Страница:
– Ха! Одна притвора, второй себе на уме, третья хамло. Они все Зину прикончили!
Вот тут мне окончательно стало ясно: у Валентины беда с головой. Надо осторожно избавиться от сумасшедшей, психи легко впадают в агрессию, и они, как правило, обладают большой физической силой.
– Валечка, – ласково пропела я, – ну подумайте спокойно и поймете: ни Зоя Владимировна, ни ребята не виноваты в произошедшем. У вас горе, сочувствую от всей души, но семья Звонаревых тут ни при чем.
– Зину заразили! – попугаем повторяла незваная гостья.
Я попыталась воззвать к ее разуму.
– Пневмония не передается от больного к здоровому.
– А вот передалась! – стояла на своем безумная.
– Это абсолютно невозможно, – пробормотала я, – нонсенс.
– Раз я говорю «да», значит, да! – затопала ногами Валентина.
Я тут же включила заднюю скорость.
– Хорошо, хорошо! Вы, безусловно, правы. Зина подцепила болезнь от Эдиты. И что?
– Как что? – вскочила Валентина. – Дочь умерла, они обязаны мне заплатить!
Я изобразила сочувствие.
– Милая, сядьте…
Гостья неожиданно послушалась, и я, вдохновленная этим, продолжила:
– Ни один суд не накажет Зою Владимировну и тем более ее внучат. Разве можно посадить в тюрьму того, кто передал вам инфекцию? Зину жаль и…
– Вообще-то неудачная девчонка была, – отмахнулась Валя, – тупая, гордиться матери нечем. Но теперь я могу компенсацию за ущерб получить.
От столь откровенно алчного заявления я растерялась. В тот момент у Валентины в сумке зазвенел мобильный. Жадная баба приложила трубку к уху.
– Ну? А? Лады, через полчаса.
Валентина встала и ткнула мне в грудь пальцем.
– Слушай! Говорить красиво я не умею, но мозгами щелкаю быстро. Зинка была дура, да хорошо видела и мне про все рассказывала. Я много чего интересного знаю! Передай Зойке – с нее миллион долларов. Наличкой! Если через неделю не привезет… да, если не привезет, будет плохо. А сама уходи отсюда. И поживей. Запомнила?
– Да, конечно, – кивнула я и заверила психопатку: – Не волнуйтесь, выполню ваше поручение.
– И еще… – обернулась на пороге Валентина. – скажи суке Звонаревой: мишки спрятаны. Я долго не хотела этого сообщать, но, видно, пришла пора открыть карты.
Я удивилась:
– Кто?
– Мишки! – повторила ненормальная.
– Какие мишки? – уточнила я.
– Она поймет, не сомневайся! – загадочно улыбнулась Валентина.
Я довела безумную до выхода, выставила ее на лестницу и заперла дверь. А через пару минут опять раздался звонок.
В прихожую мы с Лялей вбежали вместе.
– Не открывай, – остановила я девочку. – Нельзя впускать в квартиру абы кого. Странно, что у вас нет видеофона.
– Он сломался, – сообщила Ляля.
– Отойди! – приказала я. Затем спросила, повернувшись к двери: – Кто там?
– Это я, – ответил голос Звонаревой, – ключи впопыхах забыла.
– Вы уже вернулись? – поразилась я, впуская хозяйку в дом.
– Ляля мне на работу позвонила, – отдуваясь, сообщила Зоя Владимировна, – да сразу с совета сбежать не удалось. Где Валентина?
– Ушла, – успокоила я Звонареву, – только что.
Пожилая дама села на стул.
– Фу… Слава богу! К сожалению, Валя безумна. Я очень испугалась, когда Лялечка о ее приходе сообщила. Ну и денек сегодня! Ладно, побегу назад. Прямо ноги подкашиваются, так и инфаркт заработать недолго.
– Бабулечка, прости, – захныкала Ляля.
– Тебя никто не винит, – все еще тяжело дыша, ответила Зоя Владимировна.
– Зря тебя потревожила, – зарыдала девочка.
– Успокойся, ты ничего плохого не совершила, – недовольным тоном прервала внучку пожилая дама.
– Вот! – взвизгнула вдруг Ляля. – Я хочу как лучше, а получаюсь гадиной! Я самая плохая! Тупая! Меня никто не любит! У меня нет друзей! Как ни стараюсь, ничего не выходит! Пойду повешусь!
Громко плача, Ляля убежала, а Зоя Владимировна покачала головой.
– Трудный возраст… Не принимайте близко к сердцу, Ляля замечательная девочка, но в последнее время подвержена резкой смене настроения – то смеется, то слезы льет. Гормональный всплеск!
– Трудно ребенку превращаться во взрослого человека, – подхватила я, – сама в пятнадцать лет была невыносима.
– Лялечке пришлось много горя пережить, – с жалостью произнесла Зоя Владимировна. – Смерть матери – тяжелейший стресс. Ну да ладно, со всем справимся. Детей вырастим, на ноги поставим, выучим, выкормим, воспитаем из них хороших людей. Вас Валентина не напугала?
– Немножко, – улыбнулась я, – хотя, когда она про миллион долларов компенсации за смерть Зины потребовала, я сообразила, что по ней явно психушка плачет.
– О-хо-хо, грехи наши тяжкие, – выдохнула Зоя Владимировна, поднимаясь. – Ладно, полечу обратно на ученый совет. Не пускайте в дом посторонних.
– Надо починить домофон, – предложила я.
– Верная мысль, – одобрила хозяйка. – Надеюсь, сегодня Валентина более не придет.
– Она дала вам неделю на то, чтобы собрать запрошенную сумму, – засмеялась я.
– Вот спасибо, – усмехнулась Звонарева, – прямо сейчас велю своему банкиру купюры отсчитывать. Ну что с психопатки взять!
– Еще она просила передать: мишки спрятаны.
– Кто? – изумилась мать актрисы.
– Мишки, – повторила я.
– Какие? – спросила Зоя Владимировна. – О чем вообще речь?
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Валентина произнесла такую фразу: «Мишки спрятаны».
Зоя Владимировна начала застегивать элегантное кашемировое пальто.
– Одному господу известно, что у сумасшедшей в голове. Мишки, говорите? Дочери поклонники часто дарили плюшевые игрушки, может, это какой-то из них? После кончины Эдиты я ее вещи не трогала. Мишки… Жаль Валю, страшно потерять ребенка, я ее понимаю, как никто другой, сама дочери лишилась. Но у меня остались внуки, а у Вали никого. Вот где горе, тут недолго и ум потерять…
Глава 6
Глава 7
Вот тут мне окончательно стало ясно: у Валентины беда с головой. Надо осторожно избавиться от сумасшедшей, психи легко впадают в агрессию, и они, как правило, обладают большой физической силой.
