– Добрый день.
– Прошу любить и жаловать, – защебетала Марина Евгеньевна. – Наша Джиночка десятиклассница, отличница, умница, красавица. Солнышко, поцелуй бабулю… Некоторые актрисы скрывают свой возраст, запрещают детям называть себя мамой. Но я не такая, горжусь ролью бабушки. Кстати! Вы знаете о новом проекте Теодора Генриховича?
– Нет, – дружно воскликнули телелюди.
Марина Евгеньевна сказала:
– Меня просили молчать, но поскольку через неделю начинаются эфиры, программа встала в сетку, открою тайну: мы с Джиной ведущие шоу «Бабуля». Оно будет выходить по воскресеньям, в девятнадцать сорок пять.
– Самый прайм-тайм, – выдохнул Леня. – Поздравляю.
– Джиночка, кошечка, не стой столбом, сядь около бабушки. Давай покажем, как мы начинаем шоу, – ласково пропела актриса.
Девочка умостилась возле Марины Евгеньевны, нежно обняла ее за талию, положила голову ей на плечо, изящно скрестила ноги и замерла.
– Юбка, детонька, – неожиданно резко произнесла актриса и почему-то поморщилась.
Джина одернула подол дорогого шелкового платья, снова замерла, а потом проникновенно сказала:
– Бабушка знает все.
– Бабушка не все знает, – ласково поправила Марина Евгеньевна, – просто она тебя любит.
– Бабушка всегда с тобой, – подхватила Джина.
Марина Евгеньевна погладила девушку по идеально уложенным локонам.
– Хочешь, чтобы я помогла тебе? Просто приходи к нам в студию, и любая проблема решится. Правда, внученька?
Джина выпрямилась, посмотрела прямо в камеру и опять проникновенно произнесла:
– Бабуля никогда не обманет. Мы ждем вас, мы вас любим.
Потом девочка быстро сползла с дивана на пол, села чуть левее Марины Евгеньевны, положила голову ей на колени, опять глянула на оператора, поднесла палец к губам и прошептала:
– Тсс… У бабушки сегодня много гостей.
Актриса дотронулась ладонью до макушки внучки и улыбнулась. Секунд двадцать обе пребывали в неподвижности, потом Марина Евгеньевна защебетала:
– Ну и пошло… Уже сняли двадцать четыре программы.
– Прекрасно! – восхитился Леонид. – Теперь понятно, почему Теодор Генрихович затеял съемки фильма.
Марина всплеснула руками.
– Неужели вам не сказали? Меня Теодор сразу предупредил: документалка пойдет в поддержку шоу. Ой! Может, я разболтала тайну? Вдруг Теодор не хотел вводить съемочную группу в курс дела?
– Хорошо, что вы рассказали про новую программу. Мы теперь слегка изменим концепцию нашей ленты. Эй, Конституция! Алле, Демонстрация! Она заснула, кто-нибудь пните Сигнализацию под зад! – заголосил Буйков.
– Вроде тебя зовут, – хихикнула Ирина.
Я вскочила.
– Слушаю.
– Встань за Степой, – распорядился Леонид. – Строим действие так. Марина Евгеньевна рассказывает Джиночке о семье Волковых. Девочка впервые слышит о том, кто ее родители, и полна любопытства. Джина сядет у ног Марины Евгеньевны. Иван, берешь девочку крупняком, а Степа общаком. Все внимание на актрису. Собаки, кошки, раскрыв рты, тоже внимают беседе.
– Стоп, стоп! – замахала руками Галя. – Ничего, что режиссер тут я?
– Сценарий мой, – взвизгнул Леонид.
– И он тупой, – в рифму отметила Мамонтова. – Джине не пять лет, она живет вместе с родителями и отлично их знает.
Я обвалилась на стул. Если таким образом снимают все киноленты, то удивительно, что фильмы вообще появляются на экране. Мы вот до сих пор начать не можем.
Прошло еще полчаса, и наконец-то я задала первый вопрос:
– Дорогая Марина Евгеньевна, наши телезрители очень хотят узнать, как вы познакомились с Федором Николаевичем.
– Стоп! – заорала Галина. – Отсебятина! Не «узнать», а «услышать»!