– Валечка, – ласково пропела я, – ну подумайте спокойно и поймете: ни Зоя Владимировна, ни ребята не виноваты в произошедшем. У вас горе, сочувствую от всей души, но семья Звонаревых тут ни при чем.
– Зину заразили! – попугаем повторяла незваная гостья.
Я попыталась воззвать к ее разуму.
– Пневмония не передается от больного к здоровому.
– А вот передалась! – стояла на своем безумная.
– Это абсолютно невозможно, – пробормотала я, – нонсенс.
– Раз я говорю «да», значит, да! – затопала ногами Валентина.
Я тут же включила заднюю скорость.
– Хорошо, хорошо! Вы, безусловно, правы. Зина подцепила болезнь от Эдиты. И что?
– Как что? – вскочила Валентина. – Дочь умерла, они обязаны мне заплатить!
Я изобразила сочувствие.
– Милая, сядьте…
Гостья неожиданно послушалась, и я, вдохновленная этим, продолжила:
– Ни один суд не накажет Зою Владимировну и тем более ее внучат. Разве можно посадить в тюрьму того, кто передал вам инфекцию? Зину жаль и…
– Вообще-то неудачная девчонка была, – отмахнулась Валя, – тупая, гордиться матери нечем. Но теперь я могу компенсацию за ущерб получить.
От столь откровенно алчного заявления я растерялась. В тот момент у Валентины в сумке зазвенел мобильный. Жадная баба приложила трубку к уху.
– Ну? А? Лады, через полчаса.
Валентина встала и ткнула мне в грудь пальцем.
– Слушай! Говорить красиво я не умею, но мозгами щелкаю быстро. Зинка была дура, да хорошо видела и мне про все рассказывала. Я много чего интересного знаю! Передай Зойке – с нее миллион долларов. Наличкой! Если через неделю не привезет… да, если не привезет, будет плохо. А сама уходи отсюда. И поживей. Запомнила?
– Да, конечно, – кивнула я и заверила психопатку: – Не волнуйтесь, выполню ваше поручение.
– И еще… – обернулась на пороге Валентина. – скажи суке Звонаревой: мишки спрятаны. Я долго не хотела этого сообщать, но, видно, пришла пора открыть карты.
Я удивилась:
– Кто?
– Мишки! – повторила ненормальная.
– Какие мишки? – уточнила я.
– Она поймет, не сомневайся! – загадочно улыбнулась Валентина.
Я довела безумную до выхода, выставила ее на лестницу и заперла дверь. А через пару минут опять раздался звонок.
В прихожую мы с Лялей вбежали вместе.
– Не открывай, – остановила я девочку. – Нельзя впускать в квартиру абы кого. Странно, что у вас нет видеофона.
– Он сломался, – сообщила Ляля.
– Отойди! – приказала я. Затем спросила, повернувшись к двери: – Кто там?
– Это я, – ответил голос Звонаревой, – ключи впопыхах забыла.
– Вы уже вернулись? – поразилась я, впуская хозяйку в дом.
– Ляля мне на работу позвонила, – отдуваясь, сообщила Зоя Владимировна, – да сразу с совета сбежать не удалось. Где Валентина?
– Ушла, – успокоила я Звонареву, – только что.
Пожилая дама села на стул.
– Фу… Слава богу! К сожалению, Валя безумна. Я очень испугалась, когда Лялечка о ее приходе сообщила. Ну и денек сегодня! Ладно, побегу назад. Прямо ноги подкашиваются, так и инфаркт заработать недолго.
– Бабулечка, прости, – захныкала Ляля.
– Тебя никто не винит, – все еще тяжело дыша, ответила Зоя Владимировна.
– Зря тебя потревожила, – зарыдала девочка.
– Успокойся, ты ничего плохого не совершила, – недовольным тоном прервала внучку пожилая дама.
– Вот! – взвизгнула вдруг Ляля. – Я хочу как лучше, а получаюсь гадиной! Я самая плохая! Тупая! Меня никто не любит! У меня нет друзей! Как ни стараюсь, ничего не выходит! Пойду повешусь!
Громко плача, Ляля убежала, а Зоя Владимировна покачала головой.
– Трудный возраст… Не принимайте близко к сердцу, Ляля замечательная девочка, но в последнее время подвержена резкой смене настроения – то смеется, то слезы льет. Гормональный всплеск!
– Трудно ребенку превращаться во взрослого человека, – подхватила я, – сама в пятнадцать лет была невыносима.
– Лялечке пришлось много горя пережить, – с жалостью произнесла Зоя Владимировна. – Смерть матери – тяжелейший стресс. Ну да ладно, со всем справимся. Детей вырастим, на ноги поставим, выучим, выкормим, воспитаем из них хороших людей. Вас Валентина не напугала?
– Немножко, – улыбнулась я, – хотя, когда она про миллион долларов компенсации за смерть Зины потребовала, я сообразила, что по ней явно психушка плачет.
– О-хо-хо, грехи наши тяжкие, – выдохнула Зоя Владимировна, поднимаясь. – Ладно, полечу обратно на ученый совет. Не пускайте в дом посторонних.
– Надо починить домофон, – предложила я.
– Верная мысль, – одобрила хозяйка. – Надеюсь, сегодня Валентина более не придет.
– Она дала вам неделю на то, чтобы собрать запрошенную сумму, – засмеялась я.
– Вот спасибо, – усмехнулась Звонарева, – прямо сейчас велю своему банкиру купюры отсчитывать. Ну что с психопатки взять!
– Еще она просила передать: мишки спрятаны.
– Кто? – изумилась мать актрисы.
– Мишки, – повторила я.
– Какие? – спросила Зоя Владимировна. – О чем вообще речь?
Я пожала плечами:
– Понятия не имею. Валентина произнесла такую фразу: «Мишки спрятаны».
Зоя Владимировна начала застегивать элегантное кашемировое пальто.
– Одному господу известно, что у сумасшедшей в голове. Мишки, говорите? Дочери поклонники часто дарили плюшевые игрушки, может, это какой-то из них? После кончины Эдиты я ее вещи не трогала. Мишки… Жаль Валю, страшно потерять ребенка, я ее понимаю, как никто другой, сама дочери лишилась. Но у меня остались внуки, а у Вали никого. Вот где горе, тут недолго и ум потерять…
Глава 6
Я тщательно заперла дверь за хозяйкой, потом, совершив прогулку по коридорам, поскреблась в комнату к Ляле.
– Нельзя! – сердито крикнула девочка.
– Хорошо, не буду входить, – мирно ответила я. – Хочешь какао?
– Терпеть его ненавижу, – со слезами в голосе ответила Ляля. – Отстаньте! Я уроки делаю, реферат пишу по истории. Не лезьте!
Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я решила не трогать девочку и отправилась в кухню, где обнаружила Веню, сосредоточенно потирающего нос.
– Ты упал? – испугалась я.
– Нет, споткнулся и стукнулся о плиту, – удрученно сообщил мальчик.
Я удивилась.
– Нелегко зацепиться за абсолютно ровную поверхность.
– Мне тапки велики, – пояснил Веня, – я шагнул, левая соскочила, хотел ее подцепить, ну и блямкнулся. Хорошо горелки не горячие.
– Хоть в чем-то тебе повезло, – вздохнула я, прикидывая, как разобрать бардак на столешнице и что из груды предметов может иметь отношение к смерти Эдиты. Начинать с кухни будет, наверное, неправильно, нужно найти комнату актрисы и там порыться. Однако мне до сих пор непонятно, что следует искать.
– Бабушка забыла, – вдруг сказал Веня.
– Ты о чем? – вынырнула я из размышлений.
Мальчик поднял сломанную руку.
– Доктор сегодня велел гипс снять, а баба Зоя запамятовала. Теперь она уже со мной в больницу не пойдет. Завтра тоже не получится, потому что она занята.
Мне стало жаль невезунчика.
– Ты знаешь, где находится травмпункт?
– Совсем рядом, – пояснил мальчик, – через дорогу перейти. Сам бы мог сбегать, но детей без взрослых врач не принимает. Я его хорошо знаю, он мне лоб зашивал, палец вправлял, шею воротником фиксировал.
– Одевайся, – приказала я, – отведу тебя к доктору.
– Здорово! – обрадовался Веня. – А то мне вторая рука очень нужна и спать неудобно. Вы не волнуйтесь, там быстро, тюкнут молоточком – и готово. Я уже третий гипс снимаю, знаю, как все делается.
– Отлично. Ну тогда поторопись, – велела я, резко повернула голову и вздрогнула от острой боли.
– В ухе стреляет? – с состраданием поинтересовался мальчик, вытаскивая из груды шмоток, наваленных на диванчике, темно-синие штаны из непромокаемой ткани.
– Словно гвоздь в голову вбивают, – пожаловалась я.
Веня живо влез в брючки и подошел к одному из цветочных горшков, стоявших на подоконнике, оторвал круглый зеленый лист, помял его и скомандовал:
– Дайте-ка мне ваше ухо…
Я присела и наклонила голову, нос уловил резкий аромат.
– Готово, через час про болезнь забудете, – довольно сказал мальчик, – теперь надо шапочку надеть, чтобы не надуло.
– У меня платок, – ответила я. – Видишь?
– Не пойдет, он дырчатый.
– Это так называемое шерстяное кружево, – снисходительно пояснила я. – Смотрится несерьезно, но на самом деле является самой теплой вещью на свете.
– Не годится, – уперся Веня. – Бабушка четко объяснила: жамкаешь листик, утрамбовываешь в ухе, потом шапку натягиваешь, плотную. Иначе хуже станет! Вам сейчас лучше?
– Вроде, – признала я. – Тепло пошло, мурашки бегают, и боль отпускает.
– Что я говорил? – обрадовался Веня. – Баба Зоя в травах разбирается, все про лекарства знает и сама их придумывает. Ща найду, что на голову нацепить.
Он снова порылся в груде вещей на диванчике.
– Во! – торжествующе воскликнул мальчик и потряс странным изделием, которое сначала показалось мне трупиком облысевшей кошки, скончавшейся от глубокой старости, но потом я заметила две тесемочки.
– Ушанка!
– Ага, – подтвердил Веня. – Натягивайте и побежали.
Перспектива щеголять в чужом головном уборе меня вовсе не привлекла, но ноющее с самого утра ухо неожиданно успокоилось. Похоже, таинственное растение мгновенно подействовало на отит самым положительным образом, и нужно послушать Веню, а не рисковать здоровьем, щеголяя в красивом платке.
– Чья шапчонка-то? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Не знаю, – пожал плечами паренек, – она тут уже год лежит, никто о ней не спрашивает.
Через десять минут мы с Веней стояли на переходе, ожидая, когда красный сигнал светофора сменится на зеленый. Погода испортилась, поднялся порывистый холодный ветер, который пригнал плотные темно-серые тучи. Мальчик оказался прав: мне с больным ухом было гораздо уютнее в пусть старой и некрасивой, но меховой шапке, чем в платке-«паутинке».
Толпа пешеходов ринулась через проезжую часть, мы с Веней слегка замешкались и оказались замыкающими в процессии. Когда мы ступили на противоположный тротуар, очередной резкий и сильный порыв ветра сорвал с меня великоватый треух. От неожиданности я вскрикнула и тут же ощутила, как ледяные пальцы холода сжали мои уши.
Веня, не говоря ни слова, кинулся на середину мостовой, по которой набирающий силу ураган гнал треух из облезлого меха. Я обернулась и от ужаса потеряла дар речи.
Для пешеходов горел красный сигнал, потоки машин летели по дороге, а Веня, словно преследуемый лисой заяц, метался между иномарками, его голова в темно-синей беретке скакала, как мячик, вверх-вниз. Шоферы были недовольны присутствием на трассе мальчика, кое-кто нажимал на клаксон, кое-кто высовывался в окно и грозил парнишке кулаком.
– Стой на месте! – заорала я, когда паралич отпустил голосовые связки. – Не шевелись!
Но Веня, очевидно, не услышал мой вопль, резко подался влево и очутился прямо перед громадным трейлером. Наверное, шофер фуры всем своим весом навалился на тормоза. Послышался визг шин и глухой удар. Следовавшая за многотонной махиной «десятка» врезалась грузовику в зад. Я раскрыла рот. И тут «Тойота», ехавшая за «Жигулями», незамедлительно вломилась шедевру отечественного автопрома в бампер. Бумс! К «Тойоте» прилипла «Шкода», а через секунду к ним прибавились «Волга», серебристый внедорожник и автобус, набитый гастарбайтерами. Не успела я опомниться, как в «Икарус» врезалось маршрутное такси, а его тюкнула синяя «Мазда». Все произошло мгновенно, я только успела моргнуть пару раз, не больше!
Движение замерло. На встречной полосе из черного «Лэндкрузера» выскочила женщина в норковом полушубке и истерически заголосила:
– Ребенка сшибли! Его фура раздавила! Помогите! Люди!!!
Я приросла ногами к асфальту, разом потеряв способность шевелиться и говорить. Дорога встала намертво, из автомобилей начали выбираться водители и пассажиры, основная масса из них кинулась к фуре, шофер которой, схватившись руками за голову, привалился к колесу.
Над толпой носились крики:
– Доставайте из-под машины ребенка!
– Не трогайте, может, у него позвоночник сломан!
– Вызовите «Скорую»!
– Не вижу парня!
– Лезь дальше!
– Его небось в другой ряд откинуло!
– Эй, тут капли крови!
У меня перед глазами запрыгали черные мухи, лоб будто стянуло ремнем, в горле образовался тугой ком, ноги подогнулись, и я опустилась на бордюр тротуара. Веня попал под грузовик! Есть ли у мальчика хоть крошечный шанс остаться в живых?