– В сценарии другие слова, – закапризничал Леонид, – там про первое свидание.
Я закрыла глаза. На что рассчитывал Макс, отправляя меня на интервью, которое должно проходить в присутствии постоянно ругающейся парочки – режиссера и сценариста? Как я могу найти скелет или хоть одну малюсенькую косточку в шкафах семьи Волковых, если мне не дают самостоятельно и слова произнести?
– Слушай внимательно, Эмиграция! Работаешь строго по сценарию, никакой отсебятины! И обязательно творчески импровизируешь! – напутствовал меня Леонид.
Я окончательно растерялась. Строго по сценарию и при этом с творческой импровизацией? Это как?
– Простите, у нас сегодня корреспондент с глюком, – поморщилась Галина. – Насобирают на помойке поганок и выдают за рыбу осетрину.
– Вернемся к нашим баранам. Мне нужен острый вопрос. Посмотри, Изоляция, там есть про гранату. Нашла? Озвучивай! – завопил Буйков.
Я прокашлялась.
– Марина Евгеньевна, если в ваших руках боевая граната, а вас не пускают в ресторан, то как вы поступите?
Не успело последнее слово вылететь изо рта, как я испугалась. Сейчас Волкова разозлится на идиотское интервью и уйдет. Ну и кто в этом будет виноват? Явно не Леонид, который сляпал сценарий!
Но актриса лишь улыбнулась.
– Деточка, если вас куда-то не пускают с гранатой, значит, вы просто не умеете ею пользоваться.
– Стоп! – заорала Галина. – Все прекрасно! Ха-ха! Чудесный ответ! Только мне не нравятся статичные животные. Пусть они запрыгнут на диван, приласкаются к хозяйке, полают. Нам не хватает драйва, лайфа! Хорошо по картинке, но не живенько.
Глава 9
– Галя, это чучела, – напомнил оператор Иван, – лайфа не получится. Хотя ты права. Вначале прикольно – сидят, слушают, а потом уныло. Степ, тебе как?
– Нудно, – оценил коллега.
– Немедленно найдите живых псов, – потребовала Мамонтова. – Ирка! Рыси на улицу, приведи любых.
– Я визажист, а не ваш ассистент, – твердо заявила девушка.
– Спокойствие! – воскликнула Марина Евгеньевна. – У нас все под контролем. Сколько собачек вам оживить? Двух хватит?
– Это возможно? – заморгал Леонид. – Они, похоже, не первый год как в псиный рай уехали.
– Нет проблем, – задорно пообещала хозяйка. И принялась бойко командовать: – Люда, Петя, давайте взбодрим Беатриче и Молли. Операторы, маленькое условие: стараетесь не брать пол. Ну, начали! Я отвечаю на вопросы, а песики у нас резвятся, скачут, целуют мамочку. Вперед! Мотор! Камера! Запустились! Девушка, как вас там, Интервенция, спрашивайте!
Я зачитала очередной шедевр Леонида:
– Как вы относитесь к каждому своему новому мужчине?
– Ангел мой, – пропела Марина Евгеньевна, – мужчина в принципе не способен быть новым, он является следующим, и я живу с Федором Николаевичем уже много-много лет…
Людмила и Петр упали на пол, по-пластунски подползли к чучелам и схватили их.
– Р-р-р, – зарычала домработница, сажая Беатриче на диван.
– Гав-гав-гав! – звонко залаял Петр, хватая Молли. – Тяв!
Я изо всей силы сцепила зубы. Не дай бог расхохотаться… Беатриче и Молли заскакали по дивану. Людмила и Петр, очевидно, не первый раз работали чучеловодами, у них отлично получалось управлять собачьими муляжами.
– Левый угол пустой, – заявил Степа, – провисает. Туда надо кошку.
– Не получится, – пропыхтела стоящая на четвереньках Людмила, – нужен третий человек, мы с Петькой можем лишь с Беатриче и Молли управиться.
– Индульгенция! – заорала Галина. – Садись за спинку дивана!
– А кто будет задавать вопросы? – я попыталась отбиться от навязываемой роли.
– Нам нужна живая кошатина, – ввинтился в беседу Леня. – Не капризничай, Летиция! Пока ты сиамкой поработаешь, мы снимем перебивочки.