Внезапно мне на голову надели шапку, и звонкий голос сказал:
– Нельзя на холодном сидеть!
Я обернулась и прошептала:
– Веня! Ты здесь?
– А где мне быть? – заморгал он. – Вот, ушанку принес. Вставайте с тротуара! Он грязный. И простудиться можно!
Я ощупала тело мальчика.
– Господи! Трейлер тебя не задел?
– Не-а, – подтвердил Веня, – я шлепнулся и у него между колес закатился.
– Почему кровь на щеке? – опять испугалась я.
– Зуб выбил, – весело пояснил мастер спорта по неприятностям. – Очень здоровски вышло, он давно шатался и болел. Теперь к дантисту не надо идти. Круто!
– Жив! Цел! Невредим! – ликовала я.
– Тетя Таня, не шумите, – прошептал Веня. – Бежим отсюда!
– Извини, ноги трясутся, – призналась я.
– Лучше нам смыться, – озабоченно сказал паренек. – Я когда из-под фуры выползал, видел, сколько машин побилось. А у бабы Зои нету денег на оплату ремонта.
Я нежно погладила мальчика по голове.
– Приятно, что ты волнуешься о Зое Владимировне, но ей никто претензий не предъявит.
Веня схватил меня за руку.
– Вы не понимаете. Водитель затормозил, когда я упал, а потом в грузовик десять или больше машин врезалось. И получается, что из-за меня все началось!
Я ойкнула, стиснула ладошку своего маленького спутника, и мы оба со скоростью быстроногих оленей кинулись в глубь квартала серых блочных домов.
– Дай честное слово, что больше никогда не будешь скакать безумным зайцем в потоке машин! – с трудом отдышавшись, потребовала я, когда мы вошли в вестибюль больницы и свернули в коридорчик, где располагалась детская травматология.
Веня кивнул. И в то же мгновение, задев боком здоровенную никелированную урну, стал заваливаться на бок. Я успела подхватить невезучее создание и сердито выговорила:
– Когда идешь, смотри под ноги!
– Зырю во все гляделки, – надулся Веня.
– Тогда почему ты налетел на мусорницу? – не удержалась я от замечания.
– Не заметил ее, – закручинился мальчик.
Я хотела сказать, что круглая бандура в два раза его шире, но промолчала.
Когда Веню вызвали в кабинет к врачу, я слегка расслабилась, вынула мобильный и позвонила Коробкову.
– Привет, сладкоголосый пряничек! – донеслось из трубки.
– Боюсь лишить тебя иллюзий, но пряник не способен беседовать, – остановила я не в меру развеселившегося Димона.
– Никакой фантазии у тебя нет, – грустно отметил хакер.
– Обратимся к работе.
– О! Йес, босс! – заорал Коробок. – Пионер, всем ребятам пример!
– Прекрати, – прошипела я.
Но компьютерщика понесло:
– Знаешь, чем отличается пионер от котлеты? Дети в галстуках всегда готовы. Помнишь девиз? «Будь готов! Всегда готов, как Гагарин и Титов». Имеется в виду, конечно, Герман Титов, космонавт, а не нынешний футболист.
– Сию же секунду замолчи! – потребовала я.
– Хорошо, мой пупсик! – промурлыкал Димон.
– Перестань! – рявкнула я.
– Борись со вздорностью в характере, – посоветовал Коробок. – Начинаю официальный разговор – тебе не нравится, шучу – ты злишься. Сходи к врачу, проверь щи… бр-бр-мр-ку…
– Что проверить? – переспросила я. – Не расслышала.
– Ухо! – гаркнули из трубки.
– Сейчас оно не болит, но появилось ощущение, будто внутри кто-то ползает и царапается маленькими лапками, – пожаловалась я.
– Ерундовина, – сдавленным голосом сказал компьютерщик. – Ты разве к ним еще не привыкла?
Меня охватило удивление:
– К кому?
– К тем, кто лапками в голове скребет.
– Нет, – поразилась я. – А кто они?
– Тараканы, – невозмутимо заявил Димон. – У многих в мозгу эти насекомые гнезда вьют. Твоим, наверное, тесно стало, вот в уши и полезли.
– Дурак, – обиделась я.
– Только не пшикай на башку дихлофосом, – заржал Коробков.
– Все, теперь давай о работе, – каменным тоном возвестила я. – Не нарыл ли чего?
– По какому делу? – посерьезнел хакер.
– У тебя их несколько?
– Три. А что? – уточнил Димон.
– Я занимаюсь только Звонаревой.
– Знаю. И чего?
– Пока вообще ничего, – грустно призналась я. – Похоже, Эдита была замечательной женщиной. Во всяком случае, для своих. Дочь Ляля ее обожала, приемный сын тоже, мама в актрисе души не чаяла. И я абсолютно не понимаю, что искать в квартире покойной…
Внезапно из кабинета врача раздались грохот, звон и вопль. Забыв попрощаться с хакером, я сунула телефон в карман, бросилась к двери, дернула за ручку и увидела Веню, который сидел на странной У-образной конструкции. Две фигуры в белых халатах наклонились над мальчиком, который жалобно твердил:
– Вау! Вау! Вау!
– Неужели нельзя уколоть обезболивающее, если проводите болезненные манипуляции? – налетела я на медиков. – Или боитесь, что я вам не заплачу? Как не стыдно мучить малыша!
– Спокойно, мамаша, – пробурчал врач, выпрямляясь, – вашему сыну только гипс снять предстояло.
– Я тоже так считала, – не сбавила я тон, – всех дел лишь молоточком постучать…
– У нас в первый раз такой случай, – заморгала медсестра, – надо завотделением сообщить.
– Вау! Вау! – не успокаивался Веня.
– Тут одним Иваном Сергеевичем не обойтись, – прищелкнул языком врач, – до главврача все равно дойдет.
– Ой, мамочки! – закатила глаза медсестра. – Может, все-таки своими силами обойдемся, а, Андрей Петрович?
– Нет, Маша, – отрезал травматолог, – не тот случай. Пусть и не хочется, а Олега Семеновича необходимо в курс ввести.
– Вот беда! – чуть не зарыдала Маша. – Такой хороший, симпатичный, только появился – и ему каюк! Разве это справедливо? Сколько вокруг старых, на ладан дышат, и ничего, скрипят, не разваливаются. А здесь… Вот не повезло!
– Нельзя! – сердито крикнула девочка.
– Хорошо, не буду входить, – мирно ответила я. – Хочешь какао?
– Терпеть его ненавижу, – со слезами в голосе ответила Ляля. – Отстаньте! Я уроки делаю, реферат пишу по истории. Не лезьте!
Понимая, что у нее сейчас начнется истерика, я решила не трогать девочку и отправилась в кухню, где обнаружила Веню, сосредоточенно потирающего нос.
– Ты упал? – испугалась я.
– Нет, споткнулся и стукнулся о плиту, – удрученно сообщил мальчик.
Я удивилась.
– Нелегко зацепиться за абсолютно ровную поверхность.
– Мне тапки велики, – пояснил Веня, – я шагнул, левая соскочила, хотел ее подцепить, ну и блямкнулся. Хорошо горелки не горячие.
– Хоть в чем-то тебе повезло, – вздохнула я, прикидывая, как разобрать бардак на столешнице и что из груды предметов может иметь отношение к смерти Эдиты. Начинать с кухни будет, наверное, неправильно, нужно найти комнату актрисы и там порыться. Однако мне до сих пор непонятно, что следует искать.
– Бабушка забыла, – вдруг сказал Веня.
– Ты о чем? – вынырнула я из размышлений.
Мальчик поднял сломанную руку.
– Доктор сегодня велел гипс снять, а баба Зоя запамятовала. Теперь она уже со мной в больницу не пойдет. Завтра тоже не получится, потому что она занята.
Мне стало жаль невезунчика.
– Ты знаешь, где находится травмпункт?
– Совсем рядом, – пояснил мальчик, – через дорогу перейти. Сам бы мог сбегать, но детей без взрослых врач не принимает. Я его хорошо знаю, он мне лоб зашивал, палец вправлял, шею воротником фиксировал.
– Одевайся, – приказала я, – отведу тебя к доктору.
– Здорово! – обрадовался Веня. – А то мне вторая рука очень нужна и спать неудобно. Вы не волнуйтесь, там быстро, тюкнут молоточком – и готово. Я уже третий гипс снимаю, знаю, как все делается.
– Отлично. Ну тогда поторопись, – велела я, резко повернула голову и вздрогнула от острой боли.
– В ухе стреляет? – с состраданием поинтересовался мальчик, вытаскивая из груды шмоток, наваленных на диванчике, темно-синие штаны из непромокаемой ткани.
– Словно гвоздь в голову вбивают, – пожаловалась я.
Веня живо влез в брючки и подошел к одному из цветочных горшков, стоявших на подоконнике, оторвал круглый зеленый лист, помял его и скомандовал:
– Дайте-ка мне ваше ухо…
Я присела и наклонила голову, нос уловил резкий аромат.
– Готово, через час про болезнь забудете, – довольно сказал мальчик, – теперь надо шапочку надеть, чтобы не надуло.
– У меня платок, – ответила я. – Видишь?
– Не пойдет, он дырчатый.
– Это так называемое шерстяное кружево, – снисходительно пояснила я. – Смотрится несерьезно, но на самом деле является самой теплой вещью на свете.
– Не годится, – уперся Веня. – Бабушка четко объяснила: жамкаешь листик, утрамбовываешь в ухе, потом шапку натягиваешь, плотную. Иначе хуже станет! Вам сейчас лучше?
– Вроде, – признала я. – Тепло пошло, мурашки бегают, и боль отпускает.
– Что я говорил? – обрадовался Веня. – Баба Зоя в травах разбирается, все про лекарства знает и сама их придумывает. Ща найду, что на голову нацепить.
Он снова порылся в груде вещей на диванчике.
– Во! – торжествующе воскликнул мальчик и потряс странным изделием, которое сначала показалось мне трупиком облысевшей кошки, скончавшейся от глубокой старости, но потом я заметила две тесемочки.
– Ушанка!
– Ага, – подтвердил Веня. – Натягивайте и побежали.
Перспектива щеголять в чужом головном уборе меня вовсе не привлекла, но ноющее с самого утра ухо неожиданно успокоилось. Похоже, таинственное растение мгновенно подействовало на отит самым положительным образом, и нужно послушать Веню, а не рисковать здоровьем, щеголяя в красивом платке.
– Чья шапчонка-то? – на всякий случай поинтересовалась я.
– Не знаю, – пожал плечами паренек, – она тут уже год лежит, никто о ней не спрашивает.
Через десять минут мы с Веней стояли на переходе, ожидая, когда красный сигнал светофора сменится на зеленый. Погода испортилась, поднялся порывистый холодный ветер, который пригнал плотные темно-серые тучи. Мальчик оказался прав: мне с больным ухом было гораздо уютнее в пусть старой и некрасивой, но меховой шапке, чем в платке-«паутинке».
Толпа пешеходов ринулась через проезжую часть, мы с Веней слегка замешкались и оказались замыкающими в процессии. Когда мы ступили на противоположный тротуар, очередной резкий и сильный порыв ветра сорвал с меня великоватый треух. От неожиданности я вскрикнула и тут же ощутила, как ледяные пальцы холода сжали мои уши.
Веня, не говоря ни слова, кинулся на середину мостовой, по которой набирающий силу ураган гнал треух из облезлого меха. Я обернулась и от ужаса потеряла дар речи.
Для пешеходов горел красный сигнал, потоки машин летели по дороге, а Веня, словно преследуемый лисой заяц, метался между иномарками, его голова в темно-синей беретке скакала, как мячик, вверх-вниз. Шоферы были недовольны присутствием на трассе мальчика, кое-кто нажимал на клаксон, кое-кто высовывался в окно и грозил парнишке кулаком.
– Стой на месте! – заорала я, когда паралич отпустил голосовые связки. – Не шевелись!
Но Веня, очевидно, не услышал мой вопль, резко подался влево и очутился прямо перед громадным трейлером. Наверное, шофер фуры всем своим весом навалился на тормоза. Послышался визг шин и глухой удар. Следовавшая за многотонной махиной «десятка» врезалась грузовику в зад. Я раскрыла рот. И тут «Тойота», ехавшая за «Жигулями», незамедлительно вломилась шедевру отечественного автопрома в бампер. Бумс! К «Тойоте» прилипла «Шкода», а через секунду к ним прибавились «Волга», серебристый внедорожник и автобус, набитый гастарбайтерами. Не успела я опомниться, как в «Икарус» врезалось маршрутное такси, а его тюкнула синяя «Мазда». Все произошло мгновенно, я только успела моргнуть пару раз, не больше!
Движение замерло. На встречной полосе из черного «Лэндкрузера» выскочила женщина в норковом полушубке и истерически заголосила:
– Ребенка сшибли! Его фура раздавила! Помогите! Люди!!!
Я приросла ногами к асфальту, разом потеряв способность шевелиться и говорить. Дорога встала намертво, из автомобилей начали выбираться водители и пассажиры, основная масса из них кинулась к фуре, шофер которой, схватившись руками за голову, привалился к колесу.
Над толпой носились крики:
– Доставайте из-под машины ребенка!
– Не трогайте, может, у него позвоночник сломан!
– Вызовите «Скорую»!
– Не вижу парня!
– Лезь дальше!