Но мне страшно не хотелось брать в руки тушку давно скончавшегося кота. Я прекрасно отношусь к животным, но при одной мысли о том, что придется держать чучело, мне стало плохо.
– Может, Ирина лучше справится с этой задачей? – заныла я.
– У меня аллергия, – живо объявила девушка. – На все! И я визажист, а не кукловод-любитель.
– Вариация, хорош кривляться! – возмутилась Галина.
Делать нечего, я бочком протиснулась за диван, перегнулась через его спинку, взяла пушистый комок, лежащий около валика, и удивилась. Останки кота оказались на ощупь мягкими, податливыми и вроде теплыми. Вероятно, набитая синтетическим наполнителем шкура мурлыки нагрелась под яркими софитами, которые Степа и Ваня щедро расставили по гостиной.
– Прячься, – приказал мне Леня, – и вози котом по спинке сверху. Туда-сюда, сюда-туда. Начали! Марина Евгеньевна, вы как?
– Нудно, – оценил коллега.
– Немедленно найдите живых псов, – потребовала Мамонтова. – Ирка! Рыси на улицу, приведи любых.
– Я визажист, а не ваш ассистент, – твердо заявила девушка.
– Спокойствие! – воскликнула Марина Евгеньевна. – У нас все под контролем. Сколько собачек вам оживить? Двух хватит?
– Это возможно? – заморгал Леонид. – Они, похоже, не первый год как в псиный рай уехали.
– Нет проблем, – задорно пообещала хозяйка. И принялась бойко командовать: – Люда, Петя, давайте взбодрим Беатриче и Молли. Операторы, маленькое условие: стараетесь не брать пол. Ну, начали! Я отвечаю на вопросы, а песики у нас резвятся, скачут, целуют мамочку. Вперед! Мотор! Камера! Запустились! Девушка, как вас там, Интервенция, спрашивайте!
Я зачитала очередной шедевр Леонида:
– Как вы относитесь к каждому своему новому мужчине?
– Ангел мой, – пропела Марина Евгеньевна, – мужчина в принципе не способен быть новым, он является следующим, и я живу с Федором Николаевичем уже много-много лет…
Людмила и Петр упали на пол, по-пластунски подползли к чучелам и схватили их.
– Р-р-р, – зарычала домработница, сажая Беатриче на диван.
– Гав-гав-гав! – звонко залаял Петр, хватая Молли. – Тяв!
Я изо всей силы сцепила зубы. Не дай бог расхохотаться… Беатриче и Молли заскакали по дивану. Людмила и Петр, очевидно, не первый раз работали чучеловодами, у них отлично получалось управлять собачьими муляжами.
– Левый угол пустой, – заявил Степа, – провисает. Туда надо кошку.
– Не получится, – пропыхтела стоящая на четвереньках Людмила, – нужен третий человек, мы с Петькой можем лишь с Беатриче и Молли управиться.
– Индульгенция! – заорала Галина. – Садись за спинку дивана!
– А кто будет задавать вопросы? – я попыталась отбиться от навязываемой роли.
– Нам нужна живая кошатина, – ввинтился в беседу Леня. – Не капризничай, Летиция! Пока ты сиамкой поработаешь, мы снимем перебивочки.
Но мне страшно не хотелось брать в руки тушку давно скончавшегося кота. Я прекрасно отношусь к животным, но при одной мысли о том, что придется держать чучело, мне стало плохо.
– Может, Ирина лучше справится с этой задачей? – заныла я.
– У меня аллергия, – живо объявила девушка. – На все! И я визажист, а не кукловод-любитель.
– Вариация, хорош кривляться! – возмутилась Галина.
Делать нечего, я бочком протиснулась за диван, перегнулась через его спинку, взяла пушистый комок, лежащий около валика, и удивилась. Останки кота оказались на ощупь мягкими, податливыми и вроде теплыми. Вероятно, набитая синтетическим наполнителем шкура мурлыки нагрелась под яркими софитами, которые Степа и Ваня щедро расставили по гостиной.
– Прячься, – приказал мне Леня, – и вози котом по спинке сверху. Туда-сюда, сюда-туда. Начали! Марина Евгеньевна, вы как?