– Его небось в другой ряд откинуло!
– Эй, тут капли крови!
У меня перед глазами запрыгали черные мухи, лоб будто стянуло ремнем, в горле образовался тугой ком, ноги подогнулись, и я опустилась на бордюр тротуара. Веня попал под грузовик! Есть ли у мальчика хоть крошечный шанс остаться в живых?
Внезапно мне на голову надели шапку, и звонкий голос сказал:
– Нельзя на холодном сидеть!
Я обернулась и прошептала:
– Веня! Ты здесь?
– А где мне быть? – заморгал он. – Вот, ушанку принес. Вставайте с тротуара! Он грязный. И простудиться можно!
Я ощупала тело мальчика.
– Господи! Трейлер тебя не задел?
– Не-а, – подтвердил Веня, – я шлепнулся и у него между колес закатился.
– Почему кровь на щеке? – опять испугалась я.
– Зуб выбил, – весело пояснил мастер спорта по неприятностям. – Очень здоровски вышло, он давно шатался и болел. Теперь к дантисту не надо идти. Круто!
– Жив! Цел! Невредим! – ликовала я.
– Тетя Таня, не шумите, – прошептал Веня. – Бежим отсюда!
– Извини, ноги трясутся, – призналась я.
– Лучше нам смыться, – озабоченно сказал паренек. – Я когда из-под фуры выползал, видел, сколько машин побилось. А у бабы Зои нету денег на оплату ремонта.
Я нежно погладила мальчика по голове.
– Приятно, что ты волнуешься о Зое Владимировне, но ей никто претензий не предъявит.
Веня схватил меня за руку.
– Вы не понимаете. Водитель затормозил, когда я упал, а потом в грузовик десять или больше машин врезалось. И получается, что из-за меня все началось!
Я ойкнула, стиснула ладошку своего маленького спутника, и мы оба со скоростью быстроногих оленей кинулись в глубь квартала серых блочных домов.
– Дай честное слово, что больше никогда не будешь скакать безумным зайцем в потоке машин! – с трудом отдышавшись, потребовала я, когда мы вошли в вестибюль больницы и свернули в коридорчик, где располагалась детская травматология.
Веня кивнул. И в то же мгновение, задев боком здоровенную никелированную урну, стал заваливаться на бок. Я успела подхватить невезучее создание и сердито выговорила:
– Когда идешь, смотри под ноги!
– Зырю во все гляделки, – надулся Веня.
– Тогда почему ты налетел на мусорницу? – не удержалась я от замечания.
– Не заметил ее, – закручинился мальчик.
Я хотела сказать, что круглая бандура в два раза его шире, но промолчала.
Когда Веню вызвали в кабинет к врачу, я слегка расслабилась, вынула мобильный и позвонила Коробкову.
– Привет, сладкоголосый пряничек! – донеслось из трубки.
– Боюсь лишить тебя иллюзий, но пряник не способен беседовать, – остановила я не в меру развеселившегося Димона.
– Никакой фантазии у тебя нет, – грустно отметил хакер.
– Обратимся к работе.
– О! Йес, босс! – заорал Коробок. – Пионер, всем ребятам пример!
– Прекрати, – прошипела я.
Но компьютерщика понесло:
– Знаешь, чем отличается пионер от котлеты? Дети в галстуках всегда готовы. Помнишь девиз? «Будь готов! Всегда готов, как Гагарин и Титов». Имеется в виду, конечно, Герман Титов, космонавт, а не нынешний футболист.
– Сию же секунду замолчи! – потребовала я.
– Хорошо, мой пупсик! – промурлыкал Димон.
– Перестань! – рявкнула я.
– Борись со вздорностью в характере, – посоветовал Коробок. – Начинаю официальный разговор – тебе не нравится, шучу – ты злишься. Сходи к врачу, проверь щи… бр-бр-мр-ку…
– Что проверить? – переспросила я. – Не расслышала.
– Ухо! – гаркнули из трубки.
– Сейчас оно не болит, но появилось ощущение, будто внутри кто-то ползает и царапается маленькими лапками, – пожаловалась я.
– Ерундовина, – сдавленным голосом сказал компьютерщик. – Ты разве к ним еще не привыкла?
Меня охватило удивление:
– К кому?
– К тем, кто лапками в голове скребет.
– Нет, – поразилась я. – А кто они?
– Тараканы, – невозмутимо заявил Димон. – У многих в мозгу эти насекомые гнезда вьют. Твоим, наверное, тесно стало, вот в уши и полезли.
– Дурак, – обиделась я.
– Только не пшикай на башку дихлофосом, – заржал Коробков.
– Все, теперь давай о работе, – каменным тоном возвестила я. – Не нарыл ли чего?
– По какому делу? – посерьезнел хакер.
– У тебя их несколько?
– Три. А что? – уточнил Димон.
– Я занимаюсь только Звонаревой.
– Знаю. И чего?
– Пока вообще ничего, – грустно призналась я. – Похоже, Эдита была замечательной женщиной. Во всяком случае, для своих. Дочь Ляля ее обожала, приемный сын тоже, мама в актрисе души не чаяла. И я абсолютно не понимаю, что искать в квартире покойной…
Внезапно из кабинета врача раздались грохот, звон и вопль. Забыв попрощаться с хакером, я сунула телефон в карман, бросилась к двери, дернула за ручку и увидела Веню, который сидел на странной У-образной конструкции. Две фигуры в белых халатах наклонились над мальчиком, который жалобно твердил:
– Вау! Вау! Вау!
– Неужели нельзя уколоть обезболивающее, если проводите болезненные манипуляции? – налетела я на медиков. – Или боитесь, что я вам не заплачу? Как не стыдно мучить малыша!
– Спокойно, мамаша, – пробурчал врач, выпрямляясь, – вашему сыну только гипс снять предстояло.
– Я тоже так считала, – не сбавила я тон, – всех дел лишь молоточком постучать…
– У нас в первый раз такой случай, – заморгала медсестра, – надо завотделением сообщить.
– Вау! Вау! – не успокаивался Веня.
– Тут одним Иваном Сергеевичем не обойтись, – прищелкнул языком врач, – до главврача все равно дойдет.
– Ой, мамочки! – закатила глаза медсестра. – Может, все-таки своими силами обойдемся, а, Андрей Петрович?
– Нет, Маша, – отрезал травматолог, – не тот случай. Пусть и не хочется, а Олега Семеновича необходимо в курс ввести.
– Вот беда! – чуть не зарыдала Маша. – Такой хороший, симпатичный, только появился – и ему каюк! Разве это справедливо? Сколько вокруг старых, на ладан дышат, и ничего, скрипят, не разваливаются. А здесь… Вот не повезло!
Глава 7
Я рухнула на круглую табуретку и прошептала:
– Что с мальчиком?
– Совсем умер, – кручинилась Маша.
– Вау! Вау! – ныл Веня. Если честно, он мало походил на смертельно больного ребенка и уж тем более на умершего, но ведь врачи лучше меня, бездетной женщины, разбираются в недугах малышей.
– Вы хотите госпитализировать мальчика? – спросила я. – Сейчас попробую найти его бабушку.
– Хоть кого зовите, не поможет, – стонала Маша. – Нас накажут, премии лишат! Вот ведь не повезло… Я рассчитывала новый телевизор купить, а из-за этого случая ничего не выйдет. Точно премии лишат!
– Неужели вам не стыдно? – вскипела я. – Ведете откровенный разговор при мальчике, он же все слышит.
– Подумаешь! – фыркнула Маша. – Мы его знаем. Два раза в неделю приходит, наказание, а не ребенок.
– И поэтому вы решили ему в лицо сообщить о скорой смерти? Зовите сюда главврача! – раскипятилась я.
– При чем здесь летальный исход? – устало вздохнул Андрей Петрович. – Гипс мы вашему мальчику сняли. Прощайте. Уходите скорей. И постарайтесь не возвращаться!
Я вскочила на ноги.
– Минуточку, а кого вы сейчас на все лады жалели?
Травматолог махнул рукой и вышел из кабинета.
– Расстроился, бедненький… – сочувственно сказала Маша. – Понимаете, стол у нас сломался. Видите, на полу лежит?
Я пригляделась и поняла, что У-образная конструкция представляет собой сложенный под углом стол, а в углублении сидит Веня.
– Новый совсем, – плаксиво продолжала медсестра, – только купили. Андрей Петрович его еле-еле у главврача выпросил, и вот… полюбуйтесь! Два дня радовались, а сегодня Веня пришел. Тридцать три несчастья, а не парень! Сел – и конец столу! Уходите, пока главный не припер, тут сейчас атомная война начнется.
Я схватила парнишку в охапку, натянула на него куртку, выбежала с ним во двор, поставила на мостовую и строго сказала:
– Десяток разбитых машин и поломанный стол. На сегодня подвигов хватит!
– Я не виноват, – затараторил мальчик, – грузовик сам затормозил, его никто не просил. А со столом вообще глупо вышло. Мне велели на него залезть…
– Дальше! – прошипела я.
– Я сел на клеенку…
– Дальше! – сквозь зубы процедила я, понимая, что совершенно не желаю обзаводиться когда-либо потомством.
– Я чихнул! – коротко сообщил Веня. – Вот так: апчхи…
– Дальше! – твердила я.
– Все.
– Что все? – не поняла я.
– Стол и развалился, – сообщил невезунчик.
– Значит, так… – я схватила его за руку. – Сейчас мы идем домой, ты держишься рядом, молча, внимательно смотришь под ноги, не кашляешь, не чихаешь, не сморкаешься. Понял?
– Ага, – мрачно подтвердил Веня. – У вас мобильный орет.
Я вынула аппарат.
– Тебя интересует блог, в котором предсказывалась смерть Звонаревой? – безо всяких предисловий спросил Димон.
– Блог? – переспросила я. – Это кто?
Коробков издал протяжный стон.
– Понятно, мамо… Объясняю для неандертальцев: в Сети можно вести личный дневник, он называется блог.
– Зачем? – спросила я.
– Оригинальный вопрос! Чтобы записать свои мысли, рассказать о чувствах, сокровенных желаниях. Ты разве в юности не грешила сочинением стишков и не прятала от мамы общую тетрадь, где на закапанных слезами страницах писала «Обожаю Петю, а он со мною дружить не хочет»?
– Было дело, – засмеялась я, – до девятого класса я изливала душевные терзания на бумаге, потом перестала. Кстати, знаю одну женщину, которая ведет дневник всю свою жизнь.
– Раньше царапали ручкой по бумаге, а теперь пользуются Интернетом, – продолжал Димон. – Так вот, вернемся к нашим фламинго. Ты слушаешь?
– Очень внимательно, – подтвердила я.
Коробков откашлялся и выдал кучу интересной информации.
– С год-полтора назад в Сети появился блог некоего «Короля Мара». Скрывавшийся под этим ником тип сообщил о себе лишь общие сведения: ему около тридцати, рост примерно метр девяносто, блондин с голубыми глазами. Скорее всего, «Король Мар» работал в каком-то учреждении, он явно не принадлежал к рабочему классу и не занимался бизнесом. В отличие от некоторых блогеров парень не сочинял, что имеет трехэтажный особняк, «Бентли» и миллиардный счет в швейцарском банке, он вообще не упоминал о своем материальном положении, только в одном сообщении написал: «К сожалению, в наше время все смотрят тебе в кошелек и никому неинтересна твоя душа. Что делать тем, кто не хочет тупо зарабатывать бабло? Как поступить человеку, обладающему неким даром, который, с одной стороны, должен принести его обладателю миллионы, а с другой – не может быть использован им из-за моральных соображений? Я могу заработать состояние, но не желаю превращаться в одного из тех, кто продает свою душу. Полюбите меня бедным и некрасивым, а богатым меня всякая полюбит!» Блог «Короля Мара» вначале не пользовался особой популярностью, он не был тысячником…
– Кем? – перебила я Димона.
– В Интернете, как в реале, – объяснил Коробков, – есть свои звезды и изгои. Тысячники – это люди, чьи дневники читает и обсуждает большое количество народа.
– Подожди, разве дневник не интимная вещь? – удивилась я.
– Нет, запись выставлена на общее обозрение.
– Ничего себе! Я отлично помню, как в конце девятого класса противная Вера Черинкова вытащила из моего портфеля заветную тетрадку и пустила ее по рукам. Через день вся школа была в курсе моей любви к выпускнику Никите, и я чуть с собой от стыда не покончила!
– Современная молодежь более толстокожа, – загудел Коробков. – Она разрешает копаться в своем личном белье.
– Не верю! – Я решительно перебила Димона. – Никогда человек, если он душевно здоров, не разденется на улице!
– Э-хе-хе, барыня! Видели мы смутьянов мерзотных, кои ходют по улицам в пальто на голое тело, – заерничал Коробков. – Увидють девицу посмазливее и одежонку-то распахнут. Чистый срам! Неужто про этих анафем не слыхивала?
– Не об эксгибиционистах речь! Я говорю о нормальных мужчинах и женщинах, о тех, кто только дома позволяет себе обнажаться и физически, и морально. Ладно, я могу показать дневник одной близкой подруге, но выставить его в Интернет… Это уже лукавство, некая разновидность журналистики. Думаю, в блогах мало правды, авторам просто хочется покрасоваться перед остальными, вот они и привирают, – запальчиво сказала я.
Димон не стал спорить и просто ответил:
– Некоторые блоги пользуются успехом, а другие нет.
Я поинтересовалась:
– Почему?
– Что с мальчиком?
– Совсем умер, – кручинилась Маша.
– Вау! Вау! – ныл Веня. Если честно, он мало походил на смертельно больного ребенка и уж тем более на умершего, но ведь врачи лучше меня, бездетной женщины, разбираются в недугах малышей.
– Вы хотите госпитализировать мальчика? – спросила я. – Сейчас попробую найти его бабушку.
– Хоть кого зовите, не поможет, – стонала Маша. – Нас накажут, премии лишат! Вот ведь не повезло… Я рассчитывала новый телевизор купить, а из-за этого случая ничего не выйдет. Точно премии лишат!
– Неужели вам не стыдно? – вскипела я. – Ведете откровенный разговор при мальчике, он же все слышит.
– Подумаешь! – фыркнула Маша. – Мы его знаем. Два раза в неделю приходит, наказание, а не ребенок.
– И поэтому вы решили ему в лицо сообщить о скорой смерти? Зовите сюда главврача! – раскипятилась я.
– При чем здесь летальный исход? – устало вздохнул Андрей Петрович. – Гипс мы вашему мальчику сняли. Прощайте. Уходите скорей. И постарайтесь не возвращаться!
Я вскочила на ноги.
– Минуточку, а кого вы сейчас на все лады жалели?
Травматолог махнул рукой и вышел из кабинета.
– Расстроился, бедненький… – сочувственно сказала Маша. – Понимаете, стол у нас сломался. Видите, на полу лежит?
Я пригляделась и поняла, что У-образная конструкция представляет собой сложенный под углом стол, а в углублении сидит Веня.
– Новый совсем, – плаксиво продолжала медсестра, – только купили. Андрей Петрович его еле-еле у главврача выпросил, и вот… полюбуйтесь! Два дня радовались, а сегодня Веня пришел. Тридцать три несчастья, а не парень! Сел – и конец столу! Уходите, пока главный не припер, тут сейчас атомная война начнется.
Я схватила парнишку в охапку, натянула на него куртку, выбежала с ним во двор, поставила на мостовую и строго сказала:
– Десяток разбитых машин и поломанный стол. На сегодня подвигов хватит!
– Я не виноват, – затараторил мальчик, – грузовик сам затормозил, его никто не просил. А со столом вообще глупо вышло. Мне велели на него залезть…
– Дальше! – прошипела я.
– Я сел на клеенку…
– Дальше! – сквозь зубы процедила я, понимая, что совершенно не желаю обзаводиться когда-либо потомством.
– Я чихнул! – коротко сообщил Веня. – Вот так: апчхи…
– Дальше! – твердила я.
– Все.
– Что все? – не поняла я.
– Стол и развалился, – сообщил невезунчик.
– Значит, так… – я схватила его за руку. – Сейчас мы идем домой, ты держишься рядом, молча, внимательно смотришь под ноги, не кашляешь, не чихаешь, не сморкаешься. Понял?
– Ага, – мрачно подтвердил Веня. – У вас мобильный орет.
Я вынула аппарат.
– Тебя интересует блог, в котором предсказывалась смерть Звонаревой? – безо всяких предисловий спросил Димон.
– Блог? – переспросила я. – Это кто?
Коробков издал протяжный стон.
– Понятно, мамо… Объясняю для неандертальцев: в Сети можно вести личный дневник, он называется блог.
– Зачем? – спросила я.
– Оригинальный вопрос! Чтобы записать свои мысли, рассказать о чувствах, сокровенных желаниях. Ты разве в юности не грешила сочинением стишков и не прятала от мамы общую тетрадь, где на закапанных слезами страницах писала «Обожаю Петю, а он со мною дружить не хочет»?
– Было дело, – засмеялась я, – до девятого класса я изливала душевные терзания на бумаге, потом перестала. Кстати, знаю одну женщину, которая ведет дневник всю свою жизнь.
– Раньше царапали ручкой по бумаге, а теперь пользуются Интернетом, – продолжал Димон. – Так вот, вернемся к нашим фламинго. Ты слушаешь?
– Очень внимательно, – подтвердила я.
Коробков откашлялся и выдал кучу интересной информации.
– С год-полтора назад в Сети появился блог некоего «Короля Мара». Скрывавшийся под этим ником тип сообщил о себе лишь общие сведения: ему около тридцати, рост примерно метр девяносто, блондин с голубыми глазами. Скорее всего, «Король Мар» работал в каком-то учреждении, он явно не принадлежал к рабочему классу и не занимался бизнесом. В отличие от некоторых блогеров парень не сочинял, что имеет трехэтажный особняк, «Бентли» и миллиардный счет в швейцарском банке, он вообще не упоминал о своем материальном положении, только в одном сообщении написал: «К сожалению, в наше время все смотрят тебе в кошелек и никому неинтересна твоя душа. Что делать тем, кто не хочет тупо зарабатывать бабло? Как поступить человеку, обладающему неким даром, который, с одной стороны, должен принести его обладателю миллионы, а с другой – не может быть использован им из-за моральных соображений? Я могу заработать состояние, но не желаю превращаться в одного из тех, кто продает свою душу. Полюбите меня бедным и некрасивым, а богатым меня всякая полюбит!» Блог «Короля Мара» вначале не пользовался особой популярностью, он не был тысячником…
– Кем? – перебила я Димона.
– В Интернете, как в реале, – объяснил Коробков, – есть свои звезды и изгои. Тысячники – это люди, чьи дневники читает и обсуждает большое количество народа.
– Подожди, разве дневник не интимная вещь? – удивилась я.
– Нет, запись выставлена на общее обозрение.
– Ничего себе! Я отлично помню, как в конце девятого класса противная Вера Черинкова вытащила из моего портфеля заветную тетрадку и пустила ее по рукам. Через день вся школа была в курсе моей любви к выпускнику Никите, и я чуть с собой от стыда не покончила!
– Современная молодежь более толстокожа, – загудел Коробков. – Она разрешает копаться в своем личном белье.
– Не верю! – Я решительно перебила Димона. – Никогда человек, если он душевно здоров, не разденется на улице!
– Э-хе-хе, барыня! Видели мы смутьянов мерзотных, кои ходют по улицам в пальто на голое тело, – заерничал Коробков. – Увидють девицу посмазливее и одежонку-то распахнут. Чистый срам! Неужто про этих анафем не слыхивала?
– Не об эксгибиционистах речь! Я говорю о нормальных мужчинах и женщинах, о тех, кто только дома позволяет себе обнажаться и физически, и морально. Ладно, я могу показать дневник одной близкой подруге, но выставить его в Интернет… Это уже лукавство, некая разновидность журналистики. Думаю, в блогах мало правды, авторам просто хочется покрасоваться перед остальными, вот они и привирают, – запальчиво сказала я.
Димон не стал спорить и просто ответил:
– Некоторые блоги пользуются успехом, а другие нет.
Я поинтересовалась:
– Почему